CC BY
61
ЭВОЛЮЦИЯ МЕКСИКАНСКОЙ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ
Н.Г. Павлова
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, б, 117198 Москва, Россия
Статья посвящена исследованию мексиканских правовых воззрений, начиная с доколониального периода и по настоящее время. Автор прослеживает развитие мексиканской правовой мысли, которая, оставаясь частью европейской теории, имеет свою специфику с учетом требований мексиканской действительности.
Правовые учения и концепции являются одной из важнейших частей духовной культуры человечества. В них сконцентрирован громадный опыт многих поколений мыслителей, занимавшихся исследованием проблем политики, государства и права, законодательства. В создании мировой истории правовых учений участвуют мыслители разных народов, стран, эпох. Особый интерес представляет история мексиканской правовой мысли, поскольку она оказала значительное влияние на формирование правовой культуры всего латиноамериканского континента.
Развитие мексиканских правовых воззрений условно можно разделить на несколько этапов: доколониальный, колониальный и постколониальный.
Доколониальный период (X в. до н.э. — нач. XVI в.) социальной истории народов Мексики отмечен значительным вкладом в мировую культуру [2, 3, 4, 5, 6, 10] (цивилизация майа, ацтеков, тольтеков и др.) и характеризуется преобладанием теократических представлений о природе мироздания, власти, правителе. В религиозных воззрениях древних майанцев (Х-У вв. до н.э.), обитавших в Центральной Мексике и на полуострове Юкотан, главное место отводилось почитанию божества Ицанны (владыки мира). Этот верховный авторитет уживался с богами дождя, ветра и держателем неба.
В государствах тольтеков, господствовавших в Х-ХИ вв., в религиозном культе главное место заняли боги солнца и войны. Правящая военно-жреческая верхушка насаждала мысль о сакральности власти и необходимости беспрекословного ей повиновения.
В XIV в. произошло возвышение государства ацтеков. Культура ацтеков вобрала в себя многие традиции предшествовавших цивилизаций. К моменту испанского вторжения (1519 г.) обширное царство ацтеков имело общинное самоуправление, которое сочеталось с неограниченной властью верховного правителя. Последний правитель ацтеков Монтесума II вел образ жизни земного божества: его короновали венцом из золота и перьев и никто не смел взглянуть ему в лицо.
Для колониального периода характерно искусственное прекращение естественноисторической эволюции народов этого региона, насильственным насаждением догматов христианской веры и культа. Этому периоду свойственно варварское уничтожение памятников древней религии и культуры и насильственное обращение индейцев в католическую веру.
Уже в первые годы после начала колониальных захватов и грабежа покоренных народов в идейно-политическом объяснении целей и средств испанской колонизационной политики выделялось два несовпадающих подхода: религиозно-фанатический и
гуманистический. Сторонники насильственных методов и беспощадной войны оправдывали свою позицию тем, что индейцы будто бы настолько примитивны и тупы, что с ними надобно обращаться как с животными. Другие отстаивали приемы колонизации с упором на воспитание, использование положительных элементов индейской культуры, обычаев и привычек. Примером таких воззрений были взгляды историка и фило-софа-гуманиста XVI в. Б. Де Лас Касаса. Он с редкой смелостью доказывал, что по природе нет высших и низших рас, что жестокие и беспощадные действия колонизаторов никакими заповедями Христа не могут быть оправданы [И, с. 426].
И все же в духовной жизни господствовал католицизм и схоластика. Со второй половины XVIII в. на континент, наконец, проникают протестантские, а также атеистические идеи, подготовившие почву для обновления философской и политической проблематики и выдвижения идеалов свободы и национальной независимости.
