Научная статья на тему 'Этническая мобилизация на Северном Кавказе'

Этническая мобилизация на Северном Кавказе Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
914
101
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Общество и право
ВАК
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Этническая мобилизация на Северном Кавказе»

Епифанцев Сергей Николаевич

кандидат психологических наук, федеральный инспектор Полномочного представительства Президента РФ в ЮФО г. Ростов-на-Дону

ЭТНИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ

А

НАЛИЗ этносоцие-тальной трансформации как взаимо-действия процессов ;; этнической мобилизации и демократи-' - - зации на примере

Северного Кавказа представляет несомненный познавательный интерес как в теоретическом плане для рассмотрения процесса на глобальном уровне, так и в научно-практическом для осмысления российской трансформации и ее вектора й перспектив. Северный Кавказ -один из наиболее сложных по социально-политическим и этнокультурным параметрам регион мира, относительно недавно включенный в политическую и социокультурную систему России (конец Х\/1Г1 в. -середина XIX в.). Хотя Северный Кавказ не выступает в качестве самостоятельного актора политического процесса, он обладает рядом общерегиональных черт, является «идеальной» моделью многонационального региона.

Северокавказское этносоциетальное пространство является частью российского социально-политического пространства и обладает всеми его содержательными измерениями. Оно полиструктурно (республики, края, область), сегментировано по степени политического влияния, зонам распространения федеральной и местной власти, характеру политических отношений, общественных и политических процессов, групповых интересов и настроений.

Северокавказское этническое пространство не исчерпывается границами Северо-Кавказского экономического района или Южного федерального округа. В него включены общины (диаспоры) на остальной территории Российской Федерации, СНГ, Ближнего Востока и других государств, что придает этносоциальным процессам неизбежный международный резонанс. Северокавказское этническое пространство является многосоставным - здесь на основе компактного расселения проживает свыше 40 автохтонных (или проживающих на данной территории несколько веков) народов, имеющих самостоятельные языки (кроме того, среди них около 100 языков-диалектов)1. Они представляют в основном

три языковых семьи: индоевропейскую (русские, украинцы, белорусы, осетины, таты, греки, армяне и др.), алтайскую (тюркская группа: балкарцы, карачаевцы, кумыки, ногайцы и др.), северо-кавказскую (адыги: адыгейцы, кабардинцы, черкесы, чеченцы, ингуши, значительная часть народов Дагестана). В то же время нельзя не учитывать, что «полиэтнич-ность региона - результат длительного (многовеко-' вого) проживания народов в регионе... совместного, созидательного существования»2.

В этнологии принято выделять Северокавказскую культурную область как сложную, но системную этнокультурную целостность. В ее основе лежит па-леокавказская общность3. На архетипическом уровне она проявляется в реакциях различных коренных этнических групп на социокультурные и политические вызовы. •

Северный Кавказ и его народы никогда не были изолянтами, постоянно испытывали на себе влияние мировых религий, империй и культур, глобальных процессов. Конфигурация этнического пространства Северного Кавказа и его этнокультурная структура постоянно менялась в результате взаимодействия с античными государствами, иранскими и тюркскими племенами. В раннее средневековье Северный Кавказ оказался втянут в борьбу Византийской империи, Арабского халифата, Хазарского кого-ната, Сасанидского Ирана, что привело к проникновению в регион христианства и ислама. Испытав раз-, рушительные походы монголов, в XVI -XVIII вв. народы Северного Кавказа вошли или развивались в сфере влияния Ирана, Османской империи и ее вассала - Крымского ханства, что оставило свой след (хотя и в разной степени) в их культуре, включая политическую, усилило распространение ислама.

В этот же период, с середины XVI в., начинают устанавливаться в целом взаимовыгодные союзно-вассальные отношения владетелей и обществ Северного Кавказа с Московским царством, завершается формирование Терского казачества, появляются русские городки. В XVIII - I пол. XIX в. после длительного развития союзно-вассальных отношений Россия из военно-стратегических соображений переходит к присоединению Северного Кавказа. Это был сложный и неоднолинейный процесс. Он опре-

Народы Кавказа. Антропология, лингвистика, хозяйство. М., 1994. С. 103. ! Науменко В.Е., Нарожный Е.И. Основы регионоведения (Северный Кавказ) 4.1. Краснодар, 1999. С. 79. ! Гасанов М.Р. Палеокавказская этническая общность и проблема1 происхождения народов Дагестана. М., 1944.

129

делялся межэтническими и внутриэтническими противоречиями на Северном Кавказе, столкновением интересов Османской, Персидской и Российской империй, а также ведущих Европейских стран -Англии и Франции. Различные комбинации этих факторов в XVIII - XIX вв. определяли сочетание военных, политических, экономических и культурно-просветительских средств и методов присоединения Северного Кавказа. Их сочетание можно проследить в любых проектах и действиях российской администрации на Кавказе. Выделение некоторыми авторами насильственной и либеральной (по методам) моделей в кавказской политике России является явной модернизацией.

Неудачи в реализации кавказской политики России, втянувшие ее в серию войн на Кавказе, наиболее адекватно объясняют использование теории локальных цивилизаций. С этой точки зрения по своим системообразующим факторам кавказская горская цивилизация (ландшафтные условия, религиозно-нравственное мировоззрение и система экзистенциальных ценностей и табуирования, способы хозяйствования, формы саморрганизации и правоотношений) типологически отличается от российской1. Поэтому форсированное поглощение ,одной цивилизационной системы другой приобрело кон-фронтационный характер, своего рода столкновения локальных цивилизаций в .контексте глобального процесса модернизации, затронувшего Россию с рубежа XVII-XVIII вв.

. Кавказская война. ,(1818-1364 гг.) завершила присоединение Северного Кавказа к России. Для значительной части народов Северного Кавказа этот период стал тяжелой трагедией, связанной с массовой гибелью людей в результате военных действий,, эпидемии, эпизоотий, „разрушения традиционных форм хозяйствования. Фактически кавказская горская цивилизация испытала катастрофу, эт-носоциетальная система была деформирована, а традиционная культура подверглась значительной трансформации2. Коренным образом изменилась этнодемографическая структура Северного Кавказа и в связи с внутрирегиональными миграционными процессами (что всегда было существенной чертой этнической истории региона), и с беспрецедентным переселением (мухаджирство) части горских народов в Османскую империю (адыги, в меньшей степени вайнахи, и некоторые народы Дагестана) в результате поражения в войне и политики Российской империи и других великих держав.

