CC BY
149
УДК 32
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2014. Вып. 4
Д. А. Абгаджава
ФАКТОРЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОНФЛИКТНОСТИ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Политическая конфликтность в России детерминируется социально-экономическими факторами. Сложившаяся экономическая модель не локализует долговременные интересы. Интересы канализируются лишь в отраслях экономики, ориентированных на ситуационную конъюнктуру внешних рынков, или в сфере «спекулятивного капитала». Сужение источника национального продукта, при котором основная роль отводится торговле энергетическими и сырьевыми ресурсами, приводит к сужению спектра меновых отношений практически до двух субъектов — государства и населения. Одним из следствий чего является торможение развития социальных и политических структур. Деформации в системе экономических отношений трансформируются в деформации политического пространства. В силу этих системных характеристик страна лишена внутренних структурных конфликтов и сталкивается с многочисленными нереалистическими конфликтами как способом выражения острой социальной депривации.
Отсутствие у индивидов овеществленных интересов и дистанцированность значительной части общества от участия в реальном воспроизводстве базисной системы отношений препятствуют формированию социальных групп, складывающихся на основе общности действительных интересов. Лишенные возможности идентификации с полноценными представлениями о такой группе индивиды ищут иные формы коллективной идентификации на основании эс-сенциалистских идентичностей, подвергающие опасности существование самого общества. Отсюда другая разновидность политических конфликтов — конфликты идентичностей.
Неразвитость сети экономических, социальных и политических отношений в обществе препятствует формированию общей культуры и ведет к новым принципам самоидентификации в обществе. Простым ответом на потребность рационализации связей между индивидом и обществом становятся этническая и религиозная идентификации, которые оказываются вовлеченными в сферу политики. Распространение крайних форм идентичностей, угрожающих общественному устройству, есть прямое следствие неразвитости экономической, социальной и политической сфер, которое характерно для большинства трансформирующихся обществ. Библиогр. 7 назв.
Ключевые слова: конфликт, политический конфликт, нереалистический конфликт, конфликты идентичности.
Abgadzhava Daur A.
POLITICAL CONFLICTS FACTORS IN MODERN RUSSIA
Political conflict in Russia is determined by social and economic factors. The current economic model does not localize long-term interests. Interests channeled only in industries focused on situational external markets, or in the realm of "speculative capital." Narrowing of national product source, in which the main role is played by trade in energy resources and raw materials, leads to a narrowing of the spectrum of exchange relations to almost two entities - the state and the population. One consequence of that is inhibiting the development of social and political structures. Deformations in the system of economic relations are transformed into the deformations of political space. Country lacks internal structural conflicts because of these system characteristics and faces numerous unrealistic conflicts, as a way of expressing the social deprivation.
Lack of substantiated interests of individuals and distance of large part of society from participation in the reproduction of the base relations system; inhibit the formation of social groups that are emerging based on the real common interests. Deprived of the possibility of identification with full views of such a group, individuals looking for other forms of collective identity, based on essentialist identities,
Абгаджава Даур Арнольдович — кандидат социологических наук, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; abgadzh@gmail.com
Abgadzhava Daur A. — Ph.D., St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; abgadzh@gmail.com
103
endangering the existence of the society. It generates another kind of political conflicts - identity conflicts.
Undeveloped network of economic, social and political relations in society prevents the formation of a common culture and leads to new principles of identity in society. The simple answer to the need for rationalization of relations between the individual and society are ethnic and religious identification, which become involved in politics. Dissemination of extreme forms of identities, threatening social order is a direct result of undeveloped economic, social and political spheres, which is typical for most transition societies. Refs 7.
Keywords: conflict, political conflict, non-realistic conflict, conflict of identities.
Одним из главных оснований трансформационного кризиса является неразвитость рыночных отношений, а следовательно, отсутствие полноценных конкурентных отношений в экономике. Переход, осуществляемый Россией, должен способствовать становлению новых экономических отношений взамен старых и привести к разделению труда на новых основаниях, оказывающих определяющее влияние на все сферы жизни общества. Разделение труда вызывает функциональные обязанности, индивидуализирует людей, способствует тому, что у каждого появляется необходимость в других, чтобы работать, обмениваться или господствовать. Таким образом, должен сформироваться новый тип солидарности, основанный на взаимодополняемости ролей и профессий и т. д.
