Научная статья на тему 'Эзра Паунд. Canto xxxix, 63–74: a nave nigra usque Ad ai de kudonai'

Эзра Паунд. Canto xxxix, 63–74: a nave nigra usque Ad ai de kudonai Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
143
30
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЭЗРА ПАУНД / E. POUND / CANTO XXXIX / ANCIENT INTERTEXT / INTERPRETATION

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Братухина Людмила Викторовна, Братухин Александр Юрьевич

В статье предлагается интерпретация одного пассажа из Canto XXXIX Э. Паунда. В этом пассаже есть четыре греческих и латинских цитаты (из Гомера, Овидия, Вергилия и Ивика). Контекст убеждает, что 5-й фрагмент Ивика «ERI MEN AI DE KUDONIAI κτλ» содержит скрытый ответ на предшествующий вопрос Одиссея «Ad Orcum autem quisquam».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

E. Pound. Canto XXXIX, 63–74: a nave nigra usque ad AI DE KUDONAI

The paper interprets a passage from the E. Pound’s Canto XXXIX which includes four Greek and Latin quotations (from Homer, Ovid, Vergil, and Ibycus). It is argued that Ibycus’ 5th fragment “ERI MEN AI DE KUDONIAI κτλ” contains an ulterior answer to the preceding Odysseus’ question “Ad Orcum autem quisquam?”

Текст научной работы на тему «Эзра Паунд. Canto xxxix, 63–74: a nave nigra usque Ad ai de kudonai»

ЭЗРА ПАУНД. CANTO XXXIX, 63-74: A NAVE NIGRA USQUE AD AIDE KUDONAI

Резюме. В статье предлагается интерпретация одного пассажа из Canto XXXIX Э. Паунда. В этом пассаже есть четыре греческих и латинских цитаты (из Гомера, Овидия, Вергилия и Ивика). Контекст убеждает, что 5-й фрагмент Ивика «ERI MEN AI DE KUDONIAI кхХ» содержит скрытый ответ на предшествующий вопрос Одиссея «Ad Orcum autem quisquam».

Ключевые слова: Эзра Паунд, E. Pound, Canto XXXIX, ancient intertext, interpretation.

«Стиль, обретение стиля состоит в таком знании слов, при котором возможно передавать различные части того, что говоришь, с теми различными степенями и весомостью в значениях, с какими пожелаешь», - писал Э. Паунд в статье «Zweck, или цель» (Паунд 2000: 98). Основной чертой индивидуального стиля этого автора становится свободное обращение с различными нюансами значений, выражаемыми с помощью сочетания слов из различных языков мира; и, прежде всего, словно игнорируя английскую поговорку «It is Greek to me», он очень часто обращается к классическому наследию древнегреческой литературы.

Американец по происхождению, уехавший в Европу, прославившийся как англоязычный автор, Эзра Лумис Уэстон Паунд (1885-1972) является представителем одного из авангардных направлений в поэзии начала XX века - имажизма. При этом Паунд, являясь глубоким знатоком и страстным почитателем творчества античных авторов, трубадуров Лангедока, Данте, предлагает свое видение авангардистского разрыва с традицией как отрицание непосредственно предшествующей буржуазной культуры нового времени и обращение в противовес ей к произведениям более древних эпох. Понимание Паундом культурной традиции соприкасается с интерпретируемым им особым образом термином «paideuma» (в пер. с греч. лш5ги^а -предмет обучения или преподавания, дисциплина, наука), заимствованным у Л.Фробёниуса: «Фробёниус использует

термин “Пайдеума” для обозначения запутанного клубка или

комплекса глубоко укоренных идей любого периода... я буду использовать термин “Пайдеума” для обозначения хрящевых корней тех идей, что вступили в действие» (Паунд 2000: 97-98). Следует предположить, что в своих произведениях Э. Паунд отражает идеи и воплощающие их образы, что, по его мнению, активно действуют в пространстве культуры. Отсюда происходит разнообразие культурных традиций, которые соединяет Э. Паунд в своей поэзии (в том числе и экзотические восточные - Японии и Китая), часто оформляя интертекст в виде цитаты из прецедентного текста на языке оригинала. При этом основой полилингвального интертекста для Паунда как для человека «европоцентричной культуры» (западной, европейской?) становится античная литература. И если в стихотворениях основным источником иноязычных цитат является латинская словесность, то в самом монументальном произведении автора, поэме The Cantos таким источником становится древнегреческая литература.

