CC BY
138
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2007. № б
А.Г. Сытин
ЭВОЛЮЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СУЩЕСТВЕ
ДЕМОКРАТИИ В ЗАПАДНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
XX в. (ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ)
0 западных теориях демократии у нас написано уже не так мало. При этом в отечественной политологической литературе преобладают работы, посвященные характеристике и анализу различных теорий, сопоставлению их для выявления сравнительных преимуществ и недостатков1. Это, без сомнения, имеет смысл, поскольку каждая из таких теорий, естественно, претендует на наиболее адекватное осмысление феномена демократии, а степень различий между ними в трактовке даже наиболее фундаментальных вопросов очень высока.
В то же время не менее важным представляется вопрос о том, как в западной политической мысли XX в. при столь значительных разногласиях и через многочисленные дискуссии происходило развитие представлений обо всем, что связано с демократией2. Ведь сохраняющиеся и поныне несогласия в вопросе о сущности, основаниях и глубинном смысле демократии никак не отменяют того факта, что в XX столетии впервые проводились специальные эмпирические исследования многих связанных с ней факторов; на основе этих исследований осуществлялись попытки построения эмпирических политических теорий; сами ожесточенные дискуссии как в рамках каждой из основных теорий, так и между ними, способствовали эволюции представлений о демократии, что называется, "по всем азимутам". Именно этому развитию представлений о демократии в западной политической мысли XX в. и посвящена настоящая статья.
Необходимо сказать о некоторых уточнениях и ограничениях темы. Так, речь здесь идет о "политической мысли" в целом, а не
1 См., напр.: Бегунов Ю.К., Лукашев A.B., Понидеяко A.B. 13 теорий демократии. СПб., 2002; Ыадатов A.C. Концепции и модели демократии: проблемы и дилеммы // Вестн. РУДН. Сер. Политология. 2000. № 1, а также главы в учебниках: Пугачев В.П. Политология. Высшее образование. М., 2003. Гл. 10; Политология / А.Ю. Мельвиль и др. М., 2004. Гл. 5.
2 Истории развития демократических идей посвящены, в частности, книга A.M. Миграняна (Мигранян А. История теории демократии. Таллин, 1991), превратившаяся уже в библиографическую редкость, и его же статьи о теориях демократии в XX веке (Мигранян А. Кризис теорий демократии на Западе // Вопросы философии. 1986. № 9; Он же. Политическое участие в буржуазных теориях демократии // Рабочий класс и современный мир. 1988. № 1), в которых, естественно, не было еше речи о том новом, что привнесло в развитие демократических идей последнее десятилетие XX в.
только о "политической науке", поскольку в вопросе о сущности, основном содержании, смысле демократии невозможно ограничиться эмпирическими констатациями, здесь неизбежны значительное теоретическое обобщение и даже своего рода ценностный выбор, поэтому здесь важны как научные исследования, так и политико-философские размышления. В то же время в наши задачи не входит рассмотрение, скажем, относящихся к трактовке демократии частей программ различных партий и движений, поскольку это, на наш взгляд, заслуживает отдельного изучения. Далее в данной статье речь идет об эволюции не представлений о демократии во всем многообразии ее принципов, норм, процедур, технологий, моделей и т.п., а лишь представлений о существе демократии, отвечающих главным образом на вопросы: что такое демократия, в чем ее сущность, что можно считать демократией, по каким критериям, например, при переходе к демократии можно определить, что такой переход уже произошел? Наконец, ввиду огромного количества литературы по проблемам демократии в западных странах, естественно, просто невозможно рассмотреть в рамках статьи все выраженные в ней представления на эту тему. Речь неизбежно идет о довольно широком обобщении, выборе того, что представляется самым важным, а в таком выборе, естественно, всегда есть доля авторской субъективности.
Чтобы разобраться в вопросе о развитии представлений о демократии в XX в., нужно прежде всего отдавать себе отчет в том, каковы были теоретические представления о ней к началу этого века. Несомненно, данный вопрос далеко не простой, однако в самом общем виде можно сказать, что еще с античных времен главным ориентиром в понимании демократии было представление о власти народа как совокупности полноправных граждан государства. Безусловно, века практического опыта политики и размышлений о ней привнесли в этот взгляд немало нового, уточнили представления и о народе, и о власти, дополнили их идеями суверенитета народа, естественных прав личности, общественного договора, гражданского общества, представительной власти и т.п., привели к формированию существенно разных акцентов в понимании демократии, скажем, в учениях Дж. Локка и Ж.-Ж. Руссо. Локк делал акцент на пределах власти, Руссо — на единой "генеральной воле" народа. Однако при всей разнице взглядов вопрос о суверенитете народа в решении важнейших, "судьбоносных" задач государственного развития для каждого из этих мыслителей дискуссионным не являлся. Точно так же дискуссии о соотносительной роли прямой и представительной демократии не затрагивали основополагающего убеждения в том, что при демократии политическая воля в главнейших вопросах должна исходить от народа. Поэтому отнюдь не случайно, что уже в середине XIX в. данные представления вылились в чеканную "формулу А. Линкольна", характеризовавшего в Гетгис-
бергском послании демократию как "правление, исходящее от народа, осуществляемое народом и в интересах народа"3.
