CC BY
31Humanity space International almanac VOL. 8, No 3, 2019: 444-452
Ф.М. Достоевский И М. Горький в рецепции В.В. Набокова (на примере повести «Хозяйка», рассказа «На плотах», Романа «Король, дама, валет»)
А.Н. Лукиных
Московский педагогический государственный университет 119991, Россия, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1, стр. 1 Moscow Pedagogical State University Malaya Pirogovskaya, 1, building 1, Moscow 119991 Russia
Ключевые слова: Набоков, Достоевский, Горький, повесть «Хозяйка», рассказ «На плотах», роман «Король, дама, валет», рецепция, амбивалентность.
Key words: Nabokov, Dostoevsky, Gorky, the story «Mistress», the story «On rafts», the novel «The King, Queen, Jack», reception, ambivalence. Резюме: В статье анализируется роман В.В. Набокова «Король, дама, валет» с точки зрения литературно-художественной рецепции. Повесть Ф.М. Достоевского и рассказ М. Горького «На плотах» рассматриваются в качестве источников романа В.В. Набокова. Это подтверждается обилием обшдх тем, мотивов и образов. Любовный треугольник, являющийся основой сюжета всех трех текстов, связан с мотивом устранения одного из участников. Убийство, в свою очередь, задумывается под влиянием роковой женщины, чей образ совмещает в себе черты светлого и темного начал. Образ старшего мужчины, в свою очередь, имеет сходные черты - особое выражение глаз, принадлежность к купечеству, олицетворение силы и жизни в противовес своим соперникам.
Abstract: The article analyzes novel «King, Queen, Jack» by Vladimir V. Nabokov from literary and artistic reception point of view. The story by Fyodor Dostoevsky and the story by Maxim Gorky «On rafts» are considered as sources of the novel by Vladimir Nabokov. This one is confirmed by the abundance of shared themes, a motifs and an images. The love triangle, which is the basis of all three texts plot , is connected with the motive for eliminating one of the novel's participants. The murder reflects under the influence of a fatal woman, whose image combines the features of a light and a dark side beginnings. The image of the olddest man, in turn, has similar features - a special the eyes expression, the belonging to the merchant class, the personification of strength and life as opposed to his rivals. [Lukinykh A.N. Fyodor Mikhailovich Dostoevsky and Maxim Gorky at Vladimir Nabokov's reception on the example of the story «Mistress», the story «On rafts» by the novel «King, Queen, Jack»]
Тема «Набоков и Достоевский» вызывает достаточно большой интерес среди отечественных литературоведов (например, работы Б.Н. Тихомирова, Л.Н. Целковой,
Л.И. Сараскиной, Е.Г. Новиковой, А.А. Шепелева и др.). Исследователей привлекает неоднозначность, порой даже провокативность высказываний В.В. Набокова о Ф.М. Достоевском и его творчестве, с одной стороны, и несомненная преемственность образов, деталей и даже принципов повествования, с другой.
Пара Набоков - Горький тоже небезынтересна. Набоков, не терпящий советских писателей, отводит в своем курсе русской литературы для американских студентов целую лекцию Максиму Горькому (наравне с Гоголем и Чеховым!), а для анализа берет малоизвестный, но, на его взгляд, «типичный короткий рассказ Горького» (Набоков, 2010: 420) - «На плотах». Предварив пересказ сюжета оговоркой, что «художественный талант Горького не имеет большой ценности» (Набоков, 2010: 420), Набоков заканчивает анализ рассказа «развенчанием» писателя (то же самое он стремится сделать и с Достоевским, в чем открыто признается в соответствующей лекции): «... схематизм горьковских героев и механическое построение рассказа восходят к давно мертвому жанру нравоучительной басни.» (Набоков, 2010: 422), обращает внимание на «низкий культурный уровень (по-русски он называется полуграмотностью)» (Набоков, 2010: 422) Горького, обвиняет его в отсутствии воображения и «интеллектуального размаха» (Набоков, 2010: 422). «Чувствуя, что убогость его дара и хаотическое нагромождение идей требуют чего-то взамен, он вечно гнался за эффектными сюжетами, работал на резких контрастах, обнажал столкновения, стремился поразить и потрясти воображение.» (Набоков, 2010: 422).
