CC BY
13
DOI 10.24412/2227-7315-2021-6-230-241
УДК 343.97
И.С. Ильин
ФАКТОРЫ ПРОТЕСТНЫХ ДВИЖЕНИЙ В КОНТЕКСТЕ РАССМОТРЕНИЯ ДЕТЕРМИНАНТ ДЕМОНСТРАТИВНО-ПРОТЕСТНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
Введение: исследование протестных движений в качестве факторов роста демонстративно-протестной преступности обладает особой актуальностью в условиях функционирования и развития современного российского общества. Дефект коммуникации общества и власти, который в российских условиях осложняется слабостью институциональной оппозиции, во многом детерминирует выбор гражданами противоправных вариантов поведения в политической жизни. Цель: формирование авторского понимания механизма детерминации протестных движений. Методологическая основа: основным методом исследования является формально-юридический. В дополнение к нему применяются системно-структурный и деятельностный подходы. Результаты: предложено авторское понимание природы и специфики протестных движений в качестве особого фактора, детерминирующего демонстративно-протестную преступность. Выводы: при изложении механизма детерминация протестных движений в работе подвергнута критической оценке марксистская теория конфликта и признана недостаточность объяснительного потенциала теории массового поведения. Сам протест объясняется посредством синтеза возможностей двух актуальных концепций: относительной депривации (Т.Р. Гарр) и мобилизации ресурсов (Ч. Тилли).
Ключевые слова: протест, детерминанты, теория, факторы, протестное поведение, преступление, причины, ресурсы, механизм.
I.S. Ilyin
FACTORS OF PROTEST MOVEMENTS IN THE CONTEXT OF CONSIDERING THE DETERMINANTS OF DEMONSTRATIVE-PROTEST CRIME
Background: the study of protest movements as factors of the growth of demonstrative protest crime has a special relevance in the conditions of functioning and development of modern Russian society. The defect of communication between society and the authorities, which in Russian conditions is complicated by the weakness of the institutional opposition, largely determines the choice of citizens of illegal behaviors in political life. Objective: formation of the author's understanding of the mechanism of determination of protest movements. Methodology: the main method of research is formal legal. In
© Ильин Илья Сергеевич, 2021
Кандидат юридических наук, доцент, начальник Управления Министерства внутренних дел России по Красногвардейскому району г. Санкт-Петербурга, доцент кафедры правоведения (Северо-западный институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации); e-mail: isilyin@yandex.ru © Ilyin Ilya Sergeevich, 2021
Candidate of law, Associate Professor, Head of the Department of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation in Krasnogvardeisky district, Saint Petersburg, Associate Professor, Law department (Northwestern 230 Institute of Management of the Russian Presidential Academy of the National Economy and Public Administration)
addition to it, system-structural and activity-based approaches are applied. Results: the author's understanding of the nature and specifics of test movements is suggested as a special factor determining demonstrable protest crime. Conclusions: in presenting the mechanism of determination of protest movements, the research critically evaluates the Marxist theory of conflict and recognizes the insufficiency of the explanatory potential of the theory of mass behavior. The protest itself is explained through the synthesis of the possibilities of two relevant concepts: relative deprivation (T.R. Garr) and resource mobilization (Ch. Tilly).
Key-words: protest, determinants, theory, factors, protest behavior, crime, reasons, resources, mechanism.
Протест в самом общем виде может быть описан как проявление конфликта между обществом и властью. Формами его выражения и одновременно разрешения, как показывает исторический и социальный опыт, могут выступать функционирование институционализированной оппозиции (парламентской или непарламентской) с присущими ей средствами политической борьбы за власть и (или) организованное или стихийное движение непосредственно самих народных масс1.
Исходя из этого, детерминанты протестных движений закономерно расположены в области взаимодействия институтов официальной власти, оппозиции и народных масс. Институциональная оппозиция в данном случае выступает важным посредником между гражданами, чьи интересы не представлены или недостаточно учитываются официальными властными структурами, чьи запросы не находят отклика у власти, и непосредственно самой системой официальной власти. Очевидно, что чем более развита и эффективна оппозиция, тем выше результативность диалога между «большинством» и «меньшинством» в демократическом обществе, тем больше шансов достигнуть компромисса между различными политическими и социальными силами, не прибегая к нелегитимным формам протеста и давления на власть.
