Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 5 (427).
Философские науки. Вып. 52. С. 46—54.
УДК 608.1., 159.9.072 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10508
ББК 87.7
ЭТИКО-ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФЕРА НЕЙРОТЕХНОЛОГИЙ ЧЕРЕЗ БИОМЕДИЦИНСКОЕ УЛУЧШЕНИЕ1
Т. А. Сидорова
Новосибирский государственный университет. Новосибирск, Россия
Изменение трендов в биомедицине от терапевтического к улучшающему приводит к переносу нейротех-нологий в общество. Обозначены каналы этого переноса: спорт, образование, коммерция. Представлены социально-антропологические следствия использования нейровизуализации. Биомедицинское улучшение рассмотрено в контексте эпистемы натуралистического редукционизма. Сделан вывод о необходимости критической рефлексии и этического регулирования использования нейротехнологий.
Ключевые слова: биомедицинское улучшение, улучшение человека, нейротехнологии, этические проблемы нейровизуализации, нейроэтика, биоэтика, автономия, конфиденциальность.
Понятие «биомедицинское улучшение» (BME) является конкретизацией более общего термина, вошедшего в широкое употребление в философской и биоэтической литературе — улучшение человека (HE). Human Enhanscement подразумевает усовершенствование, усиление, расширение возможностей человека в результате конвергирующего применения разного рода технологий, как медицинского свойства: генетических, репродуктивных, ортопедических, пластических и др., так и информационных, социогуманитарных, нейроп-сихологических и т. д. [11; 24] Биомедицинское улучшение определяют как использование технологий не только для борьбы с болезнями, но и для увеличения возможностей или качеств нормальных, здоровых людей. Наибольшее внимание ученых и этиков фокусируются на технологиях увеличения продолжительности жизни, улучшения настроения и познавательных способностей [20; 21]. Если исследование трансформации отношения к телу через тотальную медикализацию социального опыта и технологическое протезирование, преображение телесности имело многоаспектное отражение в философии и биоэтике [9; 13; 14], то следует констатировать, что в отечественной социогуманитарной науке в зачаточном состоянии находится критическое изучение воздействий на ментальную идентичность и психическую целостность человека в виду расширяющегося нейро-научно-технологического тренда. Поэтому основной целью статьи является выявление и этико-философское осмысление того, как
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ, проект «Регулятивные возможности нейро-этики в предупреждении дискриминации личности» № 17-29-02053.
в самой медицине происходит смещение целей от избавления от болезней к достижению проектируемых состояний здоровья и когнитивных способностей, т. е. к биомедицинскому улучшению. Интенсивные исследования мозга, изначально мотивируемые борьбой с болезнями, порождают новые этические проблемы, связанные со способами когнитивного улучшения, поскольку это влияет на то, как люди думают и чувствуют и изменяет личность человека. В контексте критического анализа нейротехнологий в новом ракурсе звучат традиционные биоэтические вопросы об автономии, «когнитивной свободе», личностной идентичности, конфиденциальности.
Оценка рисков и последствий в применении технологий, которые существенно влияют на жизнь человека и общества, в последние годы выросла в самостоятельную отрасль научного знания. Немецкий социолог У. Бек утверждал, что в обществе сложилась индустрия рисков, которая стала неотъемлемой частью создания технологий [2]. Б. Г. Юдин называл возникновение этических регулятивных практик в контексте научно-технологических проектов, направленных на человека, опережающим реагированием [16]. Одним из первых научных направлений, которое сформировалось для выполнения задачи взвесить этические проблемы, возникающие при применении новых медицинских технологий, стала биоэтика. Со временем она превратилась в сложносоставный конгломерат философских идей, междисциплинарных подходов, научных и общественных дискуссий в попытках осмыслить инновационные преобразования в социуме, которые являются следствиями вторжения новых технологий практически во все сферы жизни, и в первую очередь в сферу забо-
ты о здоровье. Поэтому в фокусе биоэтики оказались самые разные задачи: от поиска ответов на фундаментальные вопросы об идентичности человека в свете трансформации его природы в биомедицине, до создания институциональных и нормативных практик, в которых осуществляется попытка определить допустимые границы применения технологий. Однако, их спектр и социальные импликации непрерывно расширяются. Часто распространение технологий, изменяющих современное общество, начинается в медицине и далее продолжается в немедицинских локусах, например, это происходит в связи с популяризацией здорового образа жизни, поиском способов самостоятельной заботы о здоровье, самолечения с помощью Интернета, при использовании гадже-тов с целью контролировать свои состояния. Можно констатировать, что утверждение автономии пациента подготовило почву для нетерапевтического применения биомедицинских технологий. Так в орбиту биоэтики стали входить вопросы, выходящие за рамки медицины. С новым витком в развитии нейронаук, примерно с 1990-х гг., стали появляться новейшие способы наблюдения за деятельностью мозга и ее корреляцией с поведением. Новые данные и открывающиеся вместе с этим перспективами влиять на решения человека, его когнитивную деятельность, применяются не только в медицине, но и в повседневной жизни, в экономике, в торговле, в образовании и т. д., что нашло отражение, в том числе, в возникновении новых научных и практических направлений: нейромаркетинга, нейропедагогики, нейроправа, нейроэкономики и др. Необходимость оценить последствия и допустимые границы технологий, которые начали развиваться с возможностью «заглянуть» под черепную коробку индивида, изучить неосознаваемые закономерности выбора, который совершает человек и его реакцию в различных ситуациях, а затем использовать эти знания для управления и контроля над ним, повлекло за собой возникновение нейроэтики. Статус нейроэтики до сих пор обсуждается [23; 26]. С одной стороны, она рассматривается как аппликация биоэтики к этическим, правовым и социальным вопросам, возникающим в контексте ней-роисследований и применения нейротехнологий. С другой, в ней много специфического содержания, которое позволяет говорить о самостоятельном характере и особом положении вследствие исключительности предмета технологических воздействий, коим является мозговая деятельность, сознание, нейропсихические процессы, поведение и психическое здоровье человека и общества [27].