В лекции, посвященной Достоевскому, Набоков описывает «простейший, но, может быть, важнейший» (Набоков, 2010: 175) способ восприятия литературы: «Если вам не нравится книга, вы все-таки можете получить от нее удовольствие, воображая себе иной, более правильный взгляд на вещи или, что то же самое, выражая свое отношение к ним иначе, чем ненавистный автор» (Набоков, 2010: 175). Возможно, именно так и поступает сам Набоков, создавая собственные новые, удовлетворяющие его тексты из раздражающих своим
несовершенством чужих. Зная любовь В.В. Набокова к зашифрованным посланиям, возьмем на себя смелость проанализировать роман «Король, дама, валет» с точки зрения литературно-художественной рецепции, подразумевая под этим важность осмысления В.В. Набоковым творчества предшественников с последующей его интертекстуальной переработкой и включением в собственные тексты. При этом, «расширяя понятия рецепции и интертекстуальности, Набоков обогатил их иными ценностными смыслами: сделал предметом авторской рефлексии и заочной игры с читателем» (Егорова, 2012: 10), которые становятся «визитной карточкой» текстов, вышедших из-под его пера. В качестве текстов, переосмысленных в романе «Король, дама, валет», рассмотрим повесть Ф.М. Достоевского «Хозяйка» и рассказ М. Горького «На плотах».
Выбранные нами роман, повесть и рассказ имеют большое число рифмующихся мотивов, образов и тем. Рассмотрим некоторые из них.
Конечно, нельзя не заметить, что в основе сюжета всех трех тестов - любовный треугольник, в котором двое задумывают избавиться от надоевшего третьего. С мотивом убийства тесно связан мотив увлечения главного героя роковой женщиной, ради которой он готов пойти на все. Марта предстала перед Францем как «чудесная, большеглазая дама» (Набоков, 2009: 134), Катерина «была лет двадцати и чудно прекрасна» (Достоевский, 1972: 268), Марья описана сначала глазами Сергея: «... какую кралечку милует! Сок один баба!» (Горький, 1969: 66), а затем глазами Силана: «Вся облитая солнцем, она смотрела вперед задумчивыми глазами, и на губах ее играла та загадочная и чарующая улыбка, которая и некрасивую женщину делает обаятельной и желанной» (Горький, 1969: 73). Улыбка на губах Марьи расцветает после разговора о близкой смерти ее мужа, и здесь можно увидеть перекличку образа с героиней Набокова. Марта в предсмертном бреду мыслит Драйера мертвым, поэтому после смерти ее лицо украшает улыбка прекраснейшая, самая счастливая улыбка, которая когда-либо играла на нем.
Говоря о красоте главных героинь, нельзя не упомянуть и об амбивалентности их образов. Катерина, Марья и Марта совмещают в себе светлое и темное начало. Образ Марьи можно соотнести и с богиней плодородия Мокошью (округлость ее тела, связанная, вероятно, с будущим материнством: «Поди уже беременная Марька-то!» (Горький, 1969: 68), и с Девой Марией (на это указывает имя главной героини, загадочная улыбка на ее губах, наводящая на мысль о картинах и иконах с изображением Божьей Матери). А говоря с Силаном о муже, «она изогнулась, как кошка, и мягко прильнула к нему» (Горький, 1969: 71). Кошка, по народным поверьям, связана с потусторонним миром, и, согласно славянской мифологии, может быть сотворена «как от дьявола, так и из рукавицы Божьей Матери» (Славянская мифология, 2002: 255), что еще раз отсылает нас как к имени главной героини.
