CC BY
184
КРУГОЗОР
Т. МИШАТКИНА, профессор Белорусский институт управления В. ПОРУС, профессор Высшая школа экономики (ГУ)
Этика бизнеса является прикладной этикой, формулирующей этические нормы, приемлемые и желательные в предпринимательстве как корпоративной и профессиональной деятельности. В этом смысле она сопоставима с другими прикладными этическими направлениями (воинская, врачебная, журналистская и др. этики), но занимает в этом ряду особое место. Дело не только в том, что в нашем обществе на протяжении длительного времени частное предпринимательство подвергалось юридическим запретам и моральной травле, что привело к возникновению устойчивых стереотипов, сквозь призму которых формировалось отрицательное отношение к бизнесу в сознании многих поколений. Не менее важно то, что отсутствие легальной предпринимательской среды, вытеснение предпринимательских талантов и устремлений в маргинальную и подпольную сферы превращали бизнес и предпринимательство в область имморализма, циничного и нигилистического отношения к морали.
Естественно, что новая генерация предпринимателей оказалась практически без этических регулятивов. Значительная часть бизнесменов сформировалась из бывших государственных, партийных и номенклатурных работников, отбросивших заклинания против «царства чистогана», но и не приобретших моральных ориентиров в новой для себя деятельности. Другая - стала формироваться из деятелей «теневой экономики», принесших в бизнес правила игры полукриминальных и криминальных сообществ. Лишь сравнительно небольшая часть предпринимателей не несла груз прошлого, но и у нее не
Этика бизнеса: ориентация на успех, справедливость и демократию
было четких принципов этического поведения в этой сфере.
В этих условиях поиски моральных норм, ориентируясь на которые рыночное общество якобы приобретает ускорение материального и духовного развития, выглядят достаточно абстрактно - как очередная кампания, отвечающая новому идеологическому заказу. Задача состоит не в том, чтобы создать умозрительную модель морали бизнесменов, выдать ее за некий эталон и затем при помощи пропаганды попытаться воплотить ее в жизнь. Такая стратегия заведомо безуспешна, особенно, если учесть плачевный пропагандистский опыт прошлого. Задача более сложна: раскрыть противоречия моральных отношений в предпринимательстве и попытаться обнаружить механизм и факторы разрешения этих противоречий. При этом исследование предпринимательской этики не может оставаться в кругу описаний предпринимательского поведения и выработки обобщающих предписаний; оно должно видеть этические проблемы бизнеса в контексте его социокультурной обусловленности и специфики. При таком подходе этика бизнеса выступает как сложная система, сочетающая в себе элементыпрофессионально-корпоративной этики и общественной морали как таковой. Она не только социокультурно обусловлена, но и сама является условием культуры и цивилизации современного общества.
Исходя из этого, следует иметь в виду два типа этических норм, выступающих ориентирами и регулятивами в сфере бизнеса и предпринимательской деятельности.
К первому типу относятся нормы и требования, подчиняющиеся принципу утили-
тарности, согласно которому личная порядочность предпринимателя, его профессиональная состоятельность, проявляющиеся в соответствующих формах поведения, являются в высшей степени полезными качествами, если они - залог его успеха. В этой парадигме центральным понятием и ценностью является успех.
Сегодня ориентация на успех, превращающаяся в моральный императив, сильнейший внутренний регулятор и стимул к трудовой активности, выступает важнейшей жизненной установкой во всех видах профессиональной деятельности. Специалист, для которого успех не является основной мотивацией и ориентиром, не может рассчитывать на сколько-нибудь серьезные достижения в своей области деятельности и карьере. Поэтому «успех» должен рассматриваться как базовая категория профессиональной этики, и тем более, если речь идет о сфере бизнеса и предпринимательства. В классической этике сама идея успеха прослеживается слабо. На постсоветском пространстве эта идея начинает проникать в этические исследования лишь с появлением прикладной - «практической» -этики, в рамках которой и возникает новое направление - этика успеха. Идея успеха касается тех ценностей и норм, которые конкретизируют основные моральные принципы, развивают их в различных сферах деловой и жизненной самореализации.
Естественно, что этические принципы бизнеса ориентированы прежде всего на поддержание и упрочение основ успешной деятельности. Успешной естественно называть такую предпринимательскую деятельность, которая имеет своим итогом получение достаточной прибыли. Мораль такой деятельности должна содействовать предпринимательскому успеху и гарантировать его. Но если под успехом понимается нечто примитивное и недолговечное (например, получение прибыли за счет недобросовестного выполнения своих финансовых обязательств), то его оценка выходит за рамки морали. Поэтому
лозунг «Успех любой ценой!» морально уязвим.
Этика предпринимательского успеха должна найти твердую почву, и поиски такой почвы, занимавшие выдающихся мыслителей с давних пор, особой напряженности достигли в ту историческую эпоху, в которой предпринимательство вышло на первый план общественной жизни и стало определять собой основное содержание последней.
