CC BY
67
действию, прослеживанию происходящих психолого-педагогических изменений и достигаемых результатов;
6) педагогическая оценка - действие, проводимое для отчетливого понимания того, какой промежуточный или итоговый результат достигнут.
Специфика педагогической техники состоит в направленности на достижение максимально возможного педагогического -образовательного, обучающего, воспитательного, развивающего результата.
Педагогические действия реализуются с помощью особых педагогических приемов, а также средств: речевых и неречевых. К речевым средствам относятся:
- собственно речевые (вербальные) - слово, как основной феномен речи;
- неречевые (невербальные) - мимика, жестикуляция;
- обстановочно-поведенческие - поза и движения говорящего, социальная дистанция между собеседниками, окружающая обстановка.
1. Речь. Слово - основной инструмент юриста и сотрудника правоохранительных органов. Речь должна быть ясной, понятной, образной, точной, логичной. При разговоре с гражданами злоупотребление юридической терминологией и формулировками в большинстве случаев непродуктивно. Плохое впечатление производит речь сотрудника, если она засорена словами-паразитами. Обязательно соблюдение норм словоупотребления, произношения, ударения и грамматики.
2. Мимика. В педагогической технике мимика используется для усиления речевого высказывания, его убедительности, установления психолого-педагогического контакта, воздействия на собеседника, оказания впечатления на него. Хорошо подготовленный сотрудник использует все мимические средства для нужной выразительности своего лица: выражение глаз, направление взгляда, особый рисунок носогубных складок, складок лба, общее положение головы, движения мышц лица. Очень важно выражение глаз: внимательное, заинтересованное, сочувственное, твердое и др.
3. Жесты. Жестами можно проиллюстрировать сообщение, заменить некоторые слова, выразить отношение к речевому сообщению, командовать. Следует не допускать бессмысленной, обильной и стереотипной жестикуляции.
4. Поза. Поза сотрудника выдает отношение к слушателю, уровень культуры сотрудника и др. Сотрудник, сидящий в неподобающей позе, никогда не сможет доказать пришедшему к нему гражданину, что он относится к нему с уважением, сочувствует и постарается разобраться с заявлением.
5. Походка служит для выражения уверенность в себе, собранности. Она должна быть четкой и твердой.
Техника педагогического наблюдения - это не простое наблюдение и слушание, это преднамеренное, избирательное,
Библиографический список
планомерное и педагогически выверенное наблюдение сотрудника за обстановкой, лицами и группами, с которыми он имеет дело. Его цель замечать и правильно оценивать важные для успеха решаемой профессиональной задачи проявления юриди-ко-педагогической реальности.
Прием организации педагогического наблюдения даст требуемый эффект, если сотрудник ведет наблюдение за всем, что может нести педагогическую информацию, если наблюдаются не отдельные педагогические признаки, а их совокупность, целостность, прослеживаются изменения, динамика взаимосвязей с другими. Главные объекты педагогического наблюдения - лицо, группа, окружающая среда и он сам.
Прием обеспечения осмысленности педагогического наблюдения. Невозможно успешно наблюдать, не зная, за чем наблюдать, какие признаки информативны. Человек, ведущий педагогическое наблюдение и вооруженный знанием педагогики, видит педагогическое поле со всеми важными деталями.
Техника педагогического взаимодействия. Правоохранительная деятельность протекает во взаимодействии сотрудников и специалистов разных органов, служб с гражданами. Успех любой деятельности находится в зависимости от умелой организации взаимодействия участвующих в совместной работе людей. Техника взаимодействия многоаспектна, психологична, но всегда в ней должна присутствовать линия педагогического взаимодействия, ориентированная на повышение профессиональных результатов и одновременно педагогического эффекта.
