CC BY
152
ФШМШДОГИ СШТСКН* ОЦЕСТМ
А.П.Прохоров
ЭВАКУАЦИЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ НА ВОСТОК (ИЗ ОПЫТА СОВЕТСКОЙ МОДЕЛИ УПРАВЛЕНИЯ)
Прохоров Александр Петрович — кандидат экономических наук, доцент кафедры управления Ярославского госуниверситета.
В послужном списке русской модели управления есть и впечатляющие провалы, и выдающиеся достижения. Чтобы понять, за счет каких факторов русская модель управления достигает поставленных целей, имеет смысл рассмотреть один из примеров управленческого успеха. Наиболее яркий известный нам пример — беспрецедентное по масштабам и темпам перемещение промышленности и населения в восточные районы СССР в начале Великой Отечественной войны. Бурный ход эвакуации на восток дал много примеров неразберихи и организованности, неуправляемости и инициативы, головотяпства и планомерности, неэффективности и результативности.
Сама необходимость эвакуации, как все в России (включая осенние дожди и зимние морозы), стала неожиданностью. “Конкретным эвакуационным планом, заблаговременно разработанным на случай неудачного хода военных действий, государственные органы не располагали” (8, с. 11), поэтому организовывать вывоз на Восток пришлось в аварийном порядке.
Каков же был ответ системы управления на этот вызов?
Во-первых, спешно был организован централизованный аппарат, занимавшийся вопросами эвакуации. 24 июня 1941 г. был создан Совет по эвакуации и Переселенческое управление при Совнаркоме СССР. Поскольку времени на организацию разветвленной сети представительств Совета на местах не было, то Совет просто наделял обширными правами своих уполномоченных в регионах.
Такими уполномоченными назначались влиятельные люди, обладавшие высоким должностным статусом. “Уполномоченными по эвакуации во многих случаях являлись секретари ЦК компартий республик, крайкомов, обкомов, горкомов. Общее число его уполномоченных в союзных республиках, краях и областях вместе со штатными работниками составляло на 1 января 1942 г. 2757 человек” (4, с. 138). Контроль за работой самих уполномоченных осуществляла руководимая А.Н.Косыгиным группа инспекторов при Совете.
ФЕН01Е Н1Л0ГН1 ШЕТСНГФ 01ШЕСТН
Во-вторых, вышеупомянутый централизованный аппарат в основном выполнял лишь контрольные функции, а саму эвакуацию отрасли регионы проводили самостоятельно. “Ответственность за эвакуацию возлагалась на наркоматы, непосредственно на местах ею руководили партийные и советские органы, военные советы. Они разрабатывали планы эвакуации, организовывали эвакопункты” (8, с. 12). То есть фактически заводы эвакуировали себя сами, а местные органы власти помогали им чем могли.
В-третьих, чрезвычайные обстоятельства вынудили отказаться от использования традиционных бюрократических процедур. “Заседаний... в обычном понимании — с повесткой дня, секретарями, протоколами не было. Процедура согласования с Госпланом, наркоматами, ведомствами .была упрощена до предела. Инициатива центральных и местных работников била ключом”, — вспоминал начальник управления тыла Красной армии Хрулев (12, с. 66-67). Это позволило уже через неделю после начала войны принять первый общегосударственный план военного времени на третий квартал 1941 г., в августе — на четвертый квартал 1941 г. и на 1942 г. — план перевода экономики на военные рельсы.
Эвакуация сопровождалась всеми ошибками, присущими системе управления того времени. “В руководстве эвакуацией присутствовала излишняя степень централизации. Без указаний ГКО и Совета по эвакуации местные органы не имели права принимать решения о вывозе оборудования заводов. Обстановка же в прифронтовой полосе в первые месяцы войны так быстро менялась, что решения Совета по эвакуации запаздывали и эвакуация начиналась с опозданием, например, решение о перебазировании предприятий Донецкого бассейна состоялось лишь 9 октября 1941 г., когда начались бои в районе Донбасса. Постановление о перемещении на восток Мариупольского металлургического завода было вынесено 5 октября, эвакуация началась 6-го, а 8-го город был захвачен. По этой же причине большая часть оборудования доменных и мартеновских цехов Сталинского, Макеевского и Мариупольского заводов осталась на месте.
“По важнейшим металлургическим, коксо-химическим, огнеупорным заводам Сталинской области фактически эвакуация сорвана”, — сообщал нарком черной металлургии И.Ф.Тевосян (7, с.92).
