CC BY
84
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 4 (28). С. 121-130. УДК 322
DOI 10.24147/2312-1300.2020.7(4).121-130
С. Б. Маргулис
ФАКТОРЫ РАДИКАЛИЗАЦИИ ИСЛАМА В ПОСТСОВЕТСКОМ ТАДЖИКИСТАНЕ
Исследуется проблема исламского фундаментализма в Таджикистане. Актуальность темы обусловлена тем, что в этой республике сохраняется наибольшая среди всех стран СНГ активность исламистских движений. Потенциальная дестабилизация обстановки в Таджикистане несёт угрозу всему центральноазиатскому субрегиону, а также может привести к транзиту нестабильности на российский Северный Кавказ. В представленной работе автором рассматривается влияние религиозных, социально-экономических и иных факторов на радикализацию ислама в этой постсоветской республике, а также деятельность фундаменталистских группировок с фокусом на Партию исламского возраждения.
Ключевые слова: Таджикистан; Центральная Азия; религия; радикальный ислам; салафиты; суфизм.
S. B. Margulis
ISLAM RADICALIZATION FACTORS IN POST-SOVIET TAJIKISTAN
This article explores the problem of Islamic fundamentalism in Tajikistan. The relevance of the topic is due to the fact that in this Republic there is the greatest activity of Islamist movements among all CIS countries. The potential destabilization of the situation in Tajikistan threatens the entire sub-region of Central Asia, and may also lead to the transit of instability to the Russian North Caucasus. In this paper, the author examines the influence of religious, socio-economic and other factors on the radicalization of Islam in this post-Soviet Republic, as well as the activities of fundamentalist groups with a focus on the Islamic Renaissance Party of Tajikistan (IRPT).
Keywords: Tajikistan; Central Asia; religion; radical Islam; Salafis; Sufism.
Религиозный экстремизм стал одной из острейших глобальных проблем конца XX -начала XXI в. Во многих странах с явно преобладающим мусульманским населением наблюдается общий тренд в сторону радикализации ислама. Деятельность исламистских группировок способна существенно дестабилизировать обстановку не только в отдельно взятом государстве, но ив целом регионе, примером чему стали события «Арабской весны».
Данная проблема весьма актуальна и для постсоветского пространства. Наиболее остро она стоит в субрегионе Центральной Азии и Северного Кавказа. За последние без малого 30 лет исламистами было совершено большое количество террористических актов и иных злодеяний. Исламские радикалы принимали активное участие в гражданской
войне в Таджикистане (1992-1997), второй чеченской войне (1999-2009), Баткенских событиях в Киргизии (1999), а также организовали целый ряд терактов, в том числе в Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, Ташкенте и т. д.
В последнее десятилетие отмечается снижение активности исламских экстремистов на пространстве бывшего СССР, однако говорить о решении данной проблемы явно преждевременно. По-прежнему существует риск дестабилизации обстановки, особенно в Центральной Азии. По результатам социологического исследования, проведённого узбекистанским агентством «Ижтимоий фикр» («Общественное мнение») в 2018 г., почти 70 % опрошенных считали главной проблемой этого субрегиона именно религиозный экстремизм1.
Особого внимания заслуживает ситуация в Таджикистане. Данная республика имеет самую длинную из стран СНГ границу с традиционно нестабильным Афганистаном -1 344 км. Именно в этой высокогорной стране сохраняется наибольшая активность исламистов. В сводках местных информационных агентств, таких как «Ховар», А81А-Р1ш и «ТаджикТА», достаточно регулярно фигурирует информация о задержании боевиков, занимающихся подготовкой терактов и иной противозаконной деятельностью, такой как наркоторговля, контрабанда оружия и т. д. В частности, достаточно серьёзный инцидент произошёл в ноябре 2019 г., когда группа из 20 радикалов атаковала пограничную заставу на границе Таджикистана с Узбекистаном2.
Потенциальная угроза дестабилизации обстановки в Центральной Азии в общем и в Таджикистане в частности несёт существенные риски и для России. Во-первых, Таджикистан является союзником России по ОДКБ, на его территории базируется 201-я российская военная база и стратегический оптико-электронный комплекс «Окно» («Ну-рек») в горах Памира. Во-вторых, укрепление позиций фундаменталистов в централь-ноазиатском регионе может вызвать транзит нестабильности в исламские регионы России.
Таким образом, с целью противодействия распространению идеологии религиозного экстремизма в Таджикистане необходимо выявление причин её появления и факторов, оказывающих на это непосредственное влияние.
Религиозные предпосылки распространения идеологии радикального ислама на территории Таджикистана
Предки современных таджиков, согдий-цы и тохары в VII в. были обращены в ислам арабскими завоевателями. Мусульманская религия достаточно быстро проникала во все сферы общественной жизни крупных городов, таких как Самарканд и Бухара, в то время как в горных районах Памира и Бадахша-на ещё долго были сильны позиции зороаст-ризма3, а также сохранялись языческие верования и местные культы. В результате происходило смешение ислама и доисламских традиций и обрядов из манихейства и зороастризма [1, с. 17]. Кроме того, важным фактором сохранения древних культов и традиций стало утверждение в Таджикистане наи-
более либеральной мусульманской религиозно-правовой школы - ханафитского мазхаба, признанного в 2009 г. официальным в рес-публике4.