Это произведение в творчестве Э. Паунда имеет особое значение. Оно создавалось на протяжении многих лет и публиковалось отдельными группами песен: первые создавались в 1913-15 гг. и вышли в свет в 1917 г. (Three Cantos), над последними автор работал вплоть до конца жизни. В содержании поэмы отразились эстетические, экономические, политические взгляды автора. Л. Симпсон называет ее «оправданием» всей жизни поэта, «путешествием в неведомое, совпадающее с его жизнью» (Simpson 1975: 80). Имея своей целью создание современной эпической поэмы, Э. Паунд в самом тексте The Cantos прямо или с помощью завуалированных отсылов указывает авторов, чьи произведения стали для него образцами жанра: Гомера, Вергилия, Овидия, Данте, Р. Браунинга. Произведение насыщено также всевозможными цитатами и аллюзиями, восходящими к иным литературными, мифологическим и философским источникам.

Многие исследователи традиционно отмечали «эклектичность Паунда в выборе внешних источников» (Surette 1979: 26) поэмы, называли произведение «многоязычным интертекстуальным переплетением культур, где Паунд объединяет все виды перевода: от “маски” до аллюзии или цитаты и даже пародии» (Пробштейн 2003: 46). Мы же обратимся к античному инер-тексту поэмы, который оказывается авторитетнейшим источником двух из трех, называемых самим автором, основных тем произведения: «Живой человек сходит в мир Мёртвых; <...>

“Повторение в истории”; <...> “Магическое мгновение” или мгновение метаморфозы, прорыв из обыденности в ‘божественный или вечный мир”» (Пробштейн 2003: 44).

Отметим, что сам мотив путешествия в загробное царство как сюжетообразующий в жанре эпической поэмы берется Паундом из античной традиции и параллельно с этим из «Божественной комедии» Данте, но схождение в царство мертвых представлено преимущественно в образах из Одиссеи и греческой мифологии. Мотив метаморфозы как границы между человеческим и «божественным» мирами представлен в произведении Паунда прямыми заимствованиями из поэмы Овидия, а также повторяющейся в различных вариациях темы преображающего колдовства Кирки.

Кроме того, античные герои могут упоминаться как своеобразные ипостаси персонажей, связующих времена и культуры. Например, сближение двух роковых женщин спартанки Елены и Элеоноры Аквитанской: “Eleanor, helenaus and heleptolis!”/ And poor old Homer blind, blind, as a bat (Pound 1948: 6). Паунд присваивает Элеаноре эпитеты Елены Троянской, звучащие из уст Клитемнестры в трагедии Эсхила «Агамемнон».

Текст поэмы The Cantos изобилует иноязычными (по отношению к английскому языку оригинала) интертекстуальными включениями, среди которых древнегреческие фрагменты выделяются большей частотностью употребления и способом оформления цитат. Как правило, текст цитаты дается по-гречески, и рядом (выше или ниже) дублируется произношение слов латиницей. Таким образом, Э. Паунд адаптирует древнегреческий текст, транслитерируя его, но не давая перевода. Древнегреческие цитаты могут быть представлены отдельными фразами, или образовывать целую систему метафорических связей, создающих мифологическую основу сюжета отдельной песни, или повторяться в виде своеобразного рефрена в пределах одной Canto1, а иногда и в нескольких.

Рассмотрим подробнее небольшой отрывок из Canto XXXIX в серии Eleven New Cantos (1934), привлекающий внимание тем, что в нем цитируются подряд два древнегреческих и два римских поэта и попытаемся истолковать его. Прежде всего,

1 Например, в Canto 47 таким рефреном становятся слова KAI MOIRAI T' ADONIN, связующие сюжет данного Canto с мифом об Адонисе.

обратимся к научным исследованиям, посвященным указанному тексту.

Д. Олбрайт отмечает, что в содержании Canto объединяются темы путешествия Одиссея в преисподнюю и метаморфозы. В целом исследователь охарактеризовал Canto XXXIX как своеобразное свидетельство возрастающей приверженности Паунда «языческим идеалам» (Albright 1999: 48).

Э. Хильберт усматривает в этом Canto изображение празднования «плодородия и весны» с перечислением «растительных ритуалов». Разбирая данный отрывок, Э. Хильберт приводит перевод латинского и древнегреческого текста, отмечая, что о том, зачем Паунд использует разноязычные цитаты, остается только догадываться. Гипотеза самого исследователя ограничивается весьма расплывчатым предположением о выражении таким образом идеи «универсальности весны и возрождения» (Hilbert 2010) в различных культурах, а также идеи символического противостояния разрушению общества в современную эпоху.