Кавказскую горскую цивилизацию можно также рассматривать как полиструктурную динамическую социокультурную систему, неустойчивое равновесие которой нарушалось в периоды иноземных нашествий, а затем модернизационных импульсов Х1Х-ХХ вв. В результате диалога культур, обмена импульсами и достижениями в различных сферах происходит взаимная адаптация и возникает новое рав-

новесие, которое определяется изменившимся соотношением элементов и их модифицированной сопряженности. Адаптационные возможности традиционных северокавказских институтов продемонстрированы в периоды глубочайших кризисов идентичности - после Кавказской войны (1818-1864 гг.), Октябрьской революции, Гражданской войны и советской модернизации 20-30-х гг. В советский период политическое и этнополитическое пространство Северного Кавказа неоднократно перекраивались, этапы национальной политики советской власти и их противоречия достаточно четко определены Л.Л. Хоперской3. Она приходит к выводу, что «на протяжении всего советского периода шла борьба с этнической субъектностью на Северном Кавказе, которая проявлялась в попытках конструирования новых общностей при помощи механизмов административно-территориальных переделов, массовых переселений по этническому принципу, ограничения сфер функционирования национальных языков, обязательности атеистического мировоззрения и прямых политических репрессий», утвердившийся «принцип разностатусности этносов лег в основу национальной политики Советского государства и в условиях тоталитарного общества оказался эффективным/механизмом регуляции и стабилизации межэтнических общностей на Северном Кавказе4.

К началу процесса демократизации Северный Кавказ. -, как экономический район РСФСР, включал автономные республики: Дагестанская АССР, Кабардино-Балкарская АССР, Северо:Осетинская АССР, Чсчено-Ингушская АССР, Краснодарский край с анклавом Адыгейской АО, Ставропольский край с анклавом Карачаево-Черкесской АО и Ростовскую область. Их. социально-политические системы в полной мере обладали параметрами советского соци-ально-политичёского пространства, в том числе особенностями национально-государственного устройства, в частности, асимметричностью статуса этно-. наций в составе республик.

Культуры народов Северного Кавказа стали органичной частью советской культуры, но сохранили свою самобытность в большей степени, чем русское население, идентифицировались как этнич-ность, этнонации и как наднациональная общность советского народа5.

В данной статье рассматривается этносоцие-тальная трансформация как взаимодействие этно-политической мобилизации и процесса демократизации на примере двухсубъектных (а фактически многонациональных) республик - Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, а также формально моноэтнических - Северной Осетии и Адыгеи и моноэтнической Ингушетии.

Таким образом, к концу 80-х гг. XX в. такое непременное условие начала процесса демократизации, как чувство национального единства на Северном Кавказе сложилось, но по сравнению с боль-

' См. дискуссию: Научная мысль Кавказа. 2000. №2. С. 25-48 и отклики на нее в следующих номерах.

2 Ханаху Р.А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени. Майкоп. 1997. С. 76.

3 Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 1997. С. 44-55.

4 Там же. С. 54-55.

5 Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-ЦИвилизационного диалога // Научная мысль Кавказа, 1999. №3. С. 158.

130

шим российским пространством имело особенности. Главная особенность - сложная структура этно-региональной идентичности, в которой этнонацио-нальная, этническая и гражданская («советскость») являлись взаимодополняющими. Все народы к 80-м годам при поддержке советского государства в целом осуществили на новой основе регенерацию социально-политической структуры этносоциумов. Эт-нонациональная консолидация под действием факторов индустриального общества (рост социальной и географической мобильности, интенсивность и многообразие социальных взаимодействий, формирование модернизационной этнонациональной элиты) ведет к нарушению межпоколенной культурной преемственности в урбанизированной среде, что проявляется в латентном росте внутриэтничес-кой и межэтнической напряженности. Определяющее влияние на этнополитическую ситуацию на Северном Кавказе оказывала разница в социально-экономическом и культурном потенциале республик, отдельных народов и внутри них между горными и равнинными жителями, городом и селом1.

Первая стадия трансформации, формально артикулированная как либерализация политической системы на Северном Кавказе, началась в рамках единой- политической системы Советского Союза в 1988 г. и развивалась,, повторяя и резонируя на изменения в «большом:», сначала,советском, а затем российском политических:пространствах..

Говоря .о начавшемся процессе демократизации, К.Ф. Дзамихов справедливо замечает: «Северный Кавказ представляет собой область устойчивого взаимодействия этносов, культур и цивилизаций. С одной стороны, эти особенности ^формулированы всем ходом предшествующей истории, с другой -они принципиально неустранимы и будут сохранять свое доминирующее значение для народов региона и для России в целом на всю обозримую перспективу»?.

Полиэтничный характер Северного Кавказа в этой стадии проявился в том, что политическое пространство изменялось в регионе медленнее, чем в союзном и федеральном центре, а этническая мобилизация развивалась опережающими демократизацию темпами. Дихотомия этих процессов оказывает влияние на специфику этносоциетальной трансформации и механизмы адаптации этносоциумов к очередной волне модернизации, создает этнополитическую напряженность, частичным компенсатором которой выступает эволюция формы национально-территориальной организации.

Обострение национального вопроса осознавалось партийным и советским руководством. В сентябре 1989 г. пленум ЦК КПСС одобрил платформу «Национальная политика партии в современных условиях», а областные и республиканские комитеты КПСС приняли в ее развитие соответствующие

долгосрочные «Программы мер по совершенствованию межнациональных отношений, интернационального и патриотического воспитания», направленные на стабилизацию существующей политической системы и продолжение прежней национально-языковой политики, науки и культуры, без четкой постановки перспектив государственно-правового развития.

Процессы демократизации на Северном Кав-' казе в 1989-1991 гг. были отражением программ реформы федерализма в СССР и РСФСР, которые осуществлялись в двух основных направлениях: а) политика более полной реабилитации репрессированных народов; б) тенденция к суверенизации отдельных территорий страны, к повышению статусов республик, входящих в состав СССР и РСФСР, децентрализация формы государственного устройства в СССР и РСФСР. Эти вопросы в острой эмоциональной форме были поставлены на I Съезде народных депутатов СССР.