Так, М. Вебер считал, что протестантская вера и практика религиозной жизни создали морально-психологические стимулы, которые в известное время направили весь жизненный строй личности, сформировав новое отношение к труду, успеху и богатству. В протестантской этике труд, осуществляемый для общего блага, рассматривается как Божественное предопределение и избранничество. Субъекту предписывается, с одной стороны, безоговорочная вера в собственное избранничество как залог личного спасения, а с другой - неутомимая деятельность в рамках своего призвания, успех в которой подтверждает это избранничество. Жизнь человека коротка и драгоценна и потому должна быть использована им для успешного подтверждения своего призвания. При этом речь идет не об авторитарной регламентации поведения индивида, а о добровольном принятии им собственного избранничества и превращении его во внутренний стимул - императив деятельности, что, безусловно, способствует высвобождению и активизации индивидуальных сил и возможностей. Неустанный труд рассматривается как добродетель, которая должна проявляться в добросовестности, в тщательном выполнении своих обязанностей. Но не труд, выполняемый в покорном согласии со своей участью, а успешная трудовая деятельность угодна Богу. Успех определяется, в первую очередь, нравственной ценностью трудовой деятельности, затем степенью важности и значения ее для общества и, наконец, ее доходностью. Протестантизм выступает против стремления к
богатству как самоцели. В качестве же подтверждения успеха - результата выполнения своего долга - богатство не только морально оправдано, но рассматривается как Божье благословение.
Независимо от того, прав ли М. Вебер, придавший протестантизму исключительное значение в формировании «духа капитализма», фактом остается то, что протестантизм оказал огромное влияние на экономический и хозяйственный прогресс во многих ключевых регионах современного мира.
В современных условиях сущность этики успеха проявляется в ряде характерных особенностей:
■ в ориентации на нравственно-позитивную ценность успеха, подтверждаемую как общественным признанием, так и удовлетворенностью человека результатами самореализации своей личности;
■ в допустимости «морального риска», допускающего как возможность превышения «среднего» уровня порядочности в деловой сфере, так и возможность отклонения от моральной нормы «вниз»;
■ в ориентации на преодоление опасностей и соблазнов (например, отказ от стереотипов политики и бизнеса как «грязных занятий») и достижение желаемого успеха в «честной игре», в «игре по правилам»;
■ в высокой оценке успеха, достигнутого без опоры на искусственный коллективизм, с одной стороны, и гипертрофированный индивидуализм - с другой;
■ в подчиненности этических норм идее служения «общему благу», а не только благу успешного индивида.
Другой основой этики предпринимательства мог бы стать принцип «разумного эгоизма », который, однако, нельзя трактовать примитивно, в том духе, что человек, дескать, поступает честно, лишь опасаясь, что бесчестные действия могут повредить ему. Если это так, то человек может стремиться к тому, чтобы максимально обезопасить себя от таких последствий, и если это удается, то мораль вообще утрачивает
свой смысл. Например, недобросовестный предприниматель может заручиться поддержкой коррумпированной власти, которая обеспечит ему безнаказанность, какие бы махинации он ни совершал; или, сколотив любой ценой состояние, поскорее «выйти из игры» (строительство «финансовых пирамид» и т.п.). По своей сути, «разумный эгоизм» предполагает особую «разумность» этического поведения, близкую к «золотому правилу нравственности», когда человек, честно соблюдающий условия контракта, не просто страхуется от возможной реакции на его нечестность со стороны контрагентов. Он исходит из некоторого - жизненно важного - предположения, что добросовестность является рациональным основанием предпринимательства как формы человеческой практики в любых системах профессиональной деятельности.
Следуя принципу «разумного эгоизма» в его современной интерпретации, индивиды могут во все большей степени служить удовлетворению потребностей других людей, расширяя границы человеческого сотрудничества, обеспечивая некоторое единство в сообществе. При этом принципы и нормы взаимной выручки, солидарного и бескорыстного поведения, товарищества и братства не становятся лишними и невостребованными в новых конкурентно-соревновательных отношениях между людьми. Просто они претерпевают изменения, необходимые в условиях современных рыночных отношений. Универсальные нормы и ценности рациональной морали, обязательные для всех, кто вступает в эти отношения, независимо от того, выгодно ли это лично ему или нет, призваны утвердить такой порядок, который основан на постоянном и добровольном сотрудничестве при строгомсоблюдении правил «честной игры» (экономической, политической, профессиональной).
Таким образом, этика успеха выступает не как «гуманистический намордник», надетый на своекорыстный интерес, а как способ соотнесения своих и чужих интересов.
