CC BY
42
ЭВОЛЮЦИЯ ОТНОШЕНИЙ РУССКОГО ЛИБЕРАЛА К ВЛАСТИ В 40-Х - НАЧАЛЕ 80-Х ГГ. XIX В.
Р.А. АРСЛАНОВ
Кафедра истории России Российский университет дружбы народов 117198 Россия, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10а
Изучение эволюции отношений одного из крупнейших теоретиков российского либерализма Константина Дмитриевича Кавелина к государству имеет не только познавательное, но и практическое значение. Дело в том, что оценка роли государства в отечественной истории, проблема соотношения сильной власти и свободы, волновавшая мыслителей прошлого, является крайне актуальной и в наши дни. В статье предполагается рассмотреть эволюцию не только политических взглядов Кавелина, но и его личного восприятия власти. Представляется, что подобный ракурс исследования, придавая историческому анализу «человеческое измерение», позволяет установить взаимосвязь эмоционального и рационального во взглядах и деятельности классика отечественного либерализма, и тем самым обогатить наше знание о прошлом.
Обращаясь к теме, автор учитывал то, что восприятие Кавелиным власти во многом являлось типичным для представителей либерального течения России второй половины XIX в. Сам же он был центром притяжения либеральных сил, связующим звеном либеральной оппозиции различных поколений. Кавелин стоял у истоков российского западничества 40-х гг., пережил весну либерализма в годы «оттепели», приходящиеся на эпоху «великой реформы», а затем - «застой» 70-х гг. и начало реакции Александра III. Во многом благодаря его энергии и личным усилиям либерализм из идейного течения стал превращаться в реальную общественную силу. Испытав трагедию несовместимости либеральных идей с отечественными реалиями, он одним из первых стал искать пути их соединения, оказавшись тем самым родоначальником национальной формы либерализма, соответствующей условиям крестьянской страны, переживающей процесс модернизации.
С другой стороны, эволюция его отношения к государству не получила должного освещения в исторической науке. Правда, политические воззрения Кавелина уже рассматривались в отечественной историографии1, но исследователи ограничивались лишь анализом основных положений политической концепции либерала, оставляя без должного внимания происходящие в ней изменения. Выявление же соотношения статичного и динамичного во взглядах Кавелина позволит лучше представить развитие либеральной мысли в России, установить факторы, влиявшие на ее эволюцию.
В теоретических исканиях Кавелина государство занимало особое место. Именно с сильной самодержавной властью он связывал все свои надежды на либеральные преобразования России и полагал, что задача их сторонников заключалась лишь в том, чтобы «... понять, так сказать, почву, элемент, в которых совершалась государственная жизнь, и уловить законы ее развития»2.
Свое понимание сущности и роли государства Кавелин сформулировал в статье «Взгляд на юридический быт Древней Руси» (1847) в духе гегелевской теории, согласно которой «государство является осуществлением свободы, т.е. абсолютно конечной цели, ... оно существует для самого себя; вся ценность человека, вся его духовная действительность существует исключительно благодаря государству»3.
Вместе с тем отношение Кавелина к государству несколько отличалось от концепции ортодоксальных гегельянцев. Так, признавая, что «вся русская история, как древняя, так и новая, есть по преимуществу государственная, политическая», он все же подчеркивал, что таковой она является «в особенном, нам одним свойственном значении этого слова»4. Главное же отличие, по мнению Кавелина, заключалось в том, что государство в России являлось не столько конечной целью развития, «существующей для самого себя», сколько источником прогресса, создающим условия для становления свободной личности.
Кавелин в своих теоретических построениях исходил из того, что человек не мог существовать вне общежития, первоначальной формой которого был кровнородственный союз - род, а затем - семья. Не обладая долгое время отдельным от этого коллектива сознанием, он не имел возможности выделиться в самостоятельное целое, т.е. стать личностью, обладающей «высшими потребностями» и, в первую очередь, потребностью развития. Это предопределяло господство традиционных норм коллективного бытия, крайнюю замедленность движения общества, ибо, по словам Кавелина, лишь личность, «сознающая сама по себе свое бесконечное и безусловное достоинство»5, являлась основным условием его развития. По мере становления государства, являющегося выразителем общих потребностей народа и в связи с этим разрушающего узкие рамки кровнородственных и общинных союзов, происходило утверждение личности, ее высвобождение из коллективного бытия. Таким образом, государство, в концепции Кавелина, выступало не как самоцель общественного развития, а как форма народного организма, создающая условия для появления и развития личности. Все содержание исторического процесса в допетровской России как раз и состояло, полагал он, «...в постепенном образовании, появлении начала личности и, следовательно, в постепенном отрицании исключительно кровного быта, в котором личность не могла существовать»6. Становление личности Кавелин связывал с формированием государства, завершившимся лишь в результате преобразований Петра I. Однако после его смерти дворянство забыло «настоящий смысл эпохи реформ»7, в результате чего произошло полное закрепощение крестьян и подчинение личности всесильной власти государства. Вот почему основную задачу современного ему общества Кавелин усматривал не в возвращении к петровской эпохе, а в возрождении ее творческого, реформаторского духа, призванного обеспечить освобождение крестьян, развитие личного начала не только в среде российской элиты, но и основной массы населения.
