CC BY
46УДК 343.1 © А. П. Лыга, 2021 Р01:10.24411/1999-625Х-2021-11010
Эволюция мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера в российском законодательстве: от первых памятников права
до кодифицированного закона
А. П. Лыга, Омская академия МВД России И lygaaleksei@rambler.ru
Меры уголовно-процессуального принуждения имущественного характера в российском законодательстве эволюционировали в источниках права, отражавших тенденции развития государства и тип процесса. Развитие имущественного принуждения от коллективного к индивидуальному сопровождалось совершенствованием механизмов правовой обеспеченности публичных и частных имущественных интересов, пребывавших в состоянии непрерывной конкуренции, которая обеспечивала выработку наиболее совершенных правовых средств их реализации в уголовном судопроизводстве.
Ключевые слова: имущественное принуждение; поручительство; залог; арест имущества; денежное взыскание;
судопроизводство.
Evolution of Measures of Criminal Procedural Coercion of Property Nature in Russian Legislation: from the First Monuments of Law to the Codified Law
А. P. Lyga, Omsk Academy of the Russian Ministry of Internal Affairs El lygaaleksei@rambler.ru
Measures of criminal procedural coercion of property nature in the Russia legislation have evolved in the sources of law which reflected the tendencies of the state development and the type of the process. Development of property coercion from the collective to the individual involved the improvement of mechanisms of legal maintenance of public and private property interests, which were under continuous competition, which in its turn promoted the development of the most complete legal techniques of their implementation in criminal proceedings.
Keywords: property coercion; bail; pledge; arrest of property; money recovery; legal proceedings.
В современных научных исследованиях небезосновательно подчеркивается, что принуждение является одним из проявлений государственной власти [1, с. 43; 2, с. 97-98; 3, с. 65-76; 4, с. 98-104], реализуемой в процессе деятельности, урегулированной отраслевым правом либо комплексными законодательными актами [5, с. 44]. Феномен государственного принуждения, проявляясь в нормах памятников права, которые регулировали порядок судопроизводства, и выполняя превентивную, обеспечительно-восстановительную и карательную функции, эволюционировал на протяжении всего времени существования Русского государства и права.
Исследованию русского дореформенного судебного процесса в Х1-Х1Х вв. посвятили труды А. Ф. Кистяковский, Н. И. Ланге, М. Ф. Владмирский-Буданов, В. В. Микляшевский и П. И. Люблинский — ученые, стоявшие у истоков отечественной
уголовно-процессуальной науки. Изучая природу обеспечительно-превентивных мер, применявшихся в русском судопроизводстве Х1-Х1Х вв., они выделяли такие периоды развития, как: 1) период порук; 2) период отдачи за пристава и порук; 3) период отдачи за пристава; 4) период тюремного заключения [6, с. 4; 7, с. 5; 8, с. 3] или 1) общинный период; 2) княжеский период; 3) царский период; 4) императорский период; 5) период Уставов 1864 г. [9, с. 10-17; 10, с. 209].. Четкие критерии периодизации названными исследователями не определялись, но из их работ можно вынести, что эволюцию института мер принуждения они связывали с изменением формы государственного правления, характера взаимоотношений государства и общества, преступности, экономических и социокультурных аспектов развития государства, усиливавших степень централизации власти, обусловивших тип уголовного процесса и объект принуждения
(личность или имущество), т. е. с общественно-государственными явлениями, определявшими тенденции развития источников права. К похожим выводам пришли и некоторые современные исследователи — И. Б. Тутынин [10, с. 96], М. В. Соколова [11, с. 37], В. Б. Искандиров [12, с. 35-39], Н. Д. Ратикова [13, с. 164-168], уделявшие определенное внимание истории мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера.
Поддерживая позицию указанных авторов относительно факторов, влиявших на развитие всех су-ществоваших обеспечительно-превентивных мер, полагаем, есть необходимость более подробно проанализировать источники российского права Х1-Х1Х вв. в целях выявления и исследования правового регулирования мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера, а также общественно-государственных явлений, определявших тенденции и вектор их эволюции.
