CC BY
222Т.19, № 2 (71), 2015 ФАНТАЗМ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОТЕРАПИИ
Н. Ф. Калина
Таврическая академия ФГАОУ ВО «КФУ им. В. И. Вернадского»
Слово «фантазм» не является строгим научным понятием и не часто входит в перечисление основополагающих психоаналитических феноменов. Оно редко встречается в работах современных авторов, но неизменно вызывает огромный интерес у любой психологической аудитории. Студенты задают о фантазме множество вопросов, клиенты удивлены и заинтригованы, когда их действия и поведение интерпретируются в рамках представлений о фантазме, академические ученые и практикующие психоаналитики активно включаются в работу конференции, посвященную соответствующей проблематике. Фантазм - интересная тема и нерешенная проблема, он загадочен и всегда актуален.
Но прежде чем описывать фантазмы наших современников, следует определиться с самим понятием «фантазм». Рассуждая о методологическом и понятийном аппарате психоанализа, в работе «Судьбы влечений» Фрейд пишет: «Наука должна строиться на основании ясных и точно определенных исходных положений. В действительности никакая, даже самая точная наука не начинает с таких определений. Настоящее начало научной деятельности состоит в описании явлений, которые впоследствии группируются, приводятся в порядок и во взаимную связь. Но уже при описании нельзя избежать того, чтобы не прибегнуть при обработке материала к помощи некоторых отвлеченных идей, которые берутся из каких-либо иных источников, находящихся, несомненно, вне нового опыта. Еще необходимее такие идеи, из которых впоследствии развиваются, при дальнейшей обработке материала, основные понятия науки. Сначала они поневоле должны оставаться в известной мере неопределенными; о ясном и точном ограничении их содержания не может быть и речи. Пока они находятся в таком состоянии, смысл их определяется постоянной ссылкой на материал опыта, на основании которого они как будто бы создаются, между тем как на самом деле материал этот им подчиняется. Строго говоря, они имеют характер условности, при этом, однако, главная суть заключается в том, что они не выбираются произвольно, а решающее значение при выборе имеет их отношение к эмпирическому материалу, которое предполагается еще раньше, чем его можно точно узнать и доказать» [7, с. 124]. Фантазм принадлежит к числу именно таких понятий.
Следуя изложенной выше логике Фрейда, к пониманию природы фантазма нужно идти от эмпирики, то есть от тех фантазмов, которые становятся известны благодаря работе с клиентами. Весьма удивительно, что при частой встречаемости фантазма как феномена его исследования так немногочисленны. Хотя сам термин достаточно широко используется в современной глубинной психологии, особенно в постфрейдистских и постмодернистских подходах. В авторитетном словаре по психоанализу фантазм определяется как «воображаемый сценарий, в котором исполняется (в искаженном защитой виде) то или иное желание субъекта, в конечном счете бессознательное» [4, с. 551].
Ж. Лапланш и Ж.- Б. Понталис, авторы этого определения, в свое время предприняли фундаментальный анализ фантазма [9]. В своей книге они рассматривают фантазм в качестве ключевой идеи психоанализа, выражающей противоречие между субъективным и объективным, внешними ощущениями и внутренними состояниями/переживаниями, иными словами - между принципом реальности и принципом удовольствия. По мнению авторов, фантазм как маргинальное образование на стыке первичного и вторичного процесса представляет собой переработанное воспоминание о какой-либо значимой сцене, преимущественно сексуального характера, из раннего детства. Именно фантазм первосцены лежит в основе формирования основных комплексов (эдипова, кастрационного), а также черт и этапов психосексуального развития индивида.
Французские психоаналитики подчеркивают трудность исследования фантазмов, их аутоэротический характер, проблемы при идентификации. И все же стремление согласовать различные (в частности, кляйнианские) представления о фантазмах с довольно непоследовательными, менявшимися во времени идеями Фрейда о сущности фантазий и их роли в психической жизни, привело к тому, что книга ставит больше вопросов, чем предлагает ответов. Как выразился соотечественник Лапланша и Понталиса Паскаль Марсон, работа «Первоначальный фантазм» дает обильную пищу для размышлений.
