CC BY
79
своеобразии усть-полуйских антропоморфных изображений будет не правомерным. Как видно из приведенных аналогий, в общем синхронных усть-полую, специфика стиля усть- полуйских личин/ фигур заключается, во-первых, в их подчеркнутой антропоморфности, без всяких «звериных» признаков в изображении лица или фигуры. Во-вторых, в устоявшейся иконографии лица: большие миндалевидные глаза, иногда обведенные двойным контуром, такой же крупный рот, линии от носа к скулам, четкий овальный или сердцевидный абрис личины. Важным представляется и такой технологический показатель, как заливка металла при изготовлении фигуры сверху, с головы, тогда как в других регионах, как уже упоминалось, заливка производилась с ног.
Ареал распространения гравированных изображений несколько шире, но, в общем так или иначе тяготеет к Нижнему Приобью. Можно заключить, что приблизительно к 1 в. до н.э. на территории низовьев Оби складывается свой, достаточно специфический стиль изображения антропоморфных персонажей. Этот стиль послужил истоком строго канонизированной иконографии антропоморфных персонажей эпохи средневековья, распространенных приблизительно в том же ареале, что и гравированные рисунки на бронзовых/серебряных изделиях.
Д.В. Шмуратко ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ В ПРИКАМЬЕ В ЭПОХУ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ
То, что Великое переселение народов (ВПН) является, наверное, самым глобальным миграционным процессом эпохи средневековья, ни для кого не секрет. Подобные явления, вызванные глобальными катаклизмами, случаются в человеческой истории не так часто, но их последствия оказываются весьма ощутимыми. Эпоха ВПН заново перекроила этническую карту Евразии. Разобраться в охвативших континент переселенческих процессах, задача очень сложная: слишком много народов, слишком много культур, слишком много особенностей.
О том, что происходило в эпоху ВПН в Прикамье написано достаточно много как научной, так и научно-популярной литературы. Ориентировочно в IV веке н.э. в результате иноэтничного вливания или каких-либо других причин на территории Пермского Предуралья (да и всего Прикамского региона) вдруг появляется необычный погребальный обряд - захоронения под курганами. Для лесной и лесостепной полосы курганные комплексы не совсем типичны. Курган
- опознавательный знак, помогающий кочевнику отыскать в бескрайней степи могилы предков, в условиях заселенности ландшафта Верхней Камы вряд ли мог выполнять эту немаловажную функцию. Заметить курган в лесу и еще к тому же на неровной (холмистой) местности навряд ли удастся, кроме того, уральские курганы сильно уступают сво-
© Шмуратко Д. В., 2009
им степным аналогам как по высоте, так и по диаметру насыпи.
Еще в начале XX века А.В. Шмидт выделил эти таинственные памятники в особую группу - «харинский тип» (Богданов, 2003, с. 110), по названию села в Коми-Пермяцком округе, где были обнаружены первые курганы. С этих пор вопрос об их этнокультурной интерпретации становится одним из актуальнейших для прикамской археологии. В разные годы разные исследователи связывали харинцев с тюрками, сарматами, сарма-то-аланами, уграми, палеосибирцами, саками-усунями (Богданов, 2003, с. 111), причем зачастую все выводы базировались на чисто интуитивном сравнительном сопоставлении тех или иных категорий вещей. Попытаемся внести некоторую ясность в обозначенное разнообразие, помочь в этом нам могут современные методы аналитической статистики. Дискриминантный анализ, рассчитывающий вероятность попадания каждого объекта в ту или иную группу (Таганов, 2005, с. 141), позволит нам выделить в массиве харинских погребений те, которые отклоняются от «идеального типа», а затем соотнести их с другим типам, характерным для соседних культур.