Прием педагогическое поведение. Педагогическое поведение ориентировано на реализацию педагогических намерений и возможностей. В правоохранительной деятельности оно воплощается в ориентации сотрудника на такую реализацию, выбор средств и способов, манеры держаться и стиля поведения, которые обеспечивают реализацию педагогических намерений и возможностей.
Прием педагогического воздействия предполагает использование всех средств, в том числе и специально педагогических методов и приемов, для достижения педагогического (воспитательного, обучающего, развивающего) результата.
Использование средств воздействия требует сдержанности, терпеливости, настойчивости. Педагогический подход к работе с гражданами строится на перспективных задачах, на разумной терпимости, целеустремленности, стремлении идти от маленьких подвижек к существенным результатам. Ни один метод воздействия не может быть хорош, если применяется не в комплексе. Одни только убеждения так же малопродуктивны, как и только принуждения и наказания или слова. Необходимо применять методы социально-педагогического воздействия. Важно вовлечение гражданина в дело укрепления законности, борьбу с преступностью, поддержание правопорядка, что должно положительно сказаться и на нем самом.
1. Юридическая педагогика: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности 021100 «Юриспруденция» / под ред. проф.
В.Я. Кикотя, проф. А.М. Столяренко. - М., 2004.
Bibliography
1. Yuridicheskaya pedagogika: uchebnik dlya studentov vuzov, obuchayuthikhsya po specialjnosti 021100 "Yurisprudenciya" / pod red. prof.
V.Ya. Kikotya, prof. A.M. Stolyarenko. - M., 2004
Статья поступила в редакцию 02.10.14
УДК 34
EfremovA.V. THE EVOLUTION OF CUSTOMARY - PRECEPTS OF LAW OF THE MARRIAGE INSTITUTE AND FAMILY OF MARI ETHNOS IN THE XVIII - XIX CENTURIES. In the paper the author carries out an analysis of the norms of a customary law of the Mari peasants in the XVIII - XIX centuries, which were regulating the institute of the matrimonial relations. During this period the regulation of the legal relations between the rural population was carried out on the basis of official laws. The process of registration of the Russian legislation occured with the help of certain influence of a customary law and allowed an application in legal proceedings of local legal customs. It allows creating an idea of the family rights of the people of the Mari region, who were under the influence of the Russian legislation, which was entered after accession of the territory of Central Volga area to the Russian state in the middle of the XVI century. We investigate the legal awareness of Mari peasants, the role of the customary law in the form of law-making community and its institutes. The main conclusion of the paper is connected with the value of the rural community containing rich actual material about the real life of the Mari village of the Volga region.
Key words: ethnicity of Mari, common law, family relations, rural communities, lynching, ritual divorce, polygamy, snokhachestvo, paganism.
А.В. Ефремов, аспирант Чебоксарского кооперативного института (филиала) Российского университета кооперации, г. Чебоксары, E-mail: avefremov74@yandex.ru
ЭВОЛЮЦИЯ ОБЫЧНО-ПРАВОВЫХ НОРМ ИНСТИТУТА БРАКА И СЕМЬИ ЭТНОСА МАРИ В XVIII - XIX ВВ.
Статья посвящена анализу норм обычного права марийских крестьян в XVIII - XIX веках, регламентирующих институт брачно-семейных отношений. В этот период регулирование правовых отношений жителей сельской местности осуществлялось на основе официальных законов. Процесс оформления российского законодательства происходил не без определенного влияния обычного права и допускало применение в судопроизводстве местных юридических обычаев. Это позволяет сформировать представление о семейных правах населения Марийского края, подвергшихся влиянию российского законодательства, которое было введено после присоединения территории Среднего Поволжья к Российскому государству в середине XVI века. Исследуется правосознание марийских крестьян, роль обычного права в форме правотворчества общины и ее институтов. Делается вывод о значении сельской общины, содержащей богатый фактический материал о реальной жизни марийской деревни Поволжья.
Ключевые слова: Этнос мари, обычное право, семейно-бытовые отношения, сельская община, самосуд, обряд развода, полигамия, снохачество, язычество.
Регулирование юридических отношений по неписаным народным обычаям в жизни этноса мари являются до сих пор мало изученными в историко-этнографической литературе. Имеющиеся исследования по данной тематике [1] включают в себя лишь описания отдельных правовых воззрений и юридических обычаев марийских крестьян и практически не дают представления о том значении, которое имели обычно-правовые нормы в дореволюционной жизни края. Факт наличия обычного права являлся выражением самоуправленческого характера крестьянской жизни, т. е. был следствием жизнедеятельности сельской общины.
Регулирование правовых отношений жителей сельской местности осуществлялось на основе официальных законов. При этом содержание последних не было лишено различных неясностей и противоречий, но одновременно было более упорядоченным в отличие от неписаных народных обычаев. К тому же процесс оформления законодательства в Российском государстве происходил не без определенного влияния обычного права [2, с. 55] и в некоторых случаях допускало применение в волостном судопроизводстве местных юридических обычаев.
Более сложной роль сельской общины представляется в вопросах, касающихся семейно-бытовых отношений: брак и его расторжение, нарушение норм семейной жизни, нравственного облика девушки и т.д. Община в таких случаях действовала как путем прямого вмешательства, так и выработанными веками обычаями и традициями, охранительницей которых она являлась. В этой связи можно обратить внимание на роль общины в заключении браков. Свадьба сама по себе являлась признанием брака со стороны общества [3, с. 130]. Подтверждением этого является пример, приведенный И.Н. Смирновым: «В деревне Ошкатах (Лапсола) Ветлужского уезда отец невесты перед тем, как благословить ее в путь, спрашивает - любя ли выходишь ты замуж - и невеста отвечает: Народу ладно, так и мне ладно: тот же ответ дает жених на вопрос будущего тестя: «любя ли ты берешь мою дочь» [4, с. 107 - 108]. Отвечая таким образом, жених и невеста констатируют каждый свою полную зависимость от родственников, которые являются народом, однодеревенцами.
Фактом прямого вмешательства общины в бытовые вопросы является обычай, имевший место у марийцев, согласно которому попавшихся прелюбодеев (если ими оказались холостые парень и девушка) соединяли узами брака, если даже родители обеих сторон или виновники не желали этого [5, с. 42]. Подобные случаи встречались крайне редко. Так, Е.И. Якушкин заметил, что «отмеченный А. Ефименко обычай, согласно которому общество иногда принуждает молодых людей сочетаться браком, если находит это необходимым по своим соображениям экономическим и нравственным, в настоящее время совершенно уничтожился» [6, с. 29].
У этноса мари бракосочетание для девушек, забеременевших, родивших и нарушивших целомудрие, совершалось без свадьбы, ограничиваясь небольшой попойкой без песен и барабана. Причем для таких девушек не было и вена (мар. «олын», «олно») [7, с. 106]. Известны случаи, когда забеременевшие девушки, боясь общественного презрения, кончали жизнь самоубийством до родов [7, с. 100]. К такой крайней мере провинившиеся девушки прибегали не случайно. Их могла ожидать не-
приятная участь и после родов, т.к. над девушками, родившими вне брака, были возможны самосуды.
Строгость контроля со стороны общины и сила общественного мнения по соблюдению нравственных норм не допускала свободу полового общения среди марийцев (так же как и у русских) вне брака. А.А. Фукс указывала: «черемисские девки ведут себя очень хорошо. Говорят, что редко случается неблагополучная свадьба, несмотря на то, что девки сидят до 25 лет, а черемисы женятся мальчиками» [8, с. 18]. Более категоричные высказывания встречается у Л.А. Износкова: «Черемисы редко вступают в внебрачное сожительство и девушка, имеющая связь, между ними редкость» [9, с. 9]. В.М. Васильев на большом фактическом материале подтвердил наблюдение Г.О. Мендиярова, что разврат «преследуется общественным мнением настолько строго, что случается лишь как исключение. Строго соблюдается целомудрие и в сборищах и в игрищах, хотя в них принимает участие молодежь обоего пола» [10, с. 42]. Приводившуюся некоторыми советскими исследователями противоположную точку зрения о свободе полового общения молодежи на посиделках едва ли можно принимать всерьез [11, с. 65]. При этом нельзя утверждать, что данное мнение лишено какого-либо основания. В дореволюционной литературе встречаются указания, что «сожительство женщин с чужими не слишком преследуется» [12, с. 164].