В целом в XIX в. демократические идеи и практики в жизни западных стран распространялись все шире. Как писал об этом впоследствии К. Шмитг, «обзор истории политических идей и идей в области теории государства XIX в. можно свести к простому лозунгу: "Победное шествие демократии". Ни одно государство западноевропейского культурного круга не смогло устоять перед распространением демократических идей и институтов... Провидение, казалось, было на стороне демократии... Демократия обладала очевидностью неотразимо грядущей и распространяющейся силы»4. Успех демократических идей в то время, несомненно, с одной стороны был ответом на практические запросы времени, а с другой — успехом комплекса идей Просвещения с его ключевыми принципами разума, свободы и прогресса5. Однако на рубеже XX в. по этим принципам, а вместе с ними — по классически ясному и одновременно оптимистическому взгляду на демократию были нанесены серьезные удары.
Урбанизация, утверждение конвейерного типа производства, распространение средств массовой информации, расширение круга полноправных граждан и границ избирательного права, а также ряд других факторов привели к формированию "массового общества". В таком обществе многие принципы рационалистической теории оказались неработающими. Исследования, в частности, таких авторов, как Г. Лебон, Г. Тард, X. Ортега-и-Гассет, 3. Фрейд, показавших огромную роль эмоциональных и подсознательных факторов в поведении людей, серьезно поколебали просвещенческую веру во всесилие и всепобеждающий характер человеческого разума, особенно веру в человека как безусловно разумное существо.
К этому добавились труды "классических элитистов" конца XIX — начала XX в. Вопреки основным постулатам "демократической веры" В. Парето и Г. Моска показали, что на протяжении всей истории человечества обществом всегда управляло некое избранное меньшинство. В определенном смысле еще дальше пошли создатели "партоло-гии" М. Острогорский и Р. Михельс. Если Парето и Моска писали об обществе в целом, не проводя при этом конкретных социальных исследований, то Острогорский и Михельс независимо один от другого исследовали конкретные социальные объекты, причем такие, которые создавались специально для борьбы против существующей элитарной
3 Lincoln A. On Self-Government // Rejai М. Democracy: the Contemporary Theories. N.Y., 1967. P. 71; Wills G. Lincoln at Gettysburg: The Words that Remade America. N.Y., 1992.
4 Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма // Шмитг К. Политическая теология. М., 2000. С. 165—167.
5 См., напр.: Федорова М.М. Метаморфозы принципов Просвещения в политической философии Франции эпохи буржуазных революций: М., 2005.
власти, — рабочие и социалистические партии в Англии, США и Италии. Их вывод был, по существу, единым: даже такой демократически ориентированный институт, как партия, постепенно все более бюрократизируется, олигархизируется и, по своей сути, теряет первоначальные цели.
Все указанные исследования поколебали устои классической "демократической веры". Под сомнением оказались важнейшие ее постулаты о разуме, власти народа, рациональном и морально автономном индивиде, общем благе. Развитие демократических идей и теорий демократии в XX в., безусловно, направлялось, в частности, поиском ответа на вызовы элитистских теорий и может быть адекватно понято лишь в контексте соотнесения с ними.
Процесс развития представлений о демократии в западной политической мысли XX в. можно условно разделить на три периода. Первый из них охватывает время с начала века примерно до середины 50-х годов. В тот период демократия выделяется как отдельный предмет изучения в складывающейся политической науке, анализируется и в политико-философском ключе. В то же время исследования ее процессов с применением специальных методов еще не проводится. Для этого времени характерно формирование различных вариантов концепции "демократического элитизма". Одновременно развиваются и оппонирующие им концепции "производственной демократии" и "демократии как образа жизни".
Второй период занимает время примерно с середины 50-х до середины 70-х годов. В данное время впервые многие процессы современного демократического государства изучаются с помощью специальных научных методов. Результаты этих исследований приводят к обновлению представлений о демократии в целом. Для того периода показательно формирование минималистских концепций демократии Г. Алмонда и С. Вербы, Дж. Сартори и др. Значительное развитие получают максималистские и альтернативные концепции. В это же время складываются и учения, предлагающие взглянуть на демократию под иным углом зрения, например, концепция "полиархии" Р. Даля или системная концепция демократии Н. Лумана.
Третий период в развитии представлений о существе демократии относится ко времени примерно с середины 70-х годов до конца XX в. (естественным рубежом здесь выступает, пожалуй, И сентября 2001 г., поднявшее проблему терроризма на уровень фундаментальных и системообразующих проблем современной политики). Этот период, начало которому положила "революция гвоздик" 1974 г. в Португалии, отличается масштабным процессом перехода к демократии во многих странах мира ("третьей волной демократизации", по С. Хантингтону). Нужды данного процесса привели к операционализации многих понятий, связанных с демократией, и к неизбежному переосмыслению вопросов, касающихся ее существа. С 90-х годов к проблемам демократического транзита добавляются специфические проблемы систем-
ного перехода в постсоциалистических странах, новой конфигурации системы мировой политики и международных отношений, а также весь комплекс проблем, связанных с процессом глобализации. Для этого времени характерны новые обоснования минималистского взгляда на демократию в концепциях Дж. Сартори, А. Лейпхарта, А. Пшевор-ского. Что касается перехода к демократии, то здесь выявляется взаимная оппозиция "экологических" и "социально-инженерных" доктрин. В области международных отношений противостоят друг другу концепция "содействия демократии" (позднее — "продвижения демократии"), характерная для американского истеблишмента, и доктрина альтернативной "демократической глобализации". Характерная черта того времени — возникновение направленных на преодоление противостояния между минималистскими и максималистскими доктринами концепций "электронной" (или "цифровой") и "делиберативной" демократии.
