CC BY
93
УДК 394
Жуков Артем Вадимович Artem Zhukov
Жукова Алена Алексеевна Alena Zhukova
ФАКТОРЫ РЕЦЕПЦИИ МИФОЛОГИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ КИТАЯ В МЕНТАЛИТЕТЕ НАСЕЛЕНИЯ ЗАБАЙКАЛЬЯ
RECEPTION FACTORS OF MYTHOLOGICAL IMAGES OF CHINA IN THE MENTALITY OF THE POPULATION OF TRANSBAIKALIE
Статья посвящена анализу процессов формирования мифологических образов Китая в сознании населения Забайкалья, что, по мнению авторов, обусловлено рядом факторов, среди которых выделяется геополитический, указывающий на пограничное положение региона между Россией с ее ориентированной на Европу культурой и языком, и Китаем, чье влияние длительное время является преобладающим в центральной Азии. Как доказывает содержание статьи наличие «границы» культур не только создает преграду, но одновременно служит точкой соприкосновения разных культур и языков, тем самым формируя наиболее активную зону мифотворчества о Китае. Описывая содержание ментальных единиц и конструкций, связанных происхождением с Китаем, автор доказывает, что наличие разнонаправленных рецепций мифологических образов Китая и китайцев в сознании населения регионов есть явление неизбежное и закономерное. Мифы о Китае присутствуют в большинстве сфер жизни населения на территории Забайкалья и этот факт свидетельствует о многообразии и разнообразии явлений китайской культуры в приграничном регионе
Ключевые слова: Мифологические образы, Китай, менталитет, население, Забайкалье, приграничный регион, мифотворчество, межкуль-турный диалог
The article is devoted to the analysis of processes of China mythological images formation in the minds of the population Transbaikalie, that, according to the authors, due to several factors, among which is the geopolitical factor, indicating the border location of the region between Russia and its orientation on Europe culture and language, and China, whose influence for a long time is predominant in Central Asia. As the content of the article proves the existence of the «borders» of cultures not only creates a barrier, but at the same time serves as a point of contact between different cultures and languages, thereby forming the most active zone of the myth-making about China. Describing the content of mental units and structures which origin is associated with China, the authors prove the existence of divergent receptions of China mythological images and the Chinese in the minds of the population of the regions is an inevitable and inexorable phenomenon. Myths about China are presented in most areas of life of the population on the territory of Transbaikalie and this fact indicates the variety and diversity of Chinese culture phenomena in the border region
Key words: mythological images, China, mentality of population of the region, border region, myth-making, intercultural dialogue
Интерес к Китаю актуален в Забайкалье, так как эти территории находятся в непосредственном контакте, и здесь особенно ощущается присутствие мощной цивилизации с ее пятитысячелетней историей и богатейшей культурной традицией. Огромное внимание к текущим событиям, происходящим в соседней державе, неизменно сопровождается интересом к идеологии и культуре древнего и средневекового Китая, к прошлому великого китайского народа [15, С. 3]. Современные россияне, проживающие на территории Забайкалья, являются наследниками как русской, так и восточной культуры, поэтому влияние на них образности, связанной с Китаем, имеет глубокие корни и связь, проявляющуюся через региональные архетипы и традиции мировосприятия. Предметом нашего анализа являются ментальные конструкции, распространенные среди российского населения Забайкалья и содержащие информацию о Китае и китайцах, понимаемые нами как мифологические образы. В параграфе, посвященном методологическим аспектам исследования, нам необходимо ответить на вопрос о том, в результате воздействия каких обстоятельств русские видят Китай одним образом, а китайцы — другим? Почему у населения Забайкалья сложилась особая традиция видения образа этого народа?