Ставка на оппозицию является знаковой чертой социологического объяснения протеста в концепции Т. Парсонса. Согласно его подходу к описанию структурно-функциональной характеристики общества, социальный конфликт характеризует дестабилизацию социума, является результатом нарушения той или иной функции социальной системы. Конфликт, таким образом, есть болезненное и аномальное явление. И именно оппозиция должна стать тем механизмом обратной связи между обществом и властью, который позволит избежать насильственных мер и дестабилизации всего общества. Конфликт в трактовке Т. Парсонса должен быть институционализирован через институт политической оппозиции для сохранения целостности и единства социума [1].
Однако история и состояние современной российской оппозиции выглядят одновременно и драматично, и непрезентабельно. Детальный анализ здесь не является нашей задачей, а потому позволим себе воспользоваться результатами наблюдений специалистов. Так, согласно исследованию В.Я. Гельмана, с 2000 г. в России в политической и партийной жизни происходила выраженная стагнация, в результате которой часть парламентской оппозиции была вытеснена с полити-
1 Такая градация весьма условна и необходима нам для более наглядного вычленения интересующих форм массового поведения граждан.
ческого поля, а оставшиеся оппозиционные партии фактически утратили свои права: «...ни одна из оппозиционных партий не смогла сохранить свои позиции в течение 2000-х годов. В лучшем случае они оставались на самом нижнем уровне «слоеного торта» российской партийной системы. Их символическое присутствие в национальном и/или региональных парламентах, слабый мобилизационный потенциал и низкий уровень массовой поддержки демонстрировали глубокий упадок оппозиционной политики» [2, с. 149]. Аналогично мнение И.А. Крив-чука: «На современном этапе оппозиционная деятельность парламентских политических партий потеряла эффективность, что стало результатом политики минимизации роли основных оппозиционных партий и контрэлиты, частичной интериоризации ценностей «правой» и «левой» оппозиции «партией власти» [3, с. 10; 4].
В условиях слабости и неэффективности каналов институциональной оппозиции для выражения протеста протестная энергия будет находить выход в иных формах, которые сегодня все активнее формируют политическую повестку дня. В их ряду — массовые выступления непосредственно граждан, организуемые новыми оппозиционными акторами на основе негативного консенсуса части гражданского общества. Протест такого рода имеет отчетливо наблюдаемые особенности в виде отсутствия полноценной созидательной программы самого протеста, организации по принципу «выступление против», а не «выступление за», использования любого общественно значимого события для выступления или сознательного наделения какого-либо события статусом социально-значимого, формирования круга участников по принципу «ad hoc» из неопределенной я массы внутренне готовых к протесту лиц, активного использования средств
0 „ „
? массовой коммуникации для организации протеста, стихийного развития самих а протестных акций. Все эти особенности делают протест во многом безыдейным | и лишенным руководителей, готовых взять на себя ответственность как за сам
1 протест, так и за конструктивное представление интересов протестующих в диа-| логе с официальной властью. Не требует, видимо, специальных и дополнитель-i ных доказательств тезис о том, что разрушительный, деструктивный потенциал § такого рода протеста намного превосходит его модернизационный потенциал, а | криминогенные риски чрезвычайно велики.
! В социологической и политологической литературе представлен широкий
'g комплекс теорий и учений, объясняющих протестное движение масс [5, с. 56-61; I 6, с. 40-51; 7, с. 555-563; 8].
| Одной из классических можно считать марксистскую теорию социального и
& политического конфликта. Протестные акции в работах К. Маркса и Ф. Энгельса | изучались в контексте анализа рабочего движения и разработанной ими теории g «классовой борьбы». Основными детерминантами политического протеста, со-§ гласно их концепции, выступают социально-экономические факторы в виде | структуры производительных сил и характера производственных отношений, J а сам протест, оформленный как революция, направлен к построению нового общества. Эти идеи были в концентрированном виде изложены и развиты в работе В.И. Ленина «Государство и революция» [9], ставшей (по меньшей мере в советской обществоведческой науке) каноном для понимания протеста и революции.
Однако представляется, что слабость этой теории в современном обществе состоит именно в ее «классическом» характере, подразумевающем протест как 232 планомерное, организованное, идейно вдохновленное, политически мотиви-
рованное, рациональное, целенаправленное движение строго определенных и дифференцированных социальных групп к вершине власти. Сегодня, в условиях деактуализации представлений о классовой структуре общества, трансформации представлений о государстве как выразителе воли одного класса, принципиальном изменении структуры собственности, в условиях развития таких характеристик общества, как атомизация, индивидуализация, мобильность и т.д. объяснительная сила марксизма для изучения протестных движений становится недостаточной, а по большому счету не вполне адекватной.
