CC BY
2056. Lavrov P.L. Social'naja revoljucija i zadachi nravstvennosti [Social revolution and the problem of morality]. Izbrannye proizvedenija: v 2 t. [Selected works: in 2 volumes]. M., 1965. V.2. pp.383-504.
7. Lavrov P.L. Starye voprosy [Old questions]. Izbrannye proizvedenija: v 2 t. [Selected works: in 2 volumes]. M., 1965. V.2. pp.505-580.
8. Dostoevsky F.M. Idiot [Idiot]. Polnoe sobranie sochinenij: v 30 t. [The complete works: in 30 volumes]. L.: Nauka, 1976. V.5. 511 p.
Сведения об авторе:
Федчин Владимир Сергеевич, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и управления социальными процессами Института социальных наук Иркутского государственного университета, г. Иркутск, e-mail: vfedchin@gmail.com
Data on author:
Fedchin Vladimir Sergeevich, doctor of philosophical sciences, professor, head of the department of culturology and management of social processes, Institute of Social Sciences, Irkutsk State University, Irkutsk, e-mail: vfedchin@gmail.com
Рецензенты:
Абрамов Ю.Ф., доктор философских наук, профессор кафедры философии Иркутского государственного университета;
Серебрякова Ю.А., доктор философских наук, профессор кафедры связей с общественностью, социологии и политологии Бурятской государственной сельскохозяйственной академия им. В.Р. Филиппова.
УДК 39 © Н.Г. Лагойда
Улан-Удэ
ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЕВРАЗИИ В КОНЦЕПЦИИ ЭТНОГЕНЕЗА Л.Н. ГУМИЛЕВА
В статье рассматриваются некоторые аспекты концепции Л.Н. Гумилева о происхождении и развитии этносов. Анализируется сходство и различие во взглядах Гумилева и ученых-евразийцев: прежде всего, приводятся его естественнонаучные идеи в понимании процессов истории вообще, и евразийской, в частности. Согласно выводам ученого, ритмы Евразии определялись пассионарными точками. От них зависела доминация тех или иных сил в разные периоды истории, а также сложный процесс формирования единого целого - Евразии.
Подчеркивается вклад ученого в изучение истории евразийских народов, проблем этносов Великой степи. Гумилеву принадлежит оригинальная и новая трактовка, данная им на основе научного анализа исторических фактов той роли, которую играли тюркские и монгольские народы в истории России. Он сформулировал и широко развивал в своих работах доказательную версию естественного братства русского народа с тюркскими и монгольскими народами. Эта концепция стала для ученого не только важнейшим научным достижением, но и нравственным императивом.
Большое внимание в статье уделяется исследованиям Гумилева прошлого и перспектив развития России в его трудах «От Руси к России: очерки этнической истории», «Древняя Русь и Великая Степь».
Ключевые слова: евразийство, концепция этногенеза, этническая история.
N.G. Lagoida Ulan-Ude
ETHNIC HISTORY OF EURASIA IN THE CONCEPT OF ETHNOGENESIS BY L.N. GUMILEV
The article discusses some aspects of L.N. Gumilev 's concept on the origin and development of ethnic groups. The similarities and differences in views of Gumilev and scientists Eurasians are analyzed: first of all, his scientific ideas in the understanding of the processes of history in general, and of Eurasia in particular are submitted. According to his conclusions, the rhythms of Eurasia were determined by passionate points. The domination of one or the other^ forces and the complex process of forming Eurasia as a unified wholeness depended on them in different periods of history.
The contribution of the scientist to the study of the history of the Eurasian peoples, to the problems of ethnic groups of the Great steppe is emphasized. Gumilev elaborated the original and new interpretation on the basis of scientific analysis of historical evidences of the role played by the Turkic and Mongolian peoples in the history of Russia. In his works he formulated and widely developed the evidential version of natural brotherhood between the Russian people and the Turkic and Mongolian peoples. This concept was treated by the scientist not only as the most important scientific achievement, but also as a moral imperative.
In the article the great attention is paid to Gumilev 's researches of the past andprospects for Russia's development in his works «From Rus to Russia: essays on the ethnic history», «Ancient Rus and the Great Steppe».
Keywords: Eurasianism, concept of ethnogenesis, ethnic history.
Историческое развитие человеческого общества представляет собой сложный и многогранный процесс. В прошлом существовали различные культуры, цивилизации, народы, классы, сословия. Все они обладали особыми, специфическими свойствами, чертами, которые накладывали отпечаток на ход мировой истории. Гумилев как философски мыслящий исследователь поставил задачу изучить историю этносов и ее значение во всемирном историческом процессе.
