ЭВОЛЮЦИЯ ОБРАЗА ШУТА В СИНКРЕТИЧНЫХ ВИДАХ ИСКУССТВА КАК ВОПЛОЩЕНИЕ ЗНАЧИМЫХ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ УСТАНОВОК Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

КУЛЬТУРОЛОГИЯ

УДК 168.522 DOI 10.36945/2658-3852-2023-3-9-18

П. С. Клюсова Е. С. Килина

ЭВОЛЮЦИЯ ОБРАЗА ШУТА В СИНКРЕТИЧНЫХ ВИДАХ ИСКУССТВА КАК ВОПЛОЩЕНИЕ ЗНАЧИМЫХ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ УСТАНОВОК

Аннотация: В данной статье авторы предпринимают попытку проследить эволюцию шута в синкретичных видах искусства. Авторы приводят функциональную типологию шутовства в пространстве медиа, а также осуществляют культурологический анализ кинематографических образов Джокера режиссеров К. Нолана и Т. Филлипса. Исследовательский вопрос, который авторы ставят перед собой, заключается в анализе трансформации функции шутовства в современной культуре от образа персонажа, которому в шутливой форме позволено говорить правду, до трагичного мрачного антигероя.

Ключевые слова: ценностные установки, медиа, синкретичные виды искусств, кинематограф.

Исторически образ шута трансформируется в пространстве культуры от смехового изображения правителя в Средние века до современного носителя и транслятора исторической правды. Острые социально-культурные вопросы, завуалированные в смеховой форме, воспринимаются как безопасные способы высказывания и формирования общественного мнения. Некоторые кризисные явления требуют анализа через сферу искусства, в ней шут представлен в двух ипостасях: «умный шут» и «природный дурак». В случае с «природными дураками» акцент в визуализации ставится на физических увечьях и ярко выраженных умственных отклонениях. «Умные» же шуты могут не иметь четко обозначенных изъянов во внешности, но обладать узнаваемой шутовской атрибутикой, которая также актуализируется в контексте эпохи. Зачастую заметному изменению подвергается целостный образ шута, это связано с тем, что зритель должен легко считывать те смыслы, которые вкладывает исполнитель этой роли. Шутовство -

© Клюсова П. С., Килина Е. С., 2023.

это символический универсум кризиса культуры. Шут появляется в переломный момент и обнажает неудобную правду в закодированных посланиях. Его послание - не его точка зрения, а актуальный код культуры. Основное отличие театрального шута от кинематографического заключается в возможности актеру вносить изменения в динамику театрального действия, режиссерскую и собственную интерпретацию, актуализировать образ под меняющиеся обстоятельства. Например, облик шута Фесте в постановке Свердловского государственного академического театра драмы «Двенадцатая ночь, или Что угодно» (англ. Twelfth Night, or What You Will) по пьесе, комедии Уильяма Шекспира в пяти действиях далек от привычного «шутовского», здесь об архаичном облике говорит лишь слегка потекший грим, который перекликается с кинематографическим Джокером Тодда Филипса, это образ меланхоличный и глубокий, который не смешит нас, а скорее показывает весь трагизм. Вместо ослиного колпака, который являлся обязательным атрибутом на протяжении многих эпох, зритель видит гармоничный, почти аристократичный стиль: кожаный плащ, накрашенные ногти, блузку. Также уникален и синтез актерской подачи, в которую включена глубокая меланхолия, ломаные движения, заимствованные из массового кинематографа, в частности из образа капитана Джека Воробья, которые были добавлены актером интуитивно, но они подходят под образ отделенного от общества персонажа.

Предметом нашего исследования является воплощение образа шута и его трансформация под влиянием кризисных факторов существования общества: растущего социального равнодушия, индивидуализма, проявления лицемерия как нормы взаимодействия, процветание общества потребления, которое характеризуется быстрой сменой актуальных трендов и зависимостью индивида от них.

Для анализа образа шута мы использовали междисциплинарный подход, который складывается из привлечения литературоведческих теории, социологических идей и психологических концепций. Среди методов, которые привлечены в рамках данного исследования: культурологический анализ контента, знаково-семиотический анализ, типологический метод.

