11ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
ББК 63.3(4Ита)4-283.2
В. М. Тюленев
СЕМЬЯ И ШКОЛА В ИТАЛИИ РУБЕЖА V—VI ВЕКОВ В СВЕТЕ ОТНОШЕНИЙ ЭННОДИЯ И ПАРФЕНИЯ
При обращении к столь отдаленным эпохам, как поздняя Античность, нечасто удается увидеть в доступных нам источниках людей, казалось бы, незначительных, не принадлежащих к числу ключевых фигур, чья жизнь, тем не менее, весьма показательна и важна для понимания самой эпохи. Так, рассматривая историю Южной Галлии и Северной Италии начала VI в., мы прежде всего обращаем внимание на варварских королей, что вполне справедливо, поскольку их деятельность и потенциал стоящих за ними народов зримо изменили судьбу Европы. Конечно, не оставляют равнодушными и такие великие хранители античной культуры, как Боэций, Кассиодор, Эннодий, чьими устами в основном и говорит с нами их эпоха. В то же время за пределами современного взгляда в прошлое оказывается огромное множество персонажей (речь даже не о «безмолвном большинстве» народа), в жизненных перипетиях которых так или иначе отражались сложные социальные, культурные, политические процессы. Большинство из этих людей так и останутся либо неизвестными вовсе, либо известными лишь
© Тюленев В. М., 2017
Тюленев Владимир Михайлович — доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры всеобщей истории и международных отношений Ивановского государственного университета. tyulenev.vl@yandex.ru Исследование проведено при финансовой поддержке Отделения гуманитарных и социальных наук РФФИ (проект № 16-06-00461а «Римская школа и античная образованность в Южной Галлии и Италии на рубеже V—VI вв.»).
по именам. Но есть небольшой круг лиц, чья жизнь (пусть и в мелких осколках) открывается нам благодаря эпистолярному наследию, богатому на обсуждение частных и, на первых взгляд, не слишком важных вопросов.
В настоящей статье мы предлагаем обратиться к личности Парфения, племянника медиоланского диакона и знаменитого ритора начала VI в. Эннодия. Внимание к этой фигуре связано прежде всего с желанием глубже проанализировать такие аспекты социальной истории Галлии и Италии рубежа V—VI вв., как место традиционного для римской Античности образования в жизни гал-ло-римской аристократии того времени, когда на смену римской государственности уже пришли варварские королевства, а само общество подвергалось серьезной внутренней перестройке. Кроме того, участие Эннодия в судьбе племянника позволяет увидеть роль семьи в среде аристократии позднеантичной Италии.
Из посланий Эннодия, родившегося примерно в 474 г. в Арелате (совр. Арль) и перебравшегося к концу века в Тицин (совр. Павию), а оттуда в Медиолан (совр. Милан), известно, что Парфений — сын его сестры, продолжавшей жить в Провансе, которая так и остается у Эннодия безымянной. Эта дама, принадлежавшая, как и сам Эннодий, к благородному семейству Аници-ев, вышла замуж либо за полуварвара, либо за не вполне благородного человека1, что становится предметом особых переживаний для Эннодия, который неоднократно поднимает тему благородной и неблагородной крови в Парфении. Эннодий, живя в Медиолане, сохранял связи со своей родиной, Арелатом, и ощущал изменения, затронувшие Южную Галлию в период варварских нашествий, результатом чего в среде галло-римской аристократии стало некоторое размывание социальных и этнических границ. Сами эти перемены, объективные и вполне ожидаемые, виделись современникам, безусловно, как драма, в которой решалась судьба римской цивилизации. Но в то же время они воспринимались в качестве вызова, ответ на который мог быть дан уже на внутрисемейном или внутриклановом уровне. Поэтому рождение Парфения как ребенка от смешанного брака стало для Энно-дия событием далеко не проходным: ни одного из родственников он не удостоил такого высокого внимания. Была испорчена аристократическая и, что не менее важно, римская кровь. Ответом
на этот вызов, если он касается крови и семьи, должна стать мобилизация усилий обширного семейного клана — усилий, которые бы привели к торжеству в подрастающем отпрыске римской составляющей.
