CC BY
85
факторы развития советской системы
ПОЛИТИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ в 1945-1953 гг.
НА. Володина
Наличие и функционирование системы политического контроля — неотъемлемая черта не только советской истории. Не будет преувеличением сказать, что это имманентно присущая ХХ в. специфическая черта, обусловленная как достигнутым техническим уровнем развития человеческой цивилизации, так и увеличением масштабов всех социальных процессов. Вопрос о механизмах формирования и функционирования системы политического контроля в закрытых обществах является принципиальным для понимания всей системы отношений, существующей между народом и властью.
Время войн и потрясений является переломным моментом в истории любой страны. В отечественной истории Великая Отечественная война и ее последствия занимают особо важное место, поскольку они оказали огромное воздействие на дальнейшее развитие российского общества. Для нас огромный интерес представляет воздействие войны, и главным образом, Победы на советскую систему политического контроля.
Победа позволила власти развивать институты политического контроля, созданные еще до войны, которые под влиянием ряда политических, экономических и социально-психологических факторов претерпели ряд изменений.
Значение воздействия Великой Отечественной войны многопланово, ее итоги многослойны. Победа доказывала мощь, силу, патриотизм, само-
отверженность народа, всех сил общества, включая и коммунистическую партию, и советское государство. Власти своим вкладом в организацию отпора фашистам, в мобилизацию всего общества значительно укрепили свои позиции в обществе, свой статус как руководящей силы, своего рода основы всего общественного устройства. В воспоминаниях С. Кара-Мурзы о послевоенных годах есть такие строки: «Что бы там не говорили всякие краснобаи, а был у нас недолгий период взаимной скрытой любви между большинством народа и властью. Официальная любовь и преданность, знамена и барабаны к этому не касаются, я говорю о скрытой, редко выражаемой любви...» [1].
Определенные качества воюющего общества — возросшая милитаризация, рост централизации, идентификация общества через противостояние с врагом, требование безусловной исполнительности и подчинения во |31 всех звеньях общества и т.д. явились благодатной почвой для их востребованности сталинским режимом, который органично «вписался» в атмосферу воюющего общества. Для властей Победа была как бы двойной — победой над Германией и победой в деле самоутверждения в обществе. Победа показала всему миру мощь советского государства и выдвинула СССР в число ведущих мировых держав.
Власти истолковали итоги войны как своеобразный аргумент в доказательстве правомочности и оправданности любых своих действий. Поэтому они попытались представить эффективность чрезвычайных полити-
ческих мер не как относительную, т.е. относящуюся сугубо к военному периоду, не как временную, а как постоянную, относящуюся ко всему периоду своего правления.
Пребывание советских солдат и офицеров в Европе было мощным фактором, повлиявшим на эволюцию советской системы политического контроля в послевоенные годы. Многие политработники весьма остро ощущали это, о чем свидетельствуют их воспоминания: «...преодолеть суровость времени можно было только за счет неуклонного повышения идейного уровня, морального духа. В условиях послевоенных лет нужно было особенно активно воспитывать кадры в духе советского патриотизма. Я ощущал это особенно остро, побывав, как и часть моих подчиненных, на территории буржуазных государств» [2]. В то же время война значительно нивелировала эйфори-ческую революционную романтику, и, по свидетельствам современников, молодежь, вступавшая в жизнь в послевоенные годы, уже более критически воспринимала государственную идеоло-|32 гию. В воспоминаниях И. Эренбурга приводится фраза Л.А. Говорова, сказанная им сразу же после Победы: «Народ поумнел, это бесспорно.» [3]. Есть архивные данные о том, что в послевоенные годы, во второй половине 1940-х, было раскрыто несколько молодежных кружков и организаций в Москве, в Ленинграде и в Воронеже [4]. В качестве потенциальных носителей чужого влияния с точки зрения властей выступали вернувшиеся фронтовики. В одной из докладных записок воздействие фронтовиков на умонастроения односельчан характеризовалось следующим образом: «Немало товарищей побывало в Румынии, Венгрии, Австрии и в Прибалтике, они видели там
хуторскую систему, индивидуальное хозяйство, но не все оказались достаточно политически грамотными, чтобы разобраться и дать правильную оценку нашей действительности и действительности капиталистической. В результате они иногда ведут среди колхозников разговоры в нежелательном для нас направлении» [5].