Углубление нейровизуализации
Нейровизуализация — один из ключевых методов современных нейронаук [12, с. 71—72], распространение которого вызывает множество этических вопросов, особенно при использовании результатов не по медицинскому назначению: в маркетинге, в дознавательной и судейской практике и в других областях. Применение методов нейровизуализации начинается в 20-е гг. XX в. Сначала использовали кислород в качестве источника, с помощью которого стимулировался мозг и снималась пневмоэнцефалография. Затем с помощью ЭЭГ стали записывать электрические импульсы. Если эти виды исследований давали информацию о достаточно крупных формах и структурных особенностях мозга, то последующие спускались в глубь, к анализу тканей, клеток, внтуриклеточному веществу. Поиск материальной субстанции, поломка в которой объясняла бы причину или характер психоневрологических заболеваний вел к исследованиям на нейронно-генетическом уровне. Пневмо- и электроэнцефалография открыли дорогу современным высокоточным методам томографического (послойного) изучения мозга. В 1976 г. начали применять компьютерную томографию, которая проводится с помощью рентгеновских лучей. Но настоящий прорыв в глубины мозгового вещества стал возможен с использованием электромагнитных волн в МРТ. В XXI в. эта технология нейровизуали-зации предоставила возможность точной оценки состояния коры и подкорковых структур мозга, его белого и серого вещества. Компьютерная и магнитно-резонансная томография, фиксируя структурные особенности головного мозга на клеточном уровне, открыла принципиально новые возможности для нейрофизиологов, неврологов, нейропсихологов. Некоторые варианты данных исследований стали дополнятся специальными когнитивными тестами. Развитие методов нейро-визуализации сегодня направлено на дальнейшее погружение: появляется функциональное (фМРТ) и магнитно-резонансная спектроскопия ^РС), позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) и однофотонная эмиссионная томографии (ОЭТ), использующие высокий вес атомных изотопов с короткой продолжительностью жизни в качестве гамма-излучателей. Многомерное проникновение в структуры мозга способствовало выявлению сложных морфологических изменений, анализ которых направлен не только на объяснение патогенеза, но и при этом изучается возможность влиять на нормальную мозговую функцию и воссоздавать ее в нейронных сетях. Диагностическое
усложнение дает более полное знание о работе мозга как телесного органа и попутно сопровождается появлением способов терапевтического воздействия, а затем и не обязательно терапевтического — с целью улучшения работы мозга [29]. Погружение до молекулярно-генетического уровня настраивает на определенную эпистемическую парадигму в изучении психических заболеваний, которая основана на редукции феноменов сознания и поведения к субстратно-нейрологическим основаниям.