Приступая к анализу содержания менталитета забайкальцев, мы соглашаемся с тем, что менталитет есть и сложившаяся социальная психология, и индивидуальная система ценностей [11, С. 39], которая отличается своеобразием не только у отдельных людей, но и у различных социальных и гендерных групп населения [4, С. 56]. Под термином «менталитет» мы будем понимать совокупность миропредставлений и умонастроений, присущих отдельным людям либо группам людей, и объясняю -щих все то, что происходит в окружающем мире. Портрет национального и группового менталитета задается социальными представлениями, включающими эмоциональные, рациональные и сверхрациональные понятия. Исследователи отмечают наличие неотъемлемой связи менталитета от язы-
ковых систем, употребляемых каким-либо населением, так как язык является отражением в памяти развития его менталитета [7, С. 37].
Мы полагаем, что факторами, отражающимися на развитии менталитета, являются обстоятельства, влияющие на трансформацию взглядов и представлений населения, такие как геополитические условия бытования групп населения, их культурные контакты, а также опыт, позволяющий по иному трактовать происходящие события, осуществлять прогноз, планирование и мотивацию своих дальнейших действий. Наиболее очевидным ответом на вопрос о том, почему способы мировидения и менталитет разных народов отличаются друг от друга, является утверждение о том, что они не совпадают в сфере знаковых систем, языка, которые хранят и развивают эти системы [20, С. 91].
В языковых проявлениях обыденной жизни через такие явления, как одушевление идей, персонификация судьбы, материализации горя, превращения аргумента в некое оружие люди зачастую демонстрируют проявления мифологического сознания. Именование этих общностей сохраняется в письменных источниках, по которым мы и узнаем о существовавших названиях народов, то есть историко-культурных идентификациях, отражающих представления соседей об их сути [11, С. 30]. Нужно учитывать, что современные методологические разработки мифотворчества относят к мифу как ту часть общественного сознания, в которой человек с древности переносит на природные объекты свои собственные свойства, приписывая им жизнь и человеческие чувства, так и более современную часть мировоззрения, когда отвлеченному, то есть непонятному, приписываются свойства одушевленной природы, самого человека либо чего-то, что человеку противостоит.
Одной из важнейших функций менталитета является восприятие себя и окружающих народов. В менталитете народа создается собственный образ, который проявляется как легенда, хранящаяся в наив-
ной картине мира, и, как и любая другая легенда, она является мифом. Несколько огрубляя, можно утверждать, что чаще всего в мифах о себе народ идентифицирует себя с представлением о «Я» — высокоорганизованной и отличающейся положительными характеристиками общности «своих» людей. С древности эти общности находились в окружении других людей, понимаемых, как «чужие» и даже «не-люди». Восприятие образов «другого» в науке традиционно связывается с функционированием мифологического мышления, основным способом функционирования которого считается перенос, отождествление различно задуманных содержаний, точнее, образов.
О том, что у русских и китайцев разный менталитет, многие забайкальцы знают на собственном опыте. Туристические и деловые поездки в Китай позволяют уловить экзотику, кроме этого, отчасти позволяет улавливать отличия разнообразная видеопродукция о Китае: это новостные сообщения СМИ, документальные и художественные фильмы. О специфике китайского менталитета узнают благодаря сопоставительному изучению на бытовом уровне знаковых систем российской и китайской культур — ритуалов, архитектуры, кухни, языка. Даже это бытовое изучение доказывает, что русские и китайские люди по-разному воспринимают одно и то же. Например, для русских государство выступает в образе неуклюжего и свирепого медведя, двигающего громоздкую, неэффективную, но опасную для человека машину. С ней лучше не связываться, так как добиться от нее ничего не возможно [27, С. 146]. Для китайцев — наоборот, государство олицетворение овеществление заботы о людях со стороны Неба.