Ордынов видит в Катерине то мадонну: «глядит в его глаза своими чудно-ясными глазами, влажными от сверкающих слез безмятежной, светлой радости, тихими и ясными, как бирюзовый нескончаемый купол неба в жаркий полдень» (Достоевский, 1972: 289), то ведьму: «губы ее были сини, как у мертвой, и глаза заволоклись немой, мучительной мукой» (Достоевский, 1972: 462). И Франц, глядя на Марту, «опять нашёл ... сходство с мадонной» (Набоков, 2009: 194). К концу романа любовница будет все чаще напоминать ему жабу. И в этом можно увидеть пародийное снижение Набоковым романтического образа героини.
Много сходного во внешности Силана Петровича, Мурина и Драйера. Ордынов видит в церкви высокого худого старика болезненного вида. Одет он в длинный черный кафтан, из-под которого видна «какая-то другая длиннополая русская одежда» (Достоевский, 1972: 267), голая шея повязана платком красного цвета, а в руках у него меховая шапка. У него длинная седеющая борода, нависшие хмурые брови и «взгляд огневой, лихорадочно воспаленный, надменный и долгий» (Достоевский, 1972: 268). Силан Петрович описан как крепкий, могучий старик «в красной рубахе с расстегнутым воротом, обнажавшим его могучую шею и волосатую, прочную, как наковальня, грудь.
Шапка сивых волос нависла ему на лоб, и из-под нее усмехались большие, горячие, карие глаза» (Горький, 1969: 70).
Драйер, увиденный глазами Франца, - это «пожилой господин с подстриженными желтыми усами» (Набоков, 2009: 134), «удобно одетый, совершенно здоровый <...> сидел, скрестив руки, <...> и глядел он, слегка надув шею, слегка исподлобья, с чертиками в глазах» (Набоков, 2009: 136).
Во всех трех текстах можно отметить «купеческую рифму». Мурина «можно было принять за заезжего откуда-нибудь издалека купца» (Достоевский, 1972: 267), Драйер, владелец магазина «Денди», «верно, иностранец, оттого что воротничок мягкий, и вообще.» (Набоков, 2009: 134), и Силан Петрович предлагает Марье после смерти Мити уехать в Сибирь или на Кубань: «Лавку бы открыли в деревне где» (Горький, 1969: 72). И действительно, из рассказа Ярослава Ильича мы узнаем, что Мурин когда-то занимался торговлей: «говорят, этот человек был прежде очень богат. Он торговал, как вам, вероятно, удалось слышать. По разным несчастным обстоятельствам он обеднел» (Достоевский, 1972: 286). Но это только одна из ролей Мурина, который в повести предстает то набожным старовером, то сумасшедшим эпилептиком, то романтическим разбойником. Курт Драйер тоже нетипичный коммерсант: «Только уж после свадьбы, когда муж, ради медового месяца в Норвегии . отказался от важной деловой поездки в Берн, только тогда кое-что выяснилось» (Набоков, 2009: 173). А выяснилось, что по натуре муж Марты скорее художник, рассуждающий «о том, с какой нежностью и как весело нужно относиться к вещам, о том, что бывает до смешного жалко тех постаревших галстуков и носков, которых никто уже не покупает» (Набоков, 2009: 177), тратящий деньги на фантастический проект «оживления» манекенов не столько из коммерческих соображений, сколько потому, что этот почти божественный акт будит его фантазию.
Для всех рассматриваемых нами текстов также характерен мотив болезни. Марта кутается даже в теплое время года, боясь простудиться, но все равно заболевает, ее лихорадит и на рождественском празднике, а умирает она от воспаления
легких. Ордынов на протяжении всей повести страдает от озноба, жара и лихорадки. Ухаживающая за ним Катерина предлагает больному чай со словами: «Я сама хворала и знаю» (Достоевский, 1972: 275). Болеет и Мурин, и Катерина вынуждена ухаживать и за ним. И Митя, рассказывая Сергею свою невеселую историю женитьбы, говорит о себе: «. я человек больной, хилый» (Горький, 1969: 64).