Выбранный нами подход позволяет выделить следующие периоды эволюции мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера в российском законодательстве Х1-Х1Х вв.: 1) период Русской Правды (1030-1497 гг.); 2) период Судебников 1497, 1550 гг. и Соборного уложения 1649 г. (1497-1715 гг.); 3) период Краткого изображения процессов и судебных тяжб (1715 г.) и Свода законов Российской империи 1857 г. (1715-1864 гг.) и 4) период Устава уголовного судопроизводства 1864 г.
Важно отметить, что доктрина истории права и государства России связывает период 1030-1497 г. с существованием высокоразвитых общественных институтов (род, община, вервь), возникших еще в догосударственный период и выполнявших функции социального контроля, а также оказавших посредством обычаев влияние на развитие письменных памятников древнерусского права.
В догосударственный период правовым обычаем, основанным на коллективной имущественной ответственности, по свидетельству А. Ф. Кистяков-ского и П. И. Люблинского, было поручительство. В своих трудах они рассматривали его как коренное русское учреждение, существовавшее с незапамятных времен [8, с. 14] и применявшееся в качестве средства принуждения, предотвращавшего уклонение ответчика (обвиняемого) от правосудия под угрозой наступления материальной ответственности для поручителя [14, с. 211-212].
Законодательное оформление поручительства в господствовавшем в то время обвинительном судебном процессе впервые произошло в ст. ст. 13 и 14 Краткой редакции Русской Правды (около 1030 г.) [15, с. 56], принятие которой необходимо связывать с развитием институтов центральной власти, государственного правового регулирования обществен-
ных отношений и возникновением правового регулирования механизмов обеспечения возмещения имущественного вреда.
Ведущее место в принятии мер к восстановлению нарушенных деликтом имущественных прав отводилось «обиженному человеку» (потерпевшему), обладавшему правом изъять принадлежащее ему имущество. Ответчик мог представить «поручника», обеспечивавшего его участие в судебном процессе под угрозой уплаты виры князю и выплаты всей суммы иска потерпевшему в случае необеспечения явки ответчика в суд. Аналогичный порядок применения поручительства предусматривался ст. 34 Пространной редакции Русской Правды [15, с. 96].
Возвышение политической воли удельных князей в период феодальной раздробленности Руси (30-е годы XII — первая половина XIV вв.) повлекло развитие партикуляризма (разобщенности) русского права. Это не означало прекращения действия Русской Правды на всей территории государства, но изменило порядок применения имущественного принуждения в удельных княжествах.
Так, Псковской Судной грамотой 1397 г. (1462 г.) [15, с. 331-342] впервые устанавливалась исключительная прерогатива удельной власти, независимо от воли и наличия самого истца [16, с. 634-635], на применение принуждения посредством «отдачи за пристава» (ст. 98), несшего имущественную ответственность за неявку ответчика на суд [7, с. 56-59].
Постепенный переход от коллективного имущественного принуждения к личному неимущественному принуждению, нормативно развивавшемуся вместе с началами розыскного (инквизиционного) процесса, произошел в период 1497-1715 гг. и проявился в таких памятниках русского права, как Великокняжеский судебник 1497 г. [17, с. 54-62], Царский судебник 1550 г. [17, с. 97-120] и Соборное уложение 1649 г. [18, с. 97-120].
Превалирование государственных интересов над интересами частными, обусловленное необходимостью укрепления государственной централизации и практическими нуждами этой эпохи [19, с. 43], отражено в статьях Судебника 1497 г., толковавших на общегосударственном уровне преступление как «лихое дело» — деяние, причиняющее вред интересам государства [20, с. 27]. Это объясняет то, что разрешение дел по существу стало чаще завершаться выплатой штрафа (виры) или изъятием имущества осужденного в пользу государства, несмотря на то что ущерб потерпевшему не возмещен. На смену обязанности возместить вред потерпевшему пришли смертная казнь или членовредительские санкции (ослепление, отрезание языка и др.) [20, с. 51]. При этом такие меры имущественного принуждения, как поручительство (ст. ст. 34-36) и отдача за
пристава или недельщика (ст. ст. 28-31), выступавшая альтернативой поручительству по усмотрению представителя суда (наместника или волостелина), все еще применялись [16, с. 661].
