CC BY
199
УДК 069.445.55+391:069.02(908+39)
О. А. Бодрова, О. А. Сулейманова
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ МАНЕКЕН КАК СРЕДСТВО РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ЭТНИЧЕСКОГО: К СТОЛЕТИЮ ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ ВЫСТАВКИ 1867 ГОДА
Аннотация
В 1867 году в Москве состоялась первая в России Этнографическая выставка, определившая традиции отечественного этнографического музея. В данной статье дается краткий обзор этой выставки, рассматривается ее значение для изучения этнографии и антропологии Кольского Севера, а также анализируются особенности использования манекена как средства репрезентации этнического в этнографическом музее.
Ключевые слова:
манекен, этнографический музей, экспозиция, репрезентация, Этнографическая выставка 1867 года.
О. А. Bodrova, О. А. Suleymanova
THE ETHNOGRAPHIC MANNEQUIN AS A REPRESENTATION OF ETHNICITY. CONCERNING THE CENTENARY OF THE 1867 ETHNOGRAPHIC EXHIBITION
Abstract
In 1867, the first Russian Ethnographic Exhibition took place in Moscow. It defined traditions of the national ethnographic museum. This paper provides a brief overview of the exhibition, considers its importance for ethnographical and anthropological studying of the Kola North. Special aspects of the mannequin as a representation medium in the ethnographic museum are also analyzed.
Key words:
mannequin, ethnographic museum, exhibition, representation, the 1867 Ethnographic Exhibition.
76
Сто лет назад, 23 апреля 1867 года, в московском Манеже открылась первая в России этнографическая выставка. Это событие можно рассматривать как зарождение традиций отечественного этнографического музея, и в этом плане Этнографическая выставка предлагает обширное поле для исследований как музейным сотрудникам, так и историкам, этнографам, антропологам. Большая часть коллекций выставки была передана в Румянцевский музей, составив «Дашковский этнографический музей». После революции фонды этого музея отошли Музею народов СССР в Москве, а с 1948 года они хранятся в Российском этнографическом музее Санкт-Петербурга.
Выставка преследовала глобальные цели. С одной стороны, по замыслу организаторов, на плечи которых легла основная исследовательская и подготовительная работа по устройству выставки, — членов Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии во главе с антропологом А. П. Богдановым — она должна была показать объективную картину этнического многообразия многонациональной России. С другой стороны, чисто научные и просветительские цели столкнулись с политическими и идеологическими интересами государства, и Этнографическая выставка принуждена была стать средством выражения идей русского национализма и панславизма [Байбурин, 2004]. Не случайно программу выставки утверждал сам император Александр II в соответствии с докладом министра просвещения, а великий князь Владимир Александрович являлся почетным председателем оргкомитета [Федорова, ЭР]. Основную сумму на организацию выставки предоставил государственный деятель, меценат Василий Андреевич Дашков, но пожертвования поступали и от членов императорской семьи, и от других «высоких» лиц. За два месяца работы Этнографическую выставку посетило более 80 тыс. посетителей, в том числе иностранцев, наглядно убедившихся, как огромна Российская империя, и как много народов со своими особенностями, различными культурными традициями, религиями проживает в ее обширных владениях. Однако каким-то образом все эти народы, представленные на выставке во всем этнографическом многообразии: в окружении подлинных предметов быта, в этнических костюмах, на фоне традиционных жилищ, оказались сосредоточены вокруг комплексов, посвященных восточным, западным и южным славянам. Задача просвещения населения и знакомства народов России и соседних братских стран друг с другом лежала на поверхности, а на дне скрывалась идея этнической иерархии, где высшую ступеньку на выставке заняли русские, а за ними следовали братья-славяне (специально к выставке был приурочен и Славянский съезд) [Этнографическая выставка..., 1878; Knight, 2006].