«Политический» компонент марксистской теории, как представляется, излишне рационализировал протестующих, в результате сама теория выглядела в большей степени политологической, нежели социологической. Прямой противоположностью ей можно считать другую классическую теорию, разработанную Г. Лебоном [10] для объяснения детерминации и закономерностей «коллективного поведения». Г. Лебон видел причины конфликта в противоречиях между «старыми» и «новыми» идеями, которые обостряются по мере утверждения «массы» в качестве главного общественного и политического субъекта и воспринимаются этой «массой» как желательные, «заражают» ее. Автор оценивал протест как следствие активности «агрессивной толпы» («мало склонные к теоретическим рассуждениям, массы зато очень склонны к действию») и не затрагивал при этом возможность планирования и системной организации народных волнений. Он утверждал, что в силу снижения уровня интеллекта, ответственности, самостоятельности, логичности рассуждений человека «в толпе» массой правит практически бессознательное. Отмечая подверженность толпы внушению со стороны ее лидеров, он тем самым обозначил возможность управления массовым протестом, однако роль лидеров в толпе рассматривалась им как реакция вожаков масс на появление протестной повестки, но вовсе не как определяющая в выработке самой этой повестки.
Теория коллективного поведения, в отличие от теории классовой борьбы, была существенно ближе к объяснению конкретных протестных акций, она более «социологична». Однако, как представляется, эта теория излишне дегумани-зировала протестующих, представляя их иррациональной и бессознательной «массой», легко внушаемой и управляемой. В этом отношении Маркс и Лебон демонстрировали принципиально различные взгляды на протестующих, что во многом стало основой для последующего противопоставления «народа» и «толпы», а соответственно и для разработки различных стратегий управления протестом и его общей оценки.
Указанные теории, возникнув в конце XIX столетия, задавали основную рамку изучения протестных движений вплоть до середины XX в., когда возникновение и развитие новых социальных движений дало мощный импульс к конструированию модернистских теорий их объяснения. Наиболее авторитетными новыми теориями, объясняющими детерминацию протестного поведения населения, стали следующие:
а) концепция относительной депривации (Т.Р. Гарр [11]), которая связывает протест с несоответствием завышенных ожиданий индивида и действительности, и доказывает, что социальный взрыв происходит не в результате социально-экономических потрясений, а из-за несбывшихся популистских обещаний властей и мощной пропагандистской работы оппозиции;
б) теория мобилизации ресурсов (Ч. Тилли [12; 13]), которая утверждает, что протест возникает только при формировании экономических, политических и организационных возможностей для мобилизации существующего недовольства; она наделяет протестующие массы рациональностью, способностью мыслить стратегически и инструментально, мобилизовать ресурсы (деньги, людей, информационные потоки) и заключать союзы с иными политическими игроками.
Эти две теории в некоторой степени также могут рассматриваться как полярные, поскольку одна усматривает в депривации некий социальный дефект, стимулирующий протест, а потому требующий смягчения и минимизации, а другая признает недовольство в качестве объективного и необходимого спутника общества, усматривая стратегию управления протестом в воздействии на допуск недовольных к ресурсам. Однако при всех заметных отличиях эти концепции нельзя назвать взаимоисключающими. Они вполне органично могут быть синтезированы для объяснения протеста — каждая в своих пределах. Полярность суждений и оценок всегда таит в себе односторонность. А потому последующее научное познание детерминации протеста явно или неявно было направлено в сторону синтеза этих противоположностей, стремясь к объединению, с одной стороны, фундаментальных представлений о социальном и политическом статусе человека и его отношении к власти, а с другой стороны; представлений о механизме объединения людей в группы и отстаивания коллективных интересов в политическом пространстве.
На этой синтетической идее основаны, как мы можем полагать, вполне убедительные суждения М.Р. Сабитова, который пишет: «Анализ массового политического протеста должен учитывать совокупность структурных и политико-институциональных детерминант. К первым можно отнести условия и факторы, влияющие на рост групповых ценностных ожиданий и снижение групповых ценностных возможностей, что приводит к феномену «относительной депривации» и росту протестного потенциала. Наличие относительной депри-вации и протестного потенциала: являются необходимыми, но недостаточными факторами, детерминирующими политический протест. Непосредственная реализация массового политического акционизма в значительной степени зависит от детерминант политико-институционального характера, к каковым, прежде всего, можно отнести: особенности политического режима; степень дифференциации политических элит; распределение ресурсов между политическими акторами» [14, ^ 11].
Такой синтетический подход позволяет вполне логично и последовательно описать детерминационный механизм протеста. Не углубляясь в соответствующие теоретические построения, можно предложить следующую, удовлетворяющую криминологическому анализу схему (см. рис.).
