CC BY
57
UDC 82.091
MOTIVE STRUCTURE OF V. DYOGTEV’S STORY “THAT’S WHY I AM CRYING”
Elena Olegovna CHAPLYGINA, Far Eastern Federal University, Vladivostok, Russian Federation, Post-graduate Student, Russian Language and Literature Department, e-mail: cha_o@bk.ru
V. Dyogtev’s story which is the reflection of the writer’s early creative quest. The writer only makes an attempt to understanding and solution of “eternal” problems not pretending to depth of generalization. It is proved that the writer uses proven by Russian classical literature the system of motives and images. However in this early story written by V. Dyogtev there is potential motove and partly problematic basis of all his creative writing.
Key words: artistic pattern; author’s “I”; search of hero and style.
УДК 811.112
ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ В НЕМЕЦКОЙ ЛЕКСИКОСФЕРЕ
© Надежда Васильевна УШКОВА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой немецкой филологии, e-mail: nush2001@mail.ru
Статья посвящена исследованию этнокультурной концептуализации в сфере немецкой ономастической лексики. Анализируются особенности ономастических концептов, представляющих собою этнокультурные образы в первичной и вторичной языковой репрезентации. Описываемые этнокон-цепты рассматриваются как средство интерпретация мира в процессе взаимодействия лингвокультур.
Ключевые слова: этнокультурный образ; вторичная концептуализация; ономастическая лексико-сфера; интерпретация.
Интерес лингвистики к отражению в языке культурной информации, к взаимодействию языка и культуры носит, как известно, не только теоретический характер, но наряду с этим имеет очевидную практическую значимость, вызванную потребностями меж-культурной коммуникации в глобальном мире и нацеленную на оптимизацию процесса взаимопознания, взаимообогащения и, в конечном счете, взаимопонимания через призму культуры. В процессе подобного осмысления чужой культуры посредством собственной культуры и, в свою очередь, взгляд на собственную культуру глазами чужой культуры приводит к интереснейшим результатам, обобщение которых еще предстоит осуществить в рамках развивающейся антропологической парадигмы в тесном тандеме лингвокогнитивного и лингвокультурологического подходов к изучению языка как феномена культуры и как инструмента осмысления самого себя в этой культуре.
Исходя из вышеназванной актуальной задачи, остановимся на проблеме этнокультурной концептуализации, под которой по-
нимаются, во-первых, формирование этнокультурных концептов, а именно концептов, рассматривающихся в их непосредственной этнокультурной соотнесенности, являющихся продуктом осмысления объектов мира как элементов национальной концептосферы; во-вторых, использование этнокультурных концептов для интерпретации мира. Взаимосвязь названных процессов отражает фактически то существенное значение, которое имеет знание о культуре, в частности о национальной культуре, для формирования структур знания о мире в целом.
Затрагивая в своих ранних публикациях отдельные аспекты данной проблемы, мы обращались преимущественно к определению этнокультурных концептов, этнокон-цептов как особого рода лингвоконцептов, а также исследованию этнокультурной маркированности как явления языковой семантики и как результата концептуализации [1]. При этом, во-первых, отмечался очевидный, достойный внимания факт, что способность концептов отражать специфику именно национальной культуры различна, несмотря на
то, что они всегда формируются внутри определенной культуры и, соответственно, являются ее «производными»; во-вторых, подчеркивалась целесообразность выделения этнокультурных концептов, поскольку это позволяет выдвинуть на передний план соответствующие аспекты концептуализации и языковой репрезентации.
Очевидно не только то, что способность концептов отражать специфику национальной культуры различна, но и то, что некоторые этноконцепты демонстрируют высокую востребованность в качестве основы вторичной концептуализации, о чем свидетельствует активное обращение к ним как к средству интерпретации мира, что также проявляется в использовании соответствующих ключевых слов в качестве средств вторичной репрезентации в языке.
Руководствуясь практическими наблюдениями, касающимися этнокультурного содержания лексических категорий, следует особо выделить ономастическую лексику как действенное средство репрезентации этно-концептов и подчеркнуть необходимость специального рассмотрения ономастических концептов в лингвокультурном аспекте.
Необходимо отметить, однако, что, говоря о востребованности, мы имеем в виду, прежде всего, не те проявления регулярной многозначности ономастической лексики, которые составляют результат состоявшегося переноса и прослеживаются в виде самостоятельных или фразеологически связанных значений типа Struwwelpeter «растрепа» (первичное значение «герой одноименной детской книжки»); Nikolaus «день святого Николауса» (первичное значение «Святой Николаус»); Lorelei «скала на Рейне» (первичное значение «русалка в народной легенде»); Götz von Berlichingen! «эмоциональная просьба оставить в покое» (первичное значение «герой одноименного произведения И.В. Гете») и т. п., т. е. вторичных значений, относящихся к узуальной сфере, но вторичных значений, относящихся к окказиональной сфере.
Представляется, что противопоставление узуального и окказионального в типологии лексических значений, разработанной в традиционной семасиологии [2; 3], а именно в системе противопоставлений исходного и производного, первичного и вторичного,
прямого и производного, основного и второстепенного значений, занимает особое место в лингвокогнитивном рассмотрении языковой семантики, в том смысле, что именно окказиональное со всей очевидностью демонстрирует неисчерпаемость концептов, чем делает данный объект рассмотрения притягательным для изучения в русле когнитивно-дискурсивного и лингвокультурологического подходов.
Если значение представляет собою концепт ‘связанный / схваченный знаком’ [4, с. 57; 5, с. 41], то именно узуальные значения составляют конвенционально закрепленное в языковом сознании данного языкового сообщества, устойчивое, регулярно воспроизводимое в лингвокоммуникации ядро концепта, а окказиональные значения в своей совокупности могут по определению интерпретироваться как периферия концепта, поскольку именно данное концептуальное содержание несет на себе печать выходящего за рамки сложившейся языковой конвенции, изменчивого, эпизодически воссоздаваемого лингвокреативным языковым сознанием в его бесконечных индивидуальных проявлениях.
Понятие вторичности, хорошо разработанное в традиционной теории лексического значения и теории номинации, активно развивается в лингвокогнитивных исследованиях [6; 7]. Поясним наше понимание вторич-ности применительно к процессу этнокультурной концептуализации.
Прежде всего, представляется целесообразным различать вторичную концептуализацию и вторичную репрезентацию в том смысле, что первый процесс предполагает новое осмысление объектов и явлений мира, ранее уже подвергнутых когнитивной обработке; а второй процесс состоит в фиксации результатов данного нового осмысления. Существующие в сознании устойчивые структуры знаний, разделяемые социокультурным сообществом, используются неоднократно в процессе лингвокоммуникации. Применительно к вторичной этнокультурной концептуализации и репрезентации сказанное означает, что определенные этномарки-рованные признаки концептов лингвокуль-туры используются для формирования нового представления об объектах и явлениях мира, результат которого отражается в соз-
нании, а именно репрезентируется в виде интегрированного знания - продукта концептуальной интеграции нового и старого. При этом процесс концептуализации непосредственно связан с понятием интерпретации [8].
Если процесс вторичной номинации означает повторное присвоение имени уже поименованному объекту или явлению, то процесс вторичной репрезентации всегда предполагает повторное осмысление одного через призму другого, вторичную концептуализацию, являющуюся по своей сути новой интерпретацией существующего знания о мире.
Примечательно, что узуальная сфера ономастической лексики, репрезентирующей этнокультурные концепты, предоставляет готовую интерпретацию, закрепленную за вторичной номинацией, в то время как окказиональная сфера отражает множественность интерпретации.
