CC BY
165Этнокультурное взаимодействие русских и татар (XIX - начало XX веков)
© 2017 г. Г. Р. Столярова
Рассматриваются различные аспекты взаимоотношений русских и татар как в Х1Х-ХХ вв., так и в более раннее время, как сельского так и городского населения. Исторический опыт совместной жизни и обогащение культур в ходе тесных и длительных контактов иллюстрируются примерами взаимных заимствований в материальной культуре (орудия труда, жилище, пища), взаимного языкового влияния. Автор уделяет внимание отражению в фольклоре стереотипических представлений русских и татар друг о друге, показывая истоки отрицательных и положительных стереотипов. Особое внимание уделяется работах учёных Казанского университета Х1Х-ХХ вв., в которых рассматривались анализируемые в статье проблемы.
Ключевые слова: русские, татары, этнические контакты, Волго-Уральский регион, этнография, фольклор.
Тюркско-славянское взаимодействие имеет в Волго-Уралье богатую и давнюю историю. К началу Х1Х века, когда в основном завершилось массовое переселение и расселение русских в регионе, сложилась и система взаимодействия их с татарами как представителями крупнейшей в Волго-Уралье этнической группы. Во взаимодействии русских и татар (начиная со времен раннеславянско-булгарских контактов вплоть до периода Московской Руси и Казанского ханства) следует различать два уровня. На институциональном - межгосударственном - уровне эти отношения носили антагонистический характер и привели, как известно, к аннексии Казанского ханства. Второй уровень отношений - бытовой, межгрупповой, межличностный. Несмотря на то, что с момента мон-
гольского нашествия межгосударственные отношения Руси и Волжской Булгарии потеряли свою интенсивность, простое население, особенно купечество, продолжало поддерживать отношения с булгарами, причем в течение всего ордынского периода они носили в основном мирный характер (Халиков, 1994, с. 148). Наблюдались взаимные переселения, что делало расселение на огромной территории чересполосным, а взаимодействие более интенсивным. С середины XVI века Казань становится опорным русским городом, центром продвижения православия на восток. именно с этого исторического момента, как считает Л. В. Сагито-ва, в татарском обществе начали складываться два главных стереотипа, в которых прослеживаются действия русских по отношению к государству татар: стереотип "русские-колонизаторы" и по отношению к вере - "русские - преследователи мусульман" - стереотипы, которые в известной степени сохранились до настоящего времени (Сагитова, 1998, с. 113). Очевидно, между тем, что эти стереотипы складывались в результате политики Российского государства и не имели никакого отношения к основной массе русского населения. В Казани уже в период Казанского ханства постоянно жили русские купцы и существовали русские поселения. Одно из таких поселений было на месте бывшей Адмиралтейской слободы. Здесь у русских были своя церковь и кладбище. Ежегодно на Гостином дворе, против старого устья Казанки проходил большой торг, на который собирались купцы из разных стран, в том числе и из Руси. Отсутствие антагонизма в межэтнических отношениях (в том числе русско-татарских) в этот и последующие периоды, по справедливому замечанию Л. Сагитовой, "мы можем вывести из факта объединения русских и татар на основе общности интересов различных социальных групп в противостоянии их государству" (Сагитова, 1998, с. 116).
На объективные обстоятельства, способствующие сближению русских и татар в различные исторические периоды, указывают и другие исследователи. Так Э. Тагиров, размышляя о реализации национально-государственных интересов в современном Татарстане, отмечает: "Татарские и русские цивилизационные субкультуры имеют очень много общего... В тысячелетнем процессе общения и трансформации выработался механизм сотрудничества между русским и татарским народами... Этот механизм охватывал самые разные сферы: экономику, землепользование,
распределение природных ресурсов, систему образования, мирное сосуществование двух общин, знание бытовых особенностей друг друга, владение разговорным языком» (Тагиров, 1996, с. 138). А известный татарский просветитель К. Насыри в Х1Х в. писал: "Благодаря тому, что русский человек и мусульманин (татарин) живут на одной земле, едят один и тот же хлеб - эти два народа хорошо знают обычаи друг друга, имеют близкие взаимоотношения" (Насыри, 1977, с. 18).
На государственно-политическом уровне взаимоотношения татарского и русского народа (в лице его правящей государственной элиты) с момента присоединения Казанского ханства и вплоть до октябрьской революции 1917 г. (впрочем, с некоторым ослаблением с конца ХУШ в.) носили характер не столько этнического, сколько этноконфессиональ-ного противостояния, в котором экономические и культурные элементы носили подчиненный характер. В то же время на бытовом уровне столь серьезного противостояния между татарами и русскими по историческим источникам выявлено не было. Напротив, уже в XVI веке возникали смешанные русско-татарские деревни. И такие смешанные по национальному составу селения существовали во все последующие периоды. При этом в смешанных деревнях представители различных национальностей нередко по количеству населения были примерно одинаковы. Представители различных национальностей жили в селениях «концами», достаточно автономно, но при этом входили в состав одной общины («общества», или «мира»). Так называемые сложные общины (включавшие население нескольких населенных пунктов с разным национальным составом), как отмечают исследователи, встречались только в Поволжье и были широко распространенным явлением (в некоторых уездах Казанской губернии их насчитывалось более половины от числа всех общин). Вхождение людей разных национальностей в одну общину явилось важнейшим фактором межэтнического взаимодействия в регионе. В сложных общинах складывались единые традиции, регулировавшие процессы совместного существования. Во главе такой национально-смешанной общины стояли сельский сход и общий староста, выбираемый поочередно из представителей разных национальностей. Таким же был порядок выборов на другие должности. Нормой общинного уклада были «помочи» - совместное сооружение дома или других
хозяйственных построек, заготовка леса и т. п. У девушек были общие посиделки. Даже бурлацкие артели были в Поволжье многонациональными (Бусыгин, 1966, с. 80).