Примечателен во всех трех текстах мотив путешествия на лодке. В повести «Хозяйка» есть эпизод, в котором Катерина рассказывает Ордынову о своем неудавшемся побеге с Алешей, ее «названым суженым - Алеша, ожидавший Катерину в лодке, чтобы увезти ее, был вынужден везти и Мурина: «Буря! -говорит мой хозяин. - И не к добру эта буря. Тяжело нашей лодке! Не сносить ей троих» (Достоевский, 1972: 301). Мы так и не узнаем, что случилось с Алешей, - Мурин прерывает речь Катерины. В рассказе Горького действие происходит на плоту, который плывет по Волге, именно там Силан и Марья рассуждают о счастье, которому мешает живой Митя: «Умер бы он. Вот что. Кабы умер... ловко бы! <.> Чахлый он.. .Может, скоро умрет, - глухо сказал Силан Петров» (Горький, 1969: 72). Интересно, что и Мурин с Катериной жили на Волге до своего приезда в Петербург. Марта и Франц, перебрав несколько способов избавления от Драйера и отказавшись от яда и пистолета, решают его утопить, выбросив из лодки. Муж Марты силен в теннисе, но совершенно не умеет плавать (как и Мурин: «лодку свою я отпустил, а вплавь пойти не умею» (Достоевский, 1972: 301)), а его жена и племянник отлично держатся на воде. От смерти его спасает только выгодная денежная сделка, назначенная на следующий день. Марта, в предсмертном бреду «убивающая» мужа, умирает в блаженном неведении, с улыбкой на губах. Стоит упоминания и тот факт, что в трех текстах поездка в лодке сопровождается ненастьем.
Романтический образ разбойника, явный в повести Достоевского (Мурин, как мы знаем из рассказа Катерины, промышлял разбоем и погубил ее семью, в доме Кошмарова был притон контрабандистов), снижается в романе «Король, дама, валет». Драйер во время рождественской вечеринки пугает
жену, пролезая в окно в костюме разбойника. В руке он держит пистолет, который окажется стилизованной зажигалкой - в отличие от настоящего ружья, которым будет угрожать Мурин Ордынову.
В романе В.В. Набокова появляется еще один персонаж, о котором необходимо упомянуть в контексте наших рассуждений - это старичок, хозяин квартиры, в которой живет Франц. Многое в его образе отсылает нас к повести Достоевского. В частности, к образу Мурина, который имел на людей странное влияние и мог даже предсказывать смерть. Для него Ордынов (как прежде - Алеша) - это проходящий некую инициацию посредством погружения в тайны его семьи временный постоялец, которому рано или поздно предстоит удалиться. Менетекелфарес, сумасшедший, считающий себя фокусником, а Франца и Марту плодом собственного воображения, также «удаляет» их. Это происходит в день их отъезда на море, где Марта и умирает. В рассказе старичка-хозяина о своей больной жене (при этом предполагается ее душевное заболевание) видится явственная перекличка с Муриным и Катериной. Менетекелфарес - это доведенный до некой предельности образ мистика Мурина, своего рода пародия на него. С другой стороны, Драйер тоже соприкасается с неким колдовством, ведь он причастен созданию «живых» манекенов.
Все три текста поднимают тему жизни, сочетания в ней живого и неживого. В повести «Хозяйка» Ордынов, ученый, изолированный от жизни, приобщается к ее тайнам в таинственном пространстве квартиры Мурина. Рассказ «На плотах» утверждает жизнь вопреки всему: «Жить, не задумываясь над жизнью, жить в меру не своего разумения, а своих сил; любить силу, в чем бы она ни проявлялась, и презирать слабость. <...> идеал этот изображен в лице могучего старика Силана Петрова» (Минский, 1997: 307). В романе «Король, дама, валет» поднимается тема человекоподобных механизмов и механических, неживых людей. Неживое, механическое преследует читателя -выверенная походка берлинцев, Франц, кланяющийся, «как веселая кукла» (Набоков, 2009: 230), Марта «машинально»
поправляющая юбку, «машинально» же что-то «заметив», «ожившие» манекены и т.д. Героям присущ автоматизм мышления. Так, Марта ненавидела все проявления фантазии Драйера, потому что это выбивалось из созданного ею для него образа успешного дельца, считала, что «жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков» (Набоков, 2009: 137). И даже Драйер, «схватив одним взглядом новый предмет, правильно оценив его особенности, <...> уже больше не думал о том, что предмет сам по себе может <...> уже больше не совпадать с тем представлением, которое он о нём составил» (Набоков, 2009: 199). Но, приняв участие в «оживлении» манекенов, он и сам возрождается: больше не находит удовольствия в работе, готов отправиться в путешествие, безутешно горюет о жене, в полной мере осознав любовь к ней. Перед отъездом на море Марта жалуется Францу: «он <Драйер> последнее время такой живой, невозможно живой» (Набоков, 2009: 263).