В то же время на уровне провинции (и, прежде всего, именно на этом уровне) можно говорить о том, что победа в войне положение власти укрепила. Зарубежным политикам и исследователям чаще всего непонятно, как могла страна, пережившая репрессии 1930-х гг., в массе своей относиться к Сталину с любовью и уважением.
Кроме того, в 1946 г. возник внешний фактор, который предопределил главные критерии в работе государства, в правотворчестве и практике идеологических и репрессивных органов, — «холодная война», оказавшая значительное влияние на содержание политического контроля. Начавшаяся «холодная война» была принципиально новым видом противостояния, где основным оружием становилась информация, методы ее добывания и использования. Одновременно за короткий отрезок времени менялось представление о «врагах» и «друзьях». Вчерашние союзники превращались в непримиримых врагов, ряды друзей пополнялись странами формирующегося «социалистического лагеря». К завершению войны реакционные круги западных стран, в первую очередь США и Англии, стали возрождать открытый антикоммунизм, т.е. выступать не столько против фашизма, сколько против официального курса советского государства. В послевоенный период ЦРУ привлекло высококвалифицированные научные силы, создав центры
по изучению способов воздействия на поведенческие программы, заложенные в человеке, а также методов направленного изменения сознания. 18 августа 1948 г. Совет национальной безопасности США утвердил директиву 20/1 «Цели США в отношении России» [6]. Параллельно было создано Управление национальных оценок, в задачи которого входило предсказание будущих действий СССР, понимание тенденций его развития, возможностей влияния на те или иные процессы, анализ слабых мест и выработка рекомендаций, что характеризовало намерения и цели США.
Частично эти действия тоже сыграли роль в кампании борьбы с космополитизмом. Сущность изменений послевоенной ситуации заключалась в том, что в 1920—1930-х гг. СССР не воспринимался как страна, представлявшая реальную угрозу существованию Запада. «Закрытость» продолжала оставаться характеристикой советского общества, а в ряде случаев она усилилась. Так, например, органы госбезопасности и милиция получили задание установить жесткий контроль за деятельностью иностранных журналистов. Советским ученым фактически запрещалось сотрудничество с иностранными коллегами: члену-корреспонденту АН СССР Х.С. Коштоянцу рекомендовали отклонить предложение о сотрудничестве международного журнала, издаваемого в Голландии, посвященного, казалось бы, далеким от политики проблемам сравнительной физиологии и экологии. Мотивация была следующей: «.не исключена возможность, что среди них (членов редколлегии. — Н.В.) могут оказаться люди с враждебной Советскому Союзу идеологией» [7]. Или, годом позже: «Было бы правильно рекомендовать академи-
ку Д. Н. Прянишникову воздержаться от участия в работе немецкого журнала . Академик Прянишников Д.Н. мог бы сослаться на то, что слабое здоровье не позволяет принять ему предложение Пауля Крише...» [8]. В стране усилился режим общей секретности, укреплялся железный занавес, о чем свидетельствует, например, закон, запрещавший браки между советскими гражданами и иностранцами, даже с гражданами социалистических стран, породивший множество человеческих трагедий.
На развитие советской системы политического контроля в послевоенные годы значительное влияние оказывали и экономические факторы. Война нанесла стране колоссальный урон. К тому же власти исходили в своих действиях главным образом из политико-идеологических соображений, часто пренебрегая ради них прагматическими материальными соображениями. Примером может служить вывоз хлеба из СССР в голодном 1946 г. [9].
