CC BY
195
Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия
2013. Вып. 3(47). С. 18-29
Евсевий о Константине и Никейском соборе:
НАМЕРЕНИЯ И УМОЛЧАНИЯ1 М. Рицци
Статья посвящена проблеме одних из самых главных источников по истории ранней Церкви вплоть до I Вселенского собора — «Церковной истории» и «Жизни василевса Константина», написанных Евсевием Памфилом. Автор показывает, что тексты памятников содержат крайне мало сведений о богословских диспутах, которые, как известно, велись на заседаниях I Вселенского собора, и, с другой стороны, пестрят данными о прениях по поводу даты празднования Пасхи. Таким образом, арианские споры, о которых пишут другие ранние авторы, остаются неосвещенными Евсевием. Исследователи интерпретируют подобный феномен нарочитым умолчанием Евсевия, вызванным тем обстоятельством, что сам он относился к партии, симпатизирующей еретику Арию. В статье предпринята попытка опровергнуть это предположение и предложить другое объяснение такого состояния памятников: автор демонстрирует особое отношение Евсевия ко всем церковным мероприятиям, организованным императором Константином. Эти мероприятия описаны Евсевием в таком формате, который всецело исключает богословские диспуты. Автор приходит к выводу о том, что Евсевий, как и император Константин, специально избегал доктринальных споров, считая их неважными и незначительными вопросами, которые должны решаться узким кругом интеллектуалов. Главную же задачу епископов Евсевий видел в охранении церковного мира и единства.
Как хорошо известно, Vita Constantini Евсевия является самым ранним источником, сообщающим нам о соборе 325 г. в Никее, известном сейчас как I Вселенский собор2. В то же время Евсевий не говорит ни слова ни о Символе веры, принятом на этом соборе, ни о содержании имевших место доктринальных споров. Его, как кажется, интересует исключительно — или по крайней мере в первую очередь — решение о дате празднования Пасхи3. Это решение положило конец долгому спору, который на протяжении веков разделял христианские общины на три различные календарные традиции (восточную, александрийскую и рим-
1 Перевод с английского языка Д. А. Симатова.
2 Сообщение Евсевия см.: Eusebius Caesariensis. Vita Constantini III. 6—23. Подробнее о соборах в Древней Церкви см.: Fischer J. А., Lumpe A. Die Synoden von den Anfangen bis zum Vora-bend des Nicaenums. Paderbom, 1997; Alikin V. A. The Earliest History of the Christian Gathering. Origin, Development and Content of the Christian Gathering in the First to Third Centuries. Teiden, 2010.
3 Eusebius Caesariensis. Vita Constantini III. 14, 19 f. Подробней о пасхальных прениях в Никее см.: Di Berardino A. L’imperatore Costantino е la celebrazione della Pasqua // Costantino il Grande, dall'antichita all’umanesimo / G. Bonamente, F. Fusco, eds. Macerata, 1992. P. 362-384.
скую). Более поздние церковные историки — и Сократ с Феодоритом, и современные ученые, — напротив, рассматривают именно эти проблемы (т. е. Символ и богословские дискуссии), считая их определяющими для исторического значения Никейского собора, и фокусируют свое внимание на богословской проблематике концепции Ария о радикальном подчинении Сына Отцу
В целом ученые были склонны интерпретировать такое освещение событий Евсевием, как сознательное умолчание или лукавство, связанное с его собственными богословскими взглядами, которые вынудили его преуменьшать значимость вероучительных постановлений, принятых на соборе для того, чтобы не упоминать о своем личном участии в спорах и своей связи с арианским учением4. Однако последние исследования поставили под сомнение такую трактовку повествования Евсевия на основании двух аргументов. С одной стороны, в своем труде Евсевий, как кажется, демонстрирует крайне консервативную позицию в богословских вопросах, что делает его преданным последователем Оригена, которого можно назвать его учителем, хотя и не непосредственным, и поэтому он не мог разделять радикального субординационизма Ария. Наоборот, Евсевий разделяет умеренный и архаичный субординационизм Оригена, который не ставит под сомнение вечность Логоса-Сына и его божественную природу5. С другой стороны, в настоящее время некоторые ученые относятся с большим недоверием к свидетельствам о Никее, содержащимся в церковной историографии после Евсевия, полагая, что акцент на богословские споры в этих сообщениях отражает иной этап в ходе исторических событий. Согласно этой интерпретации, Афанасий сделал акцент на вероучительных спорах с Арием и арианством, для того чтобы замаскировать трудности в управлении Египетской Церковью, которые привели его к конфликту со светской властью и в итоге послужили причиной его изгнания из Александрии. Иными словами, арианство стало актуальной богословской проблемой только после Никейского собора и по причинам не совсем богословского характера6.
