CC BY-NC-ND
71
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
Doi: 10.17323/1728-192x-2022-3-9-30
И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ
Еще раз о социологии и социальной аналитике в эпоху развития искусственного интеллекта*
Андрей Резаев
Доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник, руководитель международной исследовательской лаборатории ТАНДЕМ, факультет социологии СПбГУ. Адрес: ул. Смольного, д. 1/3, Санкт-Петербург, Российская Федерация, 191124 E-mail: [email protected]
Наталья Трегубова
Кандидат социологических наук, ассистент кафедры сравнительной социологии СПбГУ. Адрес: ул. Смольного, д. 1/3, Санкт-Петербург, Российская Федерация, 191124 E-mail: [email protected]
В статье рассматривается ситуация с современным кризисов в социологии и обосновывается неизбежность той или иной трансформации социологии в XXI веке. Авторы утверждают, что наиболее логичный в теоретико-методологическом отношении и безболезненный для сообщества социологов путь развития — это трансформация социологии в «социальную аналитику». Социальная аналитика понимается как умение правильно поставить исследовательскую проблему о жизни людей в постоянно изменяющемся и находящемся в состоянии неопределенности обществе и предложить способы решения этой проблемы адекватными для данного этапа развития методами. Статья выделяет ключевые элементы и раскрывает сущностные характеристики социальной аналитики. В завершение авторы рассматривают перспективы социальной аналитики в исследовании проблем, связанных с распространением технологий искусственного интеллекта.
Ключевые слова: кризис социологии, социальная аналитика, социальные науки, кризис капитализма, искусственная социальность
Постановка проблемы
В нескольких публикациях, посвященных проблемам и перспективам развития социальных наук в эпоху развития искусственного интеллекта (Резаев, Стариков, Трегубова, 2020; Резаев, Трегубова, 2021), мы затрагивали проблему социальной аналитики в связи с кризисом социологии. Мы утверждали, что наиболее перспективный вариант преодоления ее современного кризиса — это возможность трансформации социологии в «социальную аналитику». В настоящей статье мы бы хотели, во-первых, более подробно обосновать неизбежность той или иной трансформации социологии; во-вторых, сформулировать наши подходы к трактовке существа «социальной аналитики»; в-третьих, показать, почему превращение социологии в «социальную аналитику» — наиболее логичный в теоретико-методологическом отношении и безболезненный для сообщества социологов путь развития.
1. Работа опубликована при поддержке Программы «Университетское партнерство». RUSSIAN SOCIOLOGICAL REVIEW. 2022. Vol. 21. No. 3
Настоящие размышления не имеют своей целью «закрыть» проблему или «похоронить» социологию. Напротив, в развитие профессиональной дискуссии о логике выхода социологии из «кризиса» мы стремимся показать необходимость и возможность трансформации социологии как науки и учебной дисциплины в обществе, которое, с одной стороны, находится в состоянии неопределенности, с другой стороны, требует новых теоретико-методологических ориентиров для развития в эпоху искусственного интеллекта и искусственной социальности.
Три этапа развития современного кризиса социологии
Утверждения о том, что социология переживает кризис, не оригинальны и не новы2. Еще в 1970 году американский социолог Алвин Гоулднер выпустил монографию «Наступающий кризис западной социологии» (Gouldner, 1970). Кризис, о котором писал автор, связан с критикой парсоновского синтеза и последовавшего за ним расцвета структурного функционализма. Гоулднер фиксирует, что в 1960-е годы былое единство американской социологии сменяется разнообразием концептуальных и методологических направлений, которые все дальше отходят от структурного функционализма — и содержательно, и идеологически.