На языковом уровне результат вторичной этнокультурной концептуализации подобного рода регулярно проявляется в использовании антропонимов в качестве номинации пространственных объектов. Примером служит многочисленное количество отелей в Германии, носящих название “Wildemann” - в Гарце, “Rübezahl” - в Баварии, “Loreley” - на Рейне, “Heinzelmänchen” -в Кельне, “Rattenfänger” - в Гаммельне и др. Ландшафтная детерминированность подобной номинации объясняется прямой ассоциативной связью «объект - место», привязкой антропонимического образа к определенной территории Германии.
Концептуализация предопределяется прогнозируемым алгоритмом предполагаемой интерпретации. Локализация объекта вторичной номинации определяется локализацией объекта первичной номинации - в основе соответствующего механизма лежит метонимическая модель особого рода, распространяющаяся на уникальные связи единственных в своем роде объектов.
Интерпретатор рассуждает приблизительно так: данный топонимический объект обозначен именем антропонимического объекта, локализованного на территории Х, следовательно, он тоже находится на этой территории. Для данного случая предлагаем использовать понятие «когнитивный альтернатор» - процедуры выбора одной из двух или нескольких наиболее вероятных вариантов
концептуализации [9]. Благодаря этому происходит исключение из сферы концептуализации вариантов, не соответствующих модели интерпретации (например, если “Nibelungen” обозначает отель, то вероятность его местонахождения на Рейне максимальна).
Модель интерпретации антропонима во вторичной номинации усложняется, если заведомо известно, что некоторый антропони-мический образ используется вне типичной территориальной обусловленности и ассоциативная связь «объект - место» нивелируется.
Если вышеописанная узуальная сфера ономастической лексики, характеризующаяся содержательной определенностью вторичных значений и предсказуемостью соответствующих метонимических моделей, демонстрируя прозрачность механизмов вторичной репрезентации, то окказиональная сфера этнокультурной концептуализации вызывает определенные затруднения, если ограничиваться методами традиционной лингвистики.
Известно, что ономастические единицы наряду с апеллятивными подвержены семантической деривации, что неоднократно становилось объектом рассмотрения традиционной лингвистики, включая стилистический аспект данного процесса, изученный в русле известных приемов апеллятивизации и антономазии [10].
Если считать семантическую деривацию частью концептуальной деривации, то целесообразно при рассмотрении процесса этнокультурной концептуализации применительно к ономастической семантике использовать методы когнитивной лингвистики, прежде всего, концептуальный анализ в виде лингвокультурологической интерпретации исследуемого объекта, в частности анализ механизма концептуальной интеграции, лежащий в основе вторичной репрезентации.
Данный подход предполагает выявление специфических признаков ономастических концептов, обеспечивающих интерпретацию мира через призму этнокультуры. Среди подобных признаков выделяется характерная особенность образного содержания ономастических этноконцептов, которая состоит в специфике их образности: в данном случае образная составляющая представляет собою не просто продукт первичного восприятия мира, основу формирования концепта, выступая в качестве одного из его слоев, но вы-
ступает в качестве конечного осмысления мира.
Следуя распространенной классификации концептов, в которой обычно выделяются концепты-образы, остановимся на принадлежащих в данному типу этноконцептах, а именно концептах, которые представляют собою этнокультурные образы. Соответственно, если рассматривать данный элемент этноконцептосферы в аспекте его вербализации средствами ономастикона, то целесообразно использовать понятие «этнокультурный ономастический образ», поскольку в данной терминологической номинации осуществляется совмещение представлений о типе концепта, способе языковой репрезентации и этнокультурной маркированности. Обращение к определенной категории ономастической лексикосферы вызывает потребность в детализации понятия, а именно возможно вести речь об «этнокультурных антропонимических образах» [11] и др.
Этнокультурные образы представляют собой в нашем понимании разновидность концептов национальной картины мира, характеризующихся ярко выраженными эмоциональным и визуальнонаглядным компонентами культуроспецифической информации в их структуре и содержании, обладающих актуальностью и лингвокультурной значимостью, определяющих национальное самосознание и языковое сознание этноса, характеризующихся текучим взаимодействием центра и дальней периферии разворачивающихся вокруг них ментальных пространств, репрезентируемых посредством языковых единиц и категорий разных уровней, при очевидном доминировании лексических, в особенности ономастических, категорий.