Несмотря на быстрый рост числа городских татар, с конца ХУШ в. в Казани их взаимодействие с доминировавшим в городе русским населением ограничивалось сферой экономики. Причинами этого являлись не только анклавный характер их поселения, но в большей степени усилившееся в результате смягчения миссионерской политики государства влияние ислама на культуру городских татар, тем более что этому способствовала интенсификация их торгово-экономических связей со Средней Азией. Поэтому историки отмечают, что влияние русской культуры на мусульманские народы края (татар, башкир) в ряде сфер, прежде всего духовной, в том числе языка, сказалось меньше, чем на финно-угорские народы (Кузеев, 1992, с. 209).
Между тем, каналы этнокультурного взаимодействия между русскими и татарами со временем только расширялись, а формы были многообразными и обоюдными, о чем свидетельствуют различные источники XIX - начала XX веков. Заметим, что в XIX в. исследователи края сосредоточили свое внимание исключительно на нерусских народах, полагая, что русские Поволжья являются точной копией русских коренного этно-региона и уже достаточно там изучены. «Мы не касаемся особенностей русского народа Казанской губернии, - писал известный этнограф региона А. Ф. Риттих, - так как они гораздо более разработаны, чем инородческие, отличаясь при этом весьма немногими отступлениями от нравов и обычаев внутренних губерний» (цит. по: Бусыгин, 2002, с. 37). Вполне закономерно, что и в вопросах межэтнического взаимодействия основной акцент производился на влиянии русских на другие местные народы («инородцев», как их было принято называть).
В работах Н. В. Никольского, посвященных этнографии чувашей, находим следующие наблюдения:
«Среди молодежи распространяется обыкновение одеваться на русский лад... Красивым нарядом мужчины считается русская одежда... Русская одежда замечается среди тех чуваш, которые живут поближе к культурным центрам-городам. Труднее увидеть в русском костюме женщину. В русский сарафан обряжается 1 из 200.
...На сходах со смешанным составом наблюдается перевес более культурной народности. Когда на сходе русских не более одной трети, перевес возьмут русские.
.Благодаря родной литературе, появилось желание познакомиться и с русской литературой. В доме чувашина теперь можно встретить русскую Библию, газету, сонник и т.п.» (Никольский, 1911, сс. 546, 555, 596, 641).
В одном из этнографических описаний мордвы встречаются следующие замечания: «Избы мордвы почти ничем не отличаются от таких же изб великоруссов... Других инородцев по соседству нет, а потому костюмы мордвы сохранились в чистоте. При разговоре мордва называет себя только русскими именами. Для подобных слов как народ, мир, род и племя имеются мордовские обозначения. Термины родства - отец, мать, дед, бабка, сын, дочь, тесть, теща, свекр, свекровь, деверь, золовка, внук, внучка, пасынок, приемыш, жених, невеста - называются по-мордовски. Для названий: шурин, племянник и т. п. соответствующих мордовских слов не имеется и употребляются русские. Свадьба мало отличается от великорусской. Также мало отличается от русского и обряд погребения» [Масленников, 1916].
Имеются в литературе упоминания о том, что среди удмуртов к концу XIX в. жители некоторых селений уже ничем не отличались от русских, забыли свой язык, об удмуртском происхождении знали только по преданиям (Верещагин, 1895, с. 30).
Татары, несмотря на значительную культурную и конфессиональную дистанцию, также восприняли многие культурные элементы от своих иноязычных соседей. Профессор Казанского университета Карл Фукс, считающийся первым исследователем быта казанских татар, отмечал их взаимовлияния с русскими как результат длительного совместного проживания. «Дома их строятся русскими, которые работают даже при поправке мечетей, и наоборот, я часто видел, что татарские мужики занимались строением деревянных домов в русских деревнях.. .Дома богатых купцов по наружности своей мало отличаются от домов русских дворян и купцов. Внутри дома стены часто расписываются русскими малярами, где представлены ландшафты с деревьями, с цветами, с рекой; иногда представляется море с кораблями; но никогда там не уви-
дишь ни людей, ни зверей, ни птиц - это строго запрещено» (Фукс, 1991, с. 22-24). Как результат тесных культурно-бытовых контактов татар и русских Фукс отмечает заимствования обеими сторонами различных элементов материальной и духовной культуры: «.у татарок был головной убор. покрытый русскими вызолоченными рублевиками» (Фукс, 1991, с. 31); «... к родильнице приходят все знакомые женщины и каждая приносит на зубок так точно, как у русских» (Фукс, 1991, с. 85); «Ныне (1834 г. - Г. С.) татары в первый раз пригласили русских на свой праздник (Сабантуй - Г. С.) посредством герольда. ходившего по улицам казанским. При сем празднике бывает большое собрание русских из всех состояний; а в последние дни праздника часто и многие из знатнейших в городе дворян» (Фукс, 1991, с.116-117); «... в большом количестве вышиваются шелком и золотом так называемые ичеги, или ботинки. Этой работой занимаются не только татарские женщины, но и многие русские девушки» (Фукс, 1991, с.138); «Татары охотно принимают участие и в наших публичных увеселениях, в театрах и маскарадах, а некоторые из почетных их граждан бывают на обедах, даваемых Казанским купеческим обществом» (Фукс, 1991, с. 140-141); «Мещане татарские торгуют мелочами у татарской ратуши. но купцы татарские уже торгуют с русскими на общем гостином дворе» (Фукс, 1991, с. 141); «К масленице по введенному исстари обычаю приезжают в Казань из близлежащих татарских деревень татары от 3, а иногда и до 5 тысяч человек и катают русских по всем улицам за весьма малую плату» (Фукс, 1991, с. 142). Не обходит вниманием исследователь различия между русскими и татарами и отрицательные, по его мнению, нюансы их взаимоотношений: «.татары на счет всепомоществования бедным превышают русских не по влечению сердца, но из боязни и страха исполнят закон их строгого пророка» (Фукс, 1991, с. 88); «Татары менее страдают болезнями, нежели русские. Не имея собственных врачей, они приглашают здешних русских или иностранных медиков, но за труды их платят очень скупо или ничего» (Фукс, 1991, с. 138); «.иногда кучера русские по улицам бранят татарина, называя собакой, ежели он не скоро своротит с дороги, чтобы дать место проехать. Но татарин в таком случае тихо бормочет под нос - донгус, а про себя думает: ты алкафер» (Фукс, 1991, с. 144). Немало удивляло К. Фукса нежелание татар учить русский язык: «Заме-