Единственный путь, который, по мнению Эннодия, мог бы обеспечить доминирование в Парфении благородного и римского начал, каковые в риторическом дискурсе того времени стали чуть ли не синонимами, лежал через образование. Именно обладание классическим (в первую очередь, риторическим) образованием выступало для Эннодия важнейшим идентифицирующим признаком римского аристократа, в чем он, безусловно, продолжал поиски римской идентичности, начатые еще Сидонием Аполлинарием2. Хорошо известны слова Сидония, обращенные к грамматику Иоанну, о том, что после прихода в Галлию бургундов и разрушения традиционной иерархии степеней достоинства (iam remotis gradibus dignitatum) остается лишь один признак знатности — владение письменным словом (solum erit nobilitatis indicium litteras nosse; Sid. Apoll. Ep. VIII.2.2). В отличие от Сидония, давшего такую оценку в 478 г., когда его родной Лион уже несколько десятилетий находился под властью варваров, Эннодий, хоть и испытавший всю драматичность варварского вторжения, жил в условиях, оставлявших некоторую надежду на возрождение римского мира. После относительно короткого правления Одоакра (476—493), время которого связано у Эннодия с личными потерями и невзгодами, к власти в Италии пришел Теодорих, пусть и остгот, но король, принесший мир, восстановивший важнейшие римские гражданские институты, в том числе суды. Благодаря ему многие традиционные римские достоинства оказались вновь востребованы3, среди них и образование, и в первую очередь риторика.
К сожалению, мы имеем далеко не полную картину социальной жизни того времени и не знаем о движении отпрысков аристократических родов из Италии в Галлию. Но очевидно, что стремление молодых аристократов из Арелата в Северную Италию было достаточно интенсивным. Тот факт, что из Арелата молодые люди приезжали учиться в Медиолан, о чем известно благодаря письмам Эннодия, дает возможность сделать два предположения. Во-первых, даже несмотря на то, что Арелат
по-прежнему оставался важным городом Южной Галлии, центром церковной метрополии (а еще недавно центром префектуры), несмотря на то, что в Арелате жил и вел педагогическую практику известный грамматик Юлиан Померий, Медиолан, по-видимому, выглядел для римлян и галло-римлян более предпочтителен как центр образования4. В нем работал знаменитый учитель Девтерий, который имел не только уважение со стороны друзей и сограждан, но и почетное звание vir spectabilis, что для учителя было исключительной честью5. Кроме того, из Медиолана открывался путь в Рим и Равенну, столицу королевства. Во-вторых, участие Эннодия в судьбе своих племянников свидетельствует о том, насколько значимую роль играли родственники в построении карьеры представителей младшего поколения семьи6. Как можно видеть из писем Эннодия, ему неоднократно приходилось по самым разным поводам выступать при равеннском дворе и в Риме ходатаем за своих родственников. Вполне возможно, не только превосходство медиоланской школы над арелатской, но прежде всего масштаб влияния Эннодия в Италии заставлял молодых людей покидать отчизну и отправляться за Альпы на чужбину. Впрочем, вторая гипотеза не должна отрицать первую.
