CC BY
13
УДК 81
этнокультурный аспект смыслового пространства «моя семья» (на материале устных высказываний о семье)
Монгилёва наталья Бикторовма
старший преподаватель Костанайский государственный университет Республика Казахстан, ул. Карбышева, 5-19
Целью исследования является анализ речевых устных высказываний о семье русских и русскоязычных казахских респондентов 17-35 лет, сделанных на русском языке для определения общих и этнокультурных признаков смыслового пространства «Моя семья». Дискурс о своей семье не только личностно окрашен, но и имеет ярко выраженную ценностную ориентацию, которая вне зависимости от языка высказывания сохраняет этнокультурную направленность. Концепт «Моя семья» является многокомпонентным образованием, ядерными частями которого являются члены семьи, объединенными общим местом проживания и совместной деятельностью (времяпрепровождением). Этнокультурный аспект отражен различиями в эмоциональном фоне высказываний, различной степенью акцентуации признаков места проживания и времени совместного проживания. В осмыслении себя в составе семейной группы для русских респондентов более значимым является сам факт существования семьи и близких, для казахов более важно взаимодействие говорящего и других членов семейной группы.
Ключевые слова: индивидуальное знание, этнокультурный аспект, высказывания о семье.
Введение
Исследование речевой деятельности индивидов позволяет выявить особенности смысловых пространств в индивидуальном знании, определить их этнокультурный компонент при сравнении текстов представителей разных этносов.
Индивидуальное знание, реализуемое в речевой деятельности индивида в ситуации «здесь и сейчас», стало центральной идеей живого знания в теории А.А. Залевской, в которой индивидуальное знание противопоставлено коллективному знанию. Коллективное знание есть достояние лингвокультурной общности, закреплено в продуктах деятельности этой общности и принадлежит всему социуму. Индивидуальное знание А.А. Залевская метафорически называет живым знанием и говорит, что оно всегда знание-переживание [Залевская 2010: 12-13], так как является результатом взаимодействия перцептивных, когнитивных и аффективных (эмоционально-оценочных) процессов человека. Оно «формируется по законам психической деятельности, но под контролем выработанных социумом норм и оценок, способов решения познавательных и коммуникативных задач, а также стра-
тегий и опор, предпочитаемых в различных видах деятельности» [Залевская 2011: 37]. В этом утверждении решается антиномия индивидуального и коллективного в знании, знание-переживание получено в результате взаимодействия человека со средой, это результат его личного опыта, оно осознаваемо и актуально для индивида благодаря эмоционально-оценочным процессам, но формируется это знание в социуме и по нормам и моделям, имеющим ценность для социума. Тем самым изучение речевой деятельности индивидов дает возможность моделирования конструктов, характерных для всего коллектива, так как их регулярное развертывание в речи индивидов обеспечивает объективность выводных моделей.
Слово в свете этой теории принадлежит индивидуальному лексикону человека и становится точкой пересечения множества связей. Слово отражает в индивидуальном лексиконе признаки объекта, существенные для данной личности. Приводя слова Н.И. Жинкина о том, что мы слышим слова, а думаем о действительности, А.А. Залевская говорит о том, что в обыденном знании слово существует не вообще, а в ракурсе «для меня - здесь - сейчас». Признак, отражаемый словом, «высвечивает» в индивидуальном образе мира соответствующий комплекс знаний и переживаний [Залевская 2011: 27]. Степень актуальности такого признака определяется взаимодействием названного выше ракурса с принятыми в социуме/ культуре нормами, предпочтениями и оценками. Предметом внимания становятся не определяющие предмет признаки, а признаки, характерные для именуемого объекта и важные с позиций совокупного коллективного знания-переживания.
Данное утверждение можно экстраполировать и на устное высказывание, так как в спонтанном говорении выбор слова индивидом происходит по признакам, актуальным для говорящего в данный момент,
Человек как живая познающая мир система, существующая в определенном социальном и естественном окружениях, становится центральной идеей биологической теории значения, которая интересна тем, что любая речевая деятельность индивида рассматривается сквозь призму ценности для данного живого организма. Если в теории живого знания существование слова в ракурсе «здесь и сейчас» делает слово актуальным для говорящего в реальной ситуации, то в биологической теории значения слово - это результат взаимодействия организма с окружающей средой (физической и культурной). Значение есть отношение между организмом и средой, определяемое ценностью, которую отдельные аспекты среды (разделяемые на категории) имеют для этого организма (Й. Златеев; цит. по [Кравченко 2004: 46]).
Значения слов включают в себя компоненты (признаки) окружающей среды, актуальные при взаимодействии с ней и ценностные для организма, что делает значение и субъективным, и объективным одновременно. А.В. Кравченко, комментируя теорию Й. Златеева, акцентирует внимание на том, что первичные формы «хорошего», «плохого» и «нейтрального» основаны на сохранении жизни индивида и ему подобных, это врожденная система ценностей, которая определяет значение физических категорий [Кравченко 2004: 46]. Значение культурных (нефизических) категорий воспринимается через конвенциональную систему ценностей, состоящую из знаков. Она хотя и социальна по природе, но, усваиваясь, тоже становится внутренней для организма и определяет значимостное отношение.
