CC BY
31Еврейское образование и «духовные проблемы рационализма» в эпоху Николая I
Илья Владимирович Баркусский
Российский государственный университет им. А. Н. Косыгина Институт Академия им. Маймонида Москва, Россия
Доцент, кандидат исторических наук
ORCID 0000-0002-3063-4974
РГУ им. А. Н. Косыгина, кафедра филологии и
лингвокультурологии
Россия, 115035, Москва, ул. Садовническая, д. 52/45; тел.: +7 (495) 439-14-70, +7 (495) 951-54-97 E-mail: kaf85@rguk.ru
DOI: 10.31168/2658-3380.2020.20.3.3
Аннотация: В статье рассматриваются причины отказа от приглашения иностранных учителей в казенные еврейские школы в период реформы еврейского образования в Российской империи в 40-е гг. XIX в. Автором предпринят анализ существующих в историографии по этому вопросу позиций и сделан вывод о том, что отказ от приглашения иностранных учителей в целом объясняется расхождением между изначальной модернистской идеей реформы и традиционалистским характером ее осуществления.
Ключевые слова: Макс Лилиенталь, Сергей Уваров, Николай I, еврейское образование, Гаскала, еврейский реформизм, еврейская модернизация в России
В 40-е г. XIX в., стремясь изменить образ жизни своих еврейских подданных, российская власть всерьез обратила внимание на систему традиционного еврейского образования. Министром народного просвещения С. С. Уваровым и его подчиненными был разработан проект реформы, одной из задач которой было удаление из еврейской образователь-
ной системы традиционных преподавателей (меламедов) и замена их новыми учителями, владеющими современными европейскими языками и знаниями не столько из области традиционной еврейской учености, сколько из модерной европейской. Существенным препятствием на пути решения
этой задачи являлось, как тогда казалось, практически пол- |
ное отсутствие среди российских евреев кандидатов, отвеча- Н
ющих нужным требованиям, и взгляд проводников реформы в
обратился на Запад, где к этому времени умножалось число П
сторонников движения еврейского просвещения - Гаска- й
лы, - некоторые из которых были последователями зарож- °
дающегося реформистского иудаизма. Именно из этих ев- е
ропейских евреев нового типа было решено черпать препо- ре
давательские кадры для новых российских еврейских школ. |
Причины, по которым это в итоге не произошло, а рефор- о
мистский иудаизм не смог в 1840-е гг. дать всходы на русской С
почве, и будут рассмотрены в настоящей статье. |о
Николаевское время в России (1825-1855) несомненно от- и
носится к тем периодам отечественной истории, когда «угро- и
и
р
й
за западного влияния» на процессы, происходящие внутри страны, ощущалась властью особенно остро и болезненно. Будучи современником радикальных сдвигов, привносимых политической, социальной и культурной модернизацией в р жизнь Европы, Николай I очень настороженно и скорее даже и враждебно относился к этим изменениям. Видя себя охранителем традиционных монархических и религиозных устоев, он интуитивно понимал катастрофичность для политического устройства Российской империи распространения здесь принципов равной ответственности и свободы выбора, в том числе и в вопросах вероисповедания.
Естественно, что с этой позиции носители новых идей -европейские книги и сами европейцы - являли значительную опасность. Как заботливый, но строгий отец Николай Павлович постарался законопатить всякую щель, через которую западные идеи могли проникнуть в умы его подданных. Угроза, исходящая от книг, была купирована принятием в 1826 г. нового цензурного устава, введенного для наблюдения за «направлением общественного мнения <...> согласно
с видами правительства» и надзора за наукой и воспитанием юношества, а присмотр за иностранцами был устрожен в том же 1826 г. учреждением Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, III экспедиции ко-^ торого было поручена забота о лицах, приезжающих в Рос-^ сию из-за границы. Налаженный таким образом контроль, | однако, не позволил избежать всех нежелательных инциден-|р тов, наиболее громким из которых, еще более укрепившим § опасения русского самодержца, стал скандал, связанный а с именем маркиза Астольфа де Кюстина и его книгой «La § Russie en 1839». Бесполезно «обласканный» императорским ^ двором де Кюстин составил такой отчет о своей поездке в | Россию, что николаевской дипломатии на Западе пришлось S специально изобретать способы опровержения тех фактов S внутренней российской жизни, которые подметил и охарактеризовал не в меру наблюдательный маркиз.
В отношении «еврейского вопроса» в те годы также было § сделано немало. Николай I - человек прямой и ответственный, с обостренным чувством справедливости, обладающий | неограниченной властью, но ограниченный в способности воспринимать мир в присущем ему разнообразии, стремил-§ ся унифицировать жизнь в государстве в согласии с личными о представлениями о порядке и нравственности. Трудясь, по | его собственному выражению, «как раб на галерах», он, сре-^ ди прочего, издал несколько сотен указов, которые должны были послужить скорейшему превращению еврейского населения империи в «полезных подданных».
Первое время принимаемые меры носили ограничительный и более принудительный, чем поощрительный, характер. Распространение рекрутчины на евреев, начавшееся в 1827 г., не изменило ни их социального, ни правового статуса, но привело к насильственному отрыву части еврейских юношей от традиционного образа жизни, что для многих из них закончилось трагически. При этом основная задача, которую пыталось таким образом решить правительство, - интегрировать евреев в христианское общество через создание особого слоя прошедших военную службу евреев - так и не была полностью выполнена. Не давали должного результата ни ограничения
издательской деятельности, ни попытки вытеснить евреев в область занятия земледелием, в том числе посредством переселения их на неосвоенные земли Новороссии и Сибири.
В конце 1830-х гг. дело было поручено министру государственных имуществ П. Д. Киселеву, возглавившему особый «Комитет для определения мер коренного преобразования евреев в России». Данная структура, состоящая из предста- но
Ьо
о
5
вителей министерств, с перерывами функционировала еще со времен Александра I и занималась разработкой особых о законов, в том числе первого (1804) и второго (1835) «Поло- й жений о евреях».