Люди действуют - на «рыночной площади», в политике, в профессиональной деятельности, - определяя свои жизненные стратегии вполне самостоятельно и ориентируясь при этом на жизненный и деловой успех. Их мораль не выражает (и не должна выражать) духа беззаветной (и безрассудной) любви к ближнему и коллективистской сплоченности, но базируется на этике ответственности, которая требует беспристрастности и уважения между членами общества. Эти качества конкретизируются в следующих требованиях:
• честность и добросовестность в выполнении взятых на себя обязательств, каких бы физических, интеллектуальных и нравственных усилий это ни стоило; неукоснительное соблюдение принципов добросовестной конкуренции, неприятие и моральное осуждение всех попыток их нарушения или искажения (недобросовестная реклама, распространение заведомо ложной информации о своем бизнесе или о бизнесе конкурентов, преднамеренная и своекорыстная дезинформация относительно состояния рынка, качества и количества производимых и реализуемых товаров); несовместимость отвергаемых приемов и способов поведения с профессиональным статусом бизнесмена;
• высокая трудовая мотивация, личное трудолюбие и уважение к людям труда; установка на постоянное совершенствование способностей, знаний и навыков, необходимых для успешной трудовой деятельности; неприятие и осуждение лености, паразитизма, тунеядства и бесцельной праздности;
• стремление к тому, чтобы результаты труда отвечали самым высоким требованиям качества; отсюда - положительная моральная оценка высокой квалификации, наиболее сложных, требующих значительного уровня образования и навыков видов труда;
• уважение к деньгам не как к символу власти, подчинения и источнику эгоистического удовольствия, но как к средству под-
держания и развития бизнеса, выступающему овеществленным выражением результатов труда, его качества и эффективности; как источнику благотворительности, позволяющему осуществлять практическое милосердие, целенаправленное меценатство, поддержание талантов, оказание помощи культурным, религиозным, спортивным общественным движениям;
• моральное осуждение монополизма как наиболее опасного нарушения принципов свободной и добросовестной конкуренции; моральная и материальная поддержка тех, кто логикой конкурентной борьбы оказывается вытесненным с рынка.
Поскольку ориентирующийся на успех человек как бы «обречен» - с позиции «разумного эгоизма» - приносить пользу другим, даже не испытывая расположения к ним, а лишь стремясь выполнить свой долг, то его мотивы следования нормам рациональной морали могут быть названы «бескорыстным достижительством» (В.И. Бак-штановский). Ибо рациональная мораль и этика успеха способствуют достижению равновесия пользы и добра, утилитарного и бескорыстного через обуздание неуемной жажды скорого и неправедного обогащения, бесконтрольной власти и т.п. Нечестная сделка, хотя и способна принести кратковременный успех, но не способна обеспечить успех в долгосрочной перспективе, поскольку подрывает доверие к предпринимателю и нарушает стабильную и общественно признанную систему делового партнерства и конкуренции. В цивилизованной предпринимательской среде стабильный и долгосрочный успех не может быть гарантирован одними только экономическими показателями; это социокультурная среда, в которой моральные ценности должны выступать как ориентиры поведения, как устои, способные выдерживать значительные перегрузки, особенно в кризисные периоды развития общества.
Таким образом, этика успеха выступает как система ценностей и норм, мотивирующих и регулирующих деятельность челове-
ка, ориентированного на успех, обретаемый с помощью трудовых, профессиональных, организационных, финансовых, культурных и иных социально значимых достижений. В центре такого мотивационно-нормативного комплекса - генеральная жизненная норма-идеал: стремиться к успеху и добиваться его на всех поприщах (рынок, политика, право, наука, управление и др.). Возможность включения этого идеала, основанного, казалось бы, исключительно на личной заинтересованности, в сферу норм морали и этики, которые должны носить общий характер, обусловлена следующими соображениями:
• успех необязательно рассматривать только как личное достижение - он вполне может быть коллективным или корпоративным; с точки зрения его полезности, он также может быть не только личным, но и общественным;
• ориентируясь на высокие достижения, человек успеха тем самым содействует росту общественного благосостояния, удовлетворению потребностей других, близко не связанных с ним людей, что и делает его мотивы «незаинтересованным интересом»; этот интерес расширяет охват взаимозависимости людей, обеспечивая «сцепление», координацию, взаимную дополнительность специальных видов деятельности, повышение их эффективности;
• императив достижения успеха не выражает духа коллективистской сплоченности (успех чаще всего достигается в конкурентной борьбе), однако этот императив защищает ценность уважения к другим (партнерам,коллегам, клиентам, потребителям), чем надежно ограничивает чрезмерные притязания индивидуализма;
• императив успеха - это императив долженствования и ответственности, требующий от личности беспристрастности и справедливости. Поэтому моральное значение поступков определяется в этике успеха не только и даже не столько их мотивами, сколько общественно значимыми результатами.
При этом, добиваясь успеха как нормыы-цели, нормы-идеала, личность обязана одновременно неукоснительно следовать универсальным правилам рациональной морали, соблюдая необходимые нормы-средства («выполняй обязательства», «соблюдай правила честной игры» и т.п.), даже если их исполнение не гарантирует достижения успеха и психологического состояния удовлетворенности. К таким ограничительным, сдерживающим нормам-средствам относятся нормы, требующие, в частности:
■ морального равенства на соревновательных площадках рынка;
■ уважения к собственности, обретенной в рыночной «игре»;
■ уважения к инновациям и достижениям других (прибыль, богатство, карьера);
■ уважения норм трудовой и профессиональной морали и др.
Очевидно, что моральные нормы, требующие уважения, являются ключевыми в этике успеха, которая озабочена соответствием индивидуалистических и общественных устремлений. «Вложения» в уважение, доверие, честность оказываются «выгодными», ибо они оборачиваются стратегической устойчивостью деловых и политических связей, укреплением партнерских отношений, ростом доверия к ним.
Здесь мы сталкиваемся с рядом трудных проблем. Добивайся успеха - во всякой специализированной деятельности? Но на всех ли поприщах это возможно? Всегда ли можно совместить генеральную норму-цель со следованием нормам-средствам ее достижения? В основе этих и других вопросов лежит базовая для любой этической доктрины проблема: совместимы ли человеческие добродетели с главным императивом этики успеха, с одной стороны, и с этикой долга и ответственности - с другой?
