Эстетическое отношение как постижение бытия Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 165.24

Н. Г. КРАСНОЯРОВА

Омский государственный педагогический университет

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ

КАК ПОСТИЖЕНИЕ БЫТИЯ_

В статье рассматривается актуализация проблемы эстетического (отношения, ценностей, сознания) в современной философии. Особенности данного процесса актуализации традиционной категории эстетики в том, что эстетическое становится одной из главных категорий философской онтологии и гносеологии, а не специализированной области философского знания, каковой является эстетика. Эстетическое отношение обладает гносеологическим и эвристическим потенциалом, который имеет основание в бытии человека. Эстетическое отношение и искусство есть форма постижения бытия.

Ключевые слова: бытие, познание, постижение, эстетическое отношение, искусство, эстетизация.

Проблеме эстетического было посвящено в 60 — 80-х годах прошедшего ХХ века немало исследований в западной и отечественной философии, наиболее значимые результаты которых представлены пониманием эстетического как ценностного отношения, раскрывающего смыслы человеческого бытия через бескорыстное любование или эмоционально-насыщенное сопереживание. Богатство выявленных в эстетическом отношении смыслов характеризуется в модификациях прекрасного и безобразного, возвышенного, трагического и комического. Объект эстетического отношения обнаруживает свою значимость для субъекта как форма (внешний облик), уникальность и выразительность которой определяет эмоционально-чувственный, мгновенный, интуитивный прорыв субъекта к содержанию, открытие тех смыслов в нем, которые представляют содержание интегративно, целостно, без расчленения на составляющие его части. Эстетическая оценка — это целостная оценка объекта во всей совокупности его свойств. Переживание целостности вещи (события, мира в целом) В. В. Розанов называл «уроднением» с миром: содержание объекта до рационального, аналитического освоения интуитивно представляется в его внутреннем совершенстве, когда «душа вычисляет, сама того еще не зная» (Г. Лейбниц). Эмоциональный прорыв, позволяющий переходить от одной логики к другой, нарушать данную логику и обнаруживать глубинные смыслы до их общезначимого проявления и обоснования, говорит об огромном гносеологическом и эвристическом потенциале эстетического.

Надо сказать, что гносеологический аспект эстетического, его эвристический смысл на протяжении всех десятилетий обсуждения этой проблемы в нашей эстетике и философии почти не исследовался. Обоснование ценностной природы эстетического шло через противопоставление ценностного отношения познавательному и практическому отношению. Это имело свои причины: в истории эстетики: слишком долго господствовала рационализация эстетического и художественного. Сегодня в духовной культуре в целом, в философии в частности, возник ряд коллизий, которые, на мой взгляд, актуализируют проблему эстетического как способа постижения (а следовательно, и познания) мира, заставляют по-новому обратиться к онтологическим, гносеоло-

гическим и эвристическим основаниям эстетического в разных сферах деятельности человека.

Потенциал эстетического в познании и практике имеет глубинные бытийные основания. Бытие человека может быть охарактеризовано прежде всего отдельностью человека от мира, установлением и осознанием границы между человеком и миром. В этом противостоянии мир и человек оказываются величинами, сравнимыми и, по большому счету, тождественными: целостность человека противостоит другой целостности вокруг него.

Единство внешнего по отношению к человеку мира неизбежно сменяется обнаружением фрагментов этого мира, представлением об определенном их порядке. Мир как целостность и как единство становятся предметом разделения, а распознание мира оформляется в конечном счете как его познание (наука) с постоянно нарастающим дроблением, все дальше уводящим от мира как целостности и делающим утопичным ее восстановление. Человек, своим мышлением следуя за разделением мира на части, оказывается не способным ухватить такой дробный мир, как целостность. Наука, как способ разрешения отношений человека с миром, пытается не пропустить все его бесконечное множество частей и бесконечное множество их отношений с человеком «наука трудится не покладая рук...» (Хосе Ортега-и-Гассет). Наука предлагает законы, идентичные для всех случаев отношений человека с миром и всех вещей, этими отношениями порожденными. «Каждая конкретная вещь есть сумма бесконечного множества отношений. Действуя дискурсивно, науки устанавливают эти отношения одно за другим; поэтому, чтобы установить их все, наукам требуется вечность. Такова изначальная трагедия науки: работать на результат, который никогда не будет полностью достигнут» [1, с. 71].

