CC BY
15
Г.С. Кунафж УДК 373.167.1:82
ЭВОЛЮЦИЯ ЖАНРОВОЙ СИСТЕМЫ И ПОЭТИКА БАШКИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПЕСЕННОЙ ЛИРИКИ НАЧАЛА XX ВЕКА*
В начале XX в. усилился интерес башкирских поэтов к песенной лирике. В переломном этапе общественной жизни они видели важный фактор народной мудрости, духа и искусства в песенной поэзии, отличающейся особой традиционностью. В это время в ней происходят существенные изменения — они затрагивают и идейное содержание, и соотношение жанров, и стилевые изобразительные поэтические средства. Произведения, стилизованные под народные песни, постепенно уходят с магистрального пути развития поэзии. Бурный рост революционно-демократических идей, национального самосознания башкирского народа обусловили появление новых жанров песенной лирики элегического, описательно-повествовательного, а также гимнического, маршевого, агитационно-публицистического типов.
Ginijat S. Kunafin
GENRE SYSTEM EVOLUTION AND THE POETICS OF BASHKR LITERARY SONG LYRIC POETRY IN THE EARLY 20th CENTURY
In the early 20th century Bashkir poets began expressing a great interest in song lyric poetry. At the turning point of public life they saw the main factor of folk wisdom, national spirit and arts in song poetry that differed in certain conventionalism. Essential changes concerning the idea content, the genre correlation, and stylistic figures of speech occurred in the poetry that time. Folk-song stylized literary works gradually stopped to be the main line of poetry development. The rapid growth of revolutionary democratic ideas, the national consciousness of the Bashkir people resulted in the emergence of new genres of elegiac, descriptive and narrative as well as of hymnal, march, agitational and publicistic types.
Ключевые слова: народная песня, литературно-песенная лирика, эволюция жанровой системы, пикту-ральная и сюжетно-конструктивная системы поэтики, творческий метод, художественные приемы.
Key words: folk song, literary song lyric poetry, the genre system evolution, pictorial and plot and structural poetic systems, a creative method, artistic devices.
Письменная литература, особенно, фольклор и изустная литература характеризуются особой традиционностью. В них накоплен многовековой жизненный опыт народа. Прежде всего по этой причине поэты-реалисты видели в песне
важный фактор народной жизни и народного искусства.
В начале XX в. в башкирской литературной песенной лирике, как и во всей поэзии, произошли существенные изменения, которые зат-
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ в рамках «Особенности развития башкирской литературы XIX — начала XX веков» № 13-14-02001.
Кунафин Гиниятулла Сафиуллович, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент АН РБ, заведующий кафедрой башкирской литературы до 1917 года Башкирского государственного университета, акаде-мик-секретаръ Отделения гуманитарных наук АН РБ (Уфа), e-mail: kbl2000@mail.ru
ронули и идейное содержание, и соотношение жанров, и стилевые изобразительные поэтические средства. В связи с живыми идейно-эстетическими запросами расширяются тематические горизонты вокальной поэзии. Наряду с песнями на традиционные любовные и семейно-бытовые темы, появляются произведения и лирического, и эпического, и лиро-эпического характера, воспевающие родную землю, ее природу, освещающие историческое прошлое, материальную и духовную культуру, обряды и традиции народа, его думы и чаяния. Одни из них строятся в традиционной композиционной форме монолога-обращения или монолога-рассказа, другие — в форме повествования о каких-либо фактах и событиях, третьи — в форме изображения явлений природы и выражения своего отношения к ним лирического «я». Например, в центре лирических и лиро-эпических песен поэта С. Якшыгулова стоит тема природы. Он восхищается красотой родного края, проводит параллель между явлениями природы и человеческой жизнью («Хитра» —«Короткое стихотворение»):
Сулпан калка, тац да ата, Тац сулпанды югалта. Тацда идкэн елэд елдэр Куп хистэрзе кузгата... [4, с. 113].
Появляется Венера, рассветает, Венера с зарей исчезает. Прохладные ветры, дующие рано утром, Пробуждают в душе различные чувства.1
Данное произведение, написанное в классической форме рубаи (а-а-б-а), в жанровом отношении можно было бы назвать песней-одой, воспевающей изумительную красоту родной природы в утреннюю пору. Оно завершается иносказательным призывом к людям — брать пример у этой «пробуждающейся с зарей» природы, устремлять свои взоры на светлое, как заря, будущее. Здесь восторженность, стремление к лучшему обретают слегка романтическую настроенность, потому что они не рассудочны, а исходят из эмоциональных глубин духовной жизни поэта. А вот песня «Ко? коне» («Осень»), созданная в традиционной форме протяжных народных песен, проникнута диаметрально противоположным настро-
1 Здесь и далее подстрочный перевод автора.