Анализируя взгляды Гумилева на историю человечества, нельзя не отметить, что вся его концепция этногенеза, ставшая основой для создания концепции мировой истории, пронизана идеей евразийства -глубокого осознания не изолированного, но своеобразного российского пути развития. Известно, что евразийство - важное направление русской исторической мысли, возникшее в первой половине ХХ в. Идеи евразийства красной нитью проходят через всю творческую жизнь Гумилева. Фактически ученый самостоятельно пришел к тем же выводам, что и плеяда талантливых представителей российской интеллигенции, оказавшихся после Октябрьской революции в европейской эмиграции и затем образовавших движение евразийства [1]. Среди них историк Г.В. Вернадский, географ и экономист П.Н. Савицкий, культуролог и лингвист Н.С. Трубецкой, философы Г.В. Флоровский, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов. Идейно-научный поиск евразийцев и автора концепции этногенеза шли параллельно, почти синхронно, но идеи Гумилева и других ученых-евразийцев развивались абсолютно независимо друг от друга. Только в 1950-х гг. они смогли получить информацию друг о друге. В более же ранее время это было невозможно по причинам, от них независимым.
Учение Гумилева о происхождении и развитии этносов, действительно, во многом опиралось на выводы евразийцев, но в отличие от последних, оно было синтезом истории, географии и естествознания. «Георгию Владимировичу Вернадскому, - писал ученый, - как историку, очень не хватало усвоения идей своего отца - Владимира Ивановича Вернадского» [2, с. 132].
Здесь попутно отметим, что концепция Гумилева многими евразийцами и их последователями нередко воспринималась как чисто историческая, но это не совсем верно. По нашему мнению, в понимании про-
блем социальной истории ученый выступал прежде всего как географ и «естественник», поскольку основы его концепции неразрывно связанны с понятием «кормящий ландшафт». Процессы этногенеза, утверждал он, возникают не в монотонных ландшафтах, а на границах ландшафтных регионов и в зонах этнических контактов, «где неизбежна интенсивная метисация» [3, с. 35]. Поэтому первым параметром всей этнической истории он называл соотношение каждого этноса с его «вмещающим и кормящим ландшафтом». Причем утрата этого соотношения непоправима для этноса: упрощаются, а вернее искажаются и ландшафт и культура этноса [3, с. 124].
Идею о Евразии, как едином целом, Гумилев подкрепляет соображениями о «кормящем ландшафте» - разном, но всегда родном для данного этноса. Разнообразие ландшафтов Евразии, считал он, благотворно влияет на этногенез и этническую историю ее народов. Русские осваивали речные долины, финно-угорские народы - водораздельные пространства, турки и монголы - степную полосу, а палеоазиаты - тундру. И при большом разнообразии географических условий для народов Евразии, полагал ученый, объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения.
Отмечая несомненное сходство во взглядах Гумилева и ученых-евразийцев, вместе с тем нужно обратить внимание на то, что ученый внес прежде всего новые естественнонаучные идеи в понимание процессов истории вообще, и евразийской, в частности. Согласно выводам ученого, ритмы Евразии определялись пассионарными точками. От них зависела доминация тех или иных сил в разные периоды истории, а также сложный процесс формирования единого целого - Евразии.
Кстати, представление об Евразии как едином целом, не противопоставляющем всему «остальному миру», т.е. своеобразный полицентризм, выступали общеметодологическим принципом евразийцев. Евразия, по их мнению, является не мифическим центром, доминирующем в мире, а одним из таких центров. В целом евразийский полицентризм предполагал, что таких центров в мире много, ими могут быть Европа, и Палестина, и Китай. Одновременно, евразийцы выступали за сохранение самобытности этносов, но никогда - за узкий национализм. Евразийская концепция была направлена и против национализма, и против «некой» общечеловеческой культуры, за сохранение национальной самобытности.
Гумилев ощущал себя преемником и продолжателем традиций евразийцев 1920-1930-х гг., теоретически и эмпирически перепроверяя и развивая их концепцию. Последние евразийцы на Западе - П.Н. Савиц-
кий и Г.В. Вернадский - внимательно следили за работами Гумилева, высоко оценивали его концепцию. Например, Савицкий, писал Гумилеву: «Вы делаете великое дело: впервые в истории науки кочевнико-ведение обосновывается с такой широтой и яркостью, как это дано в ваших трудах. Ни у кого до вас не было такого всеобъемлющего кругозора» [4, с. 7-12]. Вернадский в США следил за каждой статьей Гумилева и передавал свои замечания ученому через Савицкого. В одном из них он пишет: «Все, что Гумилев говорит в этих работах, очень существенно, устанавливается возможность подхода к этим проблемам в плоскости естественной, а не гуманитарной науки» [5]. Продолжатель и пропагандист евразийства - так стали называть Гумилева многие из современников [2].