Все вышесказанное дает нам право предполагать, что, создавая роман «Король, дама, валет», В.В. Набоков переосмыслял и перерабатывал материал как повести «Хозяйка», так и рассказа «На плотах». Максимальная интертекстуальная открытость образов, присущая его творчеству, дает нам возможность думать подобным образом. В процессе анализа мы обнаружили сближение всех трех текстов на уроне сюжета, выделили ряд перекликающихся мотивов, тем и образов. Это любовный треугольник, лежащий в основе сюжета, амбивалентность образа главной героини, образ героя, поданный сквозь призму купечества, мотив болезни и путешествия на лодке, противопоставление живого и неживого. Строя свой текст, Набоков вплетает в него сюжетную канву повести «Хозяйка» и рассказа «На плотах». При этом романтические герои Достоевского превращаются в обыкновенных приземленных людей, а временами их образы даже пародийно снижаются. Если амбивалентность Катерины описана как противопоставление мадонны и ведьмы, то в Марте Франц временами замечает сходство с жабой, а Марье одновременно свойственны черты богини плодородия Мокоши,
Девы Марии и кошки. Драйер, ради смеха влезающий в собственное окно в костюме разбойника, пародирует романтический образ разбойника Мурина. Пародией на еще один образ Мурина - колдуна - можно считать и образ Менетекелфареса, хозяина квартиры, в которой живет Франц. Детективная история, интрига, планируемое убийство - вот тот эффектный сюжет, поражающий воображение, который привлекает Набокова в повести «Хозяйка» и рассказе «На плотах» (а ведь именно в увлечении подобного рода сюжетами он упрекает Горького!). Но, отталкиваясь от романтических идей Достоевского и фольклорно-мифологических концепций Горького, он по-новому расставляет акценты, и в романе «Король, дама, валет» создает собственную версию «преступления и наказания».
ЛИТЕРАТУРА
Горький М. 1969. Полн. собр. соч.: В 25-ти т. - М.: Наука, 1969. Т.2. Рассказы,
очерки, наброски, стихи 1894-1896. 654 с. Достоевский Ф.М. 1972. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Л.: Наука, 1972. Т.1.
Бедные люди. Повести и рассказы 1846-1847. 519 с. Егорова Е.В. 2012. Поэтика ранней прозы Ф.М. Достоевского в художественной рецепции В.В. Набокова (на примере повестей «Двойник», «Хозяйка», «Белые ночи»). Дисс. ... канд. филолог. наук. Москва. 248 с.
Набоков В.В. 2009. Собр. соч. рус. периода: В 5 т. СПб.: Симпозиум, 2003. Т.2. 1926-1930. Машенька; Король, дама, валет; Защита Лужина; Рассказы; Стихотворения; Драма; Эссе. Рецензии. 780 с. Набоков В. 2010. Лекции по русской литературе. Пер. с англ. С. Антонова, Е. Голышевой, Г. Дашевского и др. СПб.: Издательская группа «Азбука-классика». 448 с.
Минский Н. 1997. Философия тоски и жажда воли C. 302-312. - В кн.: Максим Горький: pro et contra: Личность и творчество Максима Горького в оценке русских мыслителей и исследователей, 1890-1910-е гг.: Антология. Спб.: РХГИ. 901 с. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е. М.: Междунар. отношения, 2002. 512 с.
Получена /Received: 07.02.2019 Принята /Accepted: 28.02.2019