К характеристике первого из указанных периодов уместно добавить, что к этому времени для многих западных стран демократия, по крайней мере в виде государственных институтов и избирательного права, из теоретической цели превратилась во многом в вопрос политической практики. Пока за демократию боролись как за цель, то, естественно, возлагали на нее большие, а порой и явно чрезмерные надежды. В практической же политике начала XX в. становилось все более ясным, что демократия, говоря словами П. И. Новгородцева, — не решение, а задача6; сама по себе она не ведет к воплощению народных чаяний и никак не гарантирует разрешения многочисленных проблем общественной жизни. Именно эта практика "бытования" демократии начала века усиливала скептические настроения по отношению к ней. Как отмечала впоследствии К. Пейтмэн, "по мнению многих эмпирически мыслящих политологов, в начале XX в. масштабы и сложность индустриальных обществ, а также появление бюрократических форм их организации поставили под вопрос возможность достижения демократии в обычном ее понимании"7.
Результатом этого стало, в частности, формирование новых доктрин демократии, представлявших собой, по существу, радикальный разрыв с классической традицией. При всей разнице принятой в них терминологии это были доктрины "демократического элитизма" в различных его вариантах. Исторически первой из них стала, пожалуй, концепция "плебисцитарной демократии" М. Вебера. Он исходил из процесса бюрократизации государственного управления, доказывал, что любая формализация отношений в современных больших обществах ведет к авторитаризму. Поэтому в современном государстве, чем
6 См.: Новгородцев П.И. Демократия на распутье // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 541.
7 Пейтмэн К. Массовое участие и теория демократии // Теория и практика демократии: Избр. тексты. М., 2006. С. 34.
больше развивается демократия и соответственно расширяется круг решаемых государством задач, тем большей становится реальная власть бюрократии. По мнению Вебера, классическим демократическим институтам не под силу справиться с растущей бюрократизацией. Для выхода за пределы господства бюрократии необходим разрыв, который он связывал с приходом к власти харизматического лидера. Способом утверждения такого лидера Вебер считал демократические выборы. В его концепции выборы выступали тем единственным актом, в котором требовалось политическое участие народа. «Демократия, — говорил он в беседе с Людендорфом, — это когда народ выбирает себе лидера, которому он доверяет. После этого избранный народом лидер говорит: "А теперь замолчите и подчиняйтесь мне". Ни народ, ни партия не должны вмешиваться в то, что он делает»8. Таким образом, демократическая процедура народного голосования мыслилась Вебером лишь как средство конституирования харизматического лидера и легитимации его власти. Нетрудно видеть, что при таком понимании демократии грань между демократией и цезаризмом оказывается очень тонкой.
Если концепции начала века были в большой мере озабоченностью по поводу недостаточной эффективности существовавших форм демократической государственности, то в конце 30-х—начале 50-х годов XX столетия главным вызовом, на который искали ответ авторы концепций демократии, был вызов тоталитаризма (особенно германского фашизма), ввергнувшего человечество в мировую войну. Поэтому в демократии, рассматривая ее уже как нечто жизненно важное, как безусловную ценность, авторы доктрин искали прежде всего возможные гарантии против новых посягательств на свободу личности и общества9.
В эти годы К. Поппер провозгласил главным принципом демократической политики создание, развитие и охрану политических институтов, позволяющих избежать тирании. Он с большим упорством отстаивал мысль, согласно которой важнейшим в политической организации общества является не вопрос о том, кто должен править, а вопрос, как нужно организовать политические учреждения, чтобы плохие правители не нанесли слишком большого урона (т.е., по существу, классический для локкианской традиции вопрос: чем и как будет ограничена государственная власть)? Поппер выражал убеждение в том, что все политические проблемы носят в конечном счете институционный характер. «При демократии, — писал он в получившей широкую известность книге "Открытое общество и его враги", —
8 Цит. по: Мигранян A.M. Плебисцитарная теория демократии Макса Вебера и современный политический процесс // Вопросы философии. 1989. № 6. С. 16.
9 В этом отношении весьма показательна, например, книга Николаса Батлера "Демократия подлинная и фальшивая" {Butler N.M. True and false democracy. N.Y., 1940).
власть правящих сил должна быть ограниченна. Критерий демократии состоит в следующем: при демократии народ может сместить правительство без кровопролития»10. Без всякого сомнения, возможность мирной смены власти в соответствии с законом, о котором писал Поппер, чрезвычайно важна. Однако это является чертой любого правового государства и не служит гарантией составляющего смысл демократии воплощения в реальной политике ценностей, приоритетов и чаяний народа.