В условиях николаевской России отношение Кавелина к власти характеризовалось, с одной стороны, критикой реакционного правительства, а с другой - надеждами на реформаторский потенциал государства. К тому же он сам, после вынужденного ухода из Московского университета в 1848 г. и приглашения на службу в МВД, становится «элементом» государственной машины. Непосредственное знакомство с жизнью чиновного Петербурга и императорского двора усилили его критическое восприятие власти. «...Только здесь (т.е. в Петербурге - Р А.),- писал он Т.Н. Грановскому, - чувствуешь вполне позор, унижение, постыдное рабство, в котором держит нас, несовершеннолетних, эгоистическая, выродившаяся, иностранная династия, прусско-солдатская, которой интерес один: усидеть возможно долго на своем месте»8. И все же и в это «мрачное семилетие» Кавелин не терял присущего ему оптимизма, да и свои служебные обязанности он воспринимал отнюдь не как средство достижения личного успеха, а тем более -богатства, а как выполнение долга перед обществом.
В Петербурге вокруг Кавелина сложился кружок, состоявший из либерально настроенных чиновников и представителей интеллигенции, и известный современникам как «партия петербургского прогресса»9. Кавелин пытался превратить его в реальную оппозиционную силу, подготавливавшую общество к либеральным преобразованиям, всеми легальными средствами пытался актуализировать реформаторский потенциал государства. Даже не помышляя об использовании противозаконных, а тем более насильственных методов борьбы с самодержавным режимом, Кавелин в самом начале 1855 г., еще при жизни Николая I, все же пошел на нарушение одного из основных постулатов либерализма - принципа легальности и предложил своему тогда еще другу и соратнику Б.Н. Чичерину приступить к созда-
нию и распространению рукописной литературы10. Первый опыт либерального «самиздата» совпал со смертью Николая I, с радостью встреченной оппозиционной интеллигенцией. Так, в письме к Грановскому Кавелин буквально выплеснул свои чувства: «...Калмыцкий полубог, прошедший ураганом, и бичом, и катком, и терпугом по русскому государству в течение 30 лет, вырезавший лица у мысли, погубивший тысячи характеров и умов, истративший беспутно на побрякушки самовластия и тщеславия больше денег, чем все предыдущие царствования, начиная с Петра I, - это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры - околел наконец, и это сущая правда!»11. Однако резкое осуждение личности и итогов правления Николая I не означало неприятия самого принципа абсолютной монархии. Даже в условиях николаевского режима Кавелин писал о том, что верит «... в совершенную необходимость абсолютизма для теперешней России», правда, полагая при этом, что «он должен быть прогрессивный и просвещенный»12.
С середины 50-х гг., в условиях наступившей «оттепели» либеральное общество начинает возлагать все большие надежды на нового монарха - Александра II. Однако деятельная натура Кавелина не могла ограничиться лишь ожиданием реформ. Стремясь объединить либеральные силы вокруг общей программы и подтолкнуть власть к преобразованиям, Кавелин составляет знаменитую «Записку об освобождении крестьян», в которой необходимость реформ он обосновывал не только угрозой народных выступлений, но и необходимостью укрепления государства в новых условиях13. Страстность и ненависть к произволу подтолкнули его к более решительным шагам. Кавелин пошел на установление связей с А.И. Герценом в надежде использовать его лондонскую типографию как для пропаганды либеральных идей и консолидации сил сторонников реформ, так и в целях прямого воздействия на правительство.
В результате начавшейся переписки появились лондонские сборники «Голоса из России», которые начали проникать в страну. В опубликованном в «Голосах...» «Письме к издателю», написанном совместно Кавелиным и Чичериным, были определены основные задачи русской либеральной интеллигенции, заключавшиеся, с одной стороны, в воспитании в либеральном духе правительства, а с другой - в просвещении основной массы населения страны. При этом Кавелин пытался убедить власть в том, что либералы не только не посягают на основы государственного строя, но готовы к сотрудничеству в целях его укрепления и совершенствования. Подчеркивая свою приверженность самодержавной монархии, авторы «Письма...» предложили ряд мер, необходимых для ее мирного обновления, в частности, «введение свободы совести..., отмены или по крайней мере ослаблении цензуры». В итоге они заявляли, что «готовы столпиться около всякого сколько-нибудь либерального правительства и поддерживать его, ибо твердо убеждены, что только через правительство у нас можно действовать и достигнуть ка-ких-нибудь результатов»14.
Верноподданническая позиция либералов свидетельствовала о том, что в условиях России они лишь в самодержавии видели силу, способную осуществить освобождение крестьян. Свобода слова же им была нужна для обличения «алчной, развратной и невежественной бюрократии», стоявшей, как они полагали, между царем и Россией. Вместе с тем своими публикациями в заграничном издании либералы надеялись показать, что в стране появилась сила, на которую власть может опереться как в деле проведения реформ, так и в целях противостояния революционной пропаганде. К тому же при всей декларируемой лояльности по отношению к власти эта сила не могла не быть оппозиционной, ибо посягала на монопольное право правительства на политическую деятельность, на разработку стратегического курса развития страны и призывала к свободомыслию.
В 1857 г. Кавелин был приглашен преподавателем правоведения и русской истории к цесаревичу Николаю Александровичу (умер в 1865 г.). Это открывало перед ним блестящую перспективу не только профессиональной, но и политической карьеры. Теперь он мог, продолжив традицию, восходящую к Лагарпу и В.А. Жуковскому, оказывать влияние на политическое развитие страны, т.е. стать своего рода либеральным Победоносцевым. Сам Кавелин принял приглашение не из тщеславия и карьерных соображений, а с осозна-
нием ответственности за судьбы страны и с желанием внести свою лепту в ее обновление. Однако уже в апреле 1858 г., т.е. задолго до конца учебного года он был отстранен от преподавания наследнику. Причиной отставки стало появление в печати выдержек из его «Записки об освобождении крестьян», идеи которой в то время не соответствовали правительственным проектам. В качестве компенсации Кавелину предложили денежное вознаграждение и чин действительного статского советника, от которых он отказался под предлогом того, что занятия с наследником не были доведены до конца. Подлинной же причиной демарша являлось стремление Кавелина сохранить свою личную независимость и свободу рук по отношению к власти ради пропаганды своих убеждений и продолжения общественной деятельности.