Несмотря на то, что роль общины в вопросах заключения браков преимущественно проявляется через общественное мнение, но «если при заключении брака власть народа-родни является фиктивной, то при расторжении его у черемис-язычников она проявляется вполне реально» [13, с. 108]. Как отмечал И.Н. Смирнов, «для несогласных черемисских супругов существует развод, который заявляется местному сельскому начальству при шести свидетелях, по черемисскому выражению, при шести глазах. Обряд развода таков: связывают несогласных супругов сзади опояской или поясом, который потом развязывают, отчего разведенные разбегаются в разные стороны; при этом бойкий из них старается иногда ударить другого ногой, приговаривая, и когда я тебе не хорош, так ищи лучше меня» [13, с. 108]. Тот факт, что «развод согласных супругов совершается при шести глазах, то есть при шести свидетелях», отмечен С.В. Максимовым среди поволжских марийцев [14, с. 52]. Во всяком случае можно смело говорить хотя бы о той роли «мира» при осуществлении разводов, которая проявлялась в заключении браков, т.е. через выработанные в общине традиции.
В XVIII столетии полигамия была у черемис обычным явлением [15, с. 28]. Относительно XVII в. по этому поводу имеется свидетельство известного немецкого ученого эпохи нового времени Адама Олеария [16, с. 406]. Сопоставление полигамии у черемис с фактом с фактом существования ее у татар может наводить на предположение, что первые заимствовали подобную форму брака у последних. Полигамия представляет у черемис завершение длинного эволюционного процесса. Ей предшествовали другие, менее совершенные формы семьи. Их истоки можно рассмотреть в словах, относящихся к семейному быту, главным образом в названиях родства. Термины родства служат знаками отношений, существующих или существовавших некогда между
различными членами семьи, и показывают ее первоначальный состав. При обзоре черемисских названий родства прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что отдельные личности различаются между собой не по степени кровной близости к данному лицу, а по отношениям возраста. За исключением отца и матери все остальные родственники разделяются по отношению к какому-либо конкретному лицу на две группы -старших и младших. Если глава рода пользовался всеми женщинами своей семьи, то по отношению к нему, естественно, были равны дети от его жены и дети от жен его сыновей. Те и другие неизбежно должны были разделяться на классы по возрасту: если кто-либо хотел определить свое отношение к окружающим, он называл всех мужчин старше себя изя (старшими братьями), всех женщин старше себя - старшими сестрами. На такую роль отца или старейшего в первобытной черемисской семье, помимо приведенных фактов, указывает еще и то обстоятельство, что у этноса мари имеются только слова для обозначения отца и сына.