Обе внутренние системы ценностей (врожденная или приобретенная), тесно взаимодействуют с эмоциональной системой: отрицательная ценность испытыва-ется как отрицательная эмоция, когда боль выступает прототипом, а положительная ценность - как положительная эмоция, когда прототипом выступает удовольствие.
Таким образом, согласно биологической теории, значение слова - это фиксированное ценностное отношение, результат знания о ценности для организма фактов физической среды и общественных взаимодействий, которые в течение жизни становятся внутренней системой знаков для индивида. Используя эти знаки, индивид постоянно наполняет их чувством и эмоциями.
В свете данных теорий речевая деятельность индивида рассматривается как часть и ситуации говорения, и его жизненного и языкового опыта, и результат взаимодействия говорящего и его физической и социальной среды. Само событие коммуникации всегда имеет эмоциональное наполнение и является физической чувственной реакцией на окружающую среду, поэтому факты говорения определяются ценностью по отношению к участникам коммуникации. Актуальность сказанного в коммуникативном акте обеспечивается тем, что именно это говорящий посчитал значимым для себя в данный момент.
Если в классической теории значения предметом компонентного анализа были семы (компоненты) значения, то в аспекте биосемиотических теорий анализа целью становится изучение ценностных признаков, определяющих смысл-понятия, и признаков, имеющих эмоциональную ценность для говорящего. Это позволит исследовать организацию ценностного «живого» знания и представить его компоненты как динамичного ментального образования.
Методика и цель исследования
Целью исследования является анализ речевых устных высказываний о семье русских и русскоязычных казахских респондентов на русском языке.
Стимулом для создания экспериментальной ситуации стала просьба «Расскажите о своей семье», намеренно не содержащая других лексем и косвенных вопросов. Если респондент уточнял, что именно рассказать, ему предлагалось говорить то, что он сам посчитает нужным. Высказывание записывалось на диктофон, после чего осуществлялось транскрибирование (расшифровка) аудиозаписи с применением элементов методики фиксации устного дискурса, изложенной в монографии М.П. Макарова [Макаров 2003: 75-77].
Было собрано 50 аудиозаписей высказываний. Из них дети и подростки до 14 лет, молодые люди до 35 лет, взрослые и люди зрелого возраста от 40 до 70 лет. Наибольшее количество записей пришлось на возраст 17-35 лет. Именно в данных высказываниях наблюдались схожие моменты развертывания смысла в противоположность высказываниям о семье взрослых и зрелых респондентов.
Для определения общих и этнокультурных признаков смыслового ядра «моя семья» был определен корпус материала из 15 высказываний русских респондентов от 18-35 лет и 15 высказываний русскоязычных казахов того же возраста. Необходимо указать, что большинство данных респондентов не были замужем/женаты и проживали с родителями. В цитируемых далее транскрипциях, например (KAZ14. жен 23), KAZ и RUS означают этническую принадлежность респондента, далее
цифры - номера транскрипций, жен/муж означает пол респондента, далее цифры - возраст респондента.
Просьба рассказать о своей семье представляла собой некоторую мыслительную задачу для респондента, так как концепт «моя семья» включает много компонентов и аспектов, касается частной жизни человека, поэтому имеет яркую личностную окраску. Неудивительно, что во время сбора материала было много отказов от участия в исследовании.
Но решить мыслительную задачу - это значит найти контролируемый выход из ситуации в определенном отношении. Н.И. Жинкин говорит по этому поводу, что мысль в ее содержательном составе всегда пробивается в язык, перестраивает его и побуждает к развитию. Представление, возникшее в предметно-изобразительном коде, может стать предметом бесконечного числа высказываний [Жинкин 1982].
Предметно-изобразительный код в процессе порождения речевого высказывания возникает на этапе внутреннего программирования высказывания, который является третьим в модели А.А. Леонтьева (после мотива к высказыванию и замысла, где возникает только «образ результата») (цит. по [Ковшиков, Глухов 2009]). Это программирование заключается в двух взаимосвязанных процессах оперирования с единицами внутреннего (субъективного) кода. Сюда относится: а) приписывание этим единицам определенной смысловой нагрузки; б) построение функциональной иерархии этих единиц как формирование синтаксической организации будущего высказывания [Леонтьев 1969:183].
Составление смысловой программы на этапе внутреннего программирования осуществляется на основе особого, весьма специфического кода внутренней речи - универсального предметного кода, что представляет собой вывод, сделанный Н.И. Жинкиным в результате серии экспериментов [Жинкин 1964].
Акцентируя внимание на проблеме языка и мышления в момент реализации языковой системы, Н.И. Жинкин определяет некоторый стык между языком и речью как центральное звено переработки словесных сообщений. Этим звеном является внутренняя речь, которая состоит из кодовых переходов [Жинкин 1964: 35-38]. Предметно-схемный код непроизносим, в нем отсутствуют материальные признаки слов натурального языка, нет последовательности знаков, но есть изображения (поэтому код предметен), которые могут образовывать цепь или группировку. Обозначаемое в этом коде является и знаком одновременно. Вместе с тем изобразительные компоненты этого кода (представления) схематичны. Такое единство, сведенное к схеме, непроизносимо, но оно восстанавливается в словах натурального языка. Согласно Н.И. Жинкину, этот код имеет также в своей основе образ, которому приписывается некоторая смысловая характеристика. Эта смысловая характеристика и есть предикат к данному элементу.