Автономия и потребительский выбор
Наряду с вопросами, характерными для биоэтики, такими как риск радиационного облучения и получение информированного согласия от недееспособных, медицинское применение нейрови-зуализации вызывает новые проблемы [31]. Так, например, употребление наркотиков, депрессия и другие патологические процессы в мозге изменяют его морфологию, что может быть обнаружено в исследовании с применением нейровизуализа-ции, это повышает значимость конфиденциальности и обостряет проблему невмешательства в личную жизнь субъекта. Но прежде всего социальное применение нейровизуализации создает угрозу личностным границам, очерчивающим пространство «суверенного эго», разрушая таким образом устоявшиеся принципы неприкосновенности, на которых основаны гражданские свободы. Обостряется противоречие между необходимостью защищать личностное пространство и отстаивать общественные интересы. Когда этот вопрос связан с общественной безопасностью, применение нейровизуализации легко санкционируется, например, для обнаружения преднамеренной лжи. Обратим внимание на то, что, конфиденциальность может быть нарушена, как и в медицине, в случаях, когда медицинская информация требуется для раскрытия преступлений или в целях борьбы с распространением особо опасных инфекций. Применение нейровизуализации снимает границы «суверенного эго», одновременно преодолевая этические барьеры, и таким образом открывает широкий доступ к технологии через коммерцию, спорт, образование и другие каналы. После этого распространение технологии уже трудно регулировать, что влечет за собой, по крайней мере, два заметных следствия: во-первых, усиление тренда медикализации в обществе, связанного с увеличением зависимости от медицины, роста расходов на нее, которые не конвертируются в повышение уровня здоровья. Во-вторых, возрастает риск дискриминации личности, поскольку нейротехноло-
гические воздействия на сознание и поведение представляются как акт потребительского выбора или стремления к самосовершенствованию, что имеет положительную — улучшающую коннотацию. Т. е. индивид автономно делает свой выбор в пользу, например, употребления психофармакологических средств, улучшающих когнитивные способности, однако в результате под вопросом оказывается его самоидентичность [19]. Какое проявление личности: под воздействием лекарств «для ума и для бодрости», или без них — является истинным? Действительно ли нейро-улучше-ние раскрывает потенциал личности, максимизируя возможности мышления, памяти, способности концентрироваться и т. д., или формирует комплекс неполноценности и делает человека зависимым от средств наблюдения и воздействия на мозг? Этическое и правовое регулирование в этом случае оказывается затруднительным, во-первых, потому, что, нейроулучшение становится прерогативой личного выбора и нет возможности осуществлять институционализированный контроль, а во-вторых, размывается ценностный фундамент общественных норм, которые нужно защищать. Например, даже если внутренняя автономия и является фундаментальной ценностью, на которой строится самоидентичность и концепт прав личности, таких как право на личную неприкосновенность и психическую целостность, тем не менее, решающую роль будет играть межчеловеческая конкуренция, когда особой значимостью обладают индивидуальные качества: креативность, талант, быстрота и глубина мышления. Нейротехноло-гии предлагают быстрый и современный способ обеспечить желаемое состояние мышления и когнитивных способностей и сами становятся привлекательной инструментальной ценностью. Нетерапевтическое — потребительское использование наступает, когда осуществляется переход к персонализированному выбору и применению устройств, которые пациент может использовать самостоятельно. Так, например, происходит с технологическим результатом нейровизуализа-ции — аппаратами транскраниальной магнитной стимуляции мозга (ТМС). ТМС используется для лечения ряда неврологических заболеваний, таких как мигрени, депрессия, постинсультные состояния, есть эффект улучшения памяти и других когнитивных функций. Купить аппарат ТМС можно по Интернету и применение его не обязательно будет терапевтическим.
Часто переход от медицинского назначения технологий к общеупотребительным происходит через спорт. Именно спорт требует максимальных, улучшенных характеристик телесных и
ментальных функций. Спорт является эффективным каналом трансфера в общество и широкое использование новых технологий, «раскручивает» их коммерческое продвижение, поскольку атлетическое тело, высокие достижения спортсменов выступают привлекательным стимулом для массового подражания [1; 7; 10].
Отелеснивание духа
Более глубокий механизм трансфера нейро-технологий в общество лежит в эпистемологии натуралистического редукционизма и церебрального детерминизма в современных когнитивных и поведенческих науках, которые индуцируют через психиатрию, неврологию, а также через образование и другие гуманитарные сферы натуралистическое объяснение как когнитивных способностей, поведения так и моральных явлений. Если истоки душевных болезней находят в молекулярных констелляциях, то феномены сознания и морали пытаются объяснять исходя из нейронной деятельности. Молекулярно-биологический редукционизм в ментальной сфере кардинально меняет антропологическую парадигму, в которой происходит отелеснивание духа. В истории философии нечто похожее уже случалось, однако возобладало иное представление, когда тело одухотворялось. Так в философии жизни, особенно у Бергсона, дух имеет телесную природу, дух живет и воплощается телом, которое предстает в качестве основы его единства с миром. Человеческое тело есть центр «среза» бытия, который каждое мгновение осуществляет в целостном бытии наше сознание: «.. .в непосредственности становления, который есть сама реальность, настоящий момент конституируется посредством мгновенного среза, который наше восприятие делает в протекающей массе, и этот срез, собственно, и есть то, что мы называем материальным миром. Наше тело в нем занимает центральное место, именно тело мы непосредственно воспринимаем как протекающее, и в его актуальном состоянии сосредоточена актуальность настоящего» [3, с. 247]. Кульминация развития этих идей происходит в концепции «тела-субъекта» М. Мерло-Понти. Согласно его подходу, в основе связи человека и мира и придания смысла этому миру находится особый опыт восприятия. Восприятие есть подлинное самовыражение человеческой субъективности. Оно свободно от дихотомического деления на душу и тело и является тем, что мы называем «мое тело». Тело-субъект предстает как область дорефлективного существования человека, предшествующего разделению на тело-объект и душу. «Мое тело» или
«тело-субъект», по Мерло-Понти, это своего рода «фон», на котором всякий раз показываются объекты «внешнего пространства». Поскольку объекты могут существовать лишь благодаря этому телесному фону, то, согласно Мерло-Понти, «мое тело является источником смыслополагания — «сигнификативным ядром». Он сравнивает место тела в мире с местом сердца в организме: «Оно постоянно поддерживает жизнь в видимом нами спектакле, оно его одушевляет и питает изнутри, составляет с ним единую систему» [8, с. 196].