В XVIII в. существовали благоприятные условия для развития снохачества. Тогда черемисы, по словам Ф. Миллера женили своих сыновей пяти и шести лет «с тем намерением, чтобы в домашней работе более иметь вспоможения» [17, с. 67]. В это время у черемис-язычников внебрачное сожительство парней и девушек не представляло собой до сих пор ничего предосудительного. Ни религиозные верования, ни кодекс выработанной черемисами морали не препятствовали свободе отношений среди молодежи. «Случаи, что девушка не сохранила девства до выхода замуж, у черемис не редки. Если девушка не подается на ухаживание, ее ловят и совершают над ней насилие» [18, с. 355 - 357]. В XVIII в. похищение совершалось по всем правилам грабежа. Жених с товарищами врывался в дом невесты, захватывал ее и спешил вступить с ней фактически в брак еще по дороге домой и при свидетелях [19, с. 70]. Когда похищение и купля были заменены свободным соглашением между вступающими в брак, жена начала вновь приобретать имущественные права в семье мужа. Признание этих прав видно в формулах, которыми родители и родные жениха сопровождают прием от нее подарков. Педагог-просветитель марийского края XIX в. И.А. Маляров писал относительно козьмодемьянских черемис, что хотя они и венчались в церкви, но не считали это венчанием и перевенчи-вали молодых дома по своим традициям.
Марийский брак допускался во всех степенях родства и возраста. «За 10 или 12 дней до свадьбы своей дочери отец веселится с нею и часто даже в одно и то же время женится на ней и на нескольких других, пользуясь всеми без различия и не заботясь о том, единокровны ли они с ним или нет» [20, с. 465]. Как земледелец, мари был заинтересован в увеличении семьи,
Библиографический список
в приобретении рабочей силы. Поэтому бывали случаи браков малолетних сыновей на взрослых девушках. Обычай не ограничивал мужчину относительно количества жен. По свидетельству Олеария, мари «имели за раз по 4 и по 5 жен и не обращали внимания на то, если две, три из них родные сестры» [21, с. 409]. После смерти первой жены обычно правом разрешалось жениться на ее сестре, а после этой, в свою очередь, на следующей свояченице.
Несмотря на свое христианское вероисповедание, при заключении браков мари руководствовался обычным правом, а не церковными правилами. Браки заключались по языческим правилам. Брат жил с женой брата, если последний находился в безвестной отлучке. Брат-вдовец женился на вдове покойного брата. Двоюродные братья женились на родных сестрах [22, с. 317]. Возраст вступающих в брак мало принимался во внимание. Если нужна была здоровая и сильная работница, а в семье не было совершеннолетних мужчин, то брали ее замуж за несовершеннолетнего [23]. Вторые и следующие браки марийским обычным правом допускались совершенно свободно. Мари из дер. Сумки прихода села Пернягаш Козьмодемьянского уезда Иван Сидоров в 1831 г. заявил, что в апреле у него умерла жена. «Имея дом, скотоводство, хлебопашество, исправлять всякие, как государственные, так и мирские повинности, нахожу себя в великом затруднении; поэтому в домашнем хозяйстве и разных необходимых отлучках в рабочее время крестьянину вместе быть невозможно; детей ни мужского, ни женского пола не имею равно и других родственников, у которых мог бы иметь проживание. Не имея других способов, вознамерился вступить во второй брак, единственно, дабы сохранить целость дома, а мне быть свободным в отправлении крестьянских работ. От роду имею 61 год» [24]. Другой мари, будучи 66 лет от роду, заявил, что в феврале 1831 г. у него умерла жена. «Живу в лесу для пчеловодства, сын неслух; дочь сама хочет выйти замуж; хозяйством заниматься некому. Имею намерение вступить во 2-й брак» [25]. Случаи многобрачия среди мари были редки. Поэтому правительственные распоряжения о борьбе с многобрачием не имели здесь применения [26].
Таким образом, сельская община, являясь хранительницей местных традиций, одновременно оказывала нивелирующее воздействие на своих членов, т.е. препятствовала проявлению личной инициативы, сопротивлялась вторжению новшеств. Более всего община оказывала серьезное влияние на решение вопросов чисто бытового характера. Свои бытовые функции община реализовала как в форме непосредственного вмешательства в духовную жизнь крестьян, так и с применением экономических и особенно административно-юридических мер.
