CC BY
31
УДК: [811.512.21Г313.23] [811.551.2 373.23]
DOI: 10.24411/1026-8804-2018-10049
Этнонимические процессы у аборигенов Северо-Востока России (на примере эвенов и камчадалов)
Людмила Николаевна Хаховская,
кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории истории и экономики СевероВосточного комплексного научно-исследовательского института им. Н.А. Шило ДВО РАН, Магадан. E-mail: hahovskaya@mail.ru
В статье рассмотрены два сюжета, которые характеризуют этнонимичес -кие процессы у эвенов и камчадалов. Придерживаясь конструктивистского подхода, автор исследует тенденции функционирования этнических имён. Данный подход вскрывает политическую и социальную подоплёку группо -вого имянаречения, его обусловленность конкретным событийным контек -стом. Показано: круг этнонимов любой этнической общности разнообразен и изменчив, что отражает сложность структуры этноса и путей его форми -рования. Статус любого этнонимического термина является пограничным, поскольку этноним реализуется в коммуникационных потоках между ре -ферентным этносом и его окружением. В досоветское время у камчадалов не мог появиться общий этноним, так как этому препятствовали два фак тора: внутреннее деление на микрогруппировки и государственная полити -ка сословной дифференциации. Напротив, советская национальная полити -ка привела к номенклатурному объединению камчадалов и присвоению им общего этнического наименования. Этнонимические коллизии, происходив -шие у эвенов, выявляют такие же закономерности. Микроэтнические терми -ны, циркулирующие внутри этноса, являются источниками макроэтнонимов, которые получает этнос в целом. Однако процесс актуализации микроэтно -нимов зависит не от самого этноса, а от его окружения. В историографии и дискурсе нового времени известны четыре основных макроэтнонима: тун -гус, ороч, эвен и ламут. В советское время их смена происходила в острой ]| конкурентной борьбе между агентами имянаречения — политиками, адми -
^ нистраторами, деятелями науки. Автор делает вывод о конвенциональном
статусе этнонимии, а также о дискурсивной природе механизмов обрете -а- ния этнических имён.
^ Ключевые слова: этнонимы, конструктивизм, этногенез, эвены, камчадалы,
§ государственная политика, межэтнические взаимодействия, коммуникаци -
о
£ онные потоки.
Ethnonymic Processes of Aborigines of the North-East of Russia (Case Study of the Evens and Kamchadals).
Liudmila Khakhovskaya, North-East Interdisciplinary Scientific Research Institute n.a. N.A. Shilo, FEB RAS, Magadan, Russia. E-mail: hahovskaya@mail.ru.
The article describes two plots that characterize ethnonymic processes of the Evens and Kamchadals. Following a constructivist approach, the author analyses the tendencies of functioning of ethnic names. Such approach reveals political and social background of group naming and its conditionality to a particular eventful context. The article shows that the ethnonym range of any ethnic community is diverse and changeable that reflects the complexity of the ethnos structure and its formation. The status of any ethnonymic term is borderline since an ethnonym is realized in communicational flows between referential ethnos and its environment. In pre - Soviet times, the Kamchadals could not get one common ethnonym due to two factors: internal division into micro -groups and public policy of dass differentiation. On the contrary, the Soviet model of national policy led to nomenclative unification of the Kamchadals and emer gence of a common ethnic name. Ethnonymic collisions of the Evens reveal the same patterns. Micro - ethnic terms circulating within ethnos become the sources of macro - ethnonyms which ethnos gets altogether. However, the process of micro ethnonyms depends not on the ethnos itself but on the environment. There are four main macro ethnonyms in the historiography and discourse of modern times: Tungus, Oroch, Even and Lamut. In Soviet times, the interchange of these ethnonyms passed in a bitter struggle between the agents of naming: politicians, managers, scientists. The author makes a conclusion about the conventional status of ethnonymy and discourse nature of the mechanisms of ethnic names.
Keywords: ethnonyms, constructivism, ethnogenesis, Evens, Kamchadals, public policy, interethnic interaction, communication flows.