Наука превращает уникальные, единичные проявления бытия в частные случаи действия общих законов. С одной стороны, это роднит вещь с другими вещами, но, с другой — это лишает вещь своих неповторимых черт, в поле зрения мышления оказываются только общие ее свойства, а конкретное, единственное, индивидуальное нивелируется как несущественное. Лишним или утраченным оказывается обретение своего места в мире у человека через сочувствие выразительной форме мира, в котором

он оформляет свое собственное существование, обретает свою выразительную форму бытия, через которую осуществляется созвучие или ладность (М. Хайдеггер) миру.

Иными словами, «уроднение» с миром на уровне бытия человека имело изначальную эстетическую форму, утрата которой порождает рефлексию достройки своего бытийного опыта возможным опытом возвращения утраченной целостности бытия мира и обретения целостности своего собственного бытия. Для философии с глубокой древности сквозной и организующей процесс осмысления мира является мысль о тождестве бытия и мышления: мир представим и понимаем потому, что мы своей мыслью охватываем мир, вторя ему, а мир нашей мыслью оформляется в целое. Эту функцию у истоков человеческого бытия берет на себя искусство.

Искусство берется разрешить огромную задачу: «Как сделать явной всю полноту отношений, составляющих простейшую жизнь, жизнь вот этого дерева, этого камня, этого человека?» [1, с. 72]. Бесконечность отношений для искусства так же недосягаема, как и для науки, но искусство идет на уловку и «творит некую мнимую совокупность — как бы бесконечность. Это именно то, что читатель не раз должен был испытать, стоя перед знаменитой картиной или читая классический роман. ... «Дон Кихот», например, по прочтении оставляет в нашей душе светлый след, и мы в неожиданном озарении, без ма--лейшего усилия способны одним взглядом охватить весь безбрежный мир в его упорядоченности — так, словно без всякой подготовки оказались наделены даром сверхчеловеческого видения» [1, с. 72 — 73]. Как писал Уильям Блейк: «В одном мгновенье видеть Вечность, / Огромный мир в зерне песка, / В единой горсти бесконечность, / И небо в чашечке цветка» [2]. Видимость или подобие совокупности — задача искусства, поскольку мы, благодаря ему, не обладаем всеми вещами, но научаемся, обладая одной, прозреть в ней все вещи, прозреть мир в его целостности вот в этой его точке соприкосновения с человеком.

Выразительная форма предметов, когда-то в практике найденная и отточенная, приживается и утрачивает постепенно свою для нас выразительность, свое предназначение быть выразителем мира в опред-меченных формах. Искусство открывает перед нами вещи такими, какими они были однажды, когда человек смотрел на них с любовью (Поль Валери): сочувствовал выразительной форме вещи и, проживая-представляя родственность (тождество) с ними, формировал выразительность своего отличного от мира существования. Искусство изначально есть выражение тождества или гармонии с миром, которая переживается как форма взаимоопределяемости. Искусство есть форма рефлексии тождества бытия и мышления, утраченного и возможного, но каждый раз по-новому. Нерасчлененность, тождественность предметного мира человека и его мира духовных смыслов это, скорее, мифологическая реальность, которую искусство в свое время взрывало собой, рефлексируя по поводу тождества, сначала предчувствуя его утрату, а затем тоскуя о нем.

Искусство родилось как первая дофилософская форма рефлексии. Оно философично по своей природе, являясь творением или воссозданием притяжения мира и человека на бытийном уровне как притяжение двух целостностей, обеспечивающих их тождество или гармонию.

Искусство в этом смысле может быть рассмотрено как постижение бытия, как продолжение

и развитие эстетического его постижения. Означает ли это, что эстетика, как философская специализированная область знания, может ставить и решать эту проблему, поскольку категория эстетического является для нее определяющей? На мой взгляд, эстетика в рамках своих традиционных методов исследования не имеет такой возможности. Эта проблема может быть поставлена и решена в рамках философской онтологии и гносеологии.