Механизм детерминации протестов
В этой схеме, как представляется, вполне отчетливо прослеживается влияние двух изложенных выше теорий депривации и мобилизации ресурсов.
Первая из них объясняет формирование и накопление в обществе протестного потенциала в виде некоторой социальной прослойки людей, принадлежащих к различным социальным стратам, но испытывающих общее растущее чувство неудовлетворенности текущей социальной и политической обстановкой.
Опросы населения относительно причин протестных акций в 2021 году показали, что, по мнению 43% респондентов, людей побудило выйти на улицы накопившееся недовольство положением дел в стране (для сравнения: в 2017 году удельный вес таких ответов составил 21%)1. Среди основных причин, которые привели людей на проспект Сахарова 24 декабря 2011 года, сами участники называли общее «недовольство положением дел в стране» (73%), «возмущение фальсификацией выборов» (73%), недовольство тем, что «решения в стране принимаются без их участия» (52%), и разочарование в медведевской модернизации (42%). Рядовых участников мобилизовали не действия политиков-организаторов, но общая, неблагополучная, по их мнению, общественно-политическая и экономическая обстановка в стране [15, с. 21-22]. «Невозможность защитить свои интересы в суде, непроницаемость власти, ее безразличие или враждебность к общественным инициативам ведет к возникновению неразрешимых конфликтов, вновь и вновь создает потенциально взрывоопасные ситуации. Развитие экономического кризиса рождает чувство неуверенности в завтрашнем дне, неопределенность жизненных перспектив, повышает напряжение в обществе» [16, с. 183-184].
При этом важно подчеркнуть, что протестно настроенные лица вовсе не обязательно, как это предполагали марксисты, люди экономически или социально ущемленные [17, с. 19-30]. Напротив, современные протесты — дело вполне благополучных людей. Исследования показывают, что состояние депривации все больше наблюдается не столько в среде маргинальных групп, сколько среди «среднего класса», который видит себя как экономически обеспеченную группу с гарантиями благополучия, но при этом готов участвовать в протестах [18, с. 293-310]. Согласно имеющимся данным, среди участников протестных акций
1 См.: Январские протесты. Пресс-выпуск от 10.02.2021. URL: https://www.levada. ru/2021/02/10/yanvarskie-protesty/ (дата обращения: 21.04.2021). 235
в России в 2011-2012 гг., основной массив — молодые люди со средним достатком (по самооценке от 50 до 60% участников) и вполне приличным образованием (от 50 до 70% — с высшим образованием) [19, с. 48-51]. С учетом данных о возрасте протестующих (две трети — старше 25 лет), можно утверждать, что это та группа, которая уже имеет определенный социальный и личный жизненный опыт, достаточный для того, чтобы оценить текущую и перспективную ситуацию в стране, свое место, свои запросы и возможности.
Этот опыт — необходимое условие для осознания самого факта депривации. «Напряженность возникает в условиях рассогласования между социальными ожиданиями и мерой их фактического удовлетворения, что приводит к росту недовольства отдельных групп или большинства населения. Она возрастает при возрастании осознания данного противоречия массой людей и/или при искусственном инициировании напряженности группой лиц. Существует несколько стадий и уровней социальной напряженности, отличающиеся пространственно-временными параметрами и формами выражения. От низкого уровня социальной напряженности (неудовлетворенность индивидов или групп на обыденном уровне) до сверхкритичного уровня, когда поведение и действия людей приобретают разрушительный характер» [20, с. 13-14]. Для описания динамики этой напряженности исследователями вводится концепт «критической фазы» (порога восприятия структурных проблем), по достижении которой формирование социальных движений понимается как ответ на «невыносимые» системно-структурные деформации общества. «Критическая фаза этой системы социального протеста, — пишет Фукс, — возникает тогда, когда социальные антагонизмы и я проблемы начинают восприниматься как невыносимые, т.е. критическая масса ? людей недовольна структурами общества, а число оппонентов определенных
m о
а структур возрастает до такой степени, что это недовольство и воля к изменениям | теперь в принципе воспринимаются. Такая критическая фаза не является необ-i ходимым результатом углубления социального антагонизма (скажем, роста бед-| ности, безработицы, ухудшения экологии), но является результатом перцепции 1 и осознания углубления некоторого антагонизма» [21, с. 118]. § Вторая теория объясняет процесс внешнего «обуздания» этого чувства не-
| удовлетворенности, его «использования» различными социальными акторами. §■ В качестве таковых могут выступать отдельные лица (реальные оппозиционные 'g политики или называющие себя таковыми) или организации (внутри страны il или за ее пределами), которые, тонко чувствуя социальные настроения, могут: | а) возглавить выражение этих настроений для снятия социальной напряжен-& ности и оптимизации функционирования социальной системы; б) использовать !| эти настроения для продвижения своих личных целей. Таковые акторы должны g обладать и эффективно использовать мобилизационный потенциал. Таковым в § науке признают комплексную характеристику возможностей акторов протеста, | определяемую рядом параметров: особенностями субъектности агентов, вовле-J ченных во взаимодействие; наличием мобилизационных навыков, определенных организационных стратегий, а также апробированного репертуара действий у агента-инициатора; успешностью (эффективностью) стратегий поиска союзников последним для наращивания ресурсов и усиления воздействия на контрагента, соответствующего степени его восприимчивости [22, с. 3].
