CC BY
27
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2020. Т. 17, № 4. С. 86-96.
УДК 343.237
Б01 10.24147/1990-5173.2020.17(4).86-96
ЭВОЛЮЦИЯ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ПОСОБНИЧЕСТВО В СОВЕРШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
С. С. Некоз
Восточно-Сибирская транспортная прокуратура, г. Борзя, Россия
Введение. Исследование истории пособничества зачастую осуществляется вне контекста общей истории уголовного права, в связи с чем можно встретить весьма произвольный подход к решению вопроса о периодизации нормативной истории пособничества, что явно не способствует формированию общих и правильных представлений о развитии соответствующей уголовно-правовой конструкции. История уголовно-правовых установлений об ответственности за пособничество в совершении преступления даёт возможность лучше понять текущее состояние данного уголовно-правового института. В современной науке типичным приёмом анализа является исследование лишь правовых памятников, которые в той или иной степени отражали нормативные представления о пособничестве в различные исторические эпохи. В расчёт при этом не берутся ни доступные источники из судебной практики, ни положения уголовно-правовой доктрины. Такой подход к организации исследования не только является неполным, но и существенным образом искажает сам принцип построения историко-правового анализа. Цель. Целью исследования является комплексный анализ эволюции научных представлений об ответственности за пособничество в совершении преступления, что позволит исключить произвольный подход к решению вопроса о периодизации нормативной истории пособничества. Методология. При проведении настоящего исследования были использованы различные, как общенаучные, так и специальные методы познания. При этом ключевым из них стал историко-правовой метод. Результаты. Проведённое исследование основных моделей уголовно-правовой оценки пособничества позволяет внести важные уточнения и дополнения в имеющиеся научные представления о генезисе этой уголовно-правовой конструкции. Во-первых, оно позволяет оспорить сформулированные в науке весьма категорические представления об истории пособничества как о последовательном переходе от «менее совершенных» и «неправильных» законодательных формулировок к «более совершенным» и «верным». Во-вторых, исследование позволяет поставить под сомнение тезис о линейном развитии уголовно-правовой науки и практики в части оценки пособничества в «советский» и «досоветский» период, о том, что развитие пособничества в советскую эпоху пошло по пути, выработанному дореволюционной теорией и практикой. В-третьих, исследование доказывает, что на всех этапах развития уголовного права теоретическое и нормативное понимание пособничества предполагало наличие как минимум двух противоположных моделей. Каждая альтернативная модель предполагала, в силу системных свойств уголовного права, специфическое построение иных уголовно-правовых институтов и норм (прикосновенности, форм соучастия, преступлений против общественной безопасности, стадий совершения преступления, правил назначения наказания и др.). Заключение. Проведённое исследование основных моделей уголовно-правовой оценки пособничества, представленных в истории отечественного законодательства и правовой доктрины, позволяет внести важные уточнения и дополнения в имеющиеся научные представления о генезисе этой уголовно-правовой конструкции.
Ключевые слова: пособничество; совершение преступления; преступный результат; модель пособничества; соучастие; история пособничества; назначение наказания; форма соучастия.
1. Введение
Изучение истории позволяет лучше понять состояние определённого уголовно-правового института, а через это - определить возможные пути его дальнейшего совершенствования и развития. В современной науке типичным приёмом анализа является исследование лишь правовых памятников, которые в той или иной степени отражали
нормативные представления о пособничестве в различные исторические эпохи. В расчёт при этом не берутся ни доступные источники из судебной практики, ни положения уголовно-правовой доктрины.
2. Методология
При проведении настоящего исследования были использованы различные, как общенаучные, так и специальные методы по-
знания. При этом ключевым из них стал ис-торико-правовой метод.
3. Модели пособничества, разработанные в России на протяжении двух последних столетий
Уголовное законодательство одновременно и создавало поводы, и отражало содержание ведущих теоретических дискуссий относительно понимания роли, признаков и значения пособничества. Эти дискуссии не исчерпаны и в современной науке, это позволяет рассматривать нормативную историю пособничества с позиций созданных в истории моделей его нормативной оценки, а не только с хронологической точки зрения. Представим в связи с этим наиболее существенные теоретико-нормативные модели пособничества, разработанные в России на протяжении двух последних столетий, начиная с XIX столетия, выделяя их дихотомичными парами, противоположным образом решающими тот или иной ключевой вопрос пособничества.
3.1. Об общественной опасности, основании и пределах наказуемости пособничества
В обсуждении этого вопроса история уголовного права показывает наличие двух моделей (постулаты классической и социологической школ уголовного права).
Так, Свод законов 1832 г. (в ст. 11-13, 118 и 119), а затем и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (ст. 1317, 123-134), Уголовное уложение 1903 г.2 (в ст. 51, 53) закрепили основные идеи уголовного права о том, что пособничество как проявление участия лица в «чужом» для него преступлении исполнителя обладает меньшей общественной опасностью, нежели действия исполнителей и подстрекателей («главных виновников»), поэтому пособничество требует предустановленных в законе правил об обязательном сокращении наказания, предусмотренных в статьях Особенной части за то или иное преступное деяние, однако это не исключало для законодателя возможности в статьях Особенной части оговаривать равную наказуемость пособничества и исполнительства применительно к отдельным преступлениям.