Может быть, сейчас стало возможным прочитать свидетельство Евсевия о Никее в Vita Constantini без всякой богословской предвзятости и таким образом прояснить его намерения и объяснить его умолчания, если таковые имеются. При этом, во-первых, необходимо уточнить, в чем в глазах Евсевия заключаются различия между Ни кейс к им и другими соборами, описанными в Vita Constantini или в Historia Ecclesiastica. Тогда, возможно, станет ясно, почему Евсевий предпочитает сосредоточить свое внимание на вопросе о дате празднования Пасхи, или, точнее, почему он опускает сколь-либо подробный рассказ об арианском
4 Например, см.: Allace На drill D. S. Eusebius of Caesarea. L., 1960. P. 28.
5 Cm.: StrutwolfH. Die Trinitatstheologie und Christologie des Euseb von Caesarea. Eine dog-mengeschichtliche Untersuchung seiner Platonismusrezeption und Wirkungsgeschichte, Gottingen, 1999; Lyman J. R. Christology and cosmology. Models of divine activity in Origen, Eusebius and Athanasius. Oxford, 1993; Robertson J. Christ as mediator. A study of the theologies of Eusebius of Caesarea, Marcellus of Ancyra and Athanasius of Alexandria. Oxford, 2007.
6 Cm.: Pietras H. Le ragioni della convocazione del Concilio Niceno da parte di Costantino il Grande // Gregorianum. 2001. Vol. 82. P. 5-35; Idem. Lettera di Costantino alia Chiesa di Alessandria e Lettera del sinodo di Nicea agli Egiziani (325): i falsi sconosciuti da Atanasio? // Gregorianum. 2008. Vol. 89. P. 727-739.
споре. Во-вторых, необходимо рассмотреть вопрос о том, приводит ли Евсевий документы Константина (в основном официальные письма, включенные им в биографию императора) лишь для подтверждения сделанной им реконструкции причин и хода собора, или, напротив, именно эти документы позволяют нам объяснить саму структуру его рассказа?
Из Historia Ecclesiastica Евсевия и из других источников мы знаем, что и до Никеи, начиная со второй половины II в. в восточной части империи, и чуть менее чем столетие спустя на Западе созывались соборы7. Вопросы, обсуждаемые на этих соборах, были в основном организационного и дисциплинарного характера, но стоит отметить, что, согласно Евсевию, самый первый из них был созван для разрешения споров между христианскими общинами по вопросу о дате празднования Пасхи (V. 23—26). Но в рамках темы данного доклада особое значение имеет серия из двух или даже большего количества соборов, созванных в Сирии в седьмом десятилетии III в. для обсуждения богословских идей антиохийского епископа Павла Самосатского и жесткостей его церковного управления (VII. 27—30). Здесь не нужно говорить о богословском аспекте дискуссии, который остается в значительной степени не проясненным8. Главное — то, что Павел прибег к помощи Зенобии, царицы Пальмиры, которой в то время принадлежала Антиохия, чтобы сохранить свой статус епископа города. Аналогичным образом его церковные оппоненты при первой возможности воспользовались римским завоеванием Сирии. Они обратились к императору Аврелиану с ходатайством о смещении Павла с епископской кафедры, которую тот отказался покинуть вопреки решению собора9. Аврелиан не стал отклонять ходатайство, но передал решение о легитимности антиохийского епископа римскому предстоятелю и епископату Италии.
Решение Аврелиана здесь следует отметить по двум причинам. Во-первых, обращение сирийских епископов к императору свидетельствует о легальном или по крайней мере полулегальном статусе христианских общин в римском обществе. Вероятность существования этих общин в форме, аналогичной форме профессиональных или погребальных римских collegia, — вопрос, весьма обсуждаемый в современной науке, начиная с плодотворных исследований Т. Моммзена и Ж. П. Вальтцинга в период с конца XIX по начало XX в.10 Обвинение, выдвинутое против Павла его противниками, согласно которому он не хотел покидать «церковный дом» (//. VII. 30, 19), следует понимать буквально, а не как метафору.
7 См. библиографию, указанную в сн. 2, а также: Weckwerth A. Ablauf, Organisation und Selbstverstandnis westlicher antiker Synoden im Spiegel ihrer Akten. Miinster, 2010.
8 О Павле Самосатском см.: De Navascues P. Pablo de Samosata у sus adversarios. Estudio historico-teologico del cristanismo antioqueno en el siglo III. R., 2004; библиографию см.: Per-rone L. L’enigma di Paolo di Samosata. Dogma, chiesa e societa nella Siria del III secolo: prospettive di un vent’ennio di studi // Cristianesimo nella Storia. 1992. Vol. 33. P. 253-327.
9 Millar F. Paul of Samosata, Zenobia and Aurelian: The Church, Local Culture and Political Allegiance in Thirdcentury Syria // Journal of Roman Studies. 1971. Vol. 61. P. 1-17.