В структуре мобилизационного потенциала особенное криминологическое 236 значение имеют, как представляется, два момента: контроль и использование
средств массовой коммуникации и обладание материальными (финансовыми) ресурсами.
О важности контроля над средствами коммуникации в современном информационном обществе можно рассуждать долго. Напомним, что еще накануне русской революции 1917 г. В.И. Ленин писал, что для успеха восстания необходимо, «чтобы непременно были заняты и ценой каких угодно потерь были удержаны: а) телефон, б) телеграф, в) железнодорожные станции, г) мосты в первую голову» [23, с. 383-384]. Сегодня средства коммуникации и связи изменились технически и многократно усилили свою роль в мобилизации протестной активности [24], причем не только в качестве источника распространения информации, но и в качестве эффективного (и потому опасного) средства манипулятивного воздействия на общественное мнение, психическое настроение и сознание [25]. Этот тезис не нуждается в специальных доказательствах, в связи с чем мониторинг информационного пространства, распространение информации и контроль над коммуникациями в информационной среде следует признать как стратегической линией мобилизации протеста, так и сверхактуальным направлением профилактической работы, особенно на ранних этапах развития криминогенной ситуации.
Что касается материальных ресурсов как фактора мобилизации протеста, то, как правило, ни сами протестующие, ни формальные лидеры протеста не афишируют источников финансирования. Между тем специальные исследования убедительно доказывают, что за каждой состоявшейся политической структурой обычно стоит постоянный спонсор. В значительной степени именно его интересы и амбиции, а не требования масс, озабоченных социально-экономическими проблемами, определяют специфику и направленность политического ш протеста. Соответственно от задач, стоящих перед спонсором, зависит зачастую и истинная, а не декларируемая оппозиционным движением или партией цель а политического протеста. И во многих случаях оценивать результативность по- О литического протеста необходимо по степени реализации интересов спонсора. О Организующая функция спонсора протеста заключается в том, что он конвер- О
п
тирует свои капиталы в политическое влияние, тогда как лидеры протеста, счи- а тавшиеся главными фигурами в оппозиционной активности, в настоящее время в все больше играют роль наемных организаторов массовых акций [26, с. 11-13]. О К сожалению, государство и общество не располагают сегодня достоверными и ю
"О
систематизированными сведениями о том, кто и как финансирует протестную |
деятельность (любые предположения на этот счет — от финансирования со сто- к
роны Государственного департамента США до финансовой подпитки со стороны а
«беглых олигархов» — остаются не более чем политическими инсинуациями). | Соответствующая информация (хотя бы ориентировочная) не была представлена ||
и в официальных документах, сопровождающих прохождение в Государственной ¡§
Думе РФ закона, определяющего порядок финансирования массовых меропри- 4 ятий и устанавливающего ответственность за его нарушение.1 Однако сам факт )
внимания к проблеме финансирования протестов и ужесточения контроля над 11 ним следует признать крайне важным.
1 См.: Законопроект № 1057230-7 «О внесении изменений в Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» (в части совершенствования порядка организации и проведения публичных мероприятий)». Пояснительная записка. URL: https:// sozd.duma.gov.ru/bül/1057230-7 (дата обращения: 21.04.2021). 237
Когда и если протестные настроения депривированных граждан должным образом мобилизованы организаторами, требуется повод — «триггер», некое резонансное (а порой и незначительное) событие, чтобы «запустить» саму протестную акцию. «Протесты актуализируются в форме кампаний, провоцируемых некими событиями-триггерами в системной повестке общества: политической, правовой или экономической коммуникации, имеющей экологические следствия, или как результат массмедийного обнародования «скандальных» системных коммуникаций, хотя не они являются подлинными причинами автопоэтических процессов. (Примеры: «закон Димы Яковлева», фальсификации выборов, добыча сырья в традиционных регионах проживания кочевых народов, массмедийное обнародование фактов сексуальных домогательств со стороны истеблишмента и т.д.) Единичный триггер может актуализировать весь комплекс протестной реакции: массовые события (митинги и т.д.), публикации манифестов, артикуляцию протестной темы, рафинизацию альтернативной ценности, интеграцию тех или иных спонтанных актов в виде воспроизводимых (иногда тайных или конспиративных) обсуждений-интеракций и даже квазиорганизаций (без формализации условий принадлежности и выхода)» [27, с. 30].