Такие положения структурно создавали равновесный каркас института соучастия,
дефинитивные нормы которого были изложены в разделе о преступлении, а регулятивные - в разделе о наказании. В теоретическом плане они основывались на основании акцессорной теории соучастия, согласно которой пособничество есть деятельность «второстепенная» [1, с. 72]; пособничество есть лишь участие в исходящем от виновника причинении последствия, а потому требует принципиально более мягкого наказания [2, с. 235]; пособник лишь помогает чужому намерению, «не присваивая его себе», а потому и вина его меньше вины исполнителя [3, с. 131].
Такой модели пособничества противопоставлялась конструкция И. Я. Фойницкого, который считал достаточным для привлечения к ответственности соучастников, включая пособников, наличие норм Особенной части, объём которых при определённом толковании уголовно-правового запрета должен был включать в себя все действия, связанные с реализацией умысла на совершение того или иного преступления [4]. Основная идея И. Я. Фойницкого состояла в том, что «предмет государственной карательной власти есть не деяние, а деятель, сам человек в его психическом состоянии преступности, подпадающим карательным мерам настолько, насколько состояние это выразилось в определённых внешних проявлениях». Эта идея была принята советской властью и наукой.
Так, А. А. Пионтковский соглашался с тем, что у сторонников социологической школы права отсутствует необходимость в создании института соучастия, который является «излишним» и «вредным» (поскольку ответственность пособников вытекает из статей Особенной части и основывается на общих представлениях о причинной связи и позволяет оставить опасность пособника, проявившуюся в его конкретных действиях, вне реакции со стороны государства, в случае, когда исполнитель не совершает преступления) [5, с. 184-185]. Поддерживал эту мысль М. Н. Гернет, указывая, что «сторонники социологической школы, выдвигающие значение субъективного момента в преступности на первое место, в том числе Фойниц-кий, пришли к верному выводу о необходимости применения к участию общих теоретических начал и к устранению понятия со-
участия из науки и кодексов». В ситуации соучастия, писал он также, нет одного преступления, совершённого несколькими лицами, но есть столько преступлений, сколько преступников [6, с. 191-192]. Эта новая модель, выступающая против акцессорности, основывалась на теории, которая отстаивала идею самостоятельности оснований ответственности каждого участника преступления. В нормативном выражении указанные идеи были изложены уже в первых актах советской власти. Так в ст. 21 Руководящих начал по уголовному праву предельно чётко было указано: «За деяния, совершаемые сообща группою лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники. Мера наказания определяется не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершённого им дея-ния»3.
Надо признать, что в своих «крайних», «чистых» вариантах классическая, акцессорная и социологическая, самостоятельная модели пособничества (и соучастия в целом) никогда не были представлены в законе и никогда не вытесняли одна другую. Классические и социологические представления о пособничестве сосуществовали, конкурировали друг с другом и взаимно дополняли друг друга.
В действующем кодексе такое взаимовлияние также заметно. Признавая основанием уголовной ответственности пособника именно деяние, содержащее признаки состава преступления (ст. 8 Уголовного кодекса (далее - УК) РФ), он акцентирует внимание на таких значимых для назначения наказания обстоятельствах, которые в большей степени характеризуют именно совершённые соучастниками действия, нежели их личные данные. С другой стороны, кодекс не содержит оценки соучастия как более опасной разновидности преступления и позволяет рассматривать действия пособника не как участие в «чужом» преступлении, а как вполне самостоятельный деликт, образующий самостоятельное основание уголовной ответственности.
3.2. О видах пособнических действий и способах описания пособничества в законе
А) Конкретизация преступного пособничества
Теоретическое обсуждение и нормативная оценка этого признака привели к форми-
рованию в уголовном праве двух основных моделей пособничества. Источник их противостояния кроется в различении понятий «преступление», которое характеризует конкретный акт поведения человека, и «преступная деятельность», которое больше подходит для описания некоего поведения или образа действий. Уголовное право стремилось доступными ему средствами воздействовать на пособничество и тому, и другому. Ещё ст. 60 Новоуказных статей 1669 г. предписывала: «На которых людей языки говорят с пыток в станах и приездах, и тех людей по язычным молкам имать, а животы их переписав, запечатать, и с языками с очей на очи ставить и расспрашивать, и указ им чинить также, как и разбойником; а на которых людей языки говорят с пыток в подводе и в по-наровке, и тех людей по язычным молкам имать ж, и животы их печатать, и тех людей с языками с очей на очи ставить и расспрашивать, и указ им чинить тот же, что и разбойником и становщикам»4. Вполне очевидное противопоставление «станов и приездов», с одной стороны, «подводам и понаров-кам» - с другой, есть один из первых опытов разделения «пособничества вообще» от «пособничества конкретным преступлениям». В теоретическом плане это позволило, к примеру, П. Д. Калмыкову разделить пособников на определённых и неопределённых. «Определённым участником называется тот, кто оказывает пособие в одном определённом деянии, например в данном убийстве; неопределённым - тот, кто соглашается помогать при известном роде преступления без обозначения и количества, например при воровстве» [3, с. 133].