Наиболее полно его политическая позиция проявилась осенью 1861 г. в связи со студенческими волнениями, охватившими Московский и Петербургский университеты. Студенческие демонстрации подтолкнули власти к решительным мерам, вызвавшим недовольство либеральной интеллигенции. Но, осудив полицейские репрессии, Кавелин не одобрил и противоправные действия студентов, что привело его к общественной изоляции. В результате Кавелин, поддержанный рядом профессоров Петербургского университета, в декабре 1861 г. ушел в отставку. В рядах либералов не было единодушия по поводу репрессивных действий правительства. Так, Чичерин, будучи в это время профессором Московского университета, под держал полицейские гонения на студентов. Одновременно, обрушившись на «дешевый либерализм», будоражащий студентов, он выдвинул концепцию «охранительного либерализма», сутью которого являлось сочетание либеральных мер и сильной власти. В свою очередь, Кавелин выступил с разоблачением позиции, занятой Чичериным, и даже пошел на разрыв личных отношений со своим бывшим другом и учеником. Таким образом, сходясь в теоретических основаниях, либеральные соратники разошлись во взглядах на пореформенное развитие России, на отношение либерального общества к политическому курсу правительства. Если Чичерин ратовал за укрепление власти и за безоговорочную ее поддержку со стороны общественности, то Кавелин призывал дистанцироваться от реакционных шагов правительства, выступал за право его критики и независимое общественное мнение. Однако, как и его оппонент, Кавелин не видел в России иной реформаторской силы, кроме самодержавного государства.
После отмены крепостного права в определенных кругах российского общества получили распространение конституционные настроения. Они нашли свое выражение в адресах, принятых в 1862 и 1865 гг. Московским, Петербургским, Тверским и рядом других губернских дворянских собраний. Кавелин в конституционных проектах дворян увидел стремление недовольной отменой крепостного права олигархической оппозиции взять власть в свои руки в целях реставрации крепостничества. Любая же попытка подчинить себе царя в условиях России того времени могла, как утверждал Кавелин, вызвать народное возмущение15.
Критика Кавелиным «либеральной реакции» объяснялась и тем, что он не видел ни социальных, ни культурных условий для утверждения в стране конституционного строя, искренне полагал, что «общая для всех классов народа конституция в России невозможна, а для дворянства - не нужна и даже опасна»16. Вместе с тем Кавелин не отвергал сам принцип консттуционализма, выделял два уровня, две стадии в его развитии. «В обширном смысле, - писал он, - под конституцией разумеется всякое правильное государственное и общественное устройство, покоящееся на разумных, непреложных основаниях и законах, - устройство, при котором нет места для произвола, личность, имущество и права всех и каждого обеспечены и неприкосновенны. Такой порядок дел возможен при всяком образе правления - в неограниченной монархии, как и в республике.... В тесном смысле под конституциею разумеется такое политическое устройство государства, где верховная власть ограничена политическим представительством, палатами или камерами, разделяющими с нею, в большей или меньшей степени, законодательную и высшую административную власть»17. Представительное правление, в концепции Кавелина, могло появиться лишь как результат естественного развития гражданского общества, подготавливающего население к подлинной и полноценной политической свободе и конституционному строю. Без прохождения этого этапа, в начале которого Россия только-только оказалась после отмены крепостничества, установление представительного правления могло привести лишь к пагубным для страны последствиям.
Таким образом, «боязнь» Кавелина конституции, с одной стороны, отражала его убеждение в неподготовленности всего русского общества к конституционному строю, а с другой - не исключала его приверженности конституционным принципам. «Что касается до масс народа, - утверждал Кавелин, - то, конечно, никто, зная их хоть сколько-нибудь, не сочтет их за готовый, выработанный элемент представительного правления. Дай бог, чтоб эти безграмотные, большей частью бедные, не развитые массы, лишь со вчерашнего дня вышедшие из рабства, сумели как следует пользоваться своими гражданскими правами и тою скудною долею самоуправления, которая им представлена законом»18. Идея же исключительно дворянского представительства им отвергалась как антилиберальная по своей сути и способная к тому же, в случае своей реализации вызвать реакцию и социальные потрясения.
В пореформенный период в политической концепции Кавелина произошли некоторые изменения. На смену отвлеченным, несколько абстрактным характеристикам государства приходит его позитивистская трактовка. Например, исходя из позитивистской идеи естественного характера социального неравенства, он доказывал, что верховная власть «...уравновешивает различные общественные элементы, приходящие между собой в столкновение или соперничество, ...препятствует чрезмерному преобладанию меньшей части общества над большинством», призвана «служить между ними посредником, охранять и защищать низшие классы»19. Таким образом, необходимость сильной центральной власти Кавелин доказывал теперь с помощью идеи общенационального характера самодержавия, призванного защищать интересы всех сословий, играть роль арбитра между ними и заботиться, в первую очередь, о положении трудящихся масс. В теоретических построениях Кавелина 60-х гг. абсолютная монархия продолжала оставаться инструментом преобразований, постепенно ведущих к гражданскому обществу и правовому государству. Вместе с тем сам он в этот период отказался от какого-либо сотрудничества с властью и занял равноудаленную позицию по отношению как к правительству, так и оппозиционным силам.
