CC BY
549
жданства иностранными подданными и апатридами - лицами без гражданства. Так, в течение июля-сентября 1924 года в Енисейской губернии было принято в гражданство СССР бывших подданных или граждан Эстонии 50 чел., Польши - 87, Латвии - 64. В это же время получили заграничные паспорта для выезда из страны и получения гражданства Китая 90 чел., Латвии - 18, Польши - 2, Чехословакии - 4, Австрии - 1, США - 1, Германии - 1 чел. [5, с. 79-80].
При приёме в советское гражданство преимущество получали крестьяне-бедняки и рабочие. Зажиточным гражданам, лицам, подозревавшимся в сотрудничестве с белогвардейцами, как правило, отказывали в получении гражданства СССР [5, с. 139-142].
В 1925 году продолжались регистрация оставшегося контингента беженцев Латвии, Литвы, Польши, групповая отправка бывших австро-венгерских и германских военнопленных. Эвако-транспортный подотдел Енисейского губернского управления по эвакуации населения зарегистрировал для отправки 4 538 латышей, 5 587 литовцев, 254 эстонцев, 1 344 австро-германцев, а отправил их соответственно 3 913, 5 089, 104 и 104 чел. Первоочередной задачей являлась эвакуация 9 688 поляков, а также остатков латвийских и литовских беженцев, венгерских офицеров и граждан Чехословацкой республики, которая зависела от своевременного получения эшелонов от Сибвака и нужной документации [5, с. 117-118]. По своему существу это был период завершения эвакуационных процессов беженцев и военнопленных.
Таким образом, численность и состав населения Енисейской губернии в 1917-1925 гг. в значительной степени определялись миграционными потоками, связанными с последствиями Первой мировой войны и революционных потрясений. Они носили разнонаправленный характер, обусловливая трансформацию этнической, социально-профессиональной, половозрастной структуры населения края.
Библиографический список
1. Красноярское государственное казённое учреждение «Государственный архив Красноярского края» (ГАКК). Ф. 31. Оп. 1. Д. 290.
2. Волков, Е. З. Динамика народонаселения СССР за восемьдесят лет / Е. З. Волков; предисл. С. Г. Струмилина. - М.; Л., 1930. - 265 с.
3. Вдовин, А. С. Иностранные военнопленные Первой мировой войны на территории Енисейской губернии (к постановке проблемы) /
A. С. Вдовин // Немцы в Сибири: история, язык, культура: тезисы Межд. науч. конф. Красноярск. 13-16 окт. 2004 г. / отв. ред.
B. А. Дятлова. - Красноярск: РИО ГОУ ВПО КГПУ им. В. П. Астафьева, 2004. - С. 14-17.
4. Нам, И. В. Культурно-национальная автономия в истории России. Документальная антология. В 2-х т. Т. I. Сибирь. 1917-1920 / И. В. Нам; под ред. Э. И. Черняка. - Томск: Изд. ТГУ, 1998. - 308 с.
5. Межэтнические связи Приенисейского региона 1917-1992 гг.: сб. док. В 2-х ч. Ч. 2. / гл. ред. Р. Г. Рафиков. - Красноярск: ААККК, 2007. - 383 с.
6. Федеральное казённое учреждение «Российский государственный архив социально-политической истории» (РГАСПИ). Ф. 549. Оп. 6. Д. 56.
7. РГАСПИ. Ф. 549. Оп. 2. Д. 111.
8. ГАКК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 98.
9. Дацышен, В. Г. Проблемы китайской миграции в Приенисейском крае в ХХ веке / В. Г. Дацышен // Сохранение и взаимопроникновение национальных культур как фактор устойчивого развития Приенисейского края. - Красноярск: Изд-во «Кларетианум», 2004. -
C. 94-102.
10. Гергилёва, А. И. Военнопленные Первой мировой войны на территории Сибири: автореф. дис. ... канд. ист. наук. / А. И. Гергилёва. -Красноярск, 2006. - 21 с.
11. Муниципальное казённое учреждение города Минусинска «Архив города Минусинска». Ф. 25. Оп. 1. Д. 801.
12. ГАКК. Ф. П-49. Оп. 2 с. Д. 118.
13. ГАКК. Ф. П-49. Оп. 3 с. Д. 73.
14. ГАКК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 590.
© Баранцева Н. А., 2017
УДК 323(47+57)
ЭВОЛЮЦИЯ СИСТЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ В СССР
В. Я. Беккер
Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова
Представленная публикация посвящена проблемам эволюции системы политической власти в СССР. Сделана попытка проследить особенности становления советской политической системы в период от революции 1917 года вплоть до распада страны. Рассматривается специфика механизма власти и его трансформация в разные периоды истории Советского государства.
Ключевые слова: Ленин, Сталин, Хрущёв, советская политическая система, политическая власть, Политбюро, ЦК КПСС, перестройка, тоталитаризм.
В 2017 году исполняется 100-летие Великой российской революции 1917 года, которая, несомненно, явилась важнейшим историческим событием XX века и предопределила дальнейший ход мировой истории. Она была вызвана рядом объективных и субъективных факторов и обстоятельств международного и внутреннего масштаба, обозначив особенности политического развития страны на более чем семьдесят лет.