Заметим, что пособничество понималось как действия, направленные на оказание помощи в совершении того или иного, но всегда конкретного преступления. «Пособлять можно только кому-нибудь», - писал В. Д. Спасович [7, с. 175-176]. «Пособничество всегда оказывается преступной деятельности определённого лица или группы лиц», - вторил ему спустя столетие В. С. Прохоров [8, с. 621].
Свод законов 1932 г., в противоположность указанному, выделял «становщиков» и «пристаносодержателей» (ст. 15) как лиц, которые оказывают неконкретизированную
помощь преступникам «вообще». Оценка подобного рода деяний осуществлялась посредством их самостоятельной криминализации в Особенной части уголовного закона. Так, в УК РСФСР 1922 г. эта идея была реализована в ст. 68 (аналог - ст. 58.12 УК РСФСР 1926 г.), которая наказывала «укрывательство и пособничество всякого рода преступлениям, предусмотренным ст. 57-67, не связанные с непосредственным совершением означенных преступлений или при неосведомлённости об их конечных целях» (в ст. 57-67 предусматривалась ответственность за контрреволюционные преступления); а также в определённой степени в ст. 76 (аналог - ст. 59.4 УК РСФСР 1926 г.), которая преследовала «пособничество бандам». Ярким примером такого «общего пособничества» может служить практика признания пособником в хищении лица, которое приобретало или сбывало имущество, добытое преступным путём не только в силу данного заранее обещания, но и «по иным причинам, например в силу систематического их совершения, что давало исполнителю преступления основание рассчитывать на подобное со-действие»5.
Такие модели «конкретизированного» и «общего» пособничества сосуществуют по сегодняшний день, во многом определяя направления и вектор изучения институциональной природы пособничества6.
Б) Характер связи с деянием исполнителя
Эта оценка демонстрирует эволюцию от модели, которая не различала прикосновенную и соучастную связь, к модели, которая их отчётливо противопоставляет.
Исторически первой можно признать модель, изложенную в проекте Уложения 1813 г., согласно которому (§ 17) «вспомога-телями» признавались лица, которые «заведомо способствовали к совершению преступления», а «также и те, которые хотя и не имели предварительного сведения о преступлении, но когда уже оно учинено, укрыли его для пользы, которую или получили, или ожидали». Согласно этим предписаниям любая форма прикосновенности к преступлению могла быть подведена под понятие пособничества. Более позднее повторение этой модели в первых советских уголовных законах
можно объяснить влиянием социологической доктрины, которая мало стремилась к уточнённой разработке понятия соучастия. В связи с этим, в частности, А. А. Пионтковский был вынужден признать, что понятием пособничества с объективной стороны охватывается: 1) пособничество в тесном смысле слова (содействие совершению преступления); 2) укрывательство преступления (содействие сокрытию преступника и следов преступления) [9, с. 241-242]. Судебная практика вплоть до середины XX в. испытывала серьёзные трудности в разграничении пособничества и прикосновенности.
Такой эклектичной модели пособничества в теории и в законодательстве может быть противопоставлена более строгая модель, предъявляющая к пособничеству жёсткие требования объективной и субъективной связи с исполнительством. Уголовное уложение 1903 г. устанавливало в качестве общего признака соучастия «действие заведомо сообща» (ст. 51). Эта мысль была подтверждена в УК РСФСР 1960 г., который, определяя соучастие как умышленное и совместное участие в совершении преступления, в дефиниции пособничества (ст. 17) акцентировал внимание на то, что действия являются «заранее обещанными», и чётко противопоставил соучастию заранее не обещанное укрывательство (ст. 18) и недонесение о преступлении (ст. 19).
Исследуя эту связь пособничества с исполнительством, наука и практика обращала внимание на два момента:
• Во-первых, содержание вины пособника. Наука исходила из представлений об умышленном и осознанном характере действий соучастников. Н. Д. Сергеевский писал: «Юридическое понятие соучастия определяется знанием каждого из соучастников о присоединяющейся деятельности других соучастников» [10, с. 313]. В решении Кассационного департамента Правительствующего Сената № 674 за 1872 г. применительно к пособничеству этот аспект связи был выражен вполне чётко: «Для признания известных действий пособничеством необходимо, чтобы между ним и действиями виновника в самом совершении преступления была связь, доказывающая предварительное между обвиняемыми соглашение на совершение пред-
намеренного ими преступления. Для применения же закона о пособничестве необходимо, чтобы между несколькими совершившими преступление был предварительный на то уговор» [11, с. 38]. «Пособничество есть умышленная поддержка другого лица при умышленно совершённом им преступлении или проступке», - указывал Ф. Лист [2, с. 248-249]. «Пособники действуют в преступлении всегда намеренно, но не вследствие неосторожности, пособничество должно быть заведомое», - вторил А. Ф. Бернер [12, с. 511, 518].
