. ДИСКУССИЯ
» журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
М. Ю. Елепова, д-р филол. наук, профессор, кафедра литературы, Северный (Арктический) федеральный университет, г. Архангельск, Россия, m.elepova@yandex.ru
ЭСТЕТИКА В. А. ЖУКОВСКОГО В АПОФАТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
Религиозно-философская эстетика В. А. Жуковского опирается на важнейшую для святоотеческой интерпретации христианского учения дефиницию: Бог есть красота или красота есть Бог. В программной статье 1848 г. «О поэте и современном его значении» Жуковский размышляет о высшей интуиции человеческой души, откликающейся на некий гармонический образ: «Что же этот несущественный образ? Красота. Что же красота? Ощущение и слышание душою Бога в создании. И в ней, истекшей от Бога, живет стремление творить по образу и подобию Творца своего, т. е. влагать самое себя в свое создание»1. -
Верховный Художник есть источник красоты, в нем же заключается и абсолютная красота. Прекрасное — это проявление божественного начала в мире.
Подобным образом интерпретирует понятие красоты один из величайших христианских мыслителей древности Августин Блаженный, на которого ссылается Жуковский в своей статье «О меланхолии в жизни и в поэзии» (1846), размышляя о вере и знании. По Августину, Бог есть первопричина всякой красоты, «красота всех красот». В своей прославленной «Исповеди» Августин Блаженный взывает к Богу: «Поздно полюбил я Тебя, красота такая древняя и такая юная, поздно полюбил я тебя!»2. Понятие о божестве как источнике всяческой красоты особенно важно для Жуковского, так как с таким пониманием центральной
Бог есть красота, поскольку все, что существует, получает от нее как от Причины благолепия и великолепия всего сущего только ему присущую красоту.
категории эстетики он связывает и свои представления о цели и назначении искусства, о происхождении поэтического вдохновения.
Еще в стихотворениях 1810-х — 1820-х гг. «Славянка» (1815), «К мимопролетевше-му знакомому Гению» (1819), «Лалла Рук», «Таинственный посетитель» (1824) и др. он размышляет о тайнах поэзии. В 1824 г. в программной статье «Рафаэлева мадонна» поэт приводит романтическую легенду о том, что Рафаэль во время работы над знаменитой картиной в одно мгновение увидел все изображение целиком. Художнику в момент высшего наития приоткрывается божественная тайна. «Сикстинская мадонна» — это видение свыше, с нею «Гений чистой красоты». Завершается статья фрагментом из стихотворения «Лалла Рук» о «Гении чистой красоты»:
Чтоб о небе сердце знало В темной области земной, Нам туда сквозь покрывало Он дает взглянуть порой...3 Жуковский развивает мысль о божественной природе эстетического чувства. Вдохновение — это небесная энергия, пробуждающая косный ум земного человека.
Философский тезис о непознаваемости сущности красоты в земном мире обусловил поэтику «невыразимого» в лирике Жуковского, художественную установку на неопределенность, неуловимость не толь-
№ 4 (22) АПРЕЛЬ 2012
ДИСКУССИЯ
журнал научных публикаций ™
ко чувства, но и самого образа красоты, намеренную размытость границ поэтической вселенной, обращение -
к вопросной структуре. Гамма вопросительных интонаций не дает ключ к тайне, а усугубляет ощущение загадочности высшей красоты. Стихотворение «Таинственный посетитель» начинается с вопросов, не имеющих ответа:
Кто ты, призрак, гость прекрасный? К нам откуда прилетал?4 Первая строфа стихотворения «К ми-мопролетевшему знакомому Гению» также целиком состоит из вопросов:
Скажи, кто ты, пленитель безымянный? С каких небес примчался ты ко мне? Зачем опять влечешь к обетованной Давно, давно покинутой стране?5 Вестник красоты неименуемый и имеющий много имен, ни одно из которых не несет в себе определенной характеристики: «гений мой», «бывалый друг», «будь ангелом-хранителем души». Имена «пленителя» бесконечно варьируются в других стихотворениях цикла: «душа незримая», «тайный вождь», «чистый ангел» («Славянка»), «благодатный посетитель», «добрый вестник», «призрак», «гений чистой красоты» («Лалла Рук»). Вопросная композиция и нанизывание имен подчеркивают непостижимость сущности божественно прекрасного.
По мнению В. А. Грехнева, альтернативность лирических вопрошаний у Жуковского — средство расширения пределов душевного обзора6. Автору представляется, что «вопрошания» выражают иные творческие интенции поэта. В своей философской эстетике Жуковский следует святоотеческой идее, сложившейся в патристике, об апофа-тической (отрицательной) основе всякого истинного богословия. Апофатические идеи древних богословов дают мощную опору для поэтики «невыразимого» в поэзии Жуковского. В полемическом «Слове 28» Григорий Богослов утверждает несостоятельность понимания Бога с помощью набора понятий: «Не говорю еще о том, что Божество необходимо будет ограничено, если Оно постигается мыслью. Ибо и понятие есть вид
В эти минуты живого чувства стремишься... к чему-то лучшему тайному, далекому, что с ним соединяется и что для тебя где-то существует.