Интересно, что само слово «фантазм» прекрасно понимают не только психологи, но и физики, литераторы, инженеры. Вряд ли кто-нибудь из них может дать определение фан-
Психотерапия, клиническая психология и психоанализ
тазма, но само слово выглядит обычным и используется с легкостью. Иными словами, фан-тазм о фантазме -вот первое, что бросается в глаза при исследовании данного феномена. В обыденном сознании слово «фантазм» имеет негативные коннотации (патология личности, психиатрия), однако выражение «мои фантазмы» клиенты психоаналитика произносят без запинки. Трудно подобрать пример более амбивалентного психического образования.
Что же такое фантазм? В определении Лапланша и Понталиса речь идет о бессознательном желании, искаженном защитой. По-видимому, индивид знает об этом желании -или может осознать его (полностью или частично). Но если рассматривать желание в свете лакановских представлений, как желание (зияние) Реального, то все выглядит намного сложнее и неопределеннее. Субъект не только не знает, чего он хочет, но также не в состоянии понять, ни от чего, ни благодаря чему он наслаждается. Лишь постепенно формируется опыт того, как это происходит.
Бессознательные механизмы фантазма укоренены в очень раннем периоде психического развития, они восходят к описанной Ш. Ференци стадии магического галлюцинаторного всемогущества [5]. В первые два-три месяца жизни желания младенца настолько просты (еда, телесный комфорт, отсутствие боли), а забота матери так всеобъемлюща, что в системе психики даже не возникает связанного с неудовлетворенностью напряжения -стоит чего-то пожелать, и это сразу исполняется. «Так как ребенок не имеет никаких твердых познаний о реальном соотношении причин и следствий, о существовании и деятельности людей, ухаживающих за ним, то он начинает чувствовать, что обладаем магической способностью - может реализовать фактически все желания, просто представив себе их удовлетворение»,-пишет Ференци [5, с. 53].
Самого желания достаточно для его исполнения. Именно так, по-видимому, исполняются желания в Реальном, доязыковом бессознательном, представляющем, по Ж. Лакану, содержание психики младенца. В более поздние периоды развития у личности сохраняется только смутный образ не требующего никаких усилий тотального блаженства. Иногда мы частично переживаем подобный опыт в измененных состояниях сознания или в сновидениях.
В соответствии с лакановскими представлениями о регистрах психики я буду называть фантазмом бессознательный сценарий получения удовольствия jouissance), в котором Реальное, Воображаемое и Символическое слиты воедино, смешаны, так что подлинная причина наслаждения субъекту недоступна. Он имеет дело с чистым удовольствием, причем интенсивность переживания последнего настолько велика, что все, связанное с фантазмом, вызывает если не энтузиазм и восторг, то, по крайней мере, сильную заинтересованность.
Можно утверждать, что фантазмы -специфическая (быть может, единственная в своем роде) форма знаний о желаниях Реального. О которых, по определению, мы знать ничего не можем и не сможем никогда. Вот удовлетворять их - изредка получается, и пресловутый jouissance служит маркером истинности, свидетельством подлинности того, что в рамках конкретного фантазма произошло соприкосновение субъекта с Реальным, со своей первичной и подлинной экзистенциальной природой, не искаженной Воображаемым. Поэтому фантазмы - всегда о способе получения удовольствия, а не о цели, которая это удовольствие обеспечивает или создает. Они намекают на желания Реального, вращаются вокруг них, создают эхо, отражения Реальных зияний.
Ни в коем случае не следует смешивать фантазм и фантазию. Последняя, являясь хорошо осознаваемым процессом, «отпущенным на свободу воображением», играет с разными, порой необычными объектами и ситуациями, но не содержит в себе вещей непознанных, ужасных и отвратительно-прекрасных. Человек является субъектом фантазирования, но объектом фантазма, контролирующего, до некоторой степени, саму человеческую субъ-ектность. Фантазией легко управлять, и фантазирование может иметь защитную функцию, тогда как фантазм -это опыт-предел (по Ж. Батаю), путешествие на край человеческих возможностей, где хтонический ужас смешивается с нечеловеческим наслаждением.