Одним из новых направлений, которые внес Киселев в работу комитета, стал проект создания еврейских училищ, подобных тем, что с начала века существовали в Пруссии и Австрии и уже давали положительный для целей абсолютистской монархии результат. В отличие от традиционных хедеров и йешив, в которых набор знаний, как правило, ограничивался лишь теми, что были необходимы для социализации внутри еврейской общины или для преуспеяния на ниве традиционной еврейской учености, в новых начальных школах должны были изучать, помимо Закона Божьего, немецкий, русский и древнееврейский языки, арифметику, географию, историю и чистописание. Все это должно было р
способствовать формированию новой генерации евреев, и
к
жизненные интересы которой выходили бы за рамки тради- я ционалистской еврейской корпорации [Станиславский 2014, 126]. Разработка Положения о еврейских училищах рассматривалась как первоочередная задача комитета. Следующими в порядке очередности должны были стать положение о губернских раввинах, положение о поселении евреев на казенных землях, разделение евреев на полезных и не имеющих постоянного производительного труда и введение для этих последних ограничений (запрет жить в селениях; предоставление рекрутов в количестве, в три раза превышающем норму, установленную для остальных; запрет на ношение еврейской одежды) [Материалы 1865, 9].
Идея о привлечении в новые школы в качестве преподавателей иностранных евреев обнаруживается уже в первой
декларативной записке П. Д. Киселева «Об устройстве еврейского народа в России», предоставленной императору 16 декабря 1840 г. и послужившей поводом к резолюции от 19 декабря 1840 г. об учреждении комитета. Здесь в разделе «О нравственно-религиозном образовании еврейского народа да» в качестве четвертого пункта предлагалось:
и
^ Учителей в еврейские училища определить из евреев, по избранию училищного начальства, выписывая некоторое число та-а ковых из евреев, получивших образование в Пруссии и Австрии. § Польза сей последней меры доказана уже примером Уманского ро училища, где выписанный из Австрии учитель, несмотря на тре-и бования евреев, ввел преподавание еврейского закона в духе обо щих гражданских постановлений [Дубнов 1901, 5].
а
р
На самом деле приведенный Киселевым пример уманского училища был далеко не самым удачным. Школа в Умани, § учрежденная в 1822 г. еврейским просветителем Гиршем Бер йск Гуровичем и руководимая уроженцем Галиции М. Горном, | просуществовала совсем недолго по причине крайнего неприятия ее местными традиционалистами [Долгорукий 1810, § 221-224]. Возникали у Гуровича проблемы и с местными вла-§ стями. Так, при открытии школы от него потребовали предо-| ставить сведения о планируемой системе обучения. Гурович ^ объяснял, что предполагает вести преподавание по «системе Мендельсона». Этот ответ заставил всполошиться местную полицию, куда попал его отчет, поскольку единственным им известным Мендельсоном был местный еврей, недавно бежавший из заключения, и Гуровичу стоило труда убедить их в безопасности своего Мендельсона [Станиславский 1884, 132-133]. В 1835 г. школу в Умани пытался восстановить Бернард Абрахамсон (доктор Абрамсон), но, несмотря на обещанную ему поддержку властей, эта попытка также оказалась тщетной.
Гораздо более успешной оказалось еврейское училище в Одессе, открытое в 1826 г. и в 30-е годы возглавляемое Беца-лелем Штерном, но одесский опыт справедливо рассматривался в Петербурге как исключительный, да и сведений о де-
ятельности одесского училища (как и кишиневского, открытого в 1838 г. под управлением Гольденталя) было в момент рождения идеи реформы недостаточно.
С. М. Дубнов, впервые опубликовавший записку Киселева в 1901 г. [Дубнов 1901, 5]1, не знал, была ли она разработана в о комитете коллегиально или явилась результатом деятельно- | сти конкретного человека. Один из первых исследователей Д вопроса о казенных училищах С. М. Гинзбург допускал, что g записка Киселева была составлена не им самим, а по его по- § ручению в Министерстве просвещения, возглавляемом в тот g период С. С. Уваровым [Гинзбург 1920, XL]. Здесь следует от- § метить, что кандидатура самого Уварова была став комитета несколько позднее, уже после начала официальной работы комитета, по специальному прошению Кисе- | лева. С того момента именно Уварову была поручена деталь- § ная проработка проекта реформы еврейского образования. 0
Примерно за год до этого, в ноябре 1839 г. министр про- § свещения познакомился с немецким раввином доктором Максом Лилиенталем, роль которого в событиях, связанных * с разработкой реформы еврейского образования, оказалась о впоследствии весьма значимой. Их первая встреча произо- § шла в ходе визита Лилиенталя в Петербург, здесь он наме- § ревался получить разрешение министра для того, чтобы >§ возглавить еврейское училище в Риге, куда его пригласило ^ руководство местной общины. В опубликованных с 1855 по 1857 гг. в американской газете «Israelit» (а позднее вышедших в отдельном издании) воспоминаниях о времени, проведенном в России, Макс Лилиенталь особенно детально описывает свои первые впечатления и, в числе прочих, две встречи с Уваровым, в ходе которых они обнаружили родство интересов и общность понимания путей для «улучшения жизни евреев» [Lilienthal 1915, 190-196]. В итоге Лилиенталь получил от Уварова предложение составить план необходимых
1 С. М. Дубнов пользовался копией этой записки, направленной П. Д. Киселевым новороссийскому и бессарабскому генерал-губернатору М. С. Воронцову. Записка была отправлена 13 февраля 1841 г. и получена в Одессе 27-го числа того же месяца.