Понятие «идеальный тип» впервые было предложено отцом современной «понимающей социологии» М. Вебером. К идеальному типу, пишет он, мы приходим, акцентируя ту или иную точку зрения, с которой очевидна связь некоего множества различных феноменов, выраженных в большей или меньшей мере. Получающаяся в итоге концептуальная картина не есть нечто эмпирически данное. Она утопична, и задача историка в каждом отдельном случае состоит в том, чтобы констатировать большую или меньшую дистанцию, разделяющую идеальный тип и реальность. (Реале,
2003)
В нашем случае, анализ будет проведен на выборе более чем 1300 погребений, принадлежащих 34 памятникам, 10 археологическим культурам: харинс-кая (могильники Бурково, Митино, Ча-зево I, II, Пеклаыб I (Генинг, Голдина, 1973)), неволинская - бродовский и верх-саинский этапы (Верх-Сая, Броды (Голдина, Водолаго, 1990)), тураевская группа (Тураево (Генинг, 1976), Старая-Мушта (Сунгатов, Г арустович, Юсупов,
2004)), мазунинская (Мазунино (Генинг, Мырсина, 1967), Ижевский (Генинг, 1967)), бахмутинская (Бирский (Мажи-тов, 1969), Старо-Кобановский (Васют-кин, Останина, 1986)), азелинская (Азе-лино, Суворово (Генинг, 1963)), саргат-ская (Савинский, Красный Борок (Матвеева, 1993)), именьковская (Рождественский (Генинг, 1960), Богородицкий (Старостин, 1983)), турбаслинская (Ново-Турбаслы (Мажитов, 1959), Уфимский (Пшеничнюк, 1968)), позднесарматская (Ахмеровский II (Васюткин, 1977), Салиховский (Васюткин, 1986), Чумаровский, Уязыбашевский, Комсомольский IV и др. (Пшеничнюк, 1983)). Все погребения были описаны бинарным кодом (0;1) по 128 признакам. Анализ проводился в программном пакете SPSS.
Дискриминантный анализ позволил выделить «идеальный тип» погребения харинской культуры, т.е. такого погребения, которое является не типичным для других культур. Если учесть самые яркие признаки, то получится захоронение под курганом (99,2%), могильная яма которого вмещает в себя срубную конструкцию (29,1%) состав инвентаря подобных комплексов беден, либо отсутствует вовсе (45,7%), к наиболее часто встречаемым находкам в первую очередь следует отнести обувные пряжки (10,2 %). Заметим, что «характерные» для ха-
ринцев обряд кремации, удила, клинковое оружие, «калачковидные серьги» не входят в состав «идеального типа», являясь более характерными для соседних культур.
Процент выявленных «инокультур-ных» включений на харинских памятниках следующий (см. табл. 1): позднесарматский - 16,2%; именьковский - 6,9%; неволинский компонент - 6,4%; турбо-слинский - 1,7%; тураевский - 1,2%; азе-линский, мазунинский, бахмутинский, саргатский - 0%. Процент уникального харинского «идеального типа» - 67,6%. При этом по результатам анализа можно охарактеризовать и направленность выявленных связей. Так параллели с не-волинской и тураевской культурами являются двунаправленными, что говорит о наличии взаимно пересекающихся контактов носителей данных культурных традиций. Указанный процесс может быть возможным только при наличии хронологического перекрывания, т.е. одновременного бытования памятников. Параллели с позднесарматской, именьковской и турбаслинской культурами являются строго однонаправленными, без взаимного наложения. Обнаруженное обстоятельство позволяет в ряду относительной хронологии выстроить перечисленные культуры временем ранее харинской, и выводить последнюю именно из них.
Как видно из приведенных процентных данных, наиболее значительный вклад (16,2%) в формирование «харинс-кого типа» внесли носители позднесарматской культуры.
«Идеальный тип» для позднесарматского погребения выглядит примерно так: небогатое, выложенное камнями (11,1%) погребение с ингумацией (100%) под курганной насыпью (100,0 %), в положении вытянуто на спине (59,5%) и с искусственной деформацией черепа
(15,1%).