Становящееся общество формирует новые отношения, интенсифицируются контакты между индивидами, принадлежащими к различным социальным группам. Конфликты и конкуренция, порожденные новыми отношениями, увеличивают возможности соприкосновения. Безусловно, на этом фоне появляются частные убеждения и чувства, множится индивидуальное инакомыслие, что ослабляет общее сознание. Однако общество не распадается на ряд антагонистических сил, ибо индивиды, следующие своему личному интересу, становятся более зависимыми друг от друга благодаря разделению труда.
В связи с этим представляет интерес точка зрения ряда отечественных исследователей на политические конфликты, проявляющиеся в условиях трансформации российского общества. Анализируя политические процессы, происходящие в России, авторы обнаруживают, что политическая конфликтность на макроуровне детерминируется в первую очередь социально-экономическими факторами. Рассматривая политический конфликт как превращенную форму социального конфликта, исследователи определяют ряд политических конфликтов как нереалистические [1-3].
Главная проблема российского общества, отмечает, в частности, М. М. Алдага-нов, заключается в том, что оно покоится на анонимной собственности на средства производства. Такое положение, по мнению конфликтолога, свидетельствует об отсутствии ответственного субъекта экономической деятельности, а значит, и всех прочих общественных отношений. Без ответственного субъекта экономической деятельности принципиально невозможно воспроизводить социальные и политические структуры, обеспечивающие структурно-функциональную устойчивость социума [3, с. 10].
Экономическая модель, которая сложилась в России, по мнению отечественных социологов М. К. Горшковой и Ф. Э. Шереги, не в состоянии локализовать какие-либо долговременные интересы. Экономические интересы могут быть канализированы лишь в отраслях экономики, ориентированных на ситуационную конъюнктуру внешних рынков, или в сфере так называемого спекулятивного капитала, или
104
отчасти в производстве, ориентированном на текущие запросы в сфере непосредственно потребительского рынка. Сужение источника национального продукта, при котором основная роль отводится торговле энергетическими и сырьевыми ресурсами, приводит к резкому сужению спектра меновых отношений практически до двух субъектов — государства и населения [4, с. 217]. Одним из возможных следствий этого является торможение развития социальных и политических структур.
Огромная масса активного населения страны остается лишенной интересов, сколько-нибудь содержательно укорененных в легитимной системе общественных отношений — структурах социального действия. Соответственно они обречены оставаться безучастными как к воспроизводству этих структур, так и к их трансформации в новое качество. Структуры социального действия как среды обитания, считает М. М. Алдаганов, для них не существует, ибо все интересы реализуются посредством альтернативных (нелегитимных) социальных структур, воспроизводя в самых обширных масштабах и теневую экономику, и теневую политику, и теневой социальных опыт [3, с. 11].
Иллюстрацией этой социальной деструкции является то обстоятельство, что даже властвующая элита не имеет легитимных структурных моделей, ни экономической активности, ни политического отправления власти. Другими словами, по мнению исследователя, в обществе отсутствует даже тот конформистский «балласт», который способствует сохранению устойчивости социально-политического порядка, без которого общество не может сохранять стабильность и равновесие, устойчивость и преемственность качественных характеристик социальной системы.
В условиях анонимности и неупорядоченности отношений собственности индивид лишается возможности не только реализовать свои интересы, но и локализовать их, поскольку отчужден от реального экономического пространства. Анонимная система отношений собственности не может смоделировать ни интересы индивида, ни мотивы созидательной ответственной деятельности, ни структуры его социального будущего. Такое состояние современного российского социума, системы социальных связей и отношений ведет к «социальному дегруппингу», когда вместо упорядоченно и устойчиво институционализированных связей и отношений человек вовлекается в институционализированные квазиотношения. Социальное и политическое пространство в таких условиях оказывается крайне размытым, а вся деятельность акторов начинает тяготеть к «инновационным» типам поведения1, т. е. криминализироваться, воспроизводиться вне рамок легитимных социальных структур, придающих устойчивую целостность социальной системе.
Строго говоря, пространство подобного рода не предусматривает для индивида устойчиво структурированного места и, соответственно, устойчивых ролей. Роль субъекта экономической деятельности возможна для него только в теневых экономических связях, что и детерминирует исключение из всей системы экономических отношений ответственных субъектов экономической деятельности. В свою очередь,
1 Учитывая различное отношение индивидов к общественным целям и средствам, Р. Мертон выделил пять типов наиболее характерного поведения (конформность, инновация, ритуализм, ре-тритизм, мятеж). Инновация, по Мертону, это такая форма приспособления, которая вызывается значительным акцентированием цели-успеха и заключается в использовании институционально запрещаемых, но часто бывающих эффективными средств достижения богатства и власти или их подобия [5, с. 256-267].