Отрывок, состоящий из цитат на латинском, греческом и английском привлекает внимание Х. Кеннера, замечающего, что они «ведут лейтмотив, подобно острию, через <...> цивилизации» (Kenner 1951: 196).

Б. Р. Доцци называет особенностью Сanto XXXIX «взаимодействие мифа и личности» (имея в виду личность читателя) и описывает, как в потоке образов некий творческий вихрь («creative vortex») захватывает читателя, обозначая настроение «одиночества и печали», «чувство потерянности» (Dozzy 1974: 60-61).

Лейбретс, исследуя неоплатонические мотивы этого Canto, усматривает особый смысл изображенного сексуального акта как «просвещения соитием» (Liebregts 2004: 224).

С. Сикари также подчеркивает мистический характер соития Одиссея и Кирки, понимаемого как возможность экстатического выхода за пределы человеческой природы. При этом исследователь отмечает «дантовское назначение» гомеровских персонажей: поиски «священного посредством сексуальной активности» противопоставлены грубой чувственности в изображении «свинарника» Кирки и представлены в контексте прямых цитат и реминисценций из «Рая» (Sicari 1991: 53).

Форест Рид представляет все содержание Сanto XXXIX как высказывания четырех персонажей: Ельпенора, Еврилоха,

Кирки и Пенелопы. Все они вместе по принципу «китайской

идеограммы» составляют представление об Одиссее. Интересующий нас отрывок Ф. Рид распределяет между Еврилохом и Пенелопой, уделяя последней большую часть. Ученый также отмечает особый ритуальный смысл этого сексуального соития, и именно образ Пенелопы оказывается связан с хтоническими мотивами весеннего обновления, цветения (Raed 1969: 109-110).

Отметим, что ни в одной из доступных работ подробно не разбирается взаимодействие греческих и латинских цитат в тексте Canto 39, в указанном нами отрывке.

Прежде чем приступить непосредственно к анализу обозначенного отрывка следует более четко сформулировать основную тему этого Canto. Представляется уместным сделать это в сравнении с Canto XLVII, поскольку между названными Cantos существует перекличка (Read 1969: 114). В Canto XXXIX приводятся неполные 227-й и 228-й стихи десятой книги «Одиссеи» по-гречески и латиницей (KaAov doibidei / KALON AOIDIAEI /

^ 0eo^ yuv^ ф0еуу^|Л£0а 0aaaov / e theos e

gune....phtheggometha thasson). В переводе В. А. Жуковского стихи 224-229 звучат так: «К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель, / Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им: / “Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью / Сидя, поет там, гармонией всю наполняя окрестность. / Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей”» (Гомер 1959: 128). В Canto XLVII Кирка напутствует Одиссея, говоря о том, что ему следует плыть к Тиресию за познанием: «Yet must thou sail after knowledge / Knowing less than drugged beast». Далее следует уже знакомые нам слова: ф0еуу^|ле0а 0aaaov (phtheggdmetha thasson) -«скорее подадим голос». Таким образом, замыкающая монолог Кирки греческая цитата в Canto XLVII, оказывается эхом прозвучавшего в Canto XXXIX призыва (Read 1969: 115). Если понимать греческие слова как передачу волшебницей речи Политоса, получится, что именно он и его товарищи являются теми, кто знает меньше «опьянённых зельем зверей (drugged beasts)». Ведь сохранившие рассудок (стих 240-й десятой песни) свиньи, в которых Кирка превратила их, знали уже больше. (Кстати, сохранил рассудок и Тиресий, к которому Кирка отправляет своего гостя.) Знает меньше их и сам Одиссей, не побывавший в их облике, то есть не причастившийся этой своеобразной смерти. Поэтому ему и необходимо отправиться в царство мертвых. Греческая цитата из речи его товарища, ещё не превращенного в животное, является своеобразным симво-

