CC BY
19
ментов. Выдвижение образует эстетический контекст и выполняет целый ряд смысловых функций, одной из которых является повышение экспрессивности» [8, с. 91]. Следовательно, экспрессивность текста - это такое его свойство, которое способно помочь сознанию реципиента обнаружить конкретную личностную значимость содержания. Из сказанного следует, что для текста важны не экспрессивные средства сами по себе, а то, как они представляют содержание текста [7, с. 78].
В целом в языке английской научно-педагогической прозы отмечается наличие многообразных средств с экспрессивно-эмоциональной окраской, которые проявляются как в связи с большой сложностью и отвлеченностью содержания, так и при эффективных, образных, ярких, иногда простых сравнениях, используемых для передачи довольно сложных идей. Они существуют как ресурсы стилеобразующих средств для выражения тех или иных оттенков содержания [5, с. 43]. Кроме того, эмоциональная и экспрессивная окрашенность языка научно-педагогической прозы может возникать в результате особенностей восприятия объекта исследования самим автором (теоретиком или практиком педагогики и образования). Как правило, авторы стремятся не только пе-
редать чисто информативное содержание, но и те собственные впечатления, которое они получают в ходе наблюдения или анализа. При этом восприятие требует яркого, образного выражения, которое авторы стремятся донести до своего читателя, обогащая и дополняя информацию, делая ее максимально выразительной и привлекательной.
Литература
1. Балли Ш. Французская стилистика М., 1961.
2. Вандриес Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю. М.,1937.
3. Разинкина Н.М. Стилистика английской научной речи. М., 1972.
4. КожинаМ.Н. Стилистика русского языка. М., 1977.
5. Швецова О.А. Угасание эмоционально-оценочных элементов как фактор ригоризации научного стиля речи // Стиль научной речи. М., 1978.
6. Мальчевская Т.Н. Специфика научных текстов и принципы их классификации // Особенности стиля научного изложения. М., 1976.
7. Маслова В.А. Онтологические аспекты экспрессивности текста. Витебск, 2004.
8. Арнольд И.В. Интерпретация художественного текста: типы выдвижения и проблемы экспрессивности // Экспрессивные средства английского языка. Л., 1975
20 июня 2006 г.
Ростовский государственный педагогический университет
© 2006 г. О. С. Сахно
ЭВФЕМИСТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ФРАЗОВОГО НАИМЕНОВАНИЯ
В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Эвфемизация (от лат. еирИешео - говорю вежливо) сегодня рассматривается в двух аспектах - широком и узком. Широкий, лингвокультурологический, связанный с онтологией языка, подход к эвфемизации рассматривает данное явление в аспекте референци-ального манипулирования - изменения прагматического фокуса (точки зрения) языковой личности на денотат, что предполагает номинативно-оценочное варьирование. «Говорить эвфемистично - значит использовать язык в качестве щита против объекта, вызывающего страх, неприязнь, гнев и презрение» [1]. Снимая напряжение в общем, эвфемизмы (в такой интерпретации) используются для «сокрытия правды» об отрицательных сторонах явления. Так, в политическом дискурсе эвфемизмы как агональные (связанные с борьбой) знаки воплощают стратегию мобилизации, борьбу за общественное мнение с целью позитивного изменения существующего положения дел, ср.: либерализация цен, свободные цены, военная операция по разоружению, дать адекватный ответ, несанкционированные действия и т.д. Данные косвенные номинации включают имплицитную пропозицию, которая входит в прагматическую зону семантики эвфемизма и фиксирует отказ говорящего от прямой номинации.
Узкий подход к явлению эвфемизации можно считать традиционным и обозначить как лингвистический (лингвостилистический). Анализ эвфемизмов и эвфемистического способа номинации при данном подходе осуществляется в настоящее время в двух
словарных пространственных измерениях - лексико-центрическом и текстоцентрическом.
