CC BY
0
Шкаплеров Юрий Павлович
Эволюция оформления и систематизации материалов досудебного производства в уголовном процессе на территориях Беларуси. Часть 2: Столетие в составе России (конец XVIII - конец XIX века)
Данная статья является второй из цикла публикаций, посвященных эволюции оформления и систематизации материалов проверки и уголовных дел в досудебном производстве на территориях современной Беларуси. В ней рассматриваются положения российского уголовно-процессуального законодательства первой половины и середины XIX в., систематизированного в книге 2 тома XV Свода законов Российской империи. На основании анализа архивных уголовных дел указываются наиболее распространенные в данный период процессуальные документы, отмечаются их языковые и стилистические особенности. Обращается внимание на отступления должностных лиц органов уголовного преследования от требований закона, которые в наши дни включены в УПК Республики Беларусь в качестве нормативных правил досудебного производства.
Ключевые слова: история права, уголовный процесс, досудебное производство, уголовное дело.
Evolution of the execution and systematization of pre-trial materials in criminal proceedings on the territories of Belarus. Part 2: Century as a part of Russia (the end of 18th - the end of 19th century)
This article is the second one in a series of publications devoted to the evolution of the preparation and systematization of inspection materials and criminal cases in pre-trial proceedings on the territories of modern Belarus. It examines the provisions of Russian criminal procedural legislation of the first half and the middle of the 19th century, systematized in book 2 of volume XV of the Code of Laws of the Russian Empire. Based on the analysis of archival criminal cases, the most common procedural documents of this period are named, with an emphasis on their language and style. Attention is drawn to the deviations from the requirements of the law by officials of criminal prosecution bodies, which are included in the Code of Criminal Procedure of the Republic of Belarus as normative rules of pre-trial proceedings nowadays.
Keywords: history of law, criminal process, pre-trial proceedings, criminal case.
Конец XVIII в. для совместной российской и белорусской истории ознаменовался тремя разделами Речи Посполи-той между Прусским королевством, Российской империей и Австрией в 1772, 1793 и 1795 гг., в результате чего вся территория современной Беларуси была включена в состав России. При этом на присоединяемых землях прекращалось действие прежних правовых норм, регламентирующих досудебное производство в уголовном процессе, в силу вступали положения российского законодательства [1, с. 69].
Для законодательной сферы Российской империи рубеж XVШ-XIX вв. характеризовался длящимся хаосом, когда «никто не мог назвать количество действующих узаконений, ручаться
в достоверности того или иного правового акта, на основе которого решались дела в высших государственных учреждениях, не говоря уже о присутственных местах отдаленных губерний» [2, с. 89-90]. Для разрешения обозначенной проблемы специально созданной комиссией под руководством М.М. Сперанского была проведена колоссальная работа по систематизации законодательства, в результате чего в 1832 г. началось издание Свода законов Российской империи (далее - Свод законов), а с 1 января 1835 г. он вступил в юридическую силу [2, с. 90-93]. Свод законов имел несколько источников, регламентировавших досудебное производство, а именно: Соборное уложение 1649 г., Артикул воинский 1715 г., Краткое
94
изображение процессов или судебных тяжб 1715 г., Учреждения для управления губерний Всероссийской империи 1775 г., Устав Благочиния или Полицейский 1782 г. и ряд других. Том XV Свода законов «Законы уголовные» состоял из двух книг. Книга 2 «Законы о судоустройстве по делам о преступлениях и проступках» [3, с. 51] являлась непосредственным продолжением кн. 1 «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». Как следует из названия, в ней нормативно регулировалась уголовно-процессуальная деятельность.