К середине XVI в. отдача за пристава полностью утратила былой имущественный характер [14, с. 223224]. Согласно ст. 70 Царского судебника 1550 г. эта мера применялась в отношении лиц «...по коим поруки нет...» и состояла в ограничении свободы путем помещения ответчика во дворе у пристава.
Тенденции развития Русского государства во второй половине XVI в. (расширение границ, общая эволюция государственного аппарата, развитие сословного представительства во власти [21, с. 385], сословное противостояние и усиление крепостной зависимости крестьян, породившие в начале XVII в. многочисленные антифеодальные восстания и крупнейшее из них в Москве в 1648 г. [22, с. 34]), повлекли разработку и принятие в 1649 г. Соборного уложения [23, с. 277-278] (далее — Уложение), качественно изменившего взаимоотношения государства и общества, а также более детально регулировавшего имущественные отношения. Однако Уложение распространяло розыскные начала судебного процесса на дела, следующие из имущественных исков, ранее рассматривавшихся в состязательном порядке, и наоборот, в делах, подлежавших решению розыском, он не всегда использовался [24, с. 587], что не вносило ясность в процедурный аспект применения «поручительства».
Новшеством являлось то, что в состязательном процессе поручительство применялось и к лицам, отвечавшим своим имуществом за неявку в суд не только ответчика, но и истца. Третья неявка по «приставной памяти» или «зазывной грамоте» влекла проигрыш дела, уплату поручителем истца штрафа в государственную казну, а поручителем ответчика — еще и двойной суммы иска (гл. X ст. ст. 100, 111, 114, 117, 155 и 275 Уложения).
Важно отметить, что начиная со второй половины XVII в. роль общины, ранее связывавшей своих членов внутренними связями, сильно снизилась. Уложение изменило характер наказаний с имущественных на телесные, что наряду с повсеместным распространением пытки обеспечивало устрашение населения [19, с. 44; 9, с. 23-30], гарантировавшее господство центральной власти. На фоне этих тенденций поручительство в розыскном процессе стало неэффективным и малоприменимым [14, с. 226].
Окончательный отказ от мер принуждения имущественного характера и переход к мерам ограни-
чения личности в розыскном процессе произошел после восхождения на престол Петра I. Его личное отношение к состязательному процессу как к порядку, излишне затягивавшему рассмотрение дел и развивавшему сутяжничество, установило практически исключительное господство розыскного порядка судопроизводства на следующие 200 лет [14, с. 231] и превалирование мер личного принуждения. Это подтверждается положениями Краткого изображения процессов и судебных тяжб 1715 г., не содержавшего упоминаний о мерах имущественного принуждения как таковых.
Все же следует отметить, что именно в эпоху Петра I в состязательном процессе, применявшемся в делах по частным искам, возникли начала такой обеспечительной меры имущественного характера, как «наложение ареста на имущество». Так, положениям Указа от 7 февраля 1684 г. «О записке без допросов в Поместном приказе купчих и закладных, кои будут подписаны руками продавцов и закладчиков, и о розыске в случае спора» предусматривалось изъятие в казну вотчинных земель до установления их принадлежности, в случаях «подписания сторонами купчих по ним в безпамятстве, нездравом уме, безденежно или под действием обмана...»1.
В первой половине XIX в. резкое усиление сословного противостояния и возникновение революционной ситуации в России, в числе прочих поставили вопрос о совершенствовании правового регулирования имущественных отношений и механизмов защиты и ограничения имущественных прав. В связи с этим не случайно, что при разработке проектов нормативных актов судебной реформы первоначально приоритет отдавался вопросам гражданского судоустройства и Уставу гражданского судопроизводства.