Этнонимические исследования относятся к разряду малопопулярных тем в современной отечественной этнологии (социокультурной антро -пологии). Этнонимикон, хотя и признаётся ценным историческим и язы -ковым материалом, в большей степени используется в лингвистических, нежели антропологических работах. Связано это с отсутствием у антро -пологов единодушия по проблемам этногенеза, источников и движу -щих сил этнообразования. Этнические процессы признаются частью об - ^ щесоциального потока, но их специфика сущностно не локализована ни в онтологическом, ни в когнитивном плане. Классификационно - терми - ^ нологически этнонимика1 до настоящего времени различает самона -звания народов (автоэтнонимы), которым противопоставляются имена, !<
--о^
1 Этнонимика — раздел ономастики, изучающий происхождение и функционирова - § ние этнонимов (названий этнических общностей). £
полученные от соседей (аллоэтнонимы). Также выделяются макроэтнони -мы — названия достаточно крупных этнических общностей — и микроэт -нонимы, обозначающие небольшие группы. Кроме того, прослеживается связь этнонимов с другим классом ономастикона — топонимами, — при -чём эта соотнесённость может быть и прямой (имя народа произошло от названия местности), и обратной [18; 19].
В советское время, когда господствовала теория этноса, считалось, что самоназвание венчает ход формирования народа, так как является индикатором группового самосознания, показателем его зрелости и ус -тойчивости. Обретение самоназвания проблематизировалось слабо, по -этому создавалось впечатление естественности и бесконфликтности этого процесса. Однако современная политическая и социальная жизнь пока -зала, что вокруг названий и самоназваний этнических групп разворачи -ваются острые споры, а происхождение, этимология и семантика этно -нимов сложны и неоднозначны и являются продуктами неоднократных предшествующих трансформаций, переосмыслений и манипуляций. Сю -жет, предложенный для обсуждения А.Ф. Старцевым в данном выпуске, в полной мере отражает эту открывшуюся под новым углом зрения си -туацию. «Репертуар» названий этнической общности ороков предстаёт в многообразии и изменчивости, и эта мозаичность, безусловно, отража -ет сложность структуры и путей формирования этноса [12].
По нашему мнению, для анализа этнонимических сюжетов в настоя -щее время более продуктивен конструктивистский подход, который вскрывает политическую и социальную подоплёку группового имянаре -чения, его обусловленность конкретным событийным контекстом. Тако -го рода эпистемологический релятивизм оправдан тем, что, насколько нам известно, в антропологии не выработаны какие либо закономерно сти, характеризующие этот обязательный для всех культурно - отличитель -ных групп процесс.
Конструктивистский подход к этнологическим явлениям получил ши рокое распространение в последние десятилетия, однако в российском научном дискурсе продолжает преобладать эссенциалистская установка. Исследуя историю ряда этнических групп, мы одни из первых выявили конвенциональный и конкурентный статус процессов, ведущих к закреп -лению в обиходе того или иного этнического имени. Историография дан ной темы обширна. Не имея возможности сколько - нибудь подробно при -вести её здесь, отсылаем читателей к своим предыдущим работам [15; 17].
В представленной статье мы попытаемся углубить и обобщить наше ^ понимание некоторых устойчивых тенденций присвоения этнических имён, рассмотрев для примера положение с этнонимами, обозначающи -о ми эвенов и камчадалов2. В качестве рабочего мы принимаем определение
о_ -
^ 2 Под камчадалами здесь подразумевается группа, сложившаяся на территории совре -
^ менной Магаданской области. Ретроспективный характер прослеживания её истоков
§ актуализирует временные и территориальные границы, вследствие чего в историогра -
£ фии группу принято называть камчадалами Магаданской области [15; 7, с. 247—261].
этнонима как вербального знака, служащего средством репрезентации группы перед лицом «другого». Отсюда видно, что этноним рождается на границе: в самом деле, группа не нуждается в общем названии, если не со -прикасается с субъектом, находящимся за её пределами. В целом мы ис -ходим из положения о принципиальной незамкнутости этноидентифика -ционных процессов, выраженных в появлении и закреплении этнических имён. Речь идёт о том, что указанный процесс по меньшей мере не одно -сторонний. Напротив, пограничный статус этнонима реализуется в раз -личных модусах и на разных уровнях, поскольку разворачивается в диф ференциальных коммуникационных потоках между референтным этносом и его окружением.
Прежде всего, как нам кажется, следует осторожно подходить к про -тивопоставлению наименований внешних и внутренних (авто - и аллоэт -нонимов), поскольку этническая история различных групп говорит ско -рее о приоритете внешнего фактора в их закреплении. Для иллюстрации данного положения обратимся к камчадалам. Изначально они формиро -вались из «осколков» этносов, в XVШ—XIX вв. контактировавших в се -веро восточной части Охотского побережья. В состав камчадалов вошли русские переселенцы различного сословного статуса (казаки, мещане, крестьяне, духовенство) и части аборигенных этносов — так называемые пешие тунгусы, оседлые коряки, эвены (тунгусы) и якуты. Вследствие пё -строй исходной этнической и сословной номенклатуры у группы отсут ствовало общее наименование, обозначались лишь отдельные её состав -ляющие, у которых отмечались территориальная и этническая/сословная принадлежность или поведенческая особенность.
Весьма значимым оказалось восприятие себя и своих соседей по на званию поселения. Так возникли географические апеллятивы, выражен -ные в форме отымённых прилагательных: ольские, арманские, ямские, та уйские, гижигинские. Наиболее выраженным локальным самосознанием отличались жители Гижиги, что было связано с достаточно высоким по -ложением населённого пункта, который некоторое время был админист ративным центром и уездным городом. Обитатели таких городов «в силу традиции стали смотреть на себя как на настоящих горожан» [11, с. 214]. Достоверно судить о внутреннем или внешнем характере происхожде -ния указанных терминов трудно. Возможно, традицию использования их в качестве самоназваний сформировали и устойчиво поддерживали официальные учреждения, в особенности Русская православная церковь, в записях которой обязательно имелось указание на территориальную ло кализацию прихожан. ^
В качестве этнически окрашенных определителей в обиходе местных жителей использовались и другие яркие поведенческие или фенотипи - 5 ческие особенности их соседей. Так, жителей с. Ямск нередко именова - ^ ли «ямские - мухоморники» (потомки коряков, употреблявших сушёные мухоморы), с. Армань — «арманские - непёски» (искажённое «лепёшки», | т.е. плосколицые), с. Ола — «ольские - наризухи» (искажённое «наряжухи», °
т.е. франты, щёголи) [15, с. 226—262]. Русские переселенцы также дава -ли местным жителям меткие характеристики, связанные с их культурны -ми чертами. Например, называли «охотские - кочемазники», потому что те охотно ели кочемаз — тощую осеннюю кету с «белым» мясом, которую приезжие считали невкусной [15, с. 226—262].
Приведённый набор местных имён камчадалов можно (с известной степенью условности) определить как микроэтнонимы, т.е. обозначения мелких частей более крупной этнической группы. Очевидно, что тако -го рода самоназвания далеко не всегда имели внутреннее происхожде -ние, поскольку часто фиксировали те особенности, которые подмечает именно внешней взгляд. Существенным оказывается и то, что выявлен -ный микроэтнонимический разнобой был результатом не только самосоз -нания и различения друг друга соседствующими группами, но и государ -ственного принципа сословной дифференциации, при которой потомки русских переселенцев учитывались по сословию, а аборигенов — как ино -родцы, хотя и те, и другие являлись метисами, появившимися в результа -те этнически смешанных браков. Для административных органов актуаль -ной также была тематизация территориальной принадлежности и образа жизни. Поэтому в официальных документах фигурировали наименова -ния «тауйский якут», «тауйский инородец», «ямской коряка», «арманский оседлый тунгус», «ольский сидячий тунгус» [15, с. 239]. В целом поддер -живаемые государством этнические и сословные границы препятствовали формированию единого самосознания метисированных жителей и кон -сервировали этнонимическую архаику.
Государственная политика кардинально меняется с приходом совет -ской власти: сословия упраздняются, а этнодифференцирующий прин -цип как инструмент социальной инженерии снимает прежние барьеры и создаёт новые. В это время культурные и антропологические отличия местных метисов от вновь прибывавших в регион русскоязычных пере -селенцев стали так очевидны, что возникла необходимость, с одной сто -роны, разграничить аборигенов кочевников и оседлых метисов, а с дру гой — отделить последних от всё возраставшей массы приезжих.
В результате к концу 1920- х гг. произошла унификация прежней пёст -рой терминологии в пользу единого этнонима «камчадалы». В статисти -ческих сведениях появилась специальная строка для тех, кто им обозна чался, — всех оседлых жителей метисного происхождения. Следовательно, в досоветское время камчадалы в этнонимическом отношении были про -^ тивопоставлявшими себя друг другу микрогруппировками, поэтому об -щий этноним не мог возникнуть в недрах этого сообщества. Такое стало о возможным лишь в результате национальной политики СССР по масштаб -^ ному преобразованию жизни и культуры северных аборигенов. Именно изменившийся взгляд извне, со стороны доминирующего социума, позво -| лил увидеть в первую очередь не различия, а схожесть и отвести камчада -° лам отдельную ячейку в этнической номенклатуре. Условием появления
объединительного термина стал сдвиг в самой ситуации контакта, при этом решающую роль сыграл внешний фактор, нашедший, в свою оче редь, отклик у самой референтной группы, поскольку камчадалы охотно приняли внешний этноним [16, с. 180—181].