Февральская революция, как её начальный этап, свергнув самодержавие, дала стране определённые альтернативы развития. Конкретно-исторические условия переходного периода привели к Октябрьской социалистической революции под руководством большевиков. Не вдаваясь в дискуссию о её природе, приведём мнение А. Н. Яковлева, который считает: «Октябрьский переворот есть контрреволюция, положившая начало созданию тоталитарного государства, державшегося не только на идеологии, но и на массовом терроре». Февраль, по
мнению этого же автора, открыл путь к демократии, а Октябрь и установившаяся диктатура большевизма устранили данный возможный вариант развития страны [1, с. 5-7]. Поэтому политический режим, сложившийся в СССР, можно характеризовать как совокупность характерных для страны политических отношений, средств и методов управления, отношений между государством и обществом, состояние политической культуры. Исходя из этих факторов, современная отечественная и западная историческая и юридическая литература характеризует сложившийся в советской России режим как тоталитарный. Историки и правоведы определяют тоталитаризм как политический способ организации всего комплекса общественной жизни, характеризующийся всеобщим контролем власти над обществом и личностью, подчинением всей общественной системы целям государственной и партийной элиты и официальной идеологии [2, с. 19].
Учитывая это, небезынтересно рассмотреть эволюцию системы политической власти в СССР, давшей миру образец советского тоталитаризма. Первой его классической формой стала военно-коммунистическая система советского типа, сформировавшаяся к середине 1918 года. Советская система политической власти была более жёсткой и контрастной, чем другие. Она основывалась на диктатуре одного вождя, монопольной власти одной партии, предполагала полное уничтожение частной собственности, что логически привело к ликвидации автономии личности и к абсолютной власти партии и государства [3, с. 31]. Определяющей чертой советской политической системы является абсолютная монополия власти правящей партии и практически полное уничтожение разделения между государством и гражданским обществом.
Рассматривая данную проблему, следует согласиться с теми авторами, которые считают, что становление механизма коммунистического господства и трансформация РКЩб)-ВКП(б) в институт власти заняли около двух десятков лет [4-8]. Большевистская партия в определённой степени являлась общественно-политической организацией до конца 1917 года. Но в решениях II съезда РСДРП в 1903 году уже были заложены основы для её последующего перерождения. Стремление Ленина и его сторонников дистанцироваться от партий II Интернационала и создать партию нового типа уже тогда носило секторальную тенденцию, которую характеризуют всепоглощающаяся секретность и конспиративность, жёсткая централизация, идеологическая нетерпимость, черты азиатского революционизма, неестественно переплетавшиеся с европейским социал-демократизмом. Цели и задачи, сформулированные Лениным в переходный период от Февраля к Октябрю, заключались в захвате государственной власти, вооружённом восстании, установлении диктатуры пролетариата и последующем построении социализма под руководством большевиков. Всё это фатально означало насаждение социализма традиционным российским способом - «сверху», путём принуждения и насилия. Такая ленинская «диалектика» гипертрофировано увеличивала роль и значимость верховной власти в обществе.
После захвата власти в октябре 1917 года большевики неуклонно проводили политику, направленную на превращение самой партии в институт верховной власти. Особенно этот процесс активизировался с зимы 1918 года. Принимая «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», они, по всей видимости, хотели на этом остановиться. Но представители других социалистических партий на III Всероссийском съезде Советов потребовали от них принятия Конституции. Большевики же этот процесс вообще не предусматривали, поскольку в тот период делали ставку на революционный потенциал народных масс, свободный от законов.
Первая советская Конституция была принята 10 июля 1918 года. Она носила чётко выраженный классовый характер с доминантой обязанностей и декларативными правами. Всего же избирательных прав было лишено около 3 % взрослого населения, а один голос рабочего приравнивался к пяти голосам крестьян. Конституция РСФСР открыто провозгласила задачу установления диктатуры пролетариата и классовый принцип организации власти [9, с. 83]. Следует отметить, что и Конституция СССР 1924 года мало что изменила в механизме системы политической власти. Монополия политической власти ВКП(б) не подвергалась сомнениям и не регулировалась никаким законом. Несколько позже Н. И. Бухарин в связи с этим писал: «Диктатура пролетариата вообще и диктатура пролетариата в частности, кроме единодержавия класса, включает особый момент, не связанный даже своими собственными законами» [10, с. 224].