10 Mommsen T. De collegiis et sodaliciis Romanorum, accredit inscriptio lanuvina. Kiel, 1842; Waltzing J. P. Etude historique sur les corporations professionnelles chez les Romains, depuis les origi-nes jusqua la chute de l’Empire d’Occident. Louvain, 1895-1900. Об этих спорах см.: Perry J. S. The Roman collegia: the modem evolution of an ancient concept. Leiden, 2006. P. 23-88.
Спорный вопрос состоял в праве собственности на церковные имения, в первую очередь на здание или здания, где собирались христиане и где осуществлялась их благотворительная деятельность: в противном случае юридическая апелляция к императору не имела бы смысла. Во-вторых, решение Аврелиана представить этот вопрос на рассмотрение итальянским епископам под руководством римского епископа характеризует их как законную арбитражную инстанцию в вопросах о праве собственности и, следовательно, в вопросе о том, кто должен по праву обладать саном епископа. Таким образом, император не вмешивается в вопрос, который может быть решен в рамках общественной (и признанной законом) группы, где он возник. Итальянские епископы, которые знали о решении собора, состоявшегося в 268 г., из письма, направленного римскому епископу Дионисию, могли выступить третейскими судьями, хорошо информированными и достаточно удаленными от Антиохии (и близкими к императору), чтобы принять взвешенное решение. Однако в то же время Аврелиан не отказывается от своей роли верховного судьи, задача которого состоит в том, чтобы обеспечивать мирное течение общественной жизни. Мы можем задаться вопросом, выступал ли в качестве третейского суда только данный собор или аналогичную роль играли все упомянутые в «Церковной истории» соборы, приведшие в итоге к свержению Павла. (Напоследок об Аврелиане: его либеральное отношение к религиозным вопросам также проявляется в ощутимой поддержке священников templum solis — этот культ получал от него крупную финансовую поддержку; эту его черту, по крайней мере на первых парах, заимствовал Константин.)
В любом случае оба вопроса (проблема законного владения церковным имуществом и статус собора как арбитражного суда для ее решения) являются наиболее существенными и для первого вмешательства Константина в деятельность церковных соборов, которое имело место непосредственно после его победы над Максенцием в 312 г. по P. X. Как сообщает Евсевий в Historia Ecclesiastica, одним из первых постановлений Константина было возвращение Христианской Церкви ее имущества, захваченного ранее римскими властями. Среди этого имущества были и здания, изъятые не у частных лиц из христиан, но принадлежащие ius corporis eorum, id est ecclesiamm (как приводит Лактанций в De mortibus persecutorum 48. 9) или Slkcxlov tou aurov aojparoc; (как приводит в H. К X. 5. 11 Евсевий, который переводит с латыни текст так называемого миланского эдикта 312 г. по P. X.). Но ситуация в христианской Африке оказалась намного сложнее. После первого письма proconsularis Анулину, в котором Константин приказал ему действовать в соответствии с эдиктом, императору сообщили о конфликте в Африканской Церкви. В 312—313 гг. правящим епископом в Карфагене был некий Майорин, который был избран собором из 70 епископов после низложения предыдущего епископа Цецилиана. Решение Константина признать Цецилиа-на в качестве законного епископа Карфагена, вероятно, вдохновленное Осием Кордубским, который играл важную роль при императорском дворе, было оспорено Майорином, который обратился к императору через Аннулина и изложил свои доводы посредством двух libelli, отправленных Константину. Но, подобно Аврелиану, Константин отказался разрешить спор и направил дело римскому епископу Мильтиаду, которому помогали три галльских епископа. Впоследствии
Мильтиад расширил число судий, включив в него других епископов, выбранных каждой из заинтересованных сторон (число епископов, которые подписали окончательное соборное решение, было равно 19). Эти нововведения Константина и отсутствие непосредственного представителя императора не позволяют нам увидеть в этой процедуре cognitio extra ordinem, при котором император всегда должен был быть представлен каким-либо высоким придворным чиновником, принимавшим решения от его имени, но без его личного участия. Константину сообщают о решении, принятом на соборе, и он со своей стороны передает свое одобрение vicarius Africae, для того чтобы тот, в соответствии с предыдущим императорским указом, вернул имущество Африканской Церкви ее законному представителю, Цецилиану, чей статус был подтвержден.