Такое стадийное развитие протеста крайне важно не только для познания его динамики и механизма, но в первую очередь для разработки упреждающих стратегий управления и минимизации протестов, «канализации» социальной энергии в позитивное русло, недопущения общественно опасного поведения граждан.
Обобщенный взгляд на механизм детерминации протестных движений выяв-я ляет еще один значимый компонент их причинного комплекса, который, с одной ? стороны, не вписывается прямо в представленную линейную (хронологическую) а схему, но, с другой стороны, служит ее важным и необходимым дополнением. | Он сосуществует с изложенными детерминационными факторами, образуя одно-I временно и «фон», и «условие» для их проявления.
| Речь идет о том, что по вполне согласованному мнению специалистов, «одним
I из ключевых факторов возникновения протестной активности в современной § России является низкая эффективность демократических институтов» [28, | с. 14], которые обеспечивают надлежащую и эффективную коммуникацию § между обществом и органами власти. Протестное движение в России и в других Ч странах мира стало «общей реакцией на кризис репрезентативной демократии» Ц и «коммуникативную замкнутость политической системы». Оно возникает там | и тогда, где и когда значительное число граждан убеждается, что существую-& щие легальные каналы влияния на власть не могут быть задействованы, или в | ситуации, когда граждане не получают должной реакции на свои требования. ё Протест демонстрирует коммуникативную закрытость власти, против которой § он направлен и которой порожден [29, с. 52-59].
| Российское государство, несмотря на некоторые формальные мероприятия со
| стороны официальных властей (имеем в виду учреждение и института уполномоченных по правам человека, и Общественной палаты, и Народного фронта и т.д.), остается в достаточной степени закрытой структурой, выстраивая линию диалога исключительно с избранными институтами гражданского общества, которые создаются при поддержке самого государства и функционируют в большей степени в качестве «нисходящего» канала трансляции государственных идей в 238 общество, нежели в качестве канала передачи «восходящей» информации от со-
циума к власти. Кроме того, по наблюдению А.Ю. Антоновского, «современное российское общество организуется посредством введения коммуникативных запретов, т.е. запретов на обсуждение актуальных тем и предметов [30, с. 4-13]. Положение усугубляет и «стремление властей зафиксировать свое господствующее положение в рамках существующей системы социально-политических отношений через персонификацию всех форм политической активности» [31, с. 9]. В подобных условиях мобилизированный оппозиционными акторами де-привированный класс людей находит, по сути, только один доступный способ обратить на себя внимание, заявить о своих проблемах и хоть как-то вступить в диалог с властью. И способ этот — массовые протестные акции.
Библиографический список
1. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект пресс, 1997. 270 с.
2. Гельман В.Я. Политические партии в России: от конкуренции — к иерархии // Полис. 2008. № 5. С. 135-152.
3. Кривчук И.А. Политические оппозиции и контрэлиты в условиях российской демократической реформации: автореф. дис. ... канд. полит. наук. Ростов-на-Дону, 2009. 178 с.
4. Тимофеева Л.Н. Власть и оппозиция: конфликтно-дискурсный анализ (теория, история, методология) автореф. дис. ... д-ра полит. наук. М., 2005. 57 с.
5. Руденкина А.И., Керимов А.А. Социально-политическая теория протеста в зарубежной литературе // Социум и власть. 2016. № 4 (60). С. 56-61.
6. Шульц Э.Э. Причины возникновения радикальных форм социального протеста (историографический обзор) // Вестник Московского университета. Сер. 12: Политические наук. 2014. № 2. С. 40-51.
7. Савенков Р.В., Щеглова Д.В. Теории коллективного поведения и мобилизации ресурсов: развитие концепций политического протеста // Вестник РУДН. Сер.: Политология. 2018. Т. 20, № 4. С. 555-563.
8. Warde B. (2020). Theoretical Perspectives of Social Protest Movements. In: Warde B. (2020) We the People. Social Protests Movements and the Shaping of American Democracy. 1st Edition. New York. Routledge. 150 p.
9. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 33. Государство и революция. Изд. 5-е. М.: Изд-во полит. лит., 1969. 433 с.
10. Лебон Г. Психология народов и масс / пер. с фр. А. Фридмана, Э. Пименовой. 3-е изд. М.: Академический проект, 2015. 311 с.
11. Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют. СПб.: Питер, 2005. 464 с.
12. Тилли Ч. От мобилизации к революции. М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2019. 432 с.
13. Тилли Ч. Социальные движения. М.: Парадигама, 2004. 262 с.
14. Сабитов М.Р. Современные детерминанты массовой протестной активности в России: автореф. дис. ... канд. полит. наук. Саратов, 2013. 25 с.
15. Волков Д. Протестное движение в России в конце 2011-2012 гг.: истоки, динамика, результаты. М.: Левада-Центр, 2012. С. 21-22.
16. Волков Д. Протестное движение в России глазами его лидеров и активистов // Вестник общественного мнения. 2012. № 3-4. С. 183-184.
17. Зелетдинова Э.А. Экономический кризис и протестное поведение в России // Вестник Астраханского государственного технического университета. Серия: Экономика. 2013. № 2. С. 19-30.
18. Peterson A., Wahlström M, Wennerhag М. (2015). European Anti-austerity Protests: Beyond "Old" and "New" Social Movements? Acta Sociologica, Vol. 58, № 4, pp. 293 - 310.
19. «Марш миллионов» 12 июня: социальный портрет протестного движения (материалы исследования ВЦИОМ) // Мониторинг общественного мнения. 2012. № 3 (109). С. 48-51.
20. Челипанова Д.Д. Характер и динамика протестной активности на Юге России: автореф. дис. ... канд. соц. наук. Новочеркасск, 2011. С. 13-14.
21. Fuchs von C. (2006). The Self-Organization of Social Movements. Systemic Practice and Action Research, Vol. 19, № 1, P. 118.
22. Кутыгина Е.Н. Культура политического протеста: автореф. дис. ... канд. полит. наук. Ростов-на-Дону, 2005, 24 с.
23. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 34. Советы постороннего. 5-е. изд. М.: Изд-во политической литературы, 1969. 585 с.
24. Докука С.В. Коммуникации в социальных онлайн-сетях как фактор протестной мобилизации в России: автореф. дис. ... канд. соц. наук. М., 2014. 26 с.
25. Ланге О.В. Современные манипулятивные технологии: вопросы теории и методологии: автореф. дис. ... канд. полит. наук. СПб., 2015. 27 с.
26. Касович А.А. Технологические аспекты управления политическим протестом в современной России: автореф. дис. ... канд. полит. наук. Саратов, 2015. С. 11-13.
27. Бараш Р.Э., Антоновский А.Ю. Коммуникативная философия радикального протеста. Генезис радикализма и позитивная программа его исследований // Вопросы философии. 2018. № 9. С. 27-38.
28. Соколов А.В. Сетевой политический протест в России: субъекты, тенденции и технологии: автореф. дис. ... д-ра полит. наук. М., 2018. 32 с.
29. Бараш Р.Э. Протестное движение: в поисках нового политического субъекта // Власть. 2014. № 10. С. 52-59.
30. Антоновский А.Ю. От интеграции к информации. К коммуникативным транс-Я формациям в России // Мониторинг общественного мнения. Экономические и соци-? альные перемены. 2012. № 3. С. 4-13.
3 31. Кутыгина Е.Н. Культура политического протеста: автореф. дис. ... канд. полит.
% наук. Ростов н/Д, 2005. 24 с.
§ References
I 1. Parsons T. The System of Modern Societies. M.: Aspect press, 1997. 270 p.
'g 2. Gelman VYa. Political Parties in Russia: from Competition to Hierarchy // Polis.
I 2008. No. 5. Р. 135-152.
1 3. Krivchuk I.A. Political Oppositions and Counter-Elites in the Conditions of the
2 Russian Democratic Reformation: extended abstract... dis.of candidate of political sciences. I Rostov-on-Don, 2009. 178 p.
« 4. Timofeeva L.N. Power and Opposition: Conflict-Discourse Analysis (Theory, History,
| Methodology) extended abstract dis. Doc. of political sciences. M., 2005. 57 p. I 5. Rudenkina A.I., Kerimov A.A. Socio-Political Theory of Protest in Foreign Literature
I // Society and power. 2016. No. 4 (60). Р. 56-61.
g 6. Schultz E.E. The Reasons for the Emergence of Radical Forms of Social Protest
! (historiographical review) // Bulletin of the Moscow University. Ser. 12. Political Sciences. * 2014. No. 2. Р. 40-51.
