CC BY
122
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
163
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2007. №5 (1)
УДК 821.161.1 (0,7) В.Л. Шибанов
ЭТНОФУТУРИЗМ: МЕЖДУ АРХАИЧЕСКИМ МИФОМ И ЕВРОПЕЙСКИМ ПОСТМОДЕРНИЗМОМ
Предпринята попытка осмыслить такое сложное и противоречивое явление в удмуртской литературе, как этнофутуризм. Этнофутуризм представляет собой полемический диалог архаической мифологии с мировым постмодернизмом и мифами, обусловленными глобализацией.
Ключевые слова: этнофутуризм, постмодернизм, удмуртская литература, удмуртская мифология, финно-угорский мир, художественный метод, интертекстуальность.
В конце 1980-х - начале 1990-х годов в удмуртской литературе появились произведения, в которых «дух нового» сыграл такую важную роль, что никто из критиков уже не осмеливался соотносить их с теорией и практикой социалистического реализма. На самом деле традиционная критика старалась попросту не замечать эти произведения, говорить о них стали позже молодые литературоведы. Речь идет о повестях О. Четкарева «Чагыр но дыдык» («Сиз да голубь», 1989) и Никвлада Самсонова «Адзон» («Рок», 1990), сборнике стихов М. Федотова «Вось» («Боль/Моление», 1991), трагедии П. Захарова «Эбга» (1994), романе-зулёне (зулён - болтовня) С. Матвеева «Шузи» («Дурачок», 1993), повести Л. Нянькиной «Ау-ау! Яке инбамысь гожъёс» («Ау-ау! Или зигзаги на небосклоне», 1993) и др. В этом контексте стало ясно, что идея социалистического реализма изжила себя окончательно. В художественных текстах названных авторов усиливаются элементы фантастики, абсурдности, интертекстуальной игры, гибридности и ризомности. Главные герои произведений С. Матвеева, Л. Нянькиной и др. во многом соотносятся с таким психотипом, который был обозначен И. Смирновым как шизонарцисс. В литературе (О. Четкарев, Никвлад Самсонов) усиливается процесс ремифо-логизации архаических представлений удмуртов.
Однако называть новые произведения удмуртских авторов постмодернистскими было бы излишней натяжкой. Приемы полистилистики, ризомно-сти, игры, шизонарциссичности остаются именно приемами, авторская позиция в большинстве случаев настолько прозрачна, что поневоле вспоминаются слова Н. Лейдермана и М. Липовецкого о постреализме: перед нами новый синтез постмодернизма и реализма, «именно через человека и ради человека постреализм пытается постигнуть хаос, чтобы найти в его глубине нить, опору, за которую человек мог бы держаться... Это новый релятивистский космос, космос из хаоса» [3. С. 35].
Встал вопрос: как же определить метод нового направления в удмуртской литературе? Некоторые литературоведы придерживались выжидательной позиции. К примеру, З.А. Богомолова писала: «Нынче в российском литературоведении идет поиск, развернулась дискуссия на страницах московских газет "Литературная Россия", "Российский писатель", "Московский литератор", какой же термин определения метода современной литературы наиболее точнее соответствует ее состоянию: новый реализм, духовный реализм, религиозный реализм, романтический реализм и т.д. Эта дискуссия будет длительна, пока не определится направление развития многонациональных (выделено нами. - В. Ш.) литератур» [1. С. 67]. Другими словами, говорить о новом методе можно лишь тогда, когда прояснится картина всей многонациональной российской литературы.
Еще до того, как Ю. Минералов заговорил о «символическом реализме» [4. С. 62], М. Эпштейн - о новом, втором этапе постмодерности [7. С. 35], татарская исследовательница Ю. Нигматуллина - о «запоздалом модернизме» [5. С. 7-12], удмуртские исследователи (в том числе и автор этих строк) начали интенсивно оперировать термином этнофутуризм. Напомним, что данное понятие было выдвинуто эстонскими культурологами [8. С. 5], но для их родной литературы этот термин оказался не столь плодотворным и продуктивным, как для финно-угорских литератур России. И не только для литературы, но и живописи, музыки, графики, театра и т.д.
Количество публикаций, посвященных теории и практике этнофуту-ризма, за последние годы существенно увеличилось. Об этом ярко свидетельствуют, например, четыре издания, сделанные в Ижевске: «Каталог этнофу-туризма: Егит гондыр веме, Одомаа, Эрумаа, Калмез, Мушому, Тангыра, Ид-на» (Сост. Ю. Лобанов. Ижевск, 2002), два специальных номера журнала «Инвожо» (2003, № 6-7; 2004, № 10), а также сборник статей «Феномен этнического и глобализация культуры народов Поволжья и Приуралья» (Сост. Н. Розенберг. Ижевск, 2004). В этих изданиях, помимо Удмуртии (В. Владыкин, П. Захаров, Н. Розенберг, М. Ходырева, А. Прокопьев и др.), представлены также Эстония (Андрес Хейнапуу, Отт Хейнапуу, Юлле Каукси), Финляндия (Кари Салламаа, Вилле Роппонен), Швеция (Гуннар Свенссон), Марий-Эл (Г. Шкалина), Коми (А. Котылев, И. Котылева), Мордовия (Е. Бутро-ва), Чувашия (Атнер Хузангай, В. Никифорова), Татарстан (Р. Султанова, Ю. Нигматуллина), Башкортостан (Т. Миннияхметова) и др. Работы перечисленных авторов представляют большой интерес не только широтой географии, многообразием тем и подходов, но и тем, что этнофутуризм в них изучается как живой процесс, творящийся на наших глазах.