Американский социолог Р. Хубер считает, что на ранних этапах своего развития (30-е гг. XIX в.) этика успеха была этикой добродетелей, или «этикой характера »,
- средоточием положительных моральных качеств, которые и являлись условием, «ры-
чагом» достижения надежного успеха. «Этика характера» предполагала, что достижение успеха зависит от личностных добродетелей, таких как трудолюбие, бережливость, решительность, инициативность, умеренность, пунктуальность, уверенность в своих силах, честность и т.п. Ориентация на быстрое, но не всегда честное обогащение порицалась не только как порочная, но и как непрактичная, чреватая деловыми неудачами и жизненными катастрофами.
Но постепенно «этика характера» отвернулась от добродетелей, ставших ненужными и даже лишними для достижения успеха. Так возникла «этика личности». Если для «этики характера» моральной проблемой были собственные качества индивида, то для «этики личности» наибольшие проблемы связывались с реакцией других людей на поведение человека. Успех индивида всё так же зависит от него самого, от способности к самоизменению (а не от обстоятельств и удачи), однако на первый план выдвигается умение сходиться с людьми, которое стоит выше, чем умственные и другие способности человека. Прослеживается также определенное безразличие этой доктрины к морально-этическим аспектам успеха. Если «этика характера» была озабочена тем, что реальный успех может подорвать добродетели индивида, благодаря которым этот успех достигался, то «этику личности» проблема добродетели уже особо не волновала.
Исторически эти две парадигмы этики успеха следуют одна за другой, постоянно оппонируя друг другу, что обусловлено изменениями в самой предпринимательской деятельности. «Этика характера» «обслуживала» преимущественно малые формы бизнеса. Очевидно, что в «малом обществе» проще и легче обнаружить связь между добродетелями человека и выпавшим на его долю успехом. Иное дело - «большое», «массовое» общество, основанное на институтах рынка, где человеческая деятельность оказывается всего лишь средством достижения целей. Здесь этика и успех оказыва-
ются разлученными, ибо добродетели, важные как залог успеха в непосредственном общении людей, оказываются лишними в формализованных функциональных отношениях, господствующих в «большом» обществе.
Возможен еще один тип отношений -партнерство. Вступая в партнерские отношения, автономная личность, способная к самостоятельной постановке и решению нравственных задач, руководствуется личными интересами, реализуя вместе с тем какие-то существенные, значительные для нравственной жизни ценности. Эти отношения предполагают тесные связи, солидарность, заметную степень близости людей, их привязанности друг к другу. Они строятся на принципах доверия, уважения, доброжелательства, равенства, свободы выбора, взаимной полезности и ответственности за собственность, карьеру и престиж как проявление успеха. Здесь действует фактор добровольности союза. Партнер не руководствуется «указаниями свыше», и для него не безразличны требования долга и совести.
В последние годы в крупном бизнесе укрепилась так называемая метакортора-тивная этика - этика служения, требующая символической, ритуальной приверженности целям и нормам «индивидуального коллективизма». Она создала новый баланс между корпоративностью и индивидуализмом и привела к частичной реабилитации «этики характера» с ее подчеркнутой ролью добродетелей в достижении успеха. Одновременно происходит и обуздание индивидуалистического своеволия, хищничества, равнодушия к общественному благу -всего того, что сосуществовало с «этикой личности». Так происходит процесс слияния двух парадигм этики успеха, отбирающий все наиболее жизнеспособное и перспективное в обеих.
Этика успеха культивирует чувство гордости за достигнутое. Это чувство имеет бесспорную общественную значимость, поддерживает в человеке чувство собственного достоинства и независимости. Но эти-
ка успеха определяет и меру этого чувства, ибо, доведенное до крайности, оно легко переходит в гордыню и тщеславие, иногда принимающие форму презрительно-брезгливого отношения к тем, кто не принадлежит к кругу «избранных». Этика успеха не только ориентирует на достижения, не только вдохновляет на борьбу и состязание, но при этом запрещает любые проявления бесчувственности, черствости, высокомерия со стороны «преуспевших» по отношению к «отставшим», «сошедшимс дистанции» или пока незамеченным и непризнанным. И делается это не из сострадания или милосердия к ним, а из рационального соображения, что это может спровоцировать опасное чувство зависти, что заносчивость оценивается окружающими негативно, вызывая возмущение, задевающее и саму концепцию успеха. В такомслучае именно с ориентацией на успех общество связывает торжество духа торгашества, беззастенчивого бизнеса, цинизма в политике, бюрократический произвол, манию потребительства.
В противовес этике успеха ее противники пропагандируют «духовную гигиену неучастия», ценности неуспеха, нормы контрэтики успеха. Такая критика следует давней традиции. «Проживи незаметно» -призывал еще Эпиктет. В России слишком известен феномен «обломовщины» какпро-явление особой мотивации неучастия и бездействия. Такая мотивация сулит успехи в невидимой деятельности души, в частной жизни, находя греховность и порочность в устремленности к достижениям и обусловливая комплекс вины у преуспевающего человека. К идеологии неучастия и социальной пассивности может быть отнесен также квиетизм. Императив квиетизма - это поиск абсолютной безмятежности, социального безразличия, выключения из любых социально признанных моделей действия. С этой точки зрения идеал «естественного и свободного» человека - отказ от гонки за успехом и достижениями. Все эти концепции - капитуляция перед противоречи-
ями этики успеха, требующей от человека мобилизации воли, напряжения, самодисциплины, решимости и готовности встречаться с зигзагами судьбы.