Однако этнонимический сдвиг у камчадалов достаточно прозра чен, так как эти события, по историческим меркам, происходили совсем недавно. Гораздо сложнее обстоит дело с более крупными и «старыми» этносами, какими являются и рассматриваемые А.Ф. Старцевым ороки. Проследить здесь связь между языковыми явлениями и внеязыковым ми ром подчас крайне проблематично, настолько она динамична и неоче видна. Функционирующие в языке этнические наименования отражают присущую северным регионам этническую и культурную мозаичность. Её следствие — этнонимические параллелизмы, дрейфы и контаминации, достаточно часто влекущие за собой разрыв связей имён собственных с изначально обозначаемыми ими реалиями [3].
Рассмотрим некоторые этнонимические коллизии на примере эпизо дов из истории эвенов. Структура любого сформировавшегося этноса, и эвены не исключение, при ближайшем рассмотрении оказывается со -стоящей из множества мелких группировок, различающихся по террито риальным, культурным и иным характеристикам. Каждая из этих груп -пировок имеет коллективное имя, происходящее от названия местности, типа хозяйства, имени главы микрогруппы и т.д. Например, такого рода наименования зафиксировала У.Г. Попова у эвенов Магаданской области [10, с. 6—8]. Это многообразие микроэтнических терминов, циркулирую -щих внутри этнического сообщества, и является потенциальным источ ником макроэтнонимов, которые в конечном счёте получает этнос в це лом. Но данный процесс весьма сложен: то, какие микроэтнонимы из их мозаичного калейдоскопа будут актуализированы, зависит не от самого этноса, а от его окружения.
Микроэтнонимы, хотя и рождаются в глубине этноса, не существуют в неизменном виде, а подвергаются постоянной трансформации, посколь -ку обращаются в разнородных потоках коммуникаций с другими этни ческими и культурными сообществами. Условно можно представить эт нос как некую объёмную геометрическую фигуру со множеством граней и плоскостей, которыми он соприкасается с разными соседями. Со сто -роны последних идентичность нашего условного этноса конституируется как некий результирующий образ, приписываемый референтному сооб ществу в качестве атрибута группности. Одним из таких атрибутов явля -ется этническое имя.
со
Как нам представляется, именно в итоге описанных контактов много - 5 численные микроэтнонимы проходят сито отбора и в обращении оказы - ^ вается более узкий круг терминов, претендующих на обозначение этноса ^ в целом. Соответственно, мы исходим из того, что этноидентификацион - | ные процессы протекают с участием не менее двух сторон (называемой °
и называющей), также при имянаречении может быть и посредник, явный или скрытый. Определяющую роль в обретении этнического имени играет называющая сторона, ведь из множества наименований микрогрупп, вхо -дящих в состав этноса, выбирается одно, самое приемлемое для внешне го контактного сообщества.
По отношению к эвенам в историографии и историческом дискурсе актуальными оказались четыре основных этнонима: тунгус, ороч, эвен и ламут, что в своё время отметил В.А. Туголуков в статье под красно -речивым заголовком «Народ один — названий много» [14]. Существен -но, что в разные исторические периоды доминирующим оказывался тот или иной из перечисленных терминов, а к настоящему времени на пер вый план вышло наименование «эвен», которое до начала 1930- х гг. было не известно основной массе этноса. Динамика смены этнонимов убежда ет, что оформление этнической номенклатуры протекает в острой конку рентной борьбе между агентами имянаречения, имеющими определён ные властные полномочия. В роли таких агентов выступают политики, администраторы, деятели науки, в том числе этнографы. Как убедитель -но показал А.В. Головнёв, профессиональные этнографы «занимались не только теорией, но и практикой этногенеза», в особенности в раннесо ветский период [4, с. 6].
Действительно, до образования СССР эвены официально числились тунгусами. Исследователи полагают, что данный термин русские воспри -няли от якутов [6, с. 135; 13, с. 204—208]. Вследствие продвижения зем -лепроходцев в восточном направлении этноним «тунгус» получил чрезвы -чайно широкое распространение, так как обозначал не только эвенов, но и современных эвенков. Другими словами, в то время русские не прово -дили номенклатурного разграничения этих двух близкородственных эт -носов, а рассматривали их как общность.