С тех пор для социологов стало своего рода хорошим тоном рассуждать о кризисе своей дисциплины. Книга Гоулднера осмысляет первый этап кризиса социологии; второй этап был ознаменован выходом доклада комиссии Гулбенкьяна (Gulbenkian commission) под председательством Иммануила Валлерстайна. Комиссия провела три встречи в 1994-1995 годах, результатом которых стал доклад о перестройке социальных наук (Wallerstein, 1996). В докладе обозначены три ключевые проблемы, с которыми сталкиваются современные социальные науки в целом и социология в частности: 1) ложный универсализм, присущий западному мышлению и лежащий в основании социальных наук; 2) анахронизм существующего деления на научные дисциплины в соответствии с объектом познания; 3) неадекватная позитивистская методология. Авторы доклада — в критичном, но оп-
2. Рассуждая о кризисе социологии, мы сталкиваемся со следующим затруднением: можно ли утверждать, что социология находится в кризисе, если многие (или даже большинство) из тех, кто именует себя социологами, кризиса не замечает? В самом деле, дискуссия о кризисе социологии (и в англоязычной, и в русскоязычной литературе) проходит, преимущественно, среди теоретиков. Многие исследователи, погруженные в эмпирическую работу, относятся к таким дискуссиям настороженно-скептически. Мы полагаем: утверждать, что кризис существует, можно, поскольку речь идет о кризисе социологии как научной (и учебной) дисциплины. В отдельных областях исследований (внутри социологии и на ее границах) кризис может вовсе не замечаться или ощущаться лишь косвенно. А может быть и так, что кризисные явления, такие как поиск новых теорий и методов за пределами собственной дисциплины, приводят к подъему некоторых исследовательских направлений. Наше предположение заключается в том, что там, где ощущается не кризис, а подъем, исследователи как раз и занимаются тем, что мы именуем «социальной аналитикой». В целом же дискуссия о том, как видят (или не видят) кризис социологи разных специализаций, представляется чрезвычайно интересной. Однако она выходит за рамки настоящей статьи, более того — требует участия социологов с иными позициями и с иным исследовательским опытом. Мы можем лишь надеяться, что когда-нибудь такая дискуссия состоится.
тимистичном тоне — призывали к отказу от устаревших разделений и к поиску новых форм организации исследований и преподавания в социальных науках.
В это же время, в 1995 году выходит статья немецкого социолога Герхарда Вагнера, принадлежащая иной традиции социальной мысли, ориентированной прежде всего на вопросы теории (Вагнер, 1996). Автор начинает с наблюдения, что проблема кризиса социологии давно и прочно вошла в дискуссии самих социологов, и затем рассматривает эту проблему в связи с отсутствием в социологии единой теории. Он анализирует лумановскую попытку построения «супертеории», которая бы включала в себя уже существующие теории — и признает данную попытку неудачной. Вагнер намечает пути для дальнейшего развития социологии, связанные с поиском единства в многообразии теорий.
На третьем этапе кризиса социологии в начале XXI века проблема теоретического единства все еще обсуждается, однако на первый план выходят новые проблемы. Прежние дебаты о «кризисе» или «конце» позволяли социологам критически смотреть на себя со стороны и видеть точки роста дисциплины. Сейчас речь идет скорее о попытке спасти то, что осталось от «золотого» и «серебряного» века социологии (если считать таковыми период парсоновского синтеза, за которым последовали бурные и блестящие 1970-е с развитием разнообразных и многочисленных исследовательских направлений). Дискуссия на третьем этапе, когда происходит переход от умеренного недовольства к плохо скрытому отчаянию, проанализирована в работе (Резаев, Трегубова, 2021). Анализ можно суммировать следующим образом. В конце XX — начале XXI века в ответ на внутренние (интеллектуальные) и внешние (институционально-организационные) проблемы социологии была предпринята попытка их решения в русле умеренной социальной критики. Сегодня данная попытка воспринимается некоторыми как окончательная потеря интеллектуального единства, как капитуляция науки перед идеологией и обслуживающей ее риторикой. Другие возражают: идеал социального ученого, запертого в «башне из слоновой кости», — вовсе не то, к чему стоило изначально стремиться, и социология идет именно туда, куда нужно.
Данные позиции возникают, например, в дебатах Петра Штомпки и Майкла Буравого (8г1:отрка, 2011; Бигашоу, 2011), где формулируется дилемма: или универсальная социология, выявляющая социальные закономерности, или исследования в помощь глобальному гражданскому обществу, которое противостоит засилью рынка и государства. Предельно упрощая эти позиции, можно говорить о том, что социологи сталкиваются с необходимостью выбора образа того, чем они занимаются: или социальная наука, построенная по образцу наук естественных — «социальная физика», или исследовательский активизм, удивительно похожий на социализм. Но действительно ли социологам нужно выбирать между социальной физикой и социализмом3? То, чем занимались и продолжают заниматься многие — и, вероятно, лучшие — из социологов, не похоже ни на проверку социаль-
3. Разумеется, мы не хотим свести позиции Штомпки и Буравого к подобