CC BY
287
Вестник ДВО РАН. 2007. № 5
И.А.ТОЛСГОКУЛАКОВ
Эволюция законодательства Республики Корея в сфере национальной безопасности
Анализируются законодательные акты Республики Корея в сфере национальной безопасности, их эволюция при переходе от авторитаризма к демократии. Дана оценка роли антикоммунистического законодательства и Закона о национальной безопасности в современной политической системе страны, определяются перспективы их дальнейшей демократизации.
Evolution and modern contents of the national security law in the South Korea. I.A.TOLSTOKULAKOV (Higher College for Korean Studies, Far Eastern National University, Vladivostok).
Special interest of the Russian researchers to the democratic transit in the South Korea is mainly determined by the specific trend to the «strong» national state, retained in the traditional political culture of the both countries. It has a highly considerable influence upon current internal political processes and reproduces some characters typical for previous authoritarian stage ofpolitical development. The paper is devoted to the analysis of special juridical acts of the Republic of Korea in the national security sphere, which can be evaluated as the basis for the South Korean political system. The author retraces evolution of the National Security Law in the Republic of Korea under the conditions of the national democratic transit. The investigation is aimed at evaluation of the role of the National Security Law and Anticommunist Law in the current political system of the Republic of Korea and perspectives for the further democratization of the laws.
Одним из явно выраженных наследий авторитарной эпохи в современной политической системе Республики Корея (далее РК) является специфическое законодательство в сфере национальной безопасности. Оно включает несколько законов, прежде всего Закон о национальной безопасности1, а также «специальные уголовные законы»: Закон о надзоре в сфере безопасности2 и Закон о поддержании общественного порядка3.
Подъем общенационального демократического движения в июне 1987 г. обернулся крушением авторитарного режима III—V Республик4 и открыл южнокорейскому государству путь к значительным политическим преобразованиям. В условиях предшествовавшей авторитарной системы конституционный акт о гражданских правах был просто формальностью, а уголовное и уголовно-процессуальное законодательство являлось инструментом для поддержания диктатуры и подавления диссидентов.
Демократизация обернулась существенным изменением уголовного и уголовно-процессуального законодательства РК, напрямую связанного с вопросами национальной
ТОЛСТОКУЛАКОВ Игорь Анатольевич - кандидат исторических наук (Высший колледж корееведения Дальневосточного государственного университета, Владивосток).
1 Принят 19 января 1949 г., в 1980 г. введена в действие новая редакция закона (Закон № 3318), последние изменения внесены в 1994 г. (Закон № 4704).
2 Принят 16 июня 1989 г. (Закон № 4132), последние изменения внесены 22 ноября 1991 г. (Закон № 4396).
3 Принят 18 декабря 1980 г. (Закон № 3286), последние изменения внесены 12 декабря 1996 г. (Закон № 5179).
4 В отечественной историографии политическая история РК подразделяется на этапы, связанные с развитием ее политической системы: I Республика (1948-1960 гг.), II Республика (1960-1961 гг.), III Республика (1963-1972 гг.), IV Республика, или режим Юсин (1972-1979 гг.), V Республика (1980-1987 гг.) и VI Республ ика (с 1988 г.).
безопасности5. Составным элементом Уголовного законодательства РК был Закон о национальной безопасности - один из символов авторитаризма. Власти успешно использовали его для поддержания контроля над народом и подавления оппозиционных настроений. С этой целью применялась практика так называемых специальных уголовных законов. Именно так классифицируются многие законодательные акты, дополняющие действующий Уголовный кодекс (далее УК)6 РК, в отличие от «специальных уголовных законов» УК, в южнокорейской юридической практике именуется «общим уголовным законом».
Одним из важных направлений деятельности Национального собрания РК в условиях развивающегося демократического процесса стала ревизия законодательной базы страны, в том числе уголовных законов. С этой целью в 1988 г. была создана специальная парламентская комиссия по пересмотру и отмене законов, препятствующих продвижению демократии. Главная задача вновь сформированной структуры заключалась в пересмотре и отмене тех законов, которые посягали на фундаментальные гражданские права и противоречили новой редакции конституции, принятой в 1987 г. В результате некоторые «специальные уголовные законы» действительно были отменены или существенно исправлены.
Для понимания специфики современного законодательства в сфере национальной безопасности необходимо уяснить, что удалось изменить в уголовных законах РК в ходе демократических преобразований 1987-2000-х гг. и что сохранилось со времен авторитаризма до наших дней. Особого внимания заслуживают главные «специальные уголовные законы», вызвавшие большой общественный резонанс: Закон о национальной безопасности, Закон о надзоре в сфере безопасности и Закон о поддержании общественного порядка.
Частичная ревизия Закона о национальной безопасности (далее ЗНБ). Его пересмотр можно оценивать как важное достижение в области демократизации юридической сферы южнокорейского государства. На протяжении почти полувека он являлся легальным инструментом поддержания авторитарных порядков на юге Корейского полуострова, причем его «внутреннее» предназначение проявлялось в гораздо большей степени, чем «внешнее» - обеспечение национальной безопасности от угрозы с Севера. Некоторые южнокорейские и западные исследователи видят в «ограниченном изменении» ЗНБ свидетельство «незавершенности демократического процесса в Южной Корее» [13, р. 52], однако, вынося столь суровую оценку, следует учитывать специфику современных межкорейских отношений. На наш взгляд, сегодня ЗНБ имеет более важное значение относительно этого специфического аспекта, а не как средство подавления внутренней оппозиции.
В условиях авторитарного режима любые высказывания, связанные с критикой официального антикоммунистического курса властей, или позитивная оценка в адрес КНДР объявлялись левацкими и «просеверными» деяниями и попадали под прямое действие ЗНБ. Таким образом, объектом применения ЗНБ становились практически все оппозиционные общественно-политические силы: от независимых левых группировок и дис-сидентов-одиночек, стремящихся к скорейшему воссоединению с КНДР, до либеральных демократов, резко осуждавших северокорейскую действительность и не ставивших под сомнение идею южнокорейской государственности. Разумеется, от правоприменительной практики на основе ЗНБ наиболее страдали леворадикальные оппозиционные организации, ориентированные на антиамериканские установки, борьбу с буржуазным строем, сотрудничество и скорейшее объединение страны на условиях КНДР. Однако при желании властей жертвой Закона могли стать и представители более умеренных политических кругов: активисты движения за гражданские свободы и права человека, представители либеральных оппозиционных партий и многие другие критики режима, которых ЗНБ признавал «исполнителями и сочувствующими». Не удивительно, что среди лиц, осужденных на его основании, были даже такие выдающиеся общественно-политические деятели
5 Подробнее см. [14].
6 Уголовный кодекс РК (Тэханмингук Хёнъпопчон) принят 18 сентября 1953 г. (Закон № 293), последние изменения внесены 13 декабря 1997 г. (Закон № 5454).
и патриоты, как бывший президент Ким Тэджун, в 1980 г. приговоренный военным трибуналом к смертной казни за нарушение ЗНБ и Антикоммунистического закона7.
В этом отношении весьма показателен термин «макколли8 саккон» («пьяные процессы»), вошедший в обиход в Южной Корее с начала 1960-х годов и означавший привлечение к уголовной ответственности по ЗНБ и Антикоммунистическому закону рядовых граждан, никак не связанных с деятельностью антиправительственных или прокоммунистических организаций, но допустивших неосторожные высказывания в адрес властей, будучи в подпитии [3]. Судьба многих жителей страны оказалась в прямой зависимости от тривиального бытового эпизода, которому силовые структуры придали особое идеологическое звучание в контексте двух «специальных уголовных законов». Одним словом, в авторитарной политической системе ЗНБ нес высокую юридическую и идейную нагрузку, подавляя общедемократические и даже базовые конституционные принципы и играя де-факто надконституционную роль.
Конституционность ЗНБ в первый раз официально была поставлена под сомнение в 1990 г., когда на его содержание обратил внимание впервые созданный в РК Конституционный суд. Высшая судебная инстанция определила, что лишь «некоторые элементы Закона о национальной безопасности противоречат Конституции, в то время как сам Закон не может быть признан антиконституционным» (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда РК от 2 апреля 1990. 89 НеопКа. № 113, с. 3). В 1991 г. по инициативе парламентской фракции Либерально-демократической партии (ЛДП, или Минджу чаюданъ) и с согласия администрации президента Ро Дэу Национальное собрание внесло первую поправку в ЗНБ, в соответствии с которой под определенную законом дефиницию «антигосударственная организация» уже не подпадали коммунистические партии в капиталистических странах и социалистические государства наряду с правящими в них коммунистическими партиями. Таким образом, определение «антигосударственная организация» значительно сузилось и теперь включало партийно-государственный режим в КНДР и внутренние коммунистические и антиправительственные группы в самой РК. Кроме того, в 1991 г. была проведена «лингвистическая» корректировка § 1 Ст. 7 ЗНБ, в соответствии с которой теперь «правонарушитель должен осознавать (курсивИ.Т.), что его деяния представляют угрозу существованию или безопасности государства или же подрывают основы свободной демократии»; только в этом случае его действия могут стать объектом применения ЗНБ и признаваться «служащими вражеским или подрывным целям» или же «восхваляющими или побуждающими действовать в интересах КНДР, равно как с ними связанными» [13, р. 52]. После таких изменений правоприменительная практика ЗНБ в духе «макколли саккон» стала невозможной.