1. Износков, Л.А. Обычаи горных черемис // Памятная книга Казанской губернии на 1868 и 1869 г. - Казань, 1868; Он же. Обычаи горных черемис. Б. Уголовное право // Труды Казанского губернского статистического комитета. Вып. 2. - Казань, 1869; Евсевьев, Т.Е. Важнейшие моменты правового быта и обычного права марийского народа // Марий Эл. - 1928. - № 5 - 6; № 7 - 8; № 9 - 10.
2. Александров, В.А. Обычное право в России в отечественной науке XIX - начала XX вв. // Вопросы истории. - 1981. - № 11.
3. Тютрюмов, И.М. Крестьянская семья (очерк обычного права) // Русская речь. - 1879. - Кн. 7.
4. Смирнов, И.Н. Черемисы. Историко-этнографический очерк. - Казань, 1889.
5. Мендиаров, Г.О. О черемисах Уфимской губернии // Этнографическое обозрение. - 1894. - № 3.
6. Якушкин, Е.И. Обычное право. Материалы для библиографии обычного права. - Ярославль, 1875. - Вып. 1
7. Васильев, В.М. Отношение черемис к половой распущенности // ИОАИЭ при Казанском университете. - 1915. - Вып. 1 - 3. - Т. XXIX.
8. Фукс, А.А. Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии. - Казань, 1840.
9. Износков, Л.А. Обычаи горных черемис. Б. Уголовное право // Труды Казанского губернского статистического комитета. - Казань, 1869. - Вып. 2
10. Мендиаров, Г.О. О черемисах Уфимской губернии // Этнографическое обозрение. - 1894. - № 3.
11. Козлова, К.И. Этнография народов Поволжья. - М., 1964.
12. Народы России. Живописный альбом. - СПб., 1878. - Вып. II.
13. Смирнов, И.Н. Черемисы. Историко-этнографический очерк. - Казань, 1889.
14. Максимов, С.В. Край крещеного света: собр. соч. - СПб., 1913. - Т. XIX.
15. Георги, И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей. Часть первая о народах финнского племени, известных по Истории Российской под общим именем Руссов. - СПб., 1799.
16. Adam Olearius Voyages tres-curieux & tres-renommez faits en Moscovie, Tartarie et Perse. Amsterdam, 1727. 2 t. en 1 vol.
17. Миллер, Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов, яко шо черемис, чуваш и вотяков. - СПб., 1791.
18. Кузнецов, С.К. Очерки из быта черемис // Древняя и новая Россия. - 1877. - № 8.
19. Миллер, Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов, яко шо черемис, чуваш и вотяков. - СПб., 1791.
20. Никольский, Н.В. Сборник исторических материалов о народностях Поволжья. - Казань, 1919.
21. Adam Olearius Voyages tres-curieux & tres-renommez faits en Moscovie, Tartarie et Perse. Amsterdam, 1727. 2 t. en 1 vol.
22. Архив Казанской духовной консистории, дело 1818 г., 13 дек., № 7391; 1818 г., 28 нояб., № 7327; Архив Казанского братства Св. Гурия, доклад свящ. С. Парат. Казан. у., П.И. Вишневецкого в 1868 г.; Фукс А.А. Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии / А.А. Фукс. - Казань, 1840; Архив Казанской духовной консистории, дело 1835 г., 4 сент., № 32125; 1832 г., 23 янв., № 27184; 1819 г., 31 янв., № 7734; 1823 г., 6 февр., № 14211; 1840 г., 7 дек., № 40033; 1841 г., 26 июля, № 41087; 1830 г., 16 июля, № 25071; 1832 г., 30 июля, № 27912.
23. Архив Казанской духовной консистории, дело 1831 г., 24 янв., № 25763; 1833 г., 27 сент., № 29487; 1833 г., 5 дек., № 29649.
24. Архив Казанской духовной консистории, дело 1832 г, 26 мая, № 27668.
25. Там же. 1832 г., 26 мая, № 27669.
26. Там же. 1842 г., 7 июня, № 42705.