В качестве поводов «к начатию следствия» в ст. 34 кн. 2 т. XV Свода законов назывались: 1) извещение; 2) жалоба; 3) донос; 4) доноше-ния прокуроров и стряпчих; 5) явка с повинной. Помимо этого, как о самостоятельном поводе к началу следствия в законе говорилось о ставшей известной полиции информации, свидетельствовавшей «как о явном преступлении, так и о таких происшествиях, о которых без предварительного следствия нельзя заключить, случайно ли они учинились, или по какому-либо умыслу» (ст. 35 кн. 2 т. XV Свода законов). На практике последняя категория поводов к началу следствия фиксировалась в рапортах о совершенных преступлениях, составленных должностными лицами местных органов власти - старостами, войтами и т.п. Такие рапорты структурно состояли из указания должностного лица, их составившего (например, «Столинский ключвойт Игнат Лукашевич» [4, л. 3]), наименования документа («рапорт»), подробного описания произошедшего, подписи составителя рапорта, а также указания на день регистрации документа в нижнем земском суде. На белорусских землях в указанный период рапорт мог составляться на русском языке, а подписываться на другом, например польском [4, л. 3], либо изначально излагаться на польском языке [5, л. 1].
Жалоба как сообщение пострадавшего лица об ущербе, причиненном ему преступлением, при подаче в полицию регистрировалась «в установленную для того книгу» [6, с. 20] - предшественницу современной белорусской единой книги регистрации заявлений и сообщений о преступлениях, административных правонарушениях и информации о происшествиях. А в случае необходимости перечисления большого количества похищенного имущества к жалобам прилагался отдельный перечень («реестр») с указанием стоимости каждой вещи [5, л. 85].
Под доносом в рассматриваемый период понималось явное обвинение лица в совершении преступления (ст. 44 кн. 2 т. XV Свода законов). Как и жалоба, донос, поданный в полицейские
учреждения, регистрировался в специальной книге [6, с. 26]. Вместе с тем правоприменители не разграничивали доносы и жалобы, чаще всего именуя их «объявлениями о совершенном преступлении» [5, л. 82]. Такая практика в будущем будет воспринята законодателем и в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. станет нормативным положением.
Книга 2 т. XV Свода законов содержала отдельную главу «Об исследовании происшествия и об осмотре», где под «исследованием происшествия» понимались все действия как процессуального, так и непроцессуального характера, направленные на выявление преступления и лица, его совершившего. Изучение архивных уголовных дел свидетельствует о том, что при очевидности преступления и лица, его совершившего, такие действия правоприменителей могли оформляться документом, который назывался «Следствие», где описывалось само общественно опасное деяние и приводился перечень его свидетелей. Указанному документу предшествовали, как правило, объявление о преступлении, протоколы допроса пострадавшего и виновного лица, что считалось достаточным для рассмотрения дела в суде [7, л. 22].
Свод законов не содержал таких понятий, как следственное или процессуальное действие. Большинство из них (в нынешнем понимании) законодатель называл доказательствами, которыми согласно ст. 197 кн. 2 т. XV Свода законов признавались: 1) собственное признание; 2) письменные доводы; 3) «личный осмотр следов преступления и вещей, обличающих совершение оного» (осмотр); 4) показания сведущих людей; 5) показания свидетелей; 5) повальный обыск; 6) очная ставка и оговор. В данный перечень целесообразно добавить также «выемку и обыск в домах» (ст. 93-99 кн. 2 т. XV Свода законов).
Интересно, что одним из наиболее распространенных процессуальных документов (если не самым распространенным) в изученных нами архивных уголовных делах выступал протокол повального обыска. Это процессуальное действие, известное в России с XV в. [8, с. 5-10; 9, с. 41-47], во многом являлось более формализованным аналогом правовой процедуры «шкрутыниум», закрепленной в свое время в разд. XI Статута Великого княжества Литовского 1588 г. Повальный обыск представлял собой «письменное опрашивание о поведении прикосновенного к делу лица живущих в соседстве с ним людей» [10, с. 60], т.е. допрос на месте большого количества лиц (ст. 258 кн. 2 т. XV Свода законов).