Говоря о мерах имущественного принуждения в уголовном судопроизводстве, следует отметить, что теоретики и законодатель столкнулись со значительными трудностями, следующими из отсутствия разработанной концепции имущественного принуждения [8, с. 161; 25, с. 35]. И. Я. Фойницкий подчеркивал: «.в Своде законов 1857 года „поручительство" было личным, ничем не обеспечивалось. Его имущественный характер когда-то был упразднен, нового начала имущественной ответственности не выработано, а само „поручительство" выродилось в спекуляцию.» [26, с. 331-332, 335].
В результате длительного противостояния консервативных идей развития русского судопроизводства и либеральных идей французского законо-
1 Указ от 7 февраля 1684 года «О записке без допросов в Поместном приказе купчих и закладных, кои будут подписаны руками продавцов и закладчиков, и о розыске в случае спора» // Полное собрание законов Российской империи (1676-1688 гг.) Т. 2. Тип. Второго отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. С. 571.
дательства и европейских буржуазных революций XVП-XVШ вв. последние воплотились в нормативных правовых актах судебной реформы Александра II [27, с. 119, 161; 28, с. 5]. Так, в ст. 416 Устава уголовного судопроизводства (далее — Устав) 2 предусматривались две меры пресечения, обладавшие имущественным характером: 1) отдача на поруки и 2) взятие залога. По замыслу законодателя, эти меры представляли собой публично-имущественное обязательство, обеспечивавшееся созданием у обвиняемого особых побуждений не уклоняться от следствия и суда. Они были однородными ввиду незначительных законодательных отличий [8, с. 161; 29, с. 300; 30, с. 365], проявлявшихся в виде обременяемого имущества, в моменте применения имущественных ограничений и в перечне вовлекаемых в их применение и исполнение субъектов.
Учеными-современниками критиковалась зависимость залога и поручительства от: 1) имущественного положения лица, принимавшего поручительство или предлагавшего внесение залога; 2) размера вознаграждения, отыскиваемого потерпевшим от преступления; 3) силы улик и 4) звания (сословной принадлежности) обвиняемого [8, с. 160-163; 14, с. 351; 29, с. 312; 31, с. 270-271]. Это привело к внесению в 1912 г. изменений в ст. 425 Устава, ограничивающих сумму поручительства и залога размером иска потерпевшего.
Наличие четко сформулированного перечня ограничений применения этих мер к обвиняемым в совершении преступлений, санкция за которые не предусматривала лишение или ограничение свободы, прав и преимуществ, позволяет отметить высокую развитость их правового регулирования (ст. ст. 77, 417 и 418 Устава). Кроме того, в случае побега обвиняемого имущество поручителя или залогодателя направлялось на обеспечение иска о вознаграждении за вред или убытки (гражданского иска) и денежного взыскания (ст. ст. 427, 851 и 852 Устава), что подтверждает их применение еще и в целях обеспечения гражданского иска и иных имущественных взысканий.
В связи с этим большой интерес представляют ст. ст. 6 и 7 Общих положений Устава, закреплявшие право потерпевшего от преступления заявить гражданский иск на стадии предварительного расследования либо после окончательного решения уголовного дела. Расположение этих норм в самом начале Устава подчеркивает высокую значимость обеспечительных мер принуждения имущественного характера для уголовного судопроизводства того времени.
Основным средством обеспечения гражданского иска и денежного взыскания (санкции за преступление в виде штрафа) по приговору суда выступал арест имущества [27, с. 112, 178], применявшийся исключительно по решению Окружного суда (ст. ст. 268, 305 и 1159 Устава).
Арест на имущество налагался судебным приставом, который (с участием свидетеля) составлял опись имущества обвиняемого, оценивал его и определял порядок хранения, действуя в соответствии со ст. ст. 602-629 Устава гражданского судопроизводства 1864 г. [32, с. 347-349]. Арест состоял в запрещении распоряжаться недвижимым имуществом и аресте движимого имущества обвиняемого, сопровождавшимся его изъятием. Когда объектом иска выступало конкретное имущество, арест или запрещение налагались только на спорный объект. Закон устанавливал возможность замены объекта ареста. И относя этот вопрос, наряду с вопросом об отмене этой меры, к прерогативе суда, еще сильнее подчеркивал исключительность его роли в вопросе применения данной обеспечительной меры и высокую развитость вариативности ее применения.