Итак, Медиолан в начале VI в. был знаменит среди прочего своей школой и учителем грамматики Девтерием. К сожалению, наши сведения об этой школе ограничиваются исключительно содержанием скупых на детали писем Эннодию, из которых, однако, становятся известны имена некоторых учеников Девтерия. Это и Лупицин, еще один племянник Эннодия, и Аратор, в будущем известный ритор, писатель и государственный деятель, и не названный по имени сын патриция Евсевия, наконец, некие Пате-рий и Север. В школу к этому грамматику был отдан на обучение и Парфений. В ней молодой человек, уже имевший начальное образование, полученное дома, изучал правила грамматики и основы риторики. Тексты Эннодия дают лишь самую общую информацию о преподаваемых в таких школах предметах. Очевидно, что ученик в то время приходил в грамматическую школу, уже имея некоторые познания, пройдя путь домашнего обучения. Так, чуть менее чем за столетие до Эннодия Павел Орозий, автор знаменитой «Истории против язычников», прямо писал, что основное содержание «Энеиды» изучается в начальных школах (lu-
di litterarii disciplina; Oros. Hist. I.18.1). А это значит, что с раннего возраста молодой человек впитывал идеи, составляющие «римский миф». Так что Девтерий, скорее всего, мог углублять познания своих слушателей в эпической истории римского народа, продолжая воспитывать в них через чтение классики римский дух. Судя по всему, Девтерий не только давал знания о частях речи, правописании, инновациях в разговорной речи, что составляло, как правило, содержание грамматического обучения в период поздней Античности7. По крайней мере известно от того же Эннодия, что по окончании школы (ок. 503 г.) Парфений составил речь, которая, по всей видимости, служила неким выпускным экзаменом и призвана была свидетельствовать об успехах ученика в образовании.
О содержании речи выпускника школы нам ничего не известно, можно лишь делать выводы относительно ее красоты и риторического совершенства. Сохранилась речь Эннодия, обращенная к Девтерию, в которой медиоланский ритор благодарит учителя за успехи Парфения8 и которая наглядно демонстрирует, насколько сочетание в племяннике римской крови Анициев и варварской (или неблагородной, но галло-римской) крови наполняло его сердце тревогой. Обращаясь к Девтерию, он пишет о том, что в Парфении до начала обучения присутствовали два рода задатков: одни несли в себе «свет [благородной] крови» и «голоса родословия» (stemmatum voces), другие — «тьму деревенщины» (nox rusticitatis) и «невежественность»: «Как я боялся, — пишет Эннодий, — как бы в результате борьбы совершенно противоположных [задатков], чье смешение предпослано [происхождением], не возобладали худшие [качества], одолев лучшие, и как бы вследствие незначительности возраста [ученика] не воцарилась в нем с легкостью некультурная составляющая... Смотри, из холодной груди и из студеного сердца пробиваются цветы красноречия, и радующие глаз побеги слов открывают корзины, наполненные ими. Смотри, после варварского бормотания из уст его изливаются слова, которые выражают человеческое достоинство» (Ennod. Op. 94.5, 9—12)9.
Как видно из текста речи, «римское» и «благородное» противопоставлено у Эннодия «неримскому» и «простому» как «лучшее» «худшему»: первое подобно пшенице, в то время как второе — сорным травам и репейнику; римское благородное начало несет в себе
свет и жизнь (образ живых цветов и побегов), неримское и простое — тьму и смерть (образ холодной груди и студеного сердца). Содержание этой речи убеждает нас в том, что для Эннодия путь к римскому достоинству лежит через образованность и знание латинского языка. Не удивительно поэтому, что грамотная латинская речь в его тексте не только противопоставлена «варварскому бормотанию», она выражает «человеческое достоинство» (humanitas).
Грамматическая школа выступала лишь первым серьезным шагом римского аристократа к светской карьере. Многие молодые люди, стремившиеся преуспеть в политической и гражданской жизни Италии рубежа V—VI вв., после достижения этого, грамматического, уровня образования пытались продолжить обучение, и, по всей видимости, единственным центром, где можно было это сделать, оставался Рим. Несмотря на глобальные перемены, затронувшие римский мир, в результате которых единственной столицей Империи остался Константинополь, а власть над Италией сосредоточилась в руках короля, обосновавшегося вместе с двором в Равенне, Рим еще оставался носителем многовековой традиции. И в сознании италийцев, и на институциональном уровне он продолжал быть центром римского мира. В Риме заседал сенат, вместе со своими домочадцами жили представители сенаторских фамилий, там же находился римский епископ, чей авторитет, если не реальное влияние, распространялся на весь полуостров. Там продолжали действовать и школы, как грамматические, внимание к которым проявляли и остготские короли10, так и риторические, где велось обучение свободным искусствам, особое внимание уделялось практике составления речей на самые разные, в том числе правовые темы11. Именно в Рим Эннодий направляет Амвросия и Беата, просивших у медиоланского диакона совета относительно своего обучения12. Именно в Рим — в «отчизну учености», как называет его сам Эннодий (Ennod. Op. 225.2), он отправляет и Парфения.