Немецкая исследовательница Э. Лист, анализируя технологическую трансформацию тела, констатировала, что мы находимся перед технологическим уничтожением «живой самости», предстающей в виде сочетание духа и тела, одухотворенного тела [28]. Сегодня критический взгляд говорит о другой угрозе человеческой идентичности в нейронауках, которая происходит из развенчания «ментальной самости» как и автономного Я и «суверенного эго» вследствие молекулярно-биологического редукционизма в трактовке сознания.
Исследования и достижения в нейробиологии и эволюционной биологии сегодня обострили противостояние в философии между натуралистическим и социокультурным подходом к детерминации моральных феноменов. В оптике нейронаук и нейротехнологий происходит отелеснивание форм духовной жизни. Также как тело может быть улучшено с помощью биомедицины, духовные феномены: способность к любви, состраданию и любые другие формы морального чувства можно будет перенастраивать, используя нейропротекто-ры и нейроусилители. Способы воспитания также изменяются с привнесением в педагогику новых данных о нейронных коррелятах не только когнитивной деятельности, но и поведения и способов эмоциональной связи с другими. Э. Гидденс отмечал, что современные способы социальных связей даже в семье становятся рефлексивными, т. е. родители все больше прибегают к помощи профессионалов, чтобы «строить» отношения или воспитать своего ребенка [5], и уже не руководствуются родительской интуицией, основанной на культурном опыте. Скоро в роли таких консультантов будут выступать нейроспециалисты. Так же юристы говорят о том, «все чаще удается доказать, что головные травмы, структурные и функциональные нарушения, выявленные сканированием мозга, влияют на уровень импульсивности и агрессии подзащитных, а также на их способность спланировать преступление в целом. <...> Закономерно, что становится актуальной проблема, что, собственно, должен делать
подозреваемый — искать хорошего адвоката или хорошего нейробиолога?» [15, с. 138; 22; 30]
Пагубность редукционизма как раз и заключается в элиминации сложной природы как феноменов болезни, так и феноменов духовной жизни и сведение их к биологическим констелляциям в молекулах, генах, нейронах, которые можно «исправить» или изменить к лучшему. Эта логика переходит на объяснение более высоких и сложноорганизованных уровней в существовании человека и общества. Всерьез полагают, что, в принципе, практически все человеческие состояния: любовь, эмпатия, лень или раздражение имеют отображение в мозге и, соответственно, могут быть картированы. Так показано, что размер цингулярной извилины (которая ответственна за эмоции) значительно коррелирует с такими эмоциями как расстроенность, страх в незнакомых условиях и застенчивость при общении с незнакомыми людьми [32]. Многие авторы, изучая современную редукционистскую эпистему, настаивают на ее принципиальной «непохожести» на «старые» вульгарно-материалистические и со-циобиологические версии. Обсуждая проблему нейронной обусловленности моральных феноменов, утверждается, что «в концептуальном смысле современная биология мозга не наследует ни френологии, ни теории локализации, ни дискуссиям о нравственности как производной от тех или иных структур головного мозга. Наука наших дней рассматривает феномен мозга как высоко динамичную нецентрализованную сеть взаимосвязанных функциональных участков (модулей), которые взаимодействуют как сложно организованная структура паттернов нейроактивности, продуцирующих (помимо прочего) моральные акты. Ней-роисследователи морали делают мозг основной единицей анализа, имея в виду гораздо более тесные связи между природным и моральным, чем когда-либо прежде в истории науки; более того, вразрез с традицией XIX столетия эти связи сегодня по преимуществу трактуются в терминах имплицитного («церебрального») детерминизма.» [17, с. 69] Но в любом случае мозг квалифицируется как достаточное условие морали, невзирая на признание существенной роли в ее генезисе социокультурных факторов. Но в чем заключается, в таком случае, отличие современного редукционизма, если мораль как феномен сознания «утрачивает не только свою самодостаточность, но и социокультурную специфику и превращается в церебральную модульную структуру»? [17, с. 69] Можно утверждать, что стратегия нейронного, генетического, молекулярного редукционизма является эпистемической основой конструктивисткой
методологии в отношении к пониманию человека и обоснованием возможности его биомедицинского улучшения.
Искусственный интеллект
Есть еще одно направление, которое, на первый взгляд, в меньшей степени связано с биомедициной, но стимулирует развитие нейронаук и технологий, — это область развития искусственного интеллекта. Создание «умных» нейросетей основано на данных глубокого изучения деятельности мозга как в структурном и субстратном аспектах, так и в функциональном и онтогенетическом. Важно понять не просто как мозг устроен, а как он развивается, как усложняется сознание от детского возраста к зрелому. Возможно, именно онтогенетическая расшифровка того, как возникают и функционируют феномены сознания, в первую очередь, и заставляет заглядывать в глубины мозга, для того чтобы создавать искусственный интеллект — умные нейросети, которые все точнее воспроизводят человеческое сознание. В этой диффузной точке возникает междисциплинарное пересечение нейронаук, медицины и педагогики, сначала коррекционной, которая нацелена на работу с интеллектом, действительно нуждающемся в терапии и коррекции. Затем новые знания и методы начинают применяться в отношении неврологически здоровых детей, чтобы, например, сделать более эффективным учебный процесс. Тем более, что широкий нозологический список психоневрологических заболеваний все больше позволяет трактовать индивидуальные особенности в поведении ребенка как цель нейро-медико-педагогического воздействия. Современная классификация психических заболеваний отходит в их определении от феноменологических подходов, основанных на клинических данных, и рассматривает их как дисфункции в нервных узлах и сетях [18; 25].