95
Ход и результаты повального обыска фиксировались в отдельном документе, который условно можно назвать протоколом, поскольку его наименование правоприменителями не указывалось. Вводная часть такого протокола представляла собой устоявшийся бюрократический штамп с указанием места, времени его составления, а также преступления, послужившего поводом для начала уголовно-процессуального производства, например: «1801го года сентября 24-го дня на месте во дворе Прилу-ках в присутствии Минского нижнего Земского Суда ниже следующие по делу о смертоубийстве управителя Станислава Рымского по добровольному увещевании порознь спраши-ванние показали -...» [5, л. 20]. Далее последовательно и подробно излагались показания всех допрашиваемых лиц, удостоверенные их подписями. При этом, несмотря на то, что протокол чаще всего составлялся на русском языке, свидетели подписывали его на том языке, которым владели. Например, мещане-евреи правильность и полноту своих показаний подтверждали на идише [11, л. 5-6]. Если же допрашиваемый был неграмотным, то свои слова он заверял тремя собственноручно нарисованными крестами [11, л. 20-24] либо протокол подписывало третье лицо [11, л. 7-9]. Приведенное правило не было закреплено нормативно, поэтому должностные лица органов уголовного преследования применяли аналогию закона, руководствуясь ст. 50 кн. 2 т. XV Свода законов, устанавливавшей порядок подачи доноса о совершении преступления. Последний лист протокола подписывало лицо, его составившее, с указанием своей должности и даты подписания.
Также одной из наиболее распространенных групп документов, подшитых в архивные уголовные дела, можно назвать документы, отражавшие ход и результаты допроса. Как и в случае с протоколом повального обыска, в рассматриваемый период наименование процессуального документа, в котором фиксировались показания допрашиваемого лица, нормативно не устанавливалось, поэтому в практической деятельности он назывался «допросные (или вопросные) пункты» либо вообще не имел названия [5, л. 11; 12, л. 3]. На практике этот документ во вводной части содержал наименование органа или должностного лица, которое вело следствие, места допроса, краткие анкетные данные допрашиваемого. Для дальнейшей фиксации были возможны два варианта. В первом случае в документе просто излагалась информация,
подлежавшая выяснению [12, л. 3]. Во втором же составлялась таблица из двух столбцов, в левой части которой формулировались вопросы, подлежавшие установлению, а в правой -ответы на них [4, л. 17-18, 51-52]. Первый вопрос чаще всего звучал так: «Как тебя зовут и прозывают, чей сын, какого состояния, сколько от роду лет имеешь, откуда уроженец, какой веры, в исповеди и святого причастия каждогодно бываешь ли, и в нынешнем году был ли, или нет, и почему. Грамоты писать и читать умеешь?» [5, л. 39-44]. Допрашиваемые лица ставили подпись после ответа на каждый вопрос [4, л. 17-18].
В соответствии со ст. 253-255 кн. 2 т. XV Свода законов показания свидетелей могли записываться ими самими. И такие случаи имели место на практике [4, л. 17-18, 51-52]. Документ, фиксировавший ход и результаты допроса, подписывался допрашиваемым, а также присутствующими при этом чиновниками и другими лицами. В случаях когда допрашиваемый был неграмотным, показания подписывал его «духовный отец» либо «посторонние», которым тот доверял [12, л. 3]. Согласно требованиям закона показания иностранцев записывались «их знаками», т.е. на их родном языке.
Российский законодатель отдельно регулировал порядок получения показаний у обвиняемого. В соответствии со ст. 184 кн. 2 т. XV Свода законов показания обвиняемого в виде вопросов следователя и его ответов должны были «в то же время, при следователе и обвиняемом» записываться в «особо приготовленную прошнурованную тетрадь». Вместе с тем правоприменители указанные законодательные требования не соблюдали, поскольку в XIX в., как и в XXI в., материалы уголовного дела сшивались в один или несколько томов, в связи с чем полицейские чины шнурованной тетрадью пользовались очень редко [13, с. 87].