И действительно, с помощью своих фронтальных и оригинальных исследований он старался открыть новые страницы в истории евразийских народов, испытывая к ним огромное уважение и симпатию. «Лично мне, - говорил он, - тесные контакты с казахами, татарами, узбеками показали, что дружить с этими народами просто. Надо лишь быть с ними искренне доброжелательными и уважать своеобразие их обычаев. Ведь сами они свой стиль поведения никому не навязывают» [6]. Обобщая результаты своих исследований по евразийской истории, Гумилев писал: «Этот континент за исторически обозримый период объединялся три раза. Сначала его объединили тюрки, создавшие каганат, который охватывал земли от Желтого моря до Черного, на смену тюркам пришли из Сибири монголы. Затем, после периода полного распада и дезинтеграции, инициативу взяла на себя Россия: с XV в. русские двигались на восток, и вышли к Тихому океану. Новая держава выступила, таким образом, наследницей Тюркского каганата и Монгольского улуса» [3, с. 297-298].
Для ученого-евразийца и тюрки, и монголы, и татары, и азербайджанцы, и вообще все, кто боролся за сохранение единства страны, за единство ее государственности, всегда были «своими». Он считал, что среди народов нужно искать не столько врагов - их и так много, - а надо искать друзей. Это самая главная, по мнению ученого, ценность в жизни. И союзников нам надо искать искренних. По его глубокому убеждению, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы могут быть только «хитроумными эксплуататорами» [3, с. 312]. К сожалению, ни прежние (советские), ни теперешние (демократические) руководители нашей страны так и не осознали, насколько Гумилев современен, даже, можно сказать, политичен, когда говорит об истории, о далеком прошлом этносов. Евразийские
взгляды этого крупнейшего ученого до сих пор не до конца поняты и восприняты политиками, обществоведами, историками. Хотя дух гуми-левской концепции, без всякого сомнения, есть дух высокого уважения ко всем народам.
С учетом этих позиций Гумилева в отношении оценки исторической роли этносов специально рассмотрим его взгляды на проблему этносов Великой степи. По этой проблеме Гумилеву принадлежит в высшей степени оригинальная и новая трактовка, данная им на основе строгого научного анализа исторических фактов той роли, которую играли тюркские и монгольские народы в истории России. Согласно выводам ученого, опиравшегося на изучение фактов истории, не было у народов Великой Степи «патологической жестокости» и склонности к разрушению достижений культуры. Конечно, стереотипы поведения этих народов были отличны от европейских, но это не значит, что они были «хуже» - они просто были другими. Более того, стереотипы поведения этносов Великой Степи русским людям долгое время казались предпочтительнее, чем европейские или китайские.
Из отечественных историков Гумилев первым отдал свой голос в защиту самобытности тюрко-монгольской истории. Он же решительно выступил против «европоцентристской легенды» о татаро-монгольском иге, об извечной вражде кочевников Степи с оседлыми земледельцами. В результате ученый выявил, что не было никакой непрерывной войны «не на жизнь, а на смерть», а фактически была система динамичных и сложных политических отношений между народами при неизменности симпатий и уважении этнического своеобразия друг друга. «Плоды пылкой фантазии, воспринимаемые буквально, - заключал автор, - породили "злую черную легенду" о монгольских зверствах» [3, с. 109].
Возражая против широко распространенных огульных утверждений о том, что монголы во время своих завоевательных походов везде учиняли жестокие кровопролития, Гумилев вопрошал: «А вырезанный Иерусалим, где в 1099 г. крестоносцы не оставили в живых даже грудных детей! А разграбленный ими же в 1204 г. Константинополь! А приказ Черного Принца - национального героя Англии - вырезать население Лиможа в 1730 г.? Чем же они лучше монгольских полководцев?» [7]. Ученый не без оснований считал, что идеологам многих европейских народов (французов, немцев и пр.), ведших завоевательные войны, было необходимо обосновать свою ненависть. Поэтому-то и появилась теория европоцентризма, согласно которой Европа - есть Центр мировой культуры, окруженный «дикими и застойными» азиатами, африканцами, индейцами и полинезийцами. Сюда же, кстати, причислялись
и русские, славяне вообще, которых рассматривали по преимуществу как азиатов.