яи
а р
г
о
и
иро
а
яи р
р
для этого мер, каковой написал и передал министру 15 декабря 1839 г. перед отъездом в Ригу2. В этот план он включил проект учреждения в России «израэлитской консистории» и «еврейско-духовной семинарии». Первая, будучи в подчинении Министерства просвещения и Министерства внутренних дел, замышлялась им как верховный орган управления еврейскими общинами. Вторая - семинария - должна была стать «высшим училищем» для воспитания еврейского юношества и подготовки будущих наставников молодежи в но-
а вом, прогрессивном духе. Здесь, касаясь вопроса о том, кто же будет преподавать в такой семинарии, Лилиенталь пишет:
Нужно ли отвечать на это? Российскому Монарху, известному в целом мире по своему великодушному покровительству иностранцев, по благородной веротерпимости, стоит пожелать, и изо всех стран поспешат на милостивое слово, толпами люди с душой, талантами, рвением, чтоб удостоиться чести служить под § знаменем российского орла и благодетельным скипетром импе-
ратора Николая [Баркусский 2011, 211].
со
о
^ В своем первом докладе комитету 23 января 1841 г. Ува-
| ров, предлагая привлекать иностранных учителей, ссылает-§ ся именно на мнение Лилиенталя, он говорит о том, что «не | трудно выписать из разных мест Германии по его указанию ^ [Лилиенталя] до 30-ти и более евреев, одного с ним образования, одних лет и одушевленных тем же рвением к исполнению благодетельных видов правительства» [РГИА, Ф. 733. Оп. 97. Д. 13. Л. 38]. Надежда на поддержку этой инициативы со стороны европейских евреев ощущается и в строках его доклада, посвященных будущим российским раввинам:
2 Находясь в Риге, Лилиенталь активно поддерживал переписку с Уваровым, а в 1841 г. был направлен последним в Вильно, чтобы принять там участие в создании еврейского училища по образцу рижского. Весной 1842 г. он был приглашен в Петербург, где подключился к разработке реформы в качестве сотрудника министерства просвещения. В 1845 г. Лилиенталь покинул Россию.
В настоящем положении евреев [в России] образование раввинов в полном смысле требований правительства, и по важности влияния, не может возникнуть из среды евреев, если к сему не будут призваны новые делатели; учреждение рассадника для сего высшего сана может воспоследствовать не иначе, как через посредство образованных и добросовестных евреев нового по- 3 коления, имеющих прибыть из Германии, и кои одни могут дать Н преобразованию своих соотчичей движение решительное и по- § стоянное [РГИА, Ф. 733. Оп. 97. Д. 13. Л. 38.].
е с
Таким образом, в начале составления проекта еврейских | училищ, роль иностранных евреев в этом деле виделась ми- е нистру едва ли не определяющей. Представляется весьма ве- е роятным также, что мысль о привлечении иностранцев, ко- с торую выразил Уваров, укоренил в нем именно Лилиенталь. « Следует, однако, отметить, что предложение приглашать и иностранных учителей в качестве преподавателей выдвига- 3 лось и до Лилиенталя авторами некоторых записок о путях ри просвещения евреев в России. Например, в прошении купца ^ Якова Гирша учредить еврейское училище в Могилеве, на- с правленном в 1783 г. в Комиссию об учреждении народных | училищ, предлагалось выписать часть учителей «из немец- ио кой земли через ученого Моисея Мендельсона» [Сборник р материалов 1893, 1-7]. В записке Василия Андреевича Леви- ^ сона, бывшего резника из Веймара, а в 1830-е гг. российского я подданного православного вероисповедания и профессора духовной академии, дается совет выписывать из Германии 20-30 «еврейских богословов» для преподавания в еврейских школах [Лозинский 1920, 80]. Судя по тому, что все эти записки обнаруживаются в делах фонда Министерства просвещения, относящегося к периоду подготовки реформы, можно полагать, что они были известны Уварову.
Проблема учителей для новых еврейских училищ встала перед правительством достаточно остро по причине, уже отмеченной выше: сама суть реформы предусматривала отказ от существующей до той поры практики допуска преподавателей в еврейские школы. Так, делопроизводитель комитета из числа чиновников Министерства просвещения Г. Дук-
шта-Дукшинский в своей переписке с Лилиенталем отмечает неудобство допущения соферов к преподаванию в низших школах. По его мнению, цель нового еврейского образования, которая должна быть «более нравственная, чем ученая», ^ посредством «соферов» достигнуть невозможно [Лозинский « 1920, 89]. Разделяя это мнение и полагая необходимым уда-| ление от преподавания бывших меламедов, Уваров в 1840 г. ^ рекомендует Лилиенталю вступить в переписку с немецкими § просвещенными евреями, чтобы выяснить существующие а среди них настроения относительно новых еврейских школ § в России. На это ему были выделены специальные средства ор из фондов министерства, а полученную из-за границы по-| чту Лилиенталь переправлял в Петербург через рижского о губернского директора училищ К. Э. Наперского. Одновре-§ менно российское правительство озаботилось сбором до-ейс полнительной информации о положении с еврейским обра-евр зованием за рубежом. Сюда попали сведения о системе ев-§ рейского образования в Баварии, Пруссии, Австрии и других йск германских землях, а также о раввинской семинарии в Падуе, | организованной С. Д. Луцатто. Все это нашло упоминание в вр приводимой выше записке Киселева.
| Уже в конце 1840 г. Лилиенталь вступил в переписку с
о такими германскими маскилами, как И. М. Йост, Л. Филип-| псон, А. Гейгер, а также с итальянским просветителем Луцат-^ то. В результате он получил от них рекомендации не на тридцать человек, как предполагалось изначально, а более чем на две сотни, которые могли бы занять места в новых училищах.
Эта переписка продолжалась в течение всего пребывания Лилиенталя в России вплоть до 1845 г. Авторы писем к Лилиенталю и Йосту (взявшему на себя роль посредника в Германии) обращались за разъяснениями по следующим вопросам: будет ли определена норма численности учителей в училищах, будет ли им разрешено возвращение за границу, будет ли им назначена пенсия и какая именно, какое влияние будут оказывать на школу старые раввины и т.п. [Лозинский 1920, 91].