й 7. Savenkov R.V., Shcheglova D.V. Theories of Collective Behavior and Resource
ш
m Mobilization: Development of Concepts of Political Protest // Bulletin of the RUDN. Series: Political Science. 2018. Vol. 20, No. 4. Р. 555-563.
8. Warde B. (2020). Theoretical Perspectives of Social Protest Movements. In: Warde B. (2020) We the People. Social Protests Movements and the Shaping of American Democracy. 1st Edition. New York. Routledge. 150 p.
9. Lenin V.I. Complete works. Vol. 33. The State and Revolution. Ed. 5-E. M.: Publishing 240 House of polit. lit., 1969. 433 p.
10. Lebon G. Psychology of Peoples and Masses / translated from the French by A. Friedman, E. Pimenova. 3rd ed. M.: Academic Project, 2015. 311 p.
11. Garr T.R. Why People Rebel. St. Petersburg: Peter, 2005. 464 p.
12. Tilly Ch. From Mobilization to Revolution. M.: Ed. House of the Higher School of Economics, 2019. 432 p.
13. Tilly Ch. Social Movements. M.: Paradigm, 2004. 262 p.
14. Sabitov M.R. Modern Determinants of Mass Protest Activity in Russia: extended abstract dis. ...cand. of political sciences. Saratov, 2013. 25 p.
15. Volkov D. The Protest Movement in Russia at the End of 2011-2012: Origins, Dynamics, Results. Moscow: Levada Center, 2012. P. 21-22.
16. Volkov D. The Protest Movement in Russia Through the Eyes of Its Leaders and Activists // Bulletin of Public Opinion. 2012. No. 3-4. P. 183-184.
17. On the Connection Between Economics and Protests, see, in particular: Zeletdinova E.A. Economic Crisis and Protest Behavior in Russia // Bulletin of the Astrakhan State Technical University. Series: Economics. 2013. No. 2. pp. 19-30.
18. Peterson A., Wahlstrom M, Wennerhag M. (2015). European Anti-austerity Protests: Beyond "Old" and "New" Social Movements? Acta Sociologica, Vol. 58, No. 4, P. 293-310.
19. "March of Millions" on June 12: a Social Portrait of the Protest Movement (materials of VTslOM research) // Monitoring of public Opinion. 2012. No. 3 (109). P. 48-51.
20. Chelipanova D.D. The Nature and Dynamics of Protest Activity in the South of Russia: extended abstract dis. ... cand. of social sciences. Novocherkassk, 2011. P. 13-14.
21. Fuchs von C. (2006). The Self-Organization of Social Movements. Systematic Practice and Action Research, Vol. 19, No. 1, P. 118.
22. Kutygina E.N. Culture of Political Protest: extended abstract dis. ... cand. of political sciences. Rostov-on-Don, 2005, 24 p.
23. Lenin V.I. Complete works. Vol. 34. Advice from an Outsider Ed. 5-E. M.: Publishing House of polit. lit., 1969. 585 p.
24. Dokuka S.V. Communication in Online Social Networks as a Factor of Protest Mobilization in Russia: extended abstract dis. ... cand. of social sciences. M., 2014. 26 p.
25. Lange O.V. Modern Manipulative Technologies: Questions of Theory and Methodology: extended abstract. dis. ... cand. of political sciences. St. Petersburg, 2015. 27 p .
26. Kasovich A.A. Technological Aspects of Political Protest Management in Modern Russia: extended abstract. dis. ... cand. of political sciences. Saratov, 2015. pp. 11-13.
27. Barash R.E., Antonovsky A.Y. Communicative Philosophy of Radical Protest. The Genesis of Radicalism and the Positive Program of Its Research // Questions of philosophy. 2018. No. 9. P. 27-38.
28. Sokolov A.V. Network Political Protest in Russia: Subjects, Trends and Technologies: extended abstract. dis. ...doc. of political sciences. M., 2018. 32 p.
29. Barash R.E. Protest Movement: in Search of a New Political Subject // Power. 2014. No. 10. P. 52-59.
30. Antonovsky A.Yu. From Integration to Information. Towards Communicative Transformations in Russia // Monitoring of Public Opinion. Economic and Social Changes. 2012. No. 3. P. 4-13.
31. Kutygina E.N. Culture of Political Protest: extended abstract ... dis. cand. of political sciences. Rostov-on-Don, 2005. 24 p.