На мой взгляд, неверно полагать, что таким образом Константин официально или юридически с а н к ц и о н и р о в ал соборное решение. Он просто принял решение третейского суда внутри Церкви. Его цель состояла лишь в том, чтобы определить, кто должен по закону владеть коллективным имуществом Африканской Церкви. В противном случае донатистам (во время собора Донат сменил Майорина в ранге лидера побежденной партии) было бы невозможно вновь оспаривать императорское решение, как это и произошло на самом деле. Они ссылались на недостаточное число епископов, участвовавших в римском соборе, и на необходимость соблюдать норму, согласно которой африканский епископ должен быть судим в Африке его собратьями, епископами той же области, как это и было на соборе, избравшем Майорина. Константин вновь назначает собор епископов для решения вопроса и предоставляет епископам транспортные средства, чтобы сделать возможным участие наибольшего числа из них, чтобы в дальнейшем не возникало сомнений в представительности собора. Собор был проведен в Арле, где находился император, но нет никаких доказательств того, что он принял в нем участие. И вновь соборные прения были отвергнуты дона-тистами11. В любом случае, когда Константин решил действовать против дона-тистов, он не стал созывать еще один собор, но напрямую прибег к репрессивным мерам, таким образом показав, что отныне донатисты стали угрозой для общественного порядка, а не только церковного мира. Наконец, стоит отметить, что Арльский собор рассматривал вопрос о дате Пасхи, результатом чего стал первый из его канонов12.
Таков исторический контекст, в который Евсевий помещает свой рассказ о Никейском соборе и роли Константина в нем. Сразу же после поражения Лици-ния и покорения восточной части Империи в 324 г. по P. X. Константин столкнулся с беспорядками в Александрийской Церкви. Его предыдущий опыт решения вопросов Африканской Церкви заставил его осознать, что при ведении церковных дел необходимо соблюдать большую осторожность. Таким образом, его первым шагом стала отправка епископа, вероятно Осия, в качестве посред-
110 спорности решений, принятых на соборе в Арле, см.: KaserM. Das romische Zivilproz-essrecht. Miinchen, 1966. S. 395, note 30; Girardet К M. Appellatio. Ein Kapitel kirchlicher Rechts-geschichte in den Kanones desvierten Jahrhunderts 11 Historia. 1974. Bd. 23. S. 98-127, особенно:
S. 112.
c Cm.: Concilia Galliae A. 314—A. 506C / Ch. Mounier, ed. Tumhout, 1963. P. 9.
ника, для того чтобы восстановить там мир (braubetes eirenes). Он привез с собой письмо, адресованное оппонентам, Арию и Александру, текст которого приводит Евсевий (V. С. II. 64—73), в нем император представляет самого себя как «судью мира» (eirenesprytanis) и вспоминает свою деятельность по разрешению споров в Африканской Церкви. Однако в письме есть два интересных момента. Во-первых, Константин утверждает, что спорные вопросы и богословские вопросы вообще не имеют большого значения, так как «значительное различие может существовать между вами в незначительных вопросах потому, что не все из нас единомысленны в каждом предмете, и не существует одного мнения, которое разделялось бы всеми» (V. С. II. 71. 6), ведь таким же образом философы, принадлежащие к одной и той же школе, мыслят по-разному, но сохраняют единство (V. С. II. 71. 2). Во-вторых, Константин винит своих адресатов в том, что они сделали невозможным его путешествие в Александрию. Мы можем предположить, что он считал неуместным свое присутствие там, в то время как его главные сторонники — христиане и особенно епископы — разделились на фракции. Как и в случае с делом донатистов, Константин, кажется, предоставляет решение церковных споров самим епископам. При таком подходе роль судьи мира, как Константин называет самого себя, заключается лишь в том, чтобы «обратиться к благочестивым чувствам тех, кто слышал меня, чтобы они вернулись ко благу», и возложить обязанность третейского судьи на названного выше посредника.
Как хорошо известно, попытка провалилась. Евсевий отмечает, что «зло, однако, оказалось слишком большим, чтобы быть исправленным одним посланием» (V. С. II. 73), забывая о присутствии посланника императора, который в соответствии cognitio extra ordinem мог вынести приговор, который был бы немедленно приведен в исполнение. Так, Константин был вынужден изменить, по крайней мере частично, свое отношение к церковным делам. Еще одним фактором, беспокоившим его, как отмечает Евсевий, было расхождение относительно даты празднования Пасхи, оказавшееся на Востоке глубже и значительнее, чем полагал Константин, будучи на Западе, или после Арльского собора: «Разнообразие суждений в отношении времени празднования одного и того же праздника, — пишет Евсевий, — вызвало наибольшее разногласие между теми, кто придерживался той или иной традиции, в то время как одни изнуряли себя постом, другие проводили свое время в праздновании» (V. С. III. 5. 2). Вероятно, эта ситуация представлялась Константину самой важной проблемой, потому что она ярко показывала глубокий раскол в публичной жизни Церкви, который имел гораздо более длинную историю, чем конфликт Ария и Александра. Итак, решение Константина созвать собор в городе Никее знаменует собой поворотный момент как в истории древней Церкви, так и в деятельности Константина в церковной сфере: во-первых, до сих пор созывались лишь региональные соборы, во-вторых, император сам был его инициатором и созывая значительное число епископов со всей Империи, а также из сопредельных областей, и посылая им официальные приглашения, и предлагая транспортные средства, и размещая их в своем дворце. Но прежде всего император взял на себя личную ответственность выступить в качестве судьи, как ясно дает понять Евсевий в рассказе о второй сессии собора, состоявшейся в 327 г. по P. X., на которой Арий был воз-
вращен из ссылки: «второй раз (с1еШегоп) он собрал их (т. е. епископов) и опять (раИп) терпеливо действовал как примиритель (етечНеие), почтя их дарами и сообщая также свое суждение (сИаШа) в письмах» (V. С. III. 23). В Никее Константин перешел границу, начав непосредственно вмешиваться во внутренние дела Церкви, от чего он до тех пор воздерживался.