Сообщения Лилиенталя о готовящихся в России преобразованиях очень взволновали просвещенную часть европейского еврейства. Восторги по поводу предстоящего светлого
будущего для российских евреев под управлением мудрого и совершенного монарха посыпались в Петербург. Во Франкфурте у художника Морица Оппенгейма была даже заказана картина с изображением восхода солнца Просвещения для евреев России. Картина предназначалась для подношения русскому императору с выражением многочисленных благодарностей от евреев Европы. Берлинский проповедник док- Н тор Ауэрбах писал:
о
Воля великого государя преобразовать наших единоверцев й
с
мерами столь решительными и несомненными является всем о нам как послание Божие, неожиданное, благодетельное. Испол- е нение сего высокого намерения положило начало новой вехе в е
истории Израиля, и самая надежда на пожалование впослед- | ствии прав гражданских нашим одноплеменникам ничего не во значит в сравнении с нравственным благодеянием, которое из- с
ливает на них учреждение училищ [Дополнения к сборнику по- 3
становлений... 1867, 699-700]. |
я
и
Уваров в своем всеподданнейшем докладе 23 января ис 1841 г. отмечает: «Вообще едва можно себе представить о восторг иностранных ученых евреев и впечатление, произ- о веденное на них величественной мыслью преобразования в р России евреев путем Просвещения». Здесь же он приводит и выписки из писем еврейских просветителей Ауэрбаха, Фи-липпсона и доктора Леви, в которых самыми возвышенными фразами благословляется «предприятие, которое прославит, если возможно, еще более имя Могущественного Монарха в истории человечества и сделает его предметом благодарного уважения всего Израиля» [РГИА, Ф. 733. Оп. 97. Д. 13. Л. 64].
В марте 1841 г. Людвиг Филиппсон отправил Николаю I письмо, в котором выражал свою радость по поводу предстоящей реформы и сообщал, что лично им отобраны уже 35 кандидатов в учителя. В ответном письме, написанном Уваровым, отмечено удовлетворение императора столь большим воодушевлением, которое вызвало известие о реформе в среде европейского еврейства. Вместе с тем министр просит Филиппсона не разглашать до поры до времени в печа-
ти те затруднения, которые вызваны подготовкой реформы, поскольку «может возникнуть страстная полемика, которая только помешает ее проведению» [Лозинский 1920, 97].
В том же марте 1841 г. Лилиенталь и Йост представили в правительство списки кандидатов в раввины и учителя для ра новых школ. В этот список попали только те, кто был лично известен Лилиенталю или Йосту. Кандидаты были поделены на три категории: 1. способные занять должности инспекторов высших училищ; 2. способные преподавать в высших училищах; 3. способные преподавать в низших училищах.
Правительство, однако, решив не удовлетворяться мнением только самих просвещенных евреев, предприняло со своей стороны проверку благонадежности этих кандидатов. Посланникам в европейских городах Берлине, Мюнхене, Дрездене, Штутгарте, Вене и во Франкфурте-на-Майне было поручено навести справки и собрать о них дополнительные сведения. Кроме этого, отправившемуся в Германию по поручению Министерства иностранных дел уроженцу Белостока Гиршу Гальперину было дано особое поручение «разведать | образ мыслей некоторых кандидатов» и уведомить об этом ^ Министерство просвещения в лице Лилиенталя или Уваро-нео ва. Гальперин уже оказывал русским властям «разнообраз-§ ные услуги политически-сыскного характера» в пору пере-| хода Белостока под российское управление в 1808 г. Это обо стоятельство делало его в глазах ответственных чиновников достаточно компетентным для оценки лиц, приглашаемых на русскую службу [Гессен 1913, 320].
Полученные в министерстве отзывы характеризовали предполагаемых учителей с лучшей стороны. Отмечалась их хорошая научная подготовка и «безукоризненная нравственность». Из всех предложенных кандидатов был изначально исключен (несмотря на собственноручно написанное письмо, в весьма возвышенном стиле, отправленное на имя русского императора) лишь доктор Леви, раввин из Фюрта, за чрезмерную склонность к «новому натурализму и рационализму» [Лозинский 1920, 98].
Вопрос об образе мыслей предполагаемых кандидатов до этого момента, как кажется, волновал Уварова не так сильно,
§
а
р
сц
как положительный отклик на идею реформы с их стороны. Однако имея в руках готовые списки, он не мог этим не озаботиться. Разобраться в этом вопросе было поручено делопроизводителю Г. Дукшта-Дукшинскому, и в марте 1841 г. он предоставил Уварову свои заключения:
С половины ХУШ-го века образовалась, преимущественно в н
Германии, так называемая ново-иудейская школа, коей привер- §
женцы, удаляясь от Талмуда и от его комментариев, начали воз- "о
вращаться к Ветхому Завету и соединять с оным учение чистой й
нравственности. Нет сомнения, что это был шаг к усовершен- ° ствованию, можно сказать, к сближению с
Надобно ожидать, что предлагаемые нам кандидаты будут если е
не все, то верно большею частию новой школы, так как реко- |
мендующие их евреи: Йост, Филиппсон, Лилиенталь и другие - о
сами принадлежат к оной, да и вообще староверцы чуждаются с
европейского просвещения, ограничиваясь талмудическою и о
филологическою ученостью. В России евреи доведены до такой и
степени суеверия и невежества, что почти можно желать неоло- ^
гической между ними реформации. Посему, звание еврейского с
неолога не должно, кажется, составлять причины к удалению от °
соискательства учительских мест, лишь бы поприще кандидата "а
не было запятнано явным ослушанием, или опрометчивостью, р
которая также может быть вредна в России, как и в Германии ^
[Гессен 1913, 319]. §
В последующих строках своей записки Дукшта-Дукшин-ский упоминает о том, что в Австрии, Пруссии и Баварии правительство не только не поощряет, но даже подвергает гонениям реформизм в еврейской среде, «опасаясь, чтобы новое стремление не увлекло евреев к рационализму и, наконец, к совершенному безверию», однако на момент составления этой записки подобные опасения, судя по всему, не кажутся ему достойными серьезного внимания.