чательно, что здешние татары, находясь посреди русских, с которыми и по торговле имеют многие сношения, так мало стараются знать русский язык, а еще менее таких, кто бы умел писать на нем. На вопрос мой, почему в школах их не обучают по-русски, я получил в ответ, что такой ученик, по их мнению, сделался бы негодяем и не имел бы места в их обществе» (Фукс, 1991, с. 129-130); и далее: «Почти никогда не найдешь татарина, который бы хорошо и чисто говорил и выговаривал по-русски, а еще труднее между ними найти, кто бы мог правильно читать и писать на этом языке. Они не стараются учиться по-русски, а довольствуются говорить кое-как, по навыку» (Фукс, 1991, с. 139). Но, тем не менее, завершает свое исследование Карл Фукс на весьма позитивной ноте: «Татары ныне живут в большом согласии с русскими» (Фукс, 1991, с.143). Как считал авторитетнейший исследователь татар Н. И. Воробьев, татарская культура вобрала в себя влияния самого различного происхождения. К основным формам культуры татар были извне присоединены влияния (по степени силы): «персидское, большей частью преломленное через культуру среднеазиатских турок, европейское - через русских и, наконец, финское - через мари, вотяков и мордву. Можно отметить также и китайское влияние, так как турецкие народы и культурно, и политически часто соприкасались с Китаем. Почти во всех элементах быта эти влияния сказываются в различных комбинациях, причем распутывание этих влияний в высшей степени трудно и нередко даже невозможно, настолько эти элементы сложились в одно целое, которое можно назвать казанско-татарской культурой. Трудность этнографического анализа усложняется тем, что все народы края, живя почти 500 лет вместе, в культурном отношении сильно сблизились, благодаря общности интересов и как в материальной культуре, так и в духовной, масса черт, общих всем народностям края.
.Татарские усадьбы по размерам не отличаются от русских. Расположение построек в усадьбе специфически татарское, но в больших торговых селах этот план не соблюдается и постановка домов ведется совершенно также, как и у русских.
. Казакин к татарам попал, по-видимости, от русских, являясь формой служилых татар-казаков, одинакового покроя с русскими казаками; крестьяне обычно носят лапти, так называемого, татарского образца,
который представляет по виду и технике изготовления упрощенный чувашский лапоть; в украшениях имеется огромное число самых разнообразных влияний вплоть до китайских, масса привозных форм, причем некоторые с успехом исполняются местными татарским и русскими ювелирами), татарские браслеты представляют т. п., широко распространенные не только среди турецких народностей, но и даже у финнов); овощи употребляются сравнительно мало и то лишь в последнее время под влиянием русских; татарский ткацкий станок - вполне развитой станок великорусского т. п. с некоторыми отличительными деталями (рама так низко, что сидеть приходится почти на полу), но совершенно не похожий ни на станок других турецких народностей, ни на финский; сельское хозяйство татарина построено в общих чертах одинаково со всеми народностями края: применяются одни и те же системы землепользования, сеются те же хлеба, употребляется тот же сельскохозяйственный инвентарь, породы скота те же; для передвижения летом служит, главным образом, телега, т. н. «черемисского» образца, отличающаяся от русской крестьянской телеги более высокой спинкой» (Воробьев, 1925). Большинство заимствованных татарами культурных элементов относится к ранним этапам русской колонизации Волго-Уралья; как, к примеру, замечает Г. С. Губай-дуллин, «Русская колонизация заставила сельское население территории к более интенсивным формам сельского хозяйства. В переписных книгах монастырских и митрополичьих сел середины XVII века мы уже видим в некоторых татарских деревнях трехполья» (Губайдуллин, 1925, с. 83). Русские, безусловно, оказали большое влияние на культуру и быт местных народов. Русские крестьяне принесли с собой более передовые методы ведения хозяйства: стала широко применяться, как было отмечено, трехпольная система земледелия, имевшая ранее сравнительно ограниченное распространение; новые, более совершенные сельскохозяйственные орудия (сохи, бороны, косы, орудия для молотьбы и пр.). Татары под влиянием русских развили огородничество, прежде практически у них не распространенное, восприняли целый ряд предметов домашнего обихода и одежды (стулья, столы, шкафы для хранения посуды, русские валяные сапоги, вязаные чулки). «В книге «Чуваши» (Чебоксары, 1956) Н. И. Воробьев напишет, что под воздействием русских чуваши перешли на трехполье, позаимствовали многие сельскохозяйственные орудия и
приемы обработки почвы. Русские способствовали созданию чувашской грамоты, заложили основы чувашской литературы (Воробьев, 1956). Профессиональная татарская литература и искусство (живопись, скульптура, музыка) испытали сильнейшее влияние со стороны русской культуры.