Мазхабы в исламе в первую очередь отличаются своим отношением к источникам исламского права. Например, ханафиты считают нормальным использование кыяса, т. е. исламского аналога прецедента - суждения по аналогии с ситуациями из Корана и сунны в вопросах, где в Священном Писании не даётся чётко ответа. Они аргументируют это строками из Корана (сура 4, аят 59), в котором говорится: «если же вы станете препираться о чём-нибудь, то обратитесь с этим к Аллаху и Посланнику, если вы веруете в Аллаха и Последний день» . Это, по их мнению, прямое доказательство допустимости использования кыяса, который служит в ханафитском мазхабе методом преодоления правовых пробелов [2, с. 130]. У консервативных ханбалитов же он фактически не используется никогда. Различное отношение существует также и к иджме (согласованное мнение исламских правоведов по какому-либо вопросу), к которой ханафиты прибегают гораздо чаще, чем адепты иных мазха-бов. Ханафиты также являются и более терпимыми к местным культам и обрядам, что способствовало распространению в Таджикистане такого направления религиозной мысли в исламе, как суфизм.
Суфизм, или тарикатизм, - это так называемый исламский мистицизм. Как отмечает кандидат философских наук А. Волобу-ев, «суфизм является мостиком между исламом и философией, дав исламу возможность идейного обогащения посредством мистико-философской традиции» [3, с. 30]. Смысл суфизма заключается в познании Бога - та-рика - через разного рода мистические практики, такие как дискуссии, молитвенные бдения, медитации и т. д. Среди суфиев распространены различные поклонения святым, могилам предков и т. д., что считается неприемлемым их идеологическими противниками - салафитами, которые считают это проявлением ширка (многобожия). В таджикском обществе, например, существует традиция в дни праздников всем родом (авлодом) собираться в доме старейшины и совершать молитву духам предков. С древнейших вре-
мён даже существует поговорка, смысл которой заключается в том, что духи предков покарают тех, кто плохо поступает [4, с. 5]. Человек, вставший на путь постижения Бога (мурид), должен найти себе духовного наставника (муршида) из числа шейхов, пиров, ишанов и т. п. Типичным фактически для всех приверженцев данного религиозного течения остаётся верность и беспрекословное подчинение мурида муршиду. Для познания истины мурид должен погрузиться в состояние опьянения (транса) и полностью доверять своему учителю.
На территории Таджикистана по большей части представлена так называемая «народная» форма суфизма, или ишанизм [5, с. 8], которая имеет определённые отличия от классического тарикатизма. Главным его негативным проявлением стало то, что обладающие огромным авторитетом муршиды, часто получившие этот «титул» по наследству, посредством своего влияния на муридов реализовывали отнюдь не религиозные, а политические и иные личные цели, что прослеживалось уже в дореволюционном Туркестане. Также стоит отметить, что в ишанизме сохранился принцип максимальной духовной близости ученика и учителя, заложенный ещё в XIV в. видным суфием Мухаммадом Бахауддином Накшбанди аль-Бухари, основателем ордена Накшбандия. Это способствовало формированию религиозных объединений, сплочённых на фоне слепой веры своему наставнику. Они могли быть достаточно крупными, так как некоторые ишаны имели более сотни мюридов, причём представляющих разные этнические группы (узбеки, таджики, киргизы, пуштуны и т. д.).
Несмотря на то, что суфиев, в отличие от салафитов, на постсоветском пространстве обычно считают адептами «традиционного» ислама, а не радикального, они также способны прибегать к малому джихаду, т. е. «священной войне» с внешними врагами, в том числе и при помощи оружия. Такая ситуация складывается, когда речь идёт о прямой угрозе религии со стороны «неверных». В Средней Азии это произошло в начале XX в., когда местные духовные лидеры провозгласили газават (понимается как священная война против неверных, более узкое понятие, чем джихад, которое не является его полным синонимом [6,
с. 220]) против советской власти, что вылилось в развитие басмаческого движения (19181934). Например, в 1919 г. газават объявил хан Иргаш (бывший глава правительства Коканд-ской автономии), который получил по решению местного духовенства титул эмира [7, с. 30]. Многие ишаны вступали в ряды басмаческого движения и благословляли на это своих учеников, которые часто были неграмотны и не разбирались в политике, однако не имели право ослушаться своего учителя. По словам одного из лидеров басмачей, курбаши Ибрагим-бека, который вёл боевые действия против коммунистов на территории современного Узбекистана и Таджикистана, у каждого из его отрядов был свой ишан [5, с. 9].