Этнофутуристическое движение, будучи связанным с многовековыми национальными традициями, одновременно оказалось созвучным мировому постмодернизму, постколониализму, мультикультурализму и т.д., тем не менее не сводится к ним.
Этнофутуризм: между архаическим мифом... 165
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2007. №5 (1)
«Национальные культуры и совпадают друг с другом в своем развертывании, сливаясь в глобальное целое, и воспроизводят самих себя, участвуя в формировании этого целого», - писал И. Смирнов [6. С. 35]. Исходя из этого, в данной статье будут обозначены некоторые абстрактные модели и логические схемы, которые объединяют, на наш взгляд, весь литературный мир российской финно-угрии.
Необходимость осознания значения термина «этнофутуризм» прежде всего важна потому, что термин близок к целому ряду других понятий, используемых современными литературоведами, например: «магический реализм», «постреализм» и т. д. Осложняет ситуацию и использование понятия «этнофутуризм» в нескольких значениях. Так, он обозначает направление, в котором актуализируются фольклорно-мифологические сюжеты (Ф. Ермаков, А. Ермолаев), при этом оказывается, что к этнофутуристам можно причислить многих удмуртских писателей 1920-30-х гг. Вряд ли можно согласиться с таким пониманием смысла термина, ибо обращение к фольклору характерно для всех литератур почти во все времена. По мнению других ученых, «эт-нофутуризм» означает метод, пришедший в конце 1980-х гг. на смену социалистическому реализму и в какой-то мере противостоящий ему (Кари Салла-маа, Атнер Хузангай). И третье, наиболее узкое, значение термина - это та культура этнического содержания, которая напрямую выходит на диалог с постмодернизмом (Пирет Вийрес, Андрес Хейнапуу). В данном случае перед нами не просто обращение к фольклору, не просто отказ от принципов соцреализма, а полемический диалог архаической мифологии с мифами глобализации. Думается, что было бы целесообразно закрепить за определением «эт-нофутуризм» третье значение, ибо как бы ни трактовался этот термин, без полемики с постмодернизмом он лишается идеологического и эстетического смысла, то есть своей сути как таковой.
Характерное для этнофутуристических текстов использование символов-знаков, иконических знаков, знаковых комплексов вроде бы можно встретить и в текстах предыдущих культур. Например, излюбленный удмуртской литературой образ голубя. Он выведен в названия произведений Г. Верещагина («Чагыр, чагыр дыдыке» - «Сизый, сизый голубочек», 1889), С. Самсонова («Дыдыкъёс бус полы уг йыромо» - «Голуби с пути не сбиваются», 1979), О. Четкарева («Чагыр но дыдык» - «Сиз да голубь», 1989) и др. Но эта похожесть - омонимического порядка. По семантике они не идентичны и наполнены различным смыслом. У Г. Верещагина образ голубя имеет фольк-лорно-условный характер; в дилогии С. Самсонова - несет социально-нравственную окраску. О. Четкарев, один из ярких представителей современного этнофутуризма, развивая в сюжете повести «Чагыр но дыдык» линию голубя и линию главного героя Кондй, совмещает древнейшие национальные традиции и обычаи с современным, «модерным» мироощущением удмуртского народа, при этом проблемы современности выражаются на языке традиционных форм архаической культуры.
В становлении этнофутуризма прослеживается традиционная диалектическая триада: тезис - антитезис - синтез, что доказывает неслучайность зарождения нового явления в национальной культуре и отвергает мысль о том, что якобы в этнофутуризме «все строится только по стандартам Европы и Америки» [2. С. 24].
В том, что этнофутуризм актуализирует фольклорно-мифологический материал, нет претензии на исключительность. Предыдущая советская литература тоже обращалась к этническим сюжетам и сама создавала свои мифы, но в большей части утопические. Если литература соцреализма - это демифологизация архаических мифов и ремифологизация утопических, то культура этнофутуризма, наоборот, это демифологизация утопической и ремифоло-гизация архаической мифологии. Если у Д. Яшина в стихотворении «Зэрпал лёгетъёс» («Ступени Зэрпала») советский строитель могущественней мифологических сил природы, а у С. Самсонова «голубь» - знак внутреннего совершенствования, то литература этнофутуризма вкладывает в архаический миф другое значение: неупорядоченный мир современности и хаос упорядочиваются (как эстетически, так и этически), именно благодаря мифологическому мироощущению.