• Во-вторых, детерминированность действий исполнителя действиями пособника. Такая детерминированность трактовалась или в аспекте причинной связи, или же как связь обуславливания. К примеру, Н. Д. Сергеевский писал: «Возникшее преступное деяние должно быть вменено полностью всем соучастникам. ... Деятельность каждого из них есть одинаково причина возникшего результата, и каждый из них находится по отношению к результату в одинаковых субъективных условиях вменения» [10, с. 313-314]. Позднее Э. Я. Немировский указывал: «Необходимо, чтобы пособничество находилось в причинном отношении к результату, т. е. чтобы оно оказало какое-либо влияние на совершение преступного деяния. Не имевшее такого последствия действие не подходит под понятие пособничества» [13, с. 202].
Причинная связь и умысел как обязательные признаки отражают наиболее жёсткий вариант понимания пособничества. В менее жёстких вариантах исследователи допускали возможность неосторожного пособничества, которое находится в обуславливающей связи с действиями исполнителя и с наступившим преступным результатом. Большое внимание этому вопросу уделил в своей работе Г. Колоколов, он пришёл к выводу, что причинной связи между отдельными действиями пособника и преступным результатом не существует, что причина преступного результата образуется совокупными усилиями всех участвующих в преступлении лиц. Однако он утверждал: «Как бы ни была ничтожна деятельность участвующего лица, как бы она ни была удалена от преступного результата, мы должны признать её во всяком случае столь же необходимой для последне-
го, как и действие исполнителя непосредственного. .Со стороны объективной между соучастниками нет никакого принципиального различия» [14, с. 103-104]. Им была сконструирована третья форма вины - «посредствующее звено между умыслом и неосторожностью», которая характеризуется сознанием вероятности преступного результата, исключающим расчёт избежать последствия и существующим в то же время желанием, чтобы результат был так или иначе отклонён. «Общепринятое разделение соучастников оказывается применимым только в трёх ситуациях: 1) когда один действует умышленно, второй -неосторожно, 2) когда один действует умышленно, у второго - посредствующая форма вины, 3) когда один действует неосторожно, второй - с посредствующей формой вины» [14, с. 108-110]. С критикой единения воли и причинной связи действий с результатом как основанием для построения соучастия выступал М. Н. Гернет: «Наиболее правильным мы считаем определение соучастия как обусловление преступного результата деятельностью нескольких лиц при той или иной форме вины (в том числе неосторожной)» [6, с. 190].
Эти две конструкции соучастия (причинно-умышленная и обуславливающе-винов-ная) конкурируют по сегодняшний день. При этом анализ свидетельствует: а) законодательство и практика его применения строго придерживаются представлений об умышленном, осознанном характере действий соучастников, а следовательно, и пособников при совершении умышленного преступления, в связи с чем вопрос о неосторожном пособничестве всецело переносится в область теоретических дискуссий, не оказывая существенного влияния на нормативные источники; б) проблема причинной связи, напротив, в силу своего философского характера, не нашла отражения в законе, составляя основание для научных дискуссий, однако её осмысление позволило в некоторой степени «примирить» учение о причинности с пособничеством, в частности, за счёт таких уточняющих и развивающих построений, как признание информационного характера причинной связи [8, с. 621] и дифференциация причинной связи на прямую и опосредованную вмешательством «третьих сил» [15, с. 228; 16, с. 202].
В) Перечень действий пособника Также был в центре внимания вопрос о том, какие конкретно действия, виновно и причинно связанные с поведением исполнителя и наступлением преступного результата, считать пособничеством. В истории российского уголовного права было несколько подходов:
• Во-первых, это модель, предполагающая указание лишь на общую характеристику действий пособника, без их конкретизации в законе и без конструирования исчерпывающего перечня пособнических дейст-вий7. Она была реализована в Своде законов 1832 г., согласно которому «вспомогателями» признавались все, «которые содействовали или советом, или подущением, или другим каким образом заведомо способствовали к совершению преступления», и находила поддержку в науке. Н. Д. Сергеевский писал по этому поводу, что «наука не может дать наперёд исчерпывающих определений, а может предложить в руководство судье лишь положения, имеющие значение примеров. Никаких априорных, исчерпывающих правил дать нельзя, кроме разве таких общий выражений, как например, следующие: пособник есть лицо, действующее несамостоятельно, занимает второстепенную роль, не совершает преступного деяния, а лишь помогает, - выражений которые будут совершенно правильны, но вместе с тем и бессодержательны» [10, с. 317].