лом перехода в иной мир. Таким образом, оба греческих фрагмента в Canto 39 и 47 оказываются связанными с символикой смерти - с путешествием в Аид. При этом в обоих мифологических сюжетах Э. Паунд использует именно мотив отправления в царство мертвых. Отметим, что гомеровские образы издавна использовались в том же контексте, в каком и Э. Паунд. Климент Александрийский (ум. ок. 215 г.), цитируя Гомера и Гесиода, соединяет невоздержанность с гибелью: «Итак, убежим от обычая, убежим от него, как от опасного мыса, как от угрозы Харибды или как от мифических сирен: он душит человека, является западней, пропастью, бездной; он ненасытен: “Судно свое на большом расстоянии от волн тех и дыма / Ты удержи”. Убежим, убежим, о спутники, от той волны: она извергает огонь. Остров зловещ: он завален костями и трупами. Смазливая потаскушка, наслаждение, поет на нем, прельщает вульгарной музыкой: “Эй, Одиссей многославный, великая сила ахейцев, / Чтобы услышать чудесное пенье, направь к нам корабль свой!” Блудница восхваляет тебя, о моряк, и называет многославным; пытается завладеть славой эллинов. Позволь ей питаться мертвецами. Тебе помогает божественное дуновение: пройди мимо удовольствия — оно вводит тебя в заблуждение. “Да не обманет твой ум вертихвостка, что шепчет лукаво / Милые сердцу слова, чтоб в амбаре твоем покопаться”. Проплыви мимо пения — оно вызывает смерть. Если только захочешь, одолеешь погибель и, привязанный к древу <креста>, будешь освобожден от всякой скверны. Слово Божье будет управлять тобой, и Святой Дух введет тебя в небесный порт» (Protr. 12, 118, 1-4). Другой христианский автор, Ипполит (170-236 гг.), рассказывает о том, что гностики-наассены усмотрели в словах «Одис-

Г—\ V> /"* v> v> v>

сеи» — «Эрмий тем временем, бог килленийский, мужей умерщвленных / Души из трупов бесчувственных вызвал; имея в руке свой / Жезл золотой (по желанью его наводящий на бодрых/ Сон, отверзающий сном затворенные очи у сонных), / Им он махнул, и, столпясь, полетели за Эрмием тени <...>» (Od., XXIV, 1-5, пер. В. А. Жуковского) — намек на христианское слово, золотым жезлом которого является железный жезл из псалма (Пс. 2:9). По мнению наассенов, оно, пробуждая уснувшие души, действует в соответствии с ролью, принадлежащей Христу (Еф. 5:14) (Hipp. Ref., V, 7, 29-33) (Pepin 1986: 40).

Вернемся к интересующему нас отрывку в «очень сексуальной» [...] Canto XXXIX. Э. Паунд, приводя в ней на двух страницах довольно большой объем греческого текста «Одис-

сеи» (X, 213, 212, 227-228, 490-494, 335, 277), четыре латинских словосочетания, два неполных стиха из «Метаморфоз», полторы строчки из «Божественной комедии», дает затем латинский (Ad

Orcum autem quisquam? / Nondum nave nigra pervenit......)2 и

английский перевод «Одиссеи» (Been to hell in a boat yet?) 501502 стихов десятой книги, что в этом Canto Паунд ранее не делал. Очевидно, таким образом поэт подчеркивает важность данного пассажа для понимания всей песни. Здесь мы встречаемся с тем случаем, когда «лишь из соотношения толкуемого текста с текстом фоновым можно постичь содержание и смысл высказывания» (Гаврилов 2011: 318). О том, что нужно воспринимать не только и не столько процитированный фрагмент классического автора, говорит следующий факт. Паунд, приводя пять строчек из «Одиссеи» (X, 490-494) на полях указывает: «490/5», как бы говоря этим, что он не все, что имеет в виду, вносит в текст. Поэтому следует учесть следующие гомеровские строки, где Кирка отвечает Одиссею: «Пусть тебя не заботит отсутствие вождя у корабля. <...> Его понесет ветер Борея» (Od. X, 505, 507). Запомним это имя.

Оставив Гомера, Паунд обращается к Катуллу: Sumus in fide / Puellaeque canamus (34, 1 и 4), намекая начальными стихами на непроцитированные строчки веронского поэта, где упоминается третья «ипостась» Дианы — «мощная Тривия» (Cat. 34, 15), то есть Геката. Затем Паунд предложно-падежной конструкцией sub nocte указывает читателю на Вергилия (Aen.VI, 268), описывающего шествие Энея и его провожатой Сивиллы, жрицы Гекаты, в царстве теней. Далее по-английски упоминаются поляна, ночь Флоры (то есть весенняя ночь), гиацинт и крокус, призванные, вероятно, вызвать ассоциацию с Нисейским долом, где именно эти цветы собирала Персефона до похищения ее Аидом (Hymn. Hom. 2, 6-7 и 426). Не забудем, что Геката упоминается как окружившая дочь Деметры любовью, ставшая ей служительницей и спутницей (Hymn. Hom. 2, 439-440). Текст Паунда выглядит так: «there in the glade / To Flora’s night, with hyacinthus, / With the crocus (spring / sharp in the grass,) / Fifty and forty together <...>» (вероятно, Данаиды, «пославшие» своих женихов в Аид). Потом латиницей приводится первая строчка 5го фрагмента Ивика ERI MEN AI DE KUDONIAI. В этом