Фантазм родом из доязыковой стадии, это сохранившийся почти в неприкосновенности «хаос несимволизированных ощущений», расставание с которым происходит на стадии зеркала в акте первичного отчуждения. Поэтому в нем сохранена архаическая динамика / диалектика отчуждающих импульсов, сохранена путаница между объектом и субъектом. В переживании фантазма не различаются, слиты воедино ужасное и прекрасное, губительное и спасительное, опасное и родное. Классическим примером тут может служить любой фантазм; рассмотрим тот, который можно назвать фантазмом Вёлюнда (по имени персонажа «Старшей Эдды», где излагается данный сюжет). Вёлюнд, магический кузнец, вступает в брак с валькирией Хервёр, крылатой девой-воительницей, подкараулив ее во время купа-
ния и похитив волшебные крылья. Прежде чем уступить герою, Хервёр предсказывает, что брак с нею - величайшая опасность. Кузнец готов рискнуть. Валькирия вскоре покидает Вё-люнда, но оставляет ему волшебное кольцо, дарующее способность к полету. Вёлюнд живет один и необычайно быстро богатеет. В его отсутствие враги устраивают засаду и похищают волшебное кольцо. Вернувшись домой и не обнаружив чудесной драгоценности, Вёлюнд решает, что его взяла, вернувшись домой, жена-валькирия. Он, надеясь на любовную встречу, ложится спать без одежды и оружия, так что враги легко захватывают беззащитного воина.
Попробуем проследить этот сюжет на современном материале.
Господин А. пришел ко мне по совету жены, чтобы, как он выразился, «попробовать спасти брак, если его еще можно спасти». Он женат два с половиной года, есть ребенок, к жене относится хорошо и подчеркивает, что она-добрая, заботливая, верная супруга, любящая его и маленького сына. Каких-либо претензий к жене или жалоб на нее у господина А. нет. Она (Галя) хорошая хозяйка, красивая женщина и вполне устраивает мужа в постели. Тем не менее клиент не может жить в этом браке: «Я больше не могу так, меня все душит и гнетет. Я старался как мог, терпел два года, но больше не могу. Чувствую себя ужасно, у нас ведь сын, но ничего не могу с собой поделать».
Выяснилось, что ранее господин А. несколько лет жил в гражданском браке с другой женщиной (Леной), которая его покинула. Она принадлежала к криминальному миру (деталей господин А. не сообщил) и вернулась туда, потому что спокойная жизнь -не для нее. Лена была сильно привязана к клиенту, но в конце концов решила, что союз с ней может привести его к гибели. «Действительно, было несколько ситуаций, в которых меня чуть не убили»,- замечает господин А, и подтверждает, что эти эпизоды связаны с его подругой. «Она сама познакомила меня с моей нынешней супругой,- рассказывает клиент.-А потом исчезла из моей жизни. Я женился на Гале после того, как узнал, что Лена подарила ей свое кольцо, то самое, которое мы с ней называли обручальным».
Здесь стоит обратить внимание на кольцо как символическую причину брака. Вот как это выглядит в эпосе:
Вёлюнда захватил могучий конунг, который отдал волшебное кольцо своей дочери Бёдвильд. (Поэтому дочь конунга была обречена стать женой Вёлюнда). Кузнеца держали в плену на острове и заставляли ковать для конунга волшебные вещи. Однажды Бёдвильд пришла туда, чтобы починить какую-то драгоценность. Вёлюнд увидел свое кольцо, волшебством усыпил девушку и овладел ею. Затем снял с руки Бёдвильд свое кольцо и улетел, жестоко отомстив перед этим конунгу - убив его сыновей и обесчестив дочь. Сюжет плохо сохранился, и мы не знаем, что стало с Вёлюндом потом.
Господин А. встретился со мной всего дважды. Рассказав свою историю при первой встрече, он заметил, что пришел сюда зря и брак сохранить явно не получится. Но попросил разрешения прийти еще раз -«кто-то ведь должен меня выслушать и понять». На второй встрече я спросила, что он собирается делать, уйдя от жены и сына. «Я хорошо обеспечил их и буду заботиться и дальше, по мере возможности,-сказал клиент. А сам стану заниматься криминальным бизнесом». «Потому что Вы надеетесь найти и вернуть свою первую жену?» -спросила я. «Не знаю, как получится. Скорее всего, я плохо кончу»,- заключил господин А. Он был уверен в правильности своего выбора и в терапии действительно не нуждался. Вероятно, Вёлюнд также пытался найти валькирию Хервёр и, скорее всего, погиб. Господин А. сейчас находится под арестом. Кует ли он волшебные вещи, я не знаю.
Архетипические фантазмы часто встречаются в семейных сценариях, но не всегда опознаются аналитиками как таковые. Вообще фантазматическая природа семейных связей и отношений почти не исследуется, хотя впервые эту идею предложил еще Фрейд. В небольшой статье «Семейный роман невротиков» (1906) основоположник психоанализа рассматривает семейные отношения как именно как фантазм, указывая на соответствующий характер представлений ребенка о своей связи с родителями. В дальнейшем семейные фантазмы изучались и описывались преимущественно в традиции аналитической психологии и психотерапии. Указания на фантазматическую природу семейных отношений содержатся в работах К. Г. Юнга, соответствующие аспекты брака исследовали Дж. Хиллман и А. Гуггенбюль-Крейг.