Первый план, собственно языковой, связан с традиционным подходом к эвфемизмам как членам «лек-сико-фразеологического сообщества» названий: эвфемизмы в основном рассматриваются как словарные единицы. А.А. Реформатский, например, считает, что «эвфемизмы - это замененные, разрешенные слова, которые употребляются вместо запрещенных» [2, с. 99]. По мнению Д.Н. Шмелева, эвфемизмы - это «слова и выражения, служащие в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими» [3, с. 199]. Следовательно, можно рассматривать эвфемизмы как относительно замкнутое словарное поле лексикоцентриче-ского типа.
Второй план предполагает рассмотрение эвфемизмов как производных речевой деятельности, как функционирующих в речи любых единиц языка. Так, А.А. Буров считает, что «эвфемизмы являются вполне самостоятельными особыми средствами обозначения, которые призваны восполнить мнимую (конвенциональную) недостаточность словарных знаков» [4, с. 5]. Употребление эвфемизмов вызвано требованиями норм речевого поведения. Это позволяет снять эмоциональную напряженность, вызванную диалектическим противоречием между стремлением говорящего к прямому обозначению и запретом, который налагается на употребление этого обозначения. Таким
образом, по мнению ученого, речь вступает в своеобразный конфликт со словарем. Этот конфликт разрешается как раз благодаря эвфемистическому наименованию.
А. А. Буров выделяет два типа эвфемизмов: предикативные и непредикативные. Предикативные эвфемизмы - это, по мнению ученого, «фразовые наименования, выраженные местоименно-соотносительными придаточными сложноподчиненных предложений» [4, с. 8]. Например: Странно, но почти все ехавшие на казнь ... наряду с тоской и ужасом, радовались тому необыкновенному, что сейчас произойдет (Андреев, Рассказ о семи повешенных). Приведем пример непредикативных перифраз-эвфемизмов: Ты что, с женщинами ночи еще ни разу не знался? - спросил Петухов (Битов, Улетающий Монахов) и под. По мысли А.А. Бурова, перифраза-эвфемизм неизбежно характеризуется тем, что В.В. Виноградов называл «художественно-изобразительным приращением слова» [5, с. 43]. Кроме того, эвфемизация представляется таким способом номинации, в котором совмещены субъективные и объективные моменты выбора признака наименования.
Мы будем рассматривать эвфемизацию в качестве особого способа номинации, соотносящегося с другими способами, но не подменяемого ими (или подменяющего их) [6, 7].
Рассмотрим несколько примеров:
1) Настоящее имя медведя было «зах». Но вслух говорили вместо этого «вурр». Это было лишь звукоподражание. Так зах ворчит, когда, забравшись в берлогу, лижет свою лапу. Звали медведя также «лохматый», или «кто любит мед», или «кто сосет лапу» (Покровский).
2) Близость Сенной, обилие известных заведений и ремесленное население пестрили общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться (Достоевский).
3) Далеко, далеко от Грибоедова в большом зале, освещенном тысячесвечовыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем (Булгаков. Мастер и Маргарита).
Что можно сказать об особенностях употребления данных эвфемизмов? Прежде всего - то, что в роли эвфемизмов здесь выступают языковые средства всех уровней: слова, синтагмы, предикативные части, а также звукоподражание. В основании всех этих наименований лежат второстепенные, намекающие на явление, его признаки, которые связаны с обозначаемым, как правило, опосредованно. Поэтому важнейшим условием эвфемистического функционирования является контекст. Именно он позволяет соотнести мнимое обозначение с запрещенным, причем - независимо от степени «строгости» налагаемого табу.
Однако отношения, в которые вступают табуируе-мая и эвфемистическая номинации, носят сложный характер. Если в некоторых случаях эвфемизмы действительно можно заместить стилистическим и даже общеязыковым синонимом, то в большинстве своем рассматриваемые наименования либо просто не имеют синонима, либо синонимизация их нежелательна,
поскольку нарушает заложенную коммуникативно-экспрессивную цель.