В обозначенном контексте примечательны слова Н.И. Стояновского, который констатировал, что следователи почти не фиксировали показания исключительно по формуле «вопрос -ответ», как того требовал закон, а «в следствиях... [упоминали] о вопросах, по большей части, только словами: такой-то на вопросы такого-то (следователя) отвечал то-то (прописывается показание в виде непрерывного рассказа)». Данный автор фиксировал и такую практику допроса, когда «при самом начале допроса требуется от допрашиваемого полный рассказ о событии преступления, или об известных ему обстоятельствах, а за сим уже постановляются отдельные вопросы и вместе
96
с ответами постепенно записываются» [13, с. 87]. Противоречащая закону практика допроса обвиняемого первой половины XIX в. сегодня в полной мере нормативно закреплена в ст. 217, 218 УПК Республики Беларусь1.
Одним из механизмов подтверждения достоверности показаний свидетелей на рассматриваемом этапе развития уголовно-процессуальной деятельности являлась присяга, известная еще со времен Русской Правды [14, с. 102-103]. По факту ее принесения следователь составлял присяжный лист, который подписывали все присутствовавшие при этом лица [13, с. 78]. Здесь необходимо отметить, что и указанный процессуальный документ правоприменители оставляли без наименования, сразу начиная его, например, так: «Аз ниже именованный обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред Святым его Евангелием и животворящим крестом своим, что у меня пре судом спрашивано будет... показывать буду сущую правду.» [4, л. 11].
С вступлением в силу на белорусских территориях российских законов, регулирующих уголовно-процессуальные правоотношения, здесь появился еще один новый уголовно-процессуальный институт - очная ставка, регламентированный ст. 251, 252, 271, 273, 274 кн. 2 т. XV Свода законов. Согласно нормативным положениям таковая проводилась «для объяснения противоречий и для взаимного уличения», а также для того, чтобы «удостовериться, что изветчики [ответчики] и свидетели знают тех, которых они заочно обвиняют» (ст. 271 кн. 2 т. XV Свода законов).
Очная ставка проводилась по тем же правилам, что и допрос. Процессуальные документы, в которых фиксировался ход ее производства (условно их можно назвать протоколами), без труда идентифицируются в архивных уголовных делах по форме и содержанию. Так, во вводной части протоколов указывалась цель проведения процессуального действия: «по разногласии в показаниях», «по запирательству о соучаствовании в заговоре о убитии» [5, л. 66-73]. Затем следовал канцелярский штамп «даны очные ставки» [4, л. 58; 5, л. 66-73] с указанием с новой строки допрашиваемых лиц. Описательная часть протокола содержала последовательное изложение показаний участников производства по делу, удостоверенных ими названными выше способами (подписями, тремя крестами и т.п.).
1 Следует обратить внимание, что ст. 189 УПК РФ в отличие от белорусского законодателя, проявляющего консервативность в этом вопросе, не ограничивает должностное лицо органа уголовного преследования в выборе тактики допроса, что видится более предпочтительным.
Интересно, что на практике повальный обыск нередко переходил в проведение очной ставки между лицами, чьи показания разнились, что фиксировалось в протоколе повального обыска, например, такой фразой: «Тогда ж даны очныя ставки крестьянам.» [5, л. 95-98].
Еще одним следственным действием, регулярно фиксируемым в материалах архивных уголовных дел, является осмотр. В качестве предмета осмотра законом и доктриной назывались «лица, вещи и все обстоятельства преступления, над которыми только возможно наблюдение посредством чувств» [14, с. 66-67]. Здесь нужно обратить внимание на тот факт, что в Своде законов наравне с термином «осмотр» уже присутствовал и термин «освидетельствование», хотя они не разграничивались.
В исследованных нами архивных уголовных делах имеются документы, фиксирующие проведение лишь одного из видов осмотра, а именно медицинского осмотра трупа (или осмотра с участием врача), который фактически являлся аналогом современной судебно-медицинской экспертизы: он проводился по письменному требованию уполномоченного на то должностного лица [4, л. 4, 5], где указывались цель исследования и «..ясные и определительные вопросы, на которые им отвечать должно» (ст. 80 кн. 2 т. XV Свода законов). По результатам такого осмотра врачом, а не представителем полиции составлялся «акт осмотра тела, свидетельство», являвшийся в сегодняшнем его понимании заключением эксперта и состоявший из введения, исторической части, мнения и заключения (ст. 1318 т. XIII Свода законов «Устав врачебный») [13, с. 74-75].