Однако изменение ЗНБ в 1991 г. не было серьезным продвижением вперед с точки зрения свободы слова и гарантии неприкосновенности личности в связи с политическими убеждениями. Сохранение юридической дефиниции «служащий вражеским или подрывным целям» по-прежнему позволяет властям и правоохранительным органам достаточно широко трактовать содержание действий отдельных лиц или деятельности конкретной организации с точки зрения возможности применить к ним данный закон. ЗНБ сохраняет действие в отношении физических и юридических лиц, связанных с антиправительственными настроениями, даже в том случае, когда нет очевидной и достаточной угрозы государству, поскольку определение «достаточности и очевидности» такой угрозы в законе отсутствует. Сегодня корейским юристам рекомендовано определять действия, «служащие вражеским или подрывным целям», просто «на основе формулировок § 1 Ст. 7 ЗНБ исходя
7 Антикоммунистический закон принят 3 июля 1961 г. (Закон № 643), до 1961 г. предусмотренные им преступные деяния попадали под действие ЗНБ. В период 1961-1980 гг. в стране действовал специальный Антикоммунистический закон. В 1980 г. он вновь был интегрирован в содержание ЗНБ. Действующая в настоящее время редакция ЗНБ (Закон № 4704) является обобщенной модификацией «специальных уголовных законов», принятых авторитарными властями 1-У Республик.
8 Макколли - популярный в Корее слабоалкогольный напиток, аналог русской браги.
из реальной угрозы и особой тяжести деяния» (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда РК от 2 апреля 1990. 89 НеопКа. № 113, 3-Ка, с. 8). В результате левые и либеральные круги Южной Кореи нередко признаются «просеверокорейскими радикалами» и привлекаются к ответственности за нарушение ЗНБ. Вопрос о свободе политических убеждений и праве на их высказывание в РК по-прежнему остается открытым.
Сохранение ЗНБ в рамках политической системы VI Республики свидетельствует о том, что демократии на юге Корейского полуострова еще предстоит пройти долгий путь и что южнокорейское общество еще полностью не освободилось ни от идеологических рудиментов «холодной войны», ни от наследия авторитарного прошлого. Это неоднократно подчеркивалось международными правозащитными организациями, в частности в докладах Комитета по правам человека ООН, где отмечалось: «Серьезную озабоченность Комитета вызывает сохранение действия Закона о национальной безопасности. Несмотря на значительное продвижение РК в направлении демократии, не следует переоценивать сложившуюся здесь реальную ситуацию с гражданскими правами. Комитет полагает, что применение данного закона не связано с обычной юридической практикой в РК и направлено на исключительные случаи, действительно подрывающие национальную безопасность. Однако ряд положений ЗНБ настолько не конкретизирован, что допускает его широкую трактовку, часто не связанную с обеспечением государственной безопасности напрямую, но позволяющую при необходимости поражать отдельных лиц в гражданских правах» [16, р. 123].
От Закона об общественной безопасности к Закону о надзоре в сфере безопасности (1988 г.). На волне демократических преобразований был отменен Закон об общественной безопасности (далее ЗОБ)9, в соответствии с которым под предлогом «обеспечения общественной безопасности» можно было удерживать левых радикалов и диссидентов в тюрьме даже после отбытия ими всего срока заключения по приговору суда. Однако на смену ему в 1989 г. пришел новый ограничительный акт - Закон о надзоре в сфере безопасности (далее ЗНСБ).