Со времен Канта эстетика необходимо участвует в воссоздании целостной картины мира. У Шеллинга, благодаря эстетике, мир представим как произведение и потому понимаем во всей полноте своего бытия. Гегель включил искусство в свою систему в качестве конкретного этапа становления абсолютной идеи. Эстетические феномены, искусство были нужны философии в качестве своеобразного подспорья, обогащающего ту или иную философскую идею. Но сегодня философия нуждается не столько в специализированной эстетической отдельной от философии теории, когда искусство и эстетические явления в целом могут быть полезны философии по мере своих возможностей, а философия диктует свои условия для эстетических и художественных явлений, предлагая себя в качестве универсального языка для их объяснения.

Но эстетическое отношение оказывается лежащим в основании бытия человека, собственно с него и начинается осознание бытия человека, отличного от бытия мира вне человека. Сегодня онтология не может обойти эстетическое как параметр бытия. Искусство, о чем свидетельствуют новые открытия, в частности, открытие в середине 90-х годов ХХ века самых древних, но, кажется, самых совершенных наскальных рисунков пещеры Шове во Франции, является изначальной формой осуществления единства бытия человека и бытия мира, в которой цельность человека сопрягается с цельностью мира. Искусство и эстетическое проявление бытия сегодня оказываются теми сферами и практиками, где обретает себя философия как высказывание о бытии. Эстетическая окрашенность современного философствования показывает готовность ставить вопросы эстетического отношения и искусства в контекст бытия и его постижения.

М. Хайдеггер в работе «Исток художественного творения» обратился к искусству как истоку, началу самой способности мыслить, к искусству как форме истины. Бытие сокрыто, но есть топосы, через которые бытие себя являет. Искусство (не философия!) являет нам бытие: произведение искусства есть творение. Что это значит? Хайдеггер поясняет так: «Творение зодчества, греческий храм, ничего не отображает. Он просто стоит в долине, изрезанной оврагами и ущельями. Он заключает в себе облик бога и, замыкая его в своей затворенности, допускает, чтобы облик бога через открытую колоннаду выступал в священную округу храма. . Стоя на своем месте, храм впервые придает вещам их вид, а людям впервые дарует взгляд на самих себя. ... Скульптурное изображение бога. Бог изображается не для того, чтобы легче было принять к сведению, как он выглядит; изображение — это творение, которое дает богу пребывать, а потому само есть бог. То же самое и творение слова. . Творение языка, воздвигаясь в сказании народа, не повествует об этой борьбе, а так преобразует сказание народа, что всякое существенное слово борется теперь этой борьбой и ставит перед выбором, что свято, а что скверно. ... Указав на храм, мы издалека показали и на мир. ...

Мир никогда не бывает предметом, который стоит перед нами, который мы можем созерцать. Мир есть то непредметное, чему мы подвластны, доколе круговращения рождения и смерти, благословения и проклятия отторгают нас вовнутрь бытия» [3].

Хайдеггер поставил вопрос о бытийственной природе искусства, об искусстве как условии, истоку и форме развертывания мысли о Бытии, о форме высказывания о нем или прозрении его (истине).

Это сходно с тем, как поставил вопрос о необходимом присутствии эстетического в познании и несводимости и неподчиненности эстетического другим видам познания И. Кант. Эстетическое у Канта — не дополнение или украшение теоретического знания, но то, что присуще ему в самой его основе, то есть знание по природе своей эстетично. «Мы эсте-зисно включены в этот мир и тогда то, что мы теоретически о нем выдумываем, можем понимать и разрешать на этих включениях. На эстезисе» [4, с. 240]. Эстезисом в современной философии можно назвать специфический тип философствования, который закрепляется и в философском тексте как эстетическом феномене.

Постижение бытия — уровень соединения онтологического и гносеологического его осмысления через, прежде всего, эстетическую и художественную форму, в которой бытие себя являет. Эстетическое отношение и искусство приобретают статус категорий философской онтологии и гносеологии.

Но в эстетическом отношении как отношении к выразительной форме проявления содержания таится возможность отрыва формы от содержания, Оптимальное выражение содержания (выразительная форма) само по себе, раз оно ярко, эффектно содержание оформляет и заявляет, может стать самоценным. Получается, что, выражая оптимально содержание, красота, например, формы одновременно отдаляет от содержания, подавляя своей необычностью или яркостью. Благодаря завороженности формой, сильному переживанию удовольствия от формы, мы, так выходит, можем и удалиться от содержания, не суметь пробиться к нему, да и посчитать ненужным это делать, боясь потерять в этом усилии наслаждение. Эта боязнь самоценности выразительной формы присутствует, например, в дзэн-буддистском учении, где более ценным считается несовершенство формы, ее простота, незаметность, естественность, даже неказистость. Когда форма совершенна, наши чувства испытывают слишком большое удовлетворение, и мы перестаем, хотя бы временно, углубляться внутрь, к прозрению бытия.

