CC BY
60
Раздел 8 ФИЛОСОФИЯ
Редактор раздела:
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ГУК - доктор филосовских наук, профессор, Кемеровский государственный университет культуры и искусств (г. Кемерово)
УДК 101.1:316
Anzhiganova L.V. ETHNICAL NEOTRADITIONALISM IN THE CONDITIONS OF SOCIAL TRANSFORMATIONS.
This article is devoted to ethnical neotraditionalism descriptions as a Khakas nation social life and social and cultural space of Republic of Khakassia phenomenon, and also to the detection of ethnical neotraditional potential as a resource for finding of ethnos's unity. Forms of ethnical neotraditionalism and its development contradiction in modern state of Khakas nation progress are analysed.
Key words: ethnos, quasi-tradition, ethnical traditionalism and modernism, neotraditionalism, ethnical and ecological neotraditionalism, ethnocultural and ethnoconfessional neotraditionalism.
Л.В. Анжиганова, д-р филос. наук, доц., проф., каф. философии и культурологии Хакасского гос. университета им. Н.Ф. Катанова», г. Абакан, E-mail: [email protected]
ЭТНИЧЕСКИЙ НЕОТРАДИЦИОНАЛИЗМ В УСЛОВИЯХ СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ
Статья посвящена характеристике этнического неотрадиционализма как феномена социальной жизни хакасского народа и социокультурного пространства Республики Хакасия, выявлению потенциала этнического неотрадиционализма как ресурса обретения целостности этноса. Анализу подвергнуты формы проявления этнического неотрадиционализма и противоречия его развития на современном этапе развития хакасского народа.
Ключевые слова: этнос, квазитрадиция, этнический традиционализм и модернизм, неотрадиционализм, этноэкологический неотрадиционализм, этнокультурный и этноконфессиональный неотрадиционализм.
Чем острее и глубже социальные трансформации, тем более актуальной становится задача восстановления целостности общества. В условиях социальных кризисов обращение к прошлому становится неизбежным, т.к. оно, уже состоявшееся, в сознании нерефлексирующего населения идеализируется и представляется единственно верным опытом решения наиболее значимых социальных проблем. Традиционализм поднимается «на щите» социального действия, проявляя себя в различных сферах жизни общества. Достаточно вспомнить, например, активно муссирующиеся «имперские проекты» с их «государствообразующим народом» и «государствообразующей религией» [1, с. 59 - 63].
На наш взгляд, в социологическом аспекте, феномен этнического традиционализма можно представить как ориентацию индивидуального, группового или общественного сознания на традиционные, т.е. устойчивые, исторически апробированные ценности, формы жизнедеятельности, социальные отношения.
Традиционалисты стремятся восстановить этническую культуру на традиционных основаниях в ее целостности: в политике, праве, экономике, социокультурной деятельности, религии, наконец. При этом неизбежны дискуссии по поводу того, какие ценности, формы жизнедеятельности и социальные отношения могут быть отнесены к собственно традиционным. Это связано с выбором исторического периода, к которому они могут быть отнесены: для какой-то части русского общества - это имперский, православный этап развития России, для другой - допетровский, языческий и пр. [1].
Модернизация и инновация, по мнению традиционалистов, уничтожают смысл и ценностную основу традиций, которые должны восстановить этническую культуру и сам этнос как целостность.
Ярых последователей этнического традиционализма в российском обществе не много. Существенно больше представлены приверженцы этнического модернизма, это связано с тем, что население страны проживает в открытом регионе с разви-
тыми цивилизационными параметрами: высоким уровнем урбанизации, разветвленной системой образования и культуры и пр.
Этнический модернизм в социологическом аспекте - это ориентация индивидуального, группового и общественного сознания этноса на достижение уровня наиболее развитых народов, ответственных за ускорение глобализации. Модернизация, как правило, проводится с использованием опыта, накопленного передовыми странами, при их технологической, политической и информационной поддержке. Ценностями этого мира считаются постиндустриальные технологии, наличие развитой демократии в форме правового государства, высокий уровень жизни населения, доступность образования, массовой культуры, медицинской помощи и т.д.
