В. СУПА
Белостокский университет, Польша
ЕВАНГЕЛЬСКИЙ ТЕКСТ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ РОМАНЕ
(«Покушение на миражи» В. Тендрякова и «Пирамида» Л. Леонова)
В русской литературе советского периода обращения к Библии, далекие от программы вульгарного «воинствующего атеизма», мы находим в уже легально изданных произведениях 60-х годов, например, в «мовистских» повестях Валентина Катаева1, рассказах Владимира Тендрякова («Апостольская командировка»), «деревенской прозе». Новые произведения, анализирующие библейские мотивы в контексте теософских понятий и универсальных ценностей, появились в СССР только после 1985 года, и большая их часть — это «возвращенная» или эмигрантская литература. К самым значительным из них, кроме названных в подзаголовке статьи, можно отнести романы «Факультет ненужных вещей» Юрия Домбровского, «Трижды величайший» Николая Евдокимова, «Псалом» Фридриха Горенштейна, «Семь дней творения» и «Ковчег для незваных» Владимира Максимова, «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева, произведения Александра Солженицына и др.
Леонид Леонов и Владимир Тендряков прошли сложный путь в поисках Сущего — от популяризации атеистического мировоззрения («Соть» Леонова, «Чудотворная» Тендрякова) к попытке объективно оценить значение христианства в развитии мировой цивилизации и индивидуальной человеческой жизни. Так получилось, что и «Пирамида», и «Покушение на миражи» стали в судьбе обоих авторов «романами итогов». Кроме этого, их сближают такие черты, как интертекстуальность, стремление к синтезу знаний,
©СупаВ., 2001
1 Шире эта проблема обсуждается: Supa W. Tworczosc Walentina Katajewa. Bialystok, 1996. S. 178 и след.
501
достигнутых разными областями науки и литературой, публицистичность, доминанта рефлексии над событийностью, а в тематическом аспекте — попытка оценить достигнутое нашей цивилизацией и тревога за будущее человечества. Сразу подчеркнем, что в потоке романов, затрагивающих религиозную проблематику, «Пирамида» является произведением исключительным благодаря тому, что Л. Леонов почти достиг в романе «емкости апокрифа»2.
В свою очередь «Покушение на миражи» привлекает внимание брожением умов в момент пробуждения интереса к проблемам веры в среде атеистической советской интеллигенции (собственно, этот процесс еще не завершился, но охватил довольно широкие круги постсоветского общества). Напомним, что В. Тендряков работал над этим романом в 70-х и начале 80-х годов. Первая редакция с заглавием «Евангелие от компьютера» была окончена в 1979 г., вторая — в 1982 г., посмертная публикация романа — 1987 г.
Главным героем романа является физик-теоретик, профессор НИИ, который в своей исследовательской деятельности пытается «объять необъятное», «призрачные элементарные частицы и необозримую Вселенную <...> заключить в едином охвате»3. Кроме того, он интересуется историей и показан в романе человеком,
который увлечен идеей создать с помощью компьютера «математическую модель движения истории» и ответить на вопрос, возможна ли история человечества без Христа и как бы она сложилась без Него. Герой романа Гребин принимается за решение этой проблемы, не связанной непосредственно с его научной работой, чтобы проверить некоторые утверждения по поводу Христа, бытующие в советской науке:
Когда-то у нас безоговорочно отвергали его (т. е. Христа. — В. С.) историческую реальность — мифическая фигура, плод воображения многих поколений. Сейчас же, насколько мне известно, все наши историки раскололись на два лагеря, одни по-прежнему считают — такого в действительности не было, другие утверждают — был, существуют скупые свидетельства (77).
2 Леонов Л. Неозаглавленное вступление к роману // Леонов Л. Пирамида. М., 1994. Вып. 1. С. 6. Далее роман цитируется по данному изданию с указанием номера выпуска и страницы в скобках после цитаты.
3 Тендряков В. Покушение на миражи // Новый мир. 1987. № 4. С. 67. Далее роман цитируется по данному изданию с указанием страницы в скобках после цитаты.