Осуждая конституционные проекты, Кавелин выступил с проектом совершенствования административной системы, призванным повысить ее эффективность и очистить от компрометирующих самодержавие чиновников. В этой связи следует особо остановиться на отношении Кавелина к русской бюрократии, в котором, в определенной степени, отразилось амбивалентное восприятие либералами его поколения государственной власти. Суть этой амбивалентности заключалась в сочетании искренних монархических убеждений либералов с критикой административного произвола бюрократии, стоявшей, по их мнению, на пути либерального прогресса. Во многом такой взгляд на дуалистический характер верховной власти оказывался созвучным народным архетипичным представлениям о «царе-батюшке», воплощавшем божественную справедливость, но окруженном «злыми боярами», которые не давали ему утверждать «правду» на земле. Вместе с тем Кавелин, критикуя бюрократию, пытался, в отличие от многих других либералов, более взвешенно и вдумчиво определить ее роль в общественной жизни страны. Эта сдержанность порождалась, видимо, тем, что он сам долгое время был чиновником. Кроме того, в союзе национально мыслящей части чиновничества и либеральной интеллигенции он видел ту силу, которая могла продолжить дело реформы. В конечном счете, улучшение системы управления Кавелин связывал не с формальными административными мерами и кадровыми перестановками, а с общим развитием всего русского общества, для которого были необходимы «крепко и здорово устроенный суд, да свобода печати, да передача всего, что прямо не интересует единства государства, в управление местным жителям»20. Иными словами, Кавелин предлагал конкретные меры, ведущие к построению основ гражданского общества, обеспечивающие сочетание сильной власти и свободы личности.
После проведения крестьянской реформы меняется и отношение Кавелина к личности императора. Определенное время он достаточно настороженно относился к монарху, что вызывалось, с одной стороны, непоследовательностью политики прави-
тельства, гонениями на свободомыслящих людей, а с другой - личными бедами: отставкой от преподавания наследнику, уходом из университета и неопределенностью будущего положения. К тому же Кавелин ощущал настороженное отношение к себе со стороны самого императора. Этот факт подтвердила его корреспондентка баронесса Э. Раден, объяснив в своем письме личное нерасположения к нему Александра II интригами и завистью придворных 21. И все же, верно оценив общий характер отношений, баронесса, как представляется, несколько поверхностно определила основную причину неприязни Александра II к Кавелину. Скорее всего, она вызывалась образом мыслей, а главное - независимым характером и приверженностью принципам русского либерала, не желавшего ими поступиться ради личной выгоды.
Несмотря на сохраняющуюся личную отчужденность, Кавелин начинает достаточно высоко оценивать результаты деятельности императора, защищает его от нападок критиков. «С Вашим замечанием, что у Александра Николаевича сердце человеческое, а голова баранья никак не могу согласиться, - писал он разночинцу А.И. Скребицкому. - ... Не имел никаких причин его любить и имел напротив очень много причин его ненавидеть, я однако должен сказать, что такого великого, национального, человеческого, блистательного царствования Россия с Петра не видала. По мне ни Екатерина, ни Александр I в подметки ему не годятся! Душа подымается, когда подумаешь, сколько он сделал в каких-нибудь 7 1/2 лет! ... Александр Николаевич стоит точно также в начале нового периода русской истории, как Петр Великий. Ему выпало на долю вывести ее из плена и мрака на свет божий. Я перед ним преклоняюсь и не знаю меры глубочайшего уважения и сочувствия этому великому из великих русских царей»22. С другой стороны, Кавелин продолжал весьма резко критиковать правительство, которое, все более сворачивало с пути реформ. Таким образом, как и в случае с Николаем I, личные симпатии или антипатии Кавелина не оказывали заметного влияния на его оценки содержания политики монарха, а тем более формы государственного строя страны.
В условиях пореформенного периода Кавелин в работе «Мысли и заметки о русской истории» (1866) вновь обращается к теме складывания государства, пытается осмыслить его национальные особенности, доказать ведущую роль в жизни страны. Теперь русскую государственность он выводит не из родовых отношений, а из существования первоначальной социальной ячейки - крестьянского двора. «В царской власти, сложившейся по типу власти домовладыки, - писал он, - русскому народу представилась в идеальном преображенном виде та же самая власть, которую он коротко знал из ежедневного быта, с которой жил и умирал». В сознании народа, считал Кавелин, «царь есть само государство - идеальное, благотворное, но вместе и грозное его выражение; он превыше всех, поставлен вне всяких сомнений и споров и потому неприкосновенен; потому же он и беспристрастен ко всем; все перед ним равны, хотя и не равны между собою. Царь должен быть безгрешен; если народу плохо, виноват не он, а его слуги...»23. Таким образом, самодержавную форму русской государственности Кавелин выводил из условий жизни и сознания народа, экстраполируя на верховную власть те отношения, которые складывались в патриархальной крестьянской семье. Тем самым он обосновывал и особую историческую связь, существующую между народом и монархией, призванной с самого своего становления защищать общенародные интересы. В конечном счете, его историческая концепция была призвана доказать необходимость как сохранения самодержавия в пореформенной России, так и продолжения реформ, проводимых правительством ради народа. С одной стороны, доказывая «народный характер» царской власти, Кавелин отвергал возможность установления в обозримом будущем конституционных порядков, не соответствующих национальному характеру. С другой, подчеркивая государственнический характер русского народа, жертвующего всем ради создания и укрепления сильной центральной власти, он обосновывал идею долга государства перед народом, оплата которого была возможна лишь продолжением реформ.