Постепенное, но неуклонное превращение партии в институт верховной власти берёт своё начало после заключения Брестского мира. Исчерпав своё терпение в межпартийном противоборстве, большевики прибегли к решительным мерам. После шестого июля 1918 года они силовым способом вывели из ВЦИКа и местных Советов правых эсеров и чуть позже - левых. 20 июля того же года были проведены повальные аресты с разгромом типографий и печатных органов меньшевиков, прежде всего их лидеров - Ю. Мартова, Ф. Дана, А. Мартынова, Б. Николаевского и др. Чтобы укрепить свою монополию власти, Ленин и его соратники начали процесс централизации в верхушке партии - выделение из состава ЦК постоянно действующих Политбюро, оргбюро и секретариата. Эти силовые меры вытекали из решения XIII съезда РКП(б), проходившего в марте 1919 года [11, с. 303304]. После съезда был инициирован процесс оформления и унификации партийных органов на местах. Поэтому партийные комитеты начинают восприниматься именно как органы власти. Правда, следует признать, что до 1922 года ещё существовала определённая двойственность политической власти - советы и парткомы, но со временем всё более явно прослеживается тенденция смещения властных функций от советов к партийным органам. Эта тенденция всё более нарастала и окончательно оформилась после начала болезни Ленина (май 1922 г.), когда сложился «триумвират» в лице Зиновьева, Сталина, и Каменева. С этого периода практически все основные вопросы решались этой тройкой и потом уже формально утверждались на Политбюро. В принципе главной составляющей этого «триумвирата» было не оперативное решение стоящих проблем, а стремление удержать власть и не допустить к её кормилу Л. Д. Троцкого. Именно эта ситуация 1922-1924 гг. позволила тройке эффективно использовать авторитарные методы руководства и утверждать политику «диктатуры партии» [12, с. 43].
Оценивая роль Ленина в становлении новой политической системы, следует всё же исходить из того, что при нём диктатуры партии не существовало. Точнее говоря, будем констатировать личностный авторитет вождя. Но после Ленина, когда начала осуществляться система диктатуры партии, личность уже не являлась определяющей доминантой. В партийно-аппаратной иерархии Сталина всё решало руководящее кресло, а не личность. И излюбленная сентенция бронзовеющего вождя «незаменимых у нас нет» только подтверждает эту реальность. Формирующийся сталинский механизм власти основывался на целенаправленной политике руководства партии, будничной работе секретариата ЦК, чёткой кадровой политике, неудержимом стремлении к единоличной власти, которую он получил благодаря групповщине, интригам, прямому шантажу и репрессиям. В конечном счёте итоговым результатом этой политики стало появление внутри самой правящей партии особого «аппаратного механизма», то есть установление узкого круга партийного руководства, опирающегося на созданный им аппарат. Через него направляли директивы региональным партийным комитетам, которые таким же образом руководили местными парторганизациями.
В отечественной истории такие прецеденты уже случались, как правило, в её сложные периоды. Достаточно вспомнить «избранную раду» Ивана Грозного (1549 г.), а также не предусмотренные Уставом партии Бюро Президиума ЦК и так называемую «неуставную пятёрку», созданные самим Сталиным. Поэтому механизм власти, формирующийся в СССР в начале 1920-х гг., складывался на основе личных отношений и личной преданности, и заблокировать эту авторитарную тенденцию он не мог. Этот механизм нельзя отождествлять с декларируемой марксистской диктатурой пролетариата. С самого начала складывания советской политической системы в стране властвовала верхушка правящей партии, которая, несмотря на свою марксистскую ортодоксию и влияние длительного эмигрантского космополитизма, по своей политической ментальности оставалась российской. В силу этого строить новое государство, как бы его ни именовали, она хотела и могла только по российскому стандарту. Неудивительно, что ещё в последние годы жизни В. И. Ленина возникает довольно простая и архаичная система власти, не связанная ни с законами, ни с контролем общества. Эта пирамида была привлекательна и удобна. Находившийся на её вершине был верховным властелином. Каркас этой пирамиды составляла иерархия партийных комитетов во главе с назначенными и для «проформы» избираемыми секретарями. Эта кадровая система способствовала продвижению угодных, смещению неугодных людей и исключала появление случайных руководителей.
Учётно-распределительный отдел секретариата ЦК хорошо отладил систему учёта руководящих партийных работников и их распределение. Как отмечает М. С. Восленский, «картотеку на наиболее интересовавших его по тем или иным соображениям людей Сталин с первой половины 20-х годов вёл сам, не допуская к ней даже своего секретаря» [12, с. 97]. Как видно, Сталин по-своему воспринимал слова В. И. Ленина: «.вся работа должна быть направлена на улучшение аппарата» (на становление аппарата действительно советского, социалистического) [13, с. 347]. В совершенствовании аппарата партийной власти Сталин исходил из своего понимания роли партии как «своего рода ордена меченосцев внутри государства Советского, направляющего органа, последнего и одухотворяющего их деятельность» [14, с. 71]. Следует отметить, что назначенчество приобрело особый размах с 1923 года и стало системой, когда Ленин тяжело болел и уже не мог контролировать положение дел в партии. В партийный аппарат попадали люди, строго отобранные по «политическому» признаку и не сомневающиеся в правильности генеральной линии партии. Принятое в ноябре 1923 года постановление ЦК РКП(б) обязывало учраспредотдел ЦК заниматься планомерной расстановкой высших руководящих кадров, особенно номенклатурных постов.
