CC BY
227
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2007. № 6
ПЕРСОНА Т.П. Лебедева
Ф.Н. ПЛЕВАКО - ИСКАТЕЛЬ И ЗАЩИТНИК ПРАВДЫ
Федор Никифорович Плевако (1842—1908) был выдающимся русским адвокатом, государственным деятелем, он вошел в историю русской адвокатуры как один из ярких и одаренных ее представителей. Гений судебного красноречия, "московский златоуст", рыцарь правосудия — так называли и называют его до сих пор.
Федор Плевако окончил юридический факультет Московского университета в 1864 г., в год судебной реформы. 20 ноября того же года были изданы Судебные уставы императора Александра II, которые декларировали принцип независимости и несменяемости судей; установили подсудность всего населения без каких-либо изъятий; отделили предварительное следствие как от полицейского сыска, так и от прокуратуры; обеспечили состязательность судебного процесса, полностью уравняв в правах стороны обвинения и защиты; учредили суд присяжных и создание свободной, отделенной от государства адвокатуры.
Плевако разделял и активно защищал в течение почти 40 лет напряженной правозащитной работы идеи судебной реформы, с ней органически связаны его гражданская зрелость и приобщение к общественной жизни. Он был уверен, что в Судебных уставах "были вещие пророчества о насаждениях на родной ниве чудес общечеловеческой культуры, там возвещалось, что правда — не случайная милость судьбы, но прирожденное право человека, там говорилось, что работа над правовыми интересами человечества — не занятие досужих умов, а одно из лучших воплощений нравственного долга тех, кто жаждет честного труда и не отождествляет с ним своекорыстную эксплуатацию своего времени и жизни"1. "Для Плевако, — подчеркивал А.Ф. Кони, — Судебные уставы были священными вратами, чрез которые в общественную жизнь входили пробужденная русская мысль и народное правосознание. Для него суд присяжных являлся не только чем-то напоминавшим старину, но и исходом для народного духа, призванного проявить себя в вопросах совести и в защите народного мировоззрения, на коренные начала общественного уклада"2. Он был далек от поучения присяжных и от руководства ими, ибо видел в них носителей народной мудрости и правды. В годовщину издания новых Судебных уставов Плевако писал: "Уста-
1 Плевако Ф.Н. Избранные речи. М., 1993. С. 536.
2 КониА.Ф. Избранное. М„ 1989. С. 68-69.
вы созданы не для карьеры судей и прокуроров, не для довольства и роскоши адвокатов; они — для водворения правды на Руси"3. "В чем наш долг?" — адресовал Плевако вопрос и прокурорам, и адвокатам. И тут же отвечал: "В единстве цели! Правды искать, а не победы и гегемонии одной части над другой"4. Искать правду, отстаивать ее и защищать — именно эту цель преследовал русский адвокат на протяжении всей своей жизни.
Великие реформы инициировали появление плеяды блистательных судебных ораторов, таких как В.Д. Спасович и К.К. Арсеньев, П.А. Александров и С.А. Андреевский, А.И. Урусов и Н.П. Караб-чевский, В. Н. Герард и А.Л. Боровиковский, А.Я. Пассовер и В.П. Гаев-ский, но Плевако занял среди них особое место. Как уже отмечалось, его имя еще при жизни стало нарицательным для обозначения судебного красноречия. Некоторые отмечали, что в этой области он был тем же, чем был Пушкин для русской поэзии. Не стеснялись и иных сравнений: в Москве Белокаменной только и есть, что Царь-колокол, Царь-пушка, собор Василия Блаженного, Третьяковская галерея и Федор Никифорович Плевако. Речи Плевако были плавными, волнительными, увлекательными, остроумными, находчивыми, мятежными, с неожиданными сравнениями и эффектными фразами. Но как отмечал Г.М. Резник, главное в другом: "Это речи высочайшего класса юриста-профессионала, глубокого психолога, проникающего в сокровенные тайники человеческой души, знатока общественных нравов и быта разных социальных слоев. В них звучат преданность идеям свободы и права гражданина-демократа, гордость и боль истинного патриота России, любовь и страдание христианина и гуманиста"5. Современники Плевако отмечали, что опубликованные речи знаменитого адвоката не дают даже приблизительного представления о его выступлениях. А.Ф. Кони, например, подчеркивал, что "в Плевако, сквозь внешнее обличие защитника, выступал трибун, для которого дело было лишь поводом и которому мешала ограда конкретного случая, стеснявшего взмах его крыльев со всей присущей им силой"6.