Отсюда вытекает, что основным заказчиком в развитии нейротехнонауки становится уже не столько медицина, сколько сферы и практики, в которых человеческим интеллектом либо управляют, либо его улучшают, либо имитируют. В результате человек привыкает к новым технологиям, а поскольку они усложняются, нужно меняться и самому человеку, разбираться в том как мозг устроен, и для этой цели возникает нейрообра-зование. Поэтому конечной целью трансфера нейротехнологий, который начинается в биомедицинском улучшении является технократическое усложнение человека. Как мы указывали в начале статьи, регулятивное назначение биоэти-
ки и нейроэтики в отношении новых технологий — продумывать зоны рисков. Можно предположить, что последствиями нейротехнократическо-го проекта станут новые задачи для медицины, поскольку человеческий мозг, пусть и отличается пластичностью, тем не менее психическое здоровье оказывается под угрозой. Уже сегодня специалисты прогнозируют, что к 2020 г. нервно-психические заболевания выйдут на первое место во всем мире [4]. Нейротехнологический подход к человеку, его самоидентичности, также как нейробиологический редукционизм в объяснении феноменов морали и поведения элиминирует социально-деятельностную природу сознания и ментальных функций, которые выступают коррелятом человечности в человеке, а насаждает вместо этого «когнитивные способности», необходимые для современного «креативного общества» потребления гаджетов и других артефактов искусственного интеллекта. Поэтому круг замыкается и медицина вновь получает импульс к исследованию как бороться против болезней, сопутствующих распространению нейротехнологий и искусственного интеллекта в оцифрованном социуме.
Выводы
В XX в. Нюрнбергский трибунал стал событием, заставившим найти твердые границы в использовании человека как средства получения новых знаний в биомедицине. Однако нормы Нюрнбергского кодекса, принятого в 1947 г. только к концу столетия становятся основой для разработки международных правил клинических ис-
следований в отношении человеческого субъекта. Затем эти правила, по мере глобализации рынка клинических исследований, были имплементиро-ваны в национальные законодательства и системы международного права. Движущей силой инсти-туционализации этического контроля стало тогда биоэтической движение, направленное на защиту человека и рефлексию угроз и рисков, следующих за развитием науки и внедрением технологий. Для достижения согласия в оценке рисков, порождаемых нейротехнологиями, человечеству не нужен новый трибунал, поскольку имеется успешный опыт и проверенные институты [6], которые необходимо адаптировать или установить новые правила, соответствующие характеру этических вопросов, возникающих в сфере приложения ней-ронаук и нейротехнологий.
Регулятивный потенциал нейроэтики должен формироваться в современных институциональных рамках. Если институты следует понимать как правила игры, устанавливающие границы допустимого вмешательства в сферу внутренней жизни человека, то над ними следует работать. Поэтому в задачи нейроэтики должны включаться: философское обоснование ценностно-нормативного содержания правил, критическое обсуждение всех способов технологического воздействия на сознание и поведение, и оценка возможных рисков для общества и человеческой природы. У нейроэтики должна появиться своя нормативная квинтэссенция, аналогично той роли, которую в этике исследований играют нормы Нюрнбергского кодекса, положения Хельсинской декларации, ее принципы и правила.
Список литературы
1. Барабанова, В. Б. О проблеме предельных человеческих возможностей и генетических технологиях в спорте / В. Б. Барабанова // Успехи современного естествознания. — 2010 — № 11. — С. 63—64.
2. Бек, У. Общество риска. На пути к другому модерну / У. Бек. — М. : Прогресс-Традиция, 2000 .— 383 с.
3. Бергсон, А. Материя и память // А. Бергсон. Собр. соч. : в 4 т. Т. 1. — М., 1993. — С. 159—317.
4. Вильянов, В. Б. За 100 лет список психических расстройств изменился : интервью телеканалу «Мир 24» 10.10.2016 / В. Б. Вильянов. — URL: https://www.youtube.com/watch?v=QwRH6znRmyk (дата обращения: 25.05.2019).
5. Гидденс, Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь / Э. Гидденс. — М. : Весь мир, 2004. — 120 с.
6. Гребенщикова, Е. Г. Социогуманитарные контуры технонауки: актуальность гуманитарной экспертизы / Е. Г. Гребенщикова // Знание. Понимание. Умение. — 2018. — № 1. — С. 28—37.