Последствия засухи и неурожая 1946 г. многократно осложнялись государственной политикой: по указанию правительства СССР в 1946 г. из колхозов и совхозов было вывезено более 50% хлеба и других продуктов. Хроническое недоедание испытывали примерно 60 млн. человек [10]. «... Жить стало "лучше", — немедленно отреагировали на это решение крестьяне. — Колхозники бьются, как рыба об лед. Налоги в этом году требуют вдвое больше, чем в прошлом»; «Кончилась война, думали, что жить будем легче, а оказывается еще труднее — налоги наложили в двойном размере»; «...облагают налогами., жизни нет никакой», — сообщали колхозники в письмах к родным [11]. Власти поставили перед правоохранительными органами задачу применения крайних
мер, чтобы предотвратить многочисленные случаи хищений [12]. По архивным данным только осенью 1947 г. за хищение хлеба было осуждено 53 369 человек, причем по «закону о пяти колосках» 35 человек приговорены к расстрелу. Особенно много осужденных за хищения было в Саратовской области [13]. Например, только в ноябре 1946 г. к уголовной ответственности за хищение зерна было привлечено 517 саратовских колхозников [14]. Безусловно, были и объективные причины голода, но одновременно правительство фактически обрушило репрессии, прежде всего против совершавших мелкие кражи граждан, которых толкнул на это голод. Косвенным образом это доказывает тот факт, что в 1947 г. 32,7% краж было совершено женщинами [15]. Особенно это было заметно летом, когда учащались случаи привлечения к ответственности женщин, имевших по несколько детей [16]. Да и в целом общество, вышедшее из войны, было преимущественно «женским»: если в 1940 г. соотношение женщин и муж-|34 чин в колхозах было примерно 1,1: 1, то в 1945 г. — 2,7:1 [17]. Министр юстиции РСФСР И. Басавин признавался, что в судебной практике тех лет имели место «многочисленные случаи вынесения необоснованных обвинительных приговоров» [18].
После победы в Великой Отечественной войне начался новый период в жизни советского государства. Первый этап послевоенного периода был продолжением «мобилизационного социализма» 1930-х гг., но уже на более радостной ноте, с настроением победителей в тяжелейшей войне. Главные задачи властей в этот период — демилитаризация и восстановление разрушенного войной народного хозяйства.
Переход от войны к миру потребовал коренной перестройки всей жизни страны, изменения форм и методов политического контроля.
Массовый фронтовой героизм советских людей сменился массовым трудовым героизмом: в 1948 г. страна достигла и превзошла довоенный уровень промышленного производства. 27 марта 1946 г. вышло Постановление ЦК ВКП(б) «Об организационно-пропагандистской работе партийных организаций в связи с принятием "Закона о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946—1950 гг."» [19]. В данном случае реальные интересы страны и властей совпадали полностью. Участие в социалистическом соревновании стало считаться одной из форм патриотизма.
После войны все ждали перемен, это ожидание было буквально «разлито» в обществе, оно помогало людям выжить и надеяться, что скоро наступит новая, лучшая жизнь. Эйфория победы сочеталась с житейскими, обыденными проблемами. Решение этих вопросов превращалось в стратегию выживания, все остальное отодвигалось на второй план. Рабочие жаловались: «Мы уже два года не ходим в кино. До того оборвались, что стыдно на люди показываться. Все, что есть на нас, в том мы и работаем, и спим» [20]. Реально в массовом сознании переход «на мирные рельсы» произошел в конце 1947 г., с отменой карточек и денежной реформой [21]. При этой реформе малые и средние вклады в сберкассах не пострадали. Они были автоматически увеличены в 10 раз, а крупные вклады — в 3 раза [22].
Послевоенные ожидания создавали особый психологический настрой послевоенных лет, их неповторимое
своеобразие, колорит. Многие из этих ожиданий, связанных, прежде всего, с надеждами на либеральную трансформацию сталинского режима, оказались не более чем иллюзией. Но и эти иллюзии были реальностью послевоенного бытия, одной из составляющих стратегии выживания. Для большинства советских людей период мира в смысле выживания оказался не менее сложным, чем время войны. Послевоенная ситуация вносила свои коррективы в систему ценностей и ожиданий, которые сформировались в предвоенные и военные годы.
Победа усилила так называемое «морально-политическое единство» советского общества. В ответ на солидарность с государством, как бы в вознаграждение народу за перегрузки двух десятилетий, принципом государственной политики было сделано постоянное, хотя бы и скромное, улучшение благосостояния населения [23]. Несмотря на голод 1946—1947 гг., это выразилось, например, в крупных и регулярных снижениях цен (13 раз за 6 лет; с 1946 по 1950 г. хлеб подешевел втрое, а мясо — в 2,5 раза). В то же время одним из вопросов, беспокоивших многих, был тот, о котором рассказал И. Эренбург: «Мы как-то сидели в писательской компании, рассуждали о том, о сем. Берии присвоили маршальское звание. О.Ф. Берггольц спросила меня: "Как вы думаете, может тридцать седьмой год повториться, или это теперь невозможно?". Я ответил: "Нет, по моему, не может.". Ольга Федоровна рассмеялась: "А голос у вас неуверенный."» [24].