2

Ср.: Ad Orcum autem nondum quisquam pervenit nave nigra (Homerus 1758: 369).

стихотворении говорится буквально следующее: «Ранней порой и кидонские / яблони пьют влагу / из потоков, где сад дев нетронутый, и соцветия, / возникающие под тенистыми виноградными побегами, распускаются; мне же Эрос почивающий <не дает> никакого времени. И <как> сверкающий молнией фракийский Борей, устремляясь от Киприды, иссушающим безумием, темный, неустрашимый, властно удерживает наше сердце от самой глубины». Соединяя пропущенный ответ Кирки и сравнение Ивика, получаем «истинное» указание богини Одиссею: в царство мертвых его провожатым будет Эрос. Таким образом, через сопоставление Борея и Эроса, через намек на похищение Плутоном Персефоны и убиение Данаидами своих мужей Э. Паунд показывает хтоническую природу любви.

Литература

Гаврилов А. К. Структурализм и анаграмма // О филологах и филологии: Статьи и выступления разных лет / Отв. ред. О. В. Будара-гина, А. Л. Верлинский, Д. В. Кейер. СПБ.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2011. C. 307-335.

Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. М., 1959.

Маттисен Ф. О. Поэзия // Литературная история Соединенных Штатов Америки. М., 1979.

Паунд Э. Zweck, или Цель // Паунд. Э Путеводитель по культуре / пер. с англ. К. К. Чухрукидзе, К. О. Голубовича, В. А. Нестерова. М.: Логос, 2000.

Пробштейн Я. Вечный бунтарь // Э. Паунд. Стихотворения и избранные Cantos. СПб., 2003.

Albright D. Early Cantos I-XLI // The Cambridge Companion to Ezra Pound. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 59-91.

Dozzi B. R. Correlative myths in The Cantos of Ezra Pound: A tentative examination of the Poundian universe. Vancouver: The University of British Columbia, 1974.

Hilbert E. A Strange and Beautiful Noise // URL: http://www.cprw.com/a-strange-and-beautiful-noise-late-ashbery-syndrome-or-listening-without-hearing

Homerus. Odyssea: Graece et Latine. Londini, 1758. Vol. I. 484 p.

Kenner H. The poetry of Ezra Pound. London: Faber and Faber, 1951. Kenner H. Pound and Homer // Ezra Pound among the Poets. Chicago, 1985. P. 1-12.

Liebregts P. Th. M. G. Ezra Pound and neoplatonism. Fairleigh: Dickinson University Press, 2004.

Pepin J. Christianisme et mythologie. Jugements chretiens sur les analogies du paganisme et du christianisme // Pepin J. De la philosophie ancienne a la theologie patristique. Variorum reprints. London, 1986. VIII.

Read F. Jr. A Man of No Fortune // Motive and Method in The Cantos of Ezra Pound. New York, 1969. P. 101-123.

Sicari S. Pound’s epic ambition: Dante and the modern world. New York, 1991.

Simpson L. Three on the Tower. The Lives and Works of Ezra Pound, T. S.

Eliot and William Carlos Williams. New York, 1975.

Surette L. A Light from Eleusis. Oxford, 1979.

Pound E. The Cantos of Ezra Pound. New York, 1948.

Pound E. The Cantos of Ezra Poud: Cantos of Ezra Pound. New York, 1989.

L. V. Bratukhina, A. Ju. Bratukhin. E. Pound. Canto XXXIX, 63-74: a nave nigra usque ad AIDE KUDONAI

The paper interprets a passage from the E. Pound’s Canto XXXIX which includes four Greek and Latin quotations (from Homer, Ovid, Vergil, and Ibycus). It is argued that Ibycus’ 5th fragment “ERI MEN AI DE KUDONIAI ktX” contains an ulterior answer to the preceding Odysseus’ question “Ad Orcum autem quisquam?”

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.