CC BY
11
ЭТНОСПЕЦИФИКА ДИРЕКТИВНОЙ СИНТАКСЕМЫ НАДО+ИНФИНИТИВ В ДИАХРОНИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
С.Н. Глазкова
Ключевые слова: этноспецифика, исконность, частотность, употребительность, трансформация, диахрония.
Keywords: ethnospecificity, vemacularity, frequency, common use, transformation, diachrony.
Статья посвящена диахроническому анализу этноспецифичной двухкомпонентной синтаксемы русского языка, состоящей из инфинитива и безличного слова-предиката надо. Актуальность изучения данной модели обусловлена ее высокой продуктивностью в современном русском языке. Своей спецификой конструкция прежде всего обязана слову надо, которое и обеспечивает национально-культурное маркирование модели. Лексему надо мы причисляем к группе ключевых слов русской культуры: выражение предикативного значения с помощью не глагольной, а наречно-глагольно-именной синкретичной формы, безлично-предиктивного слова этноспецифично. Коммуникативно-прагматический статус модели связан с особой, «ленивой», как мы ее называем, директивностью, директивностью-процессуальностью. Исследуемая инфинитивно -предикативная синтаксема имеет значение динамического состояния. Семантика модели полифонична: значения необходимости, желания, возможности, долженствования, повторяемости-привычности неоднозначно иерархизированы, зачастую интегративны. Русский коммуникант осознает называемое действие как предполагаемое в неопределенном временном плане, пассивное, незавершенное, не нацеленное на результат, вынужденное; не реальное, а мыслимое, происходящее само по себе, стихийно, независимо от вмешательства и активности субъекта. Каждая из приведенных ниже фраз имеет различное прагматическое значение в зависимости от того, кому из коммуникантов принадлежит в различных речевых ситуациях: матери, укладывающей ребенка в кроватку, или адресанту, засидевшемуся у компьютера. Надо спать (1) ложись, укладывайся, засыпай; 2) пора ложиться). Надо поспать (1) ложись спать; 2) мне
необходим отдых). Надо выспаться (1) ложись пораньше, сейчас же; 2) понадобятся силы, отдых необходим). Аналогично: Надо
высыпаться. Надо уснуть. Надо заснуть. Надо засыпать. Надо лечь спать. Надо проснуться. Надо просыпаться. Надо не проспать.
На наш взгляд, конструкция преломляет в себе ключевые идеи русской языковой картины мира: неопределенность бытия,
непредсказуемость мира, необходимость и сложность мобилизации внутренних ресурсов для осуществления действия, бездеятельность, безличность [Зализняк, 2005], неподвластность, непостижимость, неконтролируемость жизни человека [Макшанцева, 2001, с. 130-137], логику незавершенности [Вежбицка, 1996, с. 34-36]. Это далеко не полный список составляющих русской языковой картины мира, однако именно эти компоненты ярко отражены в исследуемой модели «пассивного», в нашей терминологии, «ленивого» директива.
Представляется важным рассмотреть диахронические сдвиги в частотности употребления данной конструкции и соотнести полученные данные с трансформациями языковой картины мира русских. В связи с тем, что модальный компонент конструкции претерпел изменения, актуально исследовать не только названную модель, но и синонимические модели типа надобе, надобно, надоть и др.+ инфинитив с возможным ситуативным или контекстуальным его пропуском.
Материалом для исследования послужили произведения русской литературы и данные словарей за период с XI по XXI век. Отобранные книги являются известными программными произведениями, изучаемыми в средней школе, в университетских курсах литературы, что обеспечивает репрезентативность лингвистического материала.
Безусловно, важнейшей для нас цитатой является этимологическая ссылка на словарь М. Фасмера: «
- то же, с част. -ть из ти, впервые др.-русск. надо “ ”, Полоцк.
грам. 1264 г. (см. Срезн. II, 277)» [Фасмер, 1971, с. 316].
Как видим, М. Фасмер ссылается на Полоцкие грамоты 1264 года. Однако еще в памятнике древнерусской литературы (1053-1125 годы) ХІ-ХІІ веков «Поучении Владимира Мономаха» мы находим первое из сохранившихся употребление исследуемой конструкции.