Юридические основы осуществления реабилитации народов, подвергшихся репрессиям в годы Великой Отечественной войны, были заложены Декларацией Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 г. .«О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав»3, и Законом РСФСР от 26 апреля 1991 г. «О реабилитации репрессированных народов»4. Не вызывающий возражений .с .гуманитарных позиций закон не, определил механизм реализации прав репрессированных, народов, в частности, «признание и осуществление их правана восстановление территориальной целостности, существовавшей до антиконституционной политики насильственного перекраивания границ, на восстановление националь-но-государственных образований, сложившихся до их упразднения; а также на возмещение ущерба, причиненного государством». Реабилитация предусматривала также возвращение народов, не имеющих своих национально-государственных образований, по их волеизъявлению в места традиционного проживания на территории РСФСР5.

На Северном Кавказе, где внутриэтническая консолидация происходила исторически на институционально-территориальной основе, актуализация территориальных проблем дала мощный импульс этнической мобилизации у большинства народов. Позднее Председатель Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации Р.Г. Абдулатипов отмечал, что на Северном Кавказе народы живут чересполосно, «почти 50% границ не' закреплены правовыми документами», а «на местах все сразу же свелось к определению территорий»6. На неспособности федерального центра прогнозировать результаты принимаемых решений сказалось увлечение конструктивистскими представле-

1 Денисова Г.С. Указ. соч. С. 145-151.

2 Дзамихов К.Ф. Адыги и Россия. М., 2000. С. 3.

3 Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, 1989. №23. С. 449.

* Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР, 1991. №28. С. 624.

5 Там же

6 Российская газета, 1992. 13 августа.

131

ниями о природе этносов и вытекающих из них выводов о почти неограниченных возможностях современных инструменталистских технологий, в то время как связь этносов Кавказа с природно-ландшаф-тными условиями чрезвычайно глубока. «Примор-диальность» этносов Кавказа проявляется не только в формах сознания, но и традиционной этнической структуре, способах хозяйствования и т.д. Психологическая привязанность к территории своего обитания, которая воспринимается как глубинная, заповеданная от предков и неотчуждаемая ценность, часть этнической идентификации. В результате на Северном Кавказе обозначилось 37 спорных территориальных проблем1, затрагивающих интересы всех субъектов РСФСР на Северном Кавказе.

С учетом данного аспекта понятно, почему этническая мобилизация на Северном Кавказе приобрела первоначально характер историко-культурной мобилизации. Историческая память этносов, борьба этнических историй стала едва ли не главным аргументом в спорах с центром и межэтническими отношениями по территориальным и экономическим вопросам.

Потоки националистической историографии 80-90-х гг. XX в. стали предметом специальных исследований2. Альтернативные официальной науке исторические построения не всегда носят прикладной этнйполитическии характер3',' а представляют собой маргинальные, часто просто дилетантские сочинения, хотя объективно они создают почву для эт-нонационализма. В тоже время многие авторы-профессионалы не скрывают мифологическую, этно-мобилизирующую ориентацию своих сочинений. Так, один из ведущих адыгских историков- В.X. Кажаров отмечает: «в массовом сознании гипотезы, как правило, превращаются в очевидные факты, трансформируясь в устойчивые мифолйгемы, и в этом качестве "они оказывают значительное идеологическое воздействие на все их общенациональные политические проекты. С этой точки/зрения не столь важно, в какой степени представления об исторической связи с древнейшими государствами и цивилизациями согласуются с требованиями строгой науки - гораздо существеннее то, как они влияют на процесс национально-государственного строительства. Ученые могут продолжать спорить о тех или иных аспектах древней истории адыгов, однако народ уже сделал свой выбор^ И совсем неслучайно, что его представления о своем прошлом нашли отражение в государственной символике Кабардино-Балкарской Республики. Здесь в своеобразной форме восстанавливается связь времен, насчитывающая пять тысяч лет, и в общественном сознании

адыгов на новом витке их истории создается необходимая идеологическая предпосылка для образования суверенного государства на все мыслимое будущее»4.

В. Шнирельман выделяет следующие универсальные компоненты построения этномобилизую-щих мифов:

- миф об автохтонности;

- миф о прародине;

- миф о лингвистической преемственности;

- миф об «этнической семье» с претензией на объединение «дочерних» этнических групп;

- миф о славных предках;

- миф о культуртрегерстве в прежние времена;

- миф об этнической однородности (преувеличение степени этнической консолидации в древности и средневековье);

- миф о заклятом враге;

- миф о суперэтническом единстве (причисление к своей общности других этнических групп)5.

Все эти компоненты можно проследить в эт-нонационализмах Северного Кавказа, которые легли в основу этнических движений, возникших во всех республиках Северного Кавказа на рубеже 80-90-х годов (по неполным подсчетам Л.Л. Хоперской, их насчитывалось около 90)6. Как отмечали участники XIX межрегиональных «Крупновских чтений», эти па-ранаучные искажения «находят свое выражение.в том, что на коренное этнолингвистическое,, генетическое родство своих предков с, шумерами, египтянами, этрусками, скифо-сарматами и другими теми или иными известными этносами древних эпох-одновременно претендуют в разных республиках региона представители и тюркоязычных народов (бал-каро-карачаевцы, кумыки), и адыгов (кабардино-черкесы, адыгейцы), и вайнахов (чеченцы и ингуши), а формирование осетин прямолинейно связывают с индо-арийцами ранней бронзы (III тыс. до,н.э.).., об этническом тождестве в эпоху бронзы вайнахов и англичан; о генетическом единстве касогов (предков адыгов) с китайцами или казаками, а тех же казаков с половцами; о принадлежности к тюркам почти всех древних и средневековых кочевнических культур евразийских степей и о создании ими же нескольких ранних цивилизаций»7. Вместе с тем доказывается, что предки современных этносов занимали огромные территории: «предки осетин - от Палестины до Британии, вайнахов - от Кавказа до Дона и Днестра, адыгов - от Малой Азии и Средиземноморья до Каспия, балкаро-карачаевцев и кумыков -от Эгейского моря до Сибири и от Месопотамии до Поволжья и Урала»®.