На первый взгляд кажется, что в этнофутуризме следует различать две противоположные логики: одна для мифа (имагинативная, по Я. Голосовке-ру), которая сводилась бы к эпистемологии ментальности, другая для реализма и постмодернизма, которая, в отличие от первой, была бы диалектической или, если угодно, постдиалектической. Но это «в отличие» требует третьей логики, чтобы согласовать смысл первой со смыслом второй. Здесь мы опять сталкиваемся с одной из семиотических проблем этнофутуризма. Очевидно, что в лучших этнофутуристических произведениях (не только в литературе, но и в живописи, ткачестве, музыке) одновременно развертываются, по крайней мере, два сюжета (точнее, два дискурса), которые требуют такого прочтения, где накладываются друг на друга несколько интерпретаций. И логически согласовать их друг с другом - задача вдумчивого читателя и исследователя, если он пытается понять авторский замысел и его позицию, а не броситься в галлюцинацию своих псевдоинтертекстуальных домыслов.
Этнофутуризм - словно птица с двумя крыльями. «Этно» означает связь с национально-самобытным, этнически-мифологическим; «футуризм» - поиск своего места в современном постмодерном мироустройстве, стремление выжить и быть конкурентоспособным. Этно плюс футуризм - это значит: как в жестких условиях глобализации и господства постмодернизма сохранить и пронести в будущее этнически-мифологическую самобытность народа. Возможно ли это? Получается, что этнофутуризм - это передача нового содержания в архаической форме или передача архаического содержания в новой форме. Если у этой «птицы» одно крыло - патриархальная деревня, то другое крыло - индустриальный город. Если первое - это фольклор и мифы, второе - культура модернизма и постмодернизма. Если одно крыло - прошлое, то
Этнофутуризм: между архаическим мифом... 167
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2007. №5 (1)
другое - будущее. Именно на стыке этих двух начал и образуется «жизненная энергия». Таким образом, либо это совмещение древнейших национальных традиций и обычаев с современным, «модерным» мироощущением народа, либо же - выражение современного состояния через традиционные формы архаической культуры.
Одна из важных заслуг этнофутуризма в том, что он не стремится изолировать национальную литературу от широкого культурного мира, а, напротив, открывает широкий простор для диалога. Художественный текст во все времена напоминал собой ткань, сотканную из старых цитат. Тексты предшествующей и окружающей культуры, хочет того автор или нет, находят отражение в новых текстах. Теория интертекстуальности (как вхождение компаративистики в контекст современной семиотической культурологии) дает возможность изучать в контексте этнофутуристических текстов не только синтез архаико-мифологических и постмодернистских традиций, но и диалог с русской и европейской литературой, а также региональный пласт, восходящий к развитию культуры Поволжья и Приуралья последних столетий.
Произведения, написанные в духе этнофутуризма, запечатлевают повторяющиеся из века в век идеи и образы, сквозные мотивы, устойчивые комплексы представлений и переживаний в совокупности с современными типами мышления и поведения. С одной стороны, поэты не ограничиваются констатацией только фольклорно-мифологической правды, с другой стороны, не уводят читателя в лабиринты постмодернистского тупика. Стремясь создать объективный образ человека в изменившемся обществе, авторы усиливают ощущение трагической разорванности мира, негармоничности его связи с человеком, тревожности и неслаженности в душе современника.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богомолова З. Художник должен быть закрепощен // Вордскем кыл. 2004. № 5-6. С. 62-73.
2. Ермолаев А. Действительно ли плачет тангыра // Инвожо. 2001. № 4. С. 23-27.
3. Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: В 2 т. М.: Изд. центр «Академия», 2003. Т. 2. 687 с.
4. Минералов Ю. История русской литературы: 90-е годы ХХ века. М.: Владос, 2002. 224 с.
5. Нигматуллина Ю. «Запоздалый модернизм» в татарской литературе и изобразительном искусстве. Казань, 2002. 176 с.
6. Смирнов И. Мегаистория: К исторической типологии культуры. М.: Аграф, 2000. 544 с.
7. Эпштейн М. Постмодерн в русской литературе. М., 2005. 367 с.
8. Parl-Lohmus M., Kauksi U., Heinapuu A., Kivisildnik S. Etnofuturismi: Ajatustapa ja tulevaisuuden mahdollisuus // Synteesi (Helsinki). 1994. N 4. S. 5-7.
Поступила в редакцию 02.02.07
V.L. Shibanov
Ethnofuturism: between archaic myth and European postmodernism
In the end of 1980s and the beginning of 1990s, Udmurtia woke up from the extended Soviet utopian dream and entered the reality. Some tendencies of ethnofuturism in present-day Udmurt literature may be found in the novel The Fool (1995) by S. Matveev, the novel Au-au! Or Curved Lines in the Heaven (1993) by L. Nyankina and in the prose of O. Chet-karyov as well as in poetry of M. Fedotov, P. Zakharov, E. Batuyev and R. Minnekhuzin.
Шибанов Виктор Леонидович
ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) Е-mail: shibvik@udm. ru