Особое место в рассмотрении эволюции образа шута в аспекте значимых социокультурных установок имеют термин «жест культуры» и культурные сим-волаты. Понятие жеста в культуре раскрывается в работах Ю. М. Лотмана, который трактует его как «действие или поступок, имеющий не столько практическую направленность, сколько некоторое значение; жест - всегда знак и символ... жестовое поведение всегда в той или иной степени кажется театральным» [Лотман, 1994, с. 337-338]. То есть слова и поведение шута наполнено тем скрытым смыслом, который сможет раскрыть зритель. Символичность же шутовского поведения раскрывается на тех уровнях, которые выделены американским антропологом Л. Уайтом - соматическом и экстрасоматическом. Исследователь трактует его как «предметы или явления, зависящие от способности человека к

символизированию - символаты, существуют самостоятельно, но, будучи рассмотренными в каком-либо контексте, они приобретают особый смысл» [Уайт, 2009, с. 102]. То есть символаты на уровне соматического воплощения связаны в том числе и жестовостью культуры в понимании Ю. М. Лотмана и со значением тела в культуре. В аспекте шутовства экстрасоматический код культуры проявляется в трансляции идеи через телесность и жесты: театрализация поведения, манерность, излишняя жестикуляция, одежда нередко сочетаются с определенными внешними данными.

В современном кинематографе наблюдается тенденция появления неоднозначных, противоречивых отрицательных персонажей, что обусловлено трансформацией средств художественной репрезентации ценностных установок в обществе. Попытка осмыслить становление характера антагониста приводит режиссера и зрителя к необходимости его понимания и принятия. Целостный анализ медиатекста режиссером и зрителем посвящен не только основным чертам героя, проявляющимся в настоящем времени, но и ретроспективе социальных условий его взросления, цивилизационным особенностям его культуры, психологическим механизмам защиты от враждебных проявлений социальной среды. Всё чаще отрицательные герои переходят от шаблонного «черно-белого» изображения к более сложным, многогранным проявлениям. В связи с этим рождается новый тип «антигероя». Ранее мы рассматривали характерные черты антигероя в статье «Антигерой как репрезентация ценностных установок в современной ме-диакультуре», среди которых наиболее привлекательными остаются ум, рациональность, любовь, но их деятельностное применение и воплощение на экране связано с явным отклонением от нормы. Антигерой демонстрирует псевдоценности, которые становятся антиценностями или ценностями в зависимости от установки зрителя [Клюсова, Килина, 2022, с. 73].

Концепция антигероя в кинематографе рассматривается зарубежными и отечественными исследователями. Так, П. Джонасон в статье «Антигерой в популярной культуре: теория истории жизни и черты личности темной триады» называет компиляцию основных черт антигероя «темная триада». По мнению исследователя, она состоит из «субклинического нарциссизма, психопатии и макиавеллизма» ропаэоп, 2012, с. 192]. Другой исследователь, Й. Кьельдгаард-Кристиансен, пытаясь определить источник привлекательности неоднозначных персонажей в кинематографе, называет эти черты «многоуровневая мораль». Он связывает мотивацию поведения антигероя с эволюционными особенностями общества: «Обобщённые человеческие моральные предпочтения, включая стремление отдавать предпочтение справедливости, вознаграждать бескорыстие и наказывать сторонних нарушителей, эволюционировали, чтобы облегчить жизнь группы с её растущим числом социальных зависимостей» [Кьельдгаард-Кристиансен, 2017, с. 105]. При этом он полагает, что при столкновении индивида

с реальностью в рамках какого-то социального или личностного потрясения происходит сбой восприятия принятых норм. Тогда у антигероев возникает определенный внутренний конфликт, обусловленный внешними обстоятельствами, то есть его социальное поведение вступает в противоречие с внутренними установками на следующих уровнях: «покровительство против взаимности», «покровительство против абстрактного правила», «взаимность против абстрактного правила», «взаимность против эгоизма» и «эгоизм против абстрактного правила» [Кьельдгаард-Кристиансен, 2017, с. 108]. На наш взгляд, «абстрактным правилом» здесь выступают именно нормы, вырванные из контекста, когда общественная установка начинает действовать против персонажа или не работает вовсе. В определенном смысле антигерой демонстрирует протест против таких абстрактных норм. То есть регламентация действий антигероя обосновывается наличием «морального кодекса» и погруженности его в обстоятельства: «Способ, которым мы можем идентифицировать героев и антигероев, - это тип суждений, которые обычно используются для оценки уместности нарушений морали в моральных дилеммах» ратске, 2012, с. 9]. Также С. Х. Янике пишет: «Одним из основных факторов, определяющих, какой процесс или принцип ответственен за вынесенное суждение, является контекст» ратске, 2012, с. 9]. М. А. Батова также рассматривает становление антигероя в диахронном контекстуальном аспекте: нарушение социальных норм в настоящем становится следствием длительной истории травм в прошлом [Батова, 2020].