Поездка Парфения в Рим готовилась весьма обстоятельно. Эннодий сопроводил его, по меньшей мере, четырьмя рекомендательными письмами: к Фаусту (Ennod. Op. 225), папе римскому Симмаху (Ennod. Op. 226), Луминозу (Ennod. Op. 227) и Фаусту Младшему (Ennod. Op. 228). Все эти послания по-своему интересны. Для каждого адресата Эннодий находит убедительные
слова, чтобы добиться расположения к своему племяннику и найти поддержку его намерению. Так, обращаясь к римскому понтифику, Эннодий, лишь в этом послании использующий примеры из Священного Писания, проводит мысль о пользе свободных искусств и литературных занятий не для светской карьеры, а именно для спасения души. Он говорит о святости занятий (sanc-ta sunt studia litterarum), которые учат человека отвергать пороки (Ennod. Op. 225.3). В условиях длительной дискуссии о месте сформированного античной культурой интеллектуального багажа в христианской культуре эта краткая оценка представляется крайне важной. К тому же надо понимать, что автор рекомендательного письма, чтобы заинтересовать адресата, должен использовать идеи, близкие своему визави. А это значит, что папа готов был согласиться с Эннодием в высокой оценке гуманитарного образования (включавшего чтение и изучение Вергилия, Цицерона, Саллюстия) для христианина.
В письмах Фаусту Младшему и Луминозу он ставит акцент уже не на пользе свободных наук для христианина, а на значении этих наук в системе римской идентичности. В рекомендательном письме к Фаусту Младшему Эннодий прямо пишет, что Парфе-ний отправляется в Рим, чтобы «через изучение свободных наук явить себя римлянином» (Ennod. Op. 228.2). Но особенно в этой связи интересно письмо к Луминозу. Этот адресат Эннодия, провинциал по происхождению, в свое время сумел достичь жизненного успеха (как кажется Эннодию, именно благодаря образованию) и поэтому мог бы не только поддержать Парфения, но и послужить для него примером того, как научные занятия, изучение свободных искусств открывают чужеземцу путь к славе и могуществу. «Ты, — обращается Эннодий к Луминозу, — послужишь хорошим примером [для моего племянника], ты, ставший из чужеземца могущественным, из начинающего — совершенным... Парфению, сыну моей сестры, устремившемуся к досточтимым наукам в Рим, достаточно видеть тебя, чтобы иметь железный стимул [к обучению]» (Ennod. Op. 227.1—2).
Забота Эннодия о племяннике не ограничивалась лишь тем, что он определял его к учителям. Эннодий продолжал интересоваться судьбой Парфения в период его обучения в риторической школе, писал ему письма, требуя ответных посланий.
Обмен письмами служил в данном случае не только целям контроля, но и выполнял важную дидактическую функцию. Как опытный ритор Эннодий оценивал слог своего племянника, мог давать необходимые наставления, таким образом участвуя в его образовании. «Безмолвие, — обращается он в одном из посланий к Парфе-нию, — обнаруживает незнание... покажи постоянством писем, что ты совершенствуешь себя» (Ennod. Ор. 247.1—2). Как показывает другое письмо Эннодия, Парфений выступил в Риме с речью, которая была подготовлена, скорее всего, в рамках его обучения. Эту речь, судя по ответу Эннодия, Парфений включил в послание к дяде, найдя в нем взыскательного критика. Эннодий заметил, что небольшая речь племянника «не отличается изысканностью, но все же в ней заметны проблески латинского вкуса», после чего призвал молодого человека к более интенсивному чтению (Ennod. Ор. 290.2). Эннодий вновь подает латинскую риторику как некий идеал, пока еще далекий для выходца из Южной Галлии, но достижение которого является важнейшей целью молодого аристократа. В завершение своего письма он вновь призывает Парфе-ния — «окажись достоин своей семьи в стяжании знания» (Ennod. Ор. 290.4), в очередной раз напоминая, что именно через знание лежит путь к подлинному благородству. Кстати, эта же речь была показана Парфением еще одному ценителю латинского красноречия, возможно, Фаусту Младшему13, чьи оценки таланта начинающего ритора оказались более снисходительными.