' Галазов А. Ошибка в законе о территориальной реабилитации стала причиной трагедии осетин и ингушей II Известия, 1993. 1 августа.

2 Наиболее активным критиком националистической исторической мифологии является В.А. Шнирельман: Постмодернизм и исторические мифы в современной России //Вестник Омского университета, 1998. №1; Он же Неоязычество и национализм: Восточно-европейский ареал. М„ 1998; Реальность этнических мифов. М., 2000; Кузнецов В.А., Чеченов И.М. История и национальное самосознание (проблема современной историографии Северного Кавказа). Пятигорск, 1998. С. 9. и др.

1 Кореняко В.А. Этнонационализм, квазиисториография и академическая наука // Реальность этнических мифов. М., 2000. С. 37. * Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Современная государственность Кабардино-Балкарии: истоки, пути становления, проблемы. М.,

1999. С. 8-9.

5 Шнирельман В. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов

2000. С. 22-23.

6 Хоперская Л.Л. Указ. соч. С. 57.

7 Научная мысль Кавказа, 1998. №1. С. 56

3 Там же.

_132

В этнополитической мобилизации на Северном Кавказе также использовался «комплекс жертвы», хорошо известный в этнонационализме, но не отмеченный В. Шнирельманом, и требование реабилитации и материальной компенсации за депортации 1943-1957 гг. (карачаевцы, балкарцы, чеченцы и ингуши), а также за, якобы, только колониальный характер Кавказской войны и геноцид горских народов (адыги, чеченцы и ингуши). Формируя в самосознании народов «комплекс жертвы», этноцен-тристски ориентированная интеллектуальная элита подкрепляла его мифами о славных предках и выдающихся достижениях в древности. Внедрение подобных идей способствовало формированию в обыденном сознании населения этноконфликтных установок.

Основное несовпадение динамики политических процессов в Центре и на Северном Кавказе проявлялось в том, что, как справедливо отметила Л.Л. Хоперская, если демократизация была направлена на регуляцию взаимоотношений между субъектами Федерации, то общественное сознание народов Северного Кавказа было занято переосмыслением прав народов (этносов).

Вслед за принятием Декларации о государственном суверенитете РСФСР (12 июня 1990 г.) были по инициативе «снизу» приняты Декларации о государственных суверенитетах во всех автономных республиках Северного Кавказа. (Исключение составил, лишь Дагестан, 111 съезд народных депутатов Дагестанской АССР.ограничился лишь постановлением «О государственном статусе ДАССр».)1. .

Одновременно областные советы Адыгейской и Карачаево-Черкесской АО провозгласили о преобразовании автономных областей в республики в составе РСФСР. 24 мая 1991 г. соответствующие изменения были внесены в Конституцию РСФСР, что означало изменение конфигурации политического пространства России - переход от разностатусной федерации к горизонтальной.

Курс на выравнивание статусов Российской Федерации, с одной стороны, и их бывших автономий -с другой, при сохранении обоих видов субъектов в составе СССР был внутренне противоречив и усиливал конкурентность как в союзной федерации, так и российской, а также внутри полиэтничных бывших автономных республик, так как перед этноэлитами открывался путь к обретению суверенитета. Поэтому параллельно с разработкой Союзного Договора началась разработка Федеративного договора (РСФСР), чтобы перехватить инициативу и не утратить контроль над.бывшими автономиями. Стремление руководства РСФСР и бывших автономий обеспечить либерализацию и на ее основе реконструкцию своей социальной структуры на базе укрепления суверенитета резонировало в экономическом пространстве.

Этнополитическая мобилизация проявляется в выдвижении национальными движениями концепций федерализации республик Северного Кавказа

по национальному (этническому) признаку (Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Чечено-Ингушетия).

Но формирующиеся этнонационализмы в 1989 - август 1991 гг. не выдвигали сепаратистских лозунгов, затрагивающих суверенитет СССР и РСФСР, их можно отнести к паритетному типу, то есть к сторонникам раздельного суверенитета. Однако институа-лизация плюрализма, основанного на этнополитической мобилизации и конструировании национальных движений, осложняла формирование гражданского общества, особенно, в формально двух-субъектных республиках - Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Этническая мобилизация в обеих республиках носила конгруэнтный характер. В обеих республиках титульные этнонации были представлены относящимися к неродственным язьк ковым семьям адыгским этносом (кабардинцы и черкесы) и тюрским народами (карачаевцы и балкарцы). Этнополитическая мобилизация у карачаевцев и балкарцев происходила на основе концепции реализации закона о репрессированных народов. У адыгов этномобилизующие факторы также были связаны с исторической памятью, но о трагических событиях Кавказской войны XIX в. и последующего мухаджирства, которые определялись как геноцид в период ведения Российской империей колониальной политики. Это открывало возможность также войти в список репрессированных народов, актуализировать претензии и проблему ре-. патриации. адыгов,

В Кабардино-Балкарии кабардинское («Адыгэ Хасэ») и балкарское («Tepe») национальные движения претендовали на прямое представительство интересов народов. Наряду, с культурно-просветительными «Tepe» ставил своей задачей способствовать «фактическому восстановлению и развитию Балкарии как суверенной национально-территориальной единицы, субъекта, образующего объеди-' ненную в единую Кабардино-Балкарскую АССР, имея ввиду восстановление исконных административно-территориальных районов Балкарии, политического и экономического паритета»2. В республике, где кабардинцы составляли около 50%, русские и украинцы до 40%, а балкарцы - более 9%, такая постановка вопроса неизбежно затрагивала интересы других этнических групп. В августе 1990 г. конференция народных депутатов балкарской национальности всех уровней выдвинула идею образования двух суверенных национально-государственных единиц - Кабарды и Балкарии. Осенью 1990 г. «Tepe» подготовил проект «Декларации о государственном суверенитете Федеративной Республики Кабарды и Балкарии», в которой отмечалось, что «Республика гарантирует народам Кабарды и Балкарии3 неотъемлемое право на самоопределение вплоть до выхода из республики одного из субъектов, ее образующих»4.

Кабардино-Балкарское национальное движение «Адыгэ ХАСЭ» также стремилось к возрожде-.

1 Конституции, уставы и договоры субъектов Российской Фе

2 Кабардино-Балкарская правда, 1990. 24 июля.