Значительное влияние на социальные и политические воззрения патриотов оказывали идеи европейских гуманистов и просветителей (Т. Мор, Эразм Роттердамский, Дж. Локк, Л. Вивес, французские и североамериканские мыслители предреволюционной и революционной поры). Известно, что XVII век стал заметной вехой в развитии правовой мысли Западной Европы. «В процессе преодоления теологического мировоззрения рушились догмы средневековой схоластики, рационалистически ставились и решались проблемы соотношения личности и права, права и государства, обсуждались вопросы о происхождении и задачах государства и права, об их роли в общественной жизни» [7, с. 5].
Ведущей правовой доктриной в ХУН-ХУШ вв. стала теория естественного права. Законодательство в это время становится основным источником права, которое все более последовательно воплощает общие принципы естественно-правовой идеологии. Возникает представление о конституции не только как о законе, определяющем устройство высших органов власти, но и о документе, обладающем высшей юридической силой и обязательно устанавливающем права и свободы граждан. Труды французских просветителей проникали на континент вопреки официальным запретам, поскольку религиозные догматы все еще были сильны и ревниво оберегались как церковными, так и светскими властями. Сторонников философско-доктринальных обновлений объединяла борьба с догматизмом и тиранией схоластического, оторванного от потребностей жизни мышления и мировосприятия. В последней трети XVIII в. в общественной мысли Новой Испании возникло течение, виднейшими представителями которого были философы-просветители Хосе Игнасио Бартолаче, Хосе Антонио Альсате, Хуан Бенито Диас де Гамара-и-Давалос [1, с. 20]. Их произведения, направленные против официальной схоластики и содержавшие критику колониального режима, отражали новые веяния, связанные с пробуждением национального самосознания. Они употребляли термины и выражения «нация», «родина», «наша нация», «наша Америка», «мы, американцы». А в 1788 г. на страницах издававшейся в Мехико «Гасета де литература» появилась даже формула «наша испано-американская нация» [1, с. 22]. Воззрения этих выдающихся ученых-гуманистов являлись идейным выражением стремления широких слоев мексиканского общества к освобождению от испанского владычества. Именно они подготовили переход мексиканской общественно-политической мысли от философских идей схоластики к философии нового времени — к идеям французского Просвещения, рационализма [12, с. 34].
В своих трудах они отстаивали право философии на самостоятельное по отношению к теологии существование.
Уже в период войны за независимость (1810-1815 гг.) в Мексике начинают складываться традиции современной философии. С момента получения независимости (1824 г.) до 70-80-х гг. XIX в. мексиканскую философию определяла прогрессивная тогда теоретическая мысль Франции. Мексиканские мыслители обращались в тот период к правовой науке и других европейских стран (Испании, Италии), но влияние французской мысли преобладало. Конституционные идеи, идеи
разделения властей, принципы правосудия, обновленные принципы права, прежде всего, естественного права, преобладают в мексиканской правовой литературе того времени. Это объясняется не только достижением юридической мысли во Франции, общностью романской культуры и близостью языка, но и, по выражению В.А. Туманова, необходимостью решения проблем «аккультурации» реципированных правовых форм, — прежде всего, наполеоновского Гражданского кодекса [14, с. 104].
По мнению мексиканских теоретиков того времени, в качестве средства процветания должно было выступить право. Это определило значительный расцвет юридического мировоззрения во второй половине XIX в. Научная задача правоведения сводилась к отработке приемов и способов работы с позитивным правом, дабы придать ему большую эффективность. Обоснованию этой цели как нельзя лучше отвечала философия позитивизма.
Зарождению, расцвету и упадку позитивизма в Мексике посвящена работа известного философа права Леопольдо Cea [27].
Начиная с 70-х гг. XIX в. позитивизм становится господствующей философией, как в Мексике, так и в Латинской Америке в целом.