В основе этики успеха лежат нормы и правила новой рациональной морали. Следуя ее нормам и добиваясь личного успеха, индивиды могут во все большей степени содействовать удовлетворению потребностей других людей, расширяя тем самым границы человеческого сотрудничества, укрепляя единство в сообществе. Так понимаемая этика успеха призвана ориентировать мотивацию и саморегуляцию деятельности в сфере предпринимательства и бизнеса.
Ко второму типу моральных ориентиров в бизнесе и предпринимательстве относятся требования, сосредоточенные вокруг принципа справедливости. Суть понятия справедливости, по мнению некоторых исследователей (Дж. Ролз), заключена в двух основных требованиях. Во-первых, это требование равенства всех граждан по отношению к основным социальным свободам (принцип равных возможностей). Во-вторых, это требование, чтобы различия в распределении благ были обусловлены исключительно неравенством вкладов отдельных индивидов в увеличение или поддержание совокупности общих благ (богатства, доходов, власти и т.п.). Причем это неравенство должно быть признанным, то есть все люди должны согласиться с положением, когда больше благ имеет тот, кто их заслуживает в большей степени, чем другие, именно потому, что его вклад в общее благосостояние увеличивает и благо тех, кто получает по сравнению с ним меньше. Но чтобы это признание стало возможным, необходимо такое регулирование неравенства, которое позволяет в первую очередь выигрывать наименее обеспеченным членам общества.
Критические аргументы против теории Ролза хорошо известны. Его можно критиковать, с одной стороны, за то, что его требование равенства перед социальными свободами невыполнимо и даже вредно, поскольку оно не обеспечивает стимулы
для наиболее способных людей и поощряет наименее способных и праздных. С другой стороны, допускаемое и признаваемое неравенство по отношению к одним благам (скажем, по отношению к богатству) может повлечь за собой неравенство по отношению к другим благам (например, к участию во власти), которое будет отвергаться как несправедливое. Однако оставим в стороне и критику теории Ролза, и ответы на нее.
Рассмотрим другой вопрос: совместимы ли указанные типы этических норм в рамках этики бизнеса? Известно, что Ролз видел в своей теории альтернативу утилитаризму. По сравнению с классическим утилитаризмом Дж. Ст. Милля, в котором принцип справедливости полагался производным от принципа полезности, Ролз изменяет соотношение этих принципов, подчиняя полезность справедливости. При этом Ролз предлагает определять справедливость не с позиции стороннего наблюдателя - аналога «всеобщего морального субъекта» классической философии, а с позиции участников общественного договора: так сказать, изнутри процесса, а не извне. Роль, которую этот абстрактный персонаж выполнял в этике и социально-политической теории классического либерализма, отводится Ролзом социальным институтам, выступающим как механизм разрешения возникающих в бизнесе и предпринимательстве этических противоречий. В качестве одного из таких институтов может выступать, например, правительство, осуществляющее перераспределение ресурсов, доходов, регулирующее социальные отношения в обществе, в котором реализуются принципы свободного предпринимательства и рыночной экономики. Этика справедливости, с точки зрения Ролза, без поддержки таких институтов была бы просто нереализуемой утопией, то есть оставалась абстрактной характеристикой поведения идеальных участников идеального договорного процесса, имеющей слишком мало общего с реальными принципами поведения реальных людей. Но сами эти институты не
могут рассматриваться вне их функции поддержания именно этических принципов справедливости. Тем самым они и служат гарантом соблюдения принципа максимизации общественной полезности.
Сложность взаимоотношений между этическими принципами бизнеса, требующих регуляции, проявляется, например, в этических коллизиях между стремлением предпринимателей максимизировать прибыль и необходимостью поддержания достаточно высокого уровня заработной платы работников. Отношение предпринимателя к этой проблеме с точки зрения принципа утилитарности выглядит двойственным. С одной стороны, высокая заработная плата расширяет возможности рынка и создает более благоприятную среду для экономического роста; материальное стимулирование дает возможность более полного использования трудового потенциала; с другой стороны, повышение стоимости труда увеличивает себестоимость продукции, издержки производства, создает дополнительное напряжение в конкурентной среде, противоречит непосредственной выгоде предпринимателя. Не менее двойственным выглядит отношение предпринимателя к этой проблеме и с точки зрения принципа справедливости. С одной стороны, высокий уровень зарплат дает больше оснований для признания справедливыми действий предпринимателя теми, чей жизненный статус зависит от этого уровня. С другой стороны, повышение стоимости производства неминуемо снижает уровень экономической эффективности производства и тем самым вызывает оценку действий предпринимателя как несправедливых со стороны тех, кто теряет из-за повышения цен или из-за проигрыша конкурентам. Аналогичные примеры можно привести, рассматривая формы взаимоотношений бизнеса с государством, экологические проблемы, возникающие в процессе расширения производства, не говоря уже о бизнесе в сферах образования, услуг, политики, производства вооружений и т.д.