По мнению А. Ш. Юсуповой, особая роль принадлежала русскому языку в обогащении лексического состава татарского языка (Юсупова, 2009). Татарский язык особенно тесно контактировал с русским, начиная с XVI в. В процессе общего развития слова, относящиеся к различным областям жизни (власть, суд, торговля, военное дело), проникали из русского языка в татарский. Подавляющее большинство русизмов можно лишь этимологически считать заимствованиями. Фактически они уже давно освоены татарским языком и не воспринимаются как иноязычные элементы. Уже в двуязычных словарях XIX века они приводятся наряду с татарской лексикой. Автор делает вывод, что часть из них осела в татарском языке в результате устного общения татар с русскими, а другая часть могла проникнуть в процессе приобщения татар к русским письменным текстам.Обогащение татарской лексики русско-европейскими заимствованиями в XIX в. было обусловлено переменами в общественно-политической, экономической и культурной жизни татарского народа. В начале XX в. в связи с подъёмом просветительского движения среди татар начинается активное вытеснение из татарского словарного фонда арабо-персидских заимствований и их замещение русскими и европейскими словами А. Ш. Юсупова классифицирует эту лексику по тематическим признакам, что дает возможность выяснить, в какой именно сфере деятельности общества происходили наиболее значимые изменения. Исходя из семантики русско-европейской лексики, автором выделено 17 тематических групп: 1) названия посуды и домашней утвари: кукшинъ, паднусъ, тярлинкя, самавыръ и т.д.; 2) предметы быта и домашнего обихода: мунчала, понаръ, плитя, бстял и т.д., 3) орудия труда: лумъ, шпалеръ, шотка, ыстанъ и т.д.; 4) единицы меры: лотъ, геръ, биршукъ, пот и т.д.; 5) названия строений: матча, мичъ, ждэшкэ, застунъ и т.д.; 6) названия растений, продуктов питания: кябестя, крянъ, анис, грбздя, упунка и т.д.; 7) названия одежды и материала: эшлэпэ, картусъ, материя, плисъ и т.д.; 8) предметы сельского хозяйства: сука, камытъ, буряня, буразна, саламъ и т.д.; 9) учебные принадлежности: карта, каникул, компас, линейка и т.д.;
10) военная лексика: друшка, пулын, штик, приступ и т.д.; 11) названия профессий: апикунъ, писеръ, патриотъ, пассажиръ и т.д.; 12) лексика, относящаяся к финансовой сфере: касса, сума, банка, панкрутлыкъ и т.д.; 13) юридические термины: штрау, суть, контрактъ и т.д.; 14) медицинские термины: аптека, ликеръ, чакутка и т. д. 15) музыкальные термины: срипкя, арганъ, гбсля, гитаръ и т.д.; 16) названия полезных ископаемых: лазуръ, магнить, избисъ, лабастыр ташы и т.д.; 17) религиозная лексика: манастыръ, групъ, пупъ, порфира, сочельникъ и т. д. Среди выделенных тематических групп самой большой по объёму, т.е. включающей наибольшее количество русских заимствований, является группа слов, обозначающих названия разных сфер жизнедеятельности, а именно: названия растений, напитков, продуктов питания и др.; самая маленькая тематическая группа - термины из области медицины; основная часть русских и европейских заимствований относится к области быта. Проникновение бытовой лексики русского языка осуществлялось в ходе повседневного общения татар с русскими. Многие русские заимствования были подчинены фонетическим законам татарского языка, некоторые из них не изменились. Часть заимствований настолько приспособилась к системе татарского языка, что их иноязычное происхождение не ощущается носителями языка и обнаруживается лишь с помощью этимологического анализа. Во многом схожие процессы происходили и с татарскими заимствованиями в русском языке (Юсупова, 2009).
Татары, в свою очередь, оказывали воздействие на своих соседей, что также отражено в краеведческой литературе. Упоминается о влиянии татарской национальной кухни на кулинарию других народов края (Архангельский, 1911), заимствованиях в одежде и украшениях (Никольский, 1911, с. 546; Никольский, 1925, с. 168; Соколов, 1925, с. 174); особенно много упоминаний о влиянии татарского языка: некоторые группы вводили «татаризмы» в родную речь, в местах совместного расселения нетатарское население достаточно свободно владело татарским языком (Никольский, 1925, с. 167; Евсевьев, 1925, с.181, Шестаков, 1884, с. 4). К сожалению, не обошлось без предвзятости в освещении указанных сюжетов. Как справедливо отмечал Н. И. Воробьев, «предшествующее изучение татар, ведшееся, за исключением немногих исследователей (К. Фукс), под углом необходимости доказать преимущество русской куль-
туры над татарской, дало очень незначительные результаты для беспристрастного анализа, ибо фактов очень немного и многие из них искажены» (Воробьев, 1925). И. Н. Смирнов, к примеру, в преамбуле к своей «Программе для собирания сведений об обрусении инородцев Восточной России» писал: «Капитальным вопросом, в разработке которого Каз. ОАИЭ желало бы привлечь внимание возможно большего количества работников, является вопрос об ассимиляции, обрусении местных инородцев» (Смирнов, 1882, с. 548). Правда, чуть далее он оговаривается: «Свести в течение хотя бы целого ряда лет весь материал, который по этому вопросу предлагает литература и жизнь, является существенно важным в виду тех рискованных общих заключений, которые даются об ассимиляционной способности русского народа на основании нескольких частных и недостаточно исследованных фактов» (Смирнов, 1882, с. 548). Генеральная идеологическая установка отразилась в следующем высказывании А. Ф. Риттиха - в целом весьма объективного исследователя: «.обрусевшие татары, чуваши, черемисы, вотяки, мордва примешались к русским и настолько сильно испестрили их разнообразием очертаний лица, что легко можно принять русских Среднего Поволжья за совершенно особый тип. но пройдут два-три века и татары, чуваши, черемисы, вотяки, мордва сольются с постоянно прибывающим русским элементом; тогда лишь одни признаки, открываемые тщательным исследованием, будут говорить об этих отживших и утерянных народцах, как ныне говорят о буртасах, хазарах, веси, мери и других племенах, увеличивших семью русскую своим слиянием» (Риттих, 1871, сс. 103-104). Несомненно, столь предвзятое восприятие действительности не могло не сказаться на реальных взаимоотношениях. К числу негативных факторов, влиявших на межэтническое взаимодействие, относились как насильственная христианизация, так и попытки исламизации. Не исключено, что имели место столкновения этнических интересов на бытовой почве. Упоминание об элементах этнофобии среди поволжских народов очень редко, но все же встречается в описаниях прошлого. К примеру, Н. В. Никольский, со ссылкой на своего информатора приводит следующие высказывания: «О быте татар чуваши не имеют никакого понятия. Татар видят они только на базарах, которые изобилуют татарами-торговцами. О татарах у них сложилось понятие, как о людях со звериной на-
турой. Попасть в татарскую деревню, по их представлениям, значит идти на верную гибель. Татары служат пугалом для ребят. «Не шали, будешь шалить, отдам татарину», - говорит мать шаловливому ребенку.Татар чуваши неохотно пускают на квартиру. Я помню один случай с татарами из своей детской жизни. Как-то раз, когда мне было около 7-8 лет, один татарин заехал к нам. Я тут же с плачем стал просить отца, чтобы татарина не пускали. Мне почему-то казалось, что татарин обязательно ночью нас зарежет. Родители, несмотря на мои слезы, пустили его, он провел у нас ночь. Я всю ночь не мог заснуть. Почему же у чуваш этого района сложилось дурное представление о татарах? Ведь они почти ничего не знают о татарах? Теперь мне понятно, почему все это произошло: мое воображение работало под влиянием того дурного, о котором я слышал от взрослых» (Никольский, 1911а). Г. К. Шкляев приводит впечатления участников академических экспедиций конца XVIII в., подтвержденные материалами середины X1X в., о стремлении удмуртов к изоляции, их крайне неприязненном отношении к русским. Одновременно другие исследователи прошлого приводили свидетельства взаимного сближения русских и удмуртов, в частности, русские быстро усваивали удмуртский язык, не препятствовали удмурты и посещению русскими языческих молений (Шкляев, 1998, с. 177-178).