Однако два документа Константина, которые Евсевий приводит в своем рассказе о Никейском соборе, очень хорошо показывают, какие задачи представлялись императору приоритетными. Для него решение богословских проблем, которые вызывали разногласия епископата, не являлись основным вопросом собора или жизни Церкви в целом. Как ниже сообщает Евсевий (V. С. IV. 19. 31), для Константина вполне достаточным признаком христианской веры было отрицание многобожия, исповедание монархии Бога, Его промысла, Воплощения Христа и Его Страшного Суда. Таким образом, богословские взгляды Константина немногим отличались от тех, которые двумя веками ранее высказывал Иустин. Но вернемся к Никейскому собору. В речи, обращенной к епископам перед их возвращением на свои кафедры13, Константин советует им воздерживаться от богословских споров, потому что «одни довольны, если они могут удовлетворить телесные потребности, в то время как другие ищут расположения начальства, некоторые обращают свою любовь на тех, кто относится к ним с гостеприимством, другие, получив подарки, платят в ответ своим благодетелям любовью. Но немного тех, кто действительно хочет рассуждать об истине, и редко встретишь того, кого можно назвать другом истины. Поэтому необходимо пытаться соответствовать всем и, подобно врачу, давать каждому то, что послужит здоровью души, чтобы спасительное учение могло быть вполне принято всеми» (V. С. III. 21. 3). Примечательно созвучие приведенного выше пассажа с описанием у Евсевия деятельности Константина в Риме в V С. I. 43. 1 £: «Он щедро раздавал деньги нуждающимся, и более того, распространял свое человеколюбие и благодетельство даже на язычников, которые у него ничего не просили. Нищих, побирающихся на форуме, бедных и немощных, он обеспечивал не только деньгами и необходимой едой, но и приличной одеждой. Еще более щедро он одаривал тех, кто ранее процветал, но испытал превратности судьбы. Таким людям он оказывал поистине царские благодеяния: одним предоставляя земельные наделы, других удостаивая разных почестей. О несчастных сиротах он заботился, как отец, он облегчал судьбу вдов и заботился о них с особым вниманием. Он даже выдавал замуж за состоятельных мужей, с которыми он был лично знаком, девушек, оставшихся беззащитными после смерти их родителей, но прежде обеспечивая невест необходимым, дабы они могли принести положенный свадебный дар». Такие действия могут помочь объяснить, с одной стороны, то, что Константин представлял себя некоторым епископам, как етиакотшс; гад' екгос; (V. С. IV. 24; интерпретация, которую сразу после этого дает Евсевий, может ввести в заблуждение). В начале четвертой книги Евсевий вновь подтверждает, что Константин заботился о Церкви, но также он утверждает, что «император не пренебрегал светскими делами (тш\' ёхтсоу лрауц&тоуу), но и в этой области он был скор на благодеяния разного рода для людей во всякой провинции». Вновь
и Речь Константина представлена Евсевием косвенно: V. С. III. 21.
24
Евсевий продолжает этот пассаж описанием деятельности Константина, похожим на пассаж, цитируемый выше. С другой стороны, нам становится понятна та роль, которую Константин отводил христианским епископам: щедрые дары, сделанные Константином Церкви, были предназначены для того, чтобы поддержать патронаж епископов в римском обществе. Таким образом, епископы могли стать лучшими союзниками Константина14. Евсевий описывает в первой книге деятельность Константина следующим образом: «Таковым было его попечение обо всех, но он проявлял особую заботу о Церкви Божией, и когда в некоторых провинциях находились те, кто вступал в споры друг с другом, он как некий общий епископ (kolvoc; етиокотшс;), поставленный Богом, созывал соборы Его служителей. Он не гнушался присутствовать и заседать с ними на их собраниях и принимал участие в рассуждениях, делая все, что служило к установлению мира в Боге». Такое отношение к соборам, созываемым Константином, и его самоопределение как kolvoc; етакопос; позволяет утверждать, что здесь Евсевий предлагает ключ к пониманию как отношений между христианскими епископами и императором, таки той роли, которую Константин отводил соборам.