В основе политических построений Кавелина лежало убеждение в существовании особой связи самодержавной формы власти и народа, что, по его мнению, и создавало условия для совмещения сильной власти и прав личности, которая, развиваясь под сенью монархии,
становилась бы все более самостоятельной, а следовательно, ответственной, без чего невозможна реальная политическая свобода.
Русские либералы, посчитавшие, что после отмены крепостного права, на основе и далее проводимых правительством реформ и даруемых свобод все устроится само собой, поначалу отказались от самостоятельной политической позиции, сосредоточились на практической работе в земствах и просветительской деятельности. Затухание общественной активности, разброд и шатание в стане легальной оппозиции вызывались также отсутствием после 1861 г. объединяющей ее цели, да и в определенной степени стремлением к личной независимости, индивидуализмом ее участников. И лишь острый политический кризис конца 70-х годов заставил либералов заявить о своем существовании, не только сформулировать свою программу преобразований, но и попытаться воплотить ее в жизнь. Именно в это время Кавелин вновь обращается к проблеме государственного строя, разрабатывает свою модель политического развития страны. Как и многие свободомыслящие интеллигенты, одну из причин кризисного положения он видел в несовершенстве системы управления. «Все зло и вся беда наша в том, -писал он в 1884 г., - что правительственный механизм (а не самодержавная власть) совсем сгнил и должен непременно быть замененным другим, новым, органически построенным, приспособительно к условиям нашего государства и русской среды, а не по принципам, выработанным чужою жизнью и чужим опытом, которые мы, по недоразумению, считаем за общечеловеческие принципы»24. Выступая против копирования европейских форм, Кавелин отстаивал идею органического развития национальной государственности.
В итоге модель будущей России - «мужицкого царства» - представлялась ему «... необозримым морем оседлого, свободного, трудящегося, благоустроенного крестьянства, с сильной центральной властью, обставленной высшей интеллигенцией, постоянно вырабатываемой страной, но не составляющей ни юридически, ни экономически привилегии какого бы то ни было класса, сословий или общественной группы. Преобладание оседлого, свободного крестьянства, представляемого бессословной интеллигенцией, исключает возможность господства черни и ее последствий - цесарской власти, политического авантюрьерства, ограбления богатых в пользу бедных, нетерпимости религиозной или национальной...»2 .
В этом проекте Кавелина интеллигенция выступала в качестве духовной силы, выражающей интересы не какой-либо социальной группы, а всего народа. Будучи посредником между народом и государством, она должна была, с одной стороны, обеспечить сочетание сильной власти со свободой и развитием личности, а с другой, - не допустить революции, приводящей к установлению «диктатуры черни» со всеми ее трагическими последствиями. Иными словами, не перед бюрократией и дворянством, а интеллигенцией Кавелин ставил теперь задачу помочь государству обеспечить мирное обновление страны, воплотить в жизнь идеалы либерализма с учетом российских реалий. В духе времени он воспринимал интеллигенцию как бессословную, нравственно-интеллектуальную силу, призванную выражать «русский национальный интерес» и осуществлять общественный прогресс. Однако, в отличие от народников, он считал, что эту роль она может выполнить лишь в союзе, а не в противостоянии с государством.
Таким образом, в сложных условиях переходного периода, с его социальной и политической нестабильностью, сменой базовых ценностей российской цивилизации, государственническая, державная позиция Кавелина еще более укрепилась. Он искренне верил в то, что в пореформенной России лишь сильная центральная власть являлась как гарантом сохранения порядка, так и источником преобразований. Единственным ее деятельным помощником при патриархальной пассивности народных масс и отсутствии развитого среднего сословия могла выступить лишь европейски просвещенная интеллигенция.
Защищая самодержавие, Кавелин, как и в годы «великой реформы», выступал против конституционных проектов. Однако по сравнению с тем периодом его антиконституционная аргументация под воздействием новых реалий несколько изменилась. Теперь он акцентировал внимание не на опасности дворянской конституции, дающей шанс осуществлению
крепостнического реванша, а на национальных особенностях России, обосновывал ее самостоятельное, постепенное продвижение к политической свободе. «Конституции только тогда имеют какой-нибудь смысл, - писал он, - когда носителями и хранителями ее являются сильно организованные, пользующиеся авторитетом, богатые классы. Где их нет, там конституция является ничтожным клочком бумаги, ложью, предлогом к самому бессовестному, бесчестному обману»26. В современных же ему условиях Кавелин не видел в России предпосылок, необходимых для установления подлинного конституционного строя.
С другой стороны, он доказывал, что политическую свободу нельзя обрести в результате инициативы сверху или насилия снизу, ибо, не имея корней в обществе, она обратится в свободу для меньшинства, т.е. в новую диктатуру. В итоге, истинность и прочность свободы он продолжал связывать с постепенным ее вызреванием в недрах самого русского общества, происходящего в результате его развития. Неорганическая и преждевременная свобода могла бы привести не только к диктатуре, но к резкому ухудшению положения народных масс, отдав их в руки эгоистической, оторванной от национальной почвы правящей верхушки. В конечном счете, неподготовленное введение конституционных порядков принесло бы народу, по словам Кавелина, «полную кабалу», а страна вошла бы в период «нескончаемых, безысходных внутренних потрясений, которые истощат ее силы и сделают ее не способной ни к какому развитию»27.