Преемственность официального дискурса в части использования тер -мина «тунгус» по отношению к кочевым и оседлым эвенам прослеживает -ся и в первоначальный период СССР. Статистически тунгусов учитывают местные органы советской власти, тунгусская идентичность находит при -менение в административном строительстве (на Охотском побережье вы деляется Гижигинско -Тунгусский район). Тунгусский статус кочевых эве -нов прослеживается вплоть до начала 1930- х гг. Однако существенным сдвигом в этнонимической картине Северо - Восточного Приохотья стано -вится появление в документах термина «ороч» (мн. число — «орочелы»), ^ который некоторое время сосуществовал с этнонимом «тунгус». Так, пер -вый съезд Советов Северо - Эвенского района, проходивший 19—26 ав -о густа 1932 г. в с. Наяхан, назван орочельским, при этом и представители ^ советской администрации, и коренные жители параллельно использова -
ли оба этнонима [17, с. 69]. | Этноним «ороч» также был широко распространён на Дальнем Вос -
° токе, но характер его ареала иной, нежели у этнонима «тунгус». Если
последний фиксировался на обширной территории и обозначал большие этнические объединения, то первый проявлялся как бы пунктирно, при менялся к отдельным группировкам на далеко отстоящих друг от друга местностях. Судя по всему, изначально это было микроэтнонимическое обозначение. Документально установлено, что в XVII в. так называлась одна из группировок тауйских тунгусов [5, с. 538]. Однако к концу XIX — началу XX в. орочами уже называют себя разные дальневосточные терри -ториальные группы, термин становится самоназванием довольно значи тельного по численности формирования эвенов северо восточной части Охотского побережья, носителей ольского говора [10, с. 5].
Совершенно справедливо, на наш взгляд, исследователи связывают «островное» распространение этнонима «ороч» с расселением тауйских орочелов по всему Дальнему Востоку [12, с. 77—86]. Отсюда видно, что механизм возникновения этнонимов состоит в трансформации языковых феноменов — конкретных коллективных имён. Начав свою жизнь, группо вое имя может быть заимствовано, перенесено, навязано другим коллек тивам. Происходит это в ситуации взаимодействий с контактными груп пами, когда соседи должны договариваться о взаимных «установочных данных». Достаточно часто обстоятельства складываются таким обра зом, что информацию об этнонимах называющая сторона получает че рез посредников, которые в силу этого становились если не авторами, то соавторами этнических имён. В итоге термины, даже считающиеся са моназваниями, на самом деле являются «продуктом творчества» взаимо действующих сторон. Аутентичность же этнонимам придаёт временной фактор: постепенно подразумевающаяся естественность происхождения названия «изнутри» народа заслоняет дискурсивный, договорной харак тер его обретения.
Достаточно резкая смена этнонимии произошла у эвенов в первона чальные советские десятилетия. Ни тунгусскую, ни орочельскую иден тичность эвенов национальная политика новой власти не поддержала. Логика оформления этнической номенклатуры для тунгусоязычных на -родов была такова, что создавала среди них «целую плеяду народов: нанайцы, негидальцы, нивхи, ороки, орочи, удэгейцы, ульчи» [4, с. 6]. Отдельная ячейка потребовалась и для эвенов, и это обстоятельство по влекло за собой стремление избежать путаницы и отказаться от рас пространённых этнонимов в пользу малоизвестного. Выбор «специа лизированного» термина состоялся далеко не сразу, вначале советская администрация переименовала данный тунгусоязычный народ в ламу -тов, а затем — в эвенов.
со
Исследователи в целом отрицают аутентичность термина «ламут» 5 и считают, что он был не самоназванием эвенов, а внешним этнонимом, ^ данным соседями, который, к тому же, обозначал и отдельные группы ^ будущих эвенков [8, с. 12; 10, с. 5, 15]. Практика использования термина | «ламут» в качестве этновыделительного имелась в досоветской историо - °
графии и административной практике: с его помощью пытались разде -лить две ветви восточных тунгусов (эвенков и эвенов). Однако этот опыт не был доведён до логического завершения. Так, в переписи 1987 г. эвены проходят и как ламуты, и как тунгусы («тунгусы собственно») [17].