Пожалуй, в наиболее развитом виде принципы "демократического элитизма" были выражены в эти годы в концепции Й. Шумпетера. Для австрийского мыслителя главной надеждой и в экономике и в политике выступала спасительная, по его мнению, сила конкуренции. Демократию же он считал скорее средством, чем целью, полагая, что за нее люди борются в надежде на то, что она станет гарантией осуществления таких идеалов, как свобода мысли и слова, справедливость, ответственное правительство11. Шумпетер подверг всесторонней критике принципы "классической философии демократии", имея под ними в виду прежде всего постулаты Руссо и Линкольна об общем благе, воле народа и соответствии между первым и вторым. Демократию как систему политического управления он считал невозможной, утверждая, что "массы избирателей не способны на какие-либо другие действия, кроме паники"12. Шумпетер признавал реалистичным и способным приносить пользу лишь "демократический метод", который определял как "такое институциональное устройство для принятия политических решений, в котором индивиды приобретают власть принимать решения путем конкурентной борьбы за голоса избирателей"13. Отметим, что в подобной трактовке демократии отвергаются не только ее прямые формы. Шумпетер никогда не говорил о правителях или законодателях как о представителях избирателей, связанных какими-либо обязательствами перед последними. Для него важнее то, что получить власть в такой системе смогут лишь победившие в конкурентной борьбе. Но даже столь минималистски понимаемая демократия, по Шумпетеру, "предполагает достижение обществом такой фазы развития, при которой демократия сможет приемлемо функционировать"14.
Доктрины "демократического элитизма", без сомнения, несли пафос "реалистического" подхода к политике. И действительно, они гораздо больше, чем "классические" нормативные схемы, учитывали реальный характер политической жизни западных стран (хотя необхо-
10 Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 187.
11 См.: Шумпетер Й.А. Капитализм, Социализм и Демократия. М., 1995. С. 321.
12 Там же. С. 371.
13 Там же. С. 355.
14 Там же. С. 322.
димо заметить, что назвать их в полной мере "эмпирическими" или "дескриптивными" было бы не совсем правильным, поскольку и формулируемые ими представления о демократии претендовали в известной мере на статус нормативных). Однако в них в значительной мере терялась "народная перспектива", составляющая весьма важную часть демократии как ценности и идеала.
Поэтому не случайно, что в эти же годы складываются и концепции демократии иного плана. Центральным вопросом разногласий между концепциями этих групп был в конечном счете вопрос о нормативной роли народа, граждан в политическом процессе, т.е. вопрос о месте массового политического участия, обозначенный во второй части классической "формулы Линкольна" ("правление, ...осуществляемое народом"). Если концепции "демократического элитизма" в отношении нормативной роли участия можно назвать "минималистскими", то концепции иной группы в этом отношении естественно характеризовать как "максималистские". Среди подобных доктрин одной из самых интересных представляется концепция "функциональной демократии" теоретика гильдейского социализма Дж. Коула. Он не отрицал роли политического представительства, однако считал, что существующая его территориальная форма во многом выхолащивает его смысл. Экономическая власть, полагал Коул, первична по отношению к политической власти, и важнейшие содержательные объединения людей — это ассоциации производителей и потребителей, выполняющие значимые общественные функции. Именно такие ассоциации ("фабрики", понимаемые как коллективы, образующиеся по месту работы, гильдии) в своей деятельности должны руководствоваться принципами рабочего контроля и самоуправления, а на государственном уровне быть представляемыми в органах управления. Что же касается индивидуального избирателя, то он, по Коулу, должен иметь столько голосов, сколько есть групп вопросов (или функций), решение которых затрагивает его интересы (отсюда — "функциональное представительство")15. В контексте нашей темы важнейшим здесь является стремление распространить демократические принципы на промышленность ("индустриальная демократия") и в целом — на трудовую деятельность людей.
Еще шире вопрос о месте демократических принципов в жизни общества ставил Дж. Дьюи. Широко известны его эксперименты в области демократической организации школьного образования16. Однако они были лишь частью его замысла. Главная идея Дьюи состояла в том, что демократия в политической жизни не может существовать, не будучи укорененной во всей жизни общества, и потому важнейшая задача — утвердить демократию как личный образ жизни гражданина. Только тогда демократия в политике получит необходимую опору.
15 См.: Коул Дж. Гильдейский социализм. М., 1925.
16 См.: Дьюи Дж. Демократия и образование. М., 2000.
2 ВМУ, политические науки, № 6
17
"Демократия, — писал Дьюи, — ничто без изначального внутреннего побуждения, без внутреннего выбора идеала и без свободного внутреннего следования ему"17. К демократическим установкам личностного сознания он относил веру в возможности человеческой природы, в равенство прав людей на реализацию и развитие своих способностей, в способность людей к разумному суждению и действию, в возможности человеческого опыта, полезного общения и сотрудничества между людьми.