2 Кабардино-Балкарская правда. 1990. 8 августа.

А Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 116.

грации на Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 1998. С. 39-40.

133

нию национального языка, культуры и провозглашало политические идеи и задачи. С одной стороны, в проекте «Декларации о государственном суверенитете Кабардино-Балкарской Республики» «Ады-гэ ХАСЭ» упор делался на формирование унитарного либерально-демократического государства, представляющего единую гражданскую нацию - народ Кабардино-Балкарии, и предусматривался полный суверенитет, без делегирования части его РСФСР, СССР1. Одновременно в ее программе ставилась задача «формирования Федерации адыгских народов Кавказа»2. С учетом учреждения 1990 г. Международной черкесской ассоциации позиции национальных движений приобрели этнополяризован-ный характер. Отказ от радикальных, экстремистских действий создавал границы действиям обоих национальных движений и этнических элит, представлял официальным органам власти возможность найти компромисс и заложить в «Декларации», принятой Верховным советом КБАССР 3 января 1991 г., основы синтеза этнонационального самоопределения народов республики и демократизации, основанного на дуализме легитимности власти - общегражданской и этнофундаменталистской (выражавшейся в легализации деятельности съездов по этническому признаку).

Иную динамику имело взаимодействие этнической мобилизации и демократизации в Карачае-во-Черкесии. Согласно переписи 1989 г., на территории Карачаево-Черкесской АО в составе Ставропольского края проживали представители 90 народов и национальностей. Основную часть представляли русскиё -'42,3%, карачаевцы - 31,2%, черкесы - 9,6%, абазины - 6%, ногайцы - 3,1%. Анклавное расположение, многонациональный состав и структура населения Карачаево-Черкесии играли определенную стабилизирующую роль в реализации радикальных этномобилизирующих лозунгов3, но не сдерживали этнизацию политики". Законодательные акты СССР и РСФСР «О реабилитации репрессированных народов», стремительное повышение статуса (автономная область - суверенная республика) в 1989-1990 гг. дезориентировали местные органы власти и управления в перспективах дальнейшего развития, что вело к потере политической инициативы и падению их авторитета.

Этническая мобилизация у карачаевцев в этих условиях проводилась национальной организацией «Джамагат». Она организовала проведение съездов народов Карачая (1989, 1990, 1991) и другие акции по консолидации карачаевцев. В ноябре 1990 г. на съезде депутатов-карачаевцев всех уровней была выдвинута идея восстановления Карачаевской автономной области. Это решение спровоцировало мобилизацию других народов и этнических групп Карачаево-Черкесии. На протяжении 1990-1991 гг. было объявлено о создании Черкесской, Абазинской и казачьих республик. Невозмож-

ность разрешения в данной ситуации территориальных проблем позволила администрации Карачае-во-Черкесии при поддержке союзного и российского руководства в крайне неустойчивом положении контролировать этнополитическую ситуацию.

Полиэтничными являлись также формально моноэтнические Северо-Осетинская АССР и Адыгейская АО - анклав в составе Краснодарского края. Северо-Осетинская АССР вступала в стадию либерализации одной из 5 республик РСФСР, в которой доминирующим был титульный этнос - осетины составляли 57,9% (русские - 28,8%). По уровню социально-экономического развития, степени модернизации она была близка к собственно русским областям Российской Федерации и этим существенно отличалась от других Северо-Кавказских республик5.

Политическое пространство Северной Осетии в 1988-1989 гг. определялось противостоянием сторонников демократизации и консервативного руководства республики. СО АССР проходит все те же этапы повышения своего статуса, что и остальные автономии. Этническая мобилизация осетин первоначально не выходила за рамки культурно-лингвистической мобилизации и была направлена на завершение консолидации североосетинской нации. Лингвистическая мобилизация проявилась в ходе языковой реформы 1989 г. Ее главная проблема- существование в осетинском языке двух диалектов - иронского, на основе которого он функционирует в форме литературного и государственного языков, и дигорского. .Проблема усложнялась религиозными, различиями между православными осетинами-иранцами. и мусульманами осетинами-ди-горцами (меньшинство). Этнополитическая мобилизация в Северной Осетии была связана с внешним фактором. Закон о реабилитации репрессированных народов актуализировал проблему Пригородного района и части Владикавказа, переданных Северной Осетии после упразднения Чечено-Ингуш-ской АССР и депортации ингушей в 1943-1957 гг. Закон создал правовую основу для выдвижения территориальных претензий и обострил осетино-ингуш-ские межнациональные отношения. Другим фактором стал конфликт Юго-Осетинской автономии с грузинскими националистами, в результате чего часть из почти 100 тыс. беженцев-осетин (к 1991 г.) была размещена в Пригородном районе. К концу 1991 г. в Северной Осетии этнополитические процессы стали преобладающими по сравнению с процессами демократизации.

В Адыгейской АО, в отличие от Северной Осетии, титульный этнос - адыгейцы, составлял менее 23%, а русских - 68%. Адыгейская АО в контексте общесоюзных и общероссийских политических процессов повышает статус до Советской Социалистической Республики в составе РСФСР (3 июля 1991 г.). Адыгейская этническая мобилизация стимулировалась процессами суверенизации, а также

1 Кабардино-Балкарская правда, 1990. 11 сентября.

2 Этнополитическая ситуация в Кабардино-Балкарии. М., 1994. Т.2. С. 106.

3 Язькова A.A. Конфликтный потенциал «двухсубъектных» республик Северного Кавказа - Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии И Конфликт - диалог - сотрудничество, 1999. №1. С. 80.

4 Хоперская Л.Л. Указ. соч. С. 58. ........

5 См. расчеты: Г.С.Денисова. Указ. соч. С. 76-90, 151.

внешними факторами - межнациональным конфлик- Северном Кавказе такой глубокий кризис идентич-том грузин с родственными адыгам абхазцами. Эт- ности проявился третий раз за последние 200 лет: нокультурная мобилизация адыгейцев, кабардинцев Кавказская война и интеграция в социокультурную и черкесов актуализирует мифологему об едином и политическую систему Российской империи; Ок-адыгском этносе, которая преувеличивала степень тябрьская революция, гражданская война и Совет-этнической консолидации адыгских родоплеменных екая модернизация; кризис социализма, распад образований в древности и средние века, но опира- идеократического СССР и скачкообразный пере-лась на несомненные исторические факты близости ход к либеральной демократии. Иными словами, адыгских языков и диалектов, традиционной культу- кризисы идентичности такого уровня стали цикли-ры и т.п. Поэтому этническая мобилизация была на- ческими, служили одной из характеристик разви-правлена на консолидацию адыгов. Этнические ин- тия народов Северного Кавказа, теллектуалы в качестве средства этнической моби- Все республики Северного Кавказа (кроме лизации начинают массированно использовать не- Чечни) подписали Федеративный договор гативную историческую память, играющую важную (3.31.1992), что создавало предпосылки для разви-роль в этническом самосознании - стереотип гено- тия договорной модели федерализма, но не сни-цида адыгов в годы Кавказской войны XIX в. и после- мало политические проблемы на уровне Северно-дующего мухаджирства1. Республиканское нацио- го Кавказа и отдельных республик. «Консерватив-нально-культурное общество «Адыгэ Хасе», создан- ное», поддержавшее или занявшее выжидательное в 1988 г. выступило одним из инициаторов орга- ные позиции, руководство республик оказалось под низации в Нальчике в мае 1991 г. Первого Всемир- прессингом национальных движений, выступавших ного Конгресса адыгов (черкесов), на котором была под радикальными демократическими лозунгами, образована Международная черкесская консолида- рассчитывая на поддержку федеральных властей, ция адыгского и абхазо-абазинского народа. МЧА Этнополитическая мобилизация в республи-объединила движения, организации и культурные ках достигает апогея и создает угрозу кардиналь-' общества этих народов в СССР, странах Ближнего ного изменения государственного устройства на Востока, Европы и США. В этот период начинают об- Северном Кавказе, в условиях конституционного суждаться вопросы официального признания гено- кризиса в Центре (между законодательной и ис-цида адыгов и придания им статуса народё-изгнан- полнительной ветвями власти) угрожая целостнос-ник'а с целью предоставления возможности потом- ти России.

кам мухаджиров вернуться на историческую родину. Острая ситуация сложилась в Кабардино-Бал-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

В период ослабления вертикали союзной и российс- карим. Сразу после краха ГКЧП движение «Демок-

кой власти, процессов децёнтрализацйи эти планы ¡эатическая Кабардино-Балкария» попыталось пу-

воспринималйсь эУнополйтологамй и другими этни- тем организации митингов и уличных шествий до-

ческими элитами как стремление к созданию «Ве- биться смещения Председателя Верховного Сове-

лйкой Черкесии», что коренным образом меняло бы та Кабардино-Балкарии В.М. Кокова4, но консоли-

этнополитическоё пространство Северного Кавказа2. дация правящей элиты и отсутствие массовой базы

Акцент в центральных и региональных СМИ на такой . не позволили структурировать политическое про-

радикальной трактовке целей МЧА (их не артикули- странство республики по полюсам,

ровали официально) стимулировал этническую мо- Федеральное руководство не вмешивалось во

билизацию казачества и стремление к объединению внутренние дела Кабардино-Балкарии, но демон-

тюркских национальных движений и организаций. стрировало свое прохладное и даже пренебрежи-

Таким образом, содержание 1-го этапа стадии телвное отношение к руководству республики, что

либерализации (1988-1991 гг.) можно охарактеризо- катализировало политические процессы в респуб-

вать как время децентрализации вертикали власти, лике, но на основе этнонациональной проблема-

повышения статуса этносоциетальных образований тики. Этнополитическая мобилизация стала все.

(республик), этнокультурной мобилизации и запуск больше проявлять себя как одна из основ институ-

этнополитической мобилизации, которая в связи с ализации политических изменений в условиях вы-

несовпадением политического и этнического про- сокой степени неопределенности и непредсказуе-

странств Северного Кавказа приобретает экстерри- мости дальнейшего политического развития,

ториальный характер, одновременно оставаясь и Назначение досрочных выборов в Верховный

усиливая свое влияние на политическом простран- Совет республики под давлением демократических

стве республик. сил сверху и снизу в условиях усиливающейся этни-

. Следующий этап (1991-1993 гг.) был связан с ческой мобилизации у кабардинцев и балкарцев

распадом СССР и всеобщим кризисом цивилизаци- вело к поляризации республиканской элиты, что

онно-культурной и идеологической идентичности3. На делало проблематичным трансформацию полити-

1 Ханаху P.A. Кавказская война в массовом сознании Республики Адыгея и Кубани II Философия и социология в Республике Адыгея. Майкоп, 1991; Ханаху P.A., Цветков О М. Исторический феномен в современном преломлении // Социс, 1995. №11; Касумов A.X., Касумов Х.А. Геноцид адыгов. М., 1992 и др.

2 Черноус В В. Становление самоидентификации народов Северного Кавказа и геополитические утопии на Кавказе II Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России. Ростов-на-Дону, 1998. С. 40; Черкесы на рубеже эпох. Круглый стол //Жизнь национальностей, 1999. №2-3, С. 83-86.

3 Черныш М.Ф. Национальная идентичность: особенности эволюции // Социологический журнал, 1995. №2; Клямкин И.М. Между авториторизмом и демократией // Полис, 1995. №2; Ядов В. А. Социальная идентификация в кризисном обществе// Социологический журнал, 1994. №1 и др.

' Кабардино-Балкарская правда, 1991. Август - сентябрь.

ческой системы в демократическую, создавая реальную угрозу ее распада.

В связи с затяжкой реализации Закона о репрессированных народах опережающими темпами развивались мобилизационные процессы у балкарцев. В ноябре 1991 г. съезд балкарского народа провозгласил «Республику Балкария и национальный суверенитет балкарского народа» и объявил, что «Республика Балкария является одним из субъектов, образующих РСФСР»1. Был образован Национальный совет балкарского народа (НСБН). Непризнанный официально референдум балкарцев, в котором приняло участие 84,9% от общего числа включенных в список, поддержал это решение (94,8%).

Руководству республики удалось убедить лидеров кабардинских движений и организаций отложить созыв съезда кабардинского народа до выборов президента КБР. Хотя сама проблема введения института президентства в «двухсубъектной» республике была предметом геополитических споров, на символическом уровне и на институциональном президентская власть создавала предпосылки для стабилизации и восстановления центростремительных тенденций, но в перспективе.