Вышесказанное ни в малейшей мере не уменьшает высокий научный уровень выставки. За подготовку научной части отвечали этнографы и антропологи. Первые занимались сбором этнографических предметов, костюмов и прочих вещей, следили за их соответствием реалиям культурного быта представленных народов, записывали информацию о собираемых экспонатах и их владельцах. Вторые занимались антропологическими коллекциями, следили за соответствием скульптур антропологическим типам этнических групп. Для изготовления манекенов были приглашены известные русские скульпторы. Они работали по фотолитографиям и зарисовкам, которые предварительно были заказаны и сделаны в разных регионах Российской империи. Для художников, скульпторов и фотографов были разработаны специальные подробные инструкции. Работала даже
специальная ботаническая комиссия, консультировавшая мастеров, изготавливающих элементы флоры для скульптурных сцен.
Всего на выставке было представлено три раздела. В «Общем этнографическом разделе» экспонировались визуальные материалы: фотографии (около 1600), альбомы и рисунки, на которых изображались крестьяне и мещане в реальных бытовых условиях. Также были показаны костюмы, части одежды, орудия труда, посуда, мебель, музыкальные инструменты, детские игрушки, лубочные картинки, модели построек. Отдельный раздел содержал антропологические и археологические материалы. Однако самым интересным и посещаем, как можно предположить, оказался раздел, представляющий сцены: фигуры-манекены, точно отражающие антропологические типы, в традиционных костюмах и в окружении подлинных предметов народного быта, на фоне построек и пейзажей, типичной для определенной местности растительности. Сцены знакомили с жизнью как «инородческих», так и «славянских племен» (рис. 1, 2). Всего на выставке было представлено около 300 манекенов в национальных костюмах, 450 комплектов и деталей одежды, 1100 предметов быта [Этнографическая выставка..., 1878].
Рис. 1. Белорусы Могилевской Рис. 2. Лесные тунгусы около чума
губернии Чериковского уезда [Этнографическая выставка., 1878]
[Этнографическая выставка., 1878]
Этнографическая выставка имела большое значение для развития этнографии и музееведения в России. Она также сыграла определенную роль и для изучения этнографии Кольского полуострова, хотя и особым образом — показав слабые места отечественной этнографической науки, огромные лакуны, касающиеся культуры многих народов. В частности, оказалось, что на выставке саамы были представлены всего одним манекеном. Он изображал женщину-саами, стоявшую у вежи, одетую в суконную нижнюю рубашку и верхний суконный кафтан с откидными рукавами, в чулки и кожаные башмаки [Этнографическая выставка., 1878: 40]. Сейчас уже не известно, каким источником пользовались создатели этого манекена. Возможно, он был сделан даже не с фотографии, а с иллюстрации к какому-нибудь зарубежному изданию — в российской литературе на тот момент визуальных изображений группы кольских саами не существовало. Этот дефицит информации был восполнен при
подготовке к Антропологической выставке 1879 года молодым, начинающим антропологом А. И. Кельсиевым, членом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. В 1877 году он побывал на Кольском полуострове для проведения первых в России антропологических измерений саамов, посетил 11 саамских погостов, собрал богатую коллекцию этнографических предметов, даже провел археологические исследования и составил словарь саамского языка. Результаты своих трудов А. И. Кельсиев изложил в «Антропологическом очерке лопарей» и в сборнике писем к своему наставнику А. П. Богданову «Поездка к лопарям» [Кельсиев, 1878]. Антропологические маски и предметы традиционного саамского костюма, привезенные антропологом из своего путешествия, были использованы для изготовления манекенов на Антропологической выставке. Благодаря этим манекенам и коллекциям Кельсиева российское общество начало визуально идентифицировать кольских саамов. А изображения манекенов послужили иллюстрациями для множества этнографических сочинений и иллюстрированных альбомов [Народы России, 1880; Русские народы, 1894; Харузин, 1890; Харузина, 1890; Харузина, 1902] (рис. 3, 4). По окончании выставки коллекции Кельсиева были переданы Политехническому музею в Москве.
