CC BY
22А.Ю. Согомонов ЭТИКА ВИРТУАЛЬНОСТИ
Что есть наша сегодняшняя реальность? На этот вопрос вряд ли можно дать простой и внятный ответ. В самом деле, что воспринимается нами более реалистично - повседневная жизнь вокруг нас или то иллюзорное пространство, которое создается СМИ и Интернетом?
Очевидно, что обе "реальности" равнозначно близки нам и принимаются в качестве естественной среды обитания нашего современника. Одна "реальность" не мыслится вне другой. Более того, в своей взаимодополнительности они привносят в наш быт ощущение полноты жизни и социального комфорта.
Вне виртуальной реальности наша жизнь не то, чтобы не полна, а как будто бы лишена своей привлекательности и удивительности. В этой реальности мы реализуем себя полноценнее и адекватнее, примериваем новые роли и разыгрываем подчас совершенно фантастические "спектакли". Погружаясь все глубже в виртуальную реальность, человек все отчетливее принимает её буквальность и подлинность, а, следовательно, - не метафоричность. В виртуальном пространстве взаимодействие между людьми столь же конкретно и реалистично, как и в нашей повседневной жизни.
Именно эти буквальность и конкретность виртуальной реальности по-новому ставят проблему норм и ценностей взаимодействия людей в виртуальном пространстве, точнее - проблему виртуальной этики (ВЭ).
О возможности серьезного обсуждения этики виртуальности все чаще ведется разговор в современной западной социальной науке. Еще лет десять назад эти дискуссии были маловозможны, но сегодня, когда социальная коммуникация все больше и больше перемещается в виртуальное пространство, эта проблема становится актуальной и востребованной.
Интересный разворот этой темы предлагает в своей книге "Цифровые сенсации" Кен Хиллис, профессор
университета Северной Каролины .
Рассуждая в целом по проблеме, он считает, что "виртуальная этика" на самом деле не симулирует и не замещает собой конкретность проблем (пусть даже и в фантазийном мире), которые рождаются в нашем повседневном мире. ВЭ -это еще большее отчуждение политических, нравственных ценностей и значимых жизненных практик, которые служат отныне целям глобальной технологии.
К примеру, ценность свободы в логике ВЭ переформулируется таким образом, что отныне мы понимаем свободу уже скорее как некое новое состояние окружающей нас товарной свободы, где мы чувствуем себя "как боги". А уход из материального мира дает возможность социальным субъектам почувствовать свою полную автономность и независимость от социальной структуры, и это уже такая "свобода без границ", нравственные и социальные контуры которой становятся совершенно иными94. Средствами науки человек сегодня обретает иллюзию полной свободы, формирует "новые" (подчас шизофренические) идентичности, разрушает социальные границы былой несвободы, мстит обществу, превращая все это в свою "игру" во имя собственного же удовольствия (С. XXXIII).
Понятие "этики" в этом контексте вводится автором не столько для того, чтобы подвергнуть сомнению идею технического прогресса, сколько для обострения значимости проблемы "социального луддитства" нашего гипертехнологического века.
Иными словами, ВЭ должна решать вопросы принципиально нового конфликта, возникающего на стыке социальных идеологий и технологической практики человека. Сциентизм начала столетия вновь обостряет проблему фатальной зависимости человека от технологии, утверждая "новую" утилитарную систему ценностей, согласно которой преимущества, получаемые от успешной работы массовых технологий, перевешивают все аргументы их социальной критики. Кантовское понимание автономии личности,
93 Hillis R. Digital Sensations. Space, Identity, and Embodiment in Virtual Reality. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.
94 Очень близки автору по духу рассуждения английских социологов С. Лэша и Б. Винна, которые еще в начале 90-х тревожно писали о техническом ре-инжениринге свободы современного человека как факторе, порождающем "общество риска". См.: Lash. S., Wynn. B. Introduction // Beck U. Risk Society. London: Sage, 1992.
построенное на примате совершаемого действия, как акте социального "добра", разрушается в виртуальной реальности, поскольку помещает человека в фантазийный мир, где нет места категорическому императиву, где цель оправдывает средства. Все это создает беспрецедентные социальные риски - риски замещения крупных секторов общественной жизни
95
виртуальной реальностью .
ВЭ в этом контексте призвана сформулировать такую аргументацию и нравственную рефлексию, которые позволят человеку сопротивляться перманентному процессу вытеснения его в псевдосоциальную, виртуальную реальность.
Мир, который нас окружает, построен на допущениях и обязательствах, идеологиях и ритуалах, жизненных философиях и верованиях и т.д. Социальный порядок и социальная структура предписывают человеку правила и смыслы его существования. Именно они в свою очередь формируют у него представление о социальном пространстве, в котором он живет, и способствуют выработке социальных идентичностей. Перемещение же человека в виртуальное пространство как будто бы дуплицируют все эти смыслы, создавая ложное впечатление культурного расхождения социального бытия и коммуникации, как если бы они были выстроены в автономном режиме и независимо друг от друга.
Давно известно, что коммуникация в наш век становится вторичной собственностью, предопределяющей логику наших действий, однако сама по себе коммуникация не гарантирует того, что наши социальные действия будут совершены этически корректно и адекватно. Тем более в виртуальной реальности, где эрзац мира выстроен лишь на идеях компьютерного программирования, нет и не может быть никаких гарантий этической (не говоря уж о социальной) корректности и адекватности поведения людей. Виртуальный "бум" в этом смысле становится серьезной этической ценой, которую человечество платит за технологический прогресс и коммуникативные удобства.
Виртуальная реальность, как пишет автор, если не легитимирует, то, по крайней мере, не карает человека за те
95 Об этом, в частности, много написано в известной книге немецкого социолога У. Бека "Общество риска", недавно переведенной на русский язык. См.: Бек У. Общество риска. М.: Прогресс-Традиция, 2000.
"социальные" поступки, которые в "этом" мире считаются ненормальными, а то и недопустимыми. Более того, она создает все условия для асоциального поведения человека вообще, - начиная от, казалось бы, таких безобидных форм поведения, как исторический эскапизм (уход человека из сегодняшнего времени), и заканчивая социальным деструктивизмом.
Иначе и быть не может - в виртуальной реальности есть ум и чувства, но нет Тела человека. Принимая этот тезис, не сложно понять, что вообще виртуальная реальность является очевидной формой телесного эскапизма - уходом человека от своего тела и всех практик, связанных с ним. Но поскольку в "этом" мире этика телесна, то она и диктует свои телесные ценности, нормы и "правила игры". Освободившись же от этой "пелены" в виртуальной реальности, человек, прежде всего, вооружается новым знанием нетелесного взаимодействия с людьми (эмпиризм чистой коммуникации) и легко отказывается от опыта "этого" мира.
Зависая между двумя системами опыта, наш современник становится в социальном и культурном смысле более хрупким и менее защищенным. Вот почему, возможно, именно ВЭ выступит не только в её исконном резистантном качестве (как рефлексия сопротивления асоциальным и антикультурным практикам виртуальности), но и как нравственный "реформатор", способный к продвижению человека вперед, преодолевающий в нем этическую косность, ригоризм и консерватизм, а главное - мотивирующий его к моральному изменению себя и своего ближайшего окружения.