Несмотря на то, что многие видные ишаны были репрессированы в годы советской власти, ишанизм как явление сохранился в республиках Центральной Азии, особенно в деревнях и малых городах. Также сохранилась и антикоммунистическая позиция многих муршидов, которые считали коммунизм антимусульманской идеологией. Её достаточно чётко выразил таджикский публицист Ш. Рахимзода, который писал, что «коммунистическая партия это безбожная политическая организация, которая считает мир безначальным, а не сотворённым, и полагает мусульманские обряды и верования пустыми предрассудками»6. Аналогичных взглядов придерживались и многие муллы квартальных мечетей, действовавших в населённых пунктах Таджикской ССР, которые, как отмечают этнографы В. Бушков и Д. Микульский, не только были учреждениям, где проводились религиозные службы, но и местом для обсуждения насущных проблем общества [4, с. 38]. При этом стоит отметить, что долгое время позиции КПСС в народе были достаточно сильны, а местное население отождествляло себя с исламом, воспринимая его как культурно-историческую составляющую, считая при этом коммунизм политическим идеалом. Однако, в период 1980-1990-х гг., который характеризуется как «религиозное возрождение», ситуация кардинально изменилась.
Что же касается салафитской (ваххабитской) идеологии, то, в отличие от суфизма (ишанизма), она не является традиционной для таджиков. Как правило, именно предста-
вителей этого течения ассоциируют с радикальным исламом. Салафиты имеют ряд канонических отличий от суфиев. Они категорически отрицают возможность новшеств в мусульманской религии (бида), т. е. законно только то, что предписано основными источниками исламского права - Кораном и сунной [8, с. 112]. Также они считают недопустимым поклонения святым, могилам, жертвоприношения и иные культы, отправляемые суфиями. Кроме того, для них более важную роль играют понятия джихада и такфира (обвинения в неверии), что, вероятно, и служит поводом для их идентификации с экстремистами, по крайней мере на пространстве бывшего СССР, хотя де-факто это течение является официальным в Саудовской Аравии, наследный принц которой ещё в 2000 г. заявлял, что власти страны придерживается салафитской идеологии, но при этом негативно относятся к фанатизму [9, с. 79].
Применительно к таджикскому кейсу стоит отметить, что, несмотря на традиционную непопулярность данного течения среди представителей титульной нации, первые фундаменталисты, появившиеся в Средней Азии в конце 1970-х гг., свои взгляды формировали, изучая труды таких салафитских идеологов, как Сейид Кутб, Хасан аль-Банна (видные египетские деятели и идеологи движения «Братья-мусульмане») [4, с. 44] и т. д. Многие из них пропагандировали салафитско-ваххабитские идеи в конце 1980-х - начале 1990-х гг., в том числе во время межтаджикского конфликта. Кроме того, подавляющее большинство нынешних таджикских религиозных экстремистов также являются адептами этого течения.
Несколько слов целесообразно сказать и о религиозном меньшинстве Таджикистана -исмаилитах, которые являются представите -лями одного из направлении в шиитском исламе. Они проживают преимущественно в Памирских горах на территории Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО). Адептами исмаилизма являются в основном малочисленные народы, такие как шугнанцы, рушанцы, язгулемцы и т. д. Это духовно-философское направление, так же как суфизм, наполнено различными доисламскими церемониями и обрядами (например, проводы песнями душ умерших людей), многие из ко-
торых зародились в Памире ещё задолго до прихода ислама. Абсолютное большинство мусульман-суннитов считает исмаилитов еретиками [10, с. 109]. Особое значение для исмаилитских общин играют их духовные наставники, которых называют - халифа. Они проводят все ключевые ритуалы в жизни памирских народов (рождение ребёнка, бракосочетание, похороны и т. д.) [10, с. 110] и, как и ишан у суфиев, обладают непререкаемым авторитетом. Кроме того, исмаилиты имеют достаточно чёткую иерархию, во главе всех представителей данного течения, которые проживают и в ряде других стран мира, стоит 49-й наследственный имам общины - Ага-хан IV [11, с. 59].
Во времена СССР на них также оказывалось существенное давление властей, что способствовало формированию антикоммунистических взглядов в рядах местного духовенства, крайне негативно они были настроены и к светскому правительству, пришедшему к власти в Таджикистане в первые годы независимости. Немало исмаилитов ГБАО принимали активное участие в гражданской войне на стороне Объединённой таджикской оппозиции совместно с враждебными им суннитами, в том числе и под лозунгами защиты ислама. В ходе боевых действий лидеры оппозиции, в том числе Акбар Тураджонзода, даже пытались всячески скрывать исторические противоречия между суннитами и шиитами, маскируя их последствиями антирелигиозной кампании СССР [12, с. 105].
Социально-экономические факторы радикализации ислама в Таджикистане
Исламский фундаментализм может также являться и формой политического протеста против негативной социально-экономической обстановки в стране или регионе.
В Средней Азии в начале прошлого столетия это стало важнейшим фактором, повлиявшим на формирование басмаческого движения. Массовый голод и мобилизация на фронт мотивировали декхан и городскую бедноту вступать в ряды повстанцев для борьбы с «неверными», т. е. коммунистами. Аналогично на фоне существенного ухудшения качества жизни населения в Таджикистане в начале 1990-х гг. увеличивалась популярность радикальных идей.