На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надобе, весь нарядъ, и в дому своемь то я творилъ есмь (На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо;
весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал) (перевод Д.С. Лихачева).
Следует отметить, что из трех случаев перевода фрагментов текста с помощью анализируемой конструкции Д.С. Лихачевым, тонким знатоком древнерусского языка, два в оригинале представляют собой другие синтаксемы, один - исследуемую модель. Это свидетельствует, во-первых, об исконности модели для русского языка, о ее формировании до возникновения литературы, во -вторых, об исторической тенденции к расширению ее употребительности и архаизации других моделей. Приведем два примера такого сопоставления.
1) Заутренюю отдавше богови хвалу, и потомъ солнцю въсходящю, и узревше солнце, и прославити бога с радостью и рече: «Просвети очи мои, Христе боже, иже далъ ми оси светъ твой красный! (На заутрени воздавши богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить бога и сказать: «Просвети очи мои, Христе боже, давший мне свет твой дивный!»);
2) И рещи бяше Давыдскы: «Азъ знаю, грех мой предо мною есть воину». (Надо было бы сказать тебе словами Давида: «Знаю, грех мой всегда передо мною».)
При анализе «Задонщины», создание которой ученые относят к XIV-XV векам, найдена одна инфинитивно-модальная конструкция со словом надобе:
А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню.
«Житие протопопа Аввакума» (1672) обнаруживает достаточно высокую употребительность конструкции - 14 случаев. Эта цифра свидетельствует о тенденции к усилению ее частотности, особенно при учете факта близости языка памятника к естественному разговорному. Из материала очевидно, что безынфинитивное употребление конструкции является речевой нормой. Приведем несколько примеров.
1) На утро прислала нам рыбы да пирогов, а нам то, голодным, надобе. 2) Да по писанию и надобе так: бог любит тех детей, которые почитают отцов. 3) Потужить надобно о них, о бедных. 4) Да нам надобе помнить сие: не нас ради, ни нам, но имени своему славу господь дает. 5) Зело надобно крепко молитися богу, да спасет и помилует нас, яко благ и человеколюбец.
Произведения литературы XVIII века демонстрируют устойчивость конструкции, несмотря на ее невысокую частотность.
Конструкция со словом надо встречается один раз у комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль». Цитата приводится ниже.
Цыфиркин. Лучше не надо.
Слово надобе архаизировалось, заменившись в литературных источниках на лексему надобно. Превалируют варианты модели со словом надобно.
Единичные употребления модели находим в произведениях Н.И. Новикова и Д.А. Брянчанинова, малочастотны они в прозе Н.И. Карамзина («Бедная Лиза» - 7) и А.Т. Болотова (5), достаточно частотны в комедиях Д.И. Фонвизина («Недоросль» - 25, «Бригадир»
- 17), видимо, по причине близости к разговорному языку. Приведем примеры.
Стародум. Да тем не меньше тебе заплатить надобно.
Г-жа Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка!
Правдин. Я родился в Москве, ежели вам то знать надобно, а деревни мои в здешнем наместничестве.
Стабильность употребления синтаксемы обнаруживают произведения литературы первой трети XIX века. Фиксируются конструкции с лексемой надобно, например, в произведениях Н.В. Гоголя («Шинель» - 3, «Мертвые души» - 9). Однако наблюдения показывают, что именно в этот период происходит постепенная архаизация конструкции с модальным компонентом надобно и актуализация лексемы надо. Практически одновременно созданные А.С. Пушкиным повести «Дубровский» и «Капитанская дочка» (1833-1836) иллюстрируют это явление («Капитанская дочка»
- 15 употреблений надобно; «Дубровский» - 9 употреблений надо). Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» содержит только 4 конструкции с компонентом надобно и 37 - с компонентом надо. Эти факты свидетельствуют об устойчивости названной синонимической замены. Ниже приведены несколько примеров из повестей «Капитанская дочка» (1), «Дубровский» (2), романа «Герой нашего времени» (3).
Но надобно подумать о безопасности женщин.Но покамест надобно взять терпение... (1).
Некогда, бабушка, мне надо сбегать еще в одно место (2).