105
неупорядоченная система отношений собственности не позволяет создать более или менее эффективную структурно-функциональную модель, отражающую позиции и интересы социальных акторов. Подобная ущербность системы компенсируется посредством активизации внеэкономических механизмов регулирования господствующих интересов.
Государство, как главный политический актор и основной институт политической системы общества, вынуждено моделировать структуру и содержание политического пространства в рамках господствующих интересов и потребностей узких олигархических групп. В подобной ситуации отсутствует потребность в многомерной структурированности политического пространства. Более того, возникает необходимость «зачистить» это пространство от тех или иных форм институализи-рованного представительства общественных интересов и заменить их различными декорациями этого представительства. С этим же связана необходимость укрепления силовых инструментов власти, ограничения демократии, свободы слова, что и обусловливает тяготение к авторитарным способам управления.
Таким образом, деформации в системе экономических отношений с неизбежностью трансформируются в деформации политической системы и политического пространства общества. В силу этих системных характеристик страна лишена внутренних структурных конфликтов — точных симптомов здоровья общества и наличия у него ресурсов к развитию — и наполнена нереалистическими конфликтами как способом выражения острой социальной депривации. Широкое распространение в обществе нереалистичных конфликтов есть прямое следствие структурных искажений и деформаций. Исследователь определяет нереалистичные конфликты как конфликты, возникающие в ситуации отсутствия ясной локализованности предмета противостояния, когда таковым оказывается сам конфликт как процесс и способ преодоления фрустраций, как способ снятия напряжения. Таким образом, мотивацией подобных конфликтов становится поиск способов выразить протест-ное настроение, выплеснуть накопившееся раздражение, разрешить тревожную ситуацию, порождаемую страхами и беспокойствами, причина которых может быть определена произвольно, а источник тревог — ситуативно [1, с. 77].
Отсутствие у индивидов овеществленных интересов и, как следствие, дистанци-рованность значительной части общества от участия в реальном воспроизводстве базисной системы отношений препятствуют формированию социальных групп, складывающихся на основе общности действительных интересов. Лишенные возможности идентификации с полноценными представлениями о такой группе, индивиды начинают искать иные формы коллективной идентификации на основании эссенциалистских идентичностей, подвергающие опасности существование самого общества. Отсюда другая разновидность политических конфликтов — конфликты идентичностей.
В связи с этим хотелось бы отметить такой важный момент. Трансформация российского общества на фоне развивающегося мирового экономического кризиса создает угрозу вертикальной и горизонтальной легитимности власти, стабильности существующего социально-политического порядка, а также опасность распада общества. С одной стороны, недостаток вертикальной легитимности может привести к разрыву связей между обществом и государством. Другими словами, принятие обществом права элиты управлять на основе некоего набора норм и правил может
106
быть оспорено и подорвано. С другой стороны, горизонтальная легитимность относится к самоопределению граждан в качестве членов политического сообщества, тем самым отдельные индивиды и группы перестают ощущать себя членами единого целого и не считают себя обязанными хранить ему верность.
Неразвитость нормальной (основанной на социальном интересе) сети экономических, социальных и политических отношений в обществе не благоприятствует формированию общей культуры как носителя смыслов, посредством которых люди интерпретируют свой жизненный опыт и направляют свои действия. Утрата базовых общенациональных ценностей и чувства перспективы в условиях кризиса способствует тому, что массовое сознание стихийно начинает искать новую форму взаимодействия, формулировать новые принципы самоидентификации в обществе, которые должны были бы прийти на смену прежним формам, основанным на социально-классовой и идеологической солидарности, но так и не пришли. В силу данных обстоятельств самым простым ответом на потребность рационализации связей между индивидом и обществом становятся этническая и религиозная идентификации, которые оказываются вовлеченными в новую для себя сферу — сферу практической политики. Политизация этничности означает превращение этнического фактора в инструмент борьбы за власть. Этот процесс всегда происходит в контексте системного кризиса общества. Примером тому могут служить история СССР и России 1990-х годов.
Строго говоря, этническая или религиозная идея сплачивает лишь часть общества, противопоставляя ей иные группы. Подобный вектор развития особенно опасен для России как полиэтнического и поликонфессионального сообщества. Сегодня деформация в общегражданском сознании заставляет людей искать более стабильные ориентиры, позволяющие преодолеть неуверенность в завтрашнем дне. В этой ситуации этническая и религиозная принадлежность выступает как компенсаторный механизм. Этнические и религиозные идеи приобретают приоритетное значение в соотнесении с общечеловеческими, общегражданскими ценностями.