Обращаясь к позитивизму, мексиканцы полагали, как отмечает Л. Cea, что смогут с его помощью положить конец каудилизму — политической анархии, которая царила в стране со времен войны за независимость. «Выражая интересы крупной мексиканской буржуазии, позитивисты, — утверждает Л.Сеа, — стремились установить добросовестную тиранию на научных основах» [27, р. 355]. Они выступали против идей школы естественного права, воплощенных в Конституции 1857 г., поскольку, по их мнению, эта конституция предоставила мексиканскому народу целую серию прав, для осуществления которых он не был готов. «Конституция 1857 г. — это утопия, и она должна быть реформирована и приспособлена к мексиканской действительности. Конституция-57 есть насилие над действительностью. Добиваться действия законов, для которых не подготовлен мексиканский народ, значит производить насилие над действительностью, значит осуществлять революцию» [26, р. 32].
Эволюция позитивизма в Мексике в конце XIX в. завершилась абсолютизацией формально-логического метода и наступлением формально-догматической юриспруденции.
Игнорируя социально-историческую обусловленность и смысл права, фор-мально-догматическая юриспруденция стремится открыть некие неизменные законы его формирования, чтобы обосновать вечность и незыблемость буржуазного права [13, с. 165].
Необходимо отметить, что позитивизм, «как своего рода заменитель буржуазно-просветительской идеологии» в Мексике, сыграл большую роль в борьбе против религии, клерикализма, в пропаганде научных знаний, опрокинул старые представления о вневременности права, способствуя широкому распространению идей исторического движения правовой материи [8, с. 11]. Основные лозунги мексиканского просвещения, которые обосновал позитивизм — разум и общественное благо, наука и прогресс.
На рубеже XIX-XX вв. в Мексике сложилась кризисная ситуация разрыва между идеалами национального освобождения и результатами социальноисторического развития. На это время приходится период упадка идей позитивизма с его отвлеченным логизированием, что подготовило почву для распространения «чистой» теорий права Ганса Кельзена.
В Европе к началу XX в, уже сложились основные правовые концепции гражданского общества. Юридический позитивизм продолжал разработку логики юридических конструкций, приемов толкования и применения правовых норм. В нор-мативистской теории Кельзена он получил наиболее развернутое изложение и обоснование. Правовой позитивизм Кельзена сводился к исключению перспективы справедливости при научном рассмотрении права (правовой эмпиризм) [9, с. 703]. Кельзен признавал, что «действительность позитивного права не зависит от его со-
отношения с нормой справедливости» [9, с. 703] и что в этом заключается важное отличие правового позитивизма от естественно-правовых теорий.
Концепция «иерархического правопорядка Кельзена во многом отразила правовую реальность современных конституционных государств» [9, с. 704].
Начиная с 20-х гг. XX в. концепция Г. Кельзена становится наиболее влиятельной в мексиканской юриспруденции. Г. Кельзен оставался весьма популярен и в послевоенный период в Латинской Америке, особенно в Мексике в 50-х гг. XX в., когда там стали активно осуществляться реформы. Мексиканские философы права и правоведы (Гарсиа Майнес Эдуардо, Габино Фрага, Вильоро Торансо и другие) в своих трудах [16, 18, 19], обосновывая структуру мексиканского права, иерархию источников права, верховенство Конституции Мексики среди источников права, приоритет международно-правовых норм и принципов, опираются на учение Г. Кельзена о «высшей норме», о субординации между правовыми нормами и т.д.
Нормативистская теория Г. Кельзена, получившая широкое распространение в Мексике, да и во всей Латинской Америке, нашла не только многочисленных сторонников, но и противников.
Во второй половине XX в. начинается кампания острой критики «юридического рационализма» (позитивистских теорий) со стороны представителей историзма. Позитивисты обвиняются в том, что сконцентрировали свое внимание на логиконормативном аспекте права, не принимая во внимание его реальных «параметров», которыми оно обладает как явление «социального сожития» [24, р. 16]. Наблюдается поворот к юридической онтологии. Исходя из того, что нельзя понять ценность права вне его истории, мексиканские философы права стремятся представить «юридическую антологию» как «антологию истории права». Философия права все больше начинает трактоваться как философия истории права, а иногда и как философия истории правовых идей.