Таким образом, необходимо отметить, что наличествует существенная разница между этими мировоззренческими системами. Следствием этого является овеществленный в образах набор ассоциаций, идентификация которых связана с необходимостью воспринять и осмыслить феноменальность Китая через обыденную жизнь и реальность россиян. Китай в данном случае
является тем, что находится по другую сторону границы. Жизнь его обитателей воспринимается как жизнь обитателей потустороннего мира и в сознании россиян она отображается, во-первых, как отражение мира реального, окружающего россиян, во-вторых — через обращение к фантазии и вымыслу, действие которых основано на наблюдении за Китаем и китайцами и на основе опыта общения с ними [9, С. 7]. Соответственно, формирование абстрактных обозначений, выражающихся в повествованиях и дающих конкретизированные оценки в отношении Китая, происходит позже, и определение их значения зависит от личностных убеждений авторов.
На процессы проникновения мифологических образов Китая в сознание населения Забайкалья исторически влияло несколько факторов, наиболее значимым из которых является геополитическое положение этого региона. Он занимает одну из наиболее стратегически значимых зон Евразии, сформированную на границе взаимодействия крупнейших природно-ландшафтных районов субконтинентов Центральной внетропической и Северной Азии [17, С. 4]. Крупнейшую из сопредельных восточных цивилизаций для Забайкалья представляет Китай. Его северные рубежи являются контактными зонами религиозного, межцивилизационного общения с культурами народов региона [13, С. 43]. Несмотря на всю цивилизационную специфику китайцев, которые с древности выделяются своим менталитетом, религией, жизненными идеалами, культурными ценностями, традициями, языком, исторически существует область этнокультурного взаимодействия, которая неизменно возникает между Китаем и окружающими народами.
Это область сопряжена с понятием межгосударственной и культурной границы. В контексте дискурса, посвященного анализу взаимодействия сознания народов Забайкалья и китайской культуры, необходимо выделить такие его аспекты, как «видимый» и «перспективный», то есть «заграничный». Как пишет С.Н. Булгаков,
продукты мифотворчества конституируют встречу и границу между мирами: имманентным — обыденного сознания и недостижимым [5, С. 116]. Они играют существенную роль в синхронном определении параметров взаимодействия. Кроме того, они являются маркерами, разделяющими данное пространство на два полюса. В нашем случае, один полюс соответствует обыденной реальности, в которой живут народы Забайкалья, на другом помещается Китай, основным атрибутом образа которого всегда была непостижимая тайна китайской культуры. Граница является наиболее существенным элементом описания этого пространства. При этом понятие границы с «недостижимым» двусмысленно, т.к. только с одной стороны она является разделителем, но с другой — соединяет с пока еще не познанным. Ю.М. Лотман отмечает, что граница, разбивающая мир личности на внутреннее («своё») пространство и внешнее («чужое»), даёт начало религии и культуре [19, С. 483], но фактически она дает начало мифу. На границах с Китаем она является наиболее творческой точкой мифообразования о Китае.
Феноменальное сознание человека есть зона пограничья, и в этом контексте оно становится пространством бытования разнообразных мифологем, связанных со сферой, которая находится за границей. Данное обстоятельство связывает такие понятия как «миф» и «тайна», раскрытые в монографии В.М. Найдыша. Применительно к пограничной реальности с Китаем теоретические положения В. М. Найдыша позволяют сказать, что миф о Китае как тайна, находящаяся за границей с Китаем, составляет экзистенциальное измерение человеческого бытия по эту сторону границы. Таинственность событий, происходящих за границей, сопровождающая эту тайну, является существенным моментом для инициации мифотворчества. Инструментом мифотворчества в данном случае будет рациональное разрешение противоречия Тайны о Китае, которая находится за границей, и Проблемы, которую представляет Китай и которая находится по эту
сторону границы. Доступность возможности рационально объяснить существование тайны определяется иррациональной потребностью переживания тайны со стороны сознания людей, проживающих по эту сторону границы [24, С. 533]. Иначе говоря, в жизни человека существуют разнообразные ситуации, когда ему становится необходимо указать на нечто, не поддающееся рациональному объяснению, но результат диалога с тем, что находится за границей, не представляется чем-то очевидным. Тогда в дело вступает мифотворчество, а когда за границей находится Китай, в дело вступает мифотворчество о Китае.