В самом деле различие между наименованиями «зах», «медведь» и их синонимами «вурр», «лохматый», «кто любит мед», «кто сосет лапу» лежит в области нормативно-стилистической (возможность / невозможность, целесообразность / нежелательность употребления в данном контексте), в то время как эвфемистическая синтагма «известные заведения» имеет такой синоним, употребление которого уже нежелательно. Что же касается фразового эвфемизма «то, что еще недавно было Михаилом Александровичем», то он вообще не поддается синонимизации.
Следовательно, эвфемизмы являются вполне самостоятельными особыми средствами обозначения, которые призваны восполнить мнимую (конвенциональную) недостаточность словарных знаков. Употребление эвфемизмов, вызванное требованием норм речевого поведения, позволяет снять эмоциональную напряженность сообщения, которая создается противоречием между стремлением к прямому, конкретному обозначению и тем запретом, который на это употребление налагается. Речь, таким образом, вступает в диалектическое противоречие со словарем (языком, узусом), которое и разрешается, в частности, благодаря языковой догадке, эвфемистическому наименованию.
Мы предполагаем, что эвфемизмы формируют в русском языке особое поле общеязыкового (общеречевого) плана. В нем есть ядро, образуемое словесно закрепленными эвфемизмами (например, в словаре Д.Н. Ушакова есть помета «эвф.», которой сопровождается список сочетаний типа: желтый дом, медвежья болезнь, кабинет задумчивости, летальный исход и под.), главное же пространство эвфемистического поля (так называемая «периферия») образуется различными единицами языка, выходящими на уровень речевой, т.е. в текст. Здесь они обретают статус производных синтаксической номинации.
Среди речевых средств наиболее удобным для решения эвфемистических задач является фразовая номинация - средство, позволяющее замаскировать денотативную сущность, одновременно намекая на те признаки, по которым эта сущность всеми узнаваема [8]. В речи мы нередко сталкиваемся с таким употреблением фразовых наименований, которое обусловлено специальными (конвенциональными) требованиями речевого поведения: описательное наименование вызывает представление о предмете или явлении, словарное, узуальное наименование которого нежелательно по тем или иным причинам религиозного, нравственного и эстетического характера. Как упоминалось выше, цель употребления фразовых эвфемизмов в данном случае - восполнение конвенциональной (мнимой) недостаточности словарных наименований. При этом обозначаемое описательно воспринимается ассоциативно. Например: Мир, который он видел, был почти игрушечно красив, спокоен и тих, но Митя давно уже отделился от него: на душе у него еще с первыми словами матери о дурном сне разом сделалось тревожно, одиноко и жалостно, будто сказали ему то страшное, о чем он сам догадывался, давно подозревал, будто, его не спросясь, безжа-
лостно прочитали ему его, Митин, приговор (Нем-ченко. Степь ранним летом). Текст, в котором функционирует данное фразовое наименование, способствует конкретизации субстантивного значения за счет обозначения явлений, связанных с называемым описательно, косвенно или намекающих на него, т. е. употребляющихся в качестве эвфемизмов.
Эвфемистическое употребление предполагает преднамеренное отвлечение от сущности обозначаемого, от конкретного выражения его субстантивного признака. Поэтому в основании эвфемистического наименования лежит такой признак, который связан с называемым опосредованно, не отражает существенных сторон того, что обозначается фразовым наименованием и непосредственно не мотивирует то, что обозначается. Отвлечение от конкретных свойств называемого эвфемистически предполагает описательный характер обозначения, поэтому вполне закономерно то, что наиболее тонкие, сложные, насыщенные различными ассоциациями значения выражают именно предикативные эвфемизмы, в роли которых и выступают фразовые наименования.