Впрочем, как видно из следующих посланий Эннодия, ни строгость живущего в отдалении дяди, ни снисходительность римского патрона не смогли уберечь Парфения от проблем. Молодой человек в период своего римского образования стал источником серьезных волнений для родителей и родичей. Эннодий получил исполненное тревог письмо от отца Парфения, о содержании которого мы имеем лишь самое общее представление. Эннодий сразу же вынужден был еще раз обратиться к своему дальнему родственнику Фаусту, на поддержку которого рассчитывал, отправляя Парфения в Вечный Город, и сообщил ему о переживаниях свойственника. Вслед за отцом нерадивого юноши он сетует в письме Фаусту на возраст Парфения, «располагающий ко греху», говорит о том, что племянник попал в какую-то скверную историю и что отец оплакивает своего сына, «словно бы уже умершего», просит
вмешаться в ситуацию, обратиться к учителю и сделать все, «что могло бы принести пользу» (Ennod. Ор. 368.1—3).
Одновременно с этим Эннодий сам пытался воздействовать на племянника. Он в очередной раз обратился с письмом к Пар-фению, призвав его к работе над собой: «Одним лишь способом ты можешь достичь того, чтобы зарубцевались [у меня] раны, нанесенные неумеренными твоими речами, — если твоя образованность явит тебя на вершинах свободных наук благородным [человеком]» (Ennod. Ор. 258.4). Эннодий в последнем случае использует прилагательное \ngenuus, которое имеет ряд значений: от «благородный», «рожденный от свободных» — до «местный», «туземный». Тем самым он подчеркивает, что образование открывает для Парфения путь к благородству не только в социальном, но и в этнокультурном плане; через освоение свободных наук можно стать подлинным римлянином.
Если подводить итог сделанным наблюдениям, то прежде всего обращает на себя внимание стремление таких римских интеллектуалов рубежа V—VI вв., как Эннодий, сохранить привычный для себя мир, в центре которого стоял бы Рим и римлянин, воплощающий два важнейших качества — благородство и образованность. Чтобы воспрепятствовать неизбежному процессу варваризации, проявлением которого стали не только вторжения и расселение на землях Империи варваров, но и утрата римлянами культурной идентичности, падение их интеллектуального уровня, упрощение языка, Эннодий делает ставку на два наиболее консервативных института общества: семью и школу. Семья, через которую прежде всего определяется благородство человека, выступала в качестве важнейшего хранителя традиций, с одной стороны, и гаранта помощи младшему поколению в благородных начинаниях, с другой. Ребенок обязан был чувствовать природную сопричастность предкам и видеть перед собой наглядный пример для подражания, а родственники — прилагать максимальные усилия, чтобы следующие поколения семьи оказались достойными предыдущих. Как видно, Эннодий не только увещевал Парфения соответствовать текущей в его жилах крови, но и сам задействовал все свои родственные и дружеские связи, чтобы его племянник стал подлинным римлянином. Путь же к этому он видел прежде всего (и даже исключительно) через школу — хранительницу чистого латинского языка, стройной речи, римского национального мифа.
Примечания
1 По письмам и речам Эннодия сложно судить о том, кем был отец Парфения. Своего племянника Эннодий называет чужаком (peregri-nus), а его речь «варварским бормотанием», но указывает ли все это на его провинциальное происхождение или на нечистоту крови, не ясно. Джонатан Арнольд допускает, что отцом Парфения мог быть полуварвар (Arnold J. J. Theoderic, the Goths, and the Restoration of the Roman Empire. University of Michigan, 2008. P. 231).