С введением в действие ЗОБ в 1975 г. сотни осужденных диссидентов по истечении назначенного судом срока оставались в заключении; вне зависимости от обстоятельств осуждения таких людей следует признать политическими узниками, поскольку ограничение свободы в данном случае основывалось исключительно на их политических убеждениях. Власти получили возможность бесконечно продлевать арест данных лиц на основании § 1 Ст. 6 ЗОБ, формулирующую такое достаточно далекое от юриспруденции понятие, как «угроза повторного совершения преступления». Как было установлено в § 4 ст. 7 ЗОБ, «охрана безопасности является прерогативой министерства юстиции», что означало внесудебную процедуру принятия решения о продлении содержания осужденного в тюрьме по окончании назначенного судом срока. Более того, данная мера могла «автоматически продлеваться до тех пор, пока указанное лицо окончательно не проявит искренних антикоммунистических убеждений» [13, р. 53], что определялось § 1 ст. 7 ЗОБ; заключенный оставался в тюрьме вплоть до того момента, пока Министерство юстиции не признавало его безопасным для государства и общества10.
ЗОБ и разветвленная тюремная система стали объектом острой критики со стороны многих общественно-политических сил РК, подчеркивавших противоречие закона основным
9 Закон об общественной безопасности введен в действие 16 июля 1975 г. (Закон № 2769), последние изменения внесены 4 декабря 1987 г. (Закон № 3993). Отменен в октябре 1988 г.
10 Типичным примером использования закона в отношении гражданских активистов может служить дело Со Джонсика, студента юридического факультета Сеульского национального университета и одного из лидеров правозащитного движения Южной Кореи второй половины 1960-х годов. В 1971 г. он был арестован после поездки в КНДР и обвинен в шпионаже в пользу Северной Кореи; суд приговорил его к семи годам тюремного заключения на основании ЗНБ. После отбытия срока, 27 мая 1978 г., содержание Со Джонсика в тюрьме было продлено, поскольку его признали опасным элементом, подпадающим под действие ЗОБ. На свободу он вышел только 25 мая 1988 г. - после 17 лет заключения вместо назначенных семи, и для этого понадобилось активное вмешательство общественности [8].
гражданским правам - на свободу политических убеждений, гласное судебное разбирательство и применение наказания только по решению суда. Граждане вынуждены были контролировать свои высказывания и скрывать политические убеждения, чтобы не стать объектом правоприменения ЗОБ. Несмотря на использование системы «обеспечения безопасности» де-факто как наказания, она не рассматривалась таковым с точки зрения действовавшего законодательства. ЗОБ объявлял все действия в отношении «неблагонадежных элементов», в том числе тюремное заключение, не уголовным наказанием, а «профилактическими мерами».
Тем не менее судебная система РК никогда, даже после его отмены, не рассматривала ЗОБ как антиконституционный. В последний раз это было подчеркнуто в 1997 г. на слушаниях по одному из гражданских исков в Верховном суде, когда была повторена привычная формулировка о том, что данный закон «не являлся антиконституционным» (Архив Верховного суда РК. Решение Верховного суда РК от 13 июня 1997. 96 Ба. № 56115, с. 7). Для такой оценки закона имеются следующие юридические основания: «1) обеспечение безопасности является не уголовным наказанием, а профилактической мерой, применяемой в отношении уголовных преступников, находящихся на стадии реабилитации с тем, чтобы защитить общество от возможных рецидивных преступлений со стороны тех уголовных элементов, которые не прошли полную реабилитацию и по-прежнему склонны к преступленным деяниям; 2) условием освобождения преступных элементов от действия системы обеспечения безопасности является гарантия отсутствия возможности повторных преступных деяний» (Архив Верховного суда РК. Решение Верховного суда РК от 13 июня 1997. 96 Ба. № 56115, с. 8).
Пришедший на смену ЗОБ Закон о надзоре в сфере безопасности упразднил профилактическую систему «обеспечения безопасности» в ее крайних вариантах, связанных с бесконечным внесудебным заключением граждан в тюрьму, однако в соответствии с новым ЗНСБ нарушители Закона о национальной безопасности попадают под понятие «надзор в сфере безопасности». Основной целью ЗНСБ провозглашается «предотвращение опасности повторных преступлений со стороны уголовных элементов и обеспечение их социальной реабилитации, в том числе возвращения к нормальной общественной жизни, и в силу этой причины - обеспечение национальной безопасности и общественного спокойствия» [5, ст. 1]. Сроки надзора в сфере безопасности определяются двумя годами [5, ст. 5, § 1]. Министр юстиции по представлению прокуратуры может неоднократно продлевать данный период на основе решения специальной Комиссии по надзору в сфере безопасности [5, ст. 5, § 2]. Кроме того, ст. 2 ЗНСБ получила развитие в Уголовном кодексе РК и Законе об уголовных преступлениях в военной сфере11, предусматривающих особые надзорные меры в отношении тех лиц, которые совершили преступные деяния, связанные с мятежом [9, ст. 88-90] или восстанием [2, ст. 5-8, 9 (§ 2), 12-17].