Очевидно, что данная категория лексических концептов представляет собой одну из многих разновидностей этнокультурных концептов-образов, которые, в свою очередь, являются частью образов культуры.
Этнокультурные образы выделяются на основании их особого места в национальной концептосфере, а также их роли в межкуль-турном взаимодействии и лингвокоммуника-ции, на характер и успешность протекания которой они определяющим образом влияют.
Подобные этнокультурно значимые образы, репрезентируемые лексикой нацио-
нального языка, обладая способностью к множественной ментальной репрезентации, составляют неисчерпаемый потенциал вторичной концептуализации.
При этом некоторые из них оказываются более активно задействованными в процессах концептуализации самых различных и разнообразных фрагментов мира, осмысление которых уже состоялось и имеет соответствующую языковую репрезентацию, однако с точки зрения представителя этнокуль-туры нуждается в дополнительном, параллельном, повторном осмыслении, которое обеспечивает выдвижение на передний план новых признаков уже сформированных концептов, остававшихся прежде на периферии.
Например, такие концепты, как ‘der Rhein’ или ‘der Brocken’, ‘Aschenputtel’ или ‘Gretchen’, репрезентируемые соответствующими единицами ономастикона, в данном случае топонимами и антропонимами, будучи многослойными и многоаспектными актуальными этноконцептами немецкой картины мира служат широко используемой базой вторичной лексической концептуализации информативно насыщенных, визуально ярких образов.
При этом зачастую вторичными единицами концептуализации подобного рода служат продуктивные в немецком языковом строе словообразовательные структуры, созданные по композициональной модели: Rheinromantik выступает в качестве лексической репрезентации особой романтики, связанной с ландшафтом и историей Германии, восходящих к конкретному участку самой крупной ее реки Рейна, отражающей рейнскую субкультуру; Brockenwetter используется для описания климатических особенностей Гарца непосредственно на его самой высокой горе Брокен, погодных условий, знание которых необходимо многочисленным туристам, посещающим данный регион.
Функционирование онимов в качестве знаков вторичной образности, многократно и разнообразно конструируемых по метафорической модели, представляет собой регулярный механизм, который обеспечивает вторичную концептуализацию обыденных феноменов через призму этнокультуры, позволяет представить заурядное, повседневное необычным образом «в терминах этнокультуры»: Aschenputtel, имя, узуально закреп-
ленное за образом грязнули, получает многократное осмысление в немецком языке, соотносясь по аналогии с Золушкой из сказки Братьев Гримм, то с красавицей, имеющей чрезвычайно маленькую ножку, то с везучей бедняжкой, удачно вышедшей замуж, то с несчастной сиротой, претерпевающей притеснения со стороны мачехи и т. д.
Необходимо подчеркнуть, что из числа концептуальных признаков, как ядерных, так и периферийных, некоторые берутся за основу чаще других, как например ‘длина волос’ в образе Rapunzel, ‘красота’ в образе
Schneewittchen, ‘неряшливость’ в образе
Struwwelpeter, ‘ярость’ в образе Rumpelstilzchen и т. д.
Некоторые прецедентные ситуации мотивируют устойчивую ассоциативную связь, которая в дальнейшем на основе сформировавшейся конвенциализации воспроизводится в неизменном виде, становясь постоянным элементом языковой семантики в виде самостоятельного производного значения лексической единицы, которое в некоторых случаях становится частью терминосистемы, отражая научную картину мира, приобретая способность концептуализации универсально научного знания на базе этнокультурного образа.
При этом мы имеем в виду более сложные случаи, чем известное наименование научного феномена по имени его первооткрывателя (Röntgen «ученый» - das Röntgen «единица дозы рентгеновского или гамма-излучения») и тому подобные переносы значения.