В начальный советский период этноним «ламут» как особое определе -ние для части эвенов применялся очень активно. В первой советской пе реписи 1926 г. и Приполярной переписи 1926—1927 гг. ламуты выделены отдельной строкой [17, с. 71]. Профессиональные этнографы в то время также пользовались данным термином, который, по - видимому, был вы -бран в научной среде в качестве наиболее оптимального, несмотря на то, что фиксируемая реальность часто расходилась с принятой установкой. Именно поэтому в целом ряде этнографических работ обнаруживаются разночтения между «живыми» и «научными» этнонимами. Так, Е.П. Орло -ва назвала свою статью «Ламуты полуострова Камчатки», хотя и отмети -ла, что самоназвание исследуемой группы было «орочел» [9]. В.Г. Богораз говорит о группе с самоназванием «euwel» как о ламутах [2]. Подобный разрыв между наличной этнонимией (именами, ставшими к этому време -ни аутентичными) и этнографическим дискурсом свидетельствует, что эт -нографы были «вооружены» термином «ламут» ещё до начала своих науч -ных исследований среди аборигенов. Однако, несмотря на включённость в историографию, этноним «ламут» вытесняется этнонимом «эвен».
Параллелизмы в бытовании этнонимов придают процессу наимено -вания контекст конкурентности. В первые советские годы ясно обнару живается соперничество «ламутской» и «эвенской» линий. Непоследова -тельность в применении термина «ламут» как в научном дискурсе, так и в административной практике, по - видимому, стала основным факто -ром, повлиявшим на решение органов власти отказаться от него в поль зу нового этнического имени, не имевшего подобного «груза прошлого». Следует также обратить внимание на мнение У.Г. Поповой, которая виде -ла ситуативность и внешнюю обусловленность выбора: поскольку первые мероприятия по советскому национальному строительству среди «вос -точных тунгусов» (эвенов) начались с Охотского района Хабаровского края, термин «эвен», характерный для этой местности, и был избран для наименования этнической общности в целом [10, с. 6].
Таким образом, процесс переименовывания тунгусов, орочей и ла -мутов в эвенов получил серьёзную поддержку власти и стал лингвис -тической основой административно - территориальных преобразований. В 1926 г. на территории современной Магаданской области был образо -]| ван Северо - Эвенский район; в 1928 г. — принято решение о строительстве Восточно - Эвенской (Нагаевской) культбазы. Постановлением правитель -§ ства от 10 декабря 1930 г. создаётся Охотский (Эвенский) национальный о- округ, обычно называемый Охотско - Эвенским. Вместе с тем эта смена эт -нического имени не была равномерной и бесконфликтной. На территории | Северо - Востока имелась, по крайней мере, одна «островная» территория, £ характер политической власти которой препятствовал переименованию.
Речь идёт об Охотско - Колымском крае, который в 1932—1957 гг. входил в зону деятельности треста «Дальстрой»3.
Трест обладал значительной хозяйственной и даже политической само -стоятельностью, поэтому местная власть в своей практической деятельно сти могла до известной степени игнорировать административные предпи -сания об этническом переименовании и руководствоваться собственными сведениями, собираемыми среди тунгусоязычного населения, которое име новало себя орочами. Поэтому данный этноним в статистических и иных ис точниках выдвигается на первый план: носители ольского говора Охотско -Колымского округа вплоть до 1950- х гг. в местных источниках обозначаются как орочи. Таким образом, на протяжении более двух десятков лет в кон курентных отношениях находились этнонимы «ороч» и «эвен», поскольку в указанный период ведущей оказалась административная практика «Даль строя», которая шла вразрез с повсеместным внедрением термина «эвен».
Однако после ликвидации «Дальстроя» общая ситуация выравнивает ся. В 1960—1970- х гг. органы власти осуществили массовый переход тун -гусоязычного населения Магаданской области на использование этнони ма «эвен», подкреплённый тем, что в личные документы аборигенов теперь вписывалась эта узаконенная национальность. Усвоение нового этническо го имени облегчалось и вступлением во взрослую жизнь новых поколений, для которых оно было уже не столь чуждо благодаря развитию средств массовой коммуникации и всеобщего образования.