Эвфемистическое употребление фразового наименования основывается на способности описательного наименования дифференцированно обозначать предметы и явления через их предицируемые признаки. Употребляющиеся эвфемистически фразовые наименования предицируют такие признаки называемого, которые разрешены нормами речевого поведения. Например:
И говоря о том, о сем, // Копаясь, будто бы случайно// Под юбку лезет, жмет корсет // И ловит то, что было тайной, // Увы, для нас в шестнадцать лет (Лермонтов. Монго). Я помню, как мы были удивлены в ночь свадьбы, когда она, бледная и в слезах, убежала от него и, трясясь всем телом, говорила, что она ни за что, что она не может даже сказать того, чего он (муж) хотел от нее (Толстой. Крейцерова соната). Одни мысли - ясные и малоподвижные - говорили, как позорно для женщины продавать первому встречному то, чего никому нельзя продавать (Вересаев. Два конца). Прошел месяц, дугой. Пудра уже не в состоянии была скрыть то, что произошло в тот вечер в Погранке (Крутилин. За косогором).
Как видно из приведенных примеров, некоторые фразовые наименования, выполняющие эвфемистическую функцию, могут иметь номинационные синонимы - субстантивы причастного происхождения и субстантивные словосочетания с субстантиватами. Однако поскольку субстантиват, не являясь стабильным, регулярно употребляющимся словарным наименованием, подобно перифразе, и имеет окказиональный характер употребления, но информативно менее выгоден, то в качестве эвфемистических наименований выступают преимущественно фразовые наименования. Пожалуй, можно охарактеризовать эвфемистическое употребление как функционирование, возникающее на стыке двух функций: номинативно-синонимической (возможность номинационно-синонимической замены субстантиватом) и собственно номинативной (выбор перифразы в качестве средства обозначения, более предпочтительного с информа-
тивно-коммуникативной точки зрения). Несмотря на то, что по своей структуре фразовые эвфемизмы не отличаются ни от фразовых наименований, выполняющих номинативно-синонимическую функцию, ни от фразовых наименований, характеризующихся собственно номинативным употреблением, они тем не менее имеют ярко выраженную специфику в преди-цировании признака наименования. Новое качество возникает вследствие столкновения между грамматической необходимостью распространения, конкретизации и тем запретом, который налагается на конкретизацию субстантивного значения условиями номинативно-эвфемистического употребления.
Конкретизация субстантивного значения осуществляется прежде всего благодаря тому тексту, в котором употребляется эвфемистическое наименование. Главным образом, это сам состав сложноподчиненного предложения, поскольку сказуемое фразового эвфемизма не только предицирует признак наименования, но и соотносит его модально-временные характеристики с соответствующими характеристиками сказуемого главной части предложения. Однако нередко конкретизации способствует и более широкий контекст, в котором содержится информация, помогающая понять существо обозначаемого эвфемистически. Кроме того, конкретизация субстантивного значения эвфемистического наименования осуществляется за счет косвенного способа наименования, осложнения блока интерпропозитивным субстантиватом, за счет косвенной речи и других средств. Таким образом, с одной стороны, фразовое наименование, употребляющееся в эвфемистической функции, стремится к конкретизации, с другой стороны - эта конкретизация исключена, так как предицируемый сказуемым перифразы признак связан с обозначаемым (носителем) опосредованно и способствует выражению недоговоренности. Поэтому эвфемистическое употребление ведет к возникновению своеобразной эмоциональной напряженности, которая проявляется в эмоционально-волевом воздействии говорящего на слушающего и служит показателем образно-эстетической насыщенности художественного текста. Ср.: С тех пор, как я сел в вагон, я уже не мог владеть своим воображением, и оно . с необычайной яркостью начало рисовать мне разжигающие мою ревность картины, одну за другой и одну циничнее другой, и все о том же, о том, что происходило там, без меня, как она изменяла мне (Толстой. Крейцерова соната). К ночи попадья напилась, и тогда началось для о.Василия то самое страшное, омерзительное и жалкое , о чем он не мог думать без целомудренного ужаса и нестерпимого стыда. В болезненной темноте закрытых ставен, среди чудовищных грез, рожденных алкоголем, под тягучие речи о погибшем первенце - у жены его явилась безумная мысль: родить нового сына (Андреев. Жизнь Василия Фивейского). Так голо, так откровенно мерцали ее широкие глаза, остановившиеся на том, что будет, уже скоро, не сейчас, через минуту, через час, но все ближе, - решение! (Битов. Улетающий Монахов).