В работе «От Руси до России», Гумилев, продолжая борьбу с названной «злой легендой» и в подтверждение своих новых взглядов относительно истории «ордынского ига», привел много неизвестных или малоизвестных фактов из сложной истории народов Евразии и высказал собственную нетрадиционную версию татаро-монгольского ига. То отрицательное, что приписывалось монголам при завоевании Руси, говорил он, просто миф. Монголы пришли в страну, которая уже не могла сопротивляться и которую они не хотели завоевывать. Они лишь прошли через нее стратегическим маршем для того, чтобы расправиться с половцами. По его мнению, Русь спасло то, что, находясь на краю гибели, она испытала новый пассионарный толчок. В результате его родились Александр Невский, Миндова (Литовский князь), Осман (турецкий султан), которые поняли и подняли значение своих стран и народов, спасли их от завоеваний иноземцев, сумели найти надежных союзников.
Походы же монголов 1201-1260 гг., по мнению Гумилева, тоже есть история пассионарного толчка, точнее - энергетического взрыва, погашенного энтропией. Как писал сам автор: «Поиски здесь правых и виноватых бессмысленны, как любые моральные оценки природных процессов» [8]. Они, считал ученый, только мешают разобраться в сложных механизмах изменений, причинно-следственных связях, в многочисленных вариантах суперэтнических контактов. Согласно исследованиям ученого, «Русь (после прихода монголов - Н.Л.) была не провинцией Монгольского улуса, а страной, союзной великому хану, выплачивавшей некоторый налог на содержание войска, которое ей самой было нужно» [8, с. 134], причем «монголы отнюдь не стремились к войне с Русью» [8, с. 116]. Однако после известного убийства монгольских послов, явившихся с предложением о разрыве русско-половецкого союза и заключении мира, войны было не избежать. Возникший в дальнейшем союз России с Ордой, полагал Гумилев, был результатом не завоевания, а политического расчета, который оправдался. Татарская конница задержала наступление Литвы на Русь, «амортизировала» грозный удар Тимура. В целом союз Москвы и Орды держался, пока был взаимовыгоден.
Благодаря взгляду на историю с «известного временного расстояния» [8, с. 293], перед исследователем, писал Гумилев, открывается вся система сложных политических отношений (реальных симпатий и уважения, с одной стороны, противоречий и конфликтов, - с другой) рус-
ских и тюркско-монгольских народов. Автор концепции также замечал, что вследствие длительного взаимодействия с Ордой у русских сформировалась новая система поведения, созданная на прежней идеологической основе - православия, - которая и позволила России занять свое особое место в истории Евразии. Таким образом, по мнению Гумилева, именно российская традиция национальной терпимости «привлекла целый ряд этносов, органично вошедших в единый российский суперэтнос, раскинувшийся от Карпат до Охотского моря» [3, с. 291].
В итоге Гумилев сформулировал и широко развивал в своих работах доказательную версию естественного братства русского народа с тюркскими и монгольскими народами. Эта его концепция стала для ученого не только его важнейшим научным достижением, но и нравственным императивом.
Вместе с тем исследование истории Великой Степи позволило ученому «выйти за рамки» истории и уловить зримую взаимосвязь изменении хозяйственной и социально-культурной жизни данного этноса с изменениями в его родном, кормящем ландшафте. Материалы по истории Великой Степи в этом отношении оказались очень характерными. В условиях резко континентального климата Центральной Азии взаимосвязь географических условий с изменениями в экономике, быту, культуре выявилась гораздо резче, нежели в мягком приморской климате западноевропейского полуострова. Но даже здесь Гумилев не удовлетворился полученными выводами своей теории. Свой тезис он решил проверить также на материале такого своеобразного ландшафтного и культурного региона, как Прикаспий. И научные результаты археологических экспедиций, проведенных здесь под руководством Гумилева, полностью подтвердили выдвинутую им гипотезу о механизме взаимосвязи между вмещающим ландшафтом и исторической жизнью этноса. Эти научные результаты были изложены ученым в целом ряде научных статей и содержали развернутые доказательства зависимости между циклонической деятельностью, в частности, колебаниями уровня Каспийского моря и ритмами кочевой культуры народов степной зоны Евразии [9].
В концептуальных построениях этнической истории Гумилева принципиально важными являются также его обстоятельные исследования прошлого и перспектив развития России. Рассмотрим этот вопрос более подробно. Известно, что русская философская мысль как составная часть культуры Российского общества является в то же время важнейшим источником для понимания сущности и особенностей Отечественной истории. Над этой сложной проблемой размышляли без
преувеличения все выдающиеся умы России - Ломоносов, Карамзин, Чаадаев, Пушкин, Герцен, Ключевский, Вл. Соловьев, Леонтьев, Данилевский, Бердяев, Лосев и др.