Согласно концепции соотношения героя и антигероя, между ними существует промежуточное звено - трикстер. Его характеризуют как «первая ступень деградации культурного героя... Если этого персонажа поместить в систему координат "свой - чужой" и "сильный - слабый", то он будет находиться ближе к центру, в "нулевой точке". Трикстер явно не герой, но легко опускается до состояния антигероя» [Горелова, 2022, с. 180-181]. «Антигерой - пишут авторы -это культурный персонаж широкого спектра возможностей, находящийся в центре повествования, но лишенный героических черт - мужества, нравственности, чувства справедливости, способности творить добро. Антигерой - это типаж, несущий негативный аспект героя, но не его антагонист» [Горелова, 2022, с. 181]. М. Шильман называет трикстера «тенью героя», и его функция заключается в установлении баланса: «В такой конструкции гармонизация доминантного Героя и рецессивного Трикстера достигается за счет различных вариантов динамического равновесия. Центрирующемуся Герою противопоставлен эксцентричный Трикстер, который имитирует наличие центра в месте, отличном от того, которое занимает Герой, чем заставляет Героя демонстрировать свои экстраординарные способности, чтобы вновь и вновь занимать по праву центральное положение» [Шильман]. Если антигерой возможен как цельное самостоятельное действующее лицо, то трикстер занимает промежуточную нишу.

Условная амбивалентность социокультурной структуры заключается в нравственно-этическом поиске двух взаимно обусловливающих друг друга начал: добро и зло. Соответственно, в архетипах сферы синкретичных искусств фиксируется дихотомия - «герой» / «злодей», которая эволюционирует в категории «герой» / «антигерой». И архетипичный образ антигероя - это не персонаж с набором стереотипных, ярко обозначенных отрицательных качеств, а простоватый хитрец, обманщик, мошенник, плут, шут. Необходимость шута в социальной структуре обуславливается не только потребностью общества в психологической и эмоциональной разрядке (шут выполняет функцию увеселителя толпы), но и в олицетворенном флагмане социальных кризисов и перемен (шутовство над представителями власти, элиты, богемы).

Мы обратили внимание на образ шута в культуре, так как именно этот персонаж обладает экстраординарным набором черт, репрезентирующих кризисные явления эпохи. В своем роде шут транслирует социальную правду. Исследователи этого феномена прослеживают эволюцию образа шута от только комичного персонажа до трагического антигероя: «Исследован и перенос функции шута на вполне трагедийного персонажа, обреченного говорить под маской безумия правду при невозможности существования остроумного балагура в предлагаемых драматургом обстоятельствах» [Черноземова, 2019, с. 21]. Шут на протяжении истории культуры представляется как глупец, обладающий тайным знанием [Бычина, 2021, с. 97].

В рамках данного исследования в подтверждении тезиса об особой роли носителя правды мы приведем пример воплощения образа шута Фесте на сцене Свердловского государственного академического театра драмы и образ Джокера в кино. Шут Фесте в исполнении актеров Свердловского государственного академического театра драмы, несмотря на адаптацию пьесы для современного зрителя, остаётся истинно «шекспировским персонажем. Фесте - персонаж-наблюдатель, исполняя роль придворного шута, он может видеть и обличать притворство других. Данное действующее лицо подходит под характеристики трикстера, он уравновешивает притворство других героев. Его игра не является свойством характера, в отличие от других персонажей, он не склонен к лицемерию. На протяжении театрального действия диссонансом с общепринятыми чертами шута выступает его меланхолия, усталость от внешнего показного веселья и абсурдности происходящего.