Любопытен тот факт, что термин «медицинский осмотр трупа» правоприменители в составляемых ими процессуальных документах могли заменять словосочетанием «анатомия (етономия) мертвого тела». Например, в решении Давидгородокского нижнего земского суда от 14 апреля 1796 г. по уголовному делу уездному лекарю предписывалось выбыть на место обнаружения трупа для того, чтобы «то мертвое тело анатомить» [4, л. 4]. Термин «анатомить» повторяется в последующих документах этого уголовного дела: сообщении о вызове лекаря, клятвенном листе и свидетельстве уездного лекаря Давида Тикштейна о невозможности исследовать труп в связи с его захоронением [4, л. 5, 13, 14].
Практике досудебного производства рассматриваемого периода были известны случаи привлечения сведущих людей к осмотру трупа, если для этого не представлялось возможным
97
обеспечить участие врача. В качестве соответствующего примера можно привести документ без наименования, но фактически представляющий собой мнение или свидетельство сведущего лица - цирюльника местечка Докшицы, изложенное им по результатам осмотра трупа убитой женщины. Данный документ, датированный 30 сентября 1801 г., после перечисления участников процессуального действия содержит следующее описание повреждений на трупе: «У косы голова с левой стороны пробита и лоб совсем разбит и плечи побиты» [11, л. 10].
Как и в наши дни, в первой половине XIX в. следователь, приняв решение о завершении производства по делу, выносил «постановление об окончании следствия» [6, с. 74] и направлял уголовное дело в суд по подсудности (ст. 279, 280 кн. 2 т. XV Свода законов). Материалы дела «отсылались в суд за скрепою», т.е. в сшитом виде (ст. 281 кн. 2 т. XV Свода законов). На практике следователи нумеровали листы, а в начале дела подшивали «опись бумагам». Довольно часто процессуальные документы прошнуровывались ниткой, которая на последнем листе дела опечатывалась печатью следователя [13, с. 105-106].
Рассмотренный выше порядок оформления и систематизации материалов досудебного производства действовал на белорусских территориях до вступления здесь в юридическую силу Устава уголовного судопроизводства 1864 г. При этом после утверждения Указом императора Российской империи от 8 июня 1860 г. Учреждения судебных следователей и Наказа судебным следователям [15, с. 710-727] вновь введенные судебные следователи2 (и чины полиции) также осуществляли досудебное производство на основании кн. 2 т. XV Свода законов.
Следует отметить, что на землях Беларуси судебная реформа проводилась с большим опозданием: лишь 19 июля 1877 г. вышел указ Александра II «О введении в действие судебных статутов 20 ноября 1864 г. в полном их объеме в 9-ти западных губерниях». Однако реализовываться он начал 9 ноября 1882 г., а временем открытия судебных палат и окружных судов в западном крае вообще стала последняя четверть 1883 г. [16, с. 133-134]. Необходимо пояснить, что такие длительные сроки реализации судебной реформы 1864 г. имели
2 Появление при уездных судах укомплектованных должностей судебных следователей после подписания Указа 1860 г. зафиксировали Памятные книжки Гродненской губернии за 1861, 1862 гг., Минской губернии за 1864 г., Могилевской губернии за 1863 г., являвшиеся неким аналогом современных адресных и телефонных справочников.
место не только на «северо-западных окраинах» - приведение Судебных уставов в жизнь во всей Российской империи растянулось на целых 35 лет [17, с. 7].
Таким образом, в завершение рассмотрения эволюции оформления и систематизации материалов досудебного производства в уголовном процессе на белорусских территориях в течение первого столетия по их вхождении в состав России целесообразно сформулировать следующие выводы.
Как свидетельствуют материалы архивных уголовных дел, досудебное производство на обозначенном пространстве велось не только на русском языке, но и по-польски, т.е. на языке, который до разделов Речи Посполитой являлся официальным для делопроизводства.