Эта складывающаяся политическая система власти являлась жёстко централизованной структурой, основу которой составляла иерархия партийных комитетов. По такому же принципу были выстроены структуры советских, хозяйственных, комсомольских, карательно-правоохранительных органов, которые точно копировали иерархию парткомов и находились под их прямым контролем. Сущность этого механизма власти не оформлялась законно вплоть до середины 1990-х годов (в Конституции 1936 года вообще отсутствовало упоминание о существовании партии) и носила почти конспиративный характер. Неудивительно, что связь высших партийных органов с партийными аппаратами на местах осуществлялась в строгой тайне и была засекречена. Постановления и решения высших партийных органов всегда рассылались под грифом «секретно» или «строго секретно» и из секретариата ЦК шли далее по каналам тайной инфраструктуры власти.
При рассмотрении эволюции политической системы страны необходимо учитывать, что авторитарное партийно-советское руководство особое внимание уделяло внешней форме власти, стремясь придать ей демократический антураж. В СССР, как и в нормальном правовом государстве с гражданским обществом, существовали политическая партия, своеобразный парламент - Верховный Совет, функционировали советы на всех уровнях, проходили выборы, созывались съезды советов и съезды партии, проводились партийные, комсомольские и профсоюзные собрания. Однако это была искусная бутафория, создающая у народа иллюзию участия в политической жизни, а в мире - демократического имиджа страны. Уже со второй половины 1920-х годов полностью отсутствовала любая самостоятельность в принятии решений не только партийными, но и любыми другими государственными и общественными органами. Всё решалось и согласовывалось на уровне ЦК партии. Тем не менее, существующая структура политической власти, массированная идеологическая пропаганда, методы социальной демагогии создавали у народа представление деятельного участия в политической жизни. Пропагандистская работа 1920-1930-х гг. приобрела всеобъемлющий характер, она велась через имеющиеся средства массовой информации, через школу, комсомол, армию, вузы и всегда под жёстким контролем партийных комитетов.
В изучении эволюции политической власти в СССР важнейшая роль принадлежит амбициозной партийно-государственной бюрократии. Именно она проводила в жизнь от своего имени директивы высших партийных органов. Практически никакой самостоятельности не было ни у ЦК компартий союзных республик, ни у обкомов и крупных горкомов партии. Все они выполняли волю Политбюро, оргбюро и секретариата ЦК партии. Наиболее наглядно это подтверждает циркуляр ЦК (1922 г.) за подписью В. Молотова и Л. Кагановича, по которому областным бюро и ЦК компартий союзных республик в случае необходимости в соответствии с условиями местной работы предоставлялось право издавать только разъясняющие дополнения к циркулярам ЦК, но не изменять их по существу [12, с. 60]. Неукоснительное исполнение постановлений ЦК и Совнаркома становится общим правилом с конца 1920-х годов. Все постановления и указания, шифрованные телеграммы рассылались за подписями Сталина и Молотова. Был установлен незыблемый порядок исполнения решений партийных органов государственными. Исполняя эти директивы, органы государственной власти ни в коем случае не должны были ссылаться на постановления партийных комитетов. Партийный аппарат всегда стремился сохранить анонимность своей власти и поддерживать имидж партии как общественно-политической организации. В связи с этим вся переписка партийных органов с государственными, постановления Политбюро, оргбюро и секретариата ЦК всегда шли под грифом «секретно». Это обстоятельство крайне затрудняет исследование поставленной проблемы. Ещё в 1919 году Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление: «Решения по наиболее серьёзным вопросам не заносить в официальный протокол...» [15, с. 145]. Это постановление КПСС неукоснительно соблюдала вплоть до распада СССР. Вполне естественно, что это правило соблюдали все государственные органы власти. По примеру партийных директив под грифом «секретно» шли почти все их постановления. Эта оболочка секретности была удобна, так как она скрывала авторов того или иного решения, покрывала их некомпетентность, делала их безответственными и бесконтрольными.
Особо высокий уровень секретности соблюдался по вопросам международной и оборонной политики, в решении национальных и социальных проблем, в нарастании репрессивных тенденций власти. Постановления по этим вопросам вообще не заносились в протокол заседания Политбюро и шли под грифом «особая папка». Так, в приложении к протоколу заседания Политбюро ЦК от 3-8 февраля 1922 года имелся следующий пункт, который в дальнейшем станет доминировать в секретном делопроизводстве партийного аппарата: «Особо секретные предложения и решения Политбюро вносятся в протокол в самой краткой форме, само же решение заносится на особом листе. Необходимые сообщения заинтересованным лицам делаются на особом листе под их распиской, причем безусловно и немедленно по прочтении возвращаются в секретариат ЦК. Вся соответствующая переписка ведётся только через т. Молотова». С 1923 года в протоколах Политбюро ЦК уже постоянно встречается вместо решения запись «см. особую папку» [16, с. 63]. Подобная система принятия и хранения наиболее секретных документов под грифом «секретная папка» действовала не только в системе партийных органов, но и во всех государственных структурах в центре и на местах.