502
В сюжетной линии романа, связанной с упомянутым экспериментом, Евангелие трактуется как своеобразный документ, сборник архаических мифов, отражающих экзистенциальную природу человека, ищущего высший смысл жизни, вносящего в хаос порядок, основанный на красоте и мечте. Фрагменты Нового Завета сопоставляются с другими источниками, рассказывающими о том же времени, например, с записками историка Иосифа Флавия, с враждебным по отношению к Христу Талмудом, с трудами христианских авторов первых веков (в частности Тертуллиана) и более поздним источником — с книгой Эрнеста Ренана «Жизнь Христа» (1863). Рассуждения писателя вписываются в круг идей, высказанных еще Вольтером, который вслед за еврейскими писателями — защитниками Старого Закона видел в Христе лишь обманщика, а основоположником христианства считал святого Павла4. Хотя имя Вольтера в романе Тендрякова не упоминается, писатель пытается решить и этот давний спор о роли Христа и Павла: эксперимент должен дать ответ на вопрос, возможно ли появление христианства без Христа с апостолом Павлом в качестве его основоположника.
Внимание автора эксперимента привлекли в первую очередь те фрагменты Евангелия, которые не доступны рациональному пониманию или содержат загадочные места. Они анализируются, комментируются, оцениваются; герой пытается отделить в них вымысел от реальных фактов. В этом контексте чудеса, особенно исцеление «бесноватых», объяснены научно и выглядят совершенно возможными. Герой представляет Христа только человеком:
Реальный Христос не походил на того богочеловека, каким создала его человеческая фантазия множества поколений <...> О нем рассказывали были, но и небылицы. Последующие евангелисты домыслили даже то, что нищий проповедник оказался потомком царя Давида (95).
Анализируя стиль синоптиков, герой-повествователь упрекает их в неумении пользоваться словом и т. п. Но и десакрализированный, лишенный божественности Христос остается для него «яркой, обаятельной личностью». Он видит в Христе общественного деятеля, поэта-проповедника, не очень последовательного и логичного в своих высказываниях, но умеющего увлечь своим учением людей. Так
4 См.: Daniel-Rops. Dzieje ЗД^^а. Warszawa, 1968. S. 551.
воспринимали Христа и немецкие ученые XVIII века Лессинг и Реймарус. Кроме этого, герой пытается воссоздать внешний вид Христа и уточнить его происхождение. Евангельские упоминания о братьях Христа (Мф. 12:46) вызывают его сомнения в нравственности матери Христа Марии — вспоминается в романе и запись Цельса (к которой ранее обращался Вольтер) о якобы легком поведении Марии, которая изменила мужу с римским солдатом.
Содержание «Покушения на миражи» дополняет пять сказаний, три из которых восходят к Новому Завету. Два из них («О преждевременно погибшем Христе» и «О Павле, не ведающем Христа») уточняют суть эксперимента. Каждое из сказаний является свободным, допускающим игру фактами и вымысел переложением евангельского предания. По замыслу автора эксперимента, убитый камнями за три года до распятия Христос (за противоречащую Ветхому Завету интерпретацию законов) не успел стать пророком «почти вселенского значения», а ничего не знающий о нем Павел преследует нарушителей иудейских законов, но в нем уже пробуждаются совесть и сострадание к ближнему. Окончание эксперимента не стало научной сенсацией. Компьютер не создал модели истории без Христа, подтвердил его незаменимость, показав тем самым ошибку тех, кто отрицал Его существование. Третье сказание озаглавлено «Страсти о ближнем» и посвящено святому Луке. Это сказание можно воспринять как иллюстрацию применения в житейском поведении христианского кодекса, сформулированного Иисусом в Нагорной проповеди: Лука готов умереть на кресте за своего ближнего, незнакомого ему раба.
Хотя роман Тендрякова и отражает материалистическое миропонимание, в нем показано, чем христианство пленяет людей, подчеркнута его облагораживающая роль в развитии личности человека. Тендряков, по-видимому, стремился доказать, что между полюсами веры и неверия существуют явления переходные и не враждебные, что неверие не означает борьбу с верой, что при известном атеизме советского общества было достаточно смелым суждением.