Подобные идеи развивал в те же годы датский теолог X. Кок, который писал, что "демократия не дает заключить себя в доктрину. Это не система, не доктрина. Это образ жизни, который, постоянно отступая и возвышаясь, прорастал в Западной Европе в течение добрых 2000 лет"18. Кок подчеркивал, что демократия — не победа, которую достаточно одержать однажды, а задача, которую нужно решать снова и снова. И поскольку здесь речь идет об определенном складе ума, то задачи воспитания каждого нового поколения стоят в отношении судьбы демократии едва ли не на первом месте. "Сущность демократии, — писал мыслитель, — определяется не голосованием, а диалогом, переговорами, обоюдным уважением и взаимопониманием". И потому "даже если удастся осуществить и политическую, и экономическую демократизацию общества, это будет далеко не все, если мы не будем в состоянии демократизировать самих людей — формировать, образовывать и воспитывать их"19.
В указанный период развивались и взгляды на демократию под иными углами зрения, например, идея X. Кельзена о демократии как "системе политического релятивизма", т.е. как политической системе, открытой для любых идей, решений и направлений развития20.
Для размышлений на темы демократии во время и сразу после Второй мировой войны характерна также установка на поиск более эффективной, устойчивой, "жизненной" модели демократии, способной противостоять вызовам. Как писал в книге "Современное демократическое государство" А.Д. Линдсей, "чтобы устоять, демократия должна будет использовать и приспосабливать к делу любое и всяческое умение, знание и руководство, какое только может оказаться в ее распоряжении. Без знания и умения, дальновидности и руководства невозможно содержать этот сложный взаимозависимый мир, в котором мы живем"21.
Второй из указанных выше периодов в развитии представлений о существе демократии характерен, в частности, тем, что в это время впервые проводились специальные и систематические исследования
17 Он же. Этика демократии // Полис. 1994. № 3.
18 КокХ. Что такое демократия. Копенгаген, 1993. С. 14.
19 Там же. С. 24, 87.
20 Kelsen Н. Vom Wesen und Wert der Demokratie. Tübingen, 1920.
21 Lindsay A.D. The modern democratic State. L., 1943. P. 261.
многих связанных с демократией явлений22. Данные исслед. показали невысокий уровень интереса граждан (особенно имеуг/:, у низкий социально-экономический статус) к политике, политическо"': участия, а также широкое распространение авторитарных настроений. Результатом этого стало возникновение новых минималистских доктрин демократии, а также новых обоснований целесообразности минималистских подходов.
Так, принадлежавший в те годы к флорентийской школе политических исследований Сартори в книге "Демократия и дефиниций" в шумпетерианском духе определял демократию как "этико-политиче-скую систему, в которой влияние большинства доверено власти соперничающих меньшинств"23. Сравнивая демократические и автократические властные системы, он писал, что "при демократии власть распространена, ограниченна, контролируема и сменяема, тогда как при автократии власть сконцентрирована, неконтролируема, неопределенна и неограниченна"24. Он же развивал в этот период идею о демократии как "власти активных". Согласно его концепции, политика всегда была, есть и будет делом политически активных граждан. Такие люди составляют меньшинство, однако угрозы для демократии в этом нет, если возможность проявлять политическую активность сохраняется для всех25. Думается, в такой постановке вопроса недостаточно учитывается то, что политическая активность выступает необходимым, но не достаточным условием влияния на властные решения.
В эти же годы Г. Алмонд и С. Верба дали новые обоснования минималистских взглядов через характеристику типов политических культур. В книге "Гражданская культура" (1965), описав идеальные типы "патриархальной", "подданнической" культур и "культуры участия", они добавили к ним характеристику наиболее "желательной", с их точки зрения, "гражданской" политической культуры26. Такая культура, по Алмонду и Вербе, является культурой участия, но несет в себе черты культур "прихожанина" и "подданного". Граждане, обладающие подобной культурой, считают политическое участие имеющим смысл, однако сами, как правило, в политической жизни не участвуют. По наблюдению Алмонда и Вербы, для таких людей политическое участие "не является ни основным их занятием в свободное время, ни главным источником удовлетворения, радости и волнения"27. Однако, по мысли авторов, в этом нет угрозы для демократии,
22 О характере и результатах таких исследований см., напр.: Lipset S.M. Political Man. Garden City, 1960.
23 Sartori G. Democrazia e definizioni. Bologna, 1972. P. 11.
24 Ibid. P. 120.
25 Sartori G. Democratic Theory. Detroit, 1962.
26 Almond G.A., Verba S. The civic culture: political attitudes and democracy in five nations. Newbury Park, 1989.
27 Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура. Политические установки и демократии пяти наций // Антология мировой политической мысли. М., 1997. Т. 2. С. 605.
поскольку "бездеятельность обычного человека и его неспособность влиять на решения помогают обеспечивать правительственные элиты властью, необходимой для принятия решений"28. Как считали Алмонд и Верба, отсутствие постоянного участия граждан не страшно, если те сохраняют веру в возможность "вмешаться" в политическую жизнь, когда этого, на их взгляд, потребует ситуация.