Анализ дискурса высказываний о семье и был направлен на то, как респонденты решили данную задачу, что в структурах фраз в описании семьи стало приоритетным. Необходимо отметить, что некоторые высказывания оказалось возможным сгруппировать по сходству нарратива [Таннен 2015], то есть по теме и содержанию высказывания, и выделить несколько нарративных типов. Нарративный тип высказывания имеет сходство смысловой организации и, по нашему мнению,
является результатом развертывания в речи одной из схем универсального предметного кода Н.И. Жинкина, схемы, которые, по его словам, универсальны для человеческого мышления в целом [Жинкин 1982]. При анализе высказываний одного нарративного типа внимание было направлено на характер распределения смысловой нагрузки внутри фразы, на синтаксическую организацию фразы, приоритеты в выборе грамматической формы и лексических единиц.
Нарративные типы высказываний о семье
Одним из распространенных высказываний на установку «Расскажите о своей семье» стали сообщения, имеющие целью идентифицировать объект «моя семья», где респондент номинировал элементы, относящиеся к данному объекту:
<Это конечно в первую очередь моя мама, бабушка и мой брат> (RUS11 жен 19). <Моя семья состоит из шести человек: мама, папа, бабушка, две сестры и я> (KAZ14. жен 23).
Этот нарративный тип высказываний является результатом применения кода,
который Н.И. Жинкин изображает как Nomen_Object, в нашем случае N_Obi,
Ob2... После вводно-обобщающих конструкций <моя семья состоит из...>, <моя семья - это...>, <у меня есть ...> реципиент в начале высказывания перечислял людей, к которым применимы лексемы с семой «родственник». Интересно, что в корпусе собранного материала представлены только лексемы «мама», «папа» (а не «мать» и «отец»), «брат» и «сестра», редко «бабушка / дедушка», тогда как словарь дает гораздо больше лексем в значении родственников, что свидетельствует о разнице между «родственник» и «член семьи» - то есть в языковом сознании это не одно и то же.
В отличие от детей, которые начинали чаще всего перечисление с себя и представителей старшего поколения и рассказывали больше фактов из своей биографии, респонденты 17-35 лет называли в первую очередь старшее поколение и чаще начинали с мамы (по 7 случаев у респондентов-казахов), а не с папы. Респонденты-казахи в 4-х случаях не перечисляли родственников, говорили о семье в общем. Лексема «родители» (7 раз) употребляется как перифраза и только трижды самостоятельно у русских респондентов. Бабушки и дедушки упоминаются в конце (4 случая) и в качестве добавления <еще есть>. Перечисляя членов семьи, реципиенты также с юмористическими интонациями называют домашних животных (3 высказывания).
Данный код Nomen - Object имеет в своей основе образ «места проживания», семьей респонденты, как правило, называли только тех, с кем живут рядом, в том числе и животных. Место проживания не указывается прямо в перечислении членов семьи, но присутствует в уточнениях:
<Моя семья состоит из пяти человек, но сейчас мы живем втроем, так как две мои старшие сестры, они уже замужем... еще у нас есть бабушка, мама моей мамы. Она живет отдельно, но рядом с нами. > (KAZ13. жен 23), < Также у нас есть любимый кот «Торрес»...., который... любимец нашей семьи, и можно сказать тоже еще один член семьи> ( RUSil жен 19), <также... у нас есть кот, его зовут Кузя> (RUS2 жен 22), в высказывании ребенка <еще к нам приходит бабушка>.
Следующий нарративный тип высказываний, который мы выделили, можно соотнести с предметным кодом Object - Adjectiv. После некоторого момента хези-тации, обусловленной поиском нового предметно-схемного кода, говорящий описывал членов семьи, характеризовал их. При этом сохранялась последовательность упоминания родственников, заданная в первой схеме. Характеристикой каждого члена семьи в подавляющем большинстве явилась профессия, род деятельности <он/онаработает...>, реже предпочтения в деятельности <она/он любит... >, даже в отношении бабушек/дедушек <раньше онаработала...>.
Интересно отметить употребление временных форм. Высказывание строится в плане настоящего времени, конструкции прошедшего времени употребляются по отношению к бабушке / дедушке <раньше она работала ....>. Конструкции будущего времени появляются редко и только по отношению к детям/братьям/сестрам: <я очень хочу закончить учебу и... помочь своим родителям... помочь своему братишке.чтобы он... отучился поступил... работал... чтобы... у него хорошо все сложилось> (KAZ6. жен 20). Единственное исключение, когда во фразе о бабушке респондент употребил будущее время: <надеюсь, мы ее скоро увидим> (RUS6 жен 32).
Выше перечисленные закономерности развертывания высказывания о семье наблюдались в речи и казахов, и русских. Общим явилось также и стремление дать определение понятию семья.
Это третий тип нарратива «семья - это». Данный тип несколько похож на первый Nomen - Object. Но если в первом «семья» переосмысливалась через объекты, которые респондент относил к данной категории, то в этом типе объект «семья», наоборот, описывался как целое без деления на части. Необходимо отметить, что речь не идет об одном и том же предметном коде. Первый реализовался в конструкциях «моя семья - это», «семья у меня состоит» и т.д. Высказывания типа «семья - это» (никогда «моя семья») содержали скорее описание семьи как явления, имели большую долю обобщения.