Лица, подлежащие надзору по ЗНСБ, обязаны встать на учет в полицейском участке по месту постоянного пребывания в течение семи дней после освобождения из-под ареста и незамедлительно сообщать о каждом своем передвижении по стране [5, ст. 6]. Кроме того, при регистрации они должны сообщить такие сведения частного характера, как свое имя, дата рождения, имена всех членов семьи и близких друзей, размер и источники ежемесячного дохода, общее имущественное положение, образование, профессия, религиозная принадлежность, участие в общественных и политических организациях, точное место проживания и работы. Каждые три месяца с момента установления надзора они должны подавать подробный отчет об основных событиях личной жизни, всех своих передвижениях за пределы полицейского округа, в котором состоят на учете, общественно-политической деятельности, а также частную информацию о гражданах, с которыми вступали в контакты, в том случае, если они также находятся под надзором [5, ст. 18].
Судебная система РК рассматривает надзор в качестве «профилактической меры», так же как это было в случае с «обеспечением безопасности» по Закону об общественной
11 Принят 30 декабря 1983 г. (Закон № 3680), последние изменения вносились 8 октября 1996 г. (Закон № 5153).
безопасности, поэтому его никак не связывают с уголовным наказанием или преследованием (Архив Верховного суда РК. Решение Верховного суда РК от 27 ноября 1997. 92 Неоп Ва. № 28, с. 11). Тем не менее по вполне понятным причинам гражданам трудно объяснить, что ограничение их личных свобод не связано с наказанием, а является лишь «профилактической мерой».
В условиях, когда применялся ЗОБ, враги режима оставались в тюремном заключении до тех пор, пока не продемонстрировали властям искреннего раскаяния и исправления. Более того, существовавшая до осени 1988 г. профилактическая система «общественной безопасности» на самом деле обеспечивала преступнику более суровое наказание, чем собственно приговор суда, связанный с нарушением Закона о национальной безопасности. В нынешних обстоятельствах, когда действует ЗНСБ, диссиденты после отбытия установленного судом срока выходят на свободу, но фактически остаются «в тюрьме без решеток и стен» [11, с. 12], поскольку оказываются существенно пораженными в гражданских свободах. В такой ситуации ссылки на конституционную обоснованность подобных «профилактических мер» выглядят неубедительными, тем более что они носят характер явно выраженного наказания.
В 1998 г. печально известная профилактическая система была окончательно отменена администрацией Ким Тэджуна. Тогдашний министр юстиции Пак Сангчхун признал, что она «связана с нарушением свободы политических убеждений и подрывает престиж южнокорейского государства с точки зрения уважения основных прав человека» [4]. Однако на смену ей пришла процедура «клятвы о соблюдении закона», которая позволяет избавить нарушителя ЗНБ от надзора и даже допускает практику условно-досрочного освобождения подобных лиц, но только в том случае, когда они в особом порядке приносят и подписывают клятву впредь не нарушать законов страны, заранее соглашаясь с суровым наказанием в случае ее неисполнения.
Новая система по большому счету не принуждает правонарушителя менять или отказываться от своих политических убеждений, но возлагает на него особые обязанности «соблюдать закон в целом». 25 апреля 2003 г. Конституционный суд признал ее соответствующей Основному закону страны, поскольку данная клятва «требует от граждан всего лишь соблюдения общих норм, предусмотренных законодательством, и ни коим образом не связана с ограничением свободы политических убеждений» (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда РК от 25 апреля 2002 г. 98 НеопМа. № 425, с. 98). Однако большинство нарушителей Закона о национальной безопасности принуждают принести клятву (поскольку она нацелена на соблюдение закона), даже в том случае, когда поклявшееся лицо считает его неконституционным и нарушающим его гражданские права. Кстати, судьи Конституционного суда Ким Хеджон и Чу Сынхве настояли на включение в документ (решение РК от 25 апреля 2002 г.) особого мнения, в соответствии с которым они оценивают процедуру клятвы о соблюдении закона в качестве «временной (курсив И.Т.) меры по смягчению прежней профилактической системы, нацеленной на предотвращение антиобщественного поведения правонарушителей» (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда РК от 25 апреля 2002 г. 99 НеопМа № 425 № 170, с. 4). Комитет по правам человека ООН на протяжении нескольких лет требует от южнокорейских властей отменить новую систему воздействия на нарушителей Закона о национальной безопасности [15, р. 263]. В августе 2003 г. было обещано сделать это в период полномочий президента Но Мухена - свидетельство того, что нынешнее руководство РК все же признало в процедуре принесения клятвы некоторое ограничение гражданской свободы на политические убеждения.
Частичная ревизия Закона о поддержании общественного порядка. Закон о поддержании общественного порядка (далее ЗПОП) введен в действие военными властями во главе с Чон Духваном в 1980 г. Он был необходим для придания обратной силы Распоряжению о режиме военного положения № 13, в соответствии с которым уголовные рецидивисты
и лица без определенного места жительства заключались в специальные концентрационные лагеря; тогда это именовалось «очищением общества от нежелательных элементов». Многие заключенные спецлагерей не были ни бродягами, ни настоящими уголовниками, но попадали туда в силу своей политической «неблагонадежности». Чтобы оправдать существование подобных пенитенциарных учреждений, власти V Республики объявили о так называемой образовательной кампании самчонъ кёюк (воспитание трех чувств), нацеленной на реабилитацию преступных элементов. На самом деле это была программа жесткого идеологического воздействия на заключенных с целью подавить их диссидентские настроения и обработать в духе покорности военному режиму. Состоявшееся в 1988 г. парламентское расследование деятельности Министерства обороны выявило, что в 1980 г. как минимум 54 чел. погибли, проходя данную «образовательную программу», а в 2002 г. Президентская комиссия по расследованию насильственных смертей добавила к трагическому списку еще одно имя [1].
В конце 1980 г. стало ясно, что дальнейшее широкое использование самчонъ кёюк для подавления инакомыслия и диссидентского движения в силу многих внутренних и внешних причин оказалось невозможным. Власти приняли ЗПОП и на его основании ввели в стране новую меру воздействия на политических противников - «профилактическое заключение под стражу», или «арест в целях профилактики правонарушений», действовавшую в отношении преступников-рецидивистов в том случае, когда признавалась «угроза повторных правонарушений»: «Профилактическое заключение под стражу» осуществлялось в следующих случаях: «(§ 1) если гражданин ранее не менее двух раз привлекался к ответственности за одинаковые или близкие с точки зрения закона преступления и приговаривался к тюремному заключению на совокупный срок не менее трех лет, но при этом не был на каторге, после отбытия полного, частичного или последнего срока заключения вновь признается виновным в совершении подобного или схожего преступного деяния; (§ 2) если признано, что преступления вошли в привычку или стали образом жизни данного гражданина; (§ 3) если лицо, осужденное на основании системы обеспечения безопасности, вновь совершает подобное или схожее преступное деяние» [7, ст. 5]. Иными словами, «профилактическое заключение под стражу» применяется к рецидивистам, несущим потенциальную угрозу внутриполитической стабильности.
Все три разновидности ограничения гражданских прав, будь это система «обеспечения безопасности», надзор в сфере безопасности или «профилактическое заключение под стражу», формально не считались уголовным наказанием и причислялись к мерам профилактического воздействия. Принятие ЗПОП сделало систему «обеспечения безопасности» практически ненужной, Закон об общественной безопасности формально сохранялся, но уже не играл особой роли, поскольку все противники режима подпадали под меру «профилактического ареста» и содержались в специальном центре Чонсон, ставшем, по сути, местом заключения политических узников режима Чон Духвана. Можно отметить некое послабление по отношению к политическим свободам в 1980-1988 гг., поскольку ранее «профилактические меры» воздействия на инакомыслящих не имели ограничения по срокам или числу повторного применения в отношении одного лица, а ЗПОП вводил для «ареста в целях профилактики правонарушения» максимальный (семилетний) срок [7, ст. 7, § 3], совпавший с конституционным сроком президентских полномочий Чон Духвана.