ением. Она отличается от вышеупомянутого произведения своей задумчивостью, элегическим тоном. Глубокие переживания и страдания лирического героя по поводу приближения «осенней поры своей жизни» приводят его к отчаянию и безнадежности. Этот драматизм и лежит в основе данного произведения. Его уместно было бы назвать романсом-элегией.
Йэмле йэщэр утеп, кв&эр еткэ, Донъяла моц, хэсрэт тойола, Ьаргайышып, в^влвп агастащан Елбер-елбер япрак койола... Йврэгем яна, ага куземдэн йэш, Щкэ твшвп гумерем квцэре [4, с. 143].
Проходит прелестное лето, наступает осень, Весь мир наполняется печалью и грустью. Пожелтевшие листья, срываясь с деревьев, Тихо шелестя, падают на землю... Горит мое сердце, текут слезы из глаз, Чуть вспомню осеннюю пору своей жизни.
С. Якшыгулов успешно пользуется традиционным в народном поэтическом творчестве сопоставлением человеческого образа, особенно его душевного состояния, с различными явлениями природы. Его песни, созданные по типу народных, не являются поверхностным подражанием им (как это часто случается у Ф. Туйкина, иногда у Ш. Аминева-Тамьяни, 3. Уммати и Ш. Бабича) или тем более стилизацией под фольклор. Тенденция к наиболее полной обрисовке образа в пределах песенного жанра (пиктуральный принцип), которая четко наблюдалась в книжных «башкирских песнях» в XIX в., тесно сочетается с сюжетно-конструктивной системой поэтики. Автор не столько обрисовывает своего песенного героя, сколько ставит его в определенные жизненные конфликты, т.е. в его песнях образ дается не только во внешних приметах, но и в движении, порывах и мечтах. Так он драматизирует лирическую тему. В его песнях лиричность сочетается с повествовательностью.
Такую систему поэтики широко использовали и другие поэты. Песня «Ьабансы карт» («Старик-пахарь») Ф. Туйкина в композиционном отношении строится в форме монолога-рассказа старого человека о своих душевных переживани-
ях, раскаяниях за бездумно прожитую жизнь, что заставляет его петь про себя «протяжным (унылым) голосом» печальные песни:
Йырлайым эле, ку^ып-ку^ып,
Моцло квй^эр берлэн в$вп.
Ьай гумерем китте узып,
Йэш сагымда уйламайса... [ 4, с. 216].
Спою-ка я протяжным голосом
Печальную песню свою.
Ах, прошла жизнь бездумно
В молодые годы мои...
Если в большинстве народных песен рассказы персонажей о себе излагаются в хронологической последовательности, у Туйкина рассказ начинается в настоящем времени в спокойном, даже в какой-то мере веселом тоне, а затем принимает форму обращения к молодым людям с наставлениями, после этого — в прошедшем времени, т.е. опять принимает форму грустного воспоминания. Подобный переход более характерен для литературных, а не фольклорных произведений.
В начале XX в. в башкирской песенной поэзии в целом завершается пора фольклорной стилизации. Литературный песенный жанр постепенно лишается тех определенных формально-стилевых признаков, по которым можно отличить книжную «башкирскую песню». В нем более свободно и разнообразно стала проявляться творческая индивидуальность поэтов. Расцвет реализма, усиление процесса демократизации и углубление народности в литературе, вдумчивое изучение поэтами фольклорных традиций и более самостоятельное, свободное обращение с ними привели к тому, что книжная «башкирская песня», отличавшаяся сознательным следованием некоему шаблону народной песенной лирики, перестала удовлетворять как самих поэтов, так и публику. На смену ей приходит «вольная» песня, основанная на сюжетно-конструктивной системе поэтики. Например, в песнях «Килендэргэ» («К снохам»; на мелодию песни «Куныр бута юлы» — «Дорога бурого быка») Ш. Аминева-Та-мьяни, «Урал тауына» («Уральским горам»; на мелодию песни «Ишан») Ф. Туйкина, посвященных исторической теме, подробно рассказывается об исторических фактах и явлениях, действительно имевших место в жизни башкирского на-
рода, сообщаются достоверные историко-быто-вые, этнографические детали. Повествование в этих произведениях ведется от третьего лица, описание внешности какого-нибудь персонажа или явления совершенно отсутствует. Они лишены и символов, что было характерно для многих народных песен. В них мы видим установку на максимальную достоверность. Не случайно в своей песне «Килендэргэ» Ш. Аминев-Тамьяни заявляет:
Боронго килеп киткэн бабащар^ыц Тэржемэи хэлен я$$ым ярым-ярты.