Подводя итог, мы приходим к выводу о конвенциональном статусе этно -нимии, дискурсивной природе источников и механизмов обретения этни ческих имён, что ставит под сомнение правомерность проведения сколько нибудь жёстких границ между авто и аллоэтнонимами. Как полагает автор, данный вывод, основанный на материалах по двум этническим группам, может иметь общеприменимый характер. Например, наши положения под -держаны учёными, исследующими происхождение этнонима «анты» [1]. Действительно, синхронный срез, как правило, выявляет достаточно разно образную номенклатуру наименований любого народа. Эта избыточность терминологии является следствием взаимодействий этнической группы с различными контактными сообществами. Динамика этнонимии также сопряжена с межэтническими подвижками, поскольку этнические имена «прокладывают» себе дорогу в условиях сложных миграционных и комму никационных потоков, а также конкурентных взаимоотношений агентов имянаречения. Этнонимы претерпевают языковые и внеязыковые транс формации: меняется их звучание и написание, ареал распространения, ре ференция. Выход на первый план определённого этнонима является след - ^ ствием «победы» той называющей стороны, которая в конкретной ситуации обладает несколько большими, чем другие участники процесса, полномо - 5 чиями, прямо или косвенно связанными с институтами власти. ^
__<с
3 В 1938 г. трест получил название «Главное Управление строительства Дальнего Се - ^
вера „Дальстрой"». Он являлся специализированной государственной политической §
и хозяйственной организацией, которая осуществила освоение Северо - Востока СССР. £
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ
1. Аникин А.Е., Иванов С.А. Антская проблема как предмет этимологии и этноисто -рии (возражение М.В. Грацианскому) // Византийский временник. 2014. Т. 73. № 98. С. 251—263.
2. Богораз В.Г. Материалы по ламутскому языку // Тунгусский сборник. Л.: АН СССР, 1931. С. 1 — 106.
3. Бурыкин А.А. Имена собственные как исторический источник: по материалам русских документов об открытии и освоении Сибири и Дальнего Востока Рос -сии XVII—XIX вв. СПб.: Петербургское востоковедение, 2013. 536 с.
4. Головнёв А.В. Устойчивость и изменчивость культур Севера // Научный вестник Ямало - Ненецкого автономного округа. 2011. № 1 (70). С. 3—10.
5. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке. М.: АН СССР, 1960. 621 с.
6. Миссонова Л.И., Соколова З.П. Феномен устойчивости этнической идентифика -ции уйльта в контексте этнонимической истории народов Севера (конец XIX — начало XXI в.) // Этнографическое обозрение. 2006. № 1. С. 129—145.
7. Народы Северо - Востока Сибири. М.: Наука, 2010. 773 с.
8. Новикова К.А. Очерки диалектов эвенского языка. Ольский говор. М.; Л.: АН СССР, 1960. 263 с.
9. Орлова Е.П. Ламуты полуострова Камчатки // Советский Север. 1930. № 5. С. 39—48.
10. Попова У.Г. Эвены Магаданской области. М.: Наука, 1981. 304 с.
11. Сафронов Ф.Г. Русские на Северо - Востоке Азии в XVII — середине XIX в. М.: Нау -ка, 1978. 258 с.
12. Старцев А.Ф. Ороки — орочёны, а не уйльта! К проблеме этногенеза ороков Са -халина. Владивосток: Дальнаука, 2015. 163 с.
13. Туголуков В.А. Главнейшие этнонимы тунгусов (эвенков и эвенов) // Этнонимы: сб. ст. М.: Наука, 1970. С. 204—217.
14. Туголуков В.А. Народ один — названий много // Советская этнография. 1970. № 5. С. 132—137.
15. Хаховская Л.Н. Камчадалы Магаданской области (история, культура, идентифи -кация). Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2003. 325 с.
16. Хаховская Л.Н. Рец. на: Народы Северо - Востока Сибири. М.: Наука, 2010. 773 с. // Этнографическое обозрение. 2012. № 2. С. 180—183.
17. Хаховская Л.Н. Эвены Магаданской области: к проблеме этнонимии // Этногра -фическое обозрение. 2009. № 2. С. 68—75.
18. Этнография имён. М.: Наука, 1971. 263 с.
19. Этнонимы: сб. ст. М.: Наука, 1970. 271 с.
REFERENCES
1. Anikin A.E., Ivanov S.A. Antskaia problema kak predmet etimologii i etnoistorii (voz -razhenie M.V. Gratsianskomu) [The Problem of the Ants as a Subject of Etymolo -gy and Ethnohistory (Objection to M.V. Gratsianskiy)]. Vizantiiskii vremennik, 2014, vol. 73, no. 98, pp. 251-263. (In Russ.)
2. Bogoraz V.G. Materialy po lamutskomu yazyku [Materials about the Lamut Language]. Tungusskii sbornik [Tungusic Collection]. Leningrad, Akademiya Nauk SSSR Publ., 1931, pp. 1-106. (In Russ.)