Отношения с иностранными евреями вошли в новую стадию в 1842 г. После первой неудачной поездки Лилиенталя в Вильно и Минск зимой 1841-1842 гг., где он безуспешно пытался получить одобрение реформы у еврейских традицио-
налистов, была рождена идея создать специальную «раввинскую комиссию». Предполагалось собрать в нее авторитетных еврейских лидеров, которые должны обсудить проект реформы и таким образом придать ему ореол легитимности ^ в глазах еврейского населения. При подготовке такой комис-ра сии было сразу предложено пригласить в нее и двух наибо-| лее уважаемых европейских евреев-политиков того времени ¡и Адольфа Кремье и Моисея Монтефиоре. § 27 июля 1842 г. Лилиенталь с одобрения министра про-
а свещения отправляет в Лондон письмо на имя Монтефио-§ ре с приглашением принять участие в работе над проектом ^ реформы. Ответ Монтефиоре содержал принципиальное ^ согласие посетить Россию, но при условии, что ему, его су-о пруге и их постоянному секретарю доктору Леве будут вру-§ чены специальные приглашения из министерства и паспорта | [Монтефиоре 1911, 27-28].
Приблизительно таким же был и ответ депутата француз-§ ского парламента Адольфа Кремье, давшего согласие при-
к
йс ехать, но с условием получения специального приглашения | от русского императора. Кремье, правда, еще добавил, что имеет лишь один месяц во время парламентских каникул, в | течение которого он готов приехать в Россию, пожертвовав о для этого своей адвокатской практикой [Кремье 1911, 28-29]. | Ответы Кремье и Монтефиоре возмутили их адресатов в
^ России. «Очевидно, что Монтефиоре и Кремье не хотят понять сущности мысли, подавшей повод к переписке с ними. Министерство имело в виду возбудить в них не одно бесплодное участие; но если нет доброй воли, то кажется тщетно было бы продолжать с ними сношения», - писал Дукшта-Дукшинский Уварову [Лозинский 1920, 117]. Несомненно, что не чуждого тщеславия министра просвещения разочаровали столь сдержанные ответы опытных и уважаемых политиков Монтефиоре и Кремье, ведь именно от них, в большей степени, чем от мало кому известных германских маскилов, он ожидал высокой оценки своих усилий на поприще «исправления» российских евреев.
Постепенно напряжение возрастало, создавая новые поводы для взаимного недовольства. Нежелание огласки, о
которой просил Уваров Людвига Филиппсона, в глазах просвещенной европейской публики создавало повод подозревать российское руководство в неуверенности, а Уварова - в неискренности намерений. Тем более оно не могло повлиять на свободу мнений, высказываемых в германских еврейских газетах, и постепенно среди них стали появляться и скептические. Следивший за этим Дукшта-Дукшинский в марте о
о
1843 г. даже специально обратился к Уварову с предложением запретить публикацию в немецких газетах сообщений о Ц реформе, кроме тех, что доставлены непосредственно от Ли- й лиенталя с разрешения самого министра [Там же, 122]. °
Окончательное решение вопроса об учителях для новых ев школ последовало 13 ноября 1844 г. одновременно с указом е «Об учреждении особых училищ для образования еврейско- | го юношества», поставившим точку в вопросе о пути даль- о нейшего развития еврейского образования в царствование ис Николая Павловича. В этом указе и в последних решениях |о комитета лишь рекомендовалось приглашать в новые шко- ри лы иностранных евреев, оставив данный вопрос на рассмо- ^ трение непосредственно училищного начальства. Таким с образом, вся подготовительная работа, проведенная Ли- ° лиенталем по переписке с германскими евреями, оказалась о невостребованной, к 1844 г. правительство решило в этом р деле положиться на силы самих российских евреев, набирая и преподавателей из их числа, и на педагогов-христиан как инспекторов новых школ.
Вопрос о том, почему члены Комитета решили в итоге отказаться от активного привлечения иностранцев, интересовал многих исследователей. Так, М. Моргулис предлагал следующие возможные причины: 1. правительство убедилось в том, что и в среде русских евреев есть уже достаточное количество образованных людей; 2. онемечивание русских евреев рассматривалось правительством противным образованию их в русском духе; 3. неожиданный отъезд из России Лилиен-таля в 1845 г. [Моргулис 1903, 19]. Последняя версия звучит наименее убедительно, поскольку Лилиенталь покинул Россию позднее принятия окончательного решения о казенных училищах. Если между этими двумя событиями и существует
какая-либо связь, то, вероятнее, обратная. Необходимо отметить, что и сам Моргулис не рассматривает такое предположение как первоочередное, а отдает предпочтение первой из приведенных им причин. Он полагает, что изначально ^ члены правительства были весьма слабо осведомлены о дей-ра ствительном положении дел в еврейском вопросе, и только | убедившись, благодаря второй поездке Лилиенталя по запад-|р ным губерниям в 1842 г., что в стране есть свои просвещен-§ ные евреи, отказались от плана, для реализации которого а требовалось бы потратить от 15 до 20 тысяч рублей на путе-§ вые издержки и пособия заграничным учителям. ^ Схожего мнения придерживается А. В. Белецкий, для ко-
| торого главной причиной стало выявление Уваровым подоен зрительного и в целом отчетливо негативного отношения 8 русских евреев к своим иностранным единоверцам. Тем более что по окончательному проекту преподавание Талмуда в новых школах сохранялось, и иностранцы теперь не могли со § своим светским образованием быть в достаточной мере под-йск ходящими для этих целей. Для русских училищ нужно было | искать учителей в среде русских евреев [Белецкий 1894, 60].