Все вышеназванные обстоятельства привели к тому, что правящая советская элита распоряжалась огромной сферой экономической и социальной жизни страны, имела многочисленные привилегии, выделившие её в особый, господствующий, социальный слой общества. Каждый представитель этого слоя занимал свою особую нишу в системе партийно-государственной иерархии, а на местах обладал абсолютными прерогативами власти и действовал как «маленький» Сталин. Однако в то же время все они как субъекты власти были несвободны. Политическая система, создаваемая Сталиным и его соратниками, не предусматривала такой вариант. Путём ротации, переброски с места на место советский диктатор периодически не забывал «тасовать кадровую колоду» и таким образом не давал партийно-государственной бюрократии возможности превратиться в самостоятельную политическую силу. Без сомнения, в сталинской политической системе его номенклатуре отводилась двойная роль - исполнителя директив партийной власти и одновременно её прикрытия. В связи с этим западные исследователи С. Коэн и Р. Такер отмечают: «Бюрократия при Сталине больше всего напоминала сословие царских чиновников - официально привилегированный класс, который служил государству, но не управлял им» [17, с. 46]. С этим можно согласиться, но только с учётом важного компонента, который отличал советских бюрократов от царских чиновников: последним не прививался устойчивый страх перед системой.
Реальная власть, скрывающаяся в недрах высших партийных структур, не стремилась себя афишировать. Вначале, после вынужденного отхода В. И. Ленина от активной политической жизни, все важнейшие вопросы политической жизни страны решал триумвират Зиновьев - Сталин - Каменев. С лета 1924 года стала функционировать «семёрка», в которую входили члены Политбюро ЦК: Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Томский и Куйбышев. Как правило, перед любым крупным форумом партии предварительно собиралась «семёрка» на своё фракционное заседание и принимала нужное решение проблемы. Это неофициальное ядро партии имело что-то вроде своей «конституции». Так, по требованию одного члена группы она тотчас же собиралась и по требованию также одного любой вопрос мог быть снят с повестки дня. Учитывая официальный пост Сталина, именно он чаще всего становился этим инициатором. Если учитывать слова Зиновьева, что «семёрка» почти два года играла роль секретного ЦК, обсуждавшего все важнейшие вопросы внутренней и внешней политики, можно заключить, что это был исключительно удачный период, когда отрабатывалась практика будущего механизма политической власти в стране.
Подобная практика фракционного решения важнейших вопросов руководства всё более укреплялась в партии по мере устранения с политической арены опасных для Сталина соратников и соперников. К концу 1920-х - началу 1930-х годов решение проблем в узком кругу руководства распространяется и на местах. Доктор исторических наук И. В. Павлова приводит красноречивое письмо члена партии с 1917 года Н. Семёнова объединённому пле-
нуму ЦК и ЦКК от 28 июля 1927 года: «У нас в районе существовал явно фракционный центр, который фактически (уже с 1923 г.) являлся руководящим органом района. Наиболее важные вопросы перед их постановкой в районе ставились предварительно на обсуждение этого центра. Решения эти проводились нами, руководящей группой РК, через аппарат райкома, несмотря на то, что данный орган не предусмотрен ни уставом, ни решением партсъездов». Далее автор письма сообщает, что эта руководящая группа даже режиссирует поведение делегатов на съезде: «.когда будет оглашаться список почётного президиума, то т. Сталину, Бухарину, Молотову, Рыкову надо хлопать как следует, а при оглашении имён т. Зиновьева, Каменева, Крупской от аплодисментов, мол, надо воздержаться. Такие совещания созывались и после XIV съезда. На них приглашались надёжные люди, главным образом секретари крупных ячеек, несколько директоров и профессионалов, затем инструкторы РК и заведующие отделами. Главное же, что протоколов этих совещаний не велось» [16, с. 63]. Факты, содержащиеся в приводимом письме, характерны для всех регионов страны. Следует учитывать, что местные партийные работники в 1930-е годы по-другому уже работать не могли, да и не смели. О. Хлевнюк отмечает: «Это был относительно стабильный контингент, защищённый номенклатурными привилегиями. Помимо подчинения формальной иерархии, он опирался на развитые неформальные связи, патрон-клиентские отношения и круговую поруку («семейственность»). Наличие подобных признаков, характерных не только для региональных руководителей, но и для партийно-государственной номенклатуры в целом, очевидно» [7, с. 40-41].
В дальнейшем такая практика руководства и решений узким кругом партийных руководителей укрепилась окончательно и никогда не афишировалась. Эта полуконспиративная власть являлась основной сущностной чертой советской тоталитарной системы. СССР дал миру классический пример её организации и функционирования. Естественно, говорить о верховенстве закона при такой организации политической власти весьма проблематично. Тем более, сами создатели системы этого не скрывали. Так, в ноябре 1929 года Л. Каганович в своём выступлении в институте советского строительства и права заявил: «Мы отвергаем понятие правового государства. Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие правового государства к Советскому государству, то это значит, что он идёт на поводу буржуазных юристов, это значит, что отходит от марксистско-ленинского учения о государстве» [18, с. 46]. Следование этой линии, скрываемой не только от государства, но и от собственной партии, секретное делопроизводство в осуществлении реальной политики в стране определяли неформализованность этой власти и бесконтрольность её действий. Эта власть была безгранична, и трудно было указать на её конкретные проявления, на способы принятия решений и методы их осуществления.