А надо бы заснуть, чтоб завтра рука не дрожала. Печорина надо проучить! (3).
Литература второй половины XIX века свидетельствует о приоритетности словоупотребления лексемы надо в исследуемой
синтаксеме. В романах И.С. Тургенева («Отцы и дети» - 40 синтаксем с компонентом надо и 6 - с компонентом надобно), Ф.М. Достоевского («Преступление и наказание» - 87 употреблений конструкции с компонентом надо) они преобладают и стабильно высокочастотны. Примеры ниже иллюстрируют данное положение.
1) Ведь тут надо теперь же что-нибудь сделать, понимаешь ты это? 2) Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть!
3) Знаю, что надо бы в часть заявить. (Ф.М. Достоевский)
Приведем статью из словаря В.И. Даля (1863), касающуюся модального компонента конструкции. Данные словаря касаются лексемы надо, однако их можно считать относящимися к самой синтаксеме. Представим аргументы в пользу такого утверждения: во -первых, пропуск инфинитива всегда ситуативно обусловлен и легко восполним; во-вторых, именно слово надо формирует специфичность всей конструкции.
НАДО, надобно, влад. надобе, стар. и сев. надобеть, орл. надобить, перм. надовно, арх. надотка, надоткабы; надоть, надоти, надось нареч. и безличн. глаг. нужно, должно, следует, необходимо, надлежит, требуется, потребно. Мне надо денег, надо достать. Надобно смиряться. Сколько ни живи, а умирать надо. Много бы взял, да не надобно (умирая). Чего нет, того не надо (или то и не годится). Народ иногда употреб. надо (нужно) самостоятельно, подразумевая делать, и так чтобы: надо, не забранили бы; надо так сделать, чтобы не стали бранить. Вместо: тебе что надо или надобить? говорят также: что надобит? что требуется, в чем нуждаешься, обращая тем слово это в безличн. глагол. Надобиться сев. (по образцу: хотеться, видеться) кому, что; нужно, надо. Мне надобится топор, нужно бы топора. Поколе надобился, держали, а не занадобился, прогнали. Не столько сможется (или надобится), сколько хочется. Изнадобился (не нужен более) кочадык - под лавку его. На что это понадобилось? Надобный, пск. надобитый, нужный, полезный, годный, необходимый, потребный. Надобность, надоба ж. нужда, треба, потреба, потребность, необходимость. На разные надобности издержал. Надобности домашние, семейные, путевые, общественные и пр. Надобщик м. надобщица ж. тот, кому что нужно, надобно. Мне надобен топор; подождешь, надобщиков много. Надобник м. надобница ж. нужный человек. Надобье ср. надобность, и | снадобье, лекарство. Надобичный, к надобью относящийся. Надобица ж. аптекарская склянка. Надобень м. надобник, нужный и полезный при деле, доме, человек: необходимая в
доме вещь. Сундук или коробья бабий надобень. Надоби'тый пск. нужный, надобный. [См. на-бъ, надобно, надобщикъ, надобый, надобье] [Даль, 1998, с. 1053].
Из словарной статьи видно, что закрепился широкий синонимический ряд у слова (надо, надобно, надобе, надобет, надобит, надовно, надотка, надоткабы; надоть, надоти, надось), сформировалось обширное словообразовательное гнездо (занадобился, надобный, надобитый, надобность, надоба, надобщик, надобщица, надобник, надобница, надобье, надобность, снадобье, надобичный, надобица, надобень, надобитый), зафиксирована корреляция с глаголом (надобет, надобит), хотя приоритет остался на стороне безлично-предикативного оформления конструкции, что весьма показательно в этнокультурном плане. Является неопровержимым фактом семантический синкретизм лексемы и ее сложная семантика (нужно, должно, следует, необходимо, надлежит, требуется, потребно). Свободно бытует фонд пословиц и устойчивых выражений (Поколе надобился, держали, а не занадобился, прогнали. Не столько надобится, сколько хочется. Изнадобился кочадык - под лавку его. ), сложились фразеосхемы в основе которых лежит исследуемая модель (На что это понадобилось? Что нужно, надобно?).