Однако, обосновывая необходимость сохранения самодержавия и предупреждая о несвоевременности и даже опасности его конституционных ограничений, Кавелин был далек от идеализации существующей системы управления. Ее он достаточно образно характеризовал как «самодержавная анархия», подразумевая под ней всевластие придворной клики и администрации, произвол полиции и бюрократии как в центре, так и на местах. В статье «Политические призраки», изданной за границей в 1877 г., Кавелин разоблачал порочность существующей в России административной системы и предлагал ряд мер по совершенствованию аппарата управления. Недостатки центральных органов власти он видел в том, что их структура создавалась в начале XIX в. в результате некритического заимствования европейских форм. И если в эпоху Екатерины II самодержавная власть окончательно сложилась, по его мнению, в самостоятельную силу, «независимую от вельможества и церкви», то в результате реформ М.М. Сперанского произошло «разграничение и распределение между различными государственными учреждениями власти законодательной, судебной и административной, из которых последняя непосредственно заведывается самим государем». Именно такое устройство управления, не имеющее в России собственных корней, «выхваченное и пересаженное из западно-европейских конституций», и стало, как полагал Кавелин, «источником наших зол и бедствий»28.
Здесь следует учесть, что Кавелин выступал не против принципа разделения властей, прекрасно понимая, что он обеспечивает их равновесие и лучшую организацию, а также защиту личности от произвола администрации. Он полагал, что воплощение этого принципа может иметь положительное значение лишь при конституционном строе, который, в свою очередь, станет результатом развития самого общества. Нарушение же закона органичности и постепенности, пренебрежение историческими традициями и возможностями самого общества, привели к тому, что бюрократия в условиях отсутствия конституционных порядков и политических свобод использовала введенный принцип разделения властей в своих целях. Вместо развития своей национальной формы государственности, отражающей глубинную историческую связь самодержавия и народа, «русское правительство с начала XIX в., - писал Кавелин, - облеклось в формы французского цезаризма». В результате резко усилившаяся бюрократия сосредоточила всю реальную власть в своих руках, взяла под свой контроль все сферы государственной и народной жизни, стала оказывать влияние на действия монарха 9.
Один из недостатков административной системы заключался в том, что она выдавливала из себя «людей способных и честных» и выдвигала вперед «неспособных и дурных». Подобного рода «естественный отбор» Кавелин объяснял бесконтрольностью и безответственностью власти, отсутствием свободы слова и какой-либо формы предста-
вительства. Всевластие бюрократии, ее личные качества стали одной из причин искажения, а затем и свертывания реформ. Но главный недостаток административной системы Кавелин видел в том, что она разрывала органическую связь, существующую между монархом и народом. С целью разрушения пагубной для России административной системы Кавелин попытался обосновывать необходимость введения в стране представительного правления, определить его место в системе неограниченной монархии.
Данная тема, обращение к которой вызывалось и изменениями, происшедшими в стране, а также ростом конституционных настроений в обществе, стала новым направлением в его теоретических поисках. Кавелин изложил свое отношение к ней в специальной статье «Мысли о выборном начале» (1880), основной задачей которой явилось обоснование совместимости самодержавия и представительства в России. В своих предложениях он исходил из того, что представительная система должна была строиться на русской национальной почве, с учетом ее традиций и особенностей, не повторяя и не копируя европейские формы. С другой стороны, представительство было призвано не ограничить самодержавие, а усовершенствовать его в соответствии с требованиями времени. Переход к новой системе Кавелин оговаривал двумя непременными предварительными условиями. Во-первых, представительство в России им мыслилось лишь всеобщим, а не сословным или корпоративным. Тем самым Кавелин надеялся не допустить разобщения народа по социальному или партийному признаку. Во-вторых, оно не должно было осуществляться в форме какого-либо специального органа. Иными словами, Кавелин предлагал его создание не в форме особого учреждения - законодательной палаты или парламента, а лишь в качестве «элемента, пополняющего состав государственных установлений», т.е. части уже существующих органов власти. Только при выполнении указанных условий, полагал он, представительство «будет служить выражением не для тех или других частных сословных или корпоративных интересов, а для общих и местных потребностей и нужд государства, ...внесет в нашу общественную и государственную жизнь новое, живительное и плодотворное начало и подымет нашу правительственную деятельность на высоту, достойную великого исторического народа»30. Конкретный же план Кавелина сводился к введению выборных представителей земств в административные органы и в Государственный совет.
Таким образом, представительство, в концепции либерала, являлось результатом не прихоти или воли отдельных лиц, а следствием естественного развития общества, его новых потребностей. Само же возникновение данной потребности Кавелин объяснял в духе органической теории процессом усложнения государственного управления и общественной жизни, происходящим под воздействием закона дифференциации. В результате действия этого закона в обществе по мере его развития формировались отдельные элементы, которые постепенно обособлялись друг от друга. В целях недопущения полного расчленения общественного организма, грозящего социальным хаосом, и возникает потребность в интегрирующей силе, способной обеспечить органическое единство элементов и цельность общества. В пореформенной же России, по мнению Кавелина, стали со всей очевидностью ощущаться симптомы распада общественного организма. «Эгоизм, равнодушие к общественным делам, распадение общинного землевладения, - писал он, - суть факты расчленения и индивидуализации. Противопоставление правительства народу и народа правительству, сословные привилегии, обособление суда, казны администрации, различных ведомств, ...борьба сословий и т.п., - продолжил он, - суть последствия дифференциации органов и составных элементов государства, доведенной до прискорбных крайностей»31.