Внутренние диссиденты и многие международные организации остро критиковали правоприменительную практику ЗПОП; это сказалось на ряде его изменений, первое из которых пришлось на 1989 г., когда отменили обязательный характер заключения под стражу граждан, подпадавших под действие закона. В 1989 г. обязательный характер «профилактического ареста» был признан неконституционным, но в то же время Конституционный суд продолжал настаивать на том, что «профилактические меры в целом не противоречат Основному закону» (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда
РК от 14 июля 1989. 89 HeonKa. № 44, с. 12). Позиция суда осталась неизменной и в ходе следующей ревизии ЗПОП в 1996 г. (Архив Конституционного суда РК. Решение Конституционного суда РК от 28 ноября 1996 г. 93 НеопВа. № 20, с. 9).
Какой закон и какую меру в конкретном случае следует применять - надзор по Закону о надзоре в сфере безопасности или прочие профилактические меры в соответствии с Законом о поддержании общественного порядка - в настоящее время определяет суд. Иные меры профилактического воздействия могут быть применены к рецидивистам исключительно по усмотрению судебных органов [7, ст. 20]. Полномочия по обеспечению контроля в области профилактических мер, равно как и право обратиться к суду с предложением применить их в отношении конкретного лица, возложены на специальный административный орган Министерства юстиции - Комиссию по поддержанию общественного правопорядка. Она состоит не более чем из семи человек, имеющих достаточную судебную, прокурорскую или адвокатскую квалификацию, и не менее двух специалистов в области медицины. Возглавляет комиссию заместитель министра юстиции [7, ст. 32, § 1-2].
Позиция Конституционного суда однозначно признает законным применение данных мер в отношении правонарушителей-рецидивистов: принципиально отказываясь усматривать в мерах «профилактического воздействия» элемент уголовного наказания, на первое место суд ставит интересы «защиты общества» и необходимость реабилитации преступников в выгодном для южнокорейского государства направлении. На наш взгляд, это всего лишь риторика, за которой скрывается реальное повторное наказание. Система «профилактических воздействий» имеет явно выраженную карательную природу, поскольку она так или иначе согласуется с Законом о тюремном заключении. Более того, юридическое положение лиц, в отношении которых применяются меры профилактического характера, связанные с тюремным заключением, регулируется исключительно этим законом, как только они попадают за решетку. Как же в таком случае можно говорить об «отсутствии наказания»? Действующая в настоящее время система «профилактики правонарушений» на самом деле не обеспечена необходимыми для этого программными разработками или оборудованием, нацеленными на «специальную переподготовку, обучение, реабилитацию и лечение преступников» [7, ст. 1]. Это дает нам основание прийти к выводу, что ее единственная цель заключается в долгосрочном содержании правонарушителей-рецидивистов в специальных центрах.
Антисоциальные проявления приписываются более 70% таких заключенных, чьи деяния не связаны с убийствами или иным насилием [6, с. 125]. На наш взгляд, эта цифра весьма преувеличена, и включение в систему «профилактики и обеспечения безопасности» большого числа граждан, имеющих неугодные властям политические убеждения, неоправданно.
Существует довольно много свидетельств о нарушении прав человека в центре Чонсон для профилактического содержания под стражей подобных преступников. Одним из последних стал доклад Президентской комиссии по расследованию насильственных смертей относительно гибели заключенного Пак Ёнгду, отказавшегося признать законность своего «профилактического ареста» и протестовавшего против грубого обращения персонала с арестантами. В 2003 г. несколько сотен заключенных центра объявили голодовку: требуя отмены системы «профилактических мер», они направили петицию в адрес Национальной комиссии по правам человека РК. В конечном итоге комиссия обратилась к президенту Но Мухену с предложением «исправить ряд норм, действующих в системе профилактики, с тем, чтобы привести их в соответствие с международными стандартами в сфере обеспечения гражданских прав» [10].
Однако, исходя из оценок Конституционного суда, ожидать принципиальных решений южнокорейских властей в сфере «профилактики правонарушений» в ближайшее время не приходится. Тем не менее требование пересмотреть наиболее одиозные положения
«специальных уголовных законов» власти уже не смогут игнорировать бесконечно долго, как это было в 1989-2006 гг.