ВВП на душу населения в Таджикистане в 1990-2018 гг., тыс. долларов США (при приведении курса к ценам 2011 г.)
Распад СССР оказал колоссальное влияние на экономику Таджикистана. Разрыв хозяйственных связей, политический кризис и последовавшая за ним гражданская война привели к спаду ВВП с $ 2,63 млрд в 1990 г. до $ 921 млн в 2000 г.7 ВВП на душу населения сократился с $ 3,66 тыс. в 1990 г. до $ 1 047 в 1996 г.8 (см. график).
Наиболее существенно экономический кризис затронул сферу сельского хозяйства, где на момент распада Советского Союза, по данным Всемирного банка, было занято 69 % таджикистанцев (в настоящий момент доля сельчан 72 %)9. В соответствие с показателями официальной статистики, оно генерировало 36,7 % ВВП страны [13, с. 51]. Потеря рынков сбыта для сельхозпродукции, а особенно для хлопка-сырца, которые традиционно поставлялись в европейскую часть СССР, привела к деградации этой отрасли, что оставляло людей без средств к существованию. Даже в 2000-х гг., когда уже завершилась гражданская война и были проведены некоторые реформы, доля декхан, находящихся за чертой бедности, составляла более 50 % [14, с. 154]. Ситуация в городе также слабо отличалась в лучшую сторону. Сильный спад производства был отмечен во всех отраслях промышленности за исключением гидроэнергетики, причём по многим из них республика до сих пор так и не смогла выйти на показатели позднего советского периода. Процент людей, находящихся за чертой бедности, среди рабочих также был высок (более 30 %), притом что уровень безработицы лишь в 1998 г. превысил 3 %10. Заработная плата не позволяла
многим людям удовлетворять даже необходимые жизненные потребности. Более того, в течение всех 1990-х гг. в стране наблюдалась гиперинфляция, которая в 1995 г. достигла 2000 % и существенно снизилась (менее 50 %) лишь в 1998 г.
В таких сложных социально-экономических условиях многие люди видели выходом из положения либо трудовую миграцию, либо обращение к религии. Фундаменталистские лозунги были регулярно слышны во время антиправительственных протестов в Душанбе уже в 1991-1992 гг., причём прибегали к ним преимущественно лидеры оппозиции, в том числе Демократической партии Таджикистана (ДПТ) Шодмон Юсуф, лидер Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) Мохаммадшариф Химматзода и первый глава Духовного управления мусульман республики, будущий деятель ОТО Ходжи Акбар Тураджонзода. Они были преимущественно ориентированы на выходцев с юга страны, где ДТП и ПИВТ имели наибольшее число сторонников. Большинство противников светской власти К. Махкамова, а затем и Р. Набиева, протестовавшие в столице, были выходцами из кишлаков ГБАО, отдельных районов Хатлонской области, в том числе Курган-Тюбе (совр. Бохтар), а также Гармского (совр. Раштский) района. Эти территории в экономическом плане были менее развиты, чем столица и окрестности, а также северная Ленинабадская (совр. Согдийская) область. Безусловно, этот фактор не является единственным. Важно обратить внимание, что южные и центральные (Рашт и Сагвор)
таджики традиционно более исламизирова-ны, чем северяне, также важную роль играют и клановые отношения. Однако, принижать значимость негативной социально-экономической ситуации как фактора радикализации ислама было бы неправильно.
Исламистские движения в постсоветском Таджикистане
В конце 1980-х - начале 1990-х гг. в республиках Средней Азии, в том числе и в Таджикистане, началось религиозное возрождение. Принятие 1 октября 1990 г. Верховным Советом СССР Закона «О свободе совести и религиозных организациях»11 дало гражданам возможность беспрепятственно исповедовать религии и исполнять религиозные обряды, а также регистрировать религиозные организации в качестве юридических лиц. В регионе быстрыми темпами росло число мечетей, мактабов (мусульманских начальных школ), медресе (мусульманских духовных семинарий) и иных религиозных организаций. В конце 1980-х гг. в Таджикистане насчитывалось лишь 17 зарегистрированных мечетей (сотни действовали нелегально), в то время как в 1991 г. уже было зарегистрировано 130 соборных мечетей и около 3 000 мелких храмов и молитвенных домов12. Большую роль в этом сыграло также избрание на пост председателя Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ) Мухаммада Садыка Мухаммад Юсуфа, настаивавшего на необходимости скорейшего духовного возрождения региона. При этом необходимо отметить, что определённые послабления в контроле над религией были сделаны гораздо раньше, ещё в 1970-х гг. В частности, САДУМ была существенно расширена квота на хадж. Если изначально право на него предоставлялось только видным членам этой организации, то в 1970-1980-е гг. мусульманские святыни смог посетить ряд государственных и партийных деятелей, в том числе первый секретарь ЦК Компартии Таджикской ССР Б. Гафуров, а также некоторые видные суфии. Именно в этот период существенно расширились контакты мусульман Средней Азии с арабскими государствами, Ираном и Афганистаном. Уже в начале 1980-х гг. это вызывало серьёзную озабоченность у руководства СССР, что подтверждается рядом
принятых нормативно-правовых актов, в том числе Постановлением ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы» (1979), Постановлением «О мероприятиях по противодействию попыткам противника использовать "исламский фактор" во враждебных Советскому Союзу целях» (1981) и Постановлением Пленума ЦК КПСС «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии» (1983), важной задачей в котором было обозначено усиление атеистической пропаганды [15, с. 112]. Кроме того, в этот период в Среднюю Азию стала проникать салафитская литература, способствовавшая появлению там немногочисленных сторонников этого исламского течения.