Современная философия зафиксировала и во многом спрогнозировала эстетизацию различных сфер общества, прежде всего, повседневной жизни. С бытийных высот или, напротив, глубин философствования эстетическое отношение и искусство проникли или стали составляющими внешнего, поверхностного уровня социального бытия. Возникла банализация эстетического, поскольку оно оказалось привязано к сфере потребления не столько к бытию, сколько к быту «человека потребляющего» или человека «общества потребления».

Форма распознается преимущественно зрением и слухом, реже осязанием, которое в основном как бы передало свой опыт восприятия зрению и слуху. Современное общество в этом эстетизированном варианте исследовал Ж. Бодрийяр, который отметил

ориентацию общества по преимуществу на визуальную, а также аудиовизуальную форму потребления как технологически показательные с точки зрения цивилизационных достижений. Поскольку потребление — это интенсивный процесс выбора, то цель многочисленных специально прорабатываемых практик вокруг этого выбора способствовать продаже, оптимизируя желаемые идеалы потребления. Наглядный образ потребляемой вещи становится значимым более, чем сама вещь. Отсюда индустрия рекламы, формирование брэндов предлагаемой к потреблению вещи, подсказывающих выбор. Перед покупателем предстает для продажи не столько вещь, сколько ее модель, подобие, имидж, симулякр. Продуманные визуальные образы вещей завлекают, соблазняют, привносят множество искусственных смыслов, подчиняя личность процессу потребления. Грани между образом и реальностью размываются, превращая мир в некую игровую площадку, где вещи-маски играют свои роли соблазнителей, соревнуясь в провокативной способности друг с другом [5]. И в сфере потребления, в повседневной сфере жизни человека происходит подмена реального мира симулякрами — символически наглядными знаками (работа дизайнеров), ориентирующимися на эстетическое восприятие.

Однако эстетизация повседневности, которую Ж. Бодрийяр назвал трансэстетикой, не подняла каждодневную жизнь до идеала прекрасного и до высокого искусства, а скорее, растворила их в сфере банального [6].

Таким образом, актуализация проблемы эстетического в современной философии предстает в полярных, крайних ее вариантах: изначальность и необходимость эстетического на бытийном уровне и тотальность эстетического (эстетизация) в повседневной жизни общества потребления. Подобная полярность подтверждает тотальность эстетического как в действительности, так и в осмысляющей действительность философии.

Библиографический список

1. Ортега-и-Гассет, Хосе. Эстетика. Философия культуры / Хосе Ортега-и-Гассет. — М. : Искусство, 1991. — 588 с.

2. Блейк, У. В одно мгновенье видеть Вечность [Электронный ресурс] / У. Блейк. — Режим доступа : http://www.newac-ropol.ru/image/poetry/eternity/ (дата обращения: 05.06.2015).

3. Хайдеггер, М. Исток художественного творения [Электронный ресурс] / М. Хайдеггер. — Режим доступа: http:// sunkrima.narod.ru/kultura/heidegger_ursprung.pdf (дата обращения: 05.06.2015).

4. Мамардашвили, М. К. Необходимость себя / М. К. Ма-мардашвили. — М. : Лабиринт, 1996. — 432 с.

5. Бодрийяр, Ж. Соблазн / Ж. Бодрийяр. — М. : Изд-во Ad Marginem, 2000. - 319 с.

6. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Электронный ресурс] / Ж. Бодрийяр. — Режим доступа : http://otechnik.narod.ru/ bodriyarpz_1.htm (дата обращения: 05.06.2015).

КРАСНОЯРОВА Наталия Георгиевна, кандидат философских наук, доцент (Россия), доцент кафедры философии.

Адрес для переписки: кга-па1аЦу@ ya.ru Статья поступила в редакцию 06.07.2015 г. © Н. Г. Красноярова