Изложил я немножко биографию (жизненный путь) наших древних предков.
Повествуя «биографию» родного народа, авторы стремятся раскрыть причины его сегодняшней тяжелой жизни. Если Ш. Аминев-Тамьяни подходит к этой проблеме с позиций просветительских идей, то Ф. Туйкин — общедемократических, национально-освободительных. Первый из них причины беспросветной жизни своих сородичей видит прежде всего в их лености, безнравственности и невежестве, второй же — в великодержавной колониальной политике царизма, беспощадном ограблении башкирских земель, что усиливает социальную значимость его произведения. Доказательство тому — следующие строки, ставшие кульминационным моментом и развязкой песни-рассказа «Урал тауына»:
Тауыц-ташыц емер^елэр «Бына сыга тимер», — ти%эр. Алтын, квмвш, аж алтын, тип Хыуанышып кикерзелэр... [2].
Переворошили твои горы и скалы, Говорили: «Здесь залежи железной руды». Добывая золото, серебро и платину, Прыгали от радости как дети...
Произведения Туйкина и Аминева-Тамьяни показывают, что в начале XX в. в литературном песенном жанре четко намечается тенденция к более масштабному изображению исторического процесса, чем это было раньше. Поэты-певцы рассказывают и размышляют уже не столько о деяниях отдельных исторических личностей, сколько о значении тех или иных исторических
событий, фактов и явлений для судеб родного народа. Эта традиция в дальнейшем была продолжена и обогащена новыми мотивами и идеями в поэзии Ш. Бабича. Д. Юлтыя, М. Гафури и др.
В структурно-композиционном отношении многие песни-стихи этих поэтов строятся на контрастах, на противопоставлении прошлой жизни народа сегодняшней. При этом в большинстве произведений довольно успешно, творчески используются такие близкие к фольклорному композиционные приемы, как монолог и обращение. В одних случаях они составляют основу композиции всей песни в целом, в других — сочетаются с рассказом самого автора о переживаниях и действиях героев, об общественных, исторических и природных явлениях или фактах.
В произведениях «Елдэр идкэндэ» («Когда дуют ветры») и «Урал егетенэ» («Джигитам Урала») Д. Юлтый для передачи душевных переживаний и стремлений лирического героя использует только традиционные фольклорные формы монолога и обращения. А вот в песне «Ьандугас-ка» («Соловью») уже соединяются фольклорное и индивидуально-творческое начала, пиктураль-ная и сюжетно-конструктивная системы поэтики. При этом элементы последней занимают доминирующее положение. В отличие от народных песен в произведении наблюдаются резкие переходы от формы повествования от третьего лица к монологу-размышлению лирического героя, а затем — к форме обращения его к объекту изображения.
Первыми в башкирской поэзии, наряду с песнями элегического и панегирического характера, создавали песни гимнического, маршевого и агитационно-публицистического типа Ш. Бабич «Са-лауат батыр» («Салават батыр»), «Башкортостан» («Башкортостан»), «ЙэшэИен эшселэр!» («Да здравствуют рабочие!»), Г. Исянбердин «Каты керэш» («Ожесточенная борьба») — по Кольцову, С. Рахматуллин «Башкорттарым, кузгалайык!» («Башкиры мои, поднимемся!»), М. Гафури «Кызыл байрак» («Красное знамя»), С. Кудаш «Эшселэргэ» («Рабочим») и др.