Для анализа медиапродукта сформулированы критерии, по которым проведён анализ кинематографичного образа шута. Мы рассматриваем его с позиции его соотношения с обществом, включенности в установленный социальный порядок через внешний вид, манеры, цвета (внешней среды и одежды), ситуации и способы выхода из них. Нами предложена следующая функциональная типология образа шута в медиа:

Шут - развлекатель толпы.

Шут - носитель тайного знания.

Шут - транслятор социальной правды.

Шут - носитель общественного мнения и общественных настроений.

В качестве эмпирической базы нашего исследования выступили фильмы «Темный рыцарь» (2008) К. Нолана и «Джокер» (2019) Т. Филлипса. В них представлены персонажи-антигерои, реализующие «темную триаду». В первом рассмотренном нами произведении слоганом выступили слова, характеризующие мотивацию поведения персонажа на протяжении всего фильма: «Добро пожаловать в мир Хаоса!». Данное выражение иллюстрирует попытки Джокера дестабилизировать устоявшийся капиталистический строй путем совершения ряда демонстративных актов вандализма. В этом прослеживается определенное мировоззрение, связанное и с осознанием экономического кризиса, и с пониманием несправедливости существующей социальной стратификации. Джокер в этом фильме объединяет функции носителя социальной правды и человека, создающего общественные настроения. Примечательно, что атрибуты развлекателя толпы присутствуют как сопровождение, фон для воплощения его замыслов. Например, демонстрация фокуса с исчезновением карандаша - явная клоунада, сопровождающая деструктивное поведение. Внешность этого персонажа также подразумевает стремление к фарсу, привлечение внимания с одновременным сокрытием особых примет. Белый грим, улыбка клоуна, с одной стороны, выделяют его из толпы, но, с другой стороны, скрывают шрамы, которые также бы обращали на себя внимание в повседневной жизни. Объяснение их появления также сопровождается «смешными» байками о социальных ценностях и нормах, которые искажены в современном обществе (об отце, который оказывается тираном, о жене, которая бросает мужа, когда он ради неё уродует себе лицо). И это, по мнению Джокера, явления повсеместные, существуют на уровне отрицательных социальных стереотипов. Начало его историй звучит как поучительная забавная зарисовка, которая в финале оборачивается девиантным действием. В данном персонаже присутствует намеренная нарочитость, стремление выставить напоказ не собственные изъяны и пороки, а показать обществу его недостатки. Но попадая в, казалось бы, привычную маргинальную среду (сцена в изоляторе временного содержания в полицейском участке), он визуально возвышается над хаосом, не становясь его участником. На фоне других преступников он отличается видимым спокойствием, яркой и опрятной одеждой, прямой осанкой и отстраненностью от ситуации на грани с высокомерием. Джокер демонстрирует, что не может стать составной частью ни одной социальной системы, даже той, начало которой он положил сам.

В своих монологах Джокер затрагивает важные социально обусловленные феномены: одиночество, ответственность за судьбу других, кризис экономического строя, дуализм «хорошее»/«плохое», «добро»/«зло» в их неразрывной взаимосвязи, практицизм общества, извлечение выгоды из любого ресурса и его

быстрое забвение. При этом в речи он демонстрирует бинарную оппозицию «Я» - «Они», отделяя себя от общества, наделяя массу отрицательными характеристиками. Также в речи Джокера постоянно повторяется присказка «Why so serious?» («Ты что такой серьезный?») как отсылка к иронии над серьезными внешними обстоятельствами. Мотивируя свои поступки насмешкой над этими внешними факторами, он нивелирует их значимость, доводя до абсурда.