Как следствие Победы, сложилась своеобразная ситуация, когда определенные антиантропологические качества системы власти были оправданы. Определенная созвучность этих ка-
честв условиям военного противостояния как бы завуалировала их сущность. Итоги Великой Отечественной войны спасли сложившуюся систему политического контроля и придали новый импульс ее развитию. Это проявилось в том, что была закрыта тема репрессий 1920—1930-х гг. Образно говоря, Победа как бы растворила эту тему в своем сиянии. Одним из результатов Победы стало полное оправдание всех действий власти, совершенных в стране с 1917 г. Вскоре после Победы, 9 февраля 1945 г. Сталин произнес речь, в которой заявил: «Война устроила нечто вроде экзамена нашему советскому строю, нашему правительству, нашей Коммунистической партии и подвела итоги их работы. Наша Победа означает прежде всего, что победил наш советский общественный строй» [25]. Даже М. Пришвин в 1951 г. писал: «После разгрома немцев какое может быть сомнение в правоте Ленина» [26].
Ссылка на Победу стала постоянным и весьма эффективным аргументом, к которому власти постоянно прибегали, когда нужно было напомнить о своем единстве с народом. Эмоциональное воздействие Великой Отечественной войны и ее итогов явилось предпосылкой эффективности советской системы политического контроля. К тому же политический климат в стране в 1946—1953 гг. смягчался, гибель людей уже не имела столь массового характера, как в предыдущие периоды репрессий.
Таким образом, эволюция советской системы политического контроля в послевоенные годы определялась совокупностью политических, экономических и социально-психологических факторов, к которым относятся:
• так называемый синдром сравнения образа жизни на Западе и в Со-
ветской России, сформировавшийся во время освободительного похода в Европу;
• начавшаяся «холодная война» и изменения во внешней политике;
• разруха, вызванная войной;
• голод 1946—1947 гг., охвативший практически всю страну;
• специфика психологии послевоенного времени.
Сложный комплекс вышеназванных факторов заставлял власти изменить сложившуюся в довоенный и военный периоды систему политического контроля, причем речь идет не столько о его методах, сколько о содержании.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кара-Мурза С. Советская цивилизация. От великой Победы до наших дней. — М., 2002. — С. 30.
2. Крюков П.А. Воспоминания политработника милиции // Наша служба и опасна и трудна. Сб. воспоминаний сотрудников милиции. — М., 1985. — С. 217.
3. Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. — М., 1990. — Т. 3. — С. 9.
136 4. См.: Калтукин Д.Л. Деятельность молодежной оппозиции в СССР 1945— 1960 гг.: Автореф. дис. ... д.и.н. — М., 2002.
5. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 528. Л. 94.
6. См.: Знание — власть. — 1998. — № 31 (70).
7. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 449. Л. 181.
8. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 550. Л. 4.
9. Зима В.Ф. Голод СССР 1946—1947 гг.: происхождение и последствия. — М., 1996. — С. 178.
10. Зима В.Ф. Голод, медицина, власть: 1946—1947 годы // Отечественная история. — 2008. — № 1. — С. 117.
11. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 547. Л. 6
12. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 286. Л. 229— 233.
13. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 49. Д. 1614. Л. 99 — 102.
14. ГАПО. Ф. 2335. Оп. 1. Д.1. Л. 174.
15. ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д. 3890. Л. 150.
16. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 286. Л. 229— 233.
17. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. — М., 1963. — С. 318.
18. Попов В.П. Государственный террор в советской России. 1923—1953 гг. // Отечественные архивы. — 1992. — № 2. — С. 27.
19. КПСС в резолюциях. — Т. 8. — С. 17— 20.
20. РГАСПИ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 371. Л. 68.
21. Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР 1938—1961. - М., 1961.
22. См.: Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917—1957. — М., 1957—1958; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — Ч. 1. — 7-е изд.
23. Кара-Мурза С. Советская цивилизация. От Великой Победы до наших дней. — М., 2002. — С. 7.
24. Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. — М., 1990. — Т. 3. — С. 10.
25. Сталин И. Сочинения. — 1946—1952. — М., 1997. — Т. 16. — С. 7.
26. Пришвин М. Собрание сочинений: В 8 т. — М., 1986. — Т. 8. — С. 408. |