В качестве примера можно привести концептуализацию с последующей терминологизацией научного феномена, называемого Brockengespenst и обозначаемого оптическое явление, возникающее в горах в виде тени наблюдателя на близкой поверхности облаков или тумана, производящее впечатление гигантской призрачной фигуры в силу неправильной оценки расстояния и сопровождающееся иногда появлением вокруг тени головы цветных колец, т. н. глории.
«Брокенский призрак», открытый немецким астрономом и механиком И.И. Зильбер-шлагом в 1780 г., наблюдающийся при подходящих условиях повсюду в горах и в свободной атмосфере [12], получил свое название от горы Брокен. Благодаря И.В. фон Гете, производившему оптические эксперименты в Гарце, данная метафора впервые была
введена в научный обиход и стала использоваться для терминологических целей: Das Brockengespenst ist ein eigentümlicher optischer Effekt, welcher durch das Zusammenspiel von dichtem Nebel, schräg einfallendem Licht und Schatten entsteht. Der Begriff wurde durch Johann Wolfgang von Goethe geprägt, welcher auf dem Brocken entsprechende Studien zur Optik und zum Wetter durchführte und damit dem höchsten Harzgipfel einen Einzug in die meteorologische Fachliteratur bescherte [13]. Очевидно, что внутренняя форма данной номинации сохраняется в силу ее вплетенности в сложную сеть этнокультурных ассоциаций, а также в силу непреходящего эмоционального воздействия самого природного явления на человека.
Поражает та целеустремленная настойчивость, которую проявляют носители немецкой лингвокультуры, черпая из бездонного источника этноконцептосферы, не являющейся в известном смысле бесконечной, если обращаться к сформированным на различных этапах ее истории этнокультурным образам, но обладающей исторически обусловленной однонаправленной бесконечностью - бесконечностью, обращенной в будущее.
Примечательно, что обращение к тем или иным концептуальным признакам актуальных этнокультурных образов с целью формирования искомых образов, имеет место даже в тех случаях, когда они представляют собою элементы соответствующего фрейма, не всегда принадлежащие к широко известному знанию, разделяемому большинством языкового сообщества, в связи с чем требуется контекст для использования их в качестве концептуальной базы номинации. Так, существенный атрибут этнокультурного образа, ассоциируемого с Гарцем и обозначаемого мифонимом Wilder Mann, представляет собою ель, выдернутую с корнем и используемую им в качестве посоха, что эксплицируется в рекламном дискурсе, посвященном одноименному населенному пункту: Ob es den “Wilden Mann” wirklich gab mit einer aus der Erde gerissene Tanne in seiner Rechten...? Zumindest der Sage nach waren der ‘Wilde Mann“ und die nach ihm benannte erste Grube Namensgeber der “Bergstadt Wildemann” [14].
В любом случае, некоторая неэконом-ность, вызываемая потребностью толкования
некоторого этнокультурного образа, прежде чем его содержание становится доступным пониманию, восполняется в полной мере интерпретационной силой исходного образа, не говоря уже о том, что языковая репрезентация посредством этнокультурно маркированных языковых единиц приобретает несравнимую ни с чем аттракцию, апеллируя напрямую к национальному самосознанию.
Существенно, что высокий концептуальный потенциал, обеспечивающий максимально емкое, максимально яркое по своей наглядной образности, максимально экспрессивное по эмоциональному воздействию содержание именуемого объекта, присущ целому ряду этнокультурных образов немецкой картины мира, делая их неотъемлемой составляющей немецкого политического дискурса.