В целом, однако, как свидетельствуют источники прошлого, между народами региона сложились достаточно прочные традиции дружественных отношений. В частности, на факт толерантных межэтнических отношений в крае указывают многочисленные упоминания в краеведческой литературе о межэтнических браках. Межэтнические браки известны в крае с давних пор. Начиная с династических браков времен Булгарско-го государства и Золотой Орды, документы и краеведческая литература отмечают их распространение в последующие периоды. Этнически смешанные семьи на Руси начали складываться по мере проникновения и освоения славянами новых территорий, в том числе и Волго-Уралья. Московское правительство еще при царе Михаиле Федоровиче издало несколько указов о церковных браках между русскими служилыми людьми и крещеными инородческими женщинами. Одно из самых ранних упоминаний о межэтнических браках в Среднем Поволжье, содержащееся в письме митрополита Гермогена (XVI век), приводится известным
дореволюционным исследователем Г. И. Перетятковичем: «.многие русские полоняники и неполонянники живут у татар и у черемисов и у чуваш и пьют и едят с единого и женятся у них» (Перетяткович, 1877, сс. 266-267). Однако до революции 1917 г. массового распространения межэтнические браки не имели, чему немало способствовало законодательство Российской империи, запрещающее браки между людьми разных вероисповеданий, а также достаточная замкнутость сельских общин и традиционные круги предбрачных знакомств, главным образом, из одной или нескольких соседних деревень с населением той же национальности. Последнее препятствие, впрочем, легко преодолевалось путем смены вероисповедания одним из будущих супругов. Работы краеведов XIX века полны сведениями о межэтнических браках на территории Казанской губернии (Лаптев, 1861; Лядов, 1861; Максимов, 1894; Максимов, 1902; Риттих, 1871; Сбоев, 1856; Шеин, 1907). Среди этих сведений легко просматриваются некоторые особенности. Во-первых, придерживаясь официальной политики, большинство авторов рассматривали межэтнические браки как средство ассимиляции «инородцев» русскими, так как государство поощряло смешанные браки, усматривая в этом наиболее простой путь обращения иноверцев в православие. Во-вторых, практически не встречается упоминаний о русско-татарских браках: поддерживая тесные хозяйственные и дружеские связи со своими инонациональными соседями, татары, тем не менее, упорно сопротивлялись христианизации, и разное вероисповедание становилось непреодолимой преградой для заключения смешанных браков. Вместе с тем, упоминаются примеры заключения татарами межэтнических браков с чувашами и оседлыми башкирами, а также с марийцами, удмуртами и мордвой в районах совместного расселения. Большую роль в этом процессе играли близость языка, общие черты в хозяйстве и культуре, влияние мусульманской религии, переход в которую сопровождался отатариванием новообращенных. Наконец, выявляются различия, связанные с полом вступавших в межэтнические браки: у русских женщины вступали в смешанные браки намного чаще, чем мужчины; у остальных поволжских народов наблюдалась противоположная тенденция. Русские мужчины предпочитали браки внутри своего этноса и редко брали в жены представительницу нерусских народов; между тем мужчины нерусских национальностей охотно жени-
лись на русских женщинах, что считалось весьма престижным в связи с особым положением русских и высоким приоритетом русской культуры. Удмуртский исследователь Г. К. Шкляев, отмечая эту особенность у удмуртов, приводит иное соображение: «Критерии красоты, сложившиеся у удмуртов к концу XIX в., в определенной мере были связаны с влиянием эстетических традиций соседних народов: красивой считалась та девушка, которая не была похожа на удмуртку, а имела либо «славянские» (в зоне контактов с русскими), либо «тюркские» черты» [Шкляев, 1993, с. 372]. Подобный фактор, несомненно, мог иметь место, однако считаем, что «критерии красоты» скорее были социально обусловлены не только в отношении русских, но и в отношении татар, которые со времен Булгар-ского государства были доминирующей этнической группой в регионе. Традиции межэтнической брачности у народов Волго-Уралья перешли в советское и постсоветское время, подтверждая крепость своих корней, заложенных в предшествующие исторические эпохи.
С середины XX века, когда началось планомерное изучение населения Среднего Поволжья, стала заполняться лакуна, на которую не обращали внимания дореволюционные исследователи - влияние поволжских народов на местных русских. До этого в источниках встречались лишь единичные свидетельства такого воздействия. К примеру, писатель С. Т. Аксаков, чьи детство и юность в начале XIX века прошли в поместье деда в Закамье в окружении марийцев, мордвы, чувашей и татар, оставил в своих биографических произведениях правдивые до мельчайших деталей этнографические сведения, которые «неоценимы по достоверности и богатству фактического материала о времени, людях и событиях» (Бусыгин, 2007, с. 287). С. Т. Аксаков отмечал, что у совместно расселенных народов, различных по языку, культуре, конфессиональной принадлежности, были самые дружественные, добрососедские отношения. Он свидетельствовал, что у русских Закамья одежда, язык и образ жизни представляют пеструю смесь татарских и русских нравов; особо подчеркивая, что русские хорошо знали языки своих соседей. Он писал о сабане - пахотном орудии татар, известном в крае с булгарских времен и заимствованном русскими; приводил факты взаимных русско-татарских заимствований в одежде и пище; упоминал о браке русского помещика с дочерью татарского дворянина, положительно оценивая этот факт как
закономерное проявление высоких человеческих чувств (Бусыгин, 2007, сс. 286-293).