В процессе модернизации, помимо развитых западных государств, участвует несколько групп стран восточной культуры. Успехи стран т. н. «золотых драконов» (Япония, Южная Корея, Гонконг, Тайвань, Китай) исследователи связывают с неотрадиционализмом, т.е. с их умением сочетать модернизацию и сложившиеся устойчивые, исторически апробированные ценности, формы жизнедеятельности, социальные отношения.
Неотрадиционалистские тенденции проявляются во всех сферах жизни общества: политике, экономике, культуре и пр. В наиболее явной форме неотрадицонализм современности проявился в пространстве этнической жизни, что является закономерным ответом народов мира на ускоряющуюся глобализацию [2; 3].
Этнический неотрадиционализм в социологическом аспекте - это ориентация индивидуального, группового или/и общественного сознания на включение традиционных ценностей, форм жизнедеятельности, социальных отношений этноса в мо-дернизационные процессы для устойчивого развития и обретения этносом целостности во времени и в пространстве.
К проявлениям этнического неотрадиционализма могут быть отнесены повышение ценности родного языка, этнической атрибутики в одежде и прическе, национальной кухни, усиление
кланово-родовой идентификации, распространение осовремененных форм язычества и проч.
Этнический неотрадиционализм может быть представлен на различных уровнях: рациональном, эмоциональном, наконец, на метафизическом.
На рациональном уровне - это научно обоснованные концепции возрождения этносов с опорой на исторические, этнологические, культурологические данные о тех или иных традициях, по мнению их авторов, проверенных временем и способных стать ресурсом устойчивого развития народов. Традиции подвергаются рациональному осмыслению и принимаются как необходимые механизмы консолидации и мобилизации этноса к историческому творчеству [4].
Особенностью отношения этнофоров к традициям своего народа является то, что они всегда носят эмоциональный характер. Традиции своего народа оцениваются, как правило, в позитивно окрашенных тонах, т.к. они переданы близкими людьми - родителями, родственниками, предками [5].
Наконец, нельзя не учитывать этноконфессиональный аспект неотрадиционализма. Этническая культура практически всех народов в своем ядре содержит религиозные ценности, которые, в снятом виде, повлияли на элементы этнической культуры (экономика, право, политика, этика, эстетика, философия и пр.), проявившись в традициях, обрядах, обычаях, как «защитном поясе» культуры. По мере развития этносов и секуляризации общества, элементы культуры все больше утрачивали религиозный контекст. Однако религия как форма общественного сознания практически везде, кроме короткого периода тотального атеизма при социализме, сохранилась в повседневности. Поэтому метафизический уровень сознания групп и отдельных личностей, на котором осуществляется поиск и установление сакральной связи со сверхъестественной реальностью, также представлен в неотрадиционалистском сознании.
Основными функциями этнического неотрадиционализма в условиях социальных трансформаций можно считать сохранение этнической идентичности; закрепление этнической солидарности; адаптацию к модернизационным процессам.
В конечном счете, этнический неотрадиционализм ведет к обретению этносом целостности во времени и пространстве, возрождению этноса в новых условиях. Однако это явление крайне противоречиво и требует серьезного осмысления на уровне феномена и конкретных явлений.
Этнический неотрадиционализм проявляется в различных формах, проиллюстрируем их на примере хакасского народа, находящегося, по сути, в точке бифуркации. Выбор путей дальнейшего развития - прогрессирующая ассимиляция или устойчивое развитие - определяет судьбу этноса в условиях современных трансформаций.
Этнополитический неотрадиционализм в деятельности хакасского народа, как титульного этноса субъекта Российской Федерации, проявляется, прежде всего, в республиканских символах власти. На гербе республики представлен хакасский сакральный символ власти - снежный барс, символ мира - солярный знак, щит амазонок - нагрудное украшение хакасских женщин пого, ветви сакральной березы Пай Хазын. Хроматическая гамма (красный, белый, синий) и солярный знак Вселенной на республиканском флаге также традиционны для хакасской культуры. Все эти символы семантически позитивны и имеют серьезный мобилизующий потенциал. Однако дискуссионными среди хакасской интеллигенции остаются изображения каменных изваяний на гербе г. Абакана, так или иначе связанные с символикой погребений, а значит, смерти. На наш взгляд, это скорее проявление «псевдотрадиции» или даже «антитрадиции».