Очевидно, что модель исконна. Одним из косвенных показателей ее исконности можно считать грамматическую трансформацию с переходом синтаксемы во вводную конструкцию типа надобно сказать, надо заметить. Приведем примеры.
1) Взбираясь по лестнице, ведшей к Петровичу, которая, надобно отдать справедливость, была вся умащена водой, помоями и проникнута насквозь тем спиртуозным запахом, который ест глаза и, как известно, присутствует неотлучно на всех черных лестницах петербургских домов, — взбираясь по лестнице, Акакий Акакиевич уже подумывал о том, сколько запросит Петрович, и мысленно положил не давать больше двух рублей. 2) Конечно, мудрена женская половина человеческого рода; но почтенные читатели, надо признаться, бывают еще мудренее. 3) В этой партии, надо заметить к чести дам, было несравненно более порядка и осмотрительности. (Н.В. Гоголь).
Начало XX века свидетельствует о почти полной архивации компонента надобно и усиления употреблений надо. Произведения
А.П. Чехова («Вишневый сад» - 41 случай употребления надо), М.А. Булгакова («Мастер и Маргарита» - 30 случаев употребления
надо и 1 - надобно) и др. подтверждают это. Произведения второй половины века А.И. Солженицына («Один день Ивана Денисовича» -67, «В круге первом» - 189), Ю.О. Домбровского («Факультет ненужных вещей» - 198), В.П. Катаева («Алмазный мой венец» - 41),
В.С. Гроссмана («Все течет» - 34), Ю.В. Трифонова («Дом на набережной» - 44), В.М. Шукшина («Калина красная» - 68, «Печки-лавочки» - 45), С.Д. Довлатова («Заповедник» - 23) иллюстрируют все более широкое употребление конструкции, в том числе и с пропуском инфинитива. Приведем несколько примеров.
1) Надо либо жить, либо писать. 2) Надо было сделать логичнее переходы из одного зала в другой. 3) Надо, - говорю, -выбираться отсюда. 4) Надо было ехать в аэропорт. (С.Д. Довлатов).
1) Мне сейчас ведь ехать надо. 2) Вы сказали, что надо смотреть в оба. (Ю.О. Домбровский).
Тут шуми не шуми, боись не боись, а помогать надо. (Ю.В. Трифонов).
1) Молодой еще, надо всем интересоваться. 2) Вот о том и заспорили: надо ли везти детей-то? (В.М. Шукшин).
1) Чтоб иметь много денег — надо их много зарабатывать!
2) В лагере надо казаться заурядным. (А.И. Солженицын).
В современной прозе видно нарастание названных выше тенденций. Так, пьесы В.В. Сигарева («Агасфер» - 24, «Фантомные боли» - 19, «Детектор лжи» - 12, «Семья вурдулака» - 46), романы А.В. Иванова («Блуда и МУДО» - 120 употреблений) и других писателей отражают это.
Интересными кажутся данные современных частотных словарей. Представим их. Словарь под редакцией Л.Н. Засориной фиксирует индекс употребительности слова надо - 1462 на 1 млн. слов, что является очень высоким показателем: слово по частотности занимает 77 место [Засорина, 1977, с. 342, 807].
Из выявленных употреблений 247 приходится на газетно -журнальные тексты, 191 - на научную и публицистическую литературу, 396 - на художественную прозу, 628 - на драматические произведения. Последняя цифра говорит о повышенной употребительности слова, следовательно, и всей конструкции, в разговорной, диалогической речи, так как именно она чаще всего является языковым материалом современной драматургии. Таков анализ данных от 1977 года. Другие словари также указывают высокий индекс употребительности данной синтаксемы. Так, по
словарю О.Н. Ляшевской и С.А. Шарова лемма надо на 87-ом месте (на 20000 слов). Такая частотность подтверждается и нашим лингвистическим материалом. Высокая частотность конструкции в естественной русской речи вскрывает новые возможности в понимании особенностей русской языковой картины мира, особенностей коммуникативного этностиля русских, в частности, специфики выражения побуждения. Однако результаты исследования динамики частотности лексемы надо, представленные в словаре, показывают новую тенденцию в употребительности модели [Ляшевская, Шаров, 2008]. Динамика такова: 890,4 (50-е годы); 1036,9 (60-е годы); 1031,4 (70-е годы); 895,6 (80-е годы); 822,6 (90-е годы); 714,2 (2000-е годы). Как видно, изменение идет сначала в сторону увеличения с пиком в 70-е годы, затем постепенное, но устойчивое снижение употребительности, что заставляет задуматься о процессах изменения в периферийных структурах русской ментальности, сдвигах и деформациях в русской языковой картине мира. Различие в данных словарей объяснимо возможной погрешностью при установлении индекса частотности лексемы в связи с зависимостью от взятых для анализа текстов. Мы склонны ориентироваться на данные словаря О.Н. Ляшевской и С.А. Шарова, созданного на материале Национального корпуса русского языка.