Ситуация же продолжала развиваться первоначально в критическом режиме. Избрание 5 января 1992 г. президента Кабардино-Балкарии В.М. Кокова не сняло всех проблем, так как на 28 (из 38) избирательных участках с преимущественно балкарским, населением. выборы не ...проводились.

Неопределенность положения, определялась тем, что, с одной стороны, президент КБР присягнул «укреплять и защищать суверенитет Кабардино-Балкарской Республики и ее целостность»2, а с другой стороны, 10 января съезд кабардинского народа, подготовленный с участием республиканских властей, принял решение «восстановить суверенную Кабардинскую Республику», но на основе взаимодействия со всеми заинтересованными сторонами и органами государственной власти КБР и Российской Федерации3. Это позволило республиканским властям во главе с В.М. Коковым из одной стороны конфликта стать медиатором этнополитического конфликта.

Институализация этнополитического конфликта в рамках КБР позволила республиканской элите во главе с В.М. Коковым перевести его в правовой контекст. Закон об общественных объединениях КБР (май 1992 г.)4исключил создание общественных объединений, имевших целью насильственное нарушение единства территории КБР. Кроме того, осознание этномобилизующей роли закона о реабилитации репрессированных народов, включая экстремистские требования, привело к принятию Закона РФ об установлении переходного периода по государственно-территориальному разграничению в РФ (3 июля 1992 г.).

Социальная база Конгресса кабардинского народа («Адыгэ Хасэ») и Национального совета балкарского народа была ограничена в методах этнической мобилизации, но опираясь на российское руководство, использовало требования радикальной демократизации политической системы КБР. Умеренные деятели национальных движений ушли в государственные структуры, что усилило влияние радикальных элементов в ККН и НСБН. Ухудшение социально-экономической ситуации в КБР в связи с общероссийским кризисом, грузино-абхазский конфликт и другие внешние факторы осенью 1992 г. привели к политическому кризису в КБР, который мог развиваться вплоть до распада республики и включения в него других республик РФ. В решающий момент твердая позиция Президента В.М. Кокова и руководства республики получила поддержку федеральных властей, обеспокоенных вооруженным конфликтом осетин и ингушей в Пригородном районе и обострением положения на границах с Чечней в ноябре 1992 г. Несмотря на отрицательные результаты референдума 25 апреля 1993 г. в отношении предложений президента Б.Н. Ельцина5, федеральная и республиканская элиты избегали политизации своих взаимоотношений. КБР получила поддержку за счет федеральных средств, что позволило стабилизировать этнополитическую ситуацию.

В Карачаево-Черкесской республике распад СССР также стимулировал этнополитическую мобильность, причем этническая элита артикулировала проекты «внутреннего» сепаратизма. В развитие решения в июне 1991 г. о создании Карачаевской Республики она была провозглашена съездом делут-атов Карачая всех уровней в октябре 1991 г. В ответ последовало провозглашение Баталпашинс-кой (казачьей) республики (август), Черкесской и Абазинской республик (октябрь 1991г.) и Урупско-Зеленчукской республики (ноябрь).

Однако опрос, проведенный в декабре 1991 г. Советом народных депутатов Карачаево-Черкесии, показал непопулярность этих идей национальных движений и пределы их влияния - 78,6%6 участников референдума высказалось за сохранение единства республики.

Обострение этнополитической ситуации в республике определялось другими обстоятельствами. Органы власти и управления в КЧР с советских времен формировались по принципу этнического представительства. Глава КЧР карачаевец В.И. Хубиев был назначен Указом Президента РФ, а Верховный Совет республики возглавил В. Савельев. Политический процесс в центре во многом определялся противостоянием президента и исполнительной власти с законодательной. Зеркальное отражение этого процесса в КЧР привело к тому, что противостояние исполнительной и законодательной ветвей власти приобрело характер противостояния этни-

1 Кабардино-Балкарская правда, 1991. 26 ноября.

2 Кабардино-Балкарская правда, 1992. 10 января.

3 Там же. 1992. 14 января.

4 Там же, 1992. 5 июля.

5 62,1% выразили недоверие Б.Н. Ельцину, 65,1% - его социально-экономической политике, 62,9% высказались за досрочные выборы президента (КБП, 1993. 28 апреля).

6 Пути мира на Кавказе. С. 70.

ческих движений - Карачаевского «Джамагат» и «Русь». Сохранялись претензии элит остальных компактных этнических групп: черкесов, казаков (в форме республик), абазин и ногайцев (в форме национальных районов) на статус «субъектообразую-щих»1. В.И. Хубиев удерживал ситуацию, дистанцировавшись от этнонациональных движений, опираясь на поддержку федеральной исполнительной власти, что позволило консервировать противоречия в республике в латентной форме.

В Северной Осетии-Алании этнополитическая мобилизация под демократическими лозунгами нарастала до осени 1992 г. Попытка руководителей Грузии ликвидировать 10-ю Осетинскую автономную область и рост числа беженцев.в республике привел к тому, что 1-й чрезвычайный съезд осетинского народа (13-14 декабря 1991 г.) призвал реализовать право на самоопределение осетинского народа в форме воссоединения Северной и Южной Осетии «в добровольном и равноправном союзе с Российской Федерацией и Союзом независимых государств» 2. Отказ руководства России поддержать этот проект породил даже сепаратистские стремления у части радикалов - выдвижение лозунга о создании независимой республики Алания.

Другой внешний фактор изменил вектор развития этнополитической ситуации в республике. Не-разрешенность серьезных проблем, провозглашенных Ингушской Республикой (1991 г.), включая территориальные, обостряет ситуацию Пригородного района. Уклонение от решения задач сначала союзным, а затем российским руководством приводит к нарастанию взаимной осетино-ингушской ксенофобии и формированию образа врага. Открытый вооруженный конфликт между осетинами и ингушами в Пригородном районе с участием жителей Ингушетии приобрел характер не только межэтнического, но и межреспубликанского. Он усилил центростремительные тенденции и консолидацию осетин и других жителей республики вокруг А.Х. Галазова, который сумел возглавить консолидационный процесс. При молчаливом согласии федеральных властей в Осетии была создана республиканская гвардия на контрактной основе и ополчение.