Съезды хакасского народа как формы самоорганизации этноса, а их с 1990 г. прошло 12, также имеют этномобилизующий характер, по сути, олицетворяя формы кочевой демократии, когда народ сам выбирал власть, например, каганов.
Этноэкономический неотрадиционализм в Хакасии развит в меньшей степени, тем не менее, в последние годы активизируются формы традиционной хозяйственной деятельности. Особенно это касается коневодства и овцеводства. В Аскизском районе уже шестой год используются традиционные формы эко-
Библиографический список
номической взаимопомощи, принятые ранее среди хакасов: богатые родственники давали «в аренду» отару овец или табун лошадей на определенный срок (3 - 5 лет), с возвратом того же количества животных, приплод же оставался бедным или молодым родственникам. Это позволяло начинать хозяйство не «с нуля», способствовало уменьшению разрыва между социальными слоями, в конечном счете, повышению благосостояния родов и всего этноса.
Этноэкологический неотрадиционализм, как традиционно бережное отношение к родной земле, всегда было связано с ее сакрализацией. Пока это проявляется среди небольшого числа хакасского народа: скорее присутствует как знание, но не повседневная реальность.
Этнокультурный неотрадиционализм хакасского народа представлен в наибольшей степени. Это проявляется в ревита-лизации культурных символов, традиций, ритуалов. С 1980 года ежегодно проводятся хакасские календарные праздники (Тун пайрам, Чыл пазы, Чир Ине, Уртун тойи и пр.). Они являются ярким проявлением неотрадиционализма - использования традиции в новых условиях.
Музыкальное творчество народа также пронизано идеями неотрадиционализма. Наиболее ярким примером можно считать развитие хакасского «этнорока», когда используются мелодика, музыкальные народные инструменты, манера исполнения (горловое пение) народа, но в ярко выраженном новом для хакасской культуры стиле - этнорок. Профессиональное музыкальное творчество также активно использует мелодику хакасских музыкальных инструментов, например, постоянно слышатся звуки чатхана в фортепьянных произведениях Т. Шалгиновой.
Живопись хакасского народа пополнилась новым направлением - «археоарт» (И.К. Кидиекова), в котором свой талант наиболее ярко проявили хакасские художники А. Доможаков, А. Котожеков, Г. Сагалаков, В. Ултургашев и др. Для выражения собственных идей они используют петроглифы и шаманскую символику.
Театральное искусство хакасского народа также представлено традиционной тематикой. Одним из наиболее ярких событий последних лет стала пьеса А. Кызласовой «Ада чиры», в которой особенно четко представлен традиционный менталитет народа.
Этноконфессиональный неотрадиционализм отражается в стремлении восстановить традиционную религию в возможно более полном объеме - как формы общественного сознания, культовой практики, религиозных отношений, социальных институтов.
Этнопедагогический неотрадиционализм востребован в процессе социализации личности на основе традиционных ценностей, как на уровне семьи, так и в системе образования. В республике были разработаны стандарты и учебно-методические комплексы образовательного процесса в предметах регионального цикла, начиная со второго класса, когда дети знакомятся с основами традиционной культуры хакасского народа.
Этнический неотрадиционализм проявляется также в повседневности. Национальная пища, одежда, нормы поведения в быту, традиции отношений между полами и представителями различных возрастов, традиции гостеприимства и пр. все больше востребованы народом.
Анализ этнического неотрадиционализма как ресурса формирования целостности этноса во времени и пространстве позволяет, помимо серьезных достижений, которые мы представили выше, отметить и существенные противоречия в его проявлении.