Однако с таким взглядом готовы были согласиться далеко не все специалисты. Напротив, чем дальше отходили от идеалов "власти народа" авторы минималистских концепций, тем более радикальными становились оппонировавшие им доктрины. В указанный период на базе идей "производственной демократии", "функциональной демократии" и т.п. складываются и получают значительную популярность уже всеобъемлющие концепции "демократии участия", связанные с именами Э. Фромма, П. Бахраха, К. Макферсона, К. Пейтмэн и других авторов. При большом количестве вариантов этих концепций, пожалуй, главная их идея состояла в том, что представительные институты на общенациональном уровне и выборы в них не являются гарантией демократии и что для эффективного политического участия граждан нужна их "социальная подготовка" в других сферах. Отсюда, по мнению авторов этих концепций, вытекала необходимость равноправного участия граждан в принятии решений по всем вопросам, которые затрагивают их интересы. Что же касается "угрозы для стабильности системы", якобы заключенной в таком участии, то, по мнению, например, Пейтмэн, "массовое участие развивает и стимулирует именно те качества, которые необходимы для стабильности"29. В целом важной стороной этих концепций стала идея "человеческой эффективности" политического участия, его важной роли для воспитания в людях чувства государственной ответственности и всех необходимых качеств гражданина. На обвинения же в возведении в культ некомпетентности Пейтмэн отвечала, что чем больше люди принимают участие в политике, тем лучше они это делают.
В эти же годы развивались и иные концепции демократии. Так, примечателен, например, взгляд на демократию Н. Лумана с позиций системной теории общества. По его мнению, мы живем в комплексном, открытом и неопределенном мире. Политика служит понижению комплексности мира для эффективной ориентировки в нем. Однако такое понижение может привести к неадекватному упрощению взгляда. Демократия же отличается от других "понижающих систем" тем, что она сохраняет максимально широкой сферу будущего выбора30.
Для тех лет характерно и развитие доктрин "плюралистической демократии", особенно в варианте концепции "полиархии", связанной с именем Р. Даля. Эта концепция, основанная на идее множест-
28 Там же. С. 606.
29 Пейтмэн К. Указ. соч. С. 35.
30 См:. Луман Н. Власть. М., 2001.
венности центров реальной власти в обществе, направлена на преодоление крайностей как максималистских, так и минималистских доктрин и ориентирована не на какие-либо абсолютные идеалы, а на то, что может быть реально достигнуто в современном обществе. Одно из определений Даля связывает полиархию (как реально достижимую в современном мире форму демократии) с социальными процессами, благодаря которым рядовые граждане получают возможность контролировать своих лвдеров31.
В третий из указанных выше периодов (начиная с середины 70-х гг.) задачи демократической теории в значительной мере определяются нуждами изучения и осмысления широкомасштабного процесса демократизации. В то же время практические задачи заставляют переосмысливать и теоретические представления о том, что можно и что нельзя считать демократией.
Самый очевидный взгляд на смысл "демократического транзита" состоит в том, что перейти к демократии — значит сформировать совокупность работающих демократических институтов. В наиболее четком виде такой взгляд получил выражение, пожалуй, в работах А. Пшеворского32. Для него демократия есть определенность процедур при неопределенности результатов; стабильность же демократии во многом зависит от существующей в стране системы институтов. "Демократическая система, — пишет Пшеворский, — оказывается жизнеспособной тогда, когда дает противоборствующим сторонам отстаивать свои интересы в рамках существующей институциональной схемы"33.
Однако опыт свидетельствует о том, что сформированные демократические институты не служат гарантией действительно демократического характера политического процесса. В этом отношении примечательна, например, позиция А. Лейпхарта. Он полагает, что демократию можно считать достигнутой, если политики достигли умения добиваться взамного доверия и лояльно сотрудничать34. Однако и этот взгляд не выходит за пределы минималистских концепций, поскольку, особенно в концепции согласительной демократии Лейпхарта, речь может идти о сотрудничестве между элитами без сколь-либо заметной политической роли граждан. В 80—90-е годы на фоне относительных неудач процессов демократизации в раде стран развиваются также многочисленные концепции модернизации, основной смысл которых можно было бы выразить формулой: "Культура имеет значение"35. Для
31 См.: Даль Р. Введение в теорию демократии. М., 1992. С. 8.
32 См., напр.: Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М., 1999.
33 Он же. Зашита минималистской концепции демократии // Теория и практика демократии: Избр. тексты. М., 2006. С. 14.
34 См.: Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997.
35 Именно так называется одна из книг этого направления: Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М., 2002.
понимания существа демократии среди этих трудов особенно важна, пожалуй, работа Р. Патнэма, убедительно доказавшего, насколько важен для успешной "работы" демократии достаточный запас в обществе того, что принято сегодня называть "социальным капиталом"36.