Тем не менее неоправданные задержки с принятием решений об эвакуации удавалось компенсировать мобилизацией всех людских и транспортных ресурсов, а также жестким контролем. Ведь по решению Совета по эвакуации был использован имевшийся в областях “аппарат по переселению и переселенческие отделы” (7, с.92), как официально назывались репрессивные органы, в предшествующие годы проводившие выселение раскулаченных и прочих “антисоциальных элементов”. Эти органы обладали богатым опытом быстрой отправки больших масс людей на дальние расстояния. Нетрудно представить себе методы их работы.
1=1
ФІ МИ ПОМПІ ШЕТСКНО ОІШТМ
Согласно принятому “Положению об эвакуации рабочих, служащих и их семей”, рабочие предприятий военной промышленности и машиностроения, заводов тяжелой индустрии считались мобилизованными и эвакуировались организованно, т.е. не могли от нее уклониться или действовать поодиночке. “Каждый работник предприятия имел право взять 100 кг груза и по 40 кг — на каждого члена семьи. Перевозка осуществлялась за счет государства” (4, с. 546).
Впрочем, одной жесткостью и репрессиями невозможно объяснить невероятно высокие темпы эвакуации. Например, киевский завод “Транссигнал” был демонтирован и погружен в вагоны за четверо суток. Для демонтажа завода “Арсенал” весь персонал завода был разбит на семь бригад и переведен на казарменное положение, пока большая часть оборудования не была отправлена.
Эвакуация часто шла уже под огнем. При демонтаже “Запорожстали” с противоположного берега завод обстреливался, были раненые и убитые. Тем не менее ежедневно уходило до 900 вагонов. 3 октября, когда Запорожье было оставлено, по словам участника, “оставалось только подмести цехи металлургических заводов. Больше там нечего было делать” (3, с. 70).
15 октября после первой смены Московский автозавод прекратил работу, и в ночь на 16 октября начался срочный демонтаж оборудования. Часть персонала перешла на казарменное положение до окончания эвакуации, и ежедневно на восток уходило до 500 вагонов с оборудованием (1, с. 230-231).
Один из крупнейших московских станкостроительных заводов “Красный пролетарий” получил соответствующие указания в ночь с 14 на 15 октября. Были созданы бригады по демонтажу и по отгрузке оборудования, эвакуация шла круглые сутки до 1 ноября, когда закончилась отправка оборудования вместе с основными кадрами на Урал.
В 2 часа дня 16 октября 1941 г. на совещании в Кремле было решено: “Сегодня же, 16 октября, до конца дня и в ночь вывезти из Москвы все наркоматы, учреждения и ведомства. Железнодорожники обязаны обеспечить выезд. Нарком путей сообщения Г.В.Ковалев ответил, что НКПС может дать 100 поездов за ночь” (2, с.212). За одну ночь из Москвы было вывезено 150 тыс. человек.
Инициатива и исполнительность нередко противоречили здравому смыслу Чего стоит одно только принятое в условиях блокады решение Ленинградского городского комитета партии “О развертывании политико-воспитательной работы на эвакопунктах города”. В соответствии с ним в общежитиях эвакуируемых, заполненных голодающими и умирающими людьми, “было организовано культурно-просветительское обслуживание, открыты красные уголки...” (8, с. 20).
Член Совета по эвакуации Дубровин вспоминает: “Конечно, в первые месяцы у нас было много ошибок и трудностей. Значительное число вагонов с эвакуируемым имуществом не имело адресов назначения, вагоны часто отправлялись на чрезмерно большие расстояния, грузилось много малоценного имущества. Жела-
ФЕНС1ЕН1Л0ГН1 (ПЕТСНГФ 01ШЕСТН
ние увезти все приводило к тому, что вагоны загружались домашней мебелью, канцелярскими шкафами, столами, личными вещами в ущерб ценному оборудованию” (2, с. 78).
Как бы то ни было, “во второй половине 1941 г. на Восток было вывезено оборудование 2593 промышленных предприятий” (8, с. 85). За два периода эвакуации удалось эвакуировать 25 млн. человек. В наиболее важных отраслях промышленности были перебазированы на Восток основные мощности (14, с. 150).