Так, анализируя ст. 16 УК РСФСР 1926 г., А. А. Пионтковский писал, что перечень способов пособничества в ст. 16 надо рассматривать как примерный, так как он не охватывает даже наиболее обычных форм пособничества. По мнению исследователя, очевидно, здесь имеет место редакционный недосмотр, поэтому ст. 16 подлежит распространительному толкованию путём признания пособничеством «всякого действия, которое содействует выполнению преступления, не подходя под понятие действий подстрекателя и исполнителя» [5, с. 190]. О расширительном толковании признаков пособничества в судебной практике по первым советским актам пишут и современные авторы [17, с. 42; 18, с. 144; 19, с. 48]. Наиболее ярко такой «обобщённый» подход к пониманию пособничества проявился в Основах уголов-
ного законодательства Союза ССР 1924 г., которые вовсе не давали определения этому виду соучастия.
• Во-вторых, это модель, которая требует строгого и исчерпывающего указания в законе на список деяний, образующих пособничество. К примеру, С. Баршев формулировал, что помощники в преступлении есть те, «кто, сам не имея намерения совершить его, способствует, однако же, намеренно в его совершении другому». Сюда он относил исключительно тех, кто: а) укрепляет в других намерение совершить преступление, б) присутствует при самом совершении преступления и помогает словом или делом,
в) хотя и совершает внешнее действие, необходимое для приведения в исполнение преступления, но не для собственной цели,
г) кто имея обязанность препятствовать совершению преступления заведомо не препятствует тому [20, с. 94].
Весьма остро этот вопрос обсуждался при разработке Уголовного уложения 1903 г. Редакционная комиссия, готовившая проект этого документа, отмечала: «Наше действующее уложение примыкает к системе перечня и различает пять категорий пособников. Эту систему приняла и Редакционная комиссия и удержала её в последней редакции, несмотря на возражения со стороны некоторых лиц, предлагавших последовать примеру германского кодекса и определить пособников общим выражением: "помогавшие словом и делом". Такое обобщение, по мнению комиссии, может иметь крайне невыгодные последствия, расширяя по неопределённости признаков не только понятие соучастников в тесном смысле, в противоположность согласившимся на преступление, так как все согласившиеся могут быть легко подведены под понятие помогавших словом, но даже этою формулою может быть значительно расширен вообще круг лиц, привлекаемых по поводу учинения какого-либо деяния, например, отнесением к ним всех при-косновенных»8.
Более того, комиссия пошла дальше, предлагая сконструировать специальные положения относительно интеллектуального пособничества. В частности, указывалось: «Относительно интеллектуального пособничества, в виду возможности слишком значи-
тельного его объёма, комиссия сочла полезным, рядом с перечислением объективных условий пособничества, особо указать, что этими средствами была действительно оказана помощь, так что суд в каждом отдельном случае должен не только установить, что виновный дал совет или указание, но что через это действительно была оказана помощь или содействие учинившим преступное деяние» .
Такое предложение исходило, как представляется, из разработанного в доктрине учения о градации пособничества («главное», «существенное» и «неглавное», «несущественное»). Главным называют пособника, «оказывающего услугу, без которой, заведомо ему, преступление не могло быть исполнено» [12, с. 516-517]; главный пособник совершает действие, от которого зависит само исполнение преступления (например, доставляет лестницу, необходимую для воров); неглавный учиняет действие второстепенное (заряжает пистолет). Это различие важно для определения степени виновности [3, с. 134]. В зависимости от того, было ли содействие пособника необходимо для совершения преступления или же последнее могло исполниться без такого содействия, существенный пособник должен быть наказан наравне с виновником [21, с. 240].
4. Заключение
Проведённое исследование основных моделей уголовно-правовой оценки пособничества, представленных в истории отечественного законодательства и правовой доктрины, позволяет внести важные уточнения и дополнения в имеющиеся научные представления о генезисе этой уголовно-правовой конструкции.
Во-первых, оно позволяет оспорить сформулированные в науке весьма категорические представления об истории пособничества как о последовательном переходе от «менее совершенных» и «неправильных» законодательных формулировок к «более совершенным» и «верным». Любая оценка ис-торико-правовых конструкций с позиций «совершенные - несовершенные» осуществляется с точки зрения современных нормативных правил и под большим влиянием субъективных, авторских предпочтений, а потому изначально является методологически ущербной. На каждом этапе эволюции
уголовный закон позволял реагировать на все проявления «определённого» и «неопределённого» пособничества, выполняя своё основное социальное предназначение, состоящее в охране интересов безопасности. В этой связи основной вектор истории пособничества может быть охарактеризован лишь как последовательное отграничение пособничества от близких уголовно-правовых феноменов.
Во-вторых, исследование позволяет поставить под сомнение тезис о линейном развитии уголовно-правовой науки и практики в части оценки пособничества в «советский» и «досоветский» период, о том, что развитие пособничества в советскую эпоху пошло по пути, выработанному дореволюционной теорией и практикой10. Такая «линейность» не присуща науке в силу того, что сама наука всегда предполагает наличие множества точек зрения на один и тот же объект познания и предлагает несколько альтернативных вариантов его объяснения. Дореволюционный период предложил несколько моделей пособничества, наметил не «путь», но «пути» его возможного развития. В советское время эти модели также сосуществовали в качестве альтернативных вариантов понимания пособничества. Некоторые из них получали официальное признание законодателем и находили отражение в законе и практике правоприменения.