Одним из распространенных этнокультурных антропонимических образов, как показывает количественный анализ сплошной выборки из немецкой периодической печати последних лет, является Rumpelstilzchen. Давая характеристику влиятельным политикам, предпочитающим оставаться в тени в силу того, что их деятельность не вполне согласуется с нормами правового государства, автор комментария в одном из блогов называет одноименную сказку Братьев Гримм «самой политически актуальной сказкой», а сам сюжет - «моделью действия скрывающих свое истинное лицо власть имущих»:
Das Rumpelstilzchen ist das politikaktuellste Märchen: Das Märchen vom Rumpelstilzchen erzählt vom Wachsen eines geheimen SteuerungsWISSEN clans, der seinem unaufhaltsamen Aufstieg zur geheimen Macht-Nr. 1 ein geheimes Produktions- und Steueurung-swissen verdankt, sich damit den Zugriff auf die formale Machtspitze des Landes verschafft und -was im Märchen leider nicht ausgeführt wird -dann alle bisherigen Machtinstitutionen nach Belieben benutzt, bis jemand seine Existenz und seine Tricks öffentlich bekannt macht. Seine absolutistische, weil geheime Herrschaft ist also nur durch eine Wissensmauer abgesichert. Wer sie öffnet, befreit die Menschen von dieser absolutistischen Geheimmacht / Rumpelstilzchen. Das Märchen vom Rumpelstilzchen ist das Modell, nach dem die aktuelle Geheimmacht des 2 % Wachstumszwang-Absolutisten der KAPITALSTOCK-Maximierer erkannt, und, wenn dessen genial-einfachen Steuerungssystem-
Tricks auch erkannt und bekannt werden, sofort gestürzt ist. Mehr dazu unter Suchbegriff ‘kreativ rumpelstilzchen-clan’ bei den KREATIVEN (R. Kalupner: Spiegel 2012.07.02) [15].
Представляется закономерной интерпретация образов чужой культуры на основе этномаркированных образов собственной лингвокультуры.
Соответственно, образ Aschenputtel становится источником отрицательной оценки на основании концептуального признака ‘наличие скрытых достоинств’ в сочетании с признаком ‘отсутствие признания окружающих’ по отношению к русской столице: Nirgendwo auf der Welt leben mehr Milliardäre, nirgendwo zwischen Kaliningrad und Wladiwostok werden höhere Wolkenkratzer gebaut [...] SPIEGEL-Autor Erich Follath, 59, und Matthias Schepp, 44, Leiter des Moskauer SPIEGEL-Büros, beschreiben in der Titelgeschichte dieser Woche die rasante und teils atemraubende Entwicklung einer Metropole, die vor nicht allzu langer Zeit als kommunistisches Aschenputtel unter den Kapitalen galt. “Keine Stadt in Europa verändert sich schneller als Moskau”, sagt Schepp (Spiegel 2008.07.14) [15].
Тот же образ и с той целью отрицательной квалификации, но уже с опорой на концептуальные признак ‘простое происхождение’ в сочетании ‘несоответствие окружению по возрасту, внешности и поведению’ применяется по отношению к молодой супруге Саркози на приеме при английском дворе: Carla Bruni-Sarkozy, die Skandalumwitterte, Zeigefreudige, steht zwischen ihrem Gatten, der Queen und Prinz Philip, als habe sich ein gla-mouröses jugendliches Aschenputtel unter die Honoratioren verirrt (Spiegel 2008.03.26) [15].
Возвращаясь к противопоставлению узуальной и окказиональной сфер вторичной языковой репрезентации, отметим, что, как следует из анализа вышеприведенных примеров, во втором случае ономастические единицы служат не столько вторичной номинации, сколько преимущественно вторичной концептуализации, осуществляемой на основе содержания исходных этнокультурных образов путем выдвижения соответствующих концептуальных признаков с целью высвечивания искомых признаков объекта.
Анализ вышеприведенного фактического материала иллюстрирует процесс вторичной концептуализации, осуществляемой на осно-
ве актуальных этнокультурных образов, репрезентируемых единицами ономастикона. Однако, согласно излагаемому в данной работе представлению, принадлежность к ономастической лексике, включая какие-либо отношения производности в ономастиконе, не принимаются в качестве обязательного условия, позволяющего определить некоторый концепт как этнокультурный образ.