«Русские лопари» H.H. Харузина рис 4 Иллюстрация к книге «Народы [ХарузиН 1890] России» [Народы России, 1880]
Этот небольшой экскурс в историю Этнографической и Антропологической выставок призван не только отдать дань памяти организаторам первых российских масштабных научных мероприятий, но и обратиться к такому отчасти обделенному вниманием этнографов предмету, как музейный манекен, в частности, манекен этнографический. Насколько нам известно, до сих пор музейный манекен являлся объектом внимания только в исторических музееведческих исследованиях [Хартанович, 2011], или при изучении истории
костюма [Шубная, 2016], или же объектом внимания при разработке методологии создания музейных композиций [Коновалов, Тимофеева, 1987; Романова, 2010], но ни этнографы, ни антропологи не изучали манекен целенаправленно.
Манекены использовались для экспонирования этнографических предметов задолго до Этнографической выставки 1867 года. Российская Кунсткамера уже в ХУШ веке располагала манекенами, выполненными с учетом антропологических особенностей представляемого народа. Туловища таких манекенов делались из холста и войлока, лица и руки отливались из воска. Одним из самых старых этнографических манекенов в коллекциях Кунсткамеры был «Китаец», выполненный из воска, натуральных волос, стекла [Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, ЭР].
Рис. 5. Скульптурный портрет для этнографического манекена «Китаец», вторая половина ХУШ века, МАЭ РАН Кунсткамера.
Автор (предположительно) М. П. Павлов [Сайт Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, ЭР]
Конечно, сейчас технологии и материалы для изготовления манекенов существенно изменились. Появилась целая индустрия, предлагающая широкий выбор самых различных видов манекенов для музейных экспозиций: портновские манекены (портновские торсы на ножке), натуралистичные манекены в полный рост (имеющие наибольшее сходство с человеком), скульптурные (белые, однотонные), шарнирные подвижные манекены, головы, бюсты и пр. [РусМанекен, ЭР]. В зависимости от целей и задач экспонирования, а также доступных музею материальных средств, возможно изготовление манекенов на заказ, с участием профессиональных скульпторов и художников. Некоторые фирмы предлагают на своих сайтах даже услуги по изготовлению манекенов с воссозданием портретных черт исторических личностей, не говоря уже о воспроизведении антропологических особенностей и любой позы, раскрывающей замысел конкретной музейной экспозиции как единого художественного комплекса [Арт-комбинат, ЭР].
Подобное разнообразие художественных и технических средств при создании манекенов часто уводит от их основного, прямого назначения —
демонстрировать этнографические экспонаты, прежде всего — костюмы. Отсюда в музейной практике возникают различного рода дискуссии по поводу того, каким должен быть манекен в этнографическом музее: «Большая проблема при экспонировании костюма - это манекен. Какой он должен быть? С головой или без. Если с головой то с чертами лица (фигура, статуя) или все должно быть условно? Какого цвета он должен быть? Белый, черный, телесный. Вариантов много» (из обсуждения на странице социальной сети, посвященной работе Угутского краеведческого музея Ханты-Мансийского автономного округа; здесь и далее сохранены орфография и пунктуация авторов обсуждения [Угутский краеведческий музей..., ЭР]).
Вопрос о выборе этнографического манекена является серьезнее, чем кажется на первый взгляд. С одной стороны, понятно, что экспонирование этнографических предметов с использованием манекена сильнее воздействует на посетителя, а ведь «главной задачей в организации экспозиции должна быть интенсивность впечатления, производимого каждой отдельной вещью» [Шубная, 2016]. В своей работе Е. Шубная анализирует статьи авторов сборника «Мода и музеи: теория и практика», пытающихся понять, почему одежда в музеях выглядит устрашающе, как смягчить гнетущий антураж, как привлечь больше посетителей и превратить музеи из «мавзолеев костюма», в которые они превращаются при отсутствии или неудачном использовании манекенов, в место для зрелищных и красочных мероприятий. Одежда, экспонируемая в музее, на выставке, воспринимается как «лишенная хозяина» [Уилсон, 2012: 18], особенно, если она демонстрируется без манекена. Это сродни идее А. К. Байбурина о том, что вещи в музее, за отсутствием человека, который их использует, «живут ненастоящей жизнью», подобно животным в зоопарке, превращая музеи в «зоопарки для вещей» [Байбурин, 2004]. Музейные вещи, вообще, вряд ли могут «жить» изолированно, сами по себе. Вне интерпретаций и классификаций этнографические предметы (См. определение «этнографического предмета» [Коновалов, Тимофеева, 1987: 16-22]) теряют свое и этнографическое, и семиотическое значение [Сулейманова, 2010]. Не случайно в музее постоянно происходит процесс «формирования новых культурных значений и этнографических реалий посредством перегруппировки и переименования вещей, создания коллекций и экспозиций» [Баранов, 2010: 26].