В-третьих, исследование доказывает, что на всех этапах развития уголовного права теоретическое и нормативное понимание пособничества предполагало наличие как минимум двух противоположных моделей (см. рис. ниже). Эти модели в теоретическом отношении целесообразно конструировать, исходя из оценки различных признаков, в той или иной степени характеризующих пособничество: институционализация в структуре уголовного закона, близость к акцессорной теории соучастия, связь с прикосновенностью, связь с конкретным преступлением, особенности вины и детерминационной связи, юридико-технические способы описания в статье уголовного закона.
Каждая альтернативная модель предполагала, в силу системных свойств уголовного права, специфическое построение иных уголовно-правовых институтов и норм (прикосновенности, форм соучастия, преступлений
Эволюция моделей пособничества в истории российского уголовного права Evolution of complicity models in the history of Russian criminal law
против общественной безопасности, стадий совершения преступления, правил назначения наказания и др.). Эта модель давала возможность оценить самые различные варианты пособничества преступлениям, а выбор модели и её закрепление в законе зависели от множества различных причин (объективный уровень доктрины уголовного права и субъективные факторы). Официальное закрепление той или иной модели пособничества было предопределено отношением закона и доктрины к таким общим уголовно-правовым феноменам, как соучастие, основание уголовной ответственности, принцип личной и виновной ответственности, задачи уголовного права. Что касается альтернативной (официально не признанной) модели, то её потенциал не исчезал полностью из уголовно-правового пространства, но зачастую использовался либо в процессе толкования и применения уголовно-правовых норм (в том числе расширительного), либо как основа для конструирования специальных уголовно-правовых предписаний (в том числе самостоятельной криминализации пособнических действий).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. - СПб. : Тип. II Отд. Собств. Его Им-ператорск. Велич. канцелярии, 1845. - 922 с.
2 Уголовное уложение. Высочайше утверждённое 22 марта 1903 г. - СПб. : Сенат. тип., 1903. -229 с.
3 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917-1952 гг. / сост. А. А. Герцензон ; под ред. И. Т. Голяко-ва. - М. : Гос. издат. юрид. лит., 1953. - 464 с.
4 Памятники русского права. Вып. 7. Памятники права периода создания абсолютной монархии. Вторая половина XVII в. / под ред. Л. В. Че-репнина. - М. : Гос. изд-во юрид. лит., 1963. -С. 178, 418.
5 Пункт 2 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 31 июля 1962 г. № 11 «О судебной практике по делам о заранее не обещанном укрывательстве преступления, приобретении и сбыте заведомо похищенного имущества» (Бюллетень Верховного Суда СССР. - 1962. - № 5. -С. 17-19).
6 Шубина В. Ю. Институт пособничества в совершении преступления: уголовно-правовой и криминологический аспекты : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Краснодар, 2012. - С. 8.
7 Полагаю, что противоречит исторической правде сформулированный в современной науке вывод о том, что перечень способов содействия преступлению на протяжении всего времени был закрытым. См.: Ершов С. А. Пособничество в Общей и особенной частях УК РФ : дис. ... канд. юрид. наук. - Ярославль, 2014. - С. 9.
8 Уголовное уложение. Объяснения к Проекту Редакционной комиссии. Т. 1. Глава 1. - СПб. : Гос. тип., 1895. - С. 464-465.
9 Там же. - С. 466.
10 Малахов О. В. Институт соучастия в уголовном праве России 1917-1926 гг. : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2006. - С. 9-10.
ЛИТЕРАТУРА
1. Неклюдов Н. А. Общая часть уголовного права (конспект). - СПб. : Тип. И. П. Меркульева, 1875. -192 с.
2. Лист Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. - Разрешённый автором перевод с 12-го перераб. изд. Ф. Ельяшевич ; с предисл. автора и М. В. Духовского. - М. : Тип. А. И. Мамонтова, 1903. - 334 с.
3. Калмыков П. Д. Учебник уголовного права, изданный А. Любавским. Часть Общая. - СПб. : Тип. Т-ва «Общественная польза», 1866. - 535 с.
4. Фойницкий И. Я. Уголовно -правовая доктрина о соучастии // Юридический вестник. - 1891. - Т. VII, кн. 1, № 1. - 168 с.
5. Пионтковский А. А. Уголовное право РСФСР. Часть Общая. - М. : Гос. изд-во юрид. лит., 1924. -235 с.
6. Гернет М. Н. Уголовное право. Часть Общая. Лекции, читанные в Народном университете Московского общества народных университетов. - Херсон : Изд. Н. А. Ходушина, 1913. - 202 с.
7. Спасович В. Учебник уголовного права. Т. 1, вып. 1. - СПб. : Тип. И. Огризко, 1863. - 178 с.
8. Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 1 / отв. ред.: Н. А. Беляев, М. Д. Шаргородский. -Л. : ЛГУ, 1968. - 646 с.
9. Уголовное право. Общая часть : учебник / под ред. А. А. Герцензона, Б. С. Ошеровича, А. А. Пионт-ковского. - 2-е изд., перераб. и доп. - М. : Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1939. - 331 с.
10. Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. - 3-е изд. - СПб. : Тип. М. Стасюлевича, 1896. - 397 с.
11. Волков Н. Т. Новое Уголовное уложение. С сенатскими решениями, разъяснениями и указателями: сравнительными статей с уложение и уставом о наказаниях и предметным (алфавитным). - М. : Склад изд-ва Н. Т. Волкова, 1906. - 344 с.
12. Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. С примечаниями, приложениями и дополнениями по истории русского права и законодательству положительному Н. Неклюдова. -СПб. : Изд-во Н. Неклюдова, 1867. - 916 с.
13. Немировский Э. Я. Учебник уголовного права. Общая часть. - Одесса : Изд-во Акционерного ЮжноРусского общества печатного дела, 1919. - 362 с.
14. Колоколов Г. О соучастии в преступлении (о соучастии вообще и о подстрекательстве в частности). -М. : Имп. Моск. ун-т, 1881. - 210 с.
15. Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. - М. : Гос. изд-во юрид. лит., 1960. - 244 с.
16. Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность. - М. : Изд -во Моск. ун-та, 1969. - 232 с.
17. Пикуров О. Н. Трансформация института пособничества в советском и российском уголовном праве // Ьех Я^са. - 2018. - № 7. - С. 39-53.
18. Шарапов Р. Д., Минин Р. В. Пособничество преступлению: закон, теория, практика // Известия Алтайского государственного университета. - 2018. - № 6 (104). - С. 140-147.
19. Шубина В. Ю. Пособничество в совершении преступления в истории отечественного уголовного законодательства (Х в. - начало ХХ в.) // Вестник Краснодарского университета МВД России. - 2010. -№ 2. - С. 46-51.
20. Баршев С. Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях. В двух разделах. -М. : Университет. тип., 1841. - 250 с.
21. Будзинский С. Начала уголовного права. - Варшава : Тип. И. Яворского, 1870. - 362 с.
Информация об авторе
Некоз Сергей Сергеевич - Борзинский транспортный прокурор Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры
Адрес для корреспонденции: 674600, Россия, Забайкальский край, г. Борзя, ул. Железнодорожная, 44
E-mail: [email protected]
SPIN-код: 2721-2035, Author ID: 1084125
Информация о статье
Дата поступления - 20 сентября 2020 г. Дата принятия в печать - 12 октября 2020 г.
Для цитирования
Некоз С. С. Эволюция научных представлений об ответственности за пособничество в совершении преступления // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2020. Т. 17, № 4. С. 86-96. й01: 10.24147/1990-5173.2020.17(4). 86-96.
EVOLUTION OF SCIENTIFIC IDEAS ON RESPONSIBILITY FOR AIDING
AND ABETTING A CRIME
S.S. Nekoz
The East Siberian Transport Prosecutor's Office, Borzya, Russia
Introduction. The study of the history of complicity is often carried out outside the context of the general history of criminal law, in this connection, one can find a very arbitrary approach to solving the question of the periodization of the normative history of complicity, which clearly does not contribute to the formation of general and correct ideas about the development of the corresponding criminal legal structure. The history of criminal law provisions on liability for complicity in the commission of a crime makes it possible to better understand the current state of this criminal law institution. In modern science, a typical method of analysis is to study only legal monuments that to some extent reflect the normative ideas about complicity in various historical epochs. In this case, neither available sources from judicial practice nor the provisions of criminal law doctrine are taken into account. This approach to the organization of research is not only incomplete, but also significantly distorts the very principle of historical and legal analysis. Purpose. The purpose of the study is to provide a comprehensive analysis of the evolution of scientific concepts of responsibility for aiding and abetting a crime, which will prevent an arbitrary approach to the issue of periodization of the normative history of aiding and abetting. Methodology. Various general scientific and special methods of cognition were used in this study. At the same time, the historical and legal method became the key one. Results. The study of the main models of criminal law assessment of complicity allows us to make important clarifications and additions to the existing scientific understanding of the genesis of this criminal law structure. First, it allows us to challenge the very categorical ideas formulated in science about the history of complicity, as a gradual transition from "less perfect" and "incorrect" legislative formulations to "more perfect" and "correct" ones. Second, the study calls into question the thesis about the linear development of criminal law science and practice in terms of assessing complicity in the "Soviet" and "pre-Soviet" period, that the development of complicity in the Soviet era followed the path developed by pre-revolutionary theory and practice. Third, the study proves that at all stages of the development of criminal law, the theoretical and normative understanding of complicity assumed the presence of at least two opposite models. Each alternative model assumed, due to the system properties of criminal law, a specific construction of other criminal legal institutions and norms (involvement, forms of complicity, crimes against public safety, stages of crime, rules for sentencing, etc.). Conclusion. The study of the main models of criminal-legal assessment of complicity presented in the history of domestic legislation and legal doctrine allows us to make important clarifications and additions to the existing scientific ideas about the genesis of this criminal-legal structure.