Нет нужды доказывать, что идентичность может быть построена только через различие и что любая социальная объективность конструируется через действия власти (равно как и бездействия). Социальные модели идентичности (этническая, территориальная, региональная, религиозная и т. п.) с неизбежностью приобретают в современном обществе политический характер. Так, например, О. В. Попова отмечает, что любая идентичность сегодня по сути своей политическая, ибо требует не просто универсального признания, но, прежде всего, признания тех групп, которые были в определенной мере маргинальными и в отношении которых ранее применялась дискриминация [6, с. 145]. В конечном счете любая форма социальной объективности является политической и неизбежно несет на себе следы актов исключения, которые определяют ее существование и управляют ее устройством.
Говоря об идентичностях, нельзя не отметить тот факт, что они всегда суть идентичности коллективные, т. е. категория «мы» существует только благодаря от-граничиванию от «они». Надо понимать, что другие не всегда враги, они могут выступать и в виде друзей. Однако отношения «мы — они» могут трансформироваться в отношения «друзья — враги», когда другие, воспринимаемые в данный момент как просто другие, начинают ставить под сомнение нашу идентичность и угрожать нашему существованию. С этого момента дистинкция «мы — они» приобретает конфликтные формы. Малые сообщества отстаивают идентичность меньшинств, вы-
107
ступая против гегемонии господствующей культуры и идентичности, или, наоборот, большие группы выступают против малых сообществ. Эти сообщества могут предъявлять претензии друг к другу, обмениваться обвинениями, они могут быть правы или неправы, их отношения могут быть антагонистическими или нет. Однако сама логика существования идентичности и способ ее действия в политическом пространстве есть, по мнению французского философа Ж. Рансьера, дискурсивное и практическое построение полемической верификации равенства [7]. В конечном итоге этот процесс имеет своей целью устранение реально существующей социальной несправедливости (реалистический конфликт) или ситуации, воспринимаемой как реальная (нереалистический конфликт).
Распространение крайних форм идентичностей (религиозных, этнических, моральных и т. п.), угрожающих общественному устройству, есть прямое следствие неразвитости экономической, социальной и политической сфер, которое характерно для большинства трансформирующихся обществ. Подобная ситуация не только затрудняет политическую артикуляцию проблем, с которыми сталкиваются индивиды и группы, но также осложняет процесс политической идентификации, в строгом смысле слова. Отсутствие или прекращение политической полемики может породить ненависть к «другому», и тогда политические конфликты приобретают крайне деструктивные формы — от массовых беспорядков до революций. Всплески ксенофобии и религиозной нетерпимости, переход от неприязни к ненависти означают не что иное, как крах политики (как практики и деятельности по организации сосуществования множества социальных групп и слоев) и отказ от полемического рассмотрения вопросов равенства в обществе и справедливости существующего порядка. Подобная конфронтация происходит уже вокруг не подлежащих обсуждению ценностей или эссенциалистских форм идентификации.
Резюмируя, можно отметить, что проблема установления прочного социального мира, с которой сталкивается сегодня российское общество, во многом есть следствие неразвитости нормальной (основанной на социальном интересе) сети экономических, социальных и политических отношений. Реформы в России могут достичь успеха лишь в том случае, если будут созданы условия, при которых баланс в обществе поддерживался бы за счет обратной связи между политической системой и гражданским обществом, а также если будут введены такие ценности и установки, которые позволят различным группам мирно разрешать возникающие споры и разногласия.
Литература
1. Алдаганов М. М., Безуглый В. Ф. Теория социального конфликта и конфликтный потенциал современной России // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. 2008. Вып. 4. С. 71-81.
2. Алдаганов М .М., Антипов В. А., Безуглый В. Ф. Российский социум в проекции конфликтологической парадигмы // Конфликтология. 2007. Вып. 1. С. 24-33.
3. Алдаганов М. М. Общество и власть: дихотомия сосуществования и возможности компромисса // Конфликтология. 2011. Вып. 4. С. 7-14
4. Модернизация российского образования: проблемы и перспективы / под ред. М. К. Горшкова, Ф. Э. Шереги. М.: ЦСПиМ, 2010. 352 с.
5. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: ACT, 2006. 873 с.
6. Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы // ПОЛИС. 2009. № 1. С. 143-157.
7. Рансьер Ж. На краю политического / пер. с фр. Б. М. Скуратова. М.: Праксис, 2006. 240 с.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2014 г.
108