В данных фразах четко выражено образное переосмысление данного понятия в пространственной метафоре с использованием лексических единиц с семой «положение в пространстве»:
<семья - это место, где...>, <...это опора...>, <...люди, которые тебя окружают...>, <в нашей семье собрались представители разных профессий> (RUS5 муж 21), <человек выходит из семьи> (KAZ9. жен 23), <каждый из нас уехал учиться... но стали только ближе> (KAZ7. жен 25), <семья - это куда ты приходишь вечером домой>.
Сема «положение в пространстве» присутствует в описании членов семьи: <мама для меня самый дорогой и близкий человек> (KAZ10. жен 22), <это самые мои близкие родственники> (RUS1 муж 22), < я не пошла по их стопам> (RUS7 жен 20), <у нас очень узкий круг общения> (RUS8 жен 29), <семья - это как крепость, где .. ты окружен заботой, поддержкой твоих самых дорогих людей> (KAZ3. жен 22) .
Содержание семы «положение в пространстве» акцентируется лексическими единицами с семой «сохранение существующего положения», «возращение прежнего положения»:
<это моя опора и поддержка> жен 22), <если что-нибудь случится.....помогут тебе .... помогут ..... стать на ноги> ( КА28. жен 23), <я всегда
могу получить поддержку> (КА21. жен 22), <мама хранительница очага = на ее хрупких плечах держится весь дом> (КА23. жен 22).
Метонимическое осмысление концепта «моя семья» нередко проходит через понятийную сферу «дом/место проживания». Это выражается в уточняющих оборотах <еще с нами живет...>, <он, правда, сейчас не живет с нами... уехалучить-ся> и т.д. В высказываниях о семье лексема «дом» выступает в роли абсолютного синонима «семья»: <у нас все в доме любят нашу маленькую девочку> (КА212. жен 25), <а мужчины у нас в доме все высокие> (КА212. жен 25).
Этнокультурные различия в высказываниях о семье
Различия в речи казахов и русских можно наблюдать во фразах, в которых респонденты рассуждали о том, что объединяет членов семьи в одно целое. Основной характеристикой членов семьи была деятельность, объединяющим фактором семейной группы стала также и совместная деятельность <отмечаем праздники... принимаем решения... ходим гулять>, предпочтение отдавалось синтаксическим конструкциям «мы + глагол». В описании схем универсального предметного кода Н.И. Жинкина такие высказывания подходят под схему ОЬ. - Бп (объект-функция), означающую восприятие любого объекта с учетом его основных функций, а явления - с учетом его специфических проявлений.
В речи русских респондентов конструкция «мы + глагол» чаще сопровождалась словом «вместе / совместно» (35 у русских респондентов, 8 у казахов): <мы... вместе....делаем>, < также мы любим вместе >.
<Мы на каждый праздник собираемся все вместе, у нас такая небольшая традиция: дни рождения, Пасха и все прочее - это обязательно семейный ужин, то есть собираются мама, ее сестры, их мужья, мои братья, сестры, и мы уже все вместе как минимум обедаем, порой играем в какие-нибудь настольные игры, то есть вместе проводим время, стараемся, по крайней мере, чтобы все в это время поприсутствовали, стараемся отпроситься с работы и так далее, чтобы провести время именно вместе> (Я^12 муж 21).
У казахских респондентов конструкция «мы + глагол» сопровождалась словом «всегда» (22 у казахов и 8 у русских).
<Для меня семья - это место, где / куда я всегда буду возвращаться .. с нетерпением, где меня всегда ЖДУТ и любят мои родные и близкие> (КА23. жен 22), <моя очень дружная семья всегда следует казахским традициям, мы всегда общаемся друг с другом> (КА211. муж 22). <Лично для меня он самый верный друг, который всегда поможет, которому я могу доверить... свои самые заветные желания... который всегда выслушает, который всегда помогает в трудных ситуациях> (КА215. жен 20).
В русском сознании в определении семьи актуален признак совместной деятельности, в казахском сознании в определении семьи более актуален признак постоянности, вневременное значение. Для проверки данного предположения были проанализированы другие указатели времени в высказываниях русских и казахов (у русских респондентов 19, у казахов 11).
Оказалось, что временные конструкции в речи казахов часто синонимичны «всегда»: каждый момент, каждую минуту, нет такой минуты, каждый день, никто никогда, каждый день.
<Карьера друзья... может быть какие-то увлечения все это оно уходит бывает так что это не остается с ним навсегда семья это то что было есть и будет поэтому каждому человеку нужно свою семью ценить...> (KAZ8. жен 23).
В речи русских респондентов временные конструкции означали измеримый отрезок времени: не всегда, на данный момент, большую часть времени, чаще всего, впервые, очень много времени (все-таки не всегда), обычно, часто, все наше время, провести время, время сразу летит так быстро, очень долго не замечаем, как проходит время.
Разница в осмыслении времени «кратность/вневременное существование» в понятии «семья» отразилась также в высказываниях о старших братьях / сестрах. В русском языковом сознании семья одного из старших считается отдельной, параллельной линией, сопровождается указателем: <А также у меня есть сестра, она намного старше меня и у нее есть своя семья: двое детей, муж...> (RUS13 жен 24), <Артем, старший сын, живет отдельно... у него свой дом... > <ну а Ксюша с Антоном... Ксюша со своей семьей и Антон живут... живем все вместе> (RUS жен 53).