7. Гурылева, М. Э. Биологический паспорт спортсмена / М. Э. Гурылева // Национальное здравоохранение. — 2013. — № 2. — С. 28—30.
8. Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия / М. Мерло-Понти ; пер. с фр. под ред. И.С . Вдо-виной, С. Л. Фокина. — СПб. : Ювента : Наука, 1999. — 603 с.
9. Михель, В. В. Тело в западной культуре / В. В. Михель. — Саратов : Научная книга, 2000. — 172 с.
10. Попова, О. В. Спорт в мире биотехнологий: этос и биополитика / О. В. Попова // Знание. Понимание. Умение. — 2018. — № 3. — С. 102—111.
11. Попова, О. В. От морального совершенствования к биотехнологическому улучшению, или об «этике в режиме цейтнота» / О. В. Попова// Биоэтика и биотехнологии: пределы улучшения человека : сб. науч. ст. ; под ред. Е. Г. Гребенщиковой, Б. Г. Юдина. — М. : Изд-во Моск. гуманитар. ун-та, 2017. — С. 14—32.
12. Резник, А. О. Нейротехнологии сегодня: вызовы, проблемы, перспективы / А. О. Резник, O. Н. Резник, А. Е. Скворцов // Философские основания нейроэтики: картирование проблемного поля : сб. науч. ст. / под ред. О. Н. Резника, О. В. Поповой. — М. : Принт, 2018. — С. 62—79.
13. Розин, В. М. Как можно помыслить тело человека или на пороге антропологической революции /
B. М. Розин // Философские науки. — 2006. — № 5. — С. 33—53.
14. Тищенко, П. Д. Тело страдания: философско-антропологическое истолкование / П. Д. Тищенко // Бюллетень сибирской медицины. — 2006. — № 5. — C. 35—48.
15. Ткач, T. В. Нейропсихология и нейроправо: перспективы междисциплинарных исследований / Т. В. Ткач // Кримшально-виконавча система. Вчора. Сьогодш. Завтра. — 2017. — № 1 (1). —
C. 130—143.
16. Юдин, Б. Г. От этической экспертизы к экспертизе гуманитарной / Б. Г. Юдин // Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке : сб. ст. ; под общ. ред. В. А. Лукова. — М. : Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2006. — С. 214—237.
17. Якимова, В. Е. Феномен морали в контексте биологии и нейронауки: pro & contra : аналит. обзор) / В. Е. Якимова // Социологический ежегодник. 2015—2016 : сб. науч. тр. РАН ИНИОН / ред.-состав. Д. В. Ефременко. — М., 2016. — C. 67—92.
18. Cuthbert, B. N. Research domain criteria: Toward future psychiatric nosologies / B. N. Cuthbert // Dialogues in Clinical Neuroscience. — 2015. —№ 17 (1). — Р. 89—97.
19. Dees, R. H. Better Brains, Better Selves? / R. H. Dees // The Ethics of Neuroenhancements. — 2007. — Vol. 17. — № 4. — Р. 371—395.
20. Douglas, Th. Enhancement, Biomedical / Th. Douglas // International Encyclopedia of Ethics / ed. H. LaFollette. — Hoboken : Wiley-Blackwell, 2013. — URL: https://onlinelibrary.wiley.com/doi/ full/10.1002/9781444367072.wbiee560 (дата обращения: 22.05.2019).
21. Farah, M. J. Neurocognitive Enhancement: What Can We Do and What Should We Do? / M. J. Farah, J. Illes // Nature Reviews Neuroscience. — 2004. — Vol. 5. — № 5. — Р. 421—425.
22. Farisco, M.The impact of neuroscience and genetics on the law: a recent Italian case / M. Farisco, C. Petrini // Neuroethics. — 2012. — № 5 (3). — Р. 317—319.
23. Fins, J. Toward a Pragmatic Neuroethics in Theory and Practice / J. Fins // Debates About Neuroethics Perspectives on Its Development, Focus, and Future / ed. E. Racine, J. Aspler. — New York : Springer International Publishing AG, 2017. — P. 45—66.
24. Navigating the enhancement landscape Ethical issues in research on cognitive enhancers for healthy individuals / C. Forlini, W. Hall et al. // EMBO Rep. — 2013. — № 14 (2). — Р. 123—128.
25. Hyman, S. E. The diagnosis of mental disorders: the problem of reification / S. E. Hyman //Annual Review of Clinical Psychology. — 2010. — № 27 (6) — Р. 155—179.
26. Jonsen, A. Nudging Toward Neuroethics: Prehistory and Foundations / A. Jonsen // Debates About Neuroethics Perspectives on Its Development, Focus, and Future / ed. E. Racine, J. Aspler. — New York : Springer International Publishing AG, 2017. — P. 7—19.
27. Levy, N. Neuroethics: Challenge for the 21st Century / N. Levy. — Cambridge : Cambridge University Press, 2007. — 364 p.
28. List, E. Grenzen der Verfügbarkeit. Die Technik, das Subjekt und das Lebendige / E. List. — Wien, 2001. — 238 s.
29. McMahan, J. Cognitive Disability and Cognitive Enhancement / J. McMahan // Metaphilosophy. — 2009. — Vol. 40. — № 3. — Р. 582—605.