Минималистские взгляды на демократию в этот период получают новый импульс, в частности благодаря концепции "вертикальной демократии" Дж. Сартори37. Согласно Сартори, одна из главных проблем современной демократии — проблема управления и лидерства. Демократия не может быть стабильной и устойчивой, если не показывает своей эффективности в качестве системы управления. Для этого она должна получать адекватное выражение в "вертикальной" управляющей системе. Между тем демократические идеалы, по мнению Сартори, ориентированы исключительно на "горизонтальную" систему отношений между людьми. "Сколь бы мы ни преуспели, — писал Сартори, — в возрождении малых образований прямой демократии остается фактом, что такие — непосредственные — демократии могут лишь входить в качестве частей в более крупные единицы, являя в конечном счете микросоставляющие одного большого целого, которое всегда есть непрямая демократия, строящаяся на вертикальных процессах"38. В то же время в работах Сартори в эти годы появляется важный акцент, направленный против не утопического романтизма, а основанной на манипулировании псевдодемократии. «Власть выборов, — пишет он в книге "Возвращаясь к теории демократии", — это механическая гарантия демократии; действительная же гарантия создается условиями, в которых гражданин получает информацию и оказывается под воздействием тех, кто создает общественное мнение... Свободные выборы с несвободными мнениями ничего не выражают»39.
Выраженная здесь Сартори идея в указанный период становится одной из центральных для целого направления в трактовке демократии (связанного, в частности, с работами Г. Шиллера, Р. Гудина, П.-И. Ше-реля), смысл которого можно обозначить антитезой "демократия против манипулирования". Центром внимания для этого направления стали особенности процесса формирования мнения граждан, получающего затем выражение в голосовании. В частности, П.-И. Шерель обратил внимание на роль средств массовой информации как фактически универсального посредника между гражданами и миром реальной политики. Фактически граждане, по его мнению, испытывая потребность составить мнение о происходящем в политике, целиком зависят от содержания информации и характера ее подачи. В то же
36 Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. М., 1996.
37 Sartori G. The Theory of Democracy Revisited. Chatham, 1987. P. 1—2.
38 Сартори Дж. Вертикальная демократия // Полис. 1993. № 2. С. 84.
39 Sartori G. The Theory of Democracy Revisited. Chatham, 1987. Part 1. P. 87.
время, согласно Шерелю, эта информация "не может выйти из властного поля, точно так же, как вращение планет определяется всемирным тяготением... Информация дается потребителю лишь потому, что служит интересам ее распространителя или по крайней мере не вредит им, подчиняясь определенным условиям"40. С его точки зрения, "если свободное формирование мнения — нерушимый принцип демократического контракта, то ясно одно: в школьных программах для будущих граждан нужно отдать абсолютный приоритет изучению законов массовой информации... Качество мнения граждан обусловливает качество демократической жизни в любой стране или социальной группе, являясь целью борьбы всех претендентов на власть"41.
Максималистские концепции демократии также получили в этот период значительное развитие, связанное, в частности, с работами Б. Барбера, Дж. Мэнсбрвдж, К. Гоулд, Ф. Грина. Барбер в получившей широкую известность книге "Сильная демократия: политика участия для новой эпохи"42 критиковал существующую представительную демократию за то, что в ней происходит отчуждение граждан от политической власти и друг от друга, и противопоставлял ей модель "сильной", по его выражению, демократии, укорененной во всей общественной жизни, основанной на низовом самоуправлении и массовом политическом участии. В такой общественной системе, по проекту Барбера, граждане перестали бы быть лишь частными лицами, исходящими из своих интересов, и обрели бы способность возвыситься до понимания и защиты интересов сообщества. В целом "сильную демократию" Барбер характеризовал как правление образованных граждан.
Мэнсбридж дала оценку современной западной системы как "конфликтной демократии", каждый шаг которой, по ее выражению, совершает насилие над иным, более древним пониманием демократии43. Это более древнее понимание, по Мэнсбридж, есть идея "унитарной", или консенсусной, демократии, основанной на принципах взаимного согласия, общности интересов и дружеских взаимоотношениях членов общества. Впрочем, она не отрицала "конфликтной демократии" в принципе и лишь предлагала дать возможность использовать элементы "унитарной демократии" на низовом уровне.
В 90-е годы идеи прямой демократии получили новый импульс в связи с развитием телематики и электронных сетей. Действительно, компьютеры и электронные сети резко расширили возможности мгновенных опросов общественного мнения, обсуждения проблем в режиме телеконференций, массового голосования по тем или иным вопросам.
40 Шерель П.-И. Строить демократию: свобода формирования и выражения мнений // Полис. 1993. № 6. С. 100.
41 Там же. С. 102.
42 Barber B.R. Strong democracy: participatory politics for a new age. Berkeley,
1984.
43 Mansbridge J.J. Beyond adversary democracy. Chicago, 1983.
Однако наличие технических возможностей вовсе не означает изменения властной конфигурации современной политики.
90-е годы принесли и новые вызовы демократии, связанные прежде всего с процессами глобализации, изменением системы международных отношений, международным терроризмом. Международные факторы стали, пожалуй, наиболее серьезным испытанием для демократических идей. Ведь для демократии, согласно, например, Д. Рос-тоу, необходимо прежде всего сообщество граждан, твердо сознающих свое единство и идентичность44. Когда в результате глобализации стало снижаться значение национальных государств, поверглось размыванию это важнейшее условие демократии. Сегодня многие важнейшие решения, от которых зависят судьбы людей, принимаются помимо национальных государств (например, в штаб-квартирах транснациональных корпораций). И если на уровне государств были выработаны важные механизмы демократического контроля над властью, то на уровне ТНК или, скажем, международных финансовых институтов такого контроля не существует. Между тем реальная власть этих организаций очень велика. Поэтому трудно не согласиться с мнением Н. Боббио о том, что "демократия будущего может быть только международной. В противном случае это будет не демократия"45. Как справедливо отмечает Д. Хелд, сегодня демократия в национальном государстве требует демократии в сети пересекающихся международных отношений46. Однако реальные механизмы возможного установления демократического контроля за деятельностью могущественных международных структур пока еще не ясны.