Данное утверждение вовсе не противоречит существовавшей удручающей обстановке беспорядка и криминального беспредела, в которой действовала власть вплоть до и после смерти вождя. Приступая к сталинскому варианту модернизации страны и учитывая существующую ситуацию, власть сделала ставку на люмпенизированные слои общества, особенно на молодёжь, рассматривая их одновременно как свою социальную опору и как объект пропаганды и манипуляций. После смерти В. И. Ленина январский (1924 г.) Пленум ЦК РКП(б) объявил ленинский призыв в партию. В постановлении Пленума «О приёме рабочих от станка в партию» была поставлена задача вовлечь в партию не менее 100 тысяч рабочих, причём разрешалось подавать групповые заявления. Был установлен трёхмесячный срок призыва, потом его продлили ещё на четыре месяца. В результате в партию было принято свыше 300 тысяч новых членов - рабочих от станка, около 20 тысяч крестьян, процент рабочих в партии увеличился с 44 до 60 [19, с. 316-318]. Из этих беднейших, элементарно и теоретически неграмотных слоёв Сталин и его соратники формировали будущую партийную и советскую бюрократию, которая в силу своей ментальности легко поддавалась методам социальной демагогии. Кроме того, эти люди были преданы системе, ибо она давала им перспективу материального благополучия и карьерного роста. Молодёжь, вступившая в партию в период ленинского призыва, уже воспитывалась на внешне привлекательной социалистической идеологии, и сталинские политические методы ей были понятны. Не случайно ядро партийного руководства СССР в 1960-1970-е годы состояло из этого комсомольского набора партии.
Подобная кадровая политика в определённой степени объясняет крупные неудачи и просчёты власти в сталинской модернизации страны. Несомненные достижения в индустриализации сопровождались проявлениями бесхозяйственности, авариями и авралами, варварским обращением с техникой, тяжёлыми условиями быта и постоянными методами принуждения и насилия. Уже в начале 1930-х гг. проявились катастрофические результаты коллективизации: раскрестьянивание сельского населения, массовый падёж и убой скота, всеобъемлющий и практически инспирированный властью голод 1932-1933 гг. Серьёзные недостатки и беспорядок проявлялись в деятельности самой власти, в её секретном делопроизводстве. Именно поэтому исследователям доступны документы, которые по существующим правилам требовалось уничтожить или отослать в спецхран.
Слабость и негибкость системы политической власти, сложившейся в СССР при Сталине, проявлялись и далее в исторической перспективе. Хрущёвская десталинизация режима не посягала на основы существующей системы власти. Его иррациональный авторитаризм лишь сделал теоретическую и практическую попытку модернизации системы государственного управления. Но эта попытка была теоретически не обоснована, не содержала реальных импульсов развития и в конечном счёте привела к отстранению Н. С. Хрущева от власти в октябре 1964 года.
Так называемая брежневская эпоха застоя практически ничего нового в систему политической власти не внесла. Пришедший к власти в 1964 году Л. И. Брежнев и его команда за 18 лет правления страной не приняли ни одной сколько-нибудь серьёзной концепции развития СССР. Всё же, учитывая довольно резонансные антихрущёвские выступления в Новочеркасске, Бийске, Красноярске, осторожный Брежнев до конца придерживался курса на умиротворение общества и не предпринимал попыток обновления системы политической власти в
стране. Касаясь этого вопроса, Генеральный секретарь ЦК КПСС лишь констатировал: «Вся политическая система общества, постоянно растущая инициатива трудящихся поставлены у нас на службу строительства коммунизма» [20, с. 82].
Определённые надежды общество возлагало на новую Конституцию страны, проект которой был одобрен на заседании Политбюро и Пленума ЦК КПСС в мае 1977 года. Это была третья по счёту Конституция страны -Конституция развитого социализма. Однако следует учитывать, что принималась она действительно в застойный период, когда советская система практически утратила политическую гибкость и динамику, способность к интенсивному развитию. Это был период, когда руководство страны окончательно отказалось от либеральных и технократических тенденций в экономике и политике, когда в стране возобладала доктрина гипертрофированной партийности, всё более гротескно выражалась персонализация власти, ещё более усиливались позиции партийно-государственной бюрократии. Но более чем сорокалетнее действие сталинской Конституции и приближающийся шестидесятилетний юбилей Октябрьской революции побудили руководство партии и страны ускорить принятие новой Конституции.
В целом большинство современных исследователей полагает, что Конституция 1977 года является тщательно отредактированной Конституцией 1936 года. Основные положения системы политической власти этой Конституции сохранены. Относительно нейтральная 126-я статья эволюционировала в статью шестую, где законодательно закреплялась роль КПСС как руководящей и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы [21, с. 6]. Характеризуя механизм политической власти в СССР, закреплённый в новой Конституции, профессор А. И. Вдовин отмечает: «Это узаконение реальной роли партии привело к монопольному контролю партийных организаций за деятельностью предприятий и учреждений. Оно резко повышало значение партийного аппарата во всей властной вертикали, превращало членство в партии в практически обязательное условие для любой служебной карьеры» [22, с. 434]. Таким образом, Конституция развитого социализма однозначно закрепила консервативный брежневский курс во внутренней и внешней политике, узаконила идеологический контроль и власть партии над обществом. Фактически единственная партия страны присвоила себе право определять генеральную перспективу развития советского общества. На верху этой властной пирамиды можно выделить три ступени. Характеризуя их, бывший член Политбюро, Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков отмечал: «На верхней обитали члены Политбюро, на средней - кандидаты в члены и на третьей - секретари. Всё для них было расписано однажды и навсегда: кто с кем рядом сидит в разных президиумах, кто за кем выходит на трибуну Мавзолея. Не говоря уже о том, кто какую дачу имеет, сколько телохранителей и какой марки машину» [22, с. 436].