На самом же деле, как показано в работах признанных авторитетов в изучении средневолжского русского населения Е. П. Бусыгина и Н. В. Зорина, их соратников и учеников, русские края не просто вступали в контакты с местными народами; это взаимодействие явилось мощным фактором формирования в Волго-Уралье особой этнотерриториальной группы русских - поволжских великороссов. Влияние на этнокультурный облик русских со стороны других народов, в том числе, татар прослеживается по многим компонентам. Это обусловлено рядом причин.
Во-первых, предками части русских региона были группы нерусских народов, подвергшиеся ассимиляции, вследствие чего они восприняли русский язык и культуру, но одновременно сохранили отдельные черты прежнего этнокультурного комплекса - те, что были наиболее удобны и наилучшим образом приспособлены к местным условиям. Так, например, русские старожилы с. Айша Зеленодольского района РТ еще в середине XX века помнили, что их предками были татары (Бусыгин, 1966, с. 79). Население села Шигали Тетюшского района РТ в 50-е - 80-е годы XX века было в основном русским, но источники начала века отмечали, что еще полвека назад население было мордовским, татарским и чувашским. Однако к моменту описываемых событий от татар и чувашей не осталось и следа ни в костюмах, ни в языке; исчезла бесследно и мордовская речь. «Шигали в национальном отношении стали русской деревней» (Бусыгин, 1966, с. 79). Подобный же факт приводит И. Изно-сков по Мамадышскому уезду Казанской губернии. Основатели деревни Гороховое поле (Бургас-яс) были крещеные татары, к которым перешли русские из д. Помаровки; в результате «дети русских переженились на крещеных, и последние настолько с ними слились, то ныне их узнать нельзя ни по костюму, ни по языку» (цит. по: Бусыгин, 1966, с. 80).
В ряде случаев наблюдались и обратные процессы - ассимиляции русских нерусскими народами Поволжья. По свидетельству этнографов, в Мензелинском районе Татарстана имеются деревни, где жители, считая себя русскими, говорят по-татарски, поют татарские песни, мало чем отличаясь по своему быту от окружающим татар. Предками этого населения, возможно, были либо беглые крестьяне, спрятавшиеся среди татар,
либо миссионеры, которые, не справившись с возложенной на них обязанностью, слились с местным населением. Как отмечает Е. П. Бусыгин, процесс слияния русских с местным населением не был широким, но сами факты говорят о том, что влияние местных народов в ряде случаев было весьма существенным (Бусыгин, 1966, с. 83).
Вторая причина наличия в этнокультуре русских Поволжья пласта, содержащего элементы культуры других поволжских народов, - непосредственные взаимовлияния. Взаимодействие русских с другими поволжскими народами проявлялось и в быту, и в языке, и в антропологическом облике1.
Так, татарский плуг - сабан, известный с булгарских времен, хорошо приспособленный к подъему целины, залежей, широко использовался русскими на всей территории края. При наиболее распространенной в прошлом П-образной связи дома с надворными постройками, когда дом и надворные сооружения образуют сплошную П-образную линию, оставляя внутреннюю часть двора открытой, у русских широко были распространены дворы с разобщенными хозяйственными службами (усадьба состоит из нескольких хозяйственных построек, не связанных с домом и друг с другом). Такая форма усадьбы в прошлом была характерна для татар. Там, где русские жили чересполосно с татарами, в интерьере русского жилища отмечались свободное положение печи (в традиционном русском жилище печь всегда прижата вплотную к стене дома, в татарском - вокруг печи оставлены свободные проходы); наличие вмазанных и подвесных котлов в печи, что характерно для татарского и чувашского жилища; татарских занавесок (кашага), разделяющих жилые части дома. Xарактерной особенность жилища русского населения края было наличие во многих районах, где русские жили по соседству с татарами, полихромной (многоцветной, в три-четыре и даже пять цветов) раскраски дома. Полихромная раскраска татарского жилища имеет древнее происхождение и берет начало с булгарских времен золотоордынско-го периода. Если в других местах расселения русских окраска домов -сравнительно позднее явление, связанное с влиянием города, то в местах
1 Далее в тексте все свидетельства о русско-татарском взаимодействии приводятся по: (Бусыгин, 1966).
чересполосного расселения русских и татар Поволжья она имеет раннее происхождение и заимствована от татар. Об этом свидетельствует сам характер раскраски, сочетание и состав цветов, а также распространение раскрашенных домов преимущественно в зоне расселения татар. Среди русских крестьян в Поволжье широко было распространено ювелирное дело, обработка кожи очень высокого качества (юфти) и изделий из нее, войлока, изготовление из металла различных художественных изделий -навыки и традиции, получившие в крае большое распространение еще в период Булгарского государства и Казанского ханства. Русские кузнецы (из полоняников) работали в крае, несомненно, еще до присоединения его к Русскому государству и были хорошо знакомы с традициями древнего кузнечества, в частности, изготовления ювелирных изделий из витого железа, умения выделывать мелкие орнаментированные вещи.
В одежде русские Поволжья переняли у местных народов некоторые виды халатообразной и безрукавной одежды, валяную обувь с кожаными галошами, татарские шапки и башкирские малахаи. Татарские шапки покупались русскими крестьянами на базарах или же шили по заказу татарские портные, посещавшие русские деревни. В русских деревнях отмечались способы повязывания русскими женщинами платков «по-татарски», ношение черных онучей (как у марийцев), использование орнаментальных мотивов народов Поволжья в украшении отдельных частей костюма, тамбурной вышивки.