Говоря о фантазмах семейных отношений, стоит остановиться на природе фантаз-матического удовольствия и его целевой функции. Обе они понятны, если принять во внимание, что jouissance является фактически единственным маркером экзистенциальной природы субъекта, единственным доступным переживанием Реального. Разумеется, планировать удовольствие такого рода невозможно. Равно как и сообщить партнеру о своих жела-
Психотерапия, клиническая психология и психоанализ
ниях. Но, парадоксальным образом, поиски jouissance двумя людьми с закрытыми глазами в темной комнате часто приносят результат. О браке, который устроен подобным образом, принято говорить, что он свершается на небесах.
Отличительная особенность фантазма - сопровождающий его ужас, жуткое. Это безымянный ужас, который в кляйнианстве связывается с бессилием при столкновении с несим-волизированным влечением в младенчестве. Элементы ужасного в фантазме наслаждают. Довольно часто фантазм -стремление в самую гущу ужаса. Так построены лучше образцы книг и фильмов в жанре саспенса. Что хочет найти субъект в этой гуще? Может быть, себя. Может быть - другой полюс бесконечного, где ужас переходит в наслаждение. Выбор господина А. хорошо иллюстрирует подобные тенденции.
Бросается в глаза символическая природа фантазма. Фантазм доступен познанию и описанию именно и прежде всего со своей символической стороны. Архетипы и архети-пическая символика помогают в становлении фантазма, они - опора фантазматического конституирования объектных отношений. Может показаться, что фантазм - тот же архети-пический комплекс, но это не так. Комплекс - это проблема в связи с архетипом, констелляция вытесненных содержаний определенной природы. Фантазм - иррациональное влечение, детерминированное архетипом, сценарий удовлетворения, в который архетип вписан как способ и средство. Мифологические сюжеты отражают детские деструктивные фантазмы (поедание отцом своих детей, разрывание любимого объекта на куски), фантазмы любовно-сексуальные (зачатие от божества, т.е. от родителя, брак с матерью) и т.п.
Классический психоанализ исходит из того, что «стремление к недоступному и запрещенному эдипову объекту, дающее энергию сексуальному развитию, является ключевым компонентом сексуальной страсти и любовных отношений» [3, с. 76]. При этом опять-таки практически везде эдипальность фигурирует как нечто, составляющее раннюю детскую историю субъекта и детерминирующее специфику его взрослых объектных отношений. И мало кого интересует эдипальность как то, что переживают супруги, отец и мать -не потому, что у них в детстве были эдипальные проблемы, а потому, что у них сейчас есть отношения друг с другом, а также ребенок/дети. Я не говорю сейчас, что эдипальная история субъекта не важна. Я утверждаю, что эдипальное настоящее детерминировано не только эдипальной предысторией.
Иллюстрацией к вышеприведенным рассуждениям может служить фантазм госпожи В., обратившейся за помощью со стандартной жалобой на трудности в воспитании сына. Мальчику десять лет, и мать полностью опекает его во всем. Три года назад она развелась с мужем. В ходе анализа выяснилось, что бессознательно она обвиняет сына в том, что ее супружеская (и особенно сексуальная) жизнь не удалась. А поскольку сын виновен, то -на сознательном уровне - «у него в жизни ничего не получается и никогда не получится».
В ходе работы выяснилось, что отношение госпожи В. к сыну аналогично позиции героини кельтского эпоса «Мабиногион». В мифе Арианрод, королевская невеста, не может пройти испытание девственности - между ее ног выпадает дитя. В гневе она проклинает своего сына: «Не будет имени у этого ребенка, пока я не дам ему имени. Не будет оружия у него, если я не дам ему меч, и никогда не женится он, пока я не дам ему жену». Разумеется, эти условия выполняются обманным путем, так что ребенок - Хлев Хлау, «Лев с твердой рукой» - в конечном счете обретает и имя, и оружие. Однако сыну и его волшебному попечителю не удается обманом получить от матери жену, и тогда невесту -Блодайвет - создают искусственно, «из цветов жимолости, боярышника, шиповника и жасмина». Столь идеальное происхождение и неземная красота, однако, не помешали Блодайвет подстроить предательское убийство своего мужа, Хлева Хлау. Он гибнет с предсмертной мыслью, что жена, данная матерью, не стала бы предательницей и убийцей.