Во втором рассмотренном нами фильме Джокер представлен в качестве продукта равнодушного социума. Если нолановский персонаж выступает в качестве творца социокультурных обстоятельств, то Джокер Т. Филлипса является их заложником. Режиссер показывает социальные причины его психопатии. Особенно ярко это выражается в его диалоге в студии шоу. Изначально персонаж этого фильма выполняет функцию «шут - развлекатель толпы», так как клоунада является его профессиональной деятельностью. При этом можно заметить, что на протяжении всего фильма Артур Флек пытался соответствовать обществу, следовать его нормам, но он называет факторы собственной социальной усталости, также используя в речи бинарную оппозицию «Я» - «Вы». Но в устах данного персонажа прослеживается изначальное желание стать частью общества, и именно игнорирование его обществом становится причиной девиантного поведения. В этом фильме Джокер неотделим от общества, не абстрагируется от него, а лишь внешне демонстрирует, что его ресурсы исчерпаны равнодушием толпы. Выполняя функцию «шут - транслятор социальной правды», Джокер отмечает потребительский характер общества, эгоизм, несовершенство экономического строя, несправедливость социального расслоения, но он не стремится сделать хаос общественным движением, для него это лишь инструмент обращения на себя внимания.

Исследование эволюция образа шута в пространстве медиа и синкретичных видах искусства как воплощение значимых социокультурных установок позволило нам сделать следующие выводы:

- современные реалии и их отражение в массмедийном дискурсе определяют значимость ключевой единицы шут как источника для ассоциирования;

- функции, которые выполняет образ шута, напрямую связаны с актуальным историко-культурным контекстом;

- смеховая культура становится средством выражения мировоззренческих оснований исторического периода, демонстрирует смену мировоззренческой парадигмы, а персонаж шута консолидирует общие настроения социума;

- нередко шут преподносит актуальную информацию в завуалированной форме шутки, истории, рассказа, игрового действия. Эволюция образа заключается в переходе от добродушного персонажа к злому клоуну, показывающего жестокую правду в драматичном ключе. Юмор шута в кинематографе перестает быть смешным, он сохраняет лишь внешнюю атрибутику (цветовая гамма костюма, грим, улыбка), лишаясь функции развлекателя толпы. На первый план выходят

функции - транслятор социальной правды и носитель общественного мнения и общественных настроений;

- в медиакультуре шут реализуется в типе антигероя или трикстера.

Библиография

Батова, М. А. Драматургия образа антигероя: соблазн зла // Философия и культура. - 2020. - № 3. - С. 65-73.

Бычина, Ю. Н. Ключевая единица шут в культуре и коммуникации // Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского. Филологические науки. - 2021. - Т. 7, № 2. - С. 96-103.

Горелова, Т. А. Динамика системы «Герой - Антигерой» в истории культуры / Т. А. Горелова, О. О. Хлопонина, О. В. Безрукова // Знание. Понимание. Умение. -2022. - № 2. - С. 179-197.

Клюсова, П. С. Антигерой как репрезентация ценностных установок в современной медиакультуре / П. С. Клюсова, Е. С. Килина // Молодежь в меняющемся мире: палитра коммуникаций в медиапространстве : сб. материалов XIII Всерос. науч.-практ. конф. (с междунар. участием), Екатеринбург, 1-30 апреля 2022 года. - Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2022. - С. 69-74.

Къелъдгаард-Кристиансен, Й. Плохие прорывы Уолтера Уайта: эволюционный подход к вымышленному антигерою // Эволюционные исследования в воображаемой культуре. - 2017. - Т. 1, № 1. - С. 103-120.

Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). - Санкт-Петербург : Искусство - Санкт-Петербург, 1994. - 399 с.

Уайт, Л. А. Понятие культуры // Вопросы социальной теории. - 2009. -Том III. Вып. 1(3). - С. 95-124.

Черноземова, Е. Н. Шуты и шутовство сквозь эпохи: социальный и эстетический аспекты // Наука и школа. - 2019. - № 4. - С. 20-27.

Шилъман, М. Трикстер, герой, его тень и ее заслуги [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://abuss.narod.ru/texthtml/trickster.htm (дата обращения: 13.01.2023).

Janicke, S. H. Moral schémas in crime dramas: The matter of context for the activation of an antihero schema and its impact on moral judgment making. - The Florida State University, 2013.

Jonason P. K. et al. The antihero in popular culture: Life history theory and the dark triad personality traits // Review of General Psychology. - 2012. - Т. 16, № 2. - P. 192-199.

Сведения об авторах

Клюсова Полина Сергеевна, кандидат культурологии, старший преподаватель кафедры философии, социологии и культурологии Института общественных наук Уральского государственного педагогического университета (г. Екатеринбург).