В связи с этим вновь возникает проблема определения сферы этического. Именно в тех случаях, когда этическая рефлексия сталкивается с противоречиями, вызываемыми конфликтами между человеческими интересами, притязаниями, традициями, причем эти противоречия имеют необходимый, неустранимый самой этой рефлексией характер, приходится заново обращаться к обоснованию морали, вырабатывать ее новое понимание. Существуют две принципиально различные стратегии такого нового обоснования.
Первая задана классической традицией: это путь выработки всеобщих принципов и определений. Если существующие принципы и определения оказываются причиной противоречия с реальным жизненным поведением людей, классическая стратегия предусматривает два выхода из этих противоречий. Один - это подчинение действительности всеобщему принципу («репрессивно-просветительский» путь морали); второй - это путь замены всеобщих принципов, которые более не справляются со своей ролью всеобщего морального законодателя, новыми, обладающими той же властью, что их предшественники, и опять-таки выступающими от имени неких абсолютов (абсолютной истины, абсолютной морали и т.д.).
Вторая стратегия - противоположная классической - намеченапостмодернистской философией. Ее установка - отрицание пре-валитета нормы над жизнью. Не индивид служит морали, а мораль служит потребностям (счастью, успеху, самоутверждению) индивида. Поэтому не просвещение как распространение всеобщей и абсолютной морали и не репрессия, а «мирное сосуществование» разных моральных принципов, установок, нормповедения объявляется единственно разумным способоморганизации социальной и культурной жизни людей во всех сферах их жизнедеятельности.
Первая стратегия (назовем ее абсолютистской) легко превращается в орудие авторитарной власти, объявляющей исполь-
зуемые ею моральные принципы единственно возможными и истинными, либо становится ширмой, за которой скрывается имморализм и циничный нигилизм.
Вторая стратегия (назовем ее релятивистской) является изнанкой первой. Отвергая моральную репрессию, она не способна противостоять распаду морали, обесцениванию собственно моральных ценностей. Она остается привлекательной стратегией только до тех пор, пока различия моральных установок не мешают достижению приемлемых компромиссов, стабильности и комфорта в обществе. Как только стабильность нарушается, а комфорт сменяется дискомфортом, от моральной терпимости и этического плюрализма люди легко переходят сначала к моральной, а затем и физической потасовке, борьбе за материальное и духовное господство.
Представляется, что возможна третья стратегия, подсказанная работами Дж. Ролза, - назовем ее институциональной. Ее суть в следующем. Решение проблем, связанных с переосмыслением основных моральных понятий, необходимое для того, чтобы эти понятия не вступали в разрушительные противоречия, следует искать не в умозрительной теории, подыскивающей универсальные ответы на вопросы моральной жизни. (Хотя не следует вовсе отказываться от теоретической рефлексии в пользу ничем не ограниченной жизненной практики). Необходимо выйти из «логического круга», возникающего, когда понятийные конфликты пытаются разрешить с помощью тех же понятий, которые приводят к этим конфликтам. Такой выход предоставляет обращение к методам и формам прикладной этики. В частности, этические конфликты, являющиеся следствиями уже упомянутых «порочных кругов», можно разрешить благодаря действиям соци-альн-ых институтов, которые призваны направлять действия индивидов, вовлеченных так или иначе в ситуации моральных антиномий.
Это не означает, что люди должны пе-
редоверить решение своих моральных проблем неким институциональным силам, как бы стоящим над моралью. Напротив, сам статус этих институтов должен определяться именно их этической ролью. В них должно произойти соединение права и морали, которое носило бы сущностный, а не внешний характер. Другими словами, если прикладная этика допускает наличие таких институтов, то само это наличие предполагает внутреннюю противоречивость морали и необходимость ее разрешения. По сути, это означает, что «способ оправдания морали перед разумом» (А. Гусейнов) заключается в том, что на этот суд разум является не в абстрактной форме спекулятивных рассуждений, а в форме особых социальных институтов, под эгидой которых происходит демократически организованное рациональное обсуждение моральных коллизий и выносятся решения, обеспечивающие необходимый компромисс.
При этом, конечно, меняется соотношение между социальными институтами и общественной моралью, которые оказываются связанными одной цепью обязательств перед реальной жизнью. И если эти обязательства выполняются плохо, должны меняться и институты, и мораль. Особенно наглядно проявляется взаимозависимость социальных институтов, в частности властных структур, и моральных оснований таких важнейших для общества видов деятельности, как бизнес и предпринимательство. По сравнению с другими видами деятельности они имеют всеохватывающий характер, вторгаясь практически во все сферы человеческой деятельности: от производства и обмена до организации досуга, охраны здоровья, обеспечения экологической и военной безопасности, в политику и науку, образование и искусство. Поэтому этические нормы бизнеса неизбежно вступают в сложные пересечения с системами моральных норм, которыми люди руководствуются в самых разных секторах своего бытия. При этом в местах этих пересечений возникают противоречия - между отдель-
ными людьми, профессиональными группами или политическими партиями. Обычно противоречия в этике бизнеса являются продолжением, результатом, формой противоречий и негативных сторон политической и экономической системы. Особенно это сказывается в кризисные и переходные периоды, когда пороки старого общества переплетаются с пороками нового, не находя достаточного противодействия ни в законах, ни в культурных традициях.