ограничения»7. Подобные идеи развивает и знаменитый экзегет и гимнолог древно-- сти Иоанн Дамаскин. В своем известном труде «Точное изложение православной веры» он пишет: «Божество, будучи непостижимым, непременно будет и безымянным. Итак, не зная сущности Его, не будем отыскивать имени Его сущности...8
В учении св. отцов обосновывается и категория прекрасного. Дионисий Арео-пагит в «Мистическом богословии» размышляет о безымянности и одновременно многоименности Божества. В числе многих имен Божиих: Премудрое, Возлюбленное, Жизнь, Свет, Бог, Истина, Вечное, Сущее, Слово, Спасение и др., Ареопагит называет еще одно имя — Прекрасное. Бог есть красота, поскольку «все, что существует, получает от нее как от Причины благолепия и великолепия всего сущего только ему присущую красоту...»9. По всей видимости, эти идеи неименуемого и многоименуемого прекрасного, непознаваемой красоты божества были восприняты Жуковским. Эта неизгла-голанность красоты — источник бесчисленных лирических размышлений для поэта.
В черновом прозаическом плане к стихотворению «Лалла Рук», который представляет собой философско-эстетический комментарий к нему, Жуковский размыш-
. ДИСКУССИЯ
» журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ляет о прекрасном: «Оно не имеет ни имени, ни образа; оно посещает нас в лучшие минуты жития... И весьма понятно, почему почти всегда соединяется с нами грусть... В эти минуты живого чувства стремишься. к чему-то лучшему, тайному, далекому, что с ним соединяется и что для тебя где-то существует. И это стремление есть одно из невыразимых доказательств бессмертия души: иначе от чего бы в минуту наслаждения не иметь полноты и ясности наслаждения? Нет, эта грусть убедительно говорит нам, что прекрасное здесь не дома, что оно только мимо пролетающий благовеститель лучшего...»10. Чувство прекрасного извещает о небесной родине.
Следуя именно логике восточнохри-стианского апофатического богословия, исключающего тварные атрибуты и аналогии на пути постижения божественного Абсолюта, поэт и обращается к форме, так сказать, вопросительно-созерцательной, к идее неименуемости и в полноте своей непостижимости прекрасного. Образ таинственного сумрака, восходящий к «Ареопагитикам», и сопряженной с ним «очарованной» тишины, отрешения от всего чувственного мира отражается, например, в образном строе элегии «Славянка». Соприкосновение с божественным началом происходит имен-
но в момент как бы усыпления мира и всех внешних чувств, священного безмолвия. Таково же, по мнению автора, и происхождение сквозного в лирике Жуковского образа «таинственного покрывала», отделяющего горний мир от дольнего. Этот образ нередко встречается в патристике. Так, например, Григорий Богослов рассуждает о необыкновенной трудности пути к высшему знанию падшего человека: «Поэтому-то между нами и Богом стоит эта телесная мгла, как издревле облако между египтянами и евреями. Ибо это-то значит, может быть, мрак сделал покровом своим (Пс. 17, 19), то есть нашу дебелость, через которую прозревают немногие и немного»11. К этим немногим поэт-романтик Жуковский причисляет и художника, наделенного даром интуиции.
Итак, логика философско-эстетиче-ской мысли Жуковского явно восходит к святоотеческим идеям о божественной сущности красоты. Прекрасное рассматривается как онтологическая категория и отождествляется с самим божеством, поэтому понимается как нечто непостижимое и невыразимое. Святоотеческая концепция прекрасного определяет и особенности художественного мира Жуковского: поэтику «невыразимого», мотив таинственного соприкосновения с высшим началом в момент поэтического наития.
1. Жуковский В. А. Эстетика и критика. М.: Искусство, 1985. С. 133.
2. Августин Блаженный. Исповедь. М.: ГОНДАЛЬФ, 1992 . С. 288.
3. Жуковский В. А. Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1980. Т 1. С. 309.
4. Там же. С. 122.
5. Там же. С. 114.
6. Грехнев В. А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994.
7. Григорий Богослов. Собрание творений. Минск — М., 2000. Т. 1. С. 484.
8. Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знаний. М.: Индрик, 2002. С. 178.
9. Дионисий Ареопагит. Мистическое богословие. М.: Тетра, 1993. С. 37.
10. Рукою Пушкина. М.: Academia, 1935. С. 490-491.
11. Григорий Богослов. Собрание творений. С. 484.