Как следует из нашего определения, к числу этнокультурных образов следует относить не только чисто ономастические концепты. Таким образом, концепты, сформированные в процессе художественного осмысления действительности, такие как ‘Der Mann ohne Eigenschaften’ (R. Musil), ‘Kleiner Mann’ (H. Fallada), ‘Homo Faber’ (M. Frisch) и подобные им рассматриваются в той же системе координат, поскольку вписываются в ту же систему критериев, что и описанные выше феномены немецкой лингвокультуры.
Исходя из вышеизложенных соображений по поводу особенностей этнокультурной концептуализации в лексикосфере, можно высказать оптимистические ожидания относительно перспектив исследования онома-стикона как неисчерпаемого источника интерпретации мира через призму культуры.
Обращение к культуроспецифическим концептам-образам, репрезентируемым лексическими единицами национального языка, стимулируемое повышенным интересом современной лингвистики к изучению онимов, а также закономерным стремлением к обновленному пониманию сущности ономастической номинации и соответствующих механизмов концептуализации, позволяет расширить границы нашего познания образа мира и самопознания в русле исследования взаимодействия языка и культуры посредством синтеза лингвокогнитивных методов анализа и приемов лингвокультурологического описания языка.
1. Ушкова Н.В. Антропонимические концепты как основа вторичной репрезентации // Когнитивные исследования языка. Вып. 8. Проблемы языкового сознания (Тамбов, 15-17 сентября 2011 г.): материалы / гл. ред. Е.С. Куб-рякова, отв. ред. Н.Н. Болдырев. М., 2011. С. 430-433.
2. Ольшанский И.Г., Гусева А.Е. Лексикология: современный немецкий язык. М., 2005.
3. Schippan Th. Lexikologie der deutschen Gegenwartsprache. Tübingen, 1992.
4. Никитин М.В. Развернутые тезисы о концептах // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. № 1.
5. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Тамбов, 2000.
6. Бабина Л.В. Когнитивные основы вторичных явлений в языке и речи: монография. Тамбов; Москва, 2003.
7. Магировская О.В. Репрезентация субъекта познания в языке: монография. Тамбов; Москва, 2008.
8. Болдырев Н.Н. Интерпретирующая функция языка // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. 2011. № 31 (246). Вып. 60. С. 11-16.
9. Ушкова Н.В. Актуальные концепты как этнокультурные маркеры немецкой картины мира // Филология и культура (Тамбов, 14-16 окт. 2009 г.): материалы / отв. ред. Н.Н. Болдырев. Тамбов, 2009. С. 154-156.
10. Sowinski B. Deutsche Stilistik. Frankfurt a. M., Verlag, 1991.
11. Халикова М.В. Концептуальная интеграция в сфере этнокультурных антропонимических образов как основа вторичной репрезентации // Социально-экономические явления и процессы. Тамбов, 2011. № 8. С. 233-237.
12. URL: http://meteorologist.ru/brokenskiy-prizrak. html (дата обращения: 26.04.2013).
13. URL: http://www.harzlife.de/top/Brockengespenst. html (дата обращения: 26.04.2013).
14. URL: http://wildemann.ziner.de/ (дата обращения: 20.04.2012).
15. SPIEGEL ONLINE. URL: http://www.spiegel.de (дата обращения: 16.04.2013).
Поступила в редакцию 16.05.2013 г.
UDC 811.112
ETHNO-CULTURAL CONCEPTUALIZING IN LEXICAL GERMAN SPHERE
Nadezhda Vasilyevna USHKOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Head of German Philology Department, е-mail: nush2001@mail.ru
The article is devoted to the study of ethno-cultural conceptualization in German onomastic vocabulary. The characteristics of onomastic concepts representing ethno-cultural images are analyzed in the primary and secondary language representation. Described ethno-cultural concepts are considered as a means of interpretation of the world in the process of linguocultural interaction.
Key words: ethno-cultural image; secondary conceptualization; onomastic lexical scope; interpretation.