Активизация религиозной жизни в Средней Азии способствовало тому, что уже через несколько лет после начала перестройки, т. е. раньше, чем был принят Закон «О свободе совести и религиозных организациях», ислам стал важной политической составляющей в республиках региона. Многие местные ишаны и другие представители мусульманского духовенства принимали активное участие в политических событиях в Душанбе в 1990-1992 гг. Они мотивировали своих мюридов и прихожан квартальных мечетей, в особенности жителей кишлаков южного и центрального Таджикистана, ехать в столицу и противостоять сначала коммунистам, а после распада СССР - светскому правительству Р. Набиева. В ходе антиправительственных митингов ислам стал важнейшим звеном, консолидирующим оппозицию, так как представителей светской власти воспринимали фактически как последователей «безбожников» коммунистов. К религии обращались не только представители ПИВТ, но и лидеры демократов, в том числе их глава Ш. Юсуф. Среди оппозиционных сил не фокусировало внимание на религиозном факторе лишь народное движение «Растохез» («Пробуждение»), выступавшее за демократическое развитие и поддержание традиционных ценностей именно таджикского народа . Однако, учитывая, что его члены воевали в гражданской войне на стороне ОТО, в современном Таджикистане его также нередко несправедливо идентифицируют с исламизмом. Уделять особое внимание деятель-
ности «Растохеза» и ДПТ в рамках данной статьи нецелесообразно, равно как и рассматривать хронологию межтаджикского конфликта, гораздо важнее сфокусироваться на исследовании фундаменталистских движений.
Исламистское крыло ОТО было представлено преимущественно сторонниками ПИВТ, членами Исламского движения Узбекистана (ИДУ), а также добровольцами из Афганистана и стран Ближнего Востока, часто связанными с радикальными группировками, такими как «Аль-Каида», Исламское общество Афганистана (имело свои вооружённые отряды) и, отчасти, «Талибан» (с ним у лидеров ОТО были более сложные отношения из-за этнической политики пуштунских националистов).
На постсоветском пространстве всю эту часть оппозиции принято считать «ваххабитами», что даже нашло отражение в их названии, используемом русскоязычным населением, - «Вовчики»14. Аналогичным образом их охарактеризовал и журнал «Коммерсантъ Власть», где в апреле 1999 г. вышла статья с заголовком «Страна победившего ваххабиз-ма»15. С научной точки зрения такая идентификация не является в полной мере верной, так как идеи салафитского ислама разделялись лишь немногими членами ПИВТ, а также иностранными наёмниками. Немалое количество таковых было среди боевиков и инструкторов, пребывавших в Таджикистан с территории Афганистана, также ваххабиты встречались и среди добровольцев ИДУ, хотя и там они не были в большинстве.
Если говорить непосредственно о ПИВТ, то она представляла собой сообщество представителей разных течений мусульманской религии, объединённых целью создания в республике исламского государства или, по крайней мере, повышения уровня ислама в политической и повседневной жизни таджиков. Большинство членов ПИВТ относились к суфийскому исламу и вступали в ряды партии и ОТО вслед за своими ишана-ми и шейхами (в особенности это касается декханского населения), число салафитов было существенно меньшим. Кроме того, туда входили и шииты - исмаилиты из ГБАО.
Не относили себя к салафитам-вахха-битам и ключевые фигуры в партии, что от-
личало их, например, от лидеров ИДУ Т. Юлдашева и Д. Намангани. Саид Абдулло Нури в течение трёх лет был учеником видного деятеля САДУМ Мавлави Хиндустони [12, с. 101], который выступал за религиозное возрождение, но отрицательно относился к политизации ислама и осуждал ваххабизм16. Безусловно, позиция С. Нури по вопросу политического ислама отлична от позиции его учителя, но не настолько, как у узбекского са-лафита Абдували-кори, также некоторое время являвшегося его учеником. Ещё более сложно отнести к салафитам Х. Тураджонзо-ду, представлявшего интересы исламской оппозиции на межтаджикских переговорах, который является потомственным суфием17.