В становлении Плевако как гениального оратора сыграли свою роль и талант от Бога, и упорный труд, и глубокие знания, и повседневное совершенствование достигнутого. Благодаря превосходному знанию права, тонкому уму и изумительной способности схватывать суть даже в очень сложных делах он выигрывал с поразительной ловкостью самые трудные и запутанные процессы. Плевако хорошо понимал, что защита не сводится к произнесению речей. Он тщательно изучал материалы предварительного расследования, участвовал в судебном следствии, талантливо вел перекрестные допросы, заявлял ходатайства о дополнении следствия. В построении его речей никогда
3 Там же. С. 539.
4 Там же. С. 540.
5 Резник Г.М. Рыцарь правосудия // Плевако Ф.Н. Указ. соч. С. 9.
6 Кони А. Ф. Указ. соч. С. 64.
не чувствовалось предварительной подготовки, систематичности, соразмерности частей. "Видно было, — отмечал Кони, — что живой материал дела, развертывавшийся перед ним в судебном заседании, влиял на его впечатлительность и заставлял лепить речь дрожащими от волнения руками скульптора, которому хочется сразу передать свою мысль, пренебрегая отделкою частей, и по нескольку раз возвращаться к тому, что ему кажется самым важным в его произведении"7.
Каждое свое выступление Плевако после окончания процесса тщательно анализировал, отмечая его слабые стороны. Он пришел к выводу, что все внимание должно быть обращено на судей, речи читать нельзя, необходимо постоянно держать под контролем настроение присяжных заседателей. Плевако заранее изучал не только дело, но и списки присяжных заседателей. В течение судебного заседания он присматривался к ним, прислушивался к их вопросам и замечаниям, старался угадать их настроение. Талант, чутье, знание подсказывали ему, где он должен брать аргументы для своих речей: в теориях признанных авторитетов, морали, житейской мудрости или в религиозных книгах. Казалось, не было таких глубин, которых не мог бы достичь адвокат Плевако, если это необходимо для защиты человека, вверившего ему свою судьбу.
Современники считали Плевако мастером красивых образов, ловких адвокатских трюков, остроумных выходок, неожиданно приходивших ему в голову и нередко спасавших клиентов от грозящей кары8.
7 Там же. С. 67.
8 Ярким примером этого Б.С. Утевский считал защиту Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, закрывшей ее на 20 минут позже, чем было положено накануне религиозного праздника. «Заседание суда по ее делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника Плевако. Председатель суда распорядился его разыскать. Минут через 10 Плевако не торопясь вошел в зал, спокойно сел на место защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только 5 минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя:
— А сколько на ваших часах, Ваше превосходительство? Председатель посмотрел и ответил:
— На моих — 15 минут одиннадцатого. Плевако обратился к прокурору:
— А на ваших часах, господин прокурор?
Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:
— На моих часах уже 25 минут одиннадцатого.
Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите. Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку на 20 минут позже. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил: "Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она женщина старая, малограмотная, в часах плохо
Плевако был чрезвычайно щепетилен в выборе приемов защиты, ему были свойственны великодушие и благородство, исключительная тактичность в характеристике потерпевших, пусть даже недобросовестных. Из его речей П. Сергеич выделил золотые правила уголовной защиты: "Суд — не война. Процесс принимает вид не истребления, а поединка между охраной закона и охраной личной чести. Допускаемые в бою мины и засады, вылазки и диверсии здесь не у места: здесь они нарушают чувство меры". "Следует спорить с доказательствами, а не с прокурором". "Не следует касаться личности противника, даже если он сам нарушает это правило". "Нет худшего приема защиты, как несправедливые придирки и нападки на потерпевших". "Старайтесь сделать каждого свидетеля противника своим свидетелем"9.