Благотворное влияние на развитие башкирской литературной песни оказали творческие искания X. Габитова, Ф. Туйкина и С. Кудаша. С их именами связано явление в поэзии начала XX в., которое можно назвать «фольклорным бумерангом». Своими отдельными песнями, создан-
ными на народной основе, они обогатили прежде всего форму книжной поэзии, сделав доступной для понимания простыми людьми. Они считали фольклор частью своего творчества. В их поэзии особенно часто встречается монолог — одна из основных форм изложения в народной лирике. В песнях-стихах Ф. Туйкина мы встречаемся с монологом в чистой форме, когда он не соединяется с другими приемами изложения, когда произведения представляют собой тот вид песен, который некоторые исследователи предложили назвать песнями-раздумьями в отличие от песен-повествований [6, с. 202; 7, с. 26; 8, с. 221]. Их лирический герой то горюет о бесплодно прошедшей молодости («Тэфтилэу койонэ» — «Песня на мелодию «Тафтиляу»), то впадает в глубокое раздумье о смысле жизни, своем жизненном пути, судьбе сородичей и родного края («Донья» — «Бренный мир»), то с грустью вспоминает свою молодость и любовь, свой родимый край и его красивую природу («Тыуган ил» — «Родная сторона»), то тоскует по близкому человеку («Баш-корт катыны» — «Башкирская женщина»). В эмоциональном отношении большинство из них представляет собой элегический вид песен. Хотя и редко, среди них встречаются песни, проникнутые оптимистическими, жизнеутверждающими мотивами. Например:
Ецелмэнем эле, мин сыдармын, Якты квнгэ барып сыгырмын. Асы, яуыз, кара тормошомдо Хакармандай бэреп йыгырмьш («Юлым») [4, с. 221].
Еще не сломлен я, выдержу все, И до счастливых дней я доживу. Горькую, жестокую, несчастную мою жизнь Разгромлю я, как настоящий батыр
(«Моя дорога»).
Ряд произведений Ф. Туйкина содержит в себе повествовательные моменты, чаще всего рассказ от третьего лица. В них иногда эти формы изложения совмещаются с эмоционально подчеркнутым обращением к природе, людям, птицам и другим живым существам. Например, в своей песне «Урал тауына» Ф. Туйкин создает своеобразную композиционную форму наподобие эллипсиса: начинает и завершает произведение обращениями к Уралу. Элементы этого приема
встречаются и в середине песни и выполняют роль своеобразного лирического отступления. Обращения же, находящиеся в начале и конце произведения, связаны с основным повествованием о жизненном укладе, ремеслах башкир в прошлом и играют как бы роль экспозиции и развязки. Развернутое обращение в монологической форме составляет основу композиции всей песни-рассказа в целом, служит средством яркой ее поэтизации, придает ей большую эмоциональную взволнованность.
X. Габитов в своем произведении «Карга бут-хаИында» («На празднике Воронья каша), посвященном вечной общечеловеческой теме любви, для выражения мыслей и душевных переживаний любящих друг друга юноши и девушки, их искренних чувств обращается к редко встречающемуся в народной лирической песне типу композиции, который можно назвать диалогическим:
Кьц:
Ебэр журай тартып, киткен балжып Эстэ ятжан гишыж уттары. Насип иткен ходай квйгэнемде. Ары торкон ожмах уттары. Егет:
Ысын квйгэнец, ай, мин булкам,
Куцелецэ, кылыуым, ныж беркет!
Бейек жаялыжтан твлкв типкэн
Ьин жарсыга булкац, мин — бврквт! [4, с. 256].
Девушка: Сыграй на курае, пусть загораются Скрытые в душе искры любви. Лишь бы бог соединил меня с любимым, Пусть останутся огни рая в стороне. Джигит:
Если я твой настоящий любимый, Закрепи меня в своей памяти, ненаглядная моя! Если ты ястреб, то я — беркут, Поймавший лисицу на высокой скале.
Песня отличается большой стройностью архитектоники, строгой симметричностью. Она от начала до конца построена в форме диалога, что делает ее весьма выразительной и более четкой в структурно-композиционном отношении. Бросается в глаза и такое явление: в ходе разговора
юноши и девушки изменяется ситуация — робкое обращение молодых вначале друг к другу постепенно переходит в открытое объяснение в любви и завершается их желанием навсегда связать свои судьбы. В этом отношении диалог в данной песне играет такую же роль, как в драме.