Вторым важным фактором, обуславливающим возникновение мифотворчества о Китае на территории Забайкалья, является факт использования языка, в котором люди смешивают в единое целое сознательные и бессознательные слои своего сознания. Уже в период складывания основ антропологического знания Э. Тэйлор обосновал положение, согласно которому, различные этносы живут, подчиняясь одним и тем же закономерностям, выполняя задачи выживания, безопасности, продолжения рода и благоденствия. С этим согласен и А. Маслоу, который сформулировал универсальную модель потребностей, в которой не обнаруживается национальной специфики [21, С. 64]. Позитивные данные социальных наук говорят о том, что в конкретном, а не придуманном, не мифологизированном мире много схожего. Отличия раскрываются в том, как различные люди, используя язык, описывают свое бытие, то есть в их образах и мифах.
В контексте проблематики межкуль-турного взаимодействия, проходящего в зоне китайского приграничья, важно понять, что у народов Забайкалья длительное время происходило тесное взаимодействие с китайской цивилизацией. Однако, несмотря на довольно длительное и плотное соприкосновение этих культур, китайских слов в языки забайкальских этносов проникло довольно мало. Особенно мало их в русском языке [23, С. 145]. Это объясняется тем, что в большинстве случаев межэ-
тнического общения, китайцы сами учили обычаи и языки народов, с которыми им приходилось налаживать контакт. В этом случае китайцы практично извлекали все выгоды из своей цивилизованности, оставляя непросвещенным соседям возможность объясняться и думать о себе на родном языке [25, С. 206]. В частности, русские Забайкалья всегда старались общаться с китайцами на русском, не стараясь учить китайский, что влекло за собой проблемы интерпретации, то есть перевода и являлось предпосылкой для этнического мифотворчества. Примером, который символизирует эту тенденцию, является история посольства казака И. Петлина, привезшего в 1619 г. из Китая грамоту императора Чжу Ицзю-ня, в которой император разрешал русским направлять посольства и торговать в Китае. Из-за незнания русскими китайского языка грамота десятки лет лежала в посольском приказе непереведенной и представляла собой неразрешаемую загадку (до тех пор, пока Н. Спафарий не перевел ее), в результате чего в русский язык вошло устойчивое выражение «китайская грамота» [26, С. 40].
Сегодня повествования, отражающие представления о том, каким народом являются китайцы, распространенные на уровне обыденного, массового сознания, с высокой степенью вероятности необходимо определять как миф, хотя бы по той причине, что представления и словесные выражения китайцев о самих себе отличаются от них. Поэтому проведение сравнительных операций этих противопоставленных друг другу представлений является практически важной задачей.
Третьим фактором проникновения образов Китая в Забайкалье является то, что, начиная с бронзового века, территории региона включились в процесс развития центральноазиатской цивилизации, представляя отдельную историко-культурную область [22, С. 126]. Со своей стороны пространства, прилегающие к оз. Байкал, на протяжении длительного времени являются одними из значимых и интересных для Китая, неизменно претендующего на усиление своего влияния в Центральной Азии.
С древности Китай является источником своеобразного китайского мифотворчества. Данный феномен связан с огромным количеством рассказов о богах, незримых духах и героях, которые оказывают глубокое влияние на ум и сердца людей, и не только китайцев [9, С. 8].