О близости харинской и позднесарматской курьтур в свое время говорил еще А.П. Смирнов, однако его точка зрения уступила место угорской концепции, выдвинутой О.Н. Бадером, В.А. Обориным, В.Ф. Генингом (Богданов, 2003. -С. 110). Не так давно о сарматской теории вновь заговорил Ф.В. Овчинников. Анализируя харинскую полихромную поясную гарнитуру, исследователь пришел к выводу о том, что возможно именно с «событиями вытеснения «иранских» племен с исторической арены связано появление в Приуралье памятников харинского типа в конце IV - начале V в., где в труднодоступных лесных районах до конца VI в. сохраняются отголоски стиля Варна-Кара-Агач. Так, наиболее ранние харинские комплексы, представляющие культуру первых харинских переселенцев, посредством перекрестных аналогий напрямую связаны с кругом позднесарматских древностей конца IV в. (Брюханово, Тугозвоново)» (Овчинников, 2004).
Вторым по значимости компонентом, сыгравшим свою роль в формировании харинской культуры, следует назвать именьковцев, о «самом серьезном воздействии» которых на племена Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья середины I тыс. н.э. неоднократно говорил А.Х. Халиков (Халиков, 1987, с. 94). В орбиту переселенческих процессов, захлестнувших Прикамье в эпоху ВПН, именьковцев включают Г.И. Матвеева и Р. Д. Голдина, последняя связывает с ними одну из волн миграций (Голдина, 2004, с. 254).
«Идеальный тип» именьковских захоронений - кремация (100%) в грунтовых погребениях, снабженных уступом (13,5%), на котором помещался жертвенный сосуд (48,1%), из вещевого инвентаря часто встречаются глиняные пряс-
лица (15,4%).
На третьем месте стоит двунаправленная связь харинцев с носителями не-волинской культуры (6,4 и 0,4 %).
«Идеальный тип» неволинского погребального обряда в общих чертах рисуется следующим образом. Умерших ингумировали (100%) в могильных ямах, содержащих остатки бересты (2,9%), в некоторых случаях в погребениях встречены одиночные крупные камни (2,9%). Лица умерших покрыты погребальной маской (1,2%). Специфическим элементом костюма является «неволинский» пояс с многочисленными пронизками и подвесками (12,4-10,0%). Характерными для неволинцев стали также отдельные типы височных украшений: кольцо со свободно вращающейся привеской (0,6%), кольцо с привеской в виде полого шарика (1,8%), «калачковидное» височное кольцо (1,8%). Из вещевого инвентаря в «идеальный тип» неволинцев вошли ножи (59,4%), удила (17,1%), стремена (6,5%) и кресала (1,2%), из украшений костюма - монеты (10,0%).
Говоря же о том, откуда необычный погребальный обряд пришел к неволин-цам, дискриминантный анализ советует нам внимательнее присмотреться к бах-мутинско-мазунинскому ареалу и опять же, как и в случае с харино, к турбас-линской и позднесарматской культурам (заметим, что позднесарматская культура становится общим истоком как для неволинских, так и для харинских погребений). Сила связей: бахмутино -12,1%, позднесарматская - 10,2 %, ма-зунино - 9,1%, турбослинская - 6,4%, тураевская - 4,5%, азелинская культура
- 1,9 %.
«Идеальный тип» бахмутинского захоронения - ингумация (98,5%) в грунтовой яме (100%), снабженной нишами-подбоями (10,7%). В погребениях прослеживаются следы охры (0,7%). Из ук-
рашений выделяются раковины каури (4,8%), «калачковидные» височные кольца (1,0%), височные кольца в виде колечка (4,6%).
«Идеальный тип» мазунинского погребения - ингумация (100%) в грунтовой яме (100%) в положении вытянуто на спине с выпрямленными конечностями (31,3%), в деревянном гробовище (24,6%). Рядом с погребенным помещен жертвенный комплекс (16,4%), в состав которого входят бусы (14,2%), фибулы (4,5%), сюльгамы (1,5%), ножи (4,5%). Из элементов костюма обнаружены многочисленные застежки (16,4%).