Как следует из приведенных примеров, фразовое наименование, обозначая предметы и явления завуалировано, вызывает своим употреблением представле-
ние об обозначаемом описательно не только само по себе, но и за счет содержания главной части сложноподчиненного предложения и более широкого контекста. В каждом случае мы соотносим выражаемое описательно субстантивное значение с предполагаемым непредикативным синонимом. Употребление предикативных эвфемизмов в тексте определяется характером того понятия, которое «... хотят вызвать в сознании и вместе с тем избежать его названия» [9, с. 342].
Конвенциональное употребление фразовых эвфемизмов может преследовать цели смягченного, прикрытого, вежливого обозначения предметов и явлений, наименование которых с помощью непредикативных средств номинации вообще объективно противоречит нормам речевого поведения. Например: Когда Кожемякин опамятовался, - ему стало стыдно за себя и за нее: то, что случилось, было так голо, безмолвно, не прикрашено ни словом от сердца, ни тем бешенством плоти, которое умерщвляет стыд и раскаяние (Горький. Жизнь Матвея Кожемякина). Надо посмелее к ней приступать, подбадривал он себя, уже совершая в разгоряченном воображении все то, чего не осмеливался сделать вьяве (Проскурин. Имя твое).
Такое употребление можно назвать объективно-конвенциональным. Его нужно отличать от субъективно-конвенционального употребления, когда эвфемистическое обозначение определяется особенностями речевой ситуации. Это употребление носит норма-тивно-коситуативный характер: здесь налицо зависимость эвфемистического употребления от намерений или, шире, взаимоотношений говорящих, поэтому субъективно-конвенциональное употребление предикативных эвфемизмов наблюдается преимущественно в разговоре персонажей. Например: - Я поняла и то, о чем Вы не решались сказать малознакомой женщине. Но я знаю, что Вы думаете об окружающем то же, что и я...(Гусев. След).
На примере субъективно-конвенционального употребления видны неисчерпаемые возможности эвфемистического обозначения по сравнению с собственно номинативным и номинативно-синонимическим. Это употребление фразовых эвфемизмов связано с обозначением таких явлений, словарное наименование которых известно лишь лицам, участвующим в разговоре и нередко прибегающим к данным перифразам, чтобы другие присутствующие при разговоре не поняли, о чем идет речь. Помимо причин объективно- и субъективно-конвенциональных, употребление фразовых наименований, близкое к рассматриваемому, может быть продиктовано также невозможностью обозначить предмет или явление по причинам, которые не зависят от воли говорящего в данной речевой ситуации, так как означаемое непонятно, не поддается анализу (номинация при этом осложняется экспрессивно-оценочным моментом).
Употребление фразовых эвфемизмов, как можно заметить, в основном базируется на взаимообусловленности употребления и структурно-грамматического и лексического состава образующих перифраз. Возможность предицирования любого признака наименования позволяет говорящему включать во «внутреннюю форму» наименования то, что пред-
ставляется ему нужным, удобным, достаточным для намека. Выполняющие эвфемистическую функцию фразовые эвфемизмы характеризуются участием в восполнении мнимой (конвенциональной) недостаточности, так сказать, «по желанию» говорящего. Языковая личность автора при этом имеет возможность выбора наименования и, как правило, останавливается на предикативной форме описательного обозначения, предпочитая ее словарной (лексико-фразеологической).