Принципиально иного мнения придерживался Юлий Гес-§ сен, считавший, что отказ от приглашения иностранных учи-о телей был вызван причинами политического характера [Гес-| сен 1913, 321]. Майкл Станиславский развивает эту мысль, указывая, что причина невыполнения плана по приглашению иностранцев заключалась не в отношении к евреям, а стала следствием реакции Николая I на европейские революционные события 1848 г. [Станиславский 2014, 130]. Он утверждает, что специального решения по этому вопросу не принималось, но отмечает указ от 18 марта 1848 г., запрещавший выписывать в Россию любых иностранных учителей «в свете современных нынешних антиправительственных событий и опасных умонастроений за пределами наших границ» [Сборник постановлений по Министерству народного просвещения 1876, 897]. Подтверждением этого предположения для Станиславского служит тот факт, что единственные иностранные учителя, все же попавшие в Россию, - Сухостанер и Малчинер из Австрии, а также Найенбург из Пруссии -
о
успели занять свои места в еврейских школах до издания данного указа (к ним можно добавить Гензеля Фейерштейна, австрийского подданного, оставленного в кишиневском училище по ходатайству Бецалеля Штерна, но затем все же покинувшего Россию [Лозинский 1920, 192]). Показательно, что в результате революционных событий 1848 г. своего места лишился и чрезмерно прогрессивный в новых обстоятельствах н С. С. Уваров, уступивший должность министра просвеще- в ния реакционному П. А. Ширинскому-Шихматову [Виттекер "Ц 1999, 265-269]. с
Принимая мнение М. Станиславского как наиболее об- ко
стоятельное, следует между тем отметить, что опасения по в
поводу нежелательности приглашения иностранных евре- ре
ев в Россию высказывались русскими чиновниками еще до |
начала событий 1848 г. Так, к примеру, в распоряжении ис- о
следователей находится еще один доклад Дукшта-Дукшин- ис
ского, направленный Уварову в мае 1843 г. и озаглавленный о
«Об удостоверении насчет надежности некоторых загранич- и
ных еврейских учителей». Здесь, в отличие от своего перво- ^
го доклада с положительным мнением о «ново-иудейском» ис
направлении, Дукшта-Дукшинский, бывший в тот период °
докладчиком в раввинской комиссии, выражает сомнения в о
достоверности фактов об иностранных евреях, предостав- р
а
ляемых тамошними агентами, и заявляет, что иностранный и еврейский учитель «должен быть не только благоразумен и я осторожен среди людей, взирающих на каждого иностранного еврея, как на протестанта, но и, поколику возможно, не принадлежать к числу неологов, равно отвергаемых и евреями, и правительствами» [Гессен 1913, 319].
Ю. Гессен, который опубликовал эту записку в журнале «Пережитое» в 1913 г., предполагал, что приведенное мнение Дукшта-Дукшинского сложилось в результате его работы в раввинской комиссии, собранной в начале 1843 г. Среди участников комиссии наибольшим авторитетом в еврейском мире пользовались лидер миснагидов Ицхак Воложинский и хасидский лидер Менахем Мендель Шнеерсон. Оба они были весьма далеки от «неологических» настроений и даже враждебны им. Третий участник комиссии Израиль Гальперин,
хоть и был человеком более светским, выступал на их стороне. Единственный просветитель среди участников раввинской комиссии - директор одесского еврейского училища Бецалель Штерн - тоже не был сторонником идеи приглаше-^ ния иностранцев в новые школы [Станиславский 1884, 141-^ 142]. Он отстаивал интересы российских маскилов, многие | из которых пребывали в нужде и были остро заинтересованы |р в получении мест в новых училищах. По мнению Ю. Гессена, § именно негативное отношение членов раввинской комиссии а к приглашению иностранных евреев стало основной причи-§ ной для принятия правительством отрицательного решения ^ по этому вопросу.
| Однако еще до начала работы комиссии, в конце 1842 г.,
о министр просвещения получил еще одно письмо - от ви-§ ленского жителя Нисона Лазаревича Розенталя. В 1841 г. Розенталь вместе с Лилиенталем принимал участие в разработке и продвижении проекта еврейского училища в § Вильно. Собственно с предложения Розенталя об устрой-йск стве училища в Вильно и началась вся эта история. Между | тем в своем воззвании к русским евреям «Магид йешуа» Лилиенталь ни разу не упомянул о поддержке, оказанной § ему Розенталем, приписав по сути все заслуги себе, хотя в о газете Филиппсона, где он публиковал отчеты о продвиже-§ нии еврейской реформы в России, он Розенталя не забывает [ШепШа1 1842, 604].
Письмо, отправленное в министерство Розенталем (видимо, не читавшим немецких газет), может показаться своего рода местью более удачливому компаньону, поскольку здесь, используя традиционные опасения российской власти перед «тлетворным» влиянием Запада, Розенталь будто специально акцентирует внимание на опасности приглашения иностранцев для преподавания в новых школах, так как они могут ввести и «тамошние духовные болезни рационализма особенно теперь, когда разнородные пропаганды наводняют Западную Европу» [Лозинский 1920, 114]. Тогда, в декабре 1842 г., Уваров начертал на записке Розенталя следующую резолюцию: «...мнение Розенталя есть плод жидовской тонкости, которая хочет узнать сокровенную мысль правительства и при-
способить оную заранее к своим пользам с этой точки зрения» [Лозинский 1920, 114].
Но, несмотря на столь резкое высказывание Уварова, значение Розенталя не стоит недооценивать. В 1838 г. купец третьей гильдии Розенталь успел положительно зарекомендовать себя, S приняв участие в выявлении и поимке польского революцио- | нера и эмиссара организации «Молодая Польша» Шимона Ка- ж нарского. За эту заслугу он просил даровать ему на десять лет g право жительства в Москве, «дабы поправить свое материаль- | ное положение, пострадавшее от потери польской клиентуры», g и лично А. Х. Бенкендорф просил дать ему звание коммерции § советника. Однако император посчитал эти требования мерными, поскольку такой статус «Розенталь не мог бы получить без ослабления силы существующих о том постановле- | ний», и возвел его в звание личного почетного гражданина, § одарив, сверх того, пятнадцатью тысячами рублей серебром. S В полицейских отчетах Розенталь с тех пор характеризовался § как «поведения весьма хорошего и совершенно предан нашему правительству» [ГАРФ, Ф. 109. 1 эксп. III отд. Д. 76. Л. 87-89]. * Следует полагать, что в условиях, когда правительство актив- s но искало среди российских евреев поддержки в деле реформы § образования, письмо от доверенного лица, каковым был при- §
знан Розенталь, не могло остаться совсем без внимания. Кос- >§
а
венным подтверждением чего может служить и то, что в конце ^ своей грубой резолюции Уваров все же позволяет ему и в даль- * нейшем присылать свои соображения.