Второй документ, приведенный Евсевием, это письмо, направленное Константином всем церквам для того, чтобы известить их о постановлениях, принятых на Никейском соборе. Сама структура послания поражает: богословским вопросам, которые рассматривались на соборе, посвящен лишь небольшой параграф, кроме того, они описываются в совершенно неопределенных терминах. Дискуссия по вопросу о дате празднования Пасхи, напротив, приводится в деталях, а принятые решения подробно мотивируются. Если связать это обстоятельство с приведенными Евсевием сведениями об участии Константина в работе собора в день, «в который собор заседал для окончательного решения спорных вопросов» (V. С. III. 10. 1), то трудно избавиться от впечатления, что император принимал в нем участие только тогда, когда на повестке дня стоял вопрос о Пасхе, предоставляя епископам обсуждать те богословские вопросы, которые, на его взгляд, не имели решающего значения или даже были лишними. Он заботился только о том, чтобы зафиксировать «общее согласие», к которому в тот момент пришли все епископы и которое он принял, подписав все их решения, но лишь отчасти сообщая их всей ойкумене, как мы уже видели выше. Следует учесть, что вопрос о пасхальной дате был связан с проблемой епископской деятельности или с вопросом о законности владения церковным имуществом, с которыми Константину пришлось столкнуться при его первом вмешательстве в церковные дела. Действительно, в день Пасхи епископы, единственные кто в то время имел власть совершать крещение, официально принимали людей в христианские общины. Именно в этот момент новокрещенный менял свой status, перемещаясь из-за церковной ограды, где о нем заботился император, етакопос, xo)v eKxoq, в лоно Церкви, где отныне вверял себя епископам и их попечению. Церковные здания — это подмостки, на которых совершается этот переход. Таким образом, неудивительно, что Константин способствовал возведению новых церквей и реставрации старых. Более того, именно строительство новой церк-
14 По этому вопросу см. исследование: Drake Н. A. Constantine and the bishops. The politics of intolerance. Baltimore, 2000.
ви в Хевроне дает императору повод созвать собор финикийских епископов. Он выделяет большую сумму денег, чтобы покрыть расходы на строительство, и посылает своего представителя для того, чтобы оказать содействие епископам и реализовать их решения относительно строительства (V. С. III. 52 1). И наоборот, репрессивные меры Константина против еретиков, описанные Евсевием (V. С. III. 64 1), в основном заключаются в конфискации зданий, используемых для собраний. Здания передавались либо Церкви, если это были молельни, либо, если это была собственность другого рода, государству. Кроме того, в этом случае Константин столкнулся с проблемой, связанной с общественной безопасностью (бгцюсаа ётпсгтрефега), оставляя в стороне богословские вопросы и просто призывая к вхождению в Церковь тех, «кто заинтересован в истине и религии» (К С. III. 65.2).
Недавно молодой итальянский ученый15 заметил, что рассказ Евсевия о Ни-кейском соборе полностью повторяется в преамбуле другого собора, проходившего в Тире и Иерусалиме в 335 г. по Р. X.16 Оба собора были созваны императором, возмущенным раздорами, которые волновали Александрийскую Церковь. На втором соборе император сам не присутствовал, но прислал своего непосредственного представителя, для того чтобы наблюдать за правильным ходом собора (И С. IV. 42. 3). В обоих случаях император устраивал великолепные празднования и одаривал епископов подарками в знак своего расположения и уважения к ним. В обоих случаях Евсевий подчеркивает тот факт, что епископы приехали со всей Империи (хотя он и умалчивает об отсутствии западных епископов на Тиро-Иерусалимском соборе). В обоих случаях созыв собора совпадает со знаменательными датами в жизни Константина: Никейский состоялся на двадцатом году его царствования, а Ти р о - И е р у с а л и м с к и й — десять лет спустя. Таким образом, ход собора тесно переплетался с торжествами, посвященными императору. Наконец, добавлю, что в обоих случаях решения, принятые на соборах, были одобрены всеми участниками не сразу, и возникла необходимость возобновить обсуждение: на второй сессии Никейского собора в 327 г. и на соборе в Константинополе в 336 г., созванном после того, какАфанасий лично обратился к императору на обратном пути из Иерусалима в Константинополь, как сообщают Сократ (I. 36) и Созомен (II. 33). И, конечно, в обоих случаях ни Евсевий не описывает богословское содержание соборов, ни письма Константина не призывают к обсуждению этого предмета. Действительно, ход Тиро-Иерусалимского собора был прерван, чтобы позволить комиссии отправиться в Египет, для того чтобы на месте провести расследование обвинений, выдвинутых против Афанасия (одно из которых — убийство!). Это явный признак того, что и в этом случае богословские вопросы не были основным предметом собора.