30. Tovino, S. A. Functional neuroimaging and the law: Trends and directions for future scholarship / S. A. Tovino // The American Journal of Bioethics. — 2007. — № 7 (9). — Р. 44—56.
31. «Can it read my mind?»— what do the public and experts think of the current (mis)uses of neuroimaging? / J. M. Wardlaw, G. O'Connell, K. Shuler et al. // PlosOne. — 2011. — № 6 (10).
32. Wolpe, P. Neuroethics / P. Wolpe // Encyclopedia of Bioethics / ed. by S. G. Post. —3rd ed. — Vol. 3.— New York : The Gale Group, 2004. — P. 1895—1898.
Сведения об авторе
Сидорова Татьяна Александровна — кандидат философских наук, доцент кафедры фундаментальной медицины Институт медицины и психологии Новосибирского государственного университета. Новосибирск, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2019. No. 5 (427). Philosophy Sciences. Iss. 52. Pp. 46—54.
ETHICAL AND PHILOSOPHICAL ASPECTS OF THE TRANSFER OF NEUROTHECHNOLOGY VIA BIOMEDICAL ENHANCER
T.A. Sidorova
Novosibirsk State University. Novosibirsk, Russia. [email protected]
A change in the trends in biomedicine from therapeutic to enhancement leads to the transfer of neurotechnologies to society. The channels of this transfer are identified: sport, education, commerce. The social anthropological consequences of the usage of neuroimaging are represented. Biomedical enhancer is reviewed in the context of the episteme of naturalistic reductionism. It was considered that there was a need for critical reflection and ethical regulation of neurotechnologies.
Keywords: biomedical enhancer, human enhancement, neurotechnology, ethical problems of neuroimaging, neuroethics, bioethics, autonomy, confidentiality.
References
1. Barabanova V.B. O probleme predel'nykh chelovecheskikh vozmozhnostey i geneticheskikh tekhnologiyakh v sporte [On the problem of limited human capabilities and genetic technologies in sports]. Uspekhi sovremennogo yestestvoznaniya [Successes of modern science], 2010, no. 11, pp. 63—64. (In Russ.).
2. Beck, U. Obshchestvo riska. Naputi k drugomu modernu [Risk Society. Towards a New Modernity]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2000. 383 p. (In Russ.).
3. Bergson, A. Materiya i pamyat' [Matter and memory]. A. Bergson Sobraniye sochinenij: v 4 t. T. 1 [Bergson A. Collected Works: in 4 vol. Vol. 1]. Moscow, 1993. Pp. 159—317. (In Russ.).
4. Vil'yanov V.B. Za 100 let spisokpsikhicheskikh rasstroystv izmenilsya [The list of mental disorders has changed over 100 years]. Available at: https://www.youtube.com/watch?v=QwRH6znRmyk, accessed 25.05.2019. (In Russ.).
5. Giddens A. Uskol'zayushchiy mir. Kak globalizatsiya menyayet nashu zhizn' [Runaway World. How globalization is rashaping our lives. Moscow, Ves' mir, 2004. 120 p. (In Russ.).
6. Grebenshchikova E.G. Sotsiogumanitarnyye kontury tekhnonauki: aktual'nost' gumanitarnoy ekspertizy [The socio-humanitarian shape of technoscience: the relevance of humanitarian expertise]. Znaniye. Ponimaniye. Umeniye [Knowledge. Understanding. Skill], 2018, no. 1, pp. 28—37. (In Russ.).
7. Guryleva M.E. Biologicheskiy pasport sportsmena [Biological passport of an athlete]. Natsional'noye zdravookhraneniye [National Health], 2013, no. 2, pp. 28—30. (In Russ.).
8. Merlo-Ponti M. Fenomenologiya vospriyatiya [Phenomenology of Perception]. St. Petersburg, Yuventa Publ., Nauka Publ., 1999. 603 p. (In Russ.).
9. Mikhel' D.V. Telo v zapadnoy kul'ture [Body in the Western culture]. Saratov, Nauchnaya kniga Publ., 2000. 172 p. (In Russ.).
10. Popova O.V. Sport v mire biotekhnologiy: etos i biopolitika [Sport in the world of biotechnology: ethos and biopolitics]. Znaniye. Ponimaniye. Umeniye [Knowledge. Understanding. Skill], 2018, no. 3, pp.102—111. (In Russ.).
11. Popova O.V. Ot moral'nogo sovershenstvovaniya k biotekhnologicheskomu uluchsheniyu, ili ob «etike v rezhime tseytnota» [Sport in the world of biotechnology: ethos and biopolitics [From moral perfection to a biotech enhancement, or about «ethics in time pressure mode»]. Bioetika i biotekhnologii: predely uluchsheniya cheloveka [Bioethics and biotechnology: the limits of human improvement]. Moscow, Moscow University for the Humanities Publ., 2017. Pp. 14—32. (In Russ.).