В архивных уголовных делах анализируемого периода наиболее распространенным процессуальным документом являлся протокол повального обыска. Думается, что подобное обстоятельство можно объяснить тем, что повальный обыск в рассматриваемое время представлял собой наиболее оптимальное сочетание простоты (с точки зрения проведения и фиксации), эффективности (с точки зрения потенциала для собирания доказательств) и возможностей проведения (в связи с большим количеством неграмотного населения).
Помимо этого, часто встречающейся в изученных нами материалах архивных уголовных дел группой документов являются и документы, отражающие ход и результаты допроса. Эти документы, условно называемые протоколами, правоприменителями составлялись в двух вариантах: в первом варианте в протоколе в обычной письменной форме излагалась подлежащая выяснению информация, а во втором - составлялась таблица из двух столбцов, в левой части которой вписывались вопросы, подлежавшие установлению, а в правой, соответственно, ответы на них. Согласно ст. 184 кн. 2 т. XV Свода законов показания обвиняемого в виде вопросов следователя и ответов подлежали записи в специальную прошнурованную тетрадь. Однако на практике указанные законодательные требования не соблюдались, а показания обвиняемого записывались на обычных листах, оформленных по общим правилам, предъявляемым к протоколам следственных действий. Кроме того, должностные лица органов уголовного преследования почти не фиксировали показания исключительно по формуле «вопрос - ответ», как того требовал законодатель, а просто излагали показания в виде непрерывного рассказа, после чего об-
98
виняемому задавались уточняющие вопросы. В итоге противоречащая закону практика допроса обвиняемого первой половины XIX в. со временем стала нормативным порядком, закрепленным в ст. 217, 218 УПК Республики Беларусь. Думается, что подобного рода явления имели место и в предыдущие периоды развития уголовного процесса, но конец XVIII -начало XIX в. охарактеризовались очевидным увеличением количества процессуальных документов, образующихся в уголовно-процессуальной деятельности, что и позволило зафиксировать обозначенные тенденции.
1. Шкаплеров Ю.П. Прекращение действия норм Статута Великого княжества Литовского 1588 г., регламентировавших досудебное производство в уголовно-процессуальной деятельности на белорусских землях // Юстиция Беларуси. 2022. № 2. С. 66-69.
2. Кодан С. В. М.М. Сперанский и создание Свода законов Российской империи // Вестник Сибирского юридического института МВД России. 2010. № 4. С. 89-95.
3. Свод законов Российской империи: в 34 т. Том XV: Законы уголовные. Книга вторая: Законы о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках. СПб., 1857.
4. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 76. Оп. 2. Д. 4.
5. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 76. Оп. 2. Д. 139.
6. Оболенский И. И. Практическое руководство к производству уголовных следствий, составленное по Своду законов: в 2 ч. Ч. 1: Предварительное следствие, или, другими словами, дознание. М., 1855.
7. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 171. Оп. 2. Д. 2.
8. Паршина Н.В. Особенности законодательного регулирования повального обыска в России (XV-XIX в.): историко-правовой дискурс // Вестник российской правовой академии. 2021. № 2. С. 5-10.
9. Тарасенко И. В. О повальном обыске в разыскном процессе Московского царства XV-XVII веков // Вестник Академии Следственного комитета Российской Федерации. 2018. № 3. С. 41-47.
10. Орлов Н.А. Опыт краткого руководства для произведения следствий с показанием приличных узаконений. М., 1833.
11. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 76. Оп. 2. Д. 149.
12. Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 171. Оп. 2. Д. 1.
Заслуживающим внимания является тот факт, что при отсутствии соответствующего нормативного регулирования в ходе производства по материалам и уголовным делам нередко проводилась очная ставка, фиксировавшаяся как в отдельных процессуальных документах, так и в протоколах повальных обысков.
В ходе исследования архивных уголовных дел установлено проведение лишь одного из видов осмотра - медицинского осмотра трупа (или осмотра с участием врача), который фактически представлял собой судебно-медицинскую экспертизу в нынешнем ее понимании.