Свое мнение на этот счет высказал и Гумилев, посвятив проблеме исторического развития России свой фундаментальный труд - «От Руси до России». Следует отметить, что сопоставление проблем Древней Руси и современной России ныне привлекает внимание не только исследователей, но и буквально всех мыслящих россиян. Особую актуальность она приобретает сегодня, когда страна оказалась в сложнейших политических и экономических условиях жизнедеятельности, а народы современной России - под угрозой прогрессирующей духовной деградации, обнищания и почти неизбежного поглощения «более цивилизованной» западной культурой. Работы Гумилева, ставшие известными широкому кругу читателей лишь в последние годы, позволяют русским увидеть себя в историческом прошлом и заставляют серьезно подумать о своей будущности, как народа, носителя многовековой культуры и цивилизации.
История России - в соответствии с общей концепцией ученого -представлена автором не в виде линейного процесса, идущего от Рюрика до Петра I, а в этническом аспекте. Ученый показал, что события этногенезов народов России составляют историческую последовательность жизни суперэтносов, в том числе - Древней Киевской Руси и Московской Руси. Историю последних, по мнению автора, следует различать, так как Москва не продолжала традиции Киева, напротив, она уничтожила традиции кочевой вольности, княжеских междоусобиц, заменив их системой строгой дисциплины, норм поведения, этнической терпимости, глубокой религиозности и другими, заимствованными у монголов.
Предшествовала же Древней Руси история Хазарии, на что ученые до Гумилева не обращали должного внимания. Но, согласно выводам Гумилева, именно на отрезке русской истории - XИ-ХV вв. лежат «подлинно начальные пласты» нашей современной истории [10].
Ученый рассматривал факты из прошлого нашей страны в новой системе связей, и благодаря новому способу их реконструкции и понимания - концепции этногенеза - прошлое становилось гораздо более понятным и в то же время - более сложным. Теоретические взгляды ученого определили новый нетрадиционный подход к толкованию прошлого России. Использование системных связей в реконструкции событий IX-ХVШ вв., обращение к физической географии для обеспе-
чения целостности исторического восприятия, позволили ему восполнить пробелы в познании прошлого Отечества.
В истории России Гумилев выделял два крупных периода - Древняя Русь (с IX по XIII вв.) включая историю Новгорода до его падения в XV в., и Московскую Русь (с XIII в. до наших дней) [10].
Ученый рассматривал древнюю историю страны как развитие и результат русско-хазарских связей. С утверждением в Золотой Орде ислама наступило время русско-половецкого симбиоза. Роль восточного фактора в развитии Древнерусского государства, русских княжеств ХП-ХШ вв., взаимодействие и взаимовлияние русских земель, Великой Монгольской империи и Золотой Орды - вот тот колоссальный комплекс проблем, изучение которых сегодня во многом определяется прямым или косвенным влиянием идей и трудов Гумилева.
По мнению автора, XIII, XIV, XV столетия были ключевыми для понимания судьбы страны. Русская действительность формировалась как результат интерференции (наложения) двух разных процессов этногенеза. «Финальная фаза этногенеза Киевской Руси сочеталась с начальным, инкубационным периодом будущей России, и это сочетание придало столь трагическую окраску времени Александра Невского, Дмитрия Донского и Василия Темного» [11, с. 292]. Как считал ученый, к XШ-XV вв. предшествующая историческая традиция славянского этногенеза была завершена, и главным результатом стало преобразование прежних стереотипов поведения и культурных ценностей. Их понимание возможно только с учетом всего спектра этнических взаимосвязей с их социальными последствиями для страны.
Естественный процесс «старения» этнической системы, по Гумилеву, привел в первой половине XIII в. к прекращению существования единой Руси [3, с. 150-151]. С прекращением политического и этнического единства единственной связующей нитью для всех русских людей оставалась православная вера. Каждый, кто исповедовал православие и признавал духовную власть русского митрополита, был своим, русским. Таким образом, православная церковь и ее культура сдерживали разложение утративших этническую целостность и политические связи отдельных этносов.
В связи со сказанным, отметим, что Гумилев уделял большое внимание вопросу о месте и роли религии в этнической истории [8, с. 110-112]. Он выделял три «ипостаси» церкви. Первая - религиозная. Проявляется в том, что церковь, по его мнению, выступает хранительницей догматов, местом теологических дискуссий, носительницей традиций. Роль людей, пропагандирующих религиозные идеи (а ими могут
быть мыслители или эрудированные философы), в истории непостоянна: в периоды высокой пассионарности они находят себе учеников и соперников, в инерционной фазе они одиноки, а при обскурации погибают [8, с. 110]. Вторая функция религии - социальная. Церковь обладает фактической властью и силой. Социальная ипостась, по Гумилеву, обеспечивает устойчивость религиозного сознания, а тем самым, устойчивость этноса. И, наконец, третья функция - ментальная. В эмоциональном аспекте каждая религия - форма определенного мироощущения. И поскольку та или иная ментальность всегда воспитывается с детства, то она есть у всех этносов, что и зафиксировано ученым.
