CC BY
24Ещё одна встреча с Мастером:
рецензия на книгу
эли\ЛР РЯЗАНОВ
ВСТРЕЧИ и БЕСЕДЫ
Рязанов Э. А. Встречи и беседы. Интервью, статьи, университетские тексты. - СПб.: СПбГУП, 2017. - 584 с. - (Серия «Почётные доктора
Университета»).
Книга вышла в серии «Почётные доктора Университета», издаваемой в Санкт-Петербургском Гуманитарном университете профсоюзов. Составитель вошедших в книгу текстов, вдова режиссёра Э. В. Абайдуллина, проделала грандиозную работу, собрав под одну обложку интервью с режиссёром, рассыпанные по изданиям разных лет — как столичным, так и провинциальным, среди которых, например, такие узкоспециальные и малодоступные широкому читателю, как журнал для автомобилистов «Клаксон». Вся книга представляет собой задушевный разговор Рязанова — с журналистами из разных СМИ, с читателями, со студентами Университета. В трёх частях книги: «(Интервью», ««Статьи» (в том числе и автобиографического характера), ««Записи встреч режиссёра со студентами ГУП», в разных форматах — диалоге и монологе, эссе и комментариях, прозе и стихах — создаётся многогранный, полнокровный, живой образ режиссёра. Издание оснащено фотографиями из личного архива режиссёра. В предисловии и следующим за ним ««Словом
на церемонии вручения режиссёру мантии почётного доктора университета в 2000 г.», написанных ректором СПбГУП А. С. Запесоцким, обосновывается значимость фигуры Рязанова в отечественном киноискусстве и в истории Университета. Наконец, «Приложения» включают в себя «(Основные даты жизни и творчества режиссёра» и «Фильмографию», что придаёт изданию академическую полноту и весомость.
Фото с сайта
СПбГУП: www.gup.ru
Массовый успех рязановских лент обнаруживает неоднозначность понятия «массовый»: в сознании кинокритиков и многих зрителей успех у миллионов — знак вторичности, ширпотреба. Однако у слова «массовый» есть и другое значение. Ведь и некоторые классики — Пушкин, Толстой, Диккенс — в определённые периоды своего творчества имели признание не только в среде читающей столичной элиты, но и в самых широких массах. «Массовый» — это ещё и поддерживаемый культурным большинством, транслирующий ценности, важные для национальной культуры в целом. А то, что большинство фильмов Рязанова не имеет привкуса вторичности, «второсортности», очевидно. Режиссёр исповедовал теорию «широкого
фронта»: он снимал не артхаусное кино для избранных, а делал прокатные фильмы для всех — и для интеллигентной публики, и для тех, кто открывает для себя Пастернака, Цветаева, Ахмадулину в саунд-треках к «Иронии судьбы», собирающей у телевизора накануне Нового года всю страну.
Вот сейчас режиссёр меня не одобрил бы: «саунд-трек» — не из его лексикона. Язык прозы, стихов, интервью Рязанова — тот же, что и его киностилистика. Смысловая ёмкость, простота, образность. Такое ощущение, что читаешь талантливо написанный киносценарий. Поражаешься точности оборотов и психологических зарисовок. Такту и чувству слова. Независимости суждений. Например, в одной из последних бесед журналистка задаёт вопрос: «А у Вас ЕЩЁ есть творческие планы?». И режиссёр немедленно парирует: «Ваш вопрос по сути своей оскорбителен. Что значит ЕЩЁ?! У меня их много». Или отказ режиссёра отвечать на вопросы интимного характера.