Программа ПИВТ в целом также является достаточно умеренной. Безусловно, как и любая исламская партия, ПИВТ ставила своей задачей увеличение роли мусульманской религии во всех сферах общественной жизни (политической, экономической, культурной и т. д.). Необходимым условием членства в партии является исповедование исламской религии и соблюдение всех её требований и т. д. [12, с. 103]. При этом основополагающим документом партии не предусмотрены какие-либо положения, позволяющие идентифицировать её как радикальную и салафитскую, в том числе призывов к газавату. Кроме того, необходимо отметить, что лидеры ПИВТ придерживались принципов либерального ханафитского маз-хабы, что не типично для ваххабитов, которые в основном являются ханбалитами, хотя «постсоветский ваххабизм» вполне мог и сочетаться с ханафитским мазхабом, что можно было наблюдать в 1990-е гг. в соседнем Узбекистане на примере ИДУ.
В целом умеренная программа позволяла партии функционировать в политическом поле Таджикистана вплоть до 2015 г., являясь единственной на постсоветском пространстве легальной исламистской партией. Очевидно, что её запрет и признание террористической и экстремистской18 в большей степени связан с желанием Эмомали Рахмона укрепить свою авторитарную власть. Кроме того, её деятельность создавала определённые помехи политике секуляризации, проводимой современным таджикским правительством.
В то же время стоит отметить, что с момента завершения гражданской войны партия существенно деградировала. В мирное время она не смогла составить серьёзную конкуренцию светской власти и набрала на выборах 2015 г. лишь 1,5 % голосов избирателей и не прошла в парламент . Программа умеренного политического ислама оказалась не популярна среди населения республики, и партия де-факто имела поддержку лишь среди каратегинцев (выходцев из Раштского района).
Многие тарикатисты, ранее поддерживавшие ОТО, отстранилась от большой политики или перешли на сторону Э. Рахмона. Как показывает исторический опыт соседних Афганистана и Пакистана, суфии способны действовать в русле государственной политики и признавать доминирование светской власти и права [16, с. 629]. Как правило, их радикализация и стремление к власти происходит в период серьёзных политических кризисов. В условиях же стабильного развития государства и приемлемой социально-экономической ситуации они отходят от политического ислама.
В свою очередь, фундаменталисты, являющиеся адептами салафитского ислама, входившие в ОТО и поддерживавшие ПИВТ в ходе военного конфликта, примкнули к наиболее радикальным группировкам, деятельность которых запрещена в современном Таджикистане, в том числе «Хизб ут-Тахрир» и «Исламское государство» (деятельность запрещена в РФ; далее - ИГ), причём их популярность растёт в среде таджикской молодёжи. Это, вероятно, связано с общемировым салафитским трендом в суннитском исламе. Однако, последний лидер партии Мухиддин Кабири, избежавший ареста и находящийся в эмиграции, связывает это с политикой секуляризация (частью которой является запрет ПИВТ). Он считает, что она идёт на руку ваххабитам, а на месте умеренной исламской партии в республике появится фундаменталистская сила, которая сформируется из «осколков» ИГ20. И если тезис о том, что сохранение ПИВТ способно было притормозить рост популярности ваххабитских движений, выглядит весьма сомнительным (скорее произошла бы радикализация самой ПИВТ), то проблема возвращения в Центральную Азию
боевиков ИГ может встать уже в ближайшее время. По словам главы КНКБ Таджикистана, в рядах террористической организации в Сирии и Ираке воевало около 1 900 граждан республики . Получившие боевой опыт террористы могут представлять реальную опасность для стабильности в стране, особенно с учётом того факта, что в настоящий момент в Таджикистане появилось немало сторонников салафитского движения22, хотя бы частично поддерживающих идеи ИГ. Непосредственным примером активизации ИГ в регионе является нападение на пограничную заставу на таджикско-узбекской границе боевиков, относящихся именно к этой террористической организации.
Выводы
В заключение необходимо отметить, что ситуация в Республике Таджикистан в целом продолжает оставаться стабильной. При этом существует негативный тренд, связанный с ростом популярности чуждой для таджиков салафитской идеологии. Кроме того, в настоящий момент имеются серьёзные риски проникновения в республику с территории соседних государств, в первую очередь Афганистана, исламистов, получивших боевой опыт, а также инструкторов, пропагандирующих газават. При этом, с точки зрения автора, причиной тому служит не секуляризация, как на это указывают отдельные деятели ПИВТ, а общий салафитский тренд в мусульманском мире, исламизированность отдельных районов республики, сочетающаяся с плохой образованностью, в том числе религиозной, бедность, а также слабая защищённость таджикско-афганской границы.
Что же касается суфиев, которые, как показывает практика, также способны прибегать к малому джихаду, то вероятность их радикализации в нынешних условиях крайне мала. Суфии прибегают к «священной войне» с «неверными» только в случае прямой угрозе исламу, серьёзного кризиса власти и сложной социально-экономической ситуации. Для них это является формой политического протеста, к которой в Таджикистане они прибегали в ранний советский период и в эпоху гражданской войны в республике. Более того, многие влиятельные суфийские ишаны и духовные деятели достаточно позитивно относятся к фигуре Э. Рахмона, хотя
и выражают озабоченность политикой тад-жикизации, частью которой является уменьшение роли ислама в общественной жизни населения.