Этнический неотрадиционализм пока носит скорее символический и противоречивый характер, оставаясь на поверхности сознания большинства членов народа, само же культурное наследие характеризуется неполнотой (а порой и прямым искажением) проявления традиции.
Тем не менее, в своей главной цели - в стремлении адаптировать традицию к новой социальной реальности - этнический неотрадицонализм представлен как реальный феномен социальной жизни хакасского народа и социокультурного пространства республики.
1. Аксютин, Ю.М. Имперская культура: сущность, структура, факторы формирования и развития / Ю.М. Аксютин, Л.В. Анжиганова // Вестник НГУ. Серия: Философия. - 2010. - Т. 8. - Вып. 1.
2. Мадюкова, С.А. Феномен социокультурного неотрадиционализма / С.А. Мадюкова, Ю.В. Попков. - СПб., 2011.
3. Лапин, Н.И. Социокультурный подход и социетально-функциональные структуры // Социологические исследования. - 2000. - № 7.
4. Чистанов, М.Н. К вопросу о возможных интерпретациях современного исторического сознания // Вестник Томского государственного университета. - 2007. - № 295.
5. Володихин, Д.М. Традиция. Сила постоянства (историко-философский феномен традиции) / Д.М. Володихин, С.В. Алексеев, К.С. Бенедиктов, Н.В. Иртенина. - М., 2004.
Bibliography
1. Aksyutin, Yu.M. Imperskaya kuljtura: suthnostj, struktura, faktorih formirovaniya i razvitiya / Yu.M. Aksyutin, L.V. Anzhiganova // Vestnik NGU. Seriya: Filosofiya. - 2010. - T. 8. - Vihp. 1.
2. Madyukova, S.A. Fenomen sociokuljturnogo neotradicionalizma / S.A. Madyukova, Yu.V. Popkov. - SPb., 2011.
3. Lapin, N.I. Sociokuljturnihyj podkhod i societaljno-funkcionaljnihe strukturih // Sociologicheskie issledovaniya. - 2000. - № 7.
4. Chistanov, M.N. K voprosu o vozmozhnihkh interpretaciyakh sovremennogo istoricheskogo soznaniya // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2007. - № 295.
5. Volodikhin, D.M. Tradiciya. Sila postoyanstva (istoriko-filosofskiyj fenomen tradicii) / D.M. Volodikhin, S.V. Alekseev, K.S. Benediktov, N.V. Irtenina. - M., 2004.
Статья поступила в редакцию 08.11.12
УДК 130.31
Babaskina T.L. TEMPORARY DEPTH OF RECOLLECTION AND SPIRITUAL EXPERIENCE OF PERSONALITY.
The article deals with the act of recollection as a form of spiritual life of the personality. The author analyzes the influence of the factor of time depth of recollection on disclosure of personally meaningful sense of the experience of the past.
Key words: recollection, time distance, spiritual experience, inner world of the personality, reflection of the second level, symbolic memory.
Т.Л. Бабаскина, ст. преп. каф. философии Алтайского гос. технического университета, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
ВРЕМЕННАЯ ГЛУБИНА ВОСПОМИНАНИЯ И ДУХОВНЫЙ ОПЫТ ЛИЧНОСТИ
В статье рассматривается акт воспоминания как форма духовной жизни личности. Автор анализирует влияние фактора временной глубины воспоминания на раскрытие личностно значимого смысла опыта пережитого.
Ключевые слова: воспоминание, временная дистанция, духовный опыт, внутренний мир личности, рефлексия второй ступени, символическая память.
Современный этап философского осмысления памяти отмечен преимущественным интересом к надындивидуальному измерению памяти, анализу динамики социальной памяти, соотношению памяти и истории. Память в структуре духовно-личностного бытия оказывается в фокусе внимания исследователей в значительно меньшей степени, что неоправданно уже хотя бы потому, что акт воспоминания о лично пережитом может быть важнейшей составляющей духовной жизни личности.
В статье предпринята попытка анализа одного из факторов, влияющих на реализацию духовного потенциала воспоминания.