E-mail: polinasergeevna1900@mail.ru

Килина Екатерина Сергеевна, студентка Института искусств Уральского государственного педагогического университета (г. Екатеринбург).

E-mail: witchkilina@yandex.ru

P. S. Klyusova E. S. Kilina

THE EVOLUTION OF THE IMAGE OF THE BUFFOON IN SYNCRETIC ART FORMS AS THE EMBODIMENT OF SIGNIFICANT SOCIO-CULTURAL ATTITUDES

Abstract: In this article, the authors attempt to trace the evolution of the jester in syncretic art forms. The authors give a functional typology of buffoonery in the media space, and also conduct a cultural analysis of the cinematic images of the Joker directed by K. Nolan and T. Phillips. The research question that the authors pose to themselves is the analysis of the transformation of the function of buffoonery in modern culture from the image of a character who is allowed to tell the truth in a playful way to a tragic dark antihero.

Key words: values, media, syncretic arts, cinematography.

References

Batova, M. A. Dramaturgiya obraza antigeroya: soblazn zla // Filosofiya i kul'tura. - 2020. - № 3. - S. 65-73.

Bychina, YU. N. Klyuchevaya edinitsa shut v kul'ture i kommunikatsii // Uchenye zapiski Krymskogo federal'nogo universiteta imeni V. I. Vernadskogo. Filologicheskie nauki. - 2021. - T. 7, № 2. - S. 96-103.

Gorelova, T. A. Dinamika sistemy "Geroj - Antigeroj" v istorii kul'tury / T. A. Gorelova, O. O. KHloponina, O. V. Bezrukova // Znanie. Ponimanie. Umenie. -2022. - № 2. - S. 179-197.

Klyusova, P. S. Antigeroj kak reprezentatsiya tsennostnykh ustanovok v sovremennoj mediakul'ture / P. S. Klyusova, E. S. Kilina // Molodezh' v menya-yushhemsya mire: palitra kommunikatsij v mediaprostranstve : sb. materialov XIII Vseros. nauch.-prakt. konf. (s mezhdunar. uchastiem), Ekaterinburg, 1-30 ap-relya 2022 goda. - Ekaterinburg : Ural. gos. ped. un-t, 2022. - S. 69-74.

Kel'dgaard-Kristiansen, J. Plokhie proryvy Uoltera Uajta: ehvolyutsionnyj podkhod k vymyshlennomu antigeroyu // EHvolyutsionnye issledovaniya v voo-brazhaemoj kul'ture. - 2017. - T. 1, № 1. - S. 103-120.

Lotman, YU. M. Besedy o russkoj kul'ture: Byt i traditsii russkogo dvoryanstva (XVIII - nachalo XIX veka). - Sankt-Peterburg : Iskusstvo - Sankt-Peterburg, 1994. -399 s.

Uajt, L. A. Ponyatie kul'tury // Voprosy sotsial'noj teorii. - 2009. - Tom III. Vyp. 1(3). - S. 95-124.

CHernozemova, E. N. SHuty i shutovstvo skvoz' ehpokhi: sotsial'nyj i eh-steticheskij aspekty // Nauka i shkola. - 2019. - № 4. - S. 20-27.

SHil'man, M. Trikster, geroj, ego ten' i ee zaslugi [EHlektronnyj resurs]. - Rez-him dostupa : http://abuss.narod.ru/texthtml/trickster.htm (data obrashheniya: 13.01.2023).

Janicke, S. H. Moral schemas in crime dramas: The matter of context for the activation of an antihero schema and its impact on moral judgment making. - The Florida State University, 2013.

Jonason P. K. et al. The antihero in popular culture: Life history theory and the dark triad personality traits // Review of General Psychology. - 2012. - T. 16, № 2. - P. 192-199.

About the authors

Klyusova Polina Sergeevna, Candidate of Science in Cultural Studies, Senior Lecturer of the Department of Philosophy, Sociology and Cultural Studies of the Institute of Social Sciences of the Ural State Pedagogical University (Yekaterinburg).

E-mail: polinasergeevna1900@mail.ru

Kilina Ekaterina Sergeevna, undergraduate student of the Institute of Arts of the Ural State Pedagogical University (Yekaterinburg).

E-mail: witchkilina@yandex.ru