В примерах <Мама... одна из четырех сестер, то есть у нее их трое, и она самая младшая, поэтому у меня хватает двоюродных братьев и сестер>, <то есть собираются мама, ее сестры, их мужья, мои братья, сестры> (RUS12 муж 21) респондент употребляет нейтральное «ее сестры, их мужья», вместо названий родственников по боковой линии «тетя, дядя». А в следующем примере респондент не посчитал членом семьи замужнюю сестру, живущую далеко:
<Уменя по нашим меркам довольно большая семья, пять человек: родители, я, старший брат и младшая сестра. Мы все живем вместе, кроме моей сестры, которая замужем и живет в России..> (RUS8 жен 29)
В транскрипциях казахских респондентов такого отделения семьи говорящего от другой нет, указатель «свой, своя» не употреблялся:
<у меня в семье пять человек: папа, мама, брат с женой и племянницей, я и братишка> (KAZ12. жен 25), <Моя семья состоит из пяти человек, но сейчас мы живем втроем, так как две мои старшие сестры, они уже замужем> (KAZ13. жен 23), <Например, моя средняя сестра сейчас учится в магистратуре, она сначала в Шотландии училась, теперь поедет в Норвегию. А... мой зять, кстати, тоже в Лондоне сейчас живет, учится>, < Старшая сестра работает в университете, дочка есть... вот, ждем скоро пополнения в семье> (KAZ13. жен 23), <Наша старшая сестра замужем, ммм... у не... ей тридцать два года. У нее трое детей, ммм... которой самой старшей одиннадцать лет. Живет она в другом городе, ммм... >.
Получается, что новая семья близкого родственника в русском сознании -это отдельное самостоятельное образование, которое имеет отношение не к говорящему, а принадлежит другому, условно «не мое, а его». В казахской картине мира новая семья увеличивает семейную группу говорящего, это не другая семья, а семья моей сестры/моего брата.
Косвенно такой вывод подтверждается еще и тем, что в русских транскрипциях часто были уточнения по поводу бабушек / дедушек, чьими родителями они являются:
<бабушка с дедушкой... По обе стороны еще живы...> муж 23), <в
деревню... а.., где живет папина мама, мамина мама сейчас в Израиле, и мы ее, надеюсь, скоро увидим...> жен 32), <еще у нас есть бабушка, мама моей
мамы. Она живет отдельно, но рядом с нами> жен 29), <По маминой линии
у меня осталась только бабушка, к сожалению, дедушка умер> муж 21).
Подобных уточнений в казахских транскрипциях не было, респондент просто называл их.
Если границы русской семьи выражены более четко, рамки казахской семьи размыты и в пространстве, и во времени. Временные указатели в высказываниях о семье касались того, живы родители папы и мамы или нет, что также не комментировалось в высказывании казахов.
Казахская семья включает всех родственников, вне зависимости от того, рядом они живут или отдельно, живы или уже нет, то есть понятие семьи имеет более абстрактное, обобщающее осмысление. Если данное предположение правомерно, то и в речи казахов обобщающих фраз о семье должно было быть больше. Обобщением считались фразы, высказанные в генеративном регистре речи, или, по определению Г.А.Золотовой, имеющие смысл «для всех», вне зависимости от времени [Золотова 1998: 28-34], фразы типа «семья - это...». Таких было 15 у казахов, из которых одно высказывание полностью в генеративном регистре.
В русских же в транскрипциях генеративных фраз всего три:
<семья - это куда ты приходишь вечером домой и когда ты знаешь, что этим людям ты нужен, и они тебя любят просто так... >, <семейные отношения - это самые главные в нашей жизни и... эээ... комфортно ощущать себя в семье... а от того, как комфортно ты ощущаешь себя в семье (а я ощущаю себя очень комфортно), и зависит и твоя жизнь вне, вне семьи, так скажем, на работе... а в отношении с друзьями, вот> жен 32), <старшая сестра должна уметь
все> (ЯШ2 жен 22).
В двух случаях использованы формы личного местоимения «ты», которые могут означать как «я», так и «каждый», и «он» в речи, то есть генеративность уже другая, несколько относительная. В казахских обобщениях, вошедших в подсчет, фразы с формами «ты» встретились 4 раза.
В методике изучения устного дискурса [Денисенко 2008] распространен анализ форм личных местоимений. Проделав то же самое на исследуемых высказываниях, мы выявили, что существует разница в предпочтениях тех или иных форм местоимений (Таблица №1)..
Таблица №1
Предпочтение местоименных форм
№ Личное местоимение Казахские транскрипции Русские транскрипции
1 я 40 47
2 мы 24 36
3 у меня 15 7
4 у нас 7 18
5 для меня 17 4
6 для нас 5 0
7 другие падежные формы «я» 16 16
8 другие падежные формы «мы» 7 4
9 различные формы «мой» 38 34
10 различные формы «наш» 8 11
11 ты, твоя
Согласно подсчету, и русские и казахские высказывания имеют ярко выраженный личностный характер: местоимение «я» используется очень часто, но больше в русских транскрипциях (строка 1). Это не удивительно, так как речь идет о личной теме, респонденты говорили о своих близких и о себе в том числе. Но если в русских транскрипциях «я» (47) конкурирует с «мы» (36) и «наш» (11), то в казахских транскрипциях «я» (40) употребляется так же часто, как и «мой» (38). Стоит заметить, что речь идет не о падежных формах, а о «мы» в ударной позиции, в именительном падеже. То есть русское «я» более частотное и трансформируется в «мы», говорящий рассказывает от лица группы «наш», казахское «я» остается «я», и те, о ком рассказывает говорящий («я»), являются частью говорящего «мой».