Следующая проблема, с которой столкнулась эвакуация, — транспортная. “Железная дорога не справлялась с нагрузкой. Продвижение поездов осенью 1941 г. снизилось до 100-150 км в сутки. Многие поезда с эвакуированными двигались очень медленно, застревая в пути” (8, с. 25). “Ростов был забит эшелонами с заводским оборудованием. Дорога работала с предельным напряжением, не в состоянии пропустить все составы. Это лишало нас возможности маневрировать войсками и ограничивало подвоз боеприпасов” (11, с. 175-176), — вспоминает бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В.Тюленев. Из-за недостаточной четкости продвижения эвакуированного оборудования из 700 предприятий, демонтированных в начале войны, на новые места полностью и вовремя прибыло не более 270 и частично 110, остальные находились в пути следования” (8, с. 79). “.Большое число эшелонов с эвакуированным оборудованием застряло по тупикам, разъездам, находилось на перевалочных базах. Многие дороги Поволжья и Урала были забиты вагонами, причем у значительной части грузов не было хозяина. Например, на Пермской ж/д стояло неразгруженным более 58 тыс.вагонов (6, с. 112).
Как была решена эта проблема?
Во-первых, усилением ответственности и ужесточением контроля. “18 ноября ГКО обязал НКПС принять срочные меры по быстрейшей отправке эвакуированных. За нарушение установленных норм и неприем поездов виновные привлекались к ответственности. Совет по эвакуации ежедневно отчитывался перед ГКО о проделанной работе” (8, с. 25).
Во-вторых, путем создания централизованного аппарата (25 декабря был организован Комитет по разгрузке транзитных грузов, куда вошли Микоян, Косыгин, Вознесенский).
В-третьих, за счет традиционных для России механизмов перераспределения (в данном случае перераспределения транспортных средств).
“НКПС отдал приказ о задержке поездов с несрочными грузами. На железных дорогах ежедневно проводилась перепись всех вагонов с эвакогрузами, сведения поступали в НКПС. На основе этих данных готовились предложения о досрочной разгрузке части вагонов с неоперативными грузами в пути следования с тем, чтоб порожние вагоны возвращались под погрузку. Часть досрочно разгруженных грузов передавалась местным исполкомам для использования, а осталь-
1=1
ФШМЕПЫПГИ ШЕТСКОТО ОЕЩЕСШ
ные в дальнейшем отправлялись к месту назначения” (8, с. 81). Иначе говоря, железнодорожники сами принимали решения, какой груз выкидывать из вагонов (и стоит ли его отдавать местным органам власти), а какой оставить. В какой еще стране возможен такой простор для инициативы и самостоятельности?!
“В январе 1942 г. Комитет по разгрузке принял решение о разгрузке вагонов с местными грузами. На все транспортные магистрали направили уполномоченных. Местные предприятия — владельцы грузов — должны были обеспечить своевременную разгрузку. Ответственность возлагалась на одного из секретарей обкома” (8, с. 82). То есть секретари обкомов должны были конфисковать вагоны у предприятий, заставив директоров заводов самих же эти вагоны разгружать.
Вообще-то у директоров были свои начальники-наркомы и были свои производственные планы, за невыполнение которых они несли ответственность по законам военного времени, так что статус секретаря обкома был необходим для выполнения этого решения Комитета по разгрузке. А присланные Комитетом уполномоченные были призваны проследить, чтобы директора заводов не договорились с секретарями обкомов о каком-либо компромиссном варианте.
В результате принятых мер “в течение февраля заторы грузов на дорогах были ликвидированы” (8, с. 82).
Однако вывезти на Восток людей и оборудование — это только полдела. Предстояло разместить их (а “в отдельных районах число эвакуированных достигало почти 50% местного населения (8, с. 37)”) и наладить работу эвакуированных предприятий.
В процесс размещения людей Москва не вмешивалась, занимались этим только местные органы власти. Главными их инструментами были привычные мобилизация и перераспределение (в данном случае перераспределение жилья). Повсеместно областные и городские парторганизации принимали “меры по приему и расселению эвакуированного населения, предоставив районным исполкомам право уплотнения граждан как в государственном жилом фонде независимо от подчиненности (за исключением жилого фонда военведа), так и в частновладельческом фонде” (5б, с. 37).
В Ульяновске, куда были эвакуированы московские автозаводы, семьи размещались по окрестным деревням (8, с. 34). “В Томске председателей райисполкомов горком обязал в трехдневный срок учесть все амбары, флигели, чердачные помещения и передать их предприятиям и организациям для приспособления под жилье” (8, с. 34). В Куйбышеве для расселения прибывших работников заводов выселяли “в другие районы” коренных жителей города (5, с. 37).
Проще всего поступили в Марийской АССР, где “за каждым эвакопунктом закреплялась партийная организация, коммунисты которой отвечали за прием населения, разгрузку, размещение. В эвакопунктах и общежитиях были выделены политруки и коменданты” (9, с. 49). Другими словами, вышестоящая партий-
ФЕНСІЇпілоті шетснгф ОІШЕСТН
1=1
ная организация, не утруждая себя какой-либо работой по приему и размещению людей, перепоручала ее нижестоящим.