Подведем некоторые итоги. Исследуемая модель сформировалась задолго до появления первых литературных памятников, семантика ее вполне сложилась в этому времени и не претерпела изменений на протяжении тысячелетия. Очевидна исконность исследуемой модели и ее синтаксическая и семантическая устойчивость.
Семантика конструкции синкретична. Она сочетает в разных соотношениях семы необходимости, желательности, возможности, долженствования, директивности. Таким образом, семантическая иерархизация модели вариативна. Адекватность понимания формируется в рамках прагматической ситуации и обусловлена высокой контекстностью русской культуры. Случаи прямого побуждения с помощью исследуемой конструкции единичны, но тем не менее зафиксированы. Узуальное употребление данной конструкции связано с особого рода неакциональностью и характеризуется разной степенью облигаторности каузируемого действия. Чаще всего это пассивная констатация его необходимости, что позволяет определить синтаксему как этноспецифичный директив особого рода - «ленивый», или
«пассивный», инфинитивно-предикативную полисемантическую модель с основным значением динамического состояния. В данной конструкции нашли отражение концептуальные идеи русской языковой картины мира: непредсказуемость и неконтролируемость мира, его фатальность и неопределенность, смирение, покорность, неконтролируемость жизни, ее непостижимость. Особенность исследуемой конструкции, как представляется, таит в себе разгадку русской ментальности, а динамика употребительности приоткрывает завесу над изменениями языковой картины мира русских. Исследуемая модель, по всей вероятности, высвечивает сторону русской коммуникации, связанную с процессуальностью, неопределенностью, индифферентностью. При этом традиционная для русской культуры апелляция к чувству долга оборачивается стратегией самодавления и давления на адресата, вынуждения. Семантика особой, процессуальной директивности синтаксемы противопоставлена западноевропейской акциональности.
Из фактов следует, что в разговорном языке исследуемая модель широко использовалась на протяжении всего тысячелетия. Время создания произведений, использованных в статье в качестве лингвистического материала, варьируется от XII до XXI века, что позволяет сделать выводы о трансформациях употребительности модели за достаточно длительный срок. Частотность употребления конструкции всегда была и остается очень высокой. Гипотетически, тенденция ко все более широкому использованию ее в живой речи сохранялась вплоть до 80-х годов XX века, что нашло отражение и в литературе, тогда как, вероятно, перестроечные процессы, процессы глобализации, принудительная европеизация и американизации российского языкового пространства изменили тенденцию. Однако в литературе, медленнее подвергающейся изменениям, чем разговорный язык, тенденция к снижению пока неощутима. Безусловно, это положение требует дополнительной проверки с помощью более масштабного исследования.
Литература
Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : В 4-х тт. М., 1998.
Т. 2.
Зализняк А.А. Ключевые идеи русской языковой картины мира. [Электронный ресурс]. иКЬ: Ьйр://^^№ lingvoda.ru.
Зализняк А. А. Языковая картина мира. [Электронный ресурс]. URL: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki.
Ляшевская О.Н., Шаров С.А. Новый частотный словарь русской лексики. [Электронный ресурс]. URL: http://dict.ruslang.ru/freq.php.
Макшанцева Н.В. Русское // Межкультурная коммуникация. Нижний Новгород,
2001.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., і97і. Т. III.
Частотный словарь русского языка / под ред. Л.Н. Засориной. М.., і977.