Эти факты разложения общественного организма и требовали принятия мер, направленных на восстановление связей между его отдельными частями. Их необходимость нарастала постольку, поскольку дезинтеграция, по мнению Кавелина, захватила и сам государственный аппарат. Полагая, что одни административные реформы, на которых Кавелин, кстати, настаивал в начале 60-х гг., не принесут желаемого эффекта, он и предлагал «для прекращения чрезмерного расчленения правительственного механизма установить живую, непо-
средственную связь между ним и общей жизнью государства». Средством, обеспечивающим эту связь, и должно было стать «выборное государственное представительство», которое, «как кровь в теле, объединяет все составные части государственного организма, устанавливает между ними непрерывное взаимодействие, периодически обновляет государственный механизм притоком свежих сил и тем разлагает все вредные застои». Положительную сторону представительства Кавелин видел не только в том, что оно осуществляло связь между государством и обществом, но и в том, что новая система могла повысить эффективность деятельности государственного аппарата в результате привлечения опытных и знающих местные проблемы людей.
Усовершенствование структуры управления Кавелин надеялся осуществить за счет освобождения законодательной и судебной власти от засилья административной системы. Именно поглощение администрацией законодательства и суда препятствовало соблюдению закона и обеспечению прав личности. Для устранения всевластия и произвола администрации Кавелин предлагал создать три независимых друг от друга сената - законодательный, судебный и административный, находящиеся под контролем монарха. Конкретные предложения Кавелина были достаточно умеренны, а следовательно, - реалистичны. При этом следует учесть, что его сдержанность вызывалась не только осознанием неготовности русского общества к полноценному представительству и особой роли государства, но и пониманием того, что альтернативой постепенному продвижению к конституционным порядкам, осуществляемому самой властью методом добровольного «самоограничения», может стать стихийный бунт или социальная революция.
Умеренно-либеральный проект реформ Кавелина отражал эволюцию его понимания как природы российского государства, так и состояния общества и народа. Сам он в письме 1884 г. Д. Милютину сообщал, что если в 60-х годах не видел в России возможности осуществления реформы в политической сфере, считал их «... слишком тонкими цветами для нашей почвы» и из-за этого даже разошелся с Герценом, то теперь положение изменилось. «Время глубокой, радикальной реформы всего нашего административного, в том числе судебного строя, - писал он, - наступило..,»32.
Кавелин, обращаясь к прошлому России и, в первую очередь, опираясь на опыт петровских реформ и освобождения крестьян, предлагал конкретные меры, направленные на превращение самодержавной власти как в источник либеральных преобразований, так и силы, способной обеспечить и защитить права личности, ограничить произвол бюрократии. Его надежды на самодержавие во многом проистекали из представлений об особой природе российской государственности, его глубинных исторических связях с народом. Вместе с тем Кавелину не были чужды идеи политического либерализма, но воплощение политических свобод и обеспечение прав личности в условиях России он связывал с повышением культурного уровня всего населения, учетом базовых национальных ценностей и совершенствованием сильной центральной власти. В неопубликованной статье Кавелина «Разговор с социалистом-революционером» (1880) он так представлял политический строй будущей России: «Я начинаю с крестьянской общины, вполне автономной во всех делах, до ее одной касающихся; затем союзы общин уездные и губернские или областные со своими выборными представительствами: а целое завершится общим земским собором под председательством самодержавного, наследственного царя. Для того наследственного, чтобы не было борьбы партий и смуты при его избрании, для того самодержавного, чтобы он мог быть всегда царем всех, а не того случайного большинства, благодаря которому он бы царствовал»33. Следует заметить, что в этой своего рода «программе-максимум» представительство у Кавелина выступает уже в качестве самостоятельного органа. Более того, он надеялся, что «мужицкое царство» или «самодержавная республика» станут подлинно демократическим формами русской государственности, в которых был бы услышан и принят во внимание голос не только меньшинства, но и каждой отдельной личности. С другой стороны, он полагал, что такая форма демократии заложена в основах русской истории и культуры, а ее утверждение является великой исторической миссией русского народа. «Всенародство, -писал он, - есть то начало, которое мы, русские, несем с собой, ...в нем наша будущность и
наше всемирное историческое предназначение; это начало и его развитие есть задача будущего, не только у нас, но и во все мире»34.
Основной постулат кавелинской политической концепции - сочетание самодержавия и свободы личности - бесспорно противоречил учению классического либерализма. Но в условиях пореформенной России он имел свое основание, которое весьма точно в начале XX в. объяснил П. Б. Струве: «В какой-то точке либерализм и консерватизм, конечно, сходятся, - ибо, как без свободы лица невозможна крепость государства, так без крепости государства, как всенародного единства, невозможна свобода лица. Вот почему формула «либеральный консерватизм» получает в наше время широкий и глубокий смысл, который быть может не был ей присущ с такой ясностью в прошлые эпохи»35. В своих построениях Кавелин стремился, с одной стороны, доказать власти, что не только процветание общества, но и прочность государства зависят от обеспечения прав личности, гарантий ее свободы, а с другой, - убедить интеллигенцию, что достижение свободы без сильной власти и сохранения правового порядка может привести к социальному хаосу.