Конечно, этнографические комплексно-тематические экспозиции можно выстраивать и без участия манекена: этнографические предметы могут экспонироваться в витринах по хронологическому принципу, по географическому критерию, по материалам и технологиям изготовления предметов и т.д. [Молчанова, 2016]. Манекены, как правило, задействуются при организации экспонатов по монографическому принципу, когда презентируются, например, этнические аспекты одного или нескольких народов региона. Традиционным способом интерпретации и группировки этнографических предметов по данному принципу является создание ансамблевых экспозиций, которые, в свою очередь, могут входить в единую комплексно-тематическую экспозицию. Наряду с термином «ансамблевые экспозиции» можно встретить понятия «средовые комплексы», «жанровые сцены», «обстановочные сцены», даже «застывшие театральные действия», -всё это по сути является названиями одного и того же приема экспонирования [Романова, 2010: 30], подразумевающего использование манекена. Фигуры
манекенов задействованы и при построении экспозиций, которые можно обозначить как «жанр культурно-антропологических очерков» [Молчанова, 2016], раскрывающий историко-культурное взаимодействие народов, проживающих в единой природно-географической среде: «Люди моря», «Люди земли», «Люди леса», «Люди тундры».
По какому бы из вышеназванных принципов ни располагались экспонаты в этнографической экспозиции, и как бы ни «оживлял» манекен тематический комплекс, создавая иллюзию воссоздания реальности, музей не представляет действительность такой, какая она есть «на самом деле», в силу ограничений семиотического характера, которые накладывает специфика музейного «языка вещей» [Баранов, 2010: 27]. Этнографический музей создает не столько презентации, сколько репрезентации образов культуры, в том числе этнической. Хотя основная функция этнографического манекена заключается в экспонировании музейных вещей: для демонстрации правильного использования показываемых предметов, для усиления эстетического наглядного воздействия на посетителя, для трансляции множества этнографической информации, сам по себе манекен также способен выражать определенное этнографическое значение - как самостоятельное средство репрезентации этнического в определенных антропологических типах. Понятно, почему тут речь идет именно о репрезентации - манекен, имеющий некоторые антропологические характеристики, несет в себе информацию не об антропологическом типе данного народа или разнообразии этих типов, а о некоем антропологическом стереотипе, дает не обобщенный портрет (потому что невозможно воплотить обобщенный портрет в скульптуре), а показывает черты вот этого конкретного «человека» / манекена. Ограничения изобразительных возможностей манекена как своего рода разновидности скульптуры были показаны еще 250 лет назад в трактате Г. Э. Лессинга «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии». Подобные сложности при репрезентации категории этнического возникли, видимо, и у художников, иллюстрирующих этнографические сочинения о кольских саамах в конце XIX - начале XX веков, когда единственный визуальный образ саамов, который имелся в русской культуре, сводился к манекенам Кельсиева и тиражировался из одного издания в другое [Бодрова, 2013].