“Оборудование прибывавших заводов часто размещалось в не приспособленных для этого условиях — складах, гаражах или вовсе под открытым небом. Неизбежными были хищения и порча оборудования. Но предприятия вводились в эксплуатацию ударными темпами” (8, с. 91).
Запуск в эксплуатацию эвакуированных предприятий проходил под контролем Центра. Из-за нехватки времени на разгрузку формальных контрольных процедур функции контроля возложили на уполномоченных. “Для контроля за восстановлением предприятий и выполнением ими плана выпуска продукции Госплана СССР наркоматы командировали на места своих уполномоченных и оперативные группы.” (8, с. 90).
Однако всю практическую работу выполняли сами коллективы предприятий, местное население и местные органы власти (повторим, их главными функциями были, во-первых, мобилизация и перераспределение людских и прочих ресурсов между объектами, во-вторых, административное давление на руководителей предприятий с целью ускорения работ). “То, что происходило в осенние и зимние дни 1941 г. на строительных площадках, где развертывались эвакуированные предприятия, часто не было похоже на обычную стройку. Ночные работы проводились при свете факелов и костров. Электроэнергии едва хватало на то, чтоб пустить смонтированные под открытым небом станки. Осветительная аппаратура прикреплялась к деревьям. Зимой на одной из окраин Свердловска можно было наблюдать такую картину. Под соснами, с которых свисали электрические лампы, работали станки. Тут же автогенщики резали сталь, кузнецы ковали металл” (4, с. 150).
Успехи системы управления в деле перебазирования промышленности на Восток контрастируют с произошедшими в те же месяцы провалами на театре военных действий. О грядущей войне с Германием знали заранее, тщательно готовились к ней, мобилизовали на подготовку к войне ресурсы всей страны — и потерпели катастрофические поражения в первые месяцы. А об эвакуации даже не думали (воевать-то собирались на чужой территории!), не готовились, эвакуировались в аварийном порядке, “экспромтом” — и достигли впечатляющего успеха.
Более того, успех эвакуации в конечном счете позволил нейтрализовать негативный эффект первоначальных поражений и потерь, обеспечить военно-техническое превосходство над противником и выиграть войну. Сверхцентрализо-ванная система управления провалила то, к чему она готовилась, с наибольшей степенью самостоятельности на всех уровнях управленческой пирамиды. Указанный парадокс — одно из закономерных следствий того, как устроена русская модель управления (10).
В случае с эвакуацией можно выделить следующие управленческие факторы, обеспечившие положительный результат: во-первых, мобилизация и перерас-
•ШИП1ПШ ШЕПЮП
пределение ресурсов на ключевые направления, во-вторых, создание централизованных контрольных (а при необходимости и контрольно-репрессивных) структур, в-третьих, автономность низовых подразделений. Нетрудно увидеть в них те самые “факторы успеха”, которые на протяжении столетий являлись главными инструментами русской модели управления.
ОЩИШ
НА ВОСТОК (ИЗ ОПЫТА СОВЕТСКОЙ МОДЕЛИ УПРАВЛЕНИЯ)
Литература
1. Выстояли и победили. Документы и материалы. — М.: Московский рабочий, 1966. — 400 с.
2.Дубровин Н.Ф. Эшелон за эшелоном. М., 1966.
З.Запорожская область в годы Великой Отечественной войны. Запорожье, 1959.
4.История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945: В 6 тт. М., — Воениздат. — 681 с.
5.Куйбышевская область в годы Великой Отечественной войны. Куйбышев, 1966.
6.Куманев Г.А. На службе фронта и тыла. Железнодорожный транспорт СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. М.: Наука, 1976. — 455 с.
7.Лихоманов М.И. Организаторская работа партии в промышленности в первый период Великой Отечественной войны. Л.: Изд-во ЛГУ, 1969. — 222 с.
8.Лихоманов М.И. и др. Партийное руководство эвакуацией в период Великой Отечественной войны 1941-1942 гг. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. — 285 с.
9.Марийская АССР в годы Великой Отечественной войны. Сб. документов и материалов. Йошкар-Ола, 1967.
10. Прохоров А.П. “Русская модель управления”. М.: ЗАО “Журнал Эксперт”, 2002. — 384 с.
11. Тюленев И.В. Через три войны. М.: Воениздат, 1960. — 237 с.
12. Хрулев А. Становление стратегического тыла в Великой Отечественной войне / Военно-исторический журнал. 1961. — № 6. — С. 62-74.