15 Dainese D. Costantino a Nicea. Tra realta e rappresentazione letteraria // Costantino prima e dopo Costantino. Constantine before and after Constantine / G. Bonamente, N. Lenski, R. Lizzi, eds. Bari, 2012. P. 405-417.
16 О двух разных мнениях по поводу соборов в Тире и Иерусалиме см.: Barnes Т. D. Athanasius and Constantius: Theology and Politics in the Constantinian Empire. Cambridge, 1993. P. 24-25; Martin A. Athanase d’Alexandrie et l'Eglise d’Egypte au IVesiecle (328-373). R., 1996. P. 379-387.
В этом случае мы также можем предположить, что в глазах Евсевия личная инициатива императора в деле созыва собора качественно отличает его от других епископских собраний и стоит того, чтобы быть отмеченной, независимо от его проблематики. Но присутствие императора или его представителей не влияет на взгляд Константина на соборы как на арбитражные инстанции в Церкви, рассматривающие главным образом вопросы о легитимности прав на епископские кафедры и особенно на их имущество, которое включало пожертвования для епископских благодеяний, что было основной заботой Константина. Природа собора как частного арбитражного суда, на мой взгляд, подтверждается возможностью подачи новой апелляции к императору, несмотря то, что он сам мог присутствовать на заседаниях собора. Даже в случае с Афанасием Константин, кажется, старался избежать встречи с ним, поскольку не хотел получить петицию от только что осужденного на Тиро-Иерусалимском соборе (и сам способ, с помощью которого Афанасий добился того, чтобы его услышали, а именно бросился к ногам Константина, когда император ехал на лошади, весьма характерен для подачи ходатайства): и Константин был вынужден созвать третью сессию собора в Константинополе, которая подтвердила смещение Афанасия с Александрийской кафедры. Решение о дате празднования Пасхи, принятое на Ни-кейском соборе, является единственным известным нам исключением по рассмотренным выше причинам.
На основании официальных документов Константина мы также можем предположить, что он считал богословские вопросы не важными, хотя и позволял епископам свободно их обсуждать. Однако он думал, что такие дискуссии не должны распространяться вовне, поскольку, по его мнению, интерес к ним ограничивался только интеллектуальной элитой, так как они касались лишь незначительных вопросов. Таким образом, Константин допускал богословские разногласия при том, однако, условии, чтобы они не вносили смуту в повседневную жизнь Церкви, воздействуя на простых людей и разделяя их на фракции. Возможно, Константин не был в состоянии понять действительную значимость богословских проблем, а описанная Евсевием попытка Константина богос-ловствовать самостоятельно (выносим за скобки вопрос об авторстве Огайо ad sanctorum coetumll) показывает, что его интерес был скорее апологетическим, чем спекулятивным. Вероятно, он сформировался во время его пребывания на Западе и под влиянием общения с таким мыслителями, как Лактанций или Осий, которые также были скорее богословами-апологетами, не склонными к спекуляциям. Вне всякого сомнения, Евсевий был более искусным богословом, но он, как кажется, с энтузиазмом воспринял не только приход Константина к власти, но и его взгляд на христианство. В Vita Constantini Евсевий опускает содержание богословских споров Никейского собора не потому, что он хочет защитить себя от обвинений в симпатии к арианству или скрыть собственные богословские ошибки. Напротив, он не видит в этом проблемы, поскольку готов довериться благожелательству Константина. Проще говоря, он полностью принимает взгляд императора на те пределы, которыми должны быть ограничены богословские
17 О тексте и проблеме его авторства см.: Cristofoli R. Costantino е l’Oratio ad sanctorum coetum. Napoli, 2005.
дискуссии. Более того, его апологетическое и консервативное, если не сказать архаическое, богословие, и особенно христология, оказывается подозрительным как для ариан, так и для никейцев. Это еще одна черта, которая сближает его с Константином. По мнению Евсевия, счастливые исторические обстоятельства, которые Божественный промысел через царствование Константина дарует Церкви, есть главная ценность, которую следует хранить. Как и Константин, Евсевий полагает, что в вопросах веры согласия можно достичь только исходя из интеллектуального уровня участников спора. Богословские вопросы должны, если возможно, обсуждаться и решаться лишь в узком кругу интеллектуалов и епископов, но главная обязанность последних состоит в другом: они должны обеспечивать мирное течение церковной жизни и заботиться о духовном и материальном благополучии членов Церкви. Лишь после смерти Константина такой взгляд будет отвергнут, и богословские вопросы в глазах последующих императоров будут превалировать благодаря некоторым восточным и западным епископам, для которых их доктринальная идентичность станет средством, с помощью которого они будут подтверждать свою легитимность как перед своей паствой, так и перед гражданской властью.