Bibliography
1. Iznoskov, L.A. Obihchai gornihkh cheremis // Pamyatnaya kniga Kazanskoyj gubernii na 1868 i 1869 g. - Kazanj, 1868; On zhe. Obihchai gornihkh cheremis. B. Ugolovnoe pravo // Trudih Kazanskogo gubernskogo statisticheskogo komiteta. Vihp. 2. - Kazanj, 1869; Evsevjev, T.E. Vazhneyjshie momentih pravovogo bihta i obihchnogo prava mariyjskogo naroda // Mariyj Ehl. - 1928. - № 5 - 6; № 7 - 8; № 9 - 10.
2. Aleksandrov, V.A. Obihchnoe pravo v Rossii v otechestvennoyj nauke XIX - nachala XX vv. // Voprosih istorii. - 1981. - № 11.
3. Tyutryumov, I.M. Krestjyanskaya semjya (ocherk obihchnogo prava) // Russkaya rechj. - 1879. - Kn. 7.
4. Smirnov, I.N. Cheremisih. Istoriko-ehtnograficheskiyj ocherk. - Kazanj, 1889.
5. Mendiarov, G.O. O cheremisakh Ufimskoyj gubernii // Ehtnograficheskoe obozrenie. - 1894. - № 3.
6. Yakushkin, E.I. Obihchnoe pravo. Materialih dlya bibliografii obihchnogo prava. - Yaroslavlj, 1875. - Vihp. 1
7. Vasiljev, V.M. Otnoshenie cheremis k polovoyj rasputhennosti // lOAIEh pri Kazanskom universitete. - 1915. - Vihp. 1 - 3. - T. XXIX.
8. Fuks, A.A. Zapiski o chuvashakh i cheremisakh Kazanskoyj gubernii. - Kazanj, 1840.
9. Iznoskov, L.A. Obihchai gornihkh cheremis. B. Ugolovnoe pravo // Trudih Kazanskogo gubernskogo statisticheskogo komiteta. - Kazanj, 1869. - Vihp. 2
10. Mendiarov, G.O. O cheremisakh Ufimskoyj gubernii // Ehtnograficheskoe obozrenie. - 1894. - № 3.
11. Kozlova, K.I. Ehtnografiya narodov Povolzhjya. - M., 1964.
12. Narodih Rossii. Zhivopisnihyj aljbom. - SPb., 1878. - Vihp. II.
13. Smirnov, I.N. Cheremisih. Istoriko-ehtnograficheskiyj ocherk. - Kazanj, 1889.
14. Maksimov, S.V. Krayj krethenogo sveta: sobr. soch. - SPb., 1913. - T. XIX.
15. Georgi, I.G. Opisanie vsekh obitayuthikh v Rossiyjskom gosudarstve narodov. Ikh zhiteyjskikh obryadov, obihknoveniyj, odezhd, zhilith, uprazhneniyj, zabav, veroispovedaniyj i drugikh dostopamyatnosteyj. Chastj pervaya o narodakh finnskogo plemeni, izvestnihkh po Istorii Rossiyjskoyj pod obthim imenem Russov. - SPb., 1799.
16. Adam Olearius Voyages tres-curieux & tres-renommez faits en Moscovie, Tartarie et Perse. Amsterdam, 1727. 2 t. en 1 vol.
17. Miller, G.F. Opisanie zhivuthikh v Kazanskoyj gubernii yazihcheskikh narodov, yako sho cheremis, chuvash i votyakov. - SPb., 1791.
18. Kuznecov, S.K. Ocherki iz bihta cheremis // Drevnyaya i novaya Rossiya. - 1877. - № 8.
19. Miller, G.F. Opisanie zhivuthikh v Kazanskoyj gubernii yazihcheskikh narodov, yako sho cheremis, chuvash i votyakov. - SPb., 1791.