«Собирание» (объединение) русских земель, считал Гумилев, произошло под влиянием нового пассионарного толчка XШ-ХIV вв., который также испытали народы Прибалтики и западной части Малой Азии. Важнейшую роль в этом процессе (в сохранении традиций и догматов, мироощущения людей), согласно выводам ученого, сыграла православная церковь. Характеризуя этот период, он отмечал, что Иван Калита внедрил новый принцип государственного строительства - этническую терпимость, и в этом состояли его главная заслуга и находка. Прием на «государеву службу» в Москве происходил исключительно по деловым заслугам, с обязательным условием добровольного крещения. Такой порядок привлекал людей-пассионариев в будущую столицу России. Православная вера становилась при этом связующей силой, несмотря на сохранение языческих обычаев. Лейтмотивом этнического поведения рождавшейся новой этнической системы стало действенное православие. Именно в XV в. Русь получила название «Святая».
Возвышение Москвы (а не какого-либо другого города) Гумилев объяснял также с точки зрения пассионарной теории этногенеза. Новая столица гибко приспосабливалась к наклонностям привлекаемых пассионариев, скрепляла их верой [3, с. 160-162]. Московское княжество привлекло множество пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев - всех, кто хотел иметь уверенность в завтрашнем дне и общественное положение, сообразное своим заслугам. В Москву шли большей частью люди энергичные, принципиальные, одержимые своей целью, то есть те, кого ученый называл пассионариями. Этнический синтез, создавшийся в то время в Москве в условиях пассионарного подъема, стал решающим фактором в ее возвышении. Москва стала объединяющей теократической монархией. Рождение новой Руси знаменовала знаменитая Куликовская битва 1380 г., положившая конец зависимости Руси от монгольских ханов.
Особо необходимо выделить, на наш взгляд, вывод ученого о том, что в отличие от Киевской Руси, этногенез Московской Руси - России завершается в XX в. При этом Москва не продолжала, а «уничтожила традиции вольности и княжеских междоусобиц, заменив их другими нормами поведения, во многом заимствованными у монголов - системой строгой дисциплины, этнической терпимости и глубокой религиозности» [3, с. 296]. На месте древнерусского этноса возникли три новых: великороссы, белорусы и украинцы. Однако культурная традиция видоизменилась лишь формально, что создавало впечатление исторической преемственности. Таким образом, своеобразие вклада России в историю Евразии базируется на новой системе поведения, сформировавшейся на основе православия.
В труде «От Руси до России» Гумилев рассматривал период истории России с XVI по XVIII вв. - как акматическую (наивысшую) фазу российского этногенеза. На этом этапе, как говорилось, происходит увеличение количества подсистем - консорций и субэтносов, объединяющих пассионариев. В соответствие с этим все население Московской Руси в XVI в. было поделено на враждебные партии: донское казачество образовало особый субэтнос и т.д. Важный признак акматической фазы -стремление к власти - проявился в так называемой Смуте. Последняя, по Гумилеву, стала следствием пассионарной депрессии, которая началась при Иване Грозном. Бессмысленные злодеяния опричнины оправдывались новой концепцией царской власти, выдвинутой Иваном IV: царское величие приравнивалось Божьему, и подданные лишались права хоть как-то обсуждать его поступки.
Стремление народа избавиться от «антисистемы» было естественным. И в первой четверти XVII в. генофонд русского суперэтноса начал восстанавливаться. Традиции же национальной терпимости сохранилось и в последующем, несмотря на политику западничества, проводившуюся при Петре I с. [3, с. 277-365].
Анализируя историю этносов Евразии, Гумилев отмечал, что для России (и всех евразийских народов) характерно уважение прав каждого этноса на определенный образ жизни, что обеспечивало и права отдельного человека. Данный принцип воплотился в концепции соборности и неукоснительно соблюдался. Сама же Россия никогда не была империей в западноевропейском смысле. Это, в частности, подтверждается, по мнению Гумилева, сравнительной легкостью завоевания Сибири, присоединения Грузии, Казахстана и других регионов Евразийского континента. Поэтому механическое применение западноевропейских традиций, заключал ученый, может лишь повредить россий-
скому суперэтносу, возникшему на полтысячелетия позже и имеющему иные географические, психологические, культурные условия и ценности. Отказ же от них и замена собственной этнической доминанты на чуждую систему приоритетов будет иметь пагубные последствия.