Поэтому, несмотря на то, что населяющие регион племена с древности отличались воинственностью и неуправляемостью, между ними и Китаем неизменно проходили процессы взаимодействия и обмена различными мифологическими идеями. Интересы китайцев на территории Забайкалья в этот период сталкивались с племенами массы тюрко-, монголо- и тунгусоязычных кочевников [6, С. 5]. С того времени как центрально-азиатские страны, их культуры и религии исторически оказывают воздействие на сознание народов Забайкалья, образность, берущая истоки в китайской культуре, начинает проявлять себя в наиболее значимых мировоззренческих символах [12, С. 7]. Исследования показывают, что на образность народов Забайкалья, как и народов Центральной Азии, существенное влияние оказали две идеи, берущие начало в культуре Китая. Наиболее заметное место принадлежит идее поклонения Небу в лице императора, выступающего в образе сына Неба. У народов региона она выступила в качестве культа Вечно Синего Неба и героя, рождаемого девственницей. Вторая идея, пришедшая из Китая, связана с распространяемым ламаистскими священниками поклонением локальным духам и духам предков и культом тибетского буддизма, который на территории Забайкалья был поддержан маньчжурским правительством [1, С. 18].
В-четвертых, важным фактором, определившим особенности процессов проникновения и усвоения китайских образов населением Забайкалья, стало присоединение этих территорий к России в XVII в. и их дальнейшее совместное существование. Россия является одним из крупных многонациональных государств, сохраняющих специфические особенности народных и религиозных культур. Крупнейшим наро-
дом России являются русские [18, С. 292], которые по разным причинам прибывая на территорию Забайкалья, сталкивались здесь со сложившимся мировоззренческим комплексом, элементом которого в течение долгого времени были образы и символы, связанные с Китаем. Важно, что интеграционные процессы в условиях региона приводили к тому, что в условиях совместного выживания представители различных этносов и религий формировали определенное ментальное единство, включающее вероятность смешанного сосуществования различных мировоззренческих конструкций. На территории Забайкалья проживают россияне, среди которых выделяются два основных субъекта межэтнического общения — русские и буряты. Два народа давно знают друг друга, история их тесного межгруппового общения насчитывает более трехсот лет. Поэтому, несмотря на то, что среди них и отмечается наличие сложной сети идентификаций, тем не менее, преобладающей является общая идентификация, определяющая и тех, и других как россиян, к которой присоединяются и другие этнические группы. К настоящему времени большинство этнических групп, вступивших в процессы активного взаимодействия в ХУП-ХГХ вв., на территории Забайкалья слились во внешне единую территориальную общность, именуемую «забайкальцы» [8, С. 175]. Термин «забайкальцы» означает не только местожительство, забайкальцам присущ свой менталитет [14], основной характеристикой которого является толерантность, сложившаяся как результат взаимодействия различных миров. В основе сообщества забайкальцев — отражение общности и, вместе с тем, признание этнического много- и разнообразия народов, населяющих этот край. Вместе с этим, все эти группы на территории региона выделяют одного этнического соседа, который находится на этой же территории, но, тем не менее, всегда понимается как «чужой» — это китайцы. По отношению к нему, как к «чужому» между забайкальцами распространяются разнообразные виды этнических стереотипов и предубеждений.
Для нас важно осознание того, что мы проводим исследования процессов восприятия образа «чужого», который воспринимается, а затем репрезентируется в сознании народов и людей, понимаемых нами, как «свои».
Пятым фактором развития упомянутых процессов межконфессионального взаимодействия в современном Забайкалье являются процессы взаимодействия между мировой глобализирующейся, российской и китайской культурами. Тенденции к глобализации социокультурной жизни приводят многих забайкальцев к отказу от прежних мировоззренческих ориентиров и кризису национальной и культурной идентичности. В связи с изменением ценностных ориентаций подвергаются переосмыслению ценности традиционной жизни и поиск
о о
новых, действенных ценностей. Среди них ценности, предлагаемые Китаем, одной из ведущих цивилизаций мира, его культурой и религиями, занимают далеко не последнее место [3, С. 245]. Начало XXI в. для забайкальцев ознаменовалось усилением влияния Китая, экономическая и культурная экспансия которого проявляется во многих сферах мировой цивилизации. Это обстоятельство подметил известный китаист А.Г. Ларин, согласно мнению которого, для россиян характерна обеспокоенность активностью граждан Китая на территориях, которые все больше выпадают из сферы российских интересов [16, С. 94]. Это объективно приводит к всплеску мифотворческой активности вокруг этой страны, ее культуры, этнических представителей.