36
AH. XaxoBCKaa
3. Burykin A.A. lmena sobstvennye kak istoricheskii istochnik: po materialam russkikh dokumentov ob otkrytii i osvoenii Sibiri i Dalnego Vostoka Rossii XVII—XIX vv. [Proper Nouns as a Historical Source: Based on Materials of Russian Documents on the Discovery and Development of Siberia and the Far East of Russia in the 17th — 19th Centuries]. Saint Petersburg, Peterburgskoe vostokovedenie Publ., 2013, 536 p. (In Russ.)
4. Golovnyov A.V. Ustoichivost i izmenchivost kultur Severa [Stability and Changeability of Northern Cultures]. Nauchnyj vestnik Yamalo-Neneckogo avtonomnogo okruga, 2011, no. 1 (70), pp. 3—10. (In Russ.)
5. Dolgikh B.O. Rodovoi i plemennoi sostav narodov Sibiri v XVII veke [The Clan and Tribal Composition of the Peoples of Siberia in the 17th Century]. Moscow, Akade -miya Nauk SSSR Publ., 1960, 621 p. (In Russ.)
6. Missonova L.I., Sokolova Z.P. Fenomen ustoichivosti etnicheskoi identifikatsii ujlta v kontekste etnonimicheskoi istorii narodov Severa (konets XIX — nachalo XXI v.) [The Phenomenon of Stability of the Uilta Ethnic Identity in the Context of Ethn -onymic History of the Peoples of the North (the End of the 19th Century — the Early 21st Century)]. Etnograficheskoe obozrenie, 2006, no. 1, pp. 129—145. (In Russ.)
7. Narody Severo-Vostoka Sibiri [Peoples of the North - East of Siberia]. Moscow, Nau -ka Publ., 2010, 773 p. (In Russ.)
8. Novikova K.A. Ocherki dialektov evenskogo yazyka. Olskii govor [Essays on the Dia -lects of the Even Language. The Olsky Dialect]. Moscow, Leningrad, Akademiya Nauk SSSR Publ., 1960, 263 p. (In Russ.)
9. Orlova E.P. Lamuty poluostrova Kamchatki [The Lamuts of the Kamchatka Peninsula]. Sovetskii Sever, 1930, no. 5, pp. 39—48. (In Russ.)
10. Popova U.G. Eveny Magadanskoi oblasti [The Evens of the Magadan Region]. Mos -cow, Nauka Publ., 1981, 304 p. (In Russ.)
11. Safronov F.G. Russkie na Severo-Vostoke Azii v XVII — seredine XIX v. [Russians in the Northeast Asia in the 17th Century — the Middle of the 19th Century]. Moscow, Nauka Publ., 1978, 258 p. (In Russ.)
12. Startcev A.F. Oroki — orochyony, a ne ujlta! K probleme etnogeneza orokov Saha-lina [Oroks is Orochens, not Uilta! On the Problem of Ethnogenesis of the Oroks of Sakhalin]. Vladivostok, Dalnauka Publ., 2015, 163 p. (In Russ.)
13. Tugolukov V.A. Glavneishie etnonimy tungusov (evenkov i evenov) [The Main Eth -nonyms of the Tungus (the Evenks and the Evens)]. Etnonimy: sb. st. [Ethnonyms. Collection of Articles]. Moscow, Nauka Publ., 1970, pp. 204—217. (In Russ.)
14. Tugolukov V.A. Narod odin — nazvanii mnogo [One Nation, Many Names]. Sovetskaia etnografiia, 1970, no. 5, pp. 132—137. (In Russ.)
15. Khakhovskaya L.N. Kamchadaly Magadanskoj oblasti (istoriia, kultura, identifi-katsiia) [The Kamchadals of the Magadan Region (History, Culture, Identification)]. Magadan, NEISRI FEB RAS Publ., 2003, 325 p. (In Russ.)
16. Khakhovskaya L.N. Recenziia na: Narody Severo - Vostoka Sibiri. M.: Nauka, 2010. 773 s. [A Review of "Peoples of the North - East of Siberia". Moscow: Nauka, 2010. 773 p.]. Etnograficheskoe obozrenie, 2012, no. 2, pp. 180—183. (In Russ.)
17. Khakhovskaya L.N. Eveny Magadanskoi oblasti: k probleme etnonimii [The Evens of the Magadan Region: the Issue of Ethnonymy]. Etnograficheskoe obozrenie, 2009, no. 2, pp. 68—75. (In Russ.)
18. Etnografiia imen [Ethnography of Names]. Moscow, Nauka Publ., 1971, 263 p. (In Russ.)
19. Etnonimy: sb. st. [Ethnonyms: Collection of Articles]. Moscow, Nauka Publ., 1970, 271 p. (In Russ.)