Россия для Гумилева - «не просто страна, где слились Запад и Восток. Здесь с древнейших времен до наших дней протекают процессы, качественно важные для всего человечества» [6]. XVIII в. стал последним столетием акматической фазы российского этногенеза. В следующем веке страна вступила в совершенно иное этническое время - фазу надлома. И сегодня, на пороге XXI в. мы близко находимся к ее финалу. По мнению ученого, «России еще предстоит пережить инерционную фазу - 300 лет "золотой осени", эпоху собирания плодов, когда этнос создает неповторимую культуру, остающуюся грядущим поколениям, а при пассионарных толчках продолжить славные традиции предков» [12].
Этническое многообразие, характерное для России, по Гумилеву, является оптимальной формой существования человечества. Следовательно, корни решения драматических межнациональных конфликтов лежат в сохранении и поддержании мозаичного этнического единства народов страны. Устойчивость и прогресс общества обеспечиваются именно благодаря сохранению индивидуальности людей, так как уникальное всегда ценнее стандартного.
Вот почему, на наш взгляд, болезненность реформаторского процесса сегодня во многом определяется попытками упрощения многолетней системы. Гумилев же решительно подчеркивал глубокую взаимозависимость между развитием демократии и решением национальных проблем.
Для рассмотрения концепции мировой истории Гумилева немалый интерес представляет также подход ученого к методике исследования истории. Размышляя о средствах исторического познания и анализируя развитие науки о человеческом прошлом, Гумилев пришел к выводу, что сложившаяся в последнее время узкая специализация историков привела к значительному обеднению результатов их изысканий. Он предложил отказаться от «слепого следования источникам», из-за которых происходит лишь повторение точки зрения автора источника, летописца. Учитывая исторические факты, «отслоенные» от литературных источников и подвергнутые сравнительно-исторической критике, он считал возможным с помощью методов естествознания добиться понимания истинного характера эпохи.
Кроме того, указывал Гумилев, необходимо использовать синхронистический подход при изучении исторических фактов. Это позволяет выделить определенные пространства в общей картине прошлого, которые заполняются с учетом причинно-следственных связей. Синтезируя затем полученную последовательность событий с данными смежных наук, историк получает подтверждение достоверных сведений и объяснение обнаруженных расхождений.
«Итак, методическая цепь четырехчленна, - резюмировал свой метод сам Гумилев, - 1) как? (написано); 2) что? (было на самом деле); 3) почему? (произошло именно так, а не иначе); и 4) что к чему? - завершенный продукт производства» [12].
Вместе с тем ученый подчеркивал, что вовсе не абсолютизирует свой способ «писать историю», ибо именно разнообразие способствует объективному познанию исторического процесса, который в результате предстает более полным.
Таким образом, сочетание традиционных приемов исторического исследования с глубоким географическим анализом позволило Гумилеву из разрозненных, внешне не взаимосвязанных фактов истории (чреды набегов, войн, периодов мирного существования народов и т.д.) создать целостную картину этнической истории, основанную на разработанной автором оригинальной концепции этногенеза. Общая же закономерность исторического процесса определяется строгой последовательностью фаз этногенеза - пассионарного подъема, акматической фазы, пассионарного перегрева, надлома, инерционной фазы, обскура-ции, мемориальной фазы, реликта.
Закономерности в развитии этносов, выявленные Гумилевым, позволяют увидеть прошлое народов во взаимосвязи, движении и взаимодействии структур социального и природного характера. При этом прослеживаются диалоги истории, философии, естествознания.
Последнее в исследованиях Гумилева органично вплетено в историческое измерение, а отличающаяся преемственностью человеческая история последовательно проходит через жизнь многих возникающих и исчезающих этносов. Благодаря предложенной автором постановке вопроса история людей и история природы, имеющие каждая свои специфические закономерности, приобретают новое единство. Автор предлагает рассматривать историю жизни народов диалектически, то есть не только в развитии, но и во взаимодействии со многими другими факторами, прежде всего с природой.
Всемирная история представлена автором концепции как динамичная система взаимодействующих этносов, каждый из которых имеет
свои «начала и концы», свой специфический путь развития, но при этом следует общим закономерностям возникновения и функционирования, определяемым фазами этногенеза.
Пассионарная концепция этногенеза Гумилева, положенная в основу комплексного исследования социально-исторического и естественнонаучного материала, позволила ему выдвинуть свой оригинальный подход к пониманию истории Евразии и воспроизвести историю народов современной России, совместив ее с гораздо более широкой исторической и современной картиной мира.
Примечания:
1. Сухов А.Д. Социально-философские воззрения евразийцев // Философия и общество. - 1998. - №1. - С.173-191; Лавров С.Б. Л.Н. Гумилев и евразийство // От Руси к России. - М., 1992 и др.
2. Гумилев Л.Н. Меня называют евразийцем // Наш современник. - 1991. -№1.