Ключевые слова'. Евсевий Кесарийский, Константин Великий, I Вселенский собор, поместный собор, Арий, Афанасий Великий, арианство, триадология, дата празднования Пасхи, александрийская кафедра, епископ в Церкви.
Eusebius on Constantine and Nicaea: Intentions and omissions
M. Rizzi
This article is dedicated to illuminating problems associated with one of the main sources of the history of the early church up to the time of the First Ecumenical Council — 7he Church History and the Life of the Emperor Constantine — both written by Eusebius of Pamphilus. The author points to the fact that these works have little to say about the theological disputes which were part and parcel of the First Ecumenical Council. Eusebius, instead, fills his account with details of the disputes concerning the date of the celebration of Easter. The arian controversies which dominate the pages of the works of other early Church Fathers are passed over in silence by Eusebius. Researchers have concluded that this was precisely the intention of Eusebius since he himself belonged to the party which sympathized with the heretic Arius. The author of this article attempts to refute this argument and offers another explanation. The author points out that Eusebius always devotes special attention to events and functions organized by Constantine. These events and activities are described by Eusebius in a way which deliberately excludes theological controversies. The author concludes that Eusebius, like Constantine himself,
deliberately avoids mentioning the theological disputes since both considered them of relatively little importance and that their solution should be reserved to the narrow circle of intellectuals among the early churchmen. Eusebius thought that the conservation of ecclesiastical peace and unity was of primary importance for all his fellow bishops.
Keywords'. Eusebius of Caesarea, Constantine the Great, First Ecumenical council, Local council, Arius, Athanasius the Alexandria, arianism, triadology, date of Easter celebration, Church of Alexandria, bishop in the Church.
Список литературы
1. Alikin V. A. The Earliest History of the Christian Gathering. Origin, Development and Content of the Christian Gathering in the First to Third Centuries. Leiden, 2010.
2. Allace Hadrill D. S. Eusebius of Caesarea. London, 1960.
3. Barnes L. D. Athanasius and Constantius: Theology and Politics in the Constantinian Empire. Cambridge, 1993.
4. Cristofoli R. Costantino e 1’Oratio ad sanctorum coetum. Napoli, 2005.
5. Dainese D. 2012. Bonamente G., Lenski Ni, Lizzi R-, (eels.). Costantinoprima e clopo Costantino. Constantine before and after Constantine. Bari, 2012, pp. 405—417.
6. De Navascuds P. Pablo de Samosata у sus adversaries. Estudio historico-teologico del cristanismo antioqueno en el siglo III. Rome, 2004.
7. Di Berardino A. 1992. Bonamente G., Lusco E (eds.). Costantino il Grande, dall’antichita all’umanesimo. Macerata, 1992. P. 362—384.
8. Drake H. A. Constantine and the bishops. The politics of intolerance. Baltimore, 2000.
9. Fischer J. A., Lumpe A. Die Synoden von den Anfangen bis zum Vorabend cles Nicaenums. Paderborn, 1997.
10. Girardet К. M. 1974. Historia, vol. 23. pp. 98-127.
11. Kaser M. Das romische Zivilprozessrecht. Munchen, 1966.
12. Lyman J. R. Christology and cosmology. Models of divine activity in Origen, Eusebius and Athanasius. Oxford, 1993.
13. Martin A. Athanase dAIexandrie et I’Eglise d’Egypte au IPsiecle (328—373). Rome, 1996.
14. Millar F. 1971. Journal of Roman Studies, vol. 61, pp. 1—17.
15. Mommsen T. De collegiis et sodaliciis Romanorum, accredit inscriptio lanuvina. Kiel, 1842.
16. Perrone L. 1992. Cristianesimo nella Storia, vol. 33, pp. 253—327.
17. Perry J. S. The Roman collegia: the modern evolution of an ancient concept. Leiden, 2006.
18. Pietras H. 2001. Gregorianum, vol. 82, pp. 5—35.
19. Pietras H. 2008. Gregorianum, vol. 89, pp. 727—739.
20. Robertson J. Christ as mediator. A study of the theologies of Eusebius of Caesarea, Marcellus of Ancyra and Athanasius of Alexandria. Oxford, 2007.
21. Strutwolf H. Die Trinitatstheologie und Christologie des Euseb von Caesarea. Eine dogmenge-schichtliche Untersuchung seiner Platonismusrezeption und Wirkungsgeschichte. Gottingen, 1999.
22. Waltzing J. P. Etude historique sur les corporationsprofessionnelles chez les Romains, depuis les originesjusqu’a la chute de I’Empire d’Occident. Louvain, 1895—1900.
23. Weckwerth A. Ablauf Organisation und Selbstverstanclnis westlicher antiker Synoden im Spiegel ihrerAkten. Miinster, 2010.