Keywords: complicity; commission of a crime; criminal result; model of complicity; complicity; history of complicity; sentencing; form of complicity.
REFERENCES
1. Neklyudov N.A. General part of criminal law (synopsis). Saint Petersburg, I.P. Merkulev's Typ., 1875. 192 p. (In Russ.).
2. List F. Textbook of criminal law. Common part, the author's authorized translation from the 12th edition of F. Elyashevich; from the author's Preface and M.V. Dukhovsky. Moscow, A.I. Mamontov's Typ., 1903. 334 p. (In Russ.).
3. Kalmykov P.D. Textbook of criminal law, published by A. Lyubavsky. The General Part. Saint Petersburg, Obshchestvennaya pol'za Publ., 1866. 535 p. (In Russ.).
4. Foynitsky I.Ya. Criminal-legal doctrine of complicity. Yuridicheskii vestnik = Legal Bulletin, 1891, vol. VII, book 1, no. 1, 168 p. (In Russ.).
5. Piontkovsky A.A. Criminal law of the RSFSR. Part of the General. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo yuridicheskoi literatury Publ., 1924. 235 p. (In Russ.).
6. Gernet M.N. Criminal law. The General Part. Lectures given at the People's University of Moscow society of people's universities. Kherson, N.A. Khodushin Publ., 1913. 202 p. (In Russ.).
7. Spasovich V. Textbook of criminal law. Saint Petersburg, I. Ogrizko Publ., 1863. Vol. 1, iss. 1. 178 p. (In Russ.).
8. Belyaev N.A., Shargorodsky M.D. (eds.). Course of Soviet criminal law. Part General. Leningrad, Leningrad State University Publ., 1968. Vol. 1. 646 p. (In Russ.).
9. Gertsenzon A.A., Osherovich B.S., Piontkovsky A.A. (eds.). Criminal law. Common part, textbook, 2nd ed. Moscow, the USSR People's Commisariat for Justice Legal Publishihg House, 1939. 331 p. (In Russ.).
10. Sergeevsky N.D. Russian criminal law. Manual for lectures. The General Part, 3rd ed. Saint Petersburg, M. Stasyulevich Publ., 1896. 397 p. (In Russ.).
11. Volkov N.T. New Criminal Code. With the Senate's decisions, explanations, and pointers: a comparison of articles the code and the Charter about the punishments and subject (alphabetical). Moscow, N.T. Volkov's Publishing House, 1906. 344 p. (In Russ.).
12. Berner A.F. Textbook of criminal law. The parts are General and Special, with notes, appendices and additions on the history of Russian law and legislation positive N. Neklyudova. Saint Petersburg, Neklyudov's Publishing House, 1867. 916 p. (In Russ.).
13. Nemirovsky E.Ya. Textbook of criminal law. Common part. Odessa, Publishing House of the Joint-stock South Russian society of Printing, 1919. 362 p. (In Russ.).
14. Kolokolov G. About complicity in a crime (about complicity in General and about incitement in particular). Moscow, Moscow University Publ., 1881. 210 p.
15. Kudryavtsev V.N. Objective side of the crime. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo yuridicheskoi literatury Publ., 1960. 244 p. (In Russ.).
16. Kuznetsova N.F. Crime and criminality. Moscow, Moscow University Publishing House, 1969. 232 p. (In Russ.).
17. Pikurov O.N. Transformation of the Institute of complicity in Soviet and Russian criminal law. Lex Russica, 2018, no. 7, pp. 39-53. (In Russ).
18. Sharapov R.D., Minin R.V. Complicity in crime: law, theory, practice. Izvestiya Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta = Proceedings of the Altai State University, 2018, no. 6 (104), pp. 140-147. (In Russ.).
19. Shubina V.Y. Aiding and abetting in the Commission of a crime in the history of domestic criminal law (X century - early XX century). Vestnik Krasnodarskogo universiteta MVD Rossii = Herald of the Krasnodar University of MIA of Russia, 2010, no. 2, pp. 46-51. (In Russ.).
20. Barshev S. General principles of theory and legislation on crimes and punishments, in two sections. Moscow, University Typ., 1841. 250 p. (In Russ.).
21. Budzinsky S. The Beginning of criminal law. Warsaw, I. Yavorsky's Typ., 1870. 362 p. (In Russ.).
About the author
Nekoz Sergey - Borzinsky Transport Prosecutor of the East Siberian Transport Prosecutor's Office Postal address: 44, Zheleznodorozhnaya ul., Borzya, Zabaykalsky Krai, 674600, Russia E-mail: [email protected] SPIN-code: 2721-2035, Author ID: 1084125
Article info
Received - September 20, 2020 Accepted - October 12, 2020
For citation
Nekoz S.S. Evolution of Scientific Ideas on Responsibility for Aiding and Abetting a Crime. Vestnik Omskogo universiteta. Seriya "Pravo" = Herald of Omsk University. Series "Law", 2020, vol. 17, no. 4, pp. 86-96. DOI: 10.24147/1990-5173.2020.17(4).86-96. (In Russ.).