И тут уместно вернуться к дискуссии о том, каким должен быть манекен в этнографическом музее. Ее главной темой является степень реалистичности манекена, как в плане общего сходства с человеком, так и в изображении антропологического типа презентируемой этнической группы. Одни участники обсуждения «голосуют» за реалистичные манекены с антропологическими чертами данной местности: «Одно дело ханты, другое — поморы. Вот только мечты все это, а в реальности у нас "силуэты" из фанеры... и то ладно, не на "плечиках" хотя бы..., но иногда и на "плечиках", а куда деваться?»; «Все-таки для исторического и этнографического костюма лучше реалистичные манекены, но не магазинные. Конечно, это дорого, но того стОит. В историческом костюме всё важно: пропорции фигуры, прическа, головной убор, обувь. В этнографическом важны национальные черты лица персонажа. Ведь в народном костюме не было случайного, всё было согласовано с жизнью, бытом и укладом народа или народности. В СПб Этнографическом музее использованы реалистичные манекены с национальными чертами» [Угутский краеведческий музей., ЭР]. Согласно мнению сторонников реалистичных манекенов, в них должны быть
отражены «рост, типажи лиц, конституция с пропорциями тела, женское лицо — широкое, узкое, высокие или низкие лбы с началом волосяного покрова — чтобы достоверно головной убор "накрутить". Тогда и костюм будет хорошо сидеть, гадать не надо длинно ли, коротко ли» [Там же].
Другая точка зрения заключается в том, что излишне реалистичные манекены, наоборот, могут повредить восприятию музейной экспозиции, так как отвлекают внимание от этнографических предметов, которые и являются главным объектом презентации: «Последние манекены самые классные.... Не отвлекают ... А мне нравятся РЭМовские манекены.... Но они наверное дорогие....(с квадратными головами, без головы). Мне нравятся безглавые и условные каркасные манекены как самые нейтральные. Выставочный стенд не должен отвлекать от размещенных на нем экспонатов. Когда требуется повторение или стилизация прически самый интересный подход — условные бумажные локоны» [Там же]. При этом идея нейтральных, «условных» манекенов совсем не противоречит эстетическим требованиям, предъявляемых к экспозиции: «В продолжение дискуссии — "наши старшие коллеги": Национальный музей Республики Коми — деревянные манекены с антропологическими чертами коми народности. И рост и черты лица и позы-все красиво и правдиво. Это экспозиция отдела этнографии. Мы — музеи маленьких городов, пока об этом только мечтаем» [Там же]. Сторонники «условных» манекенов в качестве аргумента «от противного» приводят пример Могилевского музея этнографии, который содержит уникальную богатую коллекцию народных костюмов, однако, со слов автора заметки, «красоту национальной одежды некоторым будет трудно разглядеть из-за чрезвычайной экспрессии манекенов музея. По словам читателя, те выглядят так, словно увидели Апокалипсис» [Постапокалиптические манекены в музее этнографии, ЭР].
Итак, в завершение хочется еще раз подчеркнуть, что манекен является неотъемлемой частью экспозиций этнографического музея: как прием экспонирования этнографических предметов и как средство репрезентации категории этнического. На наш взгляд, проблема использования манекена в музее требует дальнейшего исследования. С одной стороны, манекен является экспонатом, как и другие музейные вещи, он подлежит атрибуции и регистрируется в учетной книге. С другой стороны, его художественно-выразительные особенности, излишне реалистическое сходство с человеком могут не только способствовать, но и мешать восприятию и интерпретации экспозиции. Интересны и перспективны для анализа особенности манекена как знака, его взаимодействие с другими музейными предметами в рамках семиотических связей и в музейной практике.
Интернет-источники
Арт-комбинат. URL: http://art-kombinat.ru/Maneken.html.
Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН. URL: http://kunstkamera.ru/index/exposition/ekspozicii6/2floor/china/1027-2/.
Постапокалиптические манекены в музее этнографии // Белорусский партизан. URL: http://www.belaruspartisan.org/life/295356/.
РусМанекен. URL: https://rusmaneken.ru/catalog/manekeny-dlya-muzeev/.
Угутский краеведческий музей им. П. С. Бахлыкова. URL: https://vk.com/topic-23897615_27889382.