Таким образом, основная угроза стабильности Республики Таджикистан и всего центральноазиатского региона исходит преимущественно от экстремистов, являющихся адептами ваххабизма и разделяющих идеи газавата. С целью противодействия распространения радикализма необходима консолидация всех сил, заинтересованных в стабильности в субрегионе. Необходимо усиление контроля за перемещением через тад-жикско-афганскую границу, через которую в республику проникают террористы и экстремисты, в том числе занимающиеся пропагандой радикальных идей, оружие и наркотики, усиление контроля за религиозными учреждениями страны, а также расширение взаимодействия в форматах ОДКБ и РАТС ШОС.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ижтимоий фикр: 69 % опрошенных считают экстремизм главной проблемой региона // Газета.uz. - 2018. - URL: https://www.gazeta.uz/ru /2018/02/13/extremism/ (дата обращения: 25.11.2019).
2 При атаке на погранзаставу в Таджикистане уничтожили 15 боевиков // РИА Новости. - 2019. -URL: https://ria.ru/20191106/1560616222.html (дата обращения: 25.11.2019).
3 Битва при Нехванде: как арабы на острие мечей принесли ислам в Персию // Новостное агентство «Sputnik». Таджикистан. - 2019. - URL: https://ti.sputniknews.ru/analytics /20190521/1028961127/islam-bitva-pri-nehvande-araby-persy-tajikistan.html (дата обращения: 26.11.2019).
4 Ханафитский мазхаб объявлен официальным в Таджикистане // Исламский портал Азербайджана. - 2009. - URL: http://www.islam.az/news /a-3797.html (дата обращения: 26.11.2019).
5 Священный Коран / пер. на рус. яз. подгот. Э. Кулиев. - 2002. - URL: https://falaq.ru/quran /kuli/4 (дата обращения: 26.11.2019).
6 Исламские политические движения и структуры. Мусульманская печать, пропаганда // Центральная Азия и Кавказ. - 1999. - URL: https:// www.ca-c.org/datarus/st_08_bush_11.shtml (дата обращения: 28.11.2019).
7 The World bank. GDP (current prices) Tajikistan for 1990-2018. - URL: https://data.worldbank.org /indicator/NY.GDP.MKTP.CD?locations=TJ&view=chart (дата обращения: 02.12.2019).
8 The World bank. GDP per capita (constant 2011 international $) Tajikistan for 1990-2018. -URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP. PCAP.PP.KD?locations=TJ&view=chart (дата обращения: 02.12.2019).
9 The World bank. Rural population (% of total population) - Tajikistan. - URL: https://data.world-bank.org/indicator/SP.RUR.TOTL.ZS?locations=TJ (дата обращения: G2.12.2G19).
1G The World bank. Unemployment, total (% of total labor force) (national estimate) - Tajikistan. -URL: https://data.worldbank.org/indicator/SL.UEM. TOTL.NE.ZS?locations=TJ (дата обращения: G2.12.2G19).
11 Закон СССР от 1 октября 199G г. № 16S9-1 «О свободе совести и религиозных организациях». - URL: https://www.lawmix.ru/sssr/262G (дата обращения: G4.12.2G19).
12 Ниязи А. Возрождение ислама в Таджикистане: традиция и политика // Центральная Азия и Кавказ. - 1999. - URL: https://ca-c.org/journal /cac-G6-1999/nijazi. shtml (дата обращения: G4.12.2G19).
13 Неоконченная миссия «Растохеза» // Информационное Агентство «Азия-плюс». - 2G14. -URL: https://www.dialog.tj/news/neokonchennaya-missiya-rastohez (дата обращения: G4.12.2G19).
14 «Вовчики» и «юрчики»... // Deutsche Welle. -2GG2. - URL: https://www.dw.com/ru/%DG%B2% DG%BE%DG%B2%D1%S7%DG%BS%DG%BA%DG% BS-%DG%BS-%D1%SE%D1%SG%D1%S7%DG%BS %DG%BA%DG%BS/a-516656 (дата обращения: G4.12.2G19).
15 Страна победившего ваххабизма // Коммерсантъ Власть. - 1999. - URL: https:// www.kommersant.ru/doc/154GG (дата обращения: G4.12.2G19).
16 Мавлавии Хиндустонй: Аз Бухоро то зиндонхои Шуравй // Радиои Озодй (узб.). -2G11. - URL: https://www.ozodi.org/aZtajik_cleric_ muhammadjoni_khuqandi/2329324.html (дата обращения: G5.12.2G19).
17 Возвращение опального суфия? // Информационное агентство «Росбалт». - 2G13. - URL: https://www.rosbalt.ru/world/2G13/G7/26/1156921. html ( дата обращения : G5.12.2G19).
1S В Таджикистане суд запретил Партию исламского возрождения // Lenta.ru. - 2G15. - URL: https://lenta.ru/news/2G15/G9/29/pivt/ (дата обращения: G5.12.2G19).
19 ЦИК: в новый созыв парламента Таджикистана прошли 4 партии из S // РИА Новости. -2G15. - URL: https://ria.ru/2G15G3G2 /1G5G412673.html (дата обращения: G6.12.2G19).