Нельзя было не заметить предпочтение в казахских транскрипциях дательной падежной формы «у меня» (15 против 7 в русских), русские респонденты предпочитали больше «у нас» (18 против 7 в казахских). Это также подтверждает, что русские высказывались чаще от имени группы. Но особый интерес вызвала разница в употреблении формы «для меня» (17 в казахских и 4 в русских), при этом форма «для нас» вообще не востребована в русских транскприпциях и всего 5 - в казахских.
Получается, что русское высказывание ориентировано на «у меня», которое реализует обладание субъектом объекта речи, то же самое с формой «у нас», но в составе группы, в то время как казахское высказывание ориентировано на форму «для меня», направляющую действие объекта речи на субъект.
В конструкции «у меня» существенным оказывается ситуация владения, обладания, в предложно-падежной форме «у нас» - нахождение в составе группы и общего обладания чем-то. Русский говорящий считает себя частью группы, он нивелируется в группе (мы), группа находится в главенствующей позиции по отношению к нему (у меня, а не я имею), но у группы и у говорящего отношения принадлежности (у меня, у нас).
Частотная у казахских респондентов форма «для меня» делает существенным целенаправленность действия по отношению к говорящему со стороны груп-
пы. Группа намного больше говорящего, имеет более обобщенный смысл (выше было сказано про вневременной ее компонент «всегда»), но существует эта группа целенаправленно для говорящего. Функция каждого из группы - существование для субъекта речи, поэтому каждый член этой группы «мой». Казахи так и говорили: «семья для меня - это...» - конструкция, которой не было в русских высказываниях: <Для меня слово семья также связано со словом... мама... - мамина забота, любовь, терпение... > (КА23. жен 22), <Не могу сказать, что наша семья чем-то отличается от других семей нашей страны, однако для меня она самая лучшая.... > (КА210. жен 22). Попутно отметим, что лексема «страна» встретилась дважды в речи казахов и ни разу в русских транскрипциях.
Та же конструкция «объект - целенаправленное действие на субъект» использовалась в описании членов семьи:
<Брат для меня как главный мужчина в нашей семье. Лично для меня он самый верный друг, который всегда поможет, которому я могу доверять... > (КА215. жен 20), <для меня это моя жизнь, в первую очередь, жизнь моих близких, без которых я не могу, для меня это мой маленький балапанчик (дословно птенчик, ребенок), в котором я не чаю души, для меня семья - это моя сестренка, моя кровинушка маленькая, для меня это ажешка аташка (русск. тетушка, дедушка), которых я сильно люблю> (КА2 жен 23). Брат для меня являлся всегда опорой, защитой. Благодаря ему, я никогда ничего не боялась (КА21. жен 22).
Разница в предпочтениях конструкций «у меня» и «для меня» поставила вопрос о субъектно-объектных отношениях между говорящим и «семьей» как объекта. Были проанализированы фразы контекста «я - их, для них», то есть субъект речи действует на объект, и объект речи действует на субъект: «они - меня, для меня».
В казахских транскрипциях наблюдается предпочтение конструкций «они -мне», имплицирующих действие группы на субъект речи; их 24, из них в 18 фразах в роли объекта «семья, они, родители»: <где меня всегда ждут и любят мои родные и близкие, они работают... зарабатывают только для нас, чтобы воспитать, чтобы обеспечить> (КА23. жен 22), а также в 6 случаях «мама, папа, брат»: <делаю все, чтобы она гордилась мной> (КА27. жен 25), <брат всегда меня поддержит, чтобы ни произошло, он для меня пример для подражания> (КА27. жен 25). В роли актанта выступает семейная группа или член семейной группы, которые воздействуют на говорящего, и говорящий оказывается объектом действия группы.
В русских транскрипциях конструкций «они - меня, для меня» меньше (14), из них группа в роли актанта выступает 6 раз, а члены группы (мама, брат, родители) - 8 раз.
Но и конструкций, где говорящий - актант и совершает действие по отношению к группе, также меньше в корпусе собранного материала (в русских высказываниях 12, в казахских 18).
В роли актанта в русских транскрипциях часто выступает форма «мы» (36, см. Таблицу №1).
<мы все очень любим дачу и летом очень много времени проводим на нашем садовом участке, все вместе осуществляя работу> жен 32), <живем мы в
частном доме... живем дружно.в обиду себя не дадим... > муж 21), <Мы с
ней любим гулять, ходить по магазинам> жен 22).
Что касается фраз с «я» в роли актанта, то в казахских транскрипциях говорящий часто считает необходимым высказать свои чувства по отношению к семье и к своим близким, выразить благодарность. Если русские высказывания содержат 7 подобных фраз, то казахские респонденты говорили об этом довольно много:
<Я благодарна родителям за то, что... они делают все... для меня и моего брата> (КА21. жен 22). <Потому что я именно, именно для этой семьи я учусь и хочу добиться всего, что они хотят видеть от меня> (КА215. жен 20). <...я хотела бы сделать все, чтобы мои родные были всегда счастливы и здоровы, я очень хочу закончить учебу и помочь своим родителям... помочь своему братишке> (КА26. жен 20).