«Пирамида» отличается от «Покушения на миражи» прежде всего мировоззренческой перспективой: если у Тендрякова религиозное рассматривается с научной исторической точки зрения, то Леонов смотрит на историческое с перспективы божественного. Именно с этой точки зрения показана советская эпоха, когда «из России изгнали Бога». Одновременно писатель пытается, вслед за такими философами, как
504
Декарт, Лейбниц, Кант5, проверить возможность рационалистического доказательства существования Бога. Кроме этого, писатель рассматривает результат и возможности теологического, интуитивного и научного познания, что в контексте опыта советской эпохи снова ставит вопрос о ценности морали, созданной исключительно человеком, и о перспективах науки, не ограниченной этикой. В идеологии романа советская история с ее трагическим опытом вписана в историю всего человечества, а история земной цивилизации в контекст вечности. В этом романе-наваждении6 (термин «наваждение» в библейском контексте значит «наводить благо») Библия является не только одним из многих цитируемых и переосмысляемых источников — обращения к тексту «Книги Первой» предопределяют структуру анализируемого произведения, организуют его содержание на тематическом, идейном, сюжетном и языковом уровнях. Можно предположить, что авторская концепция основана на подражании библейскому тексту. Как и в Библии, в «Пирамиде» идет речь о сотворении мира, ставится вопрос о «причинах небесного раскола», иначе говоря, о генезисе добра и зла и о примирении этих противоположных сил, о том, «для чего люди случились в мироздании», какими бы они были, если бы Ева не вкусила запретный плод, какое значение имел подвиг Христа и стали ли лучше люди после Голгофы, есть ли
Христос в душах людей ХХ века и грозит ли гибель человечеству.
Христос упоминается на страницах «Пирамиды» многократно — о нем говорят почти все герои романа: ученый Филуметьев, атеист Вадим, дьявол в современной ипостаси, поп Матвей Лоскутов и др. Вадим высказывает надежду многих революционеров и некоторых поэтов (например, Александра Блока) на то, что коммунизм реализует христианский кодекс, сформулированный Иисусом в Нагорной проповеди. Поп Лоскутов объясняет подвиг Христа следователю Алеше, который, как и многие молодые люди, совершенно не знает значения символа креста, «символа дразнящей старины». Пытаясь кратко передать суть Евангелия, герой подходит к заключению, что наиболее глубокая правда о Христе скрыта не в исторических фактах, а в самом человеке.
5 StewartR. Idee, które uksztaltowaly swiat. Warszawa, 1998. S. 82.
6 Павловский А. Два эссе о романе Л. Леонова «Пирамида» // Русская литература. 1998. № 3. С. 262.
505
Лейтмотивом в «Пирамиде» повторяется мысль о богооставленности человечества, заимствованная из апокрифа Еноха7. В романе Христос появляется только один раз — во сне Матвея Лоскутова. Матвей видит «реку прогресса», содержащую разнообразные, одновременно схваченные элементы, — в кинематографическом движении плывут атрибуты высокоразвитой цивилизации, развитие которой направлено на организацию быта и культурной жизни под девизом «все для человека». Эту картину шествия наблюдал за плечом Матвея босой Христос, сошедший с фрески «Вознесение»; достигшие умственного совершеннолетия питомцы «сами всем табором уходили от обременительной Христовой опеки в некую обетованную даль». Христос из сна Матвея одинок, жалок, непрактичен и смиренен8, как и Христос из «Братьев Карамазовых», людям не нужно его сочувствие и милосердие9.
Ни всеведения Божественного, ровно ничего не оставалось в нем от прежнего пророка и сына Божьего, так как в силу чрезмерной щедрости вчистую роздал себя людям. По глубочайшему Матвееву убеждению, все лучшее, нажитое ими (т. е. покидающими Христа людьми. — В. С.) за тот истекающий исторический период, приобретено было через него одного, в том числе и нынешняя мечта о всемирном братстве, если только шествие на вершину не задержится на промежуточной ступеньке блаженства, наиболее соблазнительного для черни и рабов. И значит, нынешний его подвиг выше голгофского... (2; 17)
Так подчеркивается в романе вечная слабость человека и вечная любовь к нему Христа, который с самого начала знал, на что способно человечество. Но в романе говорится и о временном уступлении Христом места своему антиподу. Антипод Христа занимает в «Пирамиде» гораздо больше места, чем сам Христос. Одним из главных героев романа является современный дьявол Шатаницкий. Это одно из наиболее интересных воплощений злого духа в русской
7 Харитонов А. Второй семинар по роману Л. М. Леонова «Пирамида» в Пушкинском Доме // Русская литература. 1997. № 3. С. 223.
8 Горичева Т. О кенозисе русской литературы // Христианство и русская литература. СПб., 1994. С. 52.
9 Ср.: Олливье С. Полемика между Полем Клоделем и Андре Жидом по поводу образа Иисуса Христа в творчестве Достоевского // Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков. Петрозаводск, 1994. С. 218.