Представители исторической школы пытались обнаружить закономерности истории права, рассмотреть эту историю как объективный процесс, не во всем и не всегда зависящий от воли законодателя. Определенным достижением исторического правоведения, по мнению отечественных исследователей, были их мысли о границах деятельности законодателя, который всегда создает право не на пустом месте, а для конкретного народа и потому вынужден и должен считаться с традициями, нравами, историческим наследием [7, с. 12].
В Мексике во второй половине XX в. складывается плюрализм учений о праве, «столь ярко выраженный в мировой мысли того периода» [7, с. 12]. Некоторыми философами делались попытки синтезировать различные правопонимания, результатом чего явилось становление «интергративной юриспруденции» (Коссио, Сичес) [7, с. 15].
Аргентинский философ Карлос Коссио выдвинул программу преодоления научной ограниченности нормативизма путем интеграции его в более общую фило-софско-правовую систему, создав свою «эгологическую теорию» [7, с. 73]. Подлинно научная теория должна строиться, по мнению Коссио, на основе «исторического понимания» права как специфического культурного явления.
Право в учении Коссио сводится к понятийному мышлению о поведении, при этом речь идет прежде всего о мышлении судьи, который интерпретирует, «воссоздает» историко-аксиологический смысл права [21, р. 112]. Поскольку в познании права как эгологического объекта главенствующим является познание судьи, то норма познающего субъекта «находится в судье, и только в нем» [21, р. 115].
Другим представителем новой латиноамериканской мысли в рамках «интергративной юриспруденции» является мексиканский философ-правовед Рекасенс Сичес, создавший «рационалистическую» концепцию правопонимания, которая оказала влияние не только на юридическую мысль Мексики, но и Центральной Америки, а также Бразилии, Венесуэлы, Колумбии.
Философско-юридическая концепция Р. Сичеса претендует на «идеологическую нейтральность и академизм». Ключевым понятиями теории являются «куль-
тура», «прогресс», «исторический разум» и т.д. Произведя синкретическое соединение Антологии, гносеологии, морали, психологии, юридический историзм в современной философии права Мексики основывается на той идее, согласно которой выяснение сущности исторического бытия права раскрывает сущность бытия права.
Одной из ключевых в «рационализме» Рекасенса Сичеса категорий является категория «историческая или человеческая жизнь». Ее он кладет в основу своей философско-правовой системы, цель которой - обосновать право как явление «зоны объективированной человеческой жизни». Определяя это понятие, Р. Сичес пишет: «То, что я излагаю как зону объективированной человеческой жизни, составляет новый подход к фитологии темы, известной в современной философии под именами «наук о духе», «области культуры или исторического мира» [23, р. 301]. Эта зона, согласно Р. Сичесу, и является местом, где находится право.
Будучи социально-историческим продуктом, право в концепции философа выступает как «человеческое произведение, посредством которого интерпретируются требования определенных ценностей в связи с общечеловеческими нуждами в конкретной социально-исторической ситуации и посредством нормативной формы» [23, р. 112]. Нормы права как формы человеческого поведения конституируют «прошлый человеческий опыт», являющийся «разновидностью общего коллективного поведения». «Аккумуляция этого социализированного человеческого опыта и уроков, обусловливающих будущее поведение, которое из них проистекает, является, — как пишет Сичес, — тем, что называется историческим разумом» [23, р. 141].
Право, как разновидность исторического разума, как юридическая «связь значений» может быть познано лишь особым методом — методом понимания.
Право, по Р. Сичесу, может быть понято лишь по мере постижения смысла целей и ценностей, которые заключены в его исторических формах.
Противопоставляя закон и право, Р. Сичес приходит к выводу, что право существует только в процессе его понимания. Норма права как «объективированная человеческая жизнь», как почти «сделанное», «обозначенное» человеком, становится «реальным» правом лишь через понимание ее смысла и значения. Таким образом, реальное право возникает в процессе «переживания» субъектом «мыслей, заложенных в нормах». Но в этом «переживании» норм есть что-то новое, что предварительно не содержится в общей форме. Следовательно, считает мексиканский юрист, хотя абстрактное значение общей нормы не изменяется, получается, что результат связи абстрактного смысла с этим конкретным значением также должен изменяться. А поэтому индивидуальные акты права (судебные и административные решения) являются «большим правом, нежели сам закон» [22, р. 106].