Достаточно заимствований было в пище. В восточных районах Татарстана русскими издавна употреблялся каймак (густая коричневая жирная масса из топленого молока). Приготовление каймака и сам термин характерны для татар и башкир, у которых он подавался к столу вместо масла. Распространенным блюдом у русских было кислое молоко. Для его приготовления молоко «затопляли» докрасна, а после остывания добавляли парное молоко и творог. Во многих русских населенных пунктах, особенно расположенных вблизи татарских поселений, кислое молоко делали так же, как татарский катык: молоко кипятили, клали закваску (обычно творог, держали в теплом месте, и когда молоко свертывалось, его выдерживали несколько дней в погребе. В этом случае кислое молоко получалось более острым. Из кислого молока делали арем (по-татарски - айран), размешивая одну ложку катыка в кружке воды. Вода
получалась с небольшой кислинкой и хорошо утоляла жажду; арем пили в страдную пору и во время сенокоса.
В ряде русских деревень Татарстана и Башкортостана употреблялась салма - типичное татарское кушанье, сохранившее у русских то же название. Салма делалась из круто замешанного ржаного теста, нарезанного на широкие продолговатые полоски. Ее варили в кипящей воде и ели либо «пустой», либо забеленной молоком. Варились также «колдон-чики» - тестяная масса, разрезанная на небольшие квадратики, которые запускали в кипящую воду. «Колдончики» ели с растительным маслом, предварительно слив воду. Варка в воде изделий из теста - прием, характерный для тюркоязычных народов.
Из домашней утвари можно отметить употребление русскими татарских кумганов - медных или жестяных кувшинов для умывания с носиков, ручкой и крышкой, в которых русские хранили пиво и квас. Изготовление русскими крестьянами кумганов отмечено в материалах по Казанской губернии XIX века. Было у русских края и некоторое своеобразие в традиционных транспортных средствах. На всей территории у русских очень широко были распространены своеобразные тарантасы - от примитивной плетенки до усовершенствованных экипажей городского типа. Тарантасы бытовали у всех поволжских народов. У татар, например, тарантасы имели особо назначение: перед свадьбой в них катали невесту с подругами, на тарантасах выезжали в поле на первое жнитво, устраивали торжественные выезды. Принимая во внимание название «тарантас» (по В. Далю, термин восточного происхождения), высокое мастерство русских и татарских ремесленников в их изготовлении, давность традиции изготовления плетеных изделий на территории края, следует считать тарантас очень старинным, характерным поволжским видом транспорта, получившим более широкое бытование в Среднем Поволжье, чем в других областях, населенных русскими. У русских широко бытовали небольшие ручные тележки татарского типа. С татарским влиянием, несомненно, следует связывать бытование некоторых видов украшений, сбруи, обычай покрывать лошадей цветными попонами. Конечно, общность некоторых культурных элементов не всегда можно объяснить заимствованиями, скорее, ее можно рассматривать как результат длительной совместной жизни и совместного творчества русских и дру-
гих народов, живущих в одинаковых социально-экономических и при-родно-географических условиях.
Длительное трудовое общение и чересполосное проживание оказали влияние и на характер проведения народных праздников. Русские принимали участие в праздновании татарских сабантуя и джиена. В праздничную обрядность русских Поволжья были включены спортивные состязания, игры и увеселения, характерные для татар. Даже в русской свадебной обрядности прослеживается ряд элементов, характерных для соседствующих народов. Это применение нерусской терминологии (например, калым вместо кладки), включение в состав праздничной и ритуальной пищи местных национальных блюд, изменение убеждений об этнической принадлежности отдельных компонентов свадьбы.
Язык русского населения Среднего Поволжья за длительный период совместной жизни обогатился рядом слов и выражений, характерных для поволжских народов. В работах краеведов XIX века содержится множество упоминаний о том, что русские, проживающие между татарами, чувашами, мордвой, хорошо говорят на их языке, и даже делается вывод, что языки нерусских народов шире проникают в среду русских, чем наоборот. Русские применяли местную терминологию в обозначении отдельных частей селений, жилищ и усадеб, предметов одежды, утвари и т. д. Лингвисты, занимающиеся изучением тюрко-славянских взаимовлияний на языковом материале, приводят целый ряд татарских слов, широко употребляемых русским старожильческим населением Татарстана. Среди них, к примеру, чиляк - деревянное ведро (в татарском языке - любое ведро); сарча - овца; аш - мучной суп (в татарском - любой суп); бешмет - старое пальто (в татарском - название вида верхней утепленной одежды); башмак - годовалый теленок; казан - котел; майдан - площадь; урман - лес; баган - столб; урема - кустарник, заросли по реке; сабан -плуг и т. д. Недаром Габдулла Тукай писал: «С русскими мы в веках породнились, Словарем, языком обменялись, Одни песни у нас родились
И события одни воспевались» (Тукай, 1943, с. 265). Казанские языковеды отмечали влияние иноязычной среды в русских говорах Казани и прилегающих районов, что отражено в наличии
отдельных лексических заимствований их татарского языка, не свойственных русскому языку и его говорам за пределами казанской зоны (Альмухамедова, 1958, с. 232).
Воздействию со стороны местных народов подвергся даже антропологический облик поволжских великороссов (как за счет межэтнических браков, так и за счет обрусения отдельных групп нерусских народов). Об этом часто пишется в краеведческой литературе; см., например, вышеприведенную цитату из работы А. Ф. Риттиха или: «Посмотрите, сколько в этом крае чисто русских фамилий, в названиях которых ясны инородческие корни и члены которых в своих физиономиях удерживают характерные черты национальностей татарской, калмыцкой, киргизской, чувашской, мордовской и др.» (Шестаков, 1884, с. 4). Черты сублапано-идного (волжско-камского, смешанного европеоидно-монголоидного) антропологического т. п. проявляются у русских Поволжья в наличии у отдельных индивидов эпикантуса, скуластости, пониженном общем ростовом показателе (последнее отличие особо отмечалось участниками антропологической академической экспедиции второй половины XIX века в Среднее Поволжье).