Среди стихотворений X. Габитова выделяется произведение «Кейэуенэ риза булмаган баш-хорт кы^ынын озатылганда атаИы менэн эйте-шенэн йыр^ары» («Песни-состязания башкирской девушки, недовольной женихом, со своим отцом во время проводов»), напоминающее и по содержанию, и по поэтической форме, и по функции своеобразный обрядовый жанр башкирской устной поэзии сенляу (сенлэу)2. В «песнях-состязаниях» можно найти многие признаки сен-ляу. Они однородны по содержанию, в них раскрывается подлинный мир тревог и волнений молодой девушки, судьба которой коренным образом меняется не по своей воле. Ее монологи и обращения к отцу порою принимают глубоко драматический смысл, превращаясь в песни-протесты против насилия и деспотизма. Но этот протест, как в сенляу, не вырастает до критики существующих общественных порядков. Всю вину бракосочетания с пятидесятилетним стариком девушка видит в узкосемейных нравах родителей, особенно в отце:
Ата-анамды квттвм, хврмэт иттем, Йэш башыма дога алам тип... Аяукыдлыж иттец — малга каттыц. Зинкар эйтмэ мине «балам» тип [4, с. 260].
Помогала я родителям, уважала их, Желая с малых лет получить благословение от них... Проявил ты жестокость — продал меня за богатство, Ради бога не говори мне больше: «Доченька».
Такие оценочно-эмоциональные суждения, характеризующие субъективность внутренних переживаний, диалогическая композиция в сочетании с монологическими элементами, эмоциональный стиль, риторические вопросы, обращения девушки к родным, в частности к отцу и его ответы, оригинальные поэтические параллелизмы, символические образы и аллегории (например, споткнувшийся сивый тулпар (лирический
2 Сенляу (сенлэу) — причитание, или грустная обрядовая песня прощания невесты с родителями и близкими перед уходом из отчего дома к мужу.
крылатый конь) — сломленная судьба молодой девушки, мечтающей о счастливой жизни с любимым; конь, появившийся вместо тулпара, — старый жених и др.) — все свидетельствует о сходстве этого произведения с плачем-причитанием.
Следует отметить, что X. Габитову принадлежит открытие творческого приема «укрепления», дополнения плача гражданскими мотивами, социально-нравственными проблемами. Хотя его «песни-состязания» содержат типологические моменты, например, как выплакивание личного горя, они лишены безвольного пессимизма. Нет в них и покорности судьбе. Через образы девушки и ее отца поэт стремился реалистически изобразить горькую судьбу башкирской женщины и нравы крестьянства в классовом обществе. При этом он не исходил из каких-нибудь конкретных текстов плача, а создал свое оригинальное произведение, но тип его фольклорный. В нем сохранено и внимательно поддерживается автором то типологическое, что обязательно для жанра сенляу.
X. Габитов уделяет основное внимание созданию специфического для плача эмоционального настроя, передающего силу горя и скорби героини или героя. Интонационный строй его песен-плачей — монотонный, тоскливый. Например, в произведении «Етем ауызынан» («Из уст сироты») поэт широко использовал опору на долгие звуки «а», «э», «а(е)», и «у(у)», что усиливало впечатление протяжной, стонущей речи:
Ьауаларда тврлв коштар уйнай.
Кулэгэке уныц ерзэ уйнай.
Ата-аналы баланыц кулы уйнай,
Ата-анакыз баланыц кузе уйнай [4, с. 260].
В небе играют разные птицы,
Тени их играют на земле.
У ребенка, имевшего родителей, играют руки,
А у сироты бегают глазки.
В основе его лежит монолог-рассказ подростка-сироты о своей горькой жизни. Большая эмоциональная выразительность плача достигнута за счет простоты и искренности повествования. В нем передан весь комплекс душевных переживаний героя: тоска об умерших родителях, жалобы и боль, обида и ненависть и, как следствие этого, — усиление социального звучания песни-плача.
Жизнь «маленького» человека нашла широкое и последовательное отражение особенно в песнях С. Кудаша, который сумел увидеть в народном поэтическом творчестве мотивы социального плана, подлинные элементы быта простого народа. Но стилизация для С. Кудаша является не формалистическим поиском, а основным идейно-эстетическим принципом. Образность народных песен поэт положил в основу системы образности своих произведений, многие из которых представляют собой стилизацию под фольклор. Его стихотворение «Бэхет эзлэгэндэ» («В поисках счастья») написано в стиле протяжных народных песен. Следующее четверостишие из народной песни, приведенное поэтом в качестве эпиграфа к своему произведению, определяет не только его поэтический строй, но и идейно-тематическое содержание и драматический пафос:
Ьандугаскай кайрай сут-сут тип.
Куныр голкэщэрем юк-юк тип.