Во многих интервью Эльдар Рязанов напрямую заявляет о своей нормальности как важной составляющей его режиссёрского кредо. Снимать то, что интересно самому. Называя себя «беллетристом», он реанимирует литературное понятие позапрошлого века, описывающее современную словесность без претензии на «высокость». Кинематограф Рязанова, в самом деле, воплощает стремление культуры к «центростремительности», что особенно важно в российском культурном пространстве, со времён Петра склонном раскалываться надвое: на утончённый вариант «для господ» и «понимающих» — и на демократичный вариант для «публики попроще». Рязанов — в числе тех, кто ищет — и находит — некие объединяющие формулы языка и стиля, собирающие у экрана зрителей обеих групп. Его кинематограф — «собирающее» явление культуры.
Не забудем, что кино — массовый вид искусства по самой своей сути. Филонов, один из отцов русского авангарда, не продавал свои картины, потому что мечтал создать музей аналитического искусства. И его работы дошли до нас: сохранённые творцом, ныне они гордость Русского музея. С кинокартинами так не получается: они по самому техническому своему составу должны сразу находить дорогу к зрителю. Особенно если речь идёт о комедиях, ведь юмор зачастую склонен приобретать привкус «второй свежести»: мы не можем смеяться над тем, что требует историко-культурного комментария. Если кино лежит на полке четверть века, как это было с «Человеком ниоткуда» (фильм Рязанова с дебютом С. Юрского), кино навсегда что-то теряет в своей рецепции. Впрочем, и эти непростые пути фильма к зрителю искупаемы оптимизмом творца: «Лучше фильм в тюрьме, чем автор» (Э. Рязанов). Юмор — основа рязановского мироощущения, и все его ленты освещены мягкой улыбкой, окрашены особой иронической интонацией.
В одном из интервью Рязанов высказывает мысль о том, что Америку сделал кинематограф, а Россия — страна литературная. Мысль о литературоцентричности русской культуры он развивает и далее, уверяя, что актёр вполне может быть неумным, но гениальным, а режиссёр просто обязан быть начитанным и интеллектуальным. Всё это абсолютно применимо к самому Рязанову, автору полутора десятков книг, прозаику и поэту. Вспомним, что изначально его влекло именно писательство. Вероятно, неслучайна и юношеская страсть будущего режиссёра к Джеку Лондону (любимый роман — «Мартин Иден) — самому популярному писателю начала ХХ века, чья прижизненная литературная репутация также содержала в себе обертоны «массовости». Джеклондонству Рязанов отдал дань в свой ранний период работы в документальном кино. Но влечение к романтике осталось навсегда: и в мечтаниях начинающего режиссёра поставить ростановского «Сирано де Бержерака», и уже в позднем фильме «Андерсен. Жизнь без любви» (2006; в главной роли С. Мигицко). Последний фильм, в сущности, о романтическом двоемирии, о том, что жизнь и мечта трагически несовместны, о том, что нескладный, несчастливый, со скверным характером чудак — самое романтическое существо во всей Дании, волшебник, претворяющий прозу в сказку.
Успех же самого Рязанова не чудо. Объяснение ему вполне рациональное — это сплав профессионализма, человечности и подлинной культуры. Литературность Мастера — часть этой культуры.
В чем литературность Эльдара Рязанова? То и дело на страницах книги мелькают имена писателей, поэтов, которых цитирует, в любви к творчеству которых он признаётся. Кстати, и здесь Мастер верен своей «беллетристичности», выбирая в любимые не самые громкие имена: например, среди поэтов Серебряного века особо выделяет Марию Петровых, а не Цветаеву или Ахматову.
Рязанов подчёркнуто внятен и точен в определении жанровой природы своих работ. Так, в ряде бесед и интервью он рефлексирует по поводу ещё одной важной составляющей своего кредо: в жизни не бывает отдельно смешно и отдельно грустно. Жизнь трагикомична (одна из рязановских книг так и называется «Грустное лицо комедии»). Заметим, что по этому — трагикомическому — пути шли лучшие драматурги: Шекспир, Б. Шоу (не забудем, что шекспировед Г. Козинцев — учитель Рязанова).