3. Гумилев Л.Н. От Руси до России. - М.: Айрис-пресс, 2003. - 318 с.
4. Письмо П. Савицкого. 30 июня 1963 г. // Лавров С.Б. Л.Н. Гумилев и евразийство. - М., 1993.
5. Письмо Г. Вернадского. 1966 г. // Лавров С.Б. Л.Н. Гумилев и евразийство. - М., 1993.
6. Интервью с ученым // Известия. - 1988. - 12 апреля.
7. Гумилев Л.Н. Апокрифический диалог // Нева. - 1988. - №4. - С.198.
8. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. - М., 1997. - 4.II.
9. Гумилев Л.Н. Изменение климата и миграции кочевников // Природа. -1972. - №4. - С.44-52; Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии: опыт историко-географического синтеза // Народы Азии и Африки. - 1966. - №4. - С.85-94; Гумилев Л.Н. Гетерохронность увлажнения Евразии в Средние века // Вестник ЛГУ. - 1966. - №18. - С.81-90. и др.
10. Аманжолова Д.А. Л.Н. Гумилев // История. - 1996. - №13. - С.1-3.
11. Гумилев Л.П. От Руси к России: очерки этнической истории. - М., 1992. -С.292.
12. Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. - М., 1970. - С. 10-12.
References:
1. Suhov A.D. Social'no-filosofskie vozzrenija evrazijcev [Socio-philosophical view of Eurasians]. Filosofija i obshhestvo - Philosophy and society, 1998. №1. pp.173-191; Lavrov S.B. L.N. Gumilev i evrazij-stvo [L.N. Gumilev and Eura-sianism]. Ot Rusi k Rossii [From Rus' to Russia]. M., 1992 i dr.
2. Gumilev L.N. Menja nazyvajut evrazijcem [I called the Eurasian]. Nash sovre-mennik - Our contemporary. 1991. №1.
3. Gumilev L.N. Ot Rusi do Rossii [From Rus' to Russia]. M.: Ajris-press, 2003. 318 p.
4. Pis'mo P. Savitskogo. 30 ijunja 1963 g. [The Letter P. Savitsky. June 30, 1963]. Lavrov S.B. L.N. Gumilev i evrazijstvo [L.N. Gumilev and Eurasianism]. M., 1993.
5. Pis'mo G. Vernadskogo. 1966 g. [The Letter Vernadsky. 1966]. Lavrov S.B. L.N. Gumilev i evrazijstvo [L.N. Gumilev and Eurasianism]. M., 1993.
6. Interv'ju s uchenym [Interviews with scientists]. Izvestija - Izvestia, 1988. 12 april.
7. Gumilev L.N. Apokrificheskij dialog [Apocryphal dialogue]. Neva - Neva. 1988. №4. p.198.
8. Gumilev L.N. Drevnjaja Rus' i Velikaja Step' [Ancient Rus and the Great Steppe]. M., 1997. Part II.
9. Gumilev L.N. Izmenenie klimata i migracii kochevnikov [Climate change and migration of the nomads]. Priroda - Nature, 1972. №4. pp.44-52; Gumilev L.N. Istoki ritma kochevoj kul'tury Sredinnoj Azii: opyt istoriko-geograficheskogo sinteza [The origins of the rhythm of the nomadic cultures of Central Asia: the experience of historical and geographical synthesis]. Narody Azii i Afriki - The peoples of Asia and Africa. 1966. №4. pp. 85-94; Gumilev L.N. Geterohronnost' uvlazhnenija Evrazii v Srednie veka [Geterokhronnost moisture Eurasia in the Middle ages]. Vestnik LGU- Bulliten of Leningrad State University, 1966. №18. pp.81-90. i dr.
10. Amanzholova D.A. L.N. Gumilev [L.N. Gumilev]. Istorija - History, 1996. №13. pp.1-3.
11. Gumilev L.P. Ot Rusi k Rossii: ocherki jetnicheskoj istorii [From Rus to Russia: essays on the ethnic history]. M., 1992. pp.292.
12. Gumilev L.N. V poiskah vymyshlennogo carstva [In search of a fictional Kingdom]. M., 1970. pp.10-12.
Сведения об авторе:
Лагойда Наталья Григорьевна, кандидат философских наук, доцент кафедры теории социальной работы Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, e-mail: aspdep08@mail.ru
Data on author:
Lagoida Natalia Grigorievna, candidate of philosophical sciences, associate professor, department of theory of social work, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: aspdep08@mail.ru
Рецензенты:
Бадмаева М.В., доктор философских наук, доцент, заведующая кафедрой философии Бурятского государственного университета;
Чукреев П.А., доктор социологических наук, профессор кафедры социальных технологий Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления.