Таким образом, в современных условиях пути развития бизнеса и предпринимательства тесно переплетаются с социальнополитическими установками и моральными ценностями общества, в котором протекает полный драматических коллизий процесс становления новой для постсоветского пространства рыночной экономики. Опыт прошедшего десятилетия свидетельствует, что эффективность и темпы развития бизнеса и в России, и в Беларуси впрямую зависят от уровня становления в них гражданского общества. Это, в свою очередь, связано с моральной и политической культурой и гражданской образованностью как политических лидеров, обязанных обеспечивать становление гражданского общества и правового государства в своих странах, так и всех членов общества. В частности, определяющую и стимулирующую роль в развитии частного предпринимательства играет наличие следующих условий, выступающих показателем уровня дем-ократии и гражданственности в обществе:
■ самоограничение власти, ограждение личности от государственного деспотизма и произвола;
■ защита государством прав и свобод граждан от любых незаконных посягательств;
■ установление верховенства права в обществе;
■ соблюдение презумпции доверия к каждому члену общества;
■ безусловная и контролируемая обществом регламентация применения властных санкций; ограничение карательного на-
силия рамками принимаемых в ходе демократических процедур законов;
■ сочетание правовой и моральной регуляции отношений между властью и оппозицией.
Только при наличии этих условий возможно не сдерживаемое авторитарными мерами принуждения и ограничения функционирование цивилизованного предпринимательства. Но для создания и соблюдения этих условий необходимо становление новой политической и моральной ментальности. Это относится и к власти, и к тем, кто вовлечен в сферу предпринимательства.
Политическая и этическая культура человека, действующего в сфере свободного предпринимательства, должна соответствовать следующим требованиям.
1. Политическая компетентность, основанная на знании и понимании: а) политических теорий, б) политической истории, в) реальной политической ситуации в обществе. Знание теории обеспечивает способность к объективному анализу идеологических, политологических и социологических концепций, грамотную оценку общественно-политических движений, различных вариантов развития общества. Знание истории, необходимое при выборе путей и методов социального действия и предостерегающее от ошибок в настоящем, предполагает не только сохранение и трансляцию исторической и национальной памяти народа, но и знакомство с подлинными фактами отечественной и мировой истории и культуры. Знание реальной ситуации, на основе которого должна строиться программа социальных действий, предполагает всестороннюю информированность о событиях, происходящих в стране и мире. Необходимыми условиями формирования таких знаний является доступность информации, отсутствие политической и иной цензуры, защищенная законом и ответственная перед ним свободная деятельность институтов образования, органов печати и средств массовой информации.
Политическая компетентность не сво-
дится к объективным знаниям, но требует пониманияи принятия этих знаний, зачастую непривычных и даже противоречащих интересам и установкам отдельных граждан. Условием понимания и принятия является, во-первых, отсутствие (снятие) негативной установки, предвзятости по отношению к этому знанию и, во-вторых, умение и желание слушать (и слышать) своего оппонента. «Университетыгражданственности»
- это сама жизнь и политические события, которые мы наблюдаем, оцениваем, принимаем или отвергаем.
2. Вариативность, гибкость мышления, проявляющиеся прежде всего в широте политических взглядов, критическом отношении к политическим догмам и стереотипам, в отказе от трафаретов, идеологических мифологем. К подобным мифологемам относятся представления о частной собственности и богатстве как основе эксплуатации, о безусловном приоритете общественного над личным, интернационального над национальным, а также утопические «проекты» социального и экономического равенства, выступающие как примитивные клише политических действий.
3. Толерантность, терпимость к инакомыслию, основывающаяся на понимании инакомыслия как необходимого компонента и условия гражданской активности. Способность предложить нестандартное решение, увидеть в нем рациональное зерно должна приветствоваться, а все новое - испытываться, использоваться во благо общества и ради его обновления. Толерантность, способствующая не только экономическому прогрессу, но и гражданскому миру и согласию, элементарному выживанию общества, несовместима с такими проявлениями антикультуры, как «охота на ведьм», пропаганда национальной, расовой или религиозной исключительности, политический экстремизм, терроризм.
4. Способность и готовность к отказу от индивидуального и группового эгоизма, проявляющегося:
■ во властно-бюрократическом эгоиз-
ме, выражающемся в стремлении удерживать власть любой ценой, несмотря на очевидную несостоятельность своей практики, идеологии, целей и средств;
■ в национальном эгоизме, требующем исключительных прав для одного народа в ущерб правам других народов и общечеловеческим интересам;
■ в эгоизме отдельных коллективов и групп (конфессиональных, профессиональных, возрастных и др.), обосновывающих свои права на особые выгоды и привилегии и добивающихся этих прав, несмотря на обострение социальной и экономической напряженности и др.