Взаимоотношения говорящего и членов семейной группы являются важной частью смыслового пространства «семья», судя по анализу высказываний респондентов-казахов. Есть примеры, когда высказывание имеет вид «они - мне, я - им»: <мама всегда уделяет нам должное внимание, она всегда отзывчива и добра, и нет такой минуты, в которой бы я ни ощущала бы ее поддержки, заботы и любви> (КА210. жен 22).
В приведенной фразе «они - мне», а «я - им» противопоставлены в контексте, но есть примеры, где объект и субъект действия меняются местами в границах одной высказанной мысли:
<чтобы мы... смогли реализовать = дают нам возможность реализовать свои мечты> (КА21. жен 22). <...куда я всегда буду возвращаться... с нетерпением, где меня всегда ждут> (КА23. жен 22). <...я хотела бы сделать все, чтобы мои родные были всегда счастливы и здоровы и чтобы видели во мне реальную поддержку, воплощение своих надежд> (КА210. жен 22).
В казахских высказываниях много вариантов выражения чувств по отношению в группе: «я люблю их» - 6 фраз, «я благодарен» - 3, «я ощущаю, думаю» - 4, «я желаю, хочу» - 4, «я хочу помочь» - 3. Русские говорящие более сдержанны: «я их люблю» - 4, «дорожу, помогу и др.» - 3. Для сравнения: <я буду им обязательно помогать, чтобы восполнить все то, то они в меня вложили, я очень хочу, чтобы они мной гордились> жен 20).
Еще одно отличие русских и казахских высказываний о семье - это то, что в русских транскрипциях нет контекста «иерархия/равенство отношений», в то время как в казахских высказываниях тема иерархии или равенства отношений отчетливо проявляется:
<... У каждого члена семьи есть свое место> (КА23. жен 22), <... нужно прислушиваться к членам своей семьи, что они чувствуют, что их беспокоит, дабы не быть эгоистичным> (КА28. жен 23), <Семья для меня - это страна, в которой президент - это папа, все остальные, так скажем, необходимые компоненты> (КА214. жен 23), <...Мама также для нас ...всегда была близкой для нас, никогда не ставила себя выше нас... Мы всегда были с ней на равных...> (КА215. жен 23), <Брат для меня как главный мужчина в нашей семье > (КА215. жен 23).
Нельзя не отметить, что дискурс о своей семье не только личностно окрашен, но и имеет ярко выраженную ценностную ориентацию. Оценивание своей семьи также происходило по-разному у русских и у казахов.
В русских высказываниях, как уже было отмечено, эмоциональный фон более сдержан. Русские избегали оценочных выражений, употребляли в качестве параметров оценки «дружная» (9), «большая/небольшая» (3), оценивая значение семьи в своей жизни «важна для меня» (2), «дорожу» (2). Сдержанность проявилась также и в уточнениях перед словом «дружная»: в принципе дружная, довольно дружная, в общем-то дружная, мы все равно живем дружно.
Казахи, в свою очередь, не скупились на оценки. Их семья не «дружная», а «очень дружная», «мы живем очень дружно» (6 раз), «идеальная», «все гармонично». В описании родственников часто говорилось о их значимости: самых дорогих, самое дорогое сокровище, пример для подражания, «безмерно рада, что у меня есть». Казахи чаще не рассказывали о семье, а говорили о значении семьи в их жизни: «огромное значение», совершенно особое понятие», «главное».
Выводы исследования
Таким образом, мыслительный компонент «моя семья» представлен в сознании казахских и русских реципиентов 19-26 лет как многокомпонентное образование, ядерными частями которого являются члены семьи, объединенные общим местом проживания и совместной деятельностью (времяпрепровождением).
Психофизические характеристики высказываний о семье не имели различий у казахов и русских. В ответах респонденты использовали универсальный предметный код Nomen - Object, в реализации данной схемы признаком принадлежности к семейной группе было место проживания, поэтому в нее включались и домашние животные.
Однако место проживания является более значимым признаком у русских респондентов, так как семья близкого родственника в русском сознании категори-зуется как самостоятельная, не зависящая напрямую от говорящего. В казахской картине мира новая семья тоже принадлежит семейной группе говорящего, увеличивая ее.
Общей закономерностью также стало стремление рассказать о членах семьи. Реализуя предметный код Object - Adjectif, респонденты в качестве характеристики говорили прежде всего о роде деятельности члена семьи, о месте его работы.
Этнокультурные особенности осознания семьи обнаружились в определении функционирования семьи как явления (предметный код Object - Funtion). Во всех высказываниях это была совместная деятельность, но внимание русских и казахских респондентов было направлено на разные нюансы этой деятельности. В свете биологической теории значения некоторые признаки имели различную эмоциональную ценность для говорящего. Для русских более значимым была совместность (вместе), для казахов постоянство (всегда).
Все респонденты осмысляли семейную группу как целостное образование и себя в составе этого целого, ставя «я» в конце перечисления членов группы, заменяя «я» на «мы». Но положение говорящего в группе несколько различно. В русских транскрипциях говорящий чаще выступал актантом действия в составе «мы» (мы любим, мы празднуем), поэтому в высказываниях нет «для нас» (см. Таблицу №1) - это бы означало действие внешней среды на группу. Русское «мы» не делится на части, имеет четкие границы, не очень большие.