Таким образом, история освоения поволжскими народами территории и совместного проживания насчитывает не одно столетие, различны были обстоятельства и факторы межэтнического взаимодействия, среди которых нашлось место и для далеко не мирных форм. Однако доминантой межэтнических отношений в целом оставались толерантность, культурные и языковые взаимовлияния, совместная хозяйственная деятельность. О позитивных результатах межэтнического взаимодействия убедительно свидетельствуют труды ученых дореволюционного и последующих периодов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Альмухамедова З. М. Заметки о диалектных особенностях русской речи в Казани и деревнях Подказанья // УЗ КГПИ. Вып.15. Казань, 1958.
2. Архангельский Н. Гостеприимство в семейном быту чуваш // Известия Общества археологии, истории и этнографии, 1911. Т. XXVI. Вып.6.
3. Бусыгин Е. П. Русское население Среднего Поволжья. Историко-этнографическое исследование материальной культуры. Казань: Изд-во Казанского университета, 1966.
4. Бусыгин Е. П., Зорин Н. В. Этнография в Казанском университете. Казань: Изд-во КГУ, 2002.
5. Бусыгин Е. П. Многоцветье содружества. Этнографические материалы в произведениях первого студента казанского университета С.Т. Аксакова // Счастье жить и творить. Казань, 2007. С. 286-293.
6. Верещагин Г. Е. Остатки язычества у вотяков. Вятка, 1895.
7. Воробьев Н. И. Казанские татары. (Этнографический очерк) // Материалы по изучению Татарстана. Казань, 1925. С.133-166.
8. Воробьев Н. И. Чуваши. Чебоксары. 1956.
9. Губайдуллин Г. С. Из прошлого татар // Материалы по изучению Татарстана. Казань, 1925. С. 71-111.
10. Евсевьев М. Е. Мордва Татреспублики // Материалы по изучению Татарстана. Казань, 1925. С. 179-196.
11. Кузеев Р. Г. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала. М.,
1992.
12. ЛаптевМ. Казанская губерния. Материалы для географии и статистики России. СПб., 1861.
13. Лядов В. И. Европейская Россия в физическом и этнографическом отношениях. СПб., 1861.
14. Максимов А. К. К вопросу об ассимиляционной способности русского народа // Этнографическое обозрение. 1894. Вып. 4.
15. Максимов А. Из истории семьи у русских и инородцев // Этнографическое обозрение. 1902. Вып. 2.
16. Масленников Н. Из быта мордвы с. Кученяева Алатырского уезда Симбирской губернии // Известия Общества археологии, истории и этнографии, 1916. XXXIX, вып.4.
17. Насыри К. Избранные произведения. Казань, 1977.
18. Никольский Н. В. Краткий конспект по этнографии чуваш // Известия Общества археологии, истории и этнографии, 1911. Т. XXVI. Вып. 6.
19. Никольский Н. В. Этнографические заметки о чувашах Козмоде-мьянского уезда Казанской губернии // Известия Общества археологии, истории и этнографии, 1911а. Т. XXVII. Вып.4.
20. Никольский Н. В. Чуваши // Материалы по изучению Татарстана. Казань, 1925. С. 167-173.
21. Перетяткович Г. И. Поволжье в XV - XVI вв. Т. 1. М., 1877.
22. РиттихА.Ф. Материалы для этнографии России. Казанская губерния. Казань, 1871.
23. Сагитова Л. В. Этничность в современном Татарстане. Казань, 1998.
24. Сбоев В. А. Исследования об инородцах Казанской губернии. Казань, 1856.
25. Смирнов И. Н. Программа для собирания сведений об обрусении инородцев Восточной России // Известия Общества археологии, истории и этнографии, 1882. Т. X, вып. 5.
26. Соколов В. Т. Мари // Материалы по изучению Татарстана. Казань, 1925.С. 173-178.
27. Тагиров Э. Р. Татарстан: национально-государственные интересы. Политическое эссе. Казань, 1996.
28. Тукай Г. Соч., т. 1. Казань, 1943.
29. Фукс К. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. Репринтное воспроизводство. Казань: Фонд ТЯК, 1991.
30. Халиков А. Х. Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария. Казань: ФЭН, 1994.
31. Шеин В. П. По вопросу о смешанных браках. СПб., 1907.
32. Шестаков П. Д. Заметки о влиянии русского языка на языки инородческие // Труды IV археологического съезда. Т.2. Казань, 1884.
33. ШкляевГ. К. Некоторые черты этнической психологии удмуртов // Удмурты: историко-этнографические очерки. Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1993. С. 370-383.
34. Шкляев Г. К. Межэтнические отношения в Удмуртии: опыт историко-психологического анализа. Ижевск, 1998.
35. Юсупова А. Ш. Татарско-русские и русско-татарские словари XIX века как лексиграфические памятники и источники изучения лексики татарского языка. Автореферат дисс. на соиск.уч.степ.док.филол. наук. Казань, 2009. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www. dissercat.com/content/tatarsko-msskie-i-mssko-tatarskie-slovari-xix-veka-kak-leksikograficheskie-pamyatшki-i-is
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
УЗ КГПИ - Ученые записки Казанского государственного педагогического института.
Информация об авторе:
Столярова Гузель Рафаиловна, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Институт истории, кафедра этнографии и археологии, профессор, доктор исторических наук; 420008 Казань, ул. Кремлевская, 18; E-mail: guzelstol@mail.ru
Ethno-cultural interrelations of Russians and Tatars (19th - beginning of the 20th cc.)
Stolyarova G. R.
Different aspects of Russian-Tatar interrelations in 19th-20th cc. and before taking into account both rural and urban population are considered. Historical experience of living together and mutual enrichment of cultures are illustrated with exaples of mutual borrowings in material culture (work tools, dwelling, food) and mutual language influence. The author puts attention to the folklore reflection of stereotypical views of Tatars and Russians at each other and demonstrates the sources of negative and positive attitudes. Special attention is put to the works of the scholars from Kazan university of 19th-20th cc., who considered the samr problems.
Keywords: Russians, Tatars, ethnic contacts, Volga-Urals region, ethnography, folklore.
Information about the author:
Stolyarova Guzel Rafailovna - Doctor of history, Prof. of еру Chair for ethnology and archaeology of the Kazan Federal university. 420008 Kazan, Kremlyovskaya str., 18; guzelstol@mail.ru