Таким образом, эвфемистический способ номинации служит, на наш взгляд, одним из средств постижения окружающего мира и занимает особое место в индивидуальном стиле того или иного автора художественного текста. В этом плане фразовые наименования-эвфемизмы показательны своей универсальной способностью к реагированию на любой фрагмент языковой картины мира, требующий двойственного обозначения. Для языковой личности говорящего весьма важным моментом представляется возможность проявить свободу выбора именно того признака наименования, который представляется ему наиболее адекватными той степени приоткрытости «вуали», которая возникает при употреблении фразового наименования, когда местоименно-соотносительный блок фиксирует сам факт экзистенции денотата, а пространство придаточной части открыто для вербализации намека. Употребляя фразовое наименование в качестве эвфемистической «оболочки» денотата, языковая личность говорящего задействует дополнительную энергетику языка, включает тот эвфемистический «фон», который присутствует в любом акте номинации, выступая то в имплицированном, то в эксплицированном виде. При этом, естественно, фразовый эвфемизм обладает неоспоримыми преимуществами перед теми же местоименными сочетаниями, типа «то (это) самое», поскольку предицирует признак наименования, а потому и эвфемизация - прямо или косвенно - участвует в формировании пропозициональной семантики высказывания. Представить намек в динамике, причем - синтаксической, - значит, оживить маскарад номинации, что под стать именно антропоцентрическому «началу» языка.
Попытаемся представить специфику эвфемистического способа наименования в пространстве индивидуального стиля одного из наиболее интересных мастеров современного русского художественного повествования - Т. Н. Толстой. Проанализированная нами идиолектная парадигма известных сборников прозы писателя («Ночь», «Круг», «Изюм», «Кысь» и др.) позволяет сделать следующие наблюдения и выводы по поводу употребления эвфемизмов.
Идиостилевой портрет языковой личности Т.Толстой, по мнению Я.А. Фрикке, можно сравнить со сложным, гибким, постоянно меняющимся макромиром, объединяющим множество микромиров - вербального, дискурсивного, ментального, гендерного [10]. Главную роль в нем играет голос автора - того же плана, что и ее героинь, «богатый, наполненный, с одним дыханием, щеголяющий словесными фиоритурами и берущий весь стилистический диапазон от возвышенного до ничтожного» [11]. Часто разлад между духовным и телесным обретает очертания внут-
реннего конфликта наивно-взыскующей души и тяжелого, неодухотворенного тела. И тогда автор прибегает к использованию эвфемизмов - вуалированию сути происходящего, пытаясь, таким образом, преодолеть нарастающий конфликт.
В прозе Т.Толстой встречаются эвфемистические фразовые наименования, имеющие довольно обширное контекстуальное окружение, позволяющее точнее, ярче, образнее отразить суть происходящего. Языковой личности автора удается совместить в одном описательном обозначении целый ряд свойств, позволяющих выразить свое отношение к тому, что обозначается, и к тем, кто обозначает. Например: Через раскрытую дверь видна была телесная, перегороженная зеркальными барьерами зала, где три... его ровесницы корчились в руках могучих белокурых фурий. Можно ли назвать дамами то, что множилось в зеркалах? С возрастающим ужасом вглядывался Василий Михайлович в то, что сидело ближе к нему (Толстая. Круг).
В данном примере, несмотря на использование фразового эвфемизма, чувствуется общее негативное отношение к описываемому, страх и ужас перед происходящим. Это подтверждается прежде всего использованием релята «что», свидетельствующего, что перед нами не живые люди, а нечто страшное и неописуемое. Таким образом, мы видим перед собой фразовые наименования, выполняющее, на наш взгляд, по крайней мере три функции: во-первых, оно называет то, что невозможно назвать одним словом, т.е. нельзя подобрать синоним без изменения содержания наименования; во-вторых, оно набрасывает «вуаль» на обозначаемое; в-третьих, позволяет автору дать свою оценку происходящему.
Рассмотрим еще один пример: На летних бульварах старухи, знавшие лучшую жизнь - позолоченные чашки, морозную флору кружевных подолов, мелкую муравьиную грань заморских цилиндриков с ароматами, а может быть - и даже наверное - тайных возлюбленных, сидели нога на ногу, подняв взоры вверх, где вечерний небесный театр безмолвно расточал горящие алые, золотые сокровища, и ласковый западный свет венчал чайными розами голубые волосы бывших женщин.