В последние годы XX в. значительное распространение и популярность получили также различные варианты концепции "делибера-тивной демократии" (от лат. delibere — продумывать, взвешивать, обсуждать). По отношению к минималистским и максималистским доктринам эта концепция носит компромиссный характер. По замыслу ее авторов, делиберативная демократия должна соединить процесс поиска истины с процессом подготовки политических решений47. Центральным звеном подготовки решений в этой системе авторам концепции представляется дискурс — свободная дискуссия всех заинтересованных лиц, осуществляемая в условиях широкого, активного, децентрализованного участия и отвечающая требованиям рациональности. Таким образом, политические решения должны быть результа-
44 См.: Ростоу ДА. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. № 5.
45 Цит. по: Лобер В.Л. Проблема демократии в политической философии Нор-берто Боббио // Власть и демократия: зарубежные ученые о политической науке: Сб. статей / Отв. ред. П.А. Цыганков М., 1992. С. 210.
См.: Хелд Д. Демократия, национальное государство и глобальная система // Современная политическая теория / Авт.-сост. Д. Хелд. М., 2001.
47 См.: Хабермас Ю. Вовлечение другого: Очерки политической теории. СПб., 2001. Глава V. Что такое "делиберативная политика"?
том широкой рациональной дискуссии. Несомненно, в этой концепции есть черты утопизма. Однако поиск рационального компромисса, способного соединить преимущества минималистских и максималистских концепций демократии, очень важен.
На рубеже XXI в., несмотря на многочисленные серьезные вызовы по отношению даже к минималистски трактуемой демократии, новый импульс получают также всеобъемлющие дьювианские идеи демократии как образа жизни, в частности в концепции "демократии как формы жизни" Дж.Дж. Стура48.
Сформулируем несколько выводов из проведенного исследования.
1. На протяжении большей части XX в. для стран Запада демократия была уже не только теоретической целью, но и предметом практического опыта, что породило необходимость в более глубоких знаниях о ней. Одновременно в прошедшем веке возникали все новые вызовы демократии, а опыт тоталитарных режимов научил в гораздо большей степени, чем раньше, относиться к демократии как к ценности. Все это впервые в истории привело к специальным исследованиям в области демократии, которые вместе с философскими размышлениями и практическим опытом способствовали существенному развитию представлений о ней, которые мы затронули в настоящей статье лишь в самом общем виде.
2. Основные черты такого развития во многом определялись характером вызовов, на которые приходилось искать ответ. Поэтому у разных периодов, обозначенных нами в настоящей статье, есть определенная специфика. В первый период (с начала века примерно до середины 50-х годов) основные вызовы исходили от тоталитарных режимов. Поэтому в представлениях о демократии были усилены мотивы свободы и автономии. Второй период (с середины 50-х годов до середины 70-х годов) характеризуется началом специальных исследований в области демократии и вызовами бюрократизации и псевдодемократии — отсюда поиски реальной, аутентичной демократии. Третий период (с середины 70-х годов) характерен процессами демократизации и вызовами со стороны упрощенных представлений о "состоявшейся демократии" и затем — вызовами глобализации. Для ответа на эти вызовы демократической теории пришлось углубить исследования процесса формирования общественного мнения и затем заняться поиском возможных противовесов неконтролируемой власти транснациональных и международных институтов.
3. Развитие представлений о демократии в политической теории и политической философии происходило отнюдь не линейным образом. На каждом из рассмотренных этапов шла ожесточенная идейная борьба между различными направлениями мысли и исследовательскими школами. Основным предметом борьбы на каждом из этапов был вопрос о нормативных месте, роли и характере массового политиче-
48 См.: Стур Дж.Дж. Открывая демократию заново // Полис. 2003. № 5, 6.
ского участия. В зависимости от ответа на этот вопрос выделялись минималистские и максималистские представления о существе демократии. Однако на каждом из этапов имелась и "третья сторона" — концепции, которые либо тяготели к содержательному синтезу минималистских и максималистских подходов, либо ставили в центр своего внимания какие-то иные проблемы, чем проблема политического участия.
4. Результат взаимодействия указанных направлений — постепенное развитие представлений о существе демократии практически по всем аспектам данной проблемы. При этом развитие происходило как внутри каждого из направлений на базе его предыдущего развития, так и в результате полемики между этими направлениями. Главный, пожалуй, итог данного процесса в XX в. — постепенное обогащение и конкретизация представлений о демократии, преодоление односторонности в ее понимании, постепенное осознание нередуцируемой к какому-либо одному "показателю" комплексности этой проблемы, а также того, что не может существовать некая универсальная, эталонная схема демократической организации общества, что демократия живет только тогда, когда находится в движении.