Необходимо отметить, что Р. Сичес не исключает рациональных способов познания социально-исторических явлений. Поэтому его концепцию нередко называют «рационалистической».
Признавая значение формальной логики в сфере объяснения природных явлений, Р. Сичес исходит из того, что она действует в области познания юридических объектов. Здесь он предлагает «логику жизненного» или «исторического разума», «логику действия» и т.п. Это суждение у него выступает как «разум, примененный к конкретному случаю», «юридический разум» [22, р. 17].
Определяя позитивное, реальное право как «справедливую интерпретацию действующих норм, автор в качестве главного субъекта интерпретации рассматривает судью».
В решении судьи как субъекта «юридическую разума», по Р. Сичесу, всегда содержится оценочное, а не познавательное суждение. Своим определением судья выражает то, что должно быть принято в спорном случае. «Содержание его приговора есть норма, норма частная, конкретная, но норма такая же, как и общее правило», — пишет он [21, р. 278]. Всякая норма содержит определенную оценку, становится ценностным суждением. Поэтому традиционная логика не подходит для постижения смысла нормы права. Судья, считает Р. Сичес, заинтересован не в том, чтобы дать
определения чистым реальностям, а в том, чтобы знать, что делать, столкнувшись с определенными оценочными критериями. Поэтому, исходя из ценностей данного правопорядка, считает философ, надо решить, что делать. В этом и должна помочь «логика разумного или человеческого», которую он определяет как «разум, пронизанный оценочными установками, критериями, оценками, который несет также в своем контексте уроки, полученные из собственного и чужого опыта в истории» [22, р. 541].
Из анализа учения Р. Сичеса следует, что, с одной стороны, философ пытается на философском уровне оправдать свободу судейского усмотрения, а с другой — сводит понимание права к конкретно-исторической ситуации понимания смысла закона. Понимание смысла закона действительно всегда означает выход за пределы того, что в нем непосредственно сказано. Однако это не означает, что «индивидуальный акт интерпретации закона» является «большим правом, нежели закон» или «подлинным» правом.
Закон, и только закон, выступает всеобщим критерием существенности признаков конкретного юридического случая.
Заключая, необходимо отметить, что мексиканская правовая мысль в своем развитии проделала сложную и своеобразную историческую эволюцию.
Мексиканская философия права развивалась и развивается в тесной связи с западноевропейской, характеризуясь широким заимствованием из европейских идейных источников.
История правовой мысли Мексики показывает, что проблема влияний, заимствований тесно связана с вопросом оригинальности, самобытности национального юридического мышления. Наблюдая, по выражению мексиканского исследователя А. Бонди [25, р. 11], «рецептивизм» теоретического мышления, можно ли говорить о своеобразии, самостоятельности входящих в него правовых учений. В вопросе оригинальности и самобытности правовой мысли существует несколько мнений. Одни авторы отрицают какую-либо самобытность мексиканской, да и вообще латиноамериканской правовой мысли [17, р. 15], рассматривают ее не иначе, как «вульгалиризацию европейских духовных образцов» и обвиняют ее в том, что она пассивно следует по «пути, проложенному эволюцией мысли Запада, принимая или отбрасывая, в зависимости от курса ценностей в великих центрах, иностранные культуры, дошедшие «доктрины и тенденции» [25, р. 316]. Другие теоретики объявляют Западную Европу «огромным теоретическим кладбищем» [20, р. 56] и призывают к созданию собственных оригинальных концепций [15, р. 109-118].