А рядом, тяжело расставив опухшие ноги, опустив руки, опустив головы в крапчатых платках, погасив все огни, мертвыми лебедями сидели те, что проживали годы в коричневых общих кухнях, в тусклых коридорах, на железных кроватях, у глубоко прорубленных окон, где за синей рябоватой кастрюлькой, за тяжелым духом квашения, за заплаканным стеклом темнеет и набухает осенней тоской чужая стена (Толстая. Вышел месяц из тумана).
В данном примере три эвфемистических наименования. «Голубые волосы» и «бывшие женщины» - эвфемизмы лексического уровня, имеющие синонимичные замены более грубого характера - седые волосы (седина) и пожилые женщины (старушки). Фразовый эвфемизм (те, что проживали...) носит более сложный характер. На первый взгляд перед нами те же пожилые женщины, но именно употребление фразового эвфемизма позволяет сделать вывод, что перед нами
Пятигорский государственный лингвистический ун
несчастные старухи, прожившие трудную жизнь. Автор дает особую характеристику этих женщин посредством замены релята «которые, кто» на обезличенное «что» и включение в пространство ФН ярких образных деталей, заостряющих бездушие тех условий, в которых прожили свою жизнь пожилые женщины. Более широкий контекст усиливает общий план дискомфорта и диссонанса, столь свойственный стилю Т.Толстой.
Таким образом, мы можем констатировать следующее: идиостиль языковой личности автора, как свидетельствует анализ употребления фразовых эвфемизмов в прозаическом дискурсе Т.Н. Толстой, маркирует отбор и функциональную специфику включения данных средств номинации в языковую картину мира. Кроме того, специфика эвфемистического способа номинации ярко раскрывается в тех ситуациях, когда автор своим комментарием показывает возможность проникновения во внутреннюю форму денотата, приоткрывая семиотическую завесу, и в то же время не сбрасывая «вуаль» с обозначаемого.
Итак, функциональные особенности такого интересного факта речевого общения, как эвфемистическое употребление фразовых наименований, свидетельствуют об огромных смысловых и изобразительных ресурсах сложноподчиненных предложений ме-стоименно-соотносительного типа, используемых в художественной речи. Употребление предикативных эвфемизмов позволяет обозначить и охарактеризовать такие предметы и явления, номинация которых словарными средствами затруднена в силу различных обстоятельств. Тем самым значительно расширяются и обогащаются номинационные ресурсы русского языка. Все это свидетельствует о том, что эвфемиза-ция как наименование обладает удивительно гибким «механизмом», позволяющим регулировать отношения между говорящим и окружающим его миром, в котором объектом референции становятся подчас очень сложные чувства, мысли и т. д., а также факты, косвенно включенные в общение.
Литература
1. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: Волгоград, 2000.
2. Реформатский А.А. Введение в языкознание. М., 1967.
3. Шмелев Д.Н. Современный русский язык: Лексика. М., 1977.
4. Буров А.А. Некоторые особенности эвфемистического обозначения в русском языке // Вопросы русского языка и методика его преподавания. Пятигорск, 1994.
5. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1972.
6. Языковая номинация: Общие вопросы. М., 1975.
7. Языковая номинация: Виды наименования. М., 1977.
8. Буров А.А. Субстантивная синтаксическая номинация в русском языке: Дис. ... д-ра филол. наук. Ставрополь, 2000.
9. Бенвенист Э. Очерки по лингвистике. М., 1974.
10. Фрикке Я.А. Фразовая номинация как средство выражения языковой личности автора (на материале языка художественной литературы): Дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь, 2003.
11. Жолковский А.К. В минус первом и минус втором зеркале: Татьяна Толстая, Виктор Ерофеев - ахматовиана и архетипы // Литературное обозрение. 1995. № 6. С. 25-42.
рситет 2 июня 2006 г.