Наиболее серьёзной и часто цитируемой публикацией второй половины 1970-х годов, посвящённой данной проблеме, являлась монография известного советского историка Е. М. Чехарина «Советская политическая система в условиях развитого социализма». Ангажированность этой работы не вызывает сомнения, но с позиций сегодняшнего дня автору можно посочувствовать. Тогда, да и после принятия Конституции развитого социализма, немного находилось историков, желающих заниматься разработкой этой проблемы. Поэтому вплоть до перестройки М. С. Горбачёва в советской исторической литературе механизм политической власти трактовался в основном в следующих вариантах: «Широкое вовлечение трудящихся масс в управление, в общественную и политическую жизнь - главный путь, по которому идёт Коммунистическая партия в совершенствовании демократизма советской политической системы. В то же время это основной путь укрепления советской государственности, ибо чем больше трудящихся сознательно участвуют в управлении, тем сильнее социалистическое государство» [23, с. 9]. Естественно, хотя ещё и не существовало шестой статьи будущей Конституции, руководящая роль КПСС всегда рассматривалась как само собой разумеющееся: «Возрастание руководящей роли Коммунистической партии, совершенствование советской политической системы - закономерность строительства социализма и коммунизма. Она всё более проявляется в развитии демократизма политической системы социализма. КПСС неуклонно проводит курс на то, чтобы деятельность всех звеньев политической организации нашего общества постоянно улучшалась» [23, с. 6, 10].
К началу 1980-х годов всё более явственно начал обрисовываться контур глубокого экономического и политического кризиса, наблюдалось падение доверия к власти и существующей политической системе. Первые попытки выхода из кризиса были предприняты Ю. В. Андроповым. Но эти попытки по наведению порядка и искоренению коррупции не выходили за рамки системы и скорее напоминали косметический ремонт обветшалого каркаса.
Перестройка М. С. Горбачёва вначале была направлена на ускорение социально-экономического развития, создание новой системы международных отношений, развитие демократии и гласности. Этот курс подтвердил и XXVII съезд КПСС в 1986 году, принявший новую редакцию Программы партии. Легитимность партийно-государственной власти даже усилилась благодаря надеждам советского народа на перемены «сверху». Все эти программные задачи в конечном счёте были ориентированы на совершенствование и построение социализма «с человеческим лицом». Но довольно скоро выяснилось, что эти предпринятые шаги не приносят ожидаемого результата. Стало ясно, что без реформы механизма государственной власти не обойтись. Началом этого процесса явилась XIX Всесоюзная партийная конференция (июнь 1988 г.) В результате острых дискуссий конференция пришла к выводу о необходимости широкомасштабных экономических преобразований и реформирования системы политической власти в СССР. Конференция официально взяла курс на создание в стране правового демократического государства. В целом суть политической реформы заключалась в том, что Советам передавалась реальная власть, но КПСС оставляла за собой функции стратегического руководства обществом. В соответствии с
решениями партконференции в стране создавались новые политические структуры. Был учрежден высший орган власти - Съезд народных депутатов СССР. Из его состава избирался Верховный Совет, являющийся постоянно действующим парламентом. Но решающую точку в изменении системы власти внёс III Съезд народных депутатов в марте 1990 года. Было реализовано прозвучавшее ещё на I Съезде народных депутатов предложение академика А. Сахарова об отмене шестой статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС в обществе. Один из ярких лидеров межрегиональной депутатской группы, доктор исторических наук, профессор Ю. Афанасьев отмечал: «Партия и власть стремительно утрачивали даже видимую легитимность. Официальная коммунистическая доктрина в считанные дни предстала в глазах миллионов людей утопией и ложью, а партия, которая олицетворяла эту доктрину, лишившись стержня, сразу обмякла и скособочилась» [24, с. 48]. Отменой монополии КПСС на власть в стране фактически была узаконена многопартийность. Кроме этого, Съезд народных депутатов внёс поправки в действующую Конституцию, связанные с образованием поста Президента СССР, который являлся главой государства и получал значительные полномочия.
В условиях проводимой демократизации советской политической системы не могли не произойти изменения во взаимоотношениях государства и Церкви. В 1988 году при поддержке власти были широко проведены юбилейные торжества в связи с 1000-летием крещения Руси. Принятие нового закона «О свободе совести» закрепило курс государства на либерализацию его отношений с религией.