«Идеальный тип» турбаслинского погребения - погребальные ямы со следами жертвенной пищи (кости животных - 35,5%, фрагменты керамики -46,4%). Из украшений височные кольца с привеской многогранником (3,6%), калачевидные серьги (не «калачковидные»!) (0,9%), арочные накосники (0,9%).
Азелинский компонент представлен «идеальным типом» - ингумацией (98,1%) в положении вытянуто на спине с расположением одной или обеих рук на бедрах (15,4% и 21,2%). Погребенный снабжен жертвенным комплексом (9,6%), в составе которого бисер (7,7%), пояса (3,8%). Богато украшенные пояса входят в состав костюма (61,1-32,7%), атрибутами которого являются нагрудные подвески (34,6%), фибулы (11,5%), бляшки (19,2%), сюльгамы (36,5%). Из украшений типичны браслеты (21,2%), гривны (28,8%), перстни (55,8%), височные подвески в виде знака вопроса (17,3%), многочисленные бусы (59,6%). Из предметов воинского снаряжения -топоры (23,1%), наконечники копий (13,5). Из бытовых вещей - шилья, иглы, проколки (19,2%).
Что же касается нашумевших тура-евских комплексов, то связь их с харино
и неволино несомненна, хотя и не столь значительна. Из анализа следует, что 7,0% тураевских погребений определяются как харинские (обратная связь -1,2%), 5,4% - как неволинские (обратная связь - 4,5%).
«Идеальный тип» тураево - погребальная яма с деревянным настилом (19,1%) и следами огня (62,9%), рядом с умершим расположен жертвенный комплекс (17,1%), в который часто входят гривны (9,5%), браслеты (9,5%), перстни (8,6%), удила (1,0%). Из украшений присутствуют витые височные кольца с напускной бусиной (16,2%). Из предметов вооружения - «косы-горбуши» (6,7%) и оселки к ним (2,9%).
Контактировали тураевцы как с бах-мутинским населением (10,9-0,8%), так и с турбаслинцами (6,2-3,1%). Наличие же однонаправленных связей позволяет отчасти выводить тураево из ранних мазунинских (0,8%) древностей.
Что же касается угорской теории, то следы саргатской культуры не выявлены ни в харинской, ни в неволинской культурах. Однако много общего саргаты обнаружили с турбаслинцами (25,0%) и поздними сарматами (5,0%).
«Идеальный тип» саргатского погребения - ингумация (100%) под курганом (100,0%). Могильные ямы снабжены деревянными конструкциями типа столбов (28,6%), кольев (14,3%), перекрытий (35,7%), платформ (57,1%), ко-
торые помещались на заплечики (35,7%). Характерно присутствие в погребении следов мела или талька (7,1%). Яркими находками являются бронзовые котлы (7,1%), топоры-кельты (7,1%). Из украшений выделяются янтарные бусы (14,3%), из бытовых вещей - гребни (7,1%), из предметов вооружения - клинковое оружие (14,3%) и наконечники стрел (35,7%).
Итак, подведем итоги. Проведенный дискриминантный анализ позволил внести некоторую ясность в этнокультурную ситуацию в Прикамье эпохи ВПН:
- Харинская культура, появление которой на территории Верхнего Прикамья собственно и является результатом Великого переселения народов, генетически восходит к позднесарматской (16,2%), именьковской (6,9%) и неволинской (6,4%) культурам.
- Неволинская культура восходит к бахмутинской (12,1%), позднесарматской (10,2%), мазуниной (9,1%), и тур-баслинской (6,4%) культурам.
- Тураевские древности, имеющие много общего с харино и неволино, свои истоки берут от мазунинской (0,8%) культуры.
- Влияние на территорию Прикамья саргат статистически не прослеживается, что оправдывается большим хронологическим разрывом между харинской и саргатской культурами.