Подведем итоги:
1. Формирование мифологических образов Китая на территории Забайкалья обусловлено рядом факторов, среди которых выделяется геополитический, указывающий на пограничное положение региона между Россией с ее ориентированной на Европу культурой и языком, и Китаем, чье влияние длительное время является преобладающим в центральной Азии. Наличие «границы» культур не только создает преграду, но одновременно служит точкой соприкосновения разных культур и языков,
тем самым формируя наиболее активную зону мифотворчества о Китае.
2. Мир рецепции китайской культуры на территории Забайкалья — это мифологический мир, который значительно отличается от того мира, в котором феноменально проживают китайцы. Образы Китая и китайцев, создаваемые населением Забайкалья, характеризуются наличием подспудных, скрываемых за внешними мифологическими проявлениями, интенций, которые неизбежно приводят к формированию множественности противоречивых коннотаций, закрепляющихся за тем или иным региональным понятием о Китае.
Литература______________________________________
1. Абаев Н.В., Фельдман В.Р., Хертек Л.К. «Тэнгрианство» и «Ак-Чаяан» как духовно-культурная основа кочевнической цивилизации тюрко-мон-гольских народов Саяно-Алтая и Центральной Азии / / Социальные процессы в современной Западной Сибири. Горно-Алтайск, 2002. С. 10-18.
2. Баиров А.С. Шаманизм в социокультурной традиции бурят: дис. ... канд. филос. наук. Чита,
2006. 153 с.
3. Бивер Р.П. Мудрецы и бессмертные. Религии Китая // Религии мира. Минск, 1994. С. 245247.
4. Бодрийар Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М., 2006. 269 с.
5. Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М., 1994. 415 с.
6. Буряты / отв. ред. Л.Л. Абаева, Н.Л. Жуковская. М., 2004. 633 с.
7. Васильева К.К. Менталитет: онто-этнологи-ческое измерение (на примере бурятского этноса). М., 2002. 200 с.
8. Васильева К.К., Мельницкая С.А Менталитет социокультурных обществ Забайкальского края. Чита, 2008. 210 с.
9. Вернер Э. Мифы и легенды Китая. — М.,
2007. 400 с.
10. Витковская Д., Зайончковская Ж. Новая столыпинская политика на Дальнем Востоке России: надежды и реалии // Перспективы Дальневосточного региона: межстрановые взаимодействия. М., 1999. С. 80-121.
Влияние на эту сферу оказывает не только способность населения к неоднозначной рецепции образа Китая, но и мифотворческая активность самого Китая, чьи идеи и образы на протяжении длительного времени проецируются в сознание населения Забайкалья. Таким образом, наличие разнонаправленных рецепций мифологических образов Китая и китайцев в сознании населения регионов есть явление неизбежное и закономерное. Мифологические образы Китая присутствуют в большинстве сфер жизни населения на территории Забайкалья, и этот факт свидетельствует о многообразии и разнообразии китайской культуры.
__________________________________References
1. Abaev N.V., Feldman V.R., Hertek L.K.. Sotsialnye protsessy v sovremennoy Zapadnoy Sibiri (Social processes in modern Western Siberia). Gorno-Altaysk, 2002, P. 10-18.
2. Bairov A.S. Shamanizm v sotsiokulturnoy tra-ditsii buryat: dis. na sois-kanie uch. step. kand. filos. nauk: 09.00.13 (Shamanism in the cultural traditions of Buryat). Chita, 2006. 153 p.
3. Biver R.P. Religii mira (The religions of the world). Minsk, 1994, P. 245-247.
4. Bodriyar Zh. Obshhestvo potrebleniya. Ego mify i struktury (The Society of consumption. Its myths and structure) Moscow, 2006, 269 p.