2G Лидер ПИВТ: Из осколков ИГ в Центральной Азии возникнет другая сила // Deutsche Welle. -2G17. - URL: https://www.dw.com/ru/%DG%BB% DG%BS%DG%B4a-3SGS762G (дата обращения: G6.12.2G19).
21 ГКНБ: за ИГИЛ в Сирии и Ираке воевали почти 2 тысячи граждан Таджикистана // Новостное агентство «Sputnik». Таджикистан. - 2G1S. -URL: https://tj.sputniknews.ru/country/2G1S1119 /1G27461743/tajikistan-syria-iraq-gknb-uchastie-isis-terroristy.html (дата обращения: G6.12.2G19).
22 ИГИЛ угрожает Таджикистану? // Информационное Агентство «Азия-плюс». - 2G19. - URL: https://asiaplustj.info/ru/news/tajikistan/security/2G 191121/igil-ugrozhaet-tadzhikistanu (дата обращения: G6.12.2G19).
ЛИТЕРАТУРА
1. Нанаева А. К. Движение исламских фундаменталистов в южном регионе Центральной Азии (Таджикистан, Узбекистан) : дис. ... канд. полит. наук. - М., 2009. - 166 с.
2. Петренко Н. И., Надеждин А. В. Устранение правовых пробелов в Ханафитском мазхабе посредством кыяса // Вестник Российского университета кооперации. - 2016. -№ 1 (23). - С. 129-131.
3. Волобуев А. В. Суфизм и модернизация в исламском мире // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2016. - № 4 (72). - С. 29-37.
4. Бушков В. И., Микульский Д. В. Анатомия гражданской войны в Таджикистане (этносоциальные процессы и политическая борьба, 1992-1995). - М. : ИПВ, 1996. - 67 с.
5. Абдуллаев К. Н. Политические течения в басмачестве: ишанизм и суфизм // Вестник КРСУ. - 2015. - Т. 15, № 12. - С. 7-10.
6. Рагасова С. Слова исламской тематики в словарях русского языка // Вестник Костромского государственного университета. - 2017. -№ 4. - С. 217-221.
7. Пылев А. И. Об идеологических течениях басмаческого движения в Средней Азии в начальный период (1918-1920 гг.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2003. -№ 2 (10). - С. 29-33.
8. Раджабов Р. А. Основные конфессиональные противоречия между суфизмом и ваххабизмом // Исламоведение. - 2009. - № 2. - С. 107-115.
Информация о статье
Дата поступления
9 сентября 2020 г.
Дата принятия в печать
10 ноября 2020 г.
Сведения об авторе
Маргулис Сергей Борисович - преподаватель кафедры международной политики и зарубежного регионоведения Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Москва, Россия)
Адрес для корреспонденции: 119571, Россия, Москва, пр. Вернадского, 82 E-mail: [email protected] SPIN-код: 6768-0676
Для цитирования
Маргулис С. Б. Факторы радикализации ислама в постсоветском Таджикистане // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 4 (28). С. 121-130. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(4).121-130.
9. Мелехов И. Эволюция ваххабитского фактора в Саудовской Аравии // Россия и мусульманский мир. - 2016. - № 7. - С. 67-81.
10. Бушков В. И., Каландаров К. Исмаилиты Таджикистана: традиции и современность // Россия и мусульманский мир. - 2003. - № 3. - С. 108116.
11. Окимбеков У. Деятельность фонда Ага-хана в Таджикистане // Россия и мусульманский мир. - 2004. - № 6. - С. 59-63.
12. Андреев А. А. Взлёт и падение партии исламского возрождения в Таджикистане // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2016. -Т. 10, № 2. - С. 98-113.
13. Курбонов С. А. Роль и место сельского хозяйства в экономическом развитии Таджикистана // Вестник ТГУПБП. - 2011. - № 3 (47). -С. 50-58.
14. Исаев Л. М., Шишкина А. Р. Анализ социально-экономического развития государств Центральной Азии // Центральная Азия: новые вызовы : сб. - М. : ЛЕНАНД, 2015. - С. 143216.
15. Королева Л. А., Королев А. А. Ислам в СССР: некоторые аспекты государственно-религиозной политики // Альманах современной науки и образования. - 2008. - № 6 (13). - С. 110112.
16. Акимбеков С. А. История Афганистана. - Астана ; Алматы : ИМЭП при фонде первого президента Казахстана, 2016. - 848 с.
Article info
Received
September 9, 2020 Accepted
November 10, 2020 About the author
Sergey B. Margulis - Lecturer of the Department of International Policy and Regional Studies of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Moscow, Russia)
Postal address: 82, Vernadskogo pr., Moscow, 119571, Russia
E-mail: [email protected] SPIN-code: 6768-0676
For citations
Margulis S.B. Islam Radicalization Factors in PostSoviet Tajikistan. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2020, vol. 7, no. 4 (28), pp. 121-130. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(4).121-130 (in Russian).