По нашему мнению, оригинальна не только та теоретическая концепция, которая содержит в себе нечто новое относительно предшествующих, но и та, которая заключается в применении некоего старого принципа к решению задачи, еще не решавшейся с его помощью. Это особенно очевидно, когда идея, возникшая в одной национальной теоретической мысли, используется правовыми учениями других наций. Подобные заимствования, носящие творческий характер, осуществляются в соответствии с общественными потребностями, научными проблемами и запросами, с национальными особенностями развития в каждый конкретный период, что отражается в своеобразии структуры, преимущественной разработке той или иной проблематики в рамках национальной теории права [8, с. 4].
Таким образом, мексиканская правовая мысль, несомненно, является составной частью европейской теории права и развивается в русле ее ведущих направлений и школ, в спектре общей для них проблематики, которая, однако, специфически преломляется в юридических учениях, формирующихся в Мексике с учетом требований мексиканской действительности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Альперович М.С. Рождение мексиканского государства. — М., 1979.
2. Альперович М.С., Слезкин Л.Ю. История Латинской Америки: (С древнейших времен до начала XX в.). — М., 1987.
3. ВайянД. История ацтеков. — М., 1949.
4. Великие культуры Месоамерики / Пер. с исп. — М., 1985.
5. Гуляев В.И. Города- государства Майа. — М., 1979.
6. Жидков О.А. История государства и права стран Латинской Америки. — М., 1967.
7.Жидков О.А., Лейст О.Э., Мачин И.Ф. Предисловие // Антология мировой правовой мысли. В 5 томах. — М.: 1999. — Т. 3. — С. 5-27.
8. Зеленцов А.Б. Историзм в буржуазной философии права стран Латинской Америки: Автореф. дисс... канд. юрид. наук. — М., 1982.
9. Кельзен Г. Чистое учение о праве // Антология правовой мысли. В 5 томах.
— М., 1999, —Т. 3.
10. Концепции историко-культурной самобытности Латинской Америки. — М., 1978.
11. Лас Касас Б. де. История Индий / Пер. с исп. — Л., 1966.
12. Марчук Н.Н. Борьба за независимость в Латинской Америке в конце XVIII
— начале XIX вв. — М., 1988.
13. Туманов В.А. Буржуазно-правовая идеология. К критике учений о праве. — М., 1975.
14. Туманов В.А. Современная буржуазная политико-правовая идеология. — Киев, 1985.
15. Ardan A. El historismo у la filosofía Americana. — México, 1946.
16. Eduardo G. Maynez. Filosofía del Derecho. — México, 1986.
17. Francovich G. Filifos brasileños. — Buenos Aires, 1943.
18. Gabino Fraga. Derecho administrativo. — México, 1968.
19. Miguel Villoro Toranzo. Introducción al estudio del derecho. — México, 1966.
20. Ramos J.A. El marxismo de Indias. — Barcelona, 1973.
21. Recasens Siches L. Nueva filosofía de la interpretación del derecho. — México, 1973.
22. Recasens Siches L. Panorama del pensamiento jurídico en el siglo XX. 1963.
23. Recasens Siches L. Tratado general del filosofía del Derecho. — México, 1972.
24. Rodriguez García F. Los principios del Derecho comparado // En.: Communicaciones al VI Congreso Internacional de Derecho Comparado. — México, 1962.
25. Salasar Bondi A. Filosofía y alientación ideológica. — México, 1971.
26. Zea L. Apogeo y decadencia del positivismo en México. — México, 1950.
27. Zea L. El positivismo en México: nacemiento, apogeo y decadencia. — México, 1968.
THE EVOLUTION OF MEXICAN LEGAL CONCEPTION
N.G. Pavlova
The Department of Theory and History of Law and State Russian Peoples’ Friendship University Miklukho-Maklaya St., 6, 117198 Moscow, Russia
The article is devoted to the research of Mexican legal conception, begging from the period before colonist invasion till nowadays. Mexican legal conception, being part of European theory, specifically refracts in legal conceptions, which form in Mexico with taking into account requirements of Mexican reality.