5. Bulgakov S.N. Svet nevecherny: Sozertsaniya i umozreniya (Unfading light: contemplation and speculation). Moscow, 1994, 415 c.
6. Buryaty. otv. red. L.L. Abaeva, N.L. Zhukovskaya (Buryats). Moscow, 2004, 633 p.
7. Vasilieva K.K. Mentalitet: onto-etnologiches-koe izmerenie (na primere buryatskogo etnosa) (Mentality: onto-ethnological measurement (on the example of the Buryat ethnos)). Moscow, 2002, 200 p.
8. Vasilieva K.K., Melnitskaya S.A. Mentalitet sotsiokulturnyh obshhestv Zabaikalskogo kraya (Mentality of socio-cultural societies of Transbaikalie). Chita, 2008. 210 p.
9. Verner Ye. Mify i legendy Kitaya (Myths and legends of China). — Moscow, 2007, 400 p.
10. Vitkovskaya D., Zayonchkovskaya Zh. Pers-pektivy Dalinevostochnogo regiona: mezhstranovye vzaimodeystviya (Prospects of the Far-Eastern region: international cooperation).Moscow, 1999, P. 80-121.
11. Голованивская М.К. Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских. М., 2009. 376 с.
12. Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. М., 1980. 256 с.
13. Еремкина Т.А. Традиции межэтнических отношений в региональном измерении на примере Забайкальского края // Современная мировая политика: проекции из Азии. 24-25 сентября 2010 г. Чита-Москва, 2010. С. 43-45.
14. Константинов М.В. Забайкальцы // Энциклопедия Забайкалья [Электронный ресурс]. Чита, 2004. — Режим доступа: Ы1р://епсус1.сЫ1а. ru/encyc1/concepts/?id=1949. Загл. с экрана.
15. Конфуцианство в Китае. Проблемы теории и практики: сб. ст. М., 1982. 264 с.
16. Ларин А.Г. Российско-китайские отношения и китайские мигранты в оценке россиян (продолжение) // Проблемы Дальнего Востока. 2008. № 6. С. 81-95.
17. Лбова Л.В. [и др.] Природная среда и человек в неоплейстоцене (Западное Забайкалье и Юговосточное Прибайкалье). Улан-Удэ, 2003. 208 с.
18. Логинов А.В. Поликонфессиональность // Энциклопедия России. Москва, 2001. С. 292-293.
19. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001.
704 с.
20. Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1979. 320 с.
21. Маслоу А.Х. Теория человеческой мотивации. М., 1999. 218 с.
22. Михайлов Т.М. Этнокультурные процессы в юго-восточной Азии в средние века. Новосибирск, 1989. 183 с.
23. Морозова В.С. Региональная культура в социокультурном пространстве российского и китайского приграничья: дисс. ... д-ра филос. наук. Чита, 2013. 183 с.
24. Найдыш В.М. Философия мифологии. От античности до эпохи романтизма. М., 2002. 544 с.
25. Осокин Г.М. Московия на Востоке. М., 1996. 221 с.
26. Покровский Ф. И. Путешествие в Монголию и Китай сибирского казака Ивана Петлина в 1618 г. СПб., 1914. С. 39-40.
27. Тарасова Е.А. Национальные особенности образа власти в культуре современной России и Китая: сравнительный анализ // Россия и Китай: история и перспективы сотрудничества: материалы 2 межд.-практ. конф. Благовещенск, 2012. С. 140-146.
11. Golovanivskaya M.K. Mentalnost v zerkale yazyka. Nekotorye bazovye mirovozzrencheskie kontsepty frantsuzov i russkih (Mentality in the mirror of the language. Some basic philosophical concepts of the French and the Russian). Moscow, 2009, 376 p.
12. Grach A.D. Drevnie kochevniki v tsentre Azii (Ancient nomads in the Central Asia). Moscow, 1980.
— 256 p.