Госпожа В. убеждена, что ее сын самостоятельно не справится ни с чем: он не закончит школу, не поступит в вуз, не получит профессии и т.д. Как и Арианрод, клиентка не хочет «давать» ему жизненную компетентность, рационализируя свою позицию как стремление пощадить его слабость и незрелость. Беспомощность сына тревожит ее, но вторичная выгода от оказываемой и навязываемой помощи намного сильнее. Особенно сильным является страх (точнее -иррациональная уверенность), что сын женится на неподходящей женщине и загубит свою жизнь. Этот фантазм демонстрирует, помимо прочего, в какой степени взаимозаменяемы желание и страх.
Еще одним типичным семейным фантазмом является представление субъекта о том, что он является ребенком неизвестного отца или матери. (Отчасти данный фантазм описан еще Фрейдом). Взрослый вариант -сомнения отца в том, что именно он зачал рожденного
в браке ребенка. То, что выглядит на поверхности сознания как сомнение, в бессознательном представлено иррациональной уверенностью, что ребенок -от неизвестного. Одного из моих клиентов не смогла переубедить даже генетическая экспертиза -господин С. утверждал, что ребенок, видимо, от его брата, почему и получился такой результат. Jouissance мужа в этом фантазме был связан с возможными удовольствиями жены в постели с другим мужчиной. В истории героя ирландского эпоса Прадери, который тоже был ребенком неизвестного отца, наказание матери состояло в том, что она вынуждена была семь лет переносить на своей спине всех, кто входил во дворец короля, ее мужа. Господин С., выслушав эту легенду, погрузился в молчание, после чего произнес: «Я представил себе, как сексуально это выглядело -королева, стоя на четвереньках, переносит на спине очередного гостя». А затем взахлеб начал рассказывать о своих эротических фантазиях, связанных с этой сценой, периодически отождествляя ее со сценой предполагаемой измены жены с собственным братом.
Чрезвычайно богатыми являются и другие фантазмы, например, связанные с дефлорацией и - в широком смысле - с сексуальной инициацией, обусловленные латентной гомосексуальностью, взаимоотношениями с родственниками супруга и т.п. Их описание и анализ еще ждут своих исследователей. Я же в заключение хочу остановиться на той роли, которую фантазм играет в психоаналитической терапии. Клиенты одновременно боятся своих фантазмов и отчаянно стремятся рассказывать о них -элементарно убедившись в безоценочности аналитика. Очевидно, при высказывании (речевом конституировании) фантазма аналитик превращается из субъекта, предположительно знающего, в субъект, предположительно наслаждающийся (С. Жижек). Такая интерпассивность структурирует перенос особым образом, что необходимо учитывать при планировании терапии. Клиент может либо ожидать от аналитика участия в фантазме, либо опасаться «впустить» его. Отождествление с инстанцией Имени Отца в любом из этих случаев является для аналитика наиболее естественной позицией. В этой роли он будет содействовать фантазматическому конституированию субъектности клиента и, в качестве пансемиотического субъекта, регулировать терапевтическую направленность и потенциал указанного процесса.
Литература
1. Айзекс С. Природа и функция фантазии.- В кн. «Развитие в психоанализе», М., 2001.- С. 121-190.
2. Гуггенбюль-Крейг А. Брак умер - да здравствует брак!- СПб., 2000.- 102 с.
3. Кернберг О. Отношения любви.- М., 2000.- 252 с.
4. Лапланш Ж., Понталис. Ж.- Б. Словарь по психоанализу.-М., 1996.- 485 с.
5. Фенихель О. Психоаналитическая теория неврозов.- М., 2004.- 848 с.
6. Ференци Ш. Теория и практика психоанализа.-М.: 2000.- № ») с.
7. Фрейд З. Основные психологические теории в психоанализе.-СПб., 1998.- 252 с.
8. Фрейд З. Семейный роман невротиков.- В кн. «Художник и фантазирование», М., 1999.- С. 111-113.
9. Юнг К. Г. Брак как психологическое отношение.-В кн. «Проблемы души нашего времени», М., 1994.-С. 204-218.
10. Laplanche J., Pontalis J.- B. Fantasme originaire, fantasme des origins, origine du fantasme.- Paris, 1964.