Будучи рыцарем правосудия, Плевако ждал благородства, объективности, честного поединка и от своего процессуального противника. Сталкиваясь иногда с тенденциозностью прокурора, попытками подменить обвинительные доказательства общими рассуждениями об общественном вреде, негативными оценками личности подсудимого и
разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у нас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах — 20 минут, у господина председателя — 15 минут, а на часах господина прокурора — 25. Конечно, самые верные часы у господина прокурора. Значит мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские. Так если господин председатель, по часам прокурора, открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором? Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую. Такие трюки действовали не только на присяжных заседателей, но и на судей» (Утевский Б.С. Воспоминания юриста. М., 1989. С. 159—161). Так эффектно и убедительно Плевако продемонстрировал недоказанность прокурором умысла подсудимой, в то время как преступными уголовный закон признавал лишь умышленные, а не неосторожные нарушения правил торговли.
Точно так же следует расценивать речь адвоката по другому уголовному делу, которое часто приводится как пример воздействия Плевако на присяжных, оправдывающих людей, вина которых установлена. Старушка украла жестяной чайник стоимостью менее 50 копеек. Она как потомственная почетная гражданка была предана суду присяжных. Прокурор решил обезоружить адвоката и сам высказал все, что можно было сказать в защиту подсудимой: бедная старушка, горькая нужда, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодование, а только жалость. Но собственность священна, все гражданское благоустройство держится на собственности. И если позволить людям посягать на нее, страна погибнет. Поднялся защитник Плевако. Он сказал: "Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за ее больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесят языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... Старушка украла старый чайник ценою в тридцать копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно" (Вересаев В.В. Соч. М., 1961. Т. 4. С. 357). И суд оправдал старушку.
9 Сергеич П. Искусство речи на суде. М., 1988. С. 321, 328.
6 ВМУ, политические науки, № 6
81
свидетелей защиты, он не уподоблялся государственному обвинителю: на яростные, негодующие, обличительные выражения прокурора отвечал, как правило, иронично10.
Хотя практически всю свою жизнь Плевако был вне активной непосредственной политики и только на закате своихдней стал депутатом III Государственной думы (1907) от партии октябристов, его сорокалетняя адвокатская деятельность, безусловно, оказывала опосредованное влияние на политику. Плевако можно назвать либеральным адвокатом. Он знал дену человеку, профессионально и страстно его защищал. Адвокатская деятельность Плевако — доказательство того, что человек должен иметь право на защиту, а суд должен быть объективным и справедливым. На процессах, особенно политических, он умело критиковал существующие порядки, которые мешали человеку жить и работать. Высочайшее профессиональное мастерство, чувство глубокой ответственности перед человеком, вверившим ему свою судьбу, — все это влекло к Плевако людей самых разных сословий России: рабочих, крестьян, промышленников, финансистов, поместных дворян, студентов, князей, духовников, военных, профессиональных революционеров. Он защищал и бедных и богатых. Став знаменитым адвокатом, он был удостоен дворянского звания и получил классный чин действительного статского советника (согласно Табели о рангах чин IV класса соответствовал армейскому званию генерал-майора), но по-прежнему оставался доступным для каждого. Нередко свое сильное слово Плевако использовал для защиты "униженных и оскорбленных", которые нарушили закон по заблуждению или по тому, что с ними поступили хотя и легально, но "не по Божьему". Он видел в подсудимых людей, которым сострадал, прощал и о которых сожалел. С равным успехом он вел защиты по делам разных категорий: убийствам и растратам, оскорблениям и подлогам, клевете и кражам, ограблениям и злоупотреблениям по службе, халатности и массовым беспорядкам. Качество его работы не определялось размером гонорара. Известно, например, что Плевако сам вызвался выступить на процессе по знаменитому и сложному делу крестьян села Люторичи. Гонорара не взял, более того, в течение всего процесса, длившегося три недели, нес расходы по содержанию всех 34 подсудимых.