В научной литературе положения Устава об аресте имущества критиковали по причинам: 1) возникновения у судебного следователя обязанности принять меры к обеспечению заявленного иска лишь после поступления от потерпевшего ходатайства об этом и доказательств его обоснованности; 2) применения данной меры только после признания необходимости в безотлагательном принятии обеспечительных мер [31, с. 185] и 3) невозможности наложения ареста на имущество лиц, несущих за обвиняемого ответственность, как это предусматривалось в гражданском судопроизводстве [30, с. 347-349]. Очевидно, что такая критика была обоснованной, поскольку указанные недостатки правового регулирования позволяют констатировать недостаточную развитость правового механизма восстановления имущественных прав потерпевшего.
Еще одной мерой уголовно-процессуального принуждения имущественного характера, получившей в Уставе законодательное оформление, было денежное взыскание (ст. ст. 69, 114, 323, 328 и 438 Устава). Оно состояло в применении к участнику процесса имущественной (денежной) санкции за неявку без уважительной причины к назначенному сроку в суд или к судебному следователю, обладавшему правом применения денежного взыскания и освобождения от него.
2 Высочайше утвержденный Устав уголовного судопроизводства. 1864 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание Второе. Т. XXXIX. Отд. второе. Тип. Второго отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1867. С. 120-251.
Круг участников процесса, к которым эта мера могла применяться, был строго определен законом: 1) свидетель (ст. ст. 69, 438 Устава); 2) понятой, переводчик, эксперт (ст. ст. 114 и 323 Устава); 3) сведущие люди (ст. ст. 328, 329 Устава); 4) родители и попечители несовершеннолетних, когда они вызывались по требованию суда; 5) присяжные заседатели (ст. ст. 651 и 652 Устава).
Размер взыскания определялся судебным следователем или судом и зависел от важности дела, имущественного состояния участника и повторно-сти нарушения (ст. 69 Устава). Свидетель и понятой, сведущие люди, переводчик и эксперт подвергались денежному взысканию в размере не более 50 рублей. Но в отношении переводчика и эксперта закон в своей формулировке «может быть подвергнут» проявлял меньшую строгость [33, с. 209-210], т. е. допускал возможность неприменения к ним денежного взыскания, в отличие от свидетелей, значимость участия которых в судопроизводстве и невозможность замены определяли высокую степень строгости их ответственности за допущенное нарушение.
В связи со сложностью формирования коллегии присяжных заседателей и издержками, вызываемыми переносом судебного заседания, санкция в отношении присяжного заседателя отличалась еще большей строгостью и вариативностью. Ее размер зависел от повторности допущенного нарушения — первый раз от 10 до 100 рублей, второй раз от 20 до 200 рублей (ст. 651 Устава). В третий раз применялось денежное взыскание в сумме от 30 до 300 рублей, с лишением избирательного права (ст. 652 Устава).
Вероятно, презюмируя виновность неявившего-ся участника процесса, закон предоставлял подверг-
нутому денежному взысканию двухнедельный срок со дня его наложения для подтверждения причины, по которой он явиться не смог. В случае ее «уважительности» (законности) участник освобождался от денежного взыскания (ст. ст. 388, 440, 642, 644 и 650 Устава).
Важно подчеркнуть, что денежное взыскание было достаточно строгой мерой, так как в 18851914 гг. заработная плата рабочего составляла от 6 до 47 рублей, 30 из которых хватало на месяц проживания семьи из 6 человек [31, с. 94-99]. В связи с этим можно утверждать, что данная мера обеспечивала создание у участников уголовного процесса сильной психологической мотивации к соблюдению возлагавшихся на них обязанностей.
Подводя итог, следует отметить, что эволюция мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера в российском законодательстве Х1-Х1Х вв. неразрывно связана с развитием источников российского права.