Режиссёр чрезвычайно внимателен к литературной основе своих фильмов. В некоторых случаях он ведь и автор (или соавтор — с Э. Брагинским) киносценариев и лежащих в их основе пьес («Ирония судьбы, или С лёгким паром!», «Служебный роман»). Интервью, собранные в книге, демонстрируют основательную литературоведческую осведомлённость Рязанова — ей мог бы позавидовать любой режиссёр. Вот он рассуждает о том,
что у нас, русских, не было плутовского романа, как в европейской традиции, и что плут в отечественном кино — изобретение позднейшее на фоне западного киноискусства. Вот признается в том, что фильм «Ключ в спальне» (его ругали за легковесность, развлекательность) ориентирован на французский фарс. Вот пишет о медленности русского кино, о его психологичности, склонности к мотивировкам, в отличие от американского — как тут не усмотреть влияния отечественной литературной традиции. Кстати, это влияние и в пристрастии режиссёра к рассказыванию в кино историй, к тонкому психологизму, детерминации характеров и ситуаций. Интересный штрих: вопрос о двух сериях «Иронии судьбы» был для режиссёра принципиальным, поскольку в формате одной серии нельзя мотивировать чувство, проснувшееся в героях в новогоднюю ночь!
Рассуждает Рязанов и о «серьёзности» нашей культуры, о сложной природе смешного. Только Гоголю и Салтыкову-Щедрину удалось в сатире стать «стайерами», а вот «сатириконовцы» — уже не смешны, пишет он. Сетует на то, что ему не дали снимать «Сирано де Бержерака», «Чонкина» по Войновичу (пришлось для утешения так назвать свою собаку), «Мастера и Маргариту» 1. Вспомним, наконец, что Рязанов учился теории режиссуры у самого Эйзенштейна и «из первых рук» получал мастерство монтажа, общее у кинематографа с литературой. Ещё один приём, блестяще применённый Рязановым в кино — приём «остранения»: его «человек ниоткуда» поистине вольтеровский Простодушный советской действительности.
Многие ленты Рязанова демонстрируют живучесть культурного вещества, зародившегося в литературе. Например, гуманистический интерес к судьбе «маленького человека» в разных обстоятельствах. Только рязановский советский «маленький человек» самым возмутительным образом берёт реванш: именно Новосельцев, клерк-статистик (и статист) из людского муравейника советского учреждения, а не сильный мира сего Самохвалов оказывается способным на отвагу, защиту своей чести и любви. Иная вариация типа — врач Лукашин, работающий в районной поликлинике, холостяк с небольшой зарплатой. Впрочем, в фильмах Рязанова найдём и «аутентичного» «маленького человека» Х1Х века в лице Карандышева из «Жестокого романса» (называя так свой фильм, режиссёр опять же предельно точен в определении жанра).
Рязанов мастерски работает с архетипами массового сознания: его Деточкин — это современный Робин Гуд, Мымра Калугина, конечно, новая вариация бессмертной Золушки, а Новосельцев никто иной, как Иван-дурак, получающий в награду любовь принцессы-начальницы. Разумеется, «Ирония
1 На роль Мастера и Иешуа планировалось пригласить И. Смоктуновского (подчеркнув таким образом проекцию, заложенную в самом тексте), Воланда — В. Гафта, Коровьева — Н. Михалкова, с выбором актрисы для роли Маргариты затруднялся и собирался определиться после проб.
судьбы, или С лёгким паром!» — это реанимация в советском обличье лирической комедии весьма почтенной традиции рождественского текста, столь популярного в дореволюционной литературе. Накануне Нового года — аналога Рождества — оказывается возможным чудо, и оно, подкреплённое реалистическими мотивировками и безукоризненным психологизмом, совершается в мифологическом пространстве ленинградской Третьей Строительной, в декорациях малометражной советской квартиры.