12. Reznik A.O., Reznik O.N., Skvortsov A.Ye. et al. Neyrotekhnologii segodnya: vyzovy, problemy, perspektivy [Neurotechnology today: challenges, problems, prospects]. Filosofskiye osnovaniya neyroetiki:
kartirovaniye problemnogo polya [Philosophical foundations of neuroetics: mapping the problem field]. Moscow, Print, 2018. Pp. 62—79. (In Russ.).
13. Rozin V.M. Kak mozhno pomyslit' telo cheloveka ili na poroge antropologicheskoy revolyutsii [How can one think of the human body or on the threshold of the anthropological revolution]. Filosofskiye nauki [Philosophical Sciences], 2006, no. 5, pp. 33—53. (In Russ.).
14. Tishchenko P.D. Telo stradaniya: filosofsko-antropologicheskoye istolkovaniye [The body of suffering: the philosophical and anthropological interpretation]. Byulleten ' sibirskoy meditsiny [Bulletin of Siberian medicine], 2006, no. 5, pp. 35—48. (In Russ.).
15. Tkach T.V. Neyropsikhologiya i neyropravo: perspektivy mezhdistsiplinarnykh issledovaniy [Neuropsychology and Neurolaw: Perspectives for Interdisciplinary Research]. Kriminal'no-vikonavcha sistema. Vchora. S'ogodni. Zavtra [Criminal-executive system. Yesterday. Today. Tomorrow], 2017, no. 1 (1), pp. 130—143. (In Russ.).
16. Yudin, B. G.Ot eticheskoy ekspertizy k ekspertize gumanitarnoy [From ethical to humanitarian expertise]. Gumanitarnoye znaniye: tendentsii razvitiya v XXI veke [Humanitarian knowledge: development trends in the XXI century]. Moscow, Izdatel'stvo Natsional'nogo instituta biznesa Publ., 2006. Pp. 214—237. (In Russ.).17. Yakimova V. Ye. Fenomen morali v kontekste biologii i neyronauki: pro & contra: analiticheskiy obzor [The phenomenon of morality in the context of biology and neuroscience: pro & contra: analytical review]. Sotsiologicheskiy yezhegodnik. 2015—2016 [Sociological Yearbook. 2015—2016]. Moscow, 2016. Pp. 67—92.
19. Cuthbert B.N.Research domain criteria: toward future psychiatric nosologies. Dialogues in Clinical Neuroscience, 2015, no. 17 (1), pp. 89—97.
20. Dees R.H. Better Brains, Better Selves?. The Ethics of Neuroenhancements, 2007, vol. 17, no. 4, pp. 371—395.
21. Douglas, Th. Enhancement, Biomedical. International Encyclopedia of Ethics. Available at: https:// onlinelibrary.wiley.com/doi/full/10.1002/9781444367072.wbiee560, accessed 22.05.2019.
22. Farah M.J., Illes J. Neurocognitive Enhancement: What Can We Do and What Should We Do? Nature Reviews Neuroscience, 2004, vol. 5, no. 5, pp. 421—425. (In Engl.)
23. Farisco M., Petrini C. The impact of neuroscience and genetics on the law: a recent Italian case. Neuroethics, 2012, no. 5 (3), pp. 317—319.
24. Fins J. () Toward a Pragmatic Neuroethics in Theory and Practice // Debates About Neuroethics Perspectives on Its Development, Focus, and Future. New York, Springer International Publishing AG, 2017. Pp. 45—66.
25. Forlini C., Hall W. et al. Navigating the enhancement landscape Ethical issues in research on cognitive enhancers for healthy individuals. EMBO Rep., 2013, no. 14 (2), pp. 123—128.
26. Hyman S.E. The diagnosis of mental disorders: the problem of reification. Annual Review of Clinical Psychology, 2010, no. 27 (6), pp. 155—179.
27. Jonsen A. Nudging Toward Neuroethics: Prehistory and Foundations. Debates About Neuroethics Perspectives on Its Development, Focus, and Future. New York, Springer International Publishing AG, 2017. Pp. 7—19.
28. Levy N. () Neuroethics: Challenge for the 21st Century. Cambridge, Cambridge University Press Publ., 2007. 364 p.
29. List E. Grenzen der Verfügbarkeit. Die Technik, das Subjekt und das Lebendige. Wien, 2001. 238 p. (In Deutsch).
30. McMahan J. Cognitive Disability and Cognitive Enhancement. Metaphilosophy, 2009, vol. 40, no. 3, pp. 582—605.
31. Tovino S.A. Functional neuroimaging and the law: Trends and directions for future scholarship. The American Journal of Bioethics, 2007, no. 7 (9), pp. 44—56.
32. Wardlaw J.M., O'Connell G., Shuler K. et al. «Can it read my mind?»— what do the public and experts think of the current (mis)uses of neuroimaging? PlosOne, 2011, no. 6 (10).
33. Wolpe P. Neuroethics. Encyclopedia of Bioethics. 3rd ed. Vol. 3. New York, The Gale Group, 2004. Pp. 1895—1898. (In Engl.)