В русском судопроизводстве Х1-Х1Х вв. процессуальные меры принуждения имущественного характера институционально развились от коллективного имущественного принуждения к индивидуальному. Апофеозом этого процесса стало принятие в 1864 г. Устава уголовного судопроизводства — первого уголовно-процессуального кодекса России. Данный нормативный акт сформировал систему мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера, которая с некоторыми отклонениями, обусловленными идеологией советского периода, действует и в настоящее время.
Список литературы
1. Булатов Б. Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве. Омск, 2003.
2. Кузовков В. В. О мерах финансово-процессуального принуждения предупредительного характера // Закон и право. 2007. № 7.
3. Нохрин Д. Г. Формы государственного принуждения в гражданском судопроизводстве // Вестник Московского университета. Серия: Право. 2005. № 4.
4. Зарицкий А. В. Место и роль политического принуждения в современной теории правового государства // Государство и право. 2004. № 2.
5. Вершинина С. И. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве: нормативно-правовая природа и механизм функционирования : дис. ... д-ра юрид. наук. Тольяти, 2017.
6. Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. Киев: тип. Ун-та св. Владимира (И. Завадского), 1895.
7. Ланге Н. И. Древнее русское уголовное судопроизводство (XIV, XV, XVI и половины XVII веков) // Соч. Николая Ланге. СПб.: тип. и хромолит. А. Траншеля, 1884.
8. Кистяковский А. Ф. О пресечении обвиняемому способов уклониться от следствия и суда. СПб., 1868.
9. Микляшевский В. В. О средствах представления обвиняемого в суд и пресечения ему способов уклоняться от следствия и суда // Соч. В. Микляшевского. Т. 1. Варшава: тип. И. Котти, 1872.
10. Тутынин И. Б. Теоретические основы уголовно-процессуального принуждения имущественного характера. М., 2017.
11. Соколова М. В. Деятельность следователя по наложению ареста на имущество : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2018.
12. Искандиров В. Б. Исторические аспекты развития и становления наложения ареста на имущество как меры принуждения в России // Вестник Южно-Уральского государственного университета. 2010. № 38.
13. Ратикова Н. Д. Развитие мер пресечения, применяемых к обвиняемым в Древнерусском государстве // Теория науки. 2013. № 6.
14. Люблинский П. И. Свобода личности в уголовном процессе. Меры, обеспечивающие неуклонение обвиняемого от правосудия. СПб., 1906.
15. Российское законодательство X-XX вв. / под общ. ред. О. И. Чистякова : в 9 т. Т. 1 : Законодательство Древней Руси. М., 1984.
16. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1907.
17. Российское законодательство X-XX вв. / под общ. ред. О. И. Чистякова : в 9 т. Т. 2 : Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. 1985.
18. Российское законодательство X-XX вв. / под общ. ред. О. И. Чистякова : в 9 т. Т. 3 : Акты Земских соборов. 1985.
19. Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство. 2-е изд., измен. и дополн., СПб., 1914.
20. Штамм С. И. Судебник 1497 года. М., 1955.
21. Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978.
22. Чистяков Е. В. Городские восстания в России в первой половине XVII в. Воронеж, 1975.
23. Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1. Изд. 4-е., М., 1961.
24. Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910.
25. Колоколов Е. Ф. Правила и формы для производства следствия по Своду законов издания 1857 года. М., 1859.
26. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства : в 2 т. Т. 1. СПб., 1902.
27. Коротких М. Г. Борьба в правительственных кругах по поводу принципов судебной реформы в России (1857-1859 гг.) // Государственный строй и политико-правовые идеи России второй половины XIX столетия. Воронеж, 1987.
28. Викторский С. И. Русский уголовный процесс. М., 1912.
29. Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство — судопроизводство. СПб., 1913.
30. Духовской М. В. Русский уголовный процесс. М., 1905.
31. Полянский Н. Н. Уголовный процесс. Уголовный суд, его устройство и деятельность : лекции. М., 1911.
32. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства : в 2 т. Т. 2. СПб., 1911.
33. Познышев С. В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. М., 1913.
34. Фаронов В. Н. Рабочая семья в конце XIX-начале XX вв. (по материалам Томской губернии). Барнаул, 2012.