506
литературе. Дьявол, который избрал Советскую Россию местом своего долгого жительства, редко пользуется сверхъестественной силой, хотя по-прежнему таковой
обладает. В Советском Союзе он стал крупным ученым, даже корифеем всех наук и одновременно предводителем безбожников. Свою главную задачу (уводить людей от Бога) он выполняет «сверх плана» и без больших усилий. Характеризуя ситуацию в Советской России, Леонов подчеркивал, что в истории нашей цивилизации человек никогда еще не искушался столь интенсивно, как при коммунизме — верой, противоположной христианской10, обещающей человеку рай на земле, роль демиурга и хозяина мира. Полная победа атеизма была бы и окончательной победой Шатаницкого. В концепции этого персонажа, аналогично как и в конструкции других элементов художественного текста, Леонов синтезировал черты, заимствованные из Библии, апокрифа Еноха, фольклора и литературы, и развил их собственной фантазией. Однако наиболее значительную роль в этой концепции сыграл апокриф — в «Пирамиде» дописано его окончание. Автор дал Шатаницкому возможность представить свою версию самых важных библейских событий. Согласно этой версии, причиной небесной распри (разделения добра и зла) была зависть ангелов — им не нравилось, что Бог поставил человека выше их самих. Ангелы-бунтари были наказаны изгнанием, лишением возможности общения с Богом. Примирение враждующих сил возможно только тогда, когда исчезнет причина небесного раскола, то есть человек. Все действия сатаны подчинены стремлению доказать Богу, что люди не оправдывают Его надежд, не соответствуют Его замыслу.
Как и его литературный предшественник из «Утраченного рая» Мильтона, Шатаницкий приписывает себе авторство таких известных библейских событий, как искушение Евы и искушение Христа в пустыне, вопреки библейскому преданию присваивает роль покровителя и учителя первых людей после того, как от них отвернулся обиженный Бог. Он упрекает евангелистов в манипулировании информацией, а Христа — в том, что утаил от них существенные факты, в том числе последствия искушения.
Собственно, все это говорится для искушения одного из последних в СССР праведников — попа Лоскутова,
10 Bierdiajew M. Problem komunizmu. Warszawa, 1937. S. 90.
507
который не лишен сомнений, но от этого его вера не перестает быть сильной. Лоскутов знает то, что должен знать каждый, — для достижения цели дьявол всегда пользуется клеветой и обманом11. Злой дух очередной раз терпит поражение, но его предсказания гибели человечества перекликаются с предчувствиями других героев. Матвей Лоскутов, наблюдая происходящее в Советском Союзе приходит к выводу, что «человек извратил и свою божественную суть и данные Спасителем заветы» (2; 3), что «в небе уже исчерпалась идея человечины, разошлась с тем, как было задумано». Сталин, власть которого сатанинская, хочет превратить общество в абсолютно управляемое, лишить человека свободы мысли и воли, лишить его человечности. Провидица Дуня видит в своих снах разные стадии агонии человечества и, наконец, совершенно безлюдную землю, а ангел Дымков, который выполняет в романе роль апокалиптического комментатора замысла небес, объясняет причины такого положения вещей.
Своеобразным итогом трагических предсказаний является «псевдоапокалипсис» по Никанору. Его автор — студент Никанор Шамин, ученик Шатаницкого, друг семьи Лоскутовых, знающий сны Дуни и откровения то ли ангела, то ли пришельца из других планет Дымкова. Эти откровения Шамин переводит на язык науки, связывает с космогоническими теориями, которые выглядят вполне правдоподобными. О возможности космической катастрофы предупреждают и ученые, исследующие орбиты астероидов, озонные дыры, степень загрязнения естественной среды и т. п. Против человека может обернуться его извечная мечта об
овладении материей, которая, «притворяясь послушной, правит нами по собственному произволу», биологическое вырождение — результат нарушения механизма естественного отбора, неправильное использование достижений науки и техники. В одном из сновидений Дуни Леонов показывает, что прогресс направлен прежде всего на изобретение более гуманных средств убиения людей. «Научный» апокалипсис предупреждает, что человечество погибнет на «алтаре прогресса» от «достигнутого им могущества».
Предпосылки леоновского предостережения перекликаются с теориями известных философов, например Бергсона,
11 Rozek М. Diabel w кикигае polskiej. Szkice z dziej6w motywu i postaci. Warszawa, 1993. 508
который подчеркивает, что наука не знает доказательств того, что якобы мир был создан для человека, что вечными в космосе являются только материя и движение12. В контексте этой и подобных теорий библейский Страшный суд — лишь переход космической материи в очередную стадию ее развития. С этой точки зрения история человечества может показаться «космическим мгновением», и в этом возникает внешнее согласие науки, романа и Библии.
12 Rowinski С. Czlowiek i swiat w poezji В. Lesmiana. Warszawa, 1982. S. 21.