В целом политические проекты Кавелина характеризовались, с одной стороны, сочетанием этатистских и соборно-коллективистских идей, а с другой - стремлением избавить самодержавие от черт, присущих восточным деспотиям, превратить ее в правильную, т.е. в просвещенную монархию, создать представительство, ведущее на практике к ограничению самодержавной власти. При этом Кавелин питал иллюзии, что самодержавная монархия в России была способна сформулировать и защитить общенациональные интересы, что она сохраняла реформаторский потенциал, дающий возможность осуществить обновление страны, ограничить произвол бюрократии и обеспечить права личности, а главное - пойти по пути самоограничения. Представляется также, что он несколько преувеличивал самостоятельность бюрократии, отчужденность административной системы от верховной власти и возможности ее реформирования силами самодержавия, которое, по существу, представляло собой ядро этой системы. Вот почему разработанная Кавелиным альтернативная модель модернизации России, основанная на синтезе традиционных и либеральных ценностей, оказалась в силу своей умеренности и, как это ни парадоксально, реалистичности, невостребованной. Умеренность же требований Кавелина - не вина, а беда русского либерализма, коренившаяся в общем состояния российского общества, его неготовности к политической свободе. С другой стороны, Кавелин понимал, что сохранение существующих политических порядков может не только привести к стагнации, но и вызвать национальную катастрофу.
Вот почему, в конечном счете, Кавелин и делал ставку на реформы, но проводимые самим самодержавием. Он пытался в своих построениях совместить сильную власть, обеспечивающую порядок и смягчающую негативные последствия идущих перемен, с правами личности, постепенно подготавливающейся к политической свободе, как за счет своего нравственного развития, так и в результате совершенствования системы управления. Его предложения пронизаны стремлением совместить эффективную администрацию и выборное представительство, единство и разделение властей, сильную центральную власть и самостоятельное местное управление, нравственное развитие личности и обеспечение ее свобод, т.е. синтезировать национальные условия и традиции с либеральными принципами.
Ценным в предложенном Кавелиным проекте реформ являлся его подчеркнутый реализм, учет уровня развития народа и стремление соотнести назревшие изменения с потребностями, а главное - возможностями общества освоить новации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Искра Л.М. К.Д. Кавелин о путях государственно-правового развития России / Государственный строй и политико-правовые идеи России второй половины XIX столетия: Межвузовский сборник научных трудов. Воронеж, 1984; Нарежный А.И. Проблема конституционализма в русской консервативной мысли второй половины XIX в. Ростов-на Дону, 1999; Секиринский С.С. Русский либерализм: от 40-х к 80-м годам (идеи, люди, среда). Авто-
реф. дисс. ... д.и.н. М., 1999; Арсланов Р. А. Государство и общество в концепции российского либерала У Россия в XX веке: Люди, идеи, власть / Сб. ст. М., 2002.
2 Кавелин К.Д. Собр. соч. в 4-х т. СПб., 1897-1900. Т. 1. Стлб. 272.
3 Гегель. Соч. М.-Л., 1935. Т. 8. С. 38.
4 Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 1. Стлб. 277.
5 Кавелин К.Д. Наш умственный строй: Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С. 22.
6 Там же. С. 23.
7 Там же. С. 65.
8 Литературное наследство. М., 1959. Т. 67. С. 596.
9 Анненков П.В. Две зимы в провинции // Былое. 1922. № 18. С. 7
10 См.: Воспоминания Б.Н. Чичерина. М., 1991. С. 109.
" Литературное наследство. М., 1959. Т. 67. С. 607.
12 Там же. С. 596.
13 См.: Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 2. Стлб. 32-33.
14 Голоса из России: Сборник А.И. Герцена и Н.П. Огарева // Факсимильное издание в 3-х вып. М., 1974. Вып. 1. Ч. 1. С. 21,38.
15 См.: Письма К.Дм. Кавелина и Ив.С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену. Женеве. 1892. С.47.
16 Там же. С. 58-59.
17 Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 2. Стлб. 136.
18 Там же. Стлб. 140.
19 Там же. Стлб. 67.
20 Письма К.Дм. Кавелина и Ив.С. Тургенева к Ал.Ив. Герцену. С. 48.
21 См.: Русская мысль. 1900. № 4. Ч. 2. С. 10.
22 Вестник Европы. 1917. № 3. С. 167-168.
23 Кавелин К.Д. Наш умственный строй. С. 223.
24 Вестник Европы. 1909. № 1. С. 26.
25 Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 2. Стлб. 596.
26 Там же. Стлб. 893, 894.
27 Кавелин К.Д. Наш умственный строй. С. 443.
28 Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 2. Стлб. 930,932.
29 См.: там же. Стлб. 939,941.
30 Там же. Стлб. 926.
31 Там же. Стлб. 918.
32 Вестник Европы. 1909. № 1. С. 26.
33 Кавелин К.Д. Наш умственный строй. С. 440.
34 Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 2. Стлб. 1114.
35 Струве П.Б. Либерализм, демократизм, консерватизм и современные движения и течения // Полис. 1994. № 3.
С. 133.
REVOLUTION OF A RUSSIAN LIBERAL’S ATTITUDE TO POWER (40-80 YEARS, XIX C.)
R.A. ARSLANOV
Department of Russian History Peoples Friendship University of Russia 10a Mikhlukho-Maklay Str., Moscow, 117198 Russia
In R.A. Arslanov's article is considered the evolution of attitudes of one of the largest theorists of the Russian liberalism K.D. Kavelin to the state, are analyzed the maintenance of his political views and the factors that determined them. In the article is also outlined the influence of Kavelin’s political concept on the development of liberal idea in Russia.