Мин дэ шулай йырлайым былбылдай бэхеткэщэрем юк-юк тип [ 9, с. 13].
Соловушка поет: «Сут-сут-сут...
Нет цветочка, чтобы мне сесть, сесть...
Я тоже пою как соловей:
«Счастья у меня нет, нет, нет...».
В песне создается глубоко национальный дра-магический тип персонажа, который идет не просто от литературных традиций, а складывается в процессе наблюдения над жизнью народа и его устным творчеством.
Песни С. Кудаша «9мет» («Надежда»), «Тугел» («Нет»), «Тулкындары Ьалкын» («Волны его холодны»), «Кышкы тендэ» («В зимнюю ночь»), «Карттар йыры» («Песня старых людей»), «Мон-ло сазым» («Печальный мой саз»), «Бишек йыры» («Колыбельная»), «Ьайрар эле Иандугас» («Соловей еще споет»), «Я? иртэИе» («Утро весны»), «Дим» («Дема»), «Кай?а Ие??» («Где вы?») (по А.В. Кольцову) и др. ярко показывают, что для него характерно понимание психологии народа, логики его мышления. Мысли и чувства его героев, большей частью грустного, интимного содержания, отличаются стремлением к раскрытию причин человеческого одиночества, психологической и философской углубленностью, что дает нам возможность отнести многие из выше пере-
численных произведений С. Кудаша к элегическому типу романсной лирики, которому присущи серьезность, напряженная плавность, ритмическая размеренность и музыкальность языка, интимность в выражении лирического грустного содержания, сосредоточенность мысли и чувства, эмоциональность, стремление к психологической и философской углубленности, порою приобретающей значение подтекста социального плана. Песни поэта отличаются разнообразием стилей. Например, в романсах-элегиях «Кай?а Ие??», «Ап-тырау» («Замешательство»), «ЬагынырЬын Иин мине» («Соскучишься по мне»), «Белмэдтэр» («Не будут знать») элементы башкирских народных песен о социальной жизни, семейном быте и любви, проникнутые «потрясающим душу воплем отчаяния, ...переходящим в беспредельно широкое уныние» [10, с. 164], сочетаются с быстрой и легкой интонацией песен А.В. Кольцова. Как и Кольцов, он убирает портретную обрисовку образа героя, но при этом широко вводит в текст эпитеты и риторические вопросы, подчеркивающие «жестокую» страсть: «ке?гв Ьалкын кен» — «осенний холодный день», «борсоулы, монИоу тен» — «тревожная, унылая ночь», «бе?рэ тал» — «плакучая ива», «енелсэ 1талкын Иауа» — «слегка прохладный воздух», «дэртле кунел» — «удалая душа»,
Каща Ьез, минец Я^гы квндэрем, Матур йэшлегем, На^лы гвлдэрем?!
Где же вы, мои Весенние дни. Красивая молодость, Изнеженные цветы?!
Белмэйем, иларга?! Белмэйем, квлвргэ? Белмэйем, йэшэргэ? Белмэйем, улергэ?.. Бэхетем э^лэп — Каща барайым?
Не знаю, что делать: Плакать или смеяться? Не знаю, что делать: Жить или умереть?.. В поисках счастья — Куда я пойду?
и т.д., умело использует форму строфического кольца, ставшую благодаря творческим исканиям A.C. Пушкина и A.B. Кольцова «классической формой» романсов [II, с. 28].
Стихи, близкие к романсам-элегиям, встречаются и в поэзии Д. Юлтыя («Эцер мэлендэ» — «B сумерках», «Лермонтовтан» — «Из Лермонтова», «Ьагыныу йырзары» — «Песни тоски»), Б. Мирзанова («Ьинец осон» — «Для тебя»), Ш. Бабича («Гол сэскэлэре» — «Цветы», «Сит-лектэге Иандугас янында» — «Около соловья в клетке», «Кщык ботто» — «Пропал интерес»), К. Карипова («Ьагынам» — «Тоскую по тебе», «Ьойэм» — «Люблю», «Ялындыра» — «Заставляет умолять») и др. Это явление объясняется, во-первых, широким проникновением сельского населения, основного «генератора» песенного искусства, в промышленные центры в связи с быстрым ростом капиталистических отношений; во-вторых, стремлением молодежи, в т.ч. молодых поэтов, выходцев в основном из сельской местности, к моде, современной тематике, песням «о себе» и, наконец, небывалым ранее потоком поэтических книжек, популяризовавших песенную поэзию и в городе, и на селе среди различных слоев населения, особенно среди бедноты. Но жанр романса не смог получить столь же широкого распространения в массах, как «башкирская песня», «песнеподобный» жанр баит. Причина этого явления, на наш взгляд, заключается в отсутствии в башкирском обществе в тот период профессиональных артистов-исполнителей и композиторов, а также условий в большинстве башкирских семей для домашнего музицирования.