Этнополитическая ситуация в республике Адыгея в 1992-1993 гг. продолжала развиваться под влиянием событий в Абхазии. Адыгея одна из первых на Северном Кавказе (декабрь 1991 г.) перешла к президентской форме правления. Избранный Президентом A.A. Джаримов, изолировав радикалов в адыгейских и казачьих движениях, постепенно нормализовал ситуацию в республике.

Таким образом, к осени 1993 г. в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии и Адыгее сформировались устойчивые авторитарные режимы, которые стабилизировали геополитическую ситуацию. Они смогли вступить в диалог с этническими элитами и на основе достигнутого по-

вышения статуса и суверенизации республик смогли маргинализировать радикальные и экстремистские элементы. На уровне этносоциетальных образований (национальных республик) последние в значительной степени стали утрачивать свое влияние.

На федеральном уровне статус этносов как субъектов политики был признан в Декларации о принципах межнациональных отношений на Северном Кавказе, подписанном 15 января 1993 г. на па-, ритетных началах лидерами национальных движений региона и официальными представителями федеральных органов власти3. В целом процессы либерализации и этнической мобилизации в республиках в конце 1993 г. оказались уравновешены.

Стадия демонтажа прежней советской системы на Северном Кавказе заняла период с октября

1993 г. по 1997 г. (до принятия новых конституций Республик Северного Кавказа).

I этап (октябрь 1993 г. - декабрь 1993 г.) характеризуется упразднением советской Конституции, обсуждением и принятием новой федеральной Конституции. В ней закрепляется новая формула устройства Российской Федерации, в основе которой конституционная, а не договорная федерация. Конституция устанавливает равенство субъектов в составе РФ, но признает республики государством. В Конституции отсутствует признание за республиками суверенитета, что было болезненно воспринято идеологами этнических движений. В ходе обсуждения Конституции Ю.В. Хоруев (Северная Осетия) писал: «Боясь, что Российскую Федерацию постиг--нет печальная участь СССР, республики лишили суверенности, статуса государства и возвратили в то состояние, в котором они находились еще в 30-е годы»4. Ему вторят ВД. Дзидзоев, A.M. Халилов и др5. В то же время принятие новой Конституции и закрепленных в ней принципов свидетельствовало о легитимации процесса демократизации на федеральном уровне в форме президентской республики. Этнополитическая мобилизация к 1994 г. теряет свою интенсивность.

II этап (1994-1997 гг.) связан с разработкой и принятием новых Конституций Республик, которые закрепляют легитимность республиканской власти и структуру местных политических пространств. В республиках этот процесс шел асинхронно, в зависимости от степени стабилизации этнополитической ситуации - Северная Осетия-Алания (ноябрь

1994 г.), Республика Адыгея (март 1995 г.), Карачаево-Черкесская Республика (март 1996 г.), Кабардино-Балкарская Республика (сентябрь 1997 г.). Начинается новая стадия - становление демократиченс-. ких институтов и этническая реконструкция на основе ресоциализации граждан в новую политическую систему. Во всех республиках установились социально-ориентированные авторитарные режимы, сложившиеся различными путями. В них были реализованы протодемократические модели, напомина-

1 Хоперская Л.Л. Указ. соч. С. 58. " Северная Осетия, 1991. 25 декабря.

3 Текст «Декларации» см.: Хоперская Л.Л. Указ. соч. С. 127-129. ' Северная Осетия. 1993. 7 декабря.

5 Дзидзоев В.Д. Национальные отношения на Кавказе. Владикавказ, 1998. С. 170; Халилов A.M., Гамзатов Я.Б.. Государственное устройство России и правовой статус Дагестана. Махачкала, 1998. С. 75 и др -

137

ющие модели консоциональной экстерриториальной демократии (А. Лейпхарт). В них отсутствует сложившееся гражданское общество, а демократия согласия, построенная на согласованном представительстве различных социальных групп, существует, но в рамках авторитарных режимов. Это переходная модель, соответствующая во многом специфике Северного Кавказа в условиях транзита.

Она полностью не снимала внутреннюю противоречивость двухсубъектной республики Кабардино-Балкарии, Функциональная стабильность республики периодически испытывала обострение межэтнических отношений в связи с нерешенностью проблем балкарского народа, связанных с депортацией (1994 г., 1996 г.) .

В Карачаево-Черкесской Республике функциональная стабильность «представительской модели» удерживалась искусственно - В.А. Хубиев вплоть до 1999 г. был единственным в Российской Федерации назначенным, а не избранным главой Администрации Республики. В период выборов Президента вновь началась этническая мобилизация, в результате чего население республики раскололось по этническому принципу, и возобновилась идея «внутреннего» сепаратизма - создание Черкесской. АО с вхождением ее в Ставропольский край. Новое ка-

чество ситуации состояло в том, что процессы демократизации и этнополитики протекали теперь на правовом поле. Правовой же основы для разделения республик в действующей Конституции не было, тем более, что такое решение может вновь запустить механизмы этнополитической мобилизации в экстремистских формах1.

В Северной Осетии-Алании выстраивается модель социал-демократического типа2. Ее неустойчивость и возможность замещения демократических процедур этнополитической мобилизацией зависит от разрешения конфликта в Пригородном районе и развития конфликта ложной по статусу Южной Осетией.

В республике Адыгея модель, построенная на конституционно закрепленном этническом паритете включала: 1) равное представительство титульного адыгского (23% населения) и остального населения; 2) формирование избирательных округов на основе компактных поселений адыгейцев; 3) билингвизм в государственном управлении, делопроизводстве, СМИ, она способствовала установлению функциональной стабильности. Но латентная напряженность сохранялась и периодически выплескивалась в СМИ3.

' Хоперская Л. Л., Харченко В. В. Динамика конфликта//Сеть этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. Бюллетень. Август 1999. М„ 1999. №27. С. 49-51.

2 Волков Ю.Г. Политическое состояние общества Юга России в постперестроечное время: состояние, перспективы, ожидания // Государственное и муниципальное управление, 2000. №3. С. 37. ...................

3 См. газеты, отражающие взгляды различных этнических движений' «Закубанье» (Союз славян) и «Голос адыга» и др.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.