Суммируя приведенные выше факты, документы и мнения, позволительно сделать некоторые заключения о процессе разработки проекта привлечения иностранных преподавателей в еврейские училища в России. Судя по всему, исходной точкой для формирования идеи приглашать иностранных евреев в качестве учителей стало личное знакомство Уварова с Лилиенталем, сумевшим убедить министра в необходимости такого шага. Положительно поначалу был воспринят и пример самого Лилиенталя - быстрые результаты, которые принесла рижская школа при новом директоре, давали Уварову надежду на то, что после приглашения иностранцев в другие еврейские училища подобный успех будет
достигнут повсеместно. Первоначальные представления эти были иллюзорны, ибо в них не учитывалась ни специфика Риги как немецкого города, ни особенности развития еврейства во внутренних губерниях черты оседлости. Краткий 4 опыт Уманского училища был тому подтверждением. « Со временем представления разработчиков реформы о
| жизни евреев в России расширялись. В правительстве сло-|р жилось понимание того, что еврейский мир западных губер-§ ний существенно отличается от рижского, и добиться здесь а скорой победы не представляется возможным. Постепенно § пришло осознание, что первоначальное намерение пригласи сить в качестве преподавателей евреев из Европы может на-| толкнуться на стену взаимонепонимания, как это произошло о с Лилиенталем, так и не нашедшим общего языка с бывшими § польскими евреями Западных российских губерний. Сюда же добавилось и негативное по этому поводу мнение раввинской комиссии, а также многочисленные заявления со стороны § русских маскилов, желавших занять вакансии в новых шко-йск лах и недовольных поведением Лилиенталя, фактически иг-| норировавшего их существование. Кроме того, важную роль сыграли и соображения охранительного характера. Письмо Нисона Розенталя с предупреждением по поводу «духово ных болезней рационализма» и отчет Дукшта-Дукшинского | о нежелательности и опасности проникновения в Россию представителей «неологического» направления несомненно имели значение в утверждении мысли о том, что задуманные преобразования лучше осуществлять без привлечения иностранцев. И тот факт, что еврейские реформаторы в Европе ставили задачей постепенное стирание во внешней обрядности разницы между христианством и иудаизмом (конечная цель и Уварова), не мог смутить бдительных охранителей чистоты ортодоксальной религиозной традиции, будь она православная, мусульманская или иудейская. В ситуациях, когда приходилось выбирать между традицией и модернизацией, российское самодержавие в итоге безошибочно определяло верный для себя вариант и правильных союзников, каковыми в данном случае, именно в силу своей традиционности, оказались российские евреи.
В итоге замысел Уварова так и не был в полной мере реализован. Казенные еврейские школы (кроме Виленского и Житомирского раввинских училищ) не стали тем локомотивом, который мог бы сломить препоны, мешавшие культурной интеграции российских евреев. И тот факт, что ре- S формисты оказались не допущены в Россию в 40-е гг. XIX § века, имел, как представляется, и дополнительные послед- ж ствия. g
Германская реформа иудаизма, что бы ни виделось за §| ней членам российского правительства, все же имела целью g именно удержание евреев в рамках религиозной культуры, не § позволяя им цинично перенимать чуждое, хотя и снимающее g правовые ограничения, христианство или ударяться в полное безверие. Как отмечает Шмуэль Файнер, германская Гаскала | уже к началу XIX в. завершила спор о необходимости для ев- § реев образования, включающего светские предметы («внеш- S нюю мудрость»), и это было признано даже в немецких орто- |§ доксальных кругах. С той поры внутренняя еврейская поле- 1 мика сконцентрировалась почти исключительно на проблеме ^ религии, с которой увязывался вопрос об эмансипации. Про- s блема эта возникла как реакция на так называемую псевдога- § скалу, то есть признание того факта, что Просвещение часто § ведет к принятию из модерной европейской культуры лишь >§ поверхностных, иногда не самых приглядных, ее черт. От- 1 сюда сложилось понимание, что одно лишь образование не способно сформировать высокоморального, культурного еврея нового типа. Для этого необходим пересмотр религиозной традиции в соответствии с этическими и эстетическими стандартами эпохи эмансипации, а также обучение основам веры в новом рационалистическом духе [Feiner 1996, 71]. В Российской империи, где Гаскала в 1830 е гг. находилась еще в зачаточном состоянии, эта проблема не только правительством, но и самими евреями не могла быть осознана в полной мере. И когда в последующие десятилетия XIX в. российская еврейская молодежь стала все более активно искать пути к выходу за рамки традиционного мира, подобной немецкому реформизму умеренной альтернативы у нее практически не оказалось.
о
Источники
ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации. Ф. 109. 1 эксп. III отд. Д. 76. «Дело о выдаче Ниселем Лазаревичем Розента-§ лем польского эмиссара Канарского». 1836.
^ РГИА - Российский государственный исторический архив.
Ф. 733. Оп. 97. Д. 13. «О началах и средствах преобразования ев-|р рейского народа в России». Начато 27 декабря 1841 г., закончено 27 декабря 1845 г.
ис Дополнения к сборнику постановлений - Дополнения к сборни-а ку постановлений по министерству народного просвещения 1803-
§ 1864. СПб., 1867. р
| Долгорукий 1810 - Долгорукий И. М. Славны бубны за горами,
и или Путешествие мое кое-куда 1810 года. М., 1870.
у Кремье 1911 - Письмо Адольфа Кремье // Пережитое. Т. 1. СПб.,
| 1911. С. 28-29.
йс Лозинский 1920 - Казенные еврейские училища. Описание дел
а, бывшего архива Министерства народного просвещения / Под ред.
£ С. Г. Лозинского. Т. 1. СПб., 1920.
§ Материалы 1865 - Материалы относящиеся к образованию евреев в России. СПб., 1865.