Однако романс занял определенное место в башкирской музыкально-поэтической культуре в начале XX в., предоставлял поэтам благоприятные возможности для выражения сочувственного отношения к «маленькому» человеку и его драме, вольнолюбивых настроений и чувств угнетенности, одиночества. Элегические раздумья создавали наиболее благоприятные возможности для развития реализма в поэзии. Кроме того, романс в какой-то мере обогатил башкирскую книжную лирику этой поры стремлением к сюжетности, являющейся структурно-композиционной основой таких жанров песенного и «песне-подобного» типов, как песня-баллада и байт.
Следует отметить, что основная часть романсов, созданных в начале XX в., осталась как памятник башкирской культуры. Но романсы-эле-
гии воспринимались в свое время современниками с пониманием и они вполне отвечали эстетическим вкусам определенной части крестьянства и рабочих, городского мещанства и интеллигенции. Обращение к темам частной жизни и гражданским мотивам после многовекового заси-лия исламской идеологии, интерес к внутренней жизни человека, своеобразное утверждение его права на личное счастье, уважительное отношение к женщине, рассуждения о муках и «усладах» любви, о верности и изменах — все это было новым для основной массы читателей, волновало их.
В начале XX в. в башкирской поэзии наблюдались отдельные попытки создать песенные произведения балладного типа. Песня-баллада — это лиро-эпический жанр, излияние души, медитативное начало в ней часто сочетается с пове-ствовательностью. Основное внимание уделяется рассказу о драматическом эпизоде, решающем участь героя. Рассказ может вестись от имени лирического «я» или от автора, а иногда сочетаются обе эти формы. По своим идейно-художественным особенностям этот жанр очень близок к промежуточному жанру баит. Литературная песня-баллада связана также с башкирским народным героическим эпосом и исторической песней о драматической судьбе солдат, людей «вне закона» и женщин в основном тематической преемственностью. В то же время этот жанр отличается от первой отсутствием аллегории, вещих снов и широкого использования символики. Одними из первых образцов песни-баллады в башкирской поэзии являются «Кышкы тендэ» («В зимнюю ночь»), «Ьалсылар» («Плотогоны») С. Ку-даша, «Кан базары» («Кровавый базар») Д. Юл-тыя и «Эсэйем кэбере янында» («У могилы матери») Б. Мирзанова. Впрочем, эти опыты имели и прецедент — например, баллада «Илаган бала» («Плачущий ребенок») М. Уметбаева, написанная им в 1896 году под влиянием известной баллады А.С. Пушкина «Под вечер осенью ненастной...» (сам поэт назвал ее «романсом»).
Песни-баллады начала XX в. также проникнуты элегическими мотивами, настойчиво подчеркивают противоречие между героем (или героями) и обществом. Но в них нет ни мотивов открытого социального протеста, ни критики существующих общественных порядков. Противоречие между личностью и обществом рассматривается в основном в семейно-бытовой плоскости, в чисто морально-этическом плане. Драма-
тизм баллад строится часто на контрасте между красивой природой и мрачными, терзающими душу условиями жизни народа, что само по себе создает атмосферу напряженности в произведениях. Интересны в этом отношении, например, «Ьалсылар» С. Кудаша [9, с. 22]. Баллада написана в стиле протяжных народных песен. Для показа тяжелой жизни плотогонов поэт обращается к песням, созданным в чисто крестьянской среде, и включает в текст своей баллады около десяти фольклорных песен-четверостиший. Эти грустные песни на бытовые темы исполняет один из плотогонов в сопровождении курая. Так в балладе повествовательность сочетается с монологической формой. Для нее характерны напряженность стремительно развивающегося действия, драматизм: герои проявляют волю, удаль и решительность, но, в конце концов, подчиняются стихии бурной реки — бурной жизни; теперь в голове у них только одна мысль: лишь бы беспощадные волны не выбросили их на берег — на край жизни.