1. Shkaplerov Y.P. Termination of the provisions of the Statute of the Grand Duchy of Lithuania of 1588,regulated pre-trial proceedings in criminal proceedings on the Belarusian lands // Justice of Belarus. 2022. No. 2. P. 66-69.
2. Kodan S.V M.M. Speransky and the creation of the Code of Laws of the Russian Empire // Bulletin of the Siberian Law Institute of the MIA of Russia. 2010. No. 4. P. 89-95.
3. Code of laws of the Russian Empire: in 34 vols. Volume XV: Criminal laws. Book two: Laws on judicial proceedings in cases of crimes and misdemeanors. St. Petersburg, 1857.
4. National Historical Archive of Belarus. F. 76. In. 2. Case 4.
5. National Historical Archive of Belarus. F. 76. In. 2. Case 139.
6. Obolensky I.I. A practical guide to criminal investigations, compiled according to the Code of Laws: in 2 pts. Pt. 1: Preliminary investigation, or, in other words, inquiry. Moscow, 1855.
7. National Historical Archive of Belarus. F. 171. In. 2. Case. 2.
8. Parshina N. V. Features of legislative regulation of general search in Russia (XV-XIX cent.): historical and legal discourse // Bulletin of the Russian Legal Academy. 2021. No. 2. P. 5-10.
9. Tarasenko I.V. About general search in investigation process of the Moscow kingdom in XV-XVII centuries // Bulletin of the Academy of the Investigative Committee of the Russian Federation. 2018. No. 3. P. 41-47.
10. Orlov N.A. The experience of a brief guide to carrying out investigations with the demonstration of legalizations. Moscow, 1833.
11. National Historical Archive of Belarus. F. 76. In. 2. Case 149.
12. National Historical Archive of Belarus. F. 171. In. 2. Case. 1.
13. Stoyanovsky N.I. A practical guide to Russian criminal proceedings. St. Petersburg, 1852.
99
13. Стояновский Н.И. Практическое руководство к русскому уголовному судопроизводству. СПб., 1852.
14. Линовский В. А. Опыт исторических разысканий о следственном уголовном судопроизводстве в России. М., 2001.
15. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. СПб., 1830-1885. Т. 35: 1860, отд. 1: от № 35303-36058. 1862.
16. Дзяржаунае краванне / грамадскае са-макраванне на тэрыторьн Беларус (канец XVIII - пачатак XX ст.): вучэб.-метад. дапам. / А. П. Жытко [ ¡нш.]; пад агул. рэд. А. П. Жытко. М ¡нск, 2017.
17. Памятники российского права: в 35 т. Т. 13: Судебная реформа 1864 года в Российской империи: учеб.-науч. пособие / под общ. ред. Р.Л. Хачатурова, А.А. Демичева. М., 2015.
14. Linovsky V.A. Experience of historical research on investigative criminal proceedings in Russia. Moscow, 2001.
15. Complete collection of laws of the Russian Empire. Coll. 2nd. St. Petersburg, 1830-1885. Vol. 35: 1860, department 1: from No. 3530336058. 1862.
16. State administration and public self-government on the territory of Belarus (end of the 18th - beginning of the 20th centuries): guidance manual/ A.P. Zhitko [et al.]; gen. ed. byA.P. Zhitko. Minsk, 2017.
17. Monuments of Russian law: in 35 vols. Vol. 13: Judicial reform of 1864 in the Russian Empire: educational and sci. manual / gen. ed. by R.L. Khachaturov, A.A. Demichev. Moscow, 2015.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Шкаплеров Юрий Павлович, кандидат юридических наук, доцент, первый заместитель начальника Могилевского института МВД Республики Беларусь; e-mail: shkaplerov@yandex.ru
INFORMATION ABOUT AUTHOR
Yu.P. Shkaplerov, Candidate of Sciences in Jurisprudence, Associate Professor, First Deputy Chief of Mogilev Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Republic of Belarus; e-mail: shkaplerov@ yandex.ru
100