Однако стремительное «полевение» и радикализация общества заставили центр усилить свои позиции в реформировании власти. IV Съезд народных депутатов утвердил новые конституционные изменения, сводившиеся к наделению президента дополнительными правами и чрезвычайными полномочиями. В связи с этим произошло фактическое переподчинение президенту Кабинета министров. Для контроля над усилившейся властью президента был введён пост вице-президента. Абсолютной прерогативой президента стало его право назначать министров силовых структур.
Рассматривая комплекс реформирования системы политической власти в рамках перестройки, следует признать, что эта попытка в условиях углубляющегося внутриполитического кризиса 1989-1991 гг. означала прежде всего стремление власти, как всегда, взять на себя монопольное право на проведение реформ. Но новые, ещё не имеющие политического опыта институты власти этого сделать не смогли. Поэтому результаты преобразований не оправдывали ожиданий народа, всё больше ощущался кризис легитимизации курса перестройки и всей партийно-государственной власти. Конечным фактором, означавшим неудачу центра по реформированию системы политической власти «сверху», стало принятие Декларации о государственном суверенитете РСФСР и выборы Президента России. Можно считать, что это был жёсткий ответ регионов на попытки центральной власти сохранить свой диктат. С этого периода начинается обвальный крах авторитарно-бюрократического социализма, апогеем которого явился распад Советского государства.
Библиографический список
1. Драма российской истории: большевики и революции / под ред. акад. А. Н. Яковлева. - М.: Новый хронограф, 2002. - 449 с.
2. Загоруйко, К. Ф. Политические системы современности: пособие / К. Ф. Загоруйко, Г. В. Каменская, А. Н. Родионов. - М.: Онега, 1994.
- 222 с.
3. Авторитаризм и демократия: от третьего мира к России (круглый стол) // Мировая экономика и международные отношения. - 1995. -№ 8.
4. Земцов, Б. Н. Становление советского государственного механизма / Б. Н. Земцов // Известия Томского политехнического университета. - 2014. - Т. 324. - № 6. - С. 96-102.
5. Щагин, Э. М. Становление советской политической системы: 1917-1941 годы / Э. М. Щагин, Д. О. Чураков, В. Ж. Цветков. - М.: Московский педагогический государственный университет, 2011. - 192 с.
6. Вагнер, К. В. Дискуссия вокруг проблемы истоков советской политической системы / К. В. Вагнер // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». - 2016. - № 4. - С. 42-48.
7. Хлевнюк, О. Номенклатурная революция: региональные руководители в СССР в 1936-1939 гг. / О. Хлевнюк // Российская история. -2016. - № 5. - С. 36-52.
8. Юдин, К. А. От сталинской диктатуры к хрущёвской «модернизации» / К. А. Юдин // Вопросы истории. - 2016. - № 12. - С. 3-15.
9. Новейшая история России. 1914-2011 / под ред. М. В. Ходякова. - М.: Юрайт. 2013. - 541 с.
10. Бухарин, Н. И. Избранные труды / Н. И. Бухарин. - Л.: Наука. 1988. - 504 с.
11. Восьмой съезд РКП(б). Март 1919 г. Протоколы. - М.: Госполитиздат, 1959. - 602 с.
12. Восленский, М. С. Номенклатура: господствующий класс Советского Союза / М. С. Восленский. - М.: Советская Россия совм. с МП Октябрь, 1991. - 624 с.
13. Ленин, В. И. Полное собрание сочинений: в 55 т. Т. 45. / В. И. Ленин - М.: Изд-во политической литературы. 1967-1975. - 1970.
14. Сталин, И. В. Сочинения: в 13 т. Т. 5 / И. В. Сталин. - М.: Гос. изд-во политической литературы, 1951.
15. Известия ЦК КПСС. - 1989. - № 4.
16. Павлова, И. В. Механизм политической власти в СССР в 20-30-е годы / И. В. Павлова. - Вопросы истории. - 1998. - № 11-12. - С. 49-56.
17. Такер, Р. Политическая культура и лидерство в Советской России. От Ленина до Горбачёва (главы из книги) / Р. Такер // США: Экономика, политика, идеология. - 1990. - № 2.
18. Такер Р. Политическая культура и лидерство в Советской России / Р. Такер // США: Экономика, политика, идеология.. - 1990. - № 1.
19. История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. 1921-1937 гг. Книга первая (1921-1929 гг.). - М.: Изд-во политической литературы, 1970. - 662 с.
20. Материалы XXIV съезда КПСС. - М.: Политиздат, 1971. - 320 с.
21. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических республик. - М.: ЗАО «Кодекс», 1978. - 60 с.
22. Вдовин А. И.. История СССР. От Ленина до Горбачёва / А. И. Вдовин. - Изд. 2-е, доп. и перераб. - М.: Вече, 2014. - 571 с.
23. Чехарин, Е. М.. Советская политическая система в условиях развитого социализма / Е. М. Чехарин. - М.: Издательство «Мысль», 1975.
- 349 с.
24. Герасимов, Г. И. История современной России: поиск и обретение свободы (1985-2008) / Г. И. Герасимов; Институт общественного проектирования. - М., 2008. - 408 с.
© Беккер В. Я., 2017