Несмотря на художественное совершенство, близость к фольклорным песням, баллады не получили широкого распространения среди населения и не приобрели песенную жизнь, оставаясь в большей мере произведениями для чтения, чем для пения или декламационно-речитативного исполнения. На сегодняшний день мы не знаем ни одной башкирской баллады, ставшей литературной или народной песней. С начала XX в. баллада закрепилась в нашей поэзии не как жанр песенного типа, а как жанр нарративного характера.
Многие произведения книжной лирики начала XX в., не лишенные признаков формальной песенной фольклористики, не стали песнями в точном смысле этого слова. Они остаются лишь простым экспериментом, оказываются гораздо менее популярными, чем те стихи, которым сами поэты не прочили песенного будущего. Например, стихотворения «Ялсы бабай» («Старик-батрак»), «Тэрбиэле бер эсэнец узенец мэктэптэ укып йерей торган кызына нескэ куцеле илэ эйткэн Иуззэре: «Эйзэ, кызым, мэктэпкэ» («Пойдем, дочка, в школу») М. Гафури, написанные соответственно в манере протяжных и коротких народных песен, не вошли прочно в устный репертуар. А вот его произведения «Мехэббэт» («Любовь») и особенно «Агизелдэ» («На Агидели»), созданные на основе более свободной интерпретации народно-поэтических сюжетов и образов, стано-
вились народными песнями, как и стихотворение «Башкортостан» Ш. Бабича.
Одним словом, в 1910-е гг. «башкирские песни», стилизованные под народные лирические и обрядовые песни, под условную народность, уходят с магистрального пути развития поэзии. Попытки Ш. Аминева-Тамьяни, X. Габитова, М. Гафури, Д. Юлтыя, К. Карипова, Г. Исян-бердина и особенно Ф. Туйкина возродить жанр «башкирской песни», иметь дело только с шаблонными для фольклорной песенной поэзии нормами поэтики не всегда приводили к серьезным творческим успехам.
Различные песенные переделки, прямые подражания конкретным образцам народной песенной лирики в начале XX в. постепенно исчерпали свои возможности. Новое время требовало новых жанров песенной лирики (романс-элегия, песня-ода, песня-баллада, песня-рассказ и др.). Бурный рост революционно-демократических идей, национального самосознания башкирского народа обусловили появление «вольной» литературной песни гимнического, маршевого, агитационно-публицистического типов.
ЛИТЕРАТУРА
1. вммэти 3. Башкорт, типтэрлэрнец ж,ыр, бэет-лэре. — Уфа, 1915.
2. Туйкин Ф. Жыгрлар эхэрэсе. — Эфе, 1915.
3. Султанов М. Башкирские и татарские мотивы. — Саратов, 1916. — Вып. 1.
4. Башкорт э?эбиэте. XX быгуат. Беренсе китап. Поэзия. — Эфе, 1983.
5. Аминев-Тамъяни Ш. Китга // Башкорт э?эбиэ-те. XX быуат. Беренсе китап. Поэзия.
6. Лазутин С.Г. Композиция русской народной лирической песни // Русский фольклор. Т. 5. — М.; Л., 1950.
7. Кравцов Н.И. Поэтика русских народных лирических песен. Ч. 1. Композиция. — М., 1974.
8. Галин С.А. Башкорт халкыныщ йыр поэзия-Ьы. — Эфе, 1979.
9. Кудаш С. Ьайланма эдэрзэр. 3 т. 1-се т. — Эфе, 1965.
10. Нефедов Ф.Д. В горах и степях Башкирии // Русская мысль. — 1882. — № 5.
11. Леонов Б.А. Вопросы стиля и жанра в лирике. — М., 1964.
К сведению читателей
Вышла книга:
Суюндуков Я.Т., Янтурин С.И., Сингизова Г.Ш. Накопление и миграция тяжелых металлов в основных компонентах антропогенных экосистем Башкирского Зауралья в зоне влияния объектов горнорудного комплекса. — Уфа: АН РБ, Гилем, 2013. — 156 с.
В работе обобщены результаты исследований по изучению характера загрязнения тяжелыми металлами водных, почвенных и растительных компонентов антропогенных экосистем (на примере садов и огородов гг. Сибай и Баймак) Башкирского Зауралья в зоне влияния объектов горнорудного комплекса.
Предназначена для научных работников, специалистов и студентов биологического, экологического и сельскохозяйственного профиля.