Действующие в настоящее время «специальные уголовные законы» (Закон о национальной безопасности, Закон о надзоре в сфере безопасности и Закон о поддержании общественного порядка) логически взаимосвязаны. ЗНСБ и ЗПОП являются производными Закона о национальной безопасности, поскольку определяют конкретные меры воздействия на его нарушителей, а также обеспечивают определенную систему профилактики. Иначе говоря, правоприменительная практика ЗНСБ и ЗПОП основана на положениях ЗНБ. Исходя из этого основное внимание демократической общественности РК привлечено к сохранению последнего - не просто как одного из многих юридических актов страны, но как принципиальной основы политической системы VI Республики, определяющей особенности ее внутриполитического режима, в том числе связанные с поражением в гражданских правах определенного сегмента общественно-политических сил.
С осени 2004 г. усилия демократической общественности и ведущих политических сил сосредоточены на проблеме ЗНБ, поскольку закон остается одним из базовых в РК и часто применяется властями для подавления критики современной политической системы страны. В современных условиях его принципиальные положения выглядят явным наследием авторитарной системы, на что не устают указывать критики закона, к числу которых принадлежат и левые силы, и либеральные политики, и даже сторонники консервативного курса.
Под влиянием демократического процесса некоторые элементы пенитенциарной системы РК и жестокая практика исполнения наказаний, которые ранее воспринимались как норма, сегодня считаются явным анахронизмом; их пытаются модифицировать применительно к новым условиям, однако такая либерализация касается исключительно условий содержания арестантов, но не отношения к «враждебным элементам». Правозащитники и многие юристы настаивают на кардинальном пересмотре ряда законов, но власти предпочитают не слушать их мнения и больше не прибегают к ревизии законодательства, на которую они вынуждены были согласиться в конце 1980-х и 1996-1997 гг.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ёнхап синмун. 2002. 16 сент. Кор. яз.
2. Кун хёнъпоп = Закон об уголовных преступлениях в военной сфере // Тэханмингук кибон юкпоп = Собрание основных законов Республики Корея. Сеул: Помнюльса, 1996. С. 73-75. Кор. яз.
3. Пак В. Кукка поанпоп ёнгу = Исследование Закона о национальной безопасности // Ёкса пипхенъса = Критицизм в исторической науке. 1992. № 2. С. 100-117. Кор. яз.
4. Пак С. Сиджонъ чедэ хэджэ = К отмене исправительной системы // Тонъа Ильбо. 1998. 30 июля. Кор. яз.
5. Поан кванчхальпоп = Закон о надзоре в сфере безопасности) // Тэханмингук кибон юкпоп = Собрание основных законов Республики Корея. Сеул: Помнюльса, 1996. С. 79-83. Кор. яз.
6. Помджо пэксо = Белая книга уголовной статистики. Сеул: Помнюльса, 2002. 394 с. Кор. яз.
7. Сахве похопоп = Закон о поддержании общественного порядка // Тэханмингук кибон юкпоп = Собрание основных законов Республики Корея. Сеул: Помнюльса, 1996. С. 112-118. Кор. яз.
8. Со Д. Ханъминджуджуи сахве анджонджэ пхильсу пхагвенагаджа = Антидемократическая система «обеспечения безопасности» должна быть уничтожена! // Ури маль. 1987. 20 мая. Кор. яз.
9. Тэханмингук хёнъпопчон = Уголовный кодекс Республики Корея. Сеул: Помнюльса, 2001. 412 с. Кор. яз.
10. Чунъанъ Ильбо. 2003. 15 сент. Кор. яз.
11. Чха Пёнъджик. Ттарын пульконъджонъхан камок = Новое несправедливое заключение // Хангёрэ. 1998. № 218. С. 11-16. Кор. яз.
12. Эрме Г. Введение: эпоха демократии? // Международ. журн. социальных наук. 1991. № 1. С. 10-25.
13. Cho K. Korean Criminal Law under Controversy after Democratization // The Rev. of Korean Studies. Dec. 2003. Vol. 6, N 2. P. 49-65.
14. Cho K. Unfinished «Criminal Procedure revolution» of Post-Democratization South Korea // Denver J. of International Law and Policy. 2002. Vol. 30, N 3. P. 27-38.
15. Republic of Korea // Concluding Observations of the U.N. Human Rights Committee. Nov. 1, 1999. U.N. Doc. CCPR/C/79/Add.114 (1999). N.Y.: UNO, 2000. 560 p.
16. U.N. Human Rights Committee. Report to 47th Session of U.N. GA // U.N. GAOR. 47th Session. Supplement № 40. U.N. Doc. A/47/40 (1994). N.Y.: UNO, 1994. 216 p.