Чем ниже уровень политической культуры и этики в обществе, тем легче манипулирование общественным сознанием, тем проще повернуть энергию масс от экономической предприимчивости к социальному иждивенчеству. Последнее может быть выгодно и удобно в целях манипулирования поведением электората, но становится преградой для развития бизнеса и рыночной экономики. Это особенно актуально для общества, не освободившегося от традиций авторитарной морали. Авторитаризм морального сознания в его гражданственных аспектах прослеживается в ряде моментов:
■ издержки коллективистского сознания, ориентация на «большинство», которое «всегда право», игнорирование мнений «меньшинства»;
■ неготовность к принятию и реализации свободы в сочетании с низкой нравственной культурой, получающие выражение в «беспределе» или в желании «сильной руки», отнимающей свободу, но стабилизирующей выгодный ей «порядок»;
■ приверженность старым ценностям и идеалам, вызывающим ностальгию в условиях нестабильности, идеологического вакуума; настороженность или враждебность к непривычным ценностям;
■ безапелляционность оценок и максимализм суждений, перерастающие в агрессивность и фанатизм, стремление избавляться от проблем силовыми методами;
■ примитивный уровень национального самосознания, с одной стороны, лишающий людей национальной гордости, стремления к государственному и экономическому суверенитету, с другой - закрывающий путь к преодолению мелкотравчатости, национальной ограниченности, понижающий возможность реалистической самооценки и самокритики;
■ недальновидность, отсутствие перспективного мышления, соблазн сиюминутных целей и интересов, ориентация на мгновенную удачу - вместо трудного, но надежного пути к успеху;
■ склонность к одобрительному принятию иллюзорных, фантастических политических и экономических программ и обещаний;
■ нетерпимость к инакомыслию, ксенофобия, поиск «злокозненных сил», ответственных за любые невзгоды и провалы, вместо критического осмысления собственных ошибок;
■ неумение и неготовность делать собственный нравственный выбор и нести за него ответственность, стремление переложить ее на других.
Эти барьеры препятствуют экономическому, политическому и духовному обновлению общества. Их разрушение - неотложная задача, невыполнение которой грозит серьезными бедами.
Этика бизнеса предполагает и включает в себя широкий круг социокультурных требований и оснований. Нравственные ориентиры предпринимателя - как и любого другого человека - должны определяться такими ценностями, как свобода, ответственность, честь, долг, достоинство, совесть. Но особую роль для него играют морально-психологические факторы, выступающие в качестве ориентиров его профессиональной деятельности - нормы-цели и нормы-средства. В первую очередь, это ориентация на успех в его различных формах, а также на справедливость, обеспечивающую в бизнесе «игру по правилам».
При этом следует иметь в виду, что этика бизнеса подвержена противоречиям, возникающим тогда, когда вступают в одновременное действие несовместимые требования и принципы. Механизм разрешения таких противоречий заключен в системе
социальных институтов, в том числе институтов политической власти и гражданского общества. Поэтому социальные институты получают этическое «измерение», а этика бизнеса - «измерения» социальные и политические.
В. ШАПОВАЛОВ, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова
«Студент, - отмечал К. Ясперс, - который учится только для того, чтобы сдать экзамены и добиться положения в обществе, то есть который не приобретает подлинных знаний, а вызубривает необходимый для экзамена материал, - такой студент к университету никакого отношения не имеет» [1, с.70]. В этих словах отчетливо выражена мысль, что университет - совершенно особое учебное заведение. Его цель
- не простая подготовка кадров, хотя бы и квалифицированных. Миссия университета более высока и значительна.
«Со времени моего студенчества, - вспоминает Ясперс, - я ощущал свою принадлежность и причастность к университету. На выдающихся наставников взирал с почтением, уважая всех - даже тех, кого не принимал, - за один только их статус. Само здание, аудитории и залы, различные традиции
- все это вызывало у меня священный трепет души. Яеще не понимал ясно, что, собственно, придает всему этому такой ореол. Но само настроение, возникающее, когда ты работаешь в этом мире, общение с теми, кто олицетворяет этот авторитет, воспоминания о череде поколений, оставивших здесь свой след, - все это вместе создавало не только впечатление незыблемости устоев, но и ощущение величия задач, стоящих перед людьми духа, на которых должна держаться вся жизнь общества» [1, с.67-68].
Ключевыми в приведенном высказывании являются слова: «величие задач, сто-
Миссия университета
ящих перед людьми духа, на которых должна держаться вся жизнь общества». Следовательно, по мнению Ясперса, университет -это место, где сосредотачиваются люди духа, ставящие и решающие столь значительные задачи, что на этих людях и на их идеях «должна держаться вся жизнь общества»...
Обращая внимание на изменения, которые принесло в общественную жизнь возникновение университетов, итальянские исследователи пишут: «Наряду с традиционными двумя властями - церковной и светской - явилась власть третья - власть интеллектуалов, воздействие которых на социальную жизнь со временем становилось все ощутимее» [2]. «Университетское сообщество с самого начала не знало кастовых различий. Средневековый университет изначально был «народным» в том смысле, что дети крестьян и ремесленников через систему привилегий (в виде низких цен за обучение и бесплатного жилья) становились студентами, взяв на себя ношу суровейших обязательств, неизбежных на этом тернистом пути». Появился новый смысл понятий «благородства и утонченности», который зависел не от сословного происхождения, а от наработанного культурного багажа» [Там же]. Таким образом, университеты с самого своего возникновения стали своеобразными центрами духовно-интеллектуальной власти, центрами подготовки людей, составляющих духовное ядро общества.
Именно в этом ядре концентрируются