§ Монтефиоре 1911 - Письмо Монтефиоре // Пережитое. Т. 1.
^ СПб., 1911. С. 27-28.
CÜ
§ Сборник материалов 1893 - Сборник материалов для истории
о просвещения в России, извлеченных из Архива Министерства на-§ родного просвещения: Изд. М-ва нар. просвещения. Т 1. Учебные eq заведения в западных губерниях до учреждения Виленского учебного округа, 1783-1803. СПб., 1893.
Сборник постановлений по Министерству народного просвещения 1876 - Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1876. Т. 2. Ч. 2. № 428.
Lilienthal 1842 - Lilienthal M. Zeitungsnachrichten Russland und Polen // Allgemeine Zeitung des Judentums. 1842. № 41. S. 602-611.
Lilienthal 1915 - LilientalМ. My travels in Russia // Philipson D. Max Lilienthal, American Rabbi. N.Y., 1915.
Литература
Баркусский 2011 - Баркусский И. В. В помощь благодетельным намерениям правительства. Проект Макса Лилиенталя об учреждении в России еврейской Консистории и еврейской богословской
семинарии // Вестник еврейского университета. № 14(32). М.; Иерусалим: Мосты культуры - Гешарим, 2011. С. 199-219.
Белецкий 1894 - Белецкий А. В. Вопрос об образовании русских евреев в царствование императора Николая I. СПб.: Изд-во журн.
«Рус. шк.», 1894. 160 с. о
Виттекер 1999 - Виттекер Ц. Х. Граф С. С. Уваров и его время / 1
Пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. СПб.: Гуманитарное издательство о
«Академический проект», 1999. 350 с. о
Гинзбург 1920 - Гинзбург С. М. Русское правительство и вопрос р
об образовании евреев в первой половине XIX века // Казенные ев- °
рейские училища. Описание дел бывшего архива Министерства на- й
родного просвещения / Под ред. С. Г. Лозинского. Пб.: Вторая гос. о
тип., 1920. ЬХХП, 424 с. £
Гессен 1913 - Гессен Ю. Из летописи минувшего. Вызов загранич- р
ных еврейских ученых в Россию // Пережитое. Т. IV. Документы и с
сообщения. СПб.: типография И. Флейтмана, 1913. С. 318-325. 3
Дубнов 1901 - Дубнов С. М. Исторические сообщения: Подгото- й
вительные работы по истории русских евреев // Книжки Восхода. с
Книга 5 (май). Ред.-изд. М. Г. Сыркин, 1901. С. 3-21. °
Моргулис 1903 - Моргулис М. К истории образования русских я
евреев // Вопросы еврейской жизни. СПб.: Тип. А.Н. Михайлова, й
1903. С. 1-195. ис
Станиславский 1884 - Станиславский С. М. Из истории и жизни о
одной еврейской школы // Восход. Кн. IV. 1884. С. 126-148. и
Станиславский 2014 - Станиславский М. Царь Николай I и ев- р
реи: трансформация еврейского общества в России (1825-1855) / ф
Пер. с англ. А. Локшина. М.: Книжники, 2014. 256 с. я
Jewish Education and the "Spiritual Problems of Rationalism" under the Reign of Nicholas I
Ilya Barkussky
A. N. Kosygin Moscow State Textile University, Maimonides Academy Moscow, Russia
PhD in Historical Sciences, Associate Professor ORCID: 0000-0002-3063-4974
A. N. Kosygin Moscow State Textile University, Department of Philology and Cultural Linguistics
Russia, 115035, Moscow, str. Sadovnicheskaya, 52/45
Tel.: +7 (495) 439-14-70, +7 (495) 951-54-97 E-mail: kaf85@rguk.ru
DOI: 10.31168/2658-3380.2020.20.3.3
§
^ Abstract: The article discusses the reasons that caused public Jewish
sx, schools founded at the time of the Jewish educational reforms in the
§ Russian Empire in the 1840s, to restrain from hiring foreign instructors.
^ Based on the analysis of historiographic sources, it is shown that the de-
§ cision was mainly due to the discrepancy between the original modernist
^ vision of the reform and the traditionalist nature of its implementation.
^ Keywords: Max Lilienthal, Sergey Uvarov, Jewish education, Haskalah, I Reform Judaism, Jewish Modernization in Russia
S References
'is
a, Barkusskii, I. V., 2011, V pomoshch' blagodetel'nym namereniiam
® pravitel'stva. Proekt Maksa Lilientalia ob uchrezhdenii v Rossii evreiskoi § Konsistorii i evreiskoi bogoslovskoi seminarii [To Help the Beneficent >| Intentions of the Government. Max Lilienthal's Project on the Estab-§ lishment of a Jewish Consistory and a Jewish Theological Seminary in a1 Russia]. Vestnik evreiskogo universiteta [Hebrew University Bulletin], g 199-219, 14(32), Moscow, Jerusalem, Mosty kul'tury - Gesharim, 263 g (In Russian).
§ Ginzburg, S. M., 1920, Russkoe pravitel'stvo i vopros ob obrazovanii
evreev v pervoi polovine XIX veka [The Russian Government and the Problem of Jewish Education in the First Half of the 19th Century]. Ka-zennye evreiskie uchilishcha. Opisanie del byvshego arkhiva Ministerstva narodnogo prosveshcheniia [State Jewish Schools. Former Achive of the Ministry of Public Education Description], ed. S. G. Lozinskii. Petrograd. (In Russian).
Stanislavskii, M., 2014, Tsar' Nikolai I i evrei: transformatsiia evreiskogo obshchestva v Rossii (1825-1855) [Tsar Nicholas I and the Jews. The Transformation of Jewish Society in Russia, 1825-1855]. Moscow, Knizhniki, 256 (In Russian).
Whittaker, C., 1999. Graf S. S. Uvarov i ego vremia [Count S. S. Uvarov and His Time]. St. Petersburg, Gumanitarnoe izdatel'stvo "Akademi-cheskii proekt", 350 (In Russian).