13. Eremkina T.A. Sovremennaya mirovaya politika: proektsii iz Azii. 24-25 sentyabrya 2010 g (Contemporary world politics: perspectives from Asia). Chita-Moscow, 2010. — P. 43-45.
14. Konstantinov M.V. Entsiklopediya Zabai-kaliya (Encyclopedia of Transbaikalie). Chita, 2004. Available at: http: //encycl. chita. ru / encycl / concepts/?id=1949. (accessed 8 December 2013)
15. Konfutsianstvo v Kitae. Problemy teorii i praktiki (Confucianism in China. Problems of theory and practice). Moscow, 1982, 264 p.
16. Larin A.G. Problemy Dalinego Vostoka (Problems of the Far East), 2008, № 6, P. 81-95.
17. Lbova L.V. [i dr.] Zapadnoe Zabaikalie i Yugo
— vostochnoe Pribaikalie (Western Transbaikalie and South - Eastern Pribaikalie). Ulan-Ude, 2003. 208 p.
18. Loginov A.V. EnciklopediyaRossii (Encyclopedia of Russia). Moscow, 2001, P. 292-293.
19. Lotman Yu.M. Semiosfera (Semio-sphere). Sankt-Peterburg, 2001, 704 p.
20. Luriya A.R. Yazuk i soznanie. (Language and consciousness). Moscow, 1979. 320 p.
21. Maslou A.H. Teoriya chelovecheskoy moti-vatsii (Theory of human motivation.). Moscow, 1999. 218 p.
22. Mihailov T.M. Etnokulturnye protsessy v yugo-vostochnoy Azii v srednie veka (Ethno-cultural processes in South-Eastern Asia in the middle ages). Novosibirsk, 1989. 183 p.
23. Morozova V.S. Regionalnaya kultura v sotsiokulturnom prostranstve rossiyskogo i kitayskogo prigranichiya: diss. na soisk. uch. step. d-ra filos. nauk: 09.00.13. (Culture in socio-cultural space of the Russian and Chinese borderland). Chita, 2013, 183 p.
24. Naydysh V.M. Filosofiya mifologii. Ot antich-nosti do epohi romantizma (Philosophy of mythology. From antiquity to romanticism). Moskow, 2002. 544 p.
25. Osokin G.M. Moskoviya na Vostoke (Musco-viya in the East). Moscow, 1996. 221 p.
26. Pokrovsky F. I. Puteshestvie v Mongoliyu i Kitay sibirskogo kazaka Ivana Petlina v 1618 g. (Trip to Mongolia and China of Siberian Cossack Ivan Petlin in 1618 - St. Petersburg,). St-Peteburg, 1914. P. 39-40.
27. Tarasova E.A. Rossiya i Kitay: istoriya i perspektivy sotrudnichestva: materialy 2 mezhd. -prakt. konf. (Russia and China: history and prospects of cooperation). Blagoveshhensk, 2012. P. 140-146.
Коротко об авторах_______________________________
Жуков А.В., д-р филос. наук, профессор каф. «Философия», Забайкальский государственный университет, г. Чита, Россия artem_jukov68@mai1.ru
Научные интересы: религиоведение, этнография, антропология
Жукова А.А., канд. филос. наук, ст. научный сотрудник научно-образовательного музейного центра, Забайкальский государственный университет, г. Чита, Россия kazarbina_a@mai1.ru
Научные интересы: этнография, религиоведение, музееведение, археология
_____________________Briefly about the authors
A. Zhukov, doctor of philosophical sciences, professor, Philosophy department, Transbaikal State University, Chita, Russia
Scientific interests: religious studies, ethnography, anthropology
A. Zhukova, candidate of philosophical sciences, senior researcher of scientific educational museum cen-terTransbaikal State University, Chita, Russia
Scientific interests: anthropology, religious study, museum study, archeology