Отмечу культурологичность многих суждений Рязанова. Так, он связывает «волновое» оживление кинематографа с культурными кризисами в стране на фоне социально-политических перемен. Иными словами, раннесоветские годы породили плеяду Козинцева, Трауберга, Эйзенштейна. На волне «оттепели» заявили о себе Тарковский, Данелия, Гайдай, Хуциев, Тодоровский-старший, Герман, сам Рязанов (его «Карнавальная ночь» вышла на экраны в 1956 году!). А какую киноволну породили катаклизмы 90-х? — задаётся вопросом режиссёр. И сам себе отвечает: увы. Хотя тут же вспоминает о ниточках, связывающих его с немногочисленными учениками — Ю. Маминым, И. Дыховичным. Прочерчивая связь кинематографа с ситуацией в стране, режиссёр сетует на дешёвую американскую продукцию, развратившую русского зрителя (отдельно оговаривая свою любовь к великому американскому кинематографу, его шедеврам и подлинному гению экрана Чарли Чаплину). Сетует на то, что современные сериалы укрепляют штампы, а штампы в искусстве — явление чудовищное (вспомним: рязановские ленты — по стилю, жанру — разные). Подмечает детали, обнаруживающие несходство менталитетов у разных народов, и в своих телевизионных передачах-интервью со звёздами западного кино, и в воспоминаниях о съёмках в Италии «Необыкновенных приключений итальянцев в России». Как всегда, остро реагирует на занятное. Так, увидев в музее Андерсена в Дании необычный экспонат — вставную челюсть писателя, — Рязанов вопрошает: могли бы русские поместить на всеобщее обозрение такой предмет, если бы он имел отношение к Толстому, Достоевскому?...
Свой девиз Эльдар Рязанов формулирует так: просвещать — развлекая. И эта его страсть воспитывать, просвещать тоже часть русской культурной традиции. Рязановские кинотексты уже стали частью национальной культуры, а цитаты из его фильмов превратились в крылатые, соперничая с грибоедовскими.
В свою очередь, книга, о которой идёт речь, даёт материал для культурологических размышлений о судьбах современного искусства. Феномен Эльдара Рязанова опровергает стереотипное мнение о популярности, массовости как следствии художественной вторичности, обнаруживая
установку искусства на новые коммуникативные стратегии, на пересмотр границ между искусством элитарным и искусством народным.
Презентация книги (среди приглашённых были О. В. Басилашвили, С. Г. Мигицко, Б. Г. Смолкин, режиссёр Ю. Б. Мамин, которого Рязанов называл в числе своих учеников) прошла в библиотеке СПбГУП — лучшем из возможных для подобного мероприятия мест: всю свою жизнь Эльдар Александрович был страстным библиофилом (этой страстью «заразил» начинающего режиссёра Эйзенштейн), обладателем обширной библиотеки и страстным читателем. Без книг не было бы тонкого, умного, ироничного Мастера, каким мы его знаем. В одном из последних интервью Рязанов признается: «Я больше всего на свете люблю читать. Я почти не смотрю телевизор... и моё любимое занятие — читать. И вот того же и читателям хочу пожелать. Читайте, потому что это самое большое наслаждение в жизни»2.
Совет режиссёра-книгочея не помешает в канун Нового года свершиться очередному, почти ритуальному и совершенно аудиовизуальному действу — просмотру «Иронии судьбы.».
Приём материалов для публикации в №1 за 2018 год журнала «Гуманитарная парадигма» проводится до 1 марта 2018 года.
Приглашаем к сотрудничеству специалистов-гуманитариев - учёных, исследователей, студентов и магистрантов, аспирантов и докторантов, работников культурной и просветительской сфер, представителей творческой интеллигенции.
2 Рязанов Э. А. Встречи и беседы. Интервью, статьи, университетские тексты. СПб. : СПбГУП,
Галина Боева, доктор филологических наук, профессор кафедры философии и культурологии Санкт-Петербургского государственного университета профсоюзов
Авторам
Наш журнал: - научно-аналитический, - практико-методологический, - литературно-творческий.
2017. С. 554.