20. Nikoljskiyj, N.V. Sbornik istoricheskikh materialov o narodnostyakh Povolzhjya. - Kazanj, 1919.
21. Adam Olearius Voyages tres-curieux & tres-renommez faits en Moscovie, Tartarie et Perse. Amsterdam, 1727. 2 t. en 1 vol.
22. Arkhiv Kazanskoyj dukhovnoyj konsistorii, delo 1818 g., 13 dek., № 7391; 1818 g., 28 noyab., № 7327; Arkhiv Kazanskogo bratstva Sv. Guriya, doklad svyath. S. Parat. Kazan. u., P.I. Vishneveckogo v 1868 g.; Fuks A.A. Zapiski o chuvashakh i cheremisakh Kazanskoyj gubernii / A.A. Fuks. - Kazanj, 1840; Arkhiv Kazanskoyj dukhovnoyj konsistorii, delo 1835 g., 4 sent., № 32125; 1832 g., 23 yanv., № 27184; 1819 g., 31 yanv., № 7734; 1823 g., 6 fevr., № 14211; 1840 g., 7 dek., № 40033; 1841 g., 26 iyulya, № 41087; 1830 g., 16 iyulya, № 25071; 1832 g., 30 iyulya, № 27912.
23. Arkhiv Kazanskoyj dukhovnoyj konsistorii, delo 1831 g., 24 yanv., № 25763; 1833 g., 27 sent., № 29487; 1833 g., 5 dek., № 29649.
24. Arkhiv Kazanskoyj dukhovnoyj konsistorii, delo 1832 g, 26 maya, № 27668.
25. Tam zhe. 1832 g., 26 maya, № 27669.
26. Tam zhe. 1842 g., 7 iyunya, № 42705.
Статья поступила в редакцию 24.11.14
УДК 343.985
Ovchinnikov O.M. ON THE PROBLEM OF OPERATIONAL-INVESTIGATIVE CRIME COUNTERACTION PRISON. The article reveals the contents and current state of a penitentiary crime. The author identifies and investigates the factors that determine it. The detailed study of the structure of penal offenses indicating the characteristic of criminal law and gender patterns are established by the author in the course of the study of official statistics. The researcher identifies communication processes taking place in the Federal Penitentiary Service with a trend towards the humanization penal policy. The author emphasizes the importance of the operational-search functions in operational vehicles prison, reveals the potential they possess to help identify, prevent and detect crimes committed by convicts and detainees. The research work analyzes and explains the need to resist the penal crime forces operating units and institutions of the penal system.
Key words: prison crime, humanization penal policy, operational-search activity, search operations.
О.М. Овчинников, д-р пед. наук, доц. каф. оперативно-розыскной деятельности Владимирского юридического института ФСИН России, г. Владимир, E-mail: OMO33@mail.ru
К ПРОБЛЕМЕ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
В статье раскрывается содержание и современное состояние пенитенциарной преступности, выявляются и исследуются факторы, ее детерминирующие. Детально изучается структура пенитенциарных преступлений с указанием характерных уголовно-правовых и гендерных закономерностей, установленных автором в ходе изучения официальных статистических сведений. Выявляется связь происходящих процессов в федеральной службе исполнения наказаний с тенденцией к гуманизации уголовно-исполнительной политики. Автором подчеркивается значимость оперативно-розыскных функций, осуществляемых оперативными аппаратами мест лишения свободы, раскрываются потенциальные возможности, которыми они обладают, способствующие выявлению, предупреждению и раскрытию преступлений, совершаемых осужденными и содержащимися под стражей. Анализируется и обосновывается необходимость противодействия пенитенциарной преступности силами оперативных подразделений учреждений и органов уголовно-исполнительной системы. Демонстрируется и аргументируется авторская точка зрения по изучаемой проблематике.
Ключевые слова: пенитенциарная преступность, гуманизация уголовно-исполнительной политики, оперативно-розыскная деятельность, оперативно-розыскные мероприятия.