Особую популярность принесли Плевако с блеском выигранные им процессы по делам: крестьян села Люторичи (1880), севских крестьян
10 Так поступил Плевако в речи об убийстве егорьевского купца Лебедева, парируя прокурору, который назвал свидетелей защиты — жителей г. Егорьевска, "целой фалангой людей, для которых ложь есть обыкновенное правило жизни". Обратив внимание суда на то, что все свидетели из г. Егорьевска — старообрядцы, придающие особое значение религиозной присяге, Плевако заметил: "С этой точки зрения упрек прокурора — в высшей степени нежизненный, ...который должен пролететь мимо г. Егорьевска, как гроза, которая хотя по Какому-то велению и налетела на город, но улетела в пустыню, не причинив городу вреда" (Плевако Ф.Н. Указ. соч. С. 346).
(1905), о стачке рабочих фабрики Товарищества С. Морозова (1886), о беспорядках на Коншинской мануфактуре в г. Серпухове (1897) и др. Адвокат сочувствовал фабричным рабочим, которых превратили в "обессиленный физическим трудом, с обмершими от бездействия духовными силами" придаток к машине, в "легко заменимые в случае порчи винтики"; осуждал экономию на социальных и духовных нуждах трудящихся. Защищая рабочих Морозовской фабрики, Плевако провел блестящий правовой анализ законодательства о забастовках. Обращение к отечественному законодательству, особенно к правовому опыту европейских государств, которые намного раньше России вступили на путь промышленного развития, позволило ему мастерски обосновать следующие положения: наказуема не всякая стачка, а лишь нарушающая трудовой договор; протестовать путем массового прекращения работ против произвола администрации — неотъемлемое право рабочих. Смысл закона о стачках он, как обычно, весьма просто и доходчиво донес до присяжных: "Если эти люди отказывались от должного и добивались недолжного путем стачки, они нарушили закон; если они отказывались от недолжного и добивались должного — их забастовка вне сферы наказуемости"11.
В заключительном слове по делу о беспорядках на Коншинской мануфактуре Плевако как квалифицированный социальный психолог всего в нескольких фразах описал суть феномена толпы, соотношение личности и массы. "Толпа — стихия, ничего общего не имеющая с отдельными лицами, в нее вошедшими. Толпа — здание, лица — кирпичи. Из одних и тех же кирпичей созидается и храм Богу и тюрьма — жилище отверженных... Но разрушьте тюрьму, и кирпичи, оставшиеся целыми от разрушения, могут пойти на храмостроительство, не отражая отталкивающих черт их прошлого назначения... Быть в толпе еще не значит быть носителем ее инстинктов... Толпа заражает, лица, в нее входящие, заражаются. Бить их — это все равно, что бороться с эпидемией, бичуя больных"12. После поразительно глубокой характеристики феномена толпы Плевако привел неотразимый аргумент защиты, вследствие которого несправедливость судебного процесса стала ясна всем: "Совершено деяние беззаконное и нетерпимое, — преступником была толпа. А судят не толпу, а несколько десятков лиц, замеченных в толпе. Это тоже своего рода толпа, но уже другая, маленькая: ту образовали массовые инстинкты, эту — следователи и обвинители. Заразительность толпы продолжает действовать. Помня, что проступки совершены толпою, мы и здесь мало говорим об отдельных лицах, а все сказуемые, наиболее хлестко вырисовывающие буйство и движения массы, — приписываем толпе, скопищу, а не отдельным лицам. А судим отдельных лиц: толпа, как толпа, — ушла. Подумайте над этим явлением"13.
11 Там же. С. 526.
12 Там же. С. 530.
13 Там же.