Давно установлен факт неразрывной связи памяти и времени. «Содержание вспомненного - это мое сознание сейчас, но отнесенное в прошлое. Оно переживается как наличное, но уже бывшее, т.е. прошлое признается бывшим, время впускается в сознание как фундаментальная составляющая» [1, с. 189]. Субъект воспоминания также постоянно движется во времени, дистанцируясь от времени вспоминаемого. Чем оборачивается эта временная дистанция для воспоминания - потерей или приобретением? Основываясь на чисто фактологическом подходе, можно заключить, что скорее первым, чем вторым. Ведь в период пребывания содержания опыта в памяти в нем происходят самые разнообразные изменения. Например, «частичное выпадение отдельных элементов содержания при точном сохранении других; исчезновение конкретных деталей и моментов с сохранением некоторых общих контуров, схемы прошлого опыта; прибавление к прошлому опыту того, чего в нем фактически не было; полное забывание» [1, с. 187]. Однако, при рассмотрении ценностно-смысловой сферы личного опыта, требующей экзистенциального подхода вполне оправданно не исключать заранее и альтернативный вариант ответа на заявленный вопрос.
Интересный материал для размышлений по этой проблеме предоставляют воспоминания П.А. Флоренского о своих детских впечатлениях. Он специально останавливается на вопросе соотношения подлинности воспоминания и его временной глубины. Философ обращает упрек тем исследователям автобиографий, которые полагают, что чем более современным является воспоминание вспоминаемому событию, тем больше ему можно доверять. На своем собственном примере Флоренский обнаруживает, что дневники и иные близкие им письменные данные не предоставляют ему возможности выявить личностно значимый смысл того, что было пережито им в юности. «Когда
я делал попытку заглянуть в них, - пишет он, - мое теперешнее сознание выталкивается чуждой их стихией, как кусок дерева водою Мертвого моря. И если бы читателю настоящих строк когда-либо попались те записи, он почувствовал бы глубокое отличие их от настоящего изложения и склонен был бы увидеть в нем некоторый вымысел» [2, с. 137]. Однако Флоренский замечает, то, что для сторонних критиков может показаться вы-мышленностью на самом деле таковой не является. Философ подчеркивает, что опираться на дневниковые записи как безусловный гарант истины только в силу их современности событиям и сообразно ему оценивать истинность позднейших воспоминаний, было бы не правомерно. Позиция Флоренского по этому вопросу предельно категорична. «Я выслушиваю свои же старые дневники и проч., - заявляет он, - как спотыкающееся чтение по плохо написанной и недоступной пониманию читающего рукописи: и знаки препинания, и логические, даже музыкальные ударения, и ритмика чтения - все нещадно перевирается, а я, безусловно, не согласен в своем позднейшем понимании собственной своей жизни руководиться этим чуждым мне старым. В записях того времени местами я просто не узнаю себя, но знаю: это происходит вовсе не от недостатка в памяти, а от неправильности самой записи» [2, с. 138]. Подчиниться своеобразному диктату дневников, по мнению русского мыслителя, значило бы признать полную тогдашнюю беспристрастность к самому себе и к другим и превышающую возможности человека мудрость, благодаря которой можно было бы оценивать смысл и значение событий самих по себе, вне общих линий жизни. Отметая претензии синхронных свидетельств на объективность, Флоренский утверждает: «Современные записи по необходимости субъективнее, чем позднейший взгляд на те же события, уже обобщающий и имеющий основание выдвигать вперед или отодвигать назад то или иное частное обстоятельство. Многое, что за шумом жизни не было тогда услышано достаточно внимательно, по дальнейшему ходу событий выяснилось как самое существенное, тогда как много и очень много волновавшего прошло почти бесследно» [2, с. 138].
Известный исследователь темы духовной памяти в русской литературе Б. Аверин, особо обращает внимание на то, что для Флоренского «пристрастность автора воспоминаний связана не с тем, что он переосмысляет прошлое, а с тем, что он не способен переосмыслить его в достаточной степени» [3, с. 496]. Важ-