Федорова Г. А. Первая Этнографическая выставка в России 1867 года. Костюм крестьянки Судогодского уезда Владимирской губернии и его даритель Леонид Николаевич Майков. URL: http://www.kovrov-
museum.ru/netcat_files/userfiles/RSb19/fedorova13sb19.pdf.
Список литературы
Байбурин А. К. Этнографический музей: семиотика и идеология // Неприкосновенный запас. 2004. № 1 (33). С. 81-86.
Баранов Д. А. Этнографический музей и «рационализация системы // Этнографическое обозрение. 2010. № 4. С. 26-43.
Бодрова О. А. Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии в деле изучения саамской этнографии (к 150-летию со дня основания ИОЛЕАЭ) // Труды Кольского научного центра РАН. Гуманитарные исследования. 2013. № 6 (19). С. 189-194.
Кельсиев А. И. Поездка к лопарям. Письма и предварительные отчеты Комитету. М.: Тип. М. Н. Лаврова и К°, 1878. 13 с.
Коновалов А. В., Тимофеева Е. Я. Понятие «этнографический предмет» // Проблемы комплектования, научного описания и атрибуции этнографических памятников. Л.: Государственный музей этнографии народов СССР, 1987. С. 16-22.
Молчанова Н. В. Проблемы экспонирования этнографических предметов в музеях Российской Федерации. Диссертация на соискание степени магистр. Направление 072300 «Музеология и охрана памятников и природного наследия». СПб., 2016.
Народы России: Чеченцы. Лопари. Этнографические очерки. СПб.: Досуг и дело, 1880. 85 с.
Романова Н. М. Принципы показа этнографических материалов в экспозициях краеведческих музеев. СПб.: ГАМАС, 2010. 192 с.
Русские народы: наброски пером и карандашом / Ред. проф. Н. Ю. Зограф. Ч. 1. М.: И. Н. Кушнерев и К°, 1894. 46 с.
Сулейманова О. А. «Семейные вещи»: к интерпретации понятия // Труды Кольского научного центра РАН. Гуманитарные исследования. 2010. Вып. 1 (2). С.68-79.
Уилсон Э. Облаченные в мечты: мода и современность. М.: Новое литературное обозрение, 2012. 288 с.
Хартанович М. В. Манекены Кунсткамеры Петербургской Академии наук конца XVIII века // Радловский сборник: Научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2010 г. СПб.: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, 2011. С. 116-122.
Харузин Н. Н. Русские лопари. М.: Т-во скоропеч. А. А. Левенсон, 1890. 472 с.
Харузина В. Н. Лопари: очерк В. Харузиной. СПб.: Н. Морев, 1902. 38 с.
Харузина В. Н. На севере: путевые воспоминания. М.: Тип. т-ва Левенсон и К°, 1890. 234 с.
Шубная Е. Люди и манекены // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. М.: Новое литературное обозрение, 2016. Вып. 39: Весна 2016. С. 361-369.
Этнографическая выставка 1867 года Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, состоящего при Императорском Московском университете. М.: Тип. М. Н. Лаврова и К°, 1878. II, 93 с.
Knight N. The Empire on display: Ethnographic Exhibition and the Conceptualization of Human Diversity in Postemancipation Russia. Title VIII Program. Washington: Published by the National Council for Eurasian and East European Research. 2006. 28 p.
Сведения об авторах
Сулейманова Олеся Анатольевна
кандидат исторических наук, научный сотрудник
Центра гуманитарных проблем Баренц региона Кольского научного центра РАН
Бодрова Ольга Александровна
кандидат исторических наук, научный сотрудник
Центра гуманитарных проблем Баренц региона Кольского научного центра РАН
SuleymanovaOlesyaAnatolyevna
PhD (History), Research Fellow of the Barents Centre of Humanities of the Kola Science Centre RAS
BodrovaOlgaAleksandrovna
PhD (History), Research Fellow of the Barents Centre of Humanities of the Kola Science Centre RAS