Огромную известность Плевако не только в родном отечестве, но и за рубежом принесло дело Саввы Мамонтова, крупного русского промышленника и мецената. Его обвиняли в растрате денег правления железной дороги. Несколько больших правительственных чиновников надеялись, что процесс над миллионером-промышленником поможет им обрести огромный политический капитал. Общество в связи с этим разделилось надвое. Плевако согласился защищать Мамонтова, ибо считал, что не так-то много на Руси таких промышленников, как он. Процесс был долгим, бурным, но успешным. "Плевако освободил Савву Мамонтова!" — пестрели заголовками российские, европейские и мировые газеты. Довольный результатом процесса Плевако говорил, если бы он был писателем, а не адвокатом, то написал бы большой роман о русском промышленнике, который покровительствовал искусству, просвещению народа и по роковой случайности угодил на скамью подсудимых. На этом процессе в реплике прокурору Плевако лаконично выразил присущее ему чувство величайшей ответственности перед человеком, которого он защищал: "Между положением прокурора и защитника — громадная разница. За прокурором стоит молчаливый, холодный, незыблемый закон, а за спиной защитника — живые люди. Они полагаются на своих защитников, взбираются к ним на плечи, и ...страшно поскользнуться с такой ношей! Если я сказал лишнее слово, я сам должен держать и ответ: на меня негодование, но ни одной стрелы — туда!14 .
Участие в многочисленных и разнообразных судебных процессах помогало Плевако достоверно познать российскую действительность и предвидеть разумные пути развития Отечества. В последних речах, которые часто называют завещанием потомкам, выдающийся адвокат отмечал незавершенность, половинчатость экономической и политической реформ 60-х годов XIX в.; всесилие бюрократии, тормозящей промышленное и демократическое развитие страны; нужду и темноту народных масс; увеличение приверженцев революционного насилия за счет необразованных и нравственно неразвитых людей. Плевако не без причины страшился, что русской национальной чертой являются тишь, молчаливое страдание и взрыв на мгновение, на час-другой, не в смысле природного дефекта, а набегом, мутью, заразой. Русский человек дает порой Минина, порой Пугачева, порой Пожарского, порой Разина. А между этими именами — десятилетия и столетия молчания и мертвой зыби. Плевако был противником революций и прочих радикальных действий. Он был уверен в том, что прогрессивное развитие России возможно только в результате проведения буржуазно-демократических реформ. Начинать обновление общества, по мысли выдающегося адвоката, следует с утверждения правды, справедливости, свободы личности. "Слово правды, — утверждал Плевако, — великое дело: оно нужно нашей стране"15. Весьма актуально
14 Там же. С. 278.
15 Там же. С. 331.
звучит и его обращение к суду во время защиты севских крестьян: "Вспомните, что подсудимым негде было научиться правде. Наоборот, чувство правды убивалось у них всеми средствами и заменялось чувством тупого молчания... Учить правде следует правдою же! Учить уважению к закону — примерами!"16. Как просвещенный человек, либерал, он осознавал необходимость для страны ограничения власти монарха, установления конституции и парламента, считал, что Дума должна стать истинной выразительницей воли народа. Вероятно, чтобы как-то соучаствовать в грядущих преобразованиях в России, Плевако, будучи уже тяжело больным, стал депутатом III Государственной Думы от партии октябристов.
Умер Федор Никифорович Плевако 23 декабря 1908 г. на 65-м году жизни. Скорбная весть охватила всю Россию. В нескончаемой траурной процессии шли люди всех сословий и рангов. Похоронили Плевако на кладбище Скорбященского монастыря; в 1930-е годы его прах был перезахоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Плевако оставил о себе яркую и живую память в истории не только русской адвокатуры, но и российского общества. Об огромном значении Федора Никифоровича Плевако для перспектив развития свободы, правосудия и справедливости в России можно сказать его же словами, произнесенными 29 октября 1895 г. на собственном юбилее по случаю 25-летия деятельности в качестве присяжного поверенного, в адрес дорогих для него учителей и коллег, "строителей царства правды и обновления": "Мы свидетельствуем, свидетельствуем, веруя, что жизнь этих людей и труды их не пропали даром, но, как сильный корень для ветвистого дерева, служат дальнейшему развитию вашему в беспредельном боевом подвиге сохранения на Руси задач правосудия и распространения благ его во все концы необъятного отечества"17.
16 Там же. С. 521.
17 Там же. С. 537.