2 Arnold J. J. Op. cit. P. 217.
3 Шкаренков П. П. Римская традиция в варварском мире : Флавий Кас-сиодор и его эпоха. М., 2004. С. 132.
4 Arnold J. J. Op. cit. P. 232.
5 Barnish S. J. B. Liberty and advocacy in Ennodius of Pavia: the significance of rhetorical education in late antique Italy // Hommages a Carl De-roux-V: Christianisme et Moyen Age Néo-latin et surviance de la latinité. Brussels, 2003. Vol. 279. P. 20. Традиционно статус учителя в обществе оставался невысоким на протяжении всего Средневековья и даже, несмотря на некоторые позитивные изменения, в эпоху Ренессанса. См., напр.: Софронова Л. В., Хазина А. В. Статус школьного учителя эпохи Ренессанса: феномен школы св. Павла // Вестник Мининского университета. 2016. № 4 (17). С. 22.
6 Geoffrey S. N. The Family in Late Antiquity: the Rise of Christianity and the Endurance of Tradition. London ; New York, 2000. P. 165.
7 Безрогов В. Г. Традиции ученичества и институт школы в древних цивилизациях. М., 2008. С. 374.
8 Перевод речи см. : Эннодий. Благодарность грамматику за прекрасно произнесенную речь Парфением / пер. с лат. и коммент. В. М. Тюленева // CURSOR MUNDI : человек Античности, Средневековья и Возрождения. Иваново, 2016. Вып. 8. С. 37—40.
9 Ссылки на сочинения Эннодия даются в тексте по изданию: Magni Felicis Ennodii Opera / rec. F. Vogel. MGH AA. Berlin, 1885. Bd. 7.
10 Самым ярким свидетельством этой поддержки выступает послание римскому сенату, составленное Флавием Кассиодором от имени короля Ата-лариха (Cassiod. Var. IX.21). Король в своем обращении призывает навести порядок в оплате труда учителей, преподававших именно в начальных грамматических школах (prima grammaticorum schola).
11 Безрогов В. Г. Указ. соч. С. 375.
12 Эннодий пишет этим двум молодым людям специальное дидактическое послание, где подчеркивает важность и христианских добродетелей, и мирских наук. Эннодий. Амвросию и Беату / пер. с лат. и
коммент. В. М. Тюленева // CURSOR MUNDI : человек Античности, Средневековья и Возрождения. Иваново, 2014. Вып. 6. С. 49—59. 13 Именно так думает Джулия Маркони (Marconi G. Ennodio e la nobilitá gallo-romana nell'Italia Ostrogota. Spoleto, 2013. P. 113).
ББК 87.821.41
М. В. Меметова
ГЕНЕЗИС И ФОРМИРОВАНИЕ ЭТОСА ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В ПУШКИНСКУЮ ЭПОХУ (К 60-летию Государственного музея А. С. Пушкина)
Постановление Совета министров СССР об учреждении в Москве Государственного музея А. С. Пушкина (ГМП) было подписано 5 октября 1957 года. Сегодня по значимости и составу своих коллекций ГМП стоит в ряду крупнейших музеев страны, является признанным многофункциональным научным и культурным центром столицы.
Государственный музей А. С. Пушкина — в первую очередь музей Поэта, Слова. Однако его собрание и экспозиция, наряду с книжными и рукописными фондами, представлены и произведениями других видов искусств: живописи, графики, скульптуры, декоративно-прикладного искусства. Как упоминалось в нашей предыдущей статье1, сам музей расположен в усадьбе в стиле ампир — позднего классицизма, берущего свое начало в античности, которая была одной из основ образования, искусства и культуры первой трети XIX века. Высшие достижения античной культуры называются классическими от латинского classicus — «первоклассный, образцовый», на их основе появилось художественное направление классицизм, ориентирующееся на образцы
© Меметова М. В., 2017
Меметова Мария Валерьевна — старший научный сотрудник Московского государственного музея А. С. Пушкина (ГБУК ГМП). Mariamemetova@gmail.com