В казахских высказываниях говорящий в составе целого осмыслял как взаимоотношения группы и себя (семья для меня), так и отношение члена группы и себя (брат для меня), «для нас» означало взаимодействие младших и старших членов. Казахский говорящий идентифицирует себя и в составе целой группы, и с каждым ее членом, и свою семью соотносит со страной.
Для русских более значимым является факт существования (у меня есть), для казахов взаимодействие (для меня). Для русских респондентов семейная группа измерима во времени (еще живы) и пространстве (живет с нами), для казахов семья существует вне времени (всегда), и вне зависимости от проживания членов группы на момент говорения.
Различное осмысление себя в составе семейной группы выявилось вне зависимости от языка говорящих (все респонденты русскоязычны). Когнитивные установки обусловили предпочтение грамматических конструкций, частотность использования лексических средств, субъектно-объектные закономерности в структуре предложений. Таким образом, исследование устных высказываний о семье обнаруживает базовые когнитивные ценности, имеющие этническую природу и сформированные вместе с данным этносом. Современные социальные установки приняты уже на базе существующих этнических приоритетов, неизбежно отражены в повседневном образе жизни и формируют современные традиции.
Литература
Денисенко В.Н., Чеботарева Е.Ю. Современные психолингвистические методы анализа речевой коммуникации: учебное пособие. М.: РУДН, 2008. 258 с.
Залевская А.А. Двойная жизнь значения слова и возможности ее исследования // Язык, сознание, коммуникация. М.: МАКС Пресс, 2010. Вып. 40. С. 9-15.
Залевская А.А. Значение слова сквозь призму эксперимента: монография. Тверь: Тверь. гос.ун-т, 2011. 240 с.
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. 528 с.
Кравченко А.В. Когнитивная лингвистика сегодня: интеграционный процессы и проблема метода // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. №1. С.37-52.
Ковшиков В.К., Глухов В.П. Психолингвистика. Теория речевой деятельности. М.: АСТ, 2009. С. 346.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: «Гнозис», 2003. С. 280.
Таннен Д. «Мы никогда не были близки, мы очень разные» три типа наррати-ва в дискурсе сестер // Жанры речи. 2015. №2 (12). С. 48-63.
ETHNOCULTURAL ASPECT OF THE SEMANTIC SPACE «MY FAMILY» BASED ON THE ORAL STATEMENTS
The aim of the study is the analysis of oral statements about family of Russian and Russian-language Kazakh respondents of 17-35 years, made in Russian for identifying common and ethno-cultural signs of the semantic space «My family». Discourse about one's own family, is not only personally painted, but it also has a strong value orientation, which regardless of the language statement retains the ethnocultural orientation. «My Family» is a multi-component form, nuclear parts of which are members of the family, united by a common place of residence and a joint activity (pastime). Ethnocultural aspect is reflected by differences in the emotional background of statements, various degrees of accentuation signs of accommodation and the time of cohabitation. In identification yourself as part of a family group for the Russians the fact of existence of the family and friends is more significant, for the Kazakh respondents, the interaction of the speaker and other members of the family group is more important.
Keywords: personal knowledge, ethnocultural aspect, statements about family .
Denisenko V.N., Chebotareva E.Ju. Sovremennye psiholingvisticheskie metody analiza rechevoj kommunikacii: uchebnoe posobie. [Modern psycholinguistic methods for the analysis of speech communication: a tutorial] M.: RUDN, 2008. 258 p.
Zalevskaja A.A. Dvojnaja zhizn' znachenija slova i vozmozhnosti ee issledovanija [ The double life of the word and possibilities of its study]. Jazyk, soznanie, kommunikacija [Language, consciousness, communication]. M.: MAKS Press, 2010. Issus. 40. pp. 9-15.
Zalevskaja A.A. Znachenie slova skvoz' prizmu jeksperimenta: monografija [The meaning of the word through the prism of the experiment]. Tver': TSU, 2011. p. 240.
Zolotova G.A., Onipenko N.K., Sidorova M.Ju. Kommunikativnaja grammatika russkogo jazyka [Communicative grammar of the Russian language.]. M., 1998. p. 528.
Kravchenko A.V Kognitivnaja lingvistika segodnja: integracionnyj processy i problema metoda [cognitive linguistics today: integration processes and the problem of method]. Voprosy kognitivnoj lingvistiki [Issues of Cognitive Linguistics]. 2004. no 1. pp.37-52
Kovshikov V.K., Gluhov V.P. Psiholingvistika. Teorija rechevoj dejatel'nosti [Psycholinguistics. The theory of speech activity]. M.: AST, 2009. p. 346.
Makarov M.L. Osnovy teorii diskursa. [Fundamentals of the theory of discourse] M.:«Gnozis», 2003. p. 280.
Tannen D. «We've Never Been Close, We're Very Different»: Three Narrative Types in Sister Discourse. Zhanry rechi [Speech genres]. 2015. no. (12). pp. 48-63.
Natalya V. Mongilyova
Senior teacher Department of Foreign Philology, Kostanay State University, Kostanay, Kazakhstan 110000 Kazakhstan, Kostanay, Karbishev str, 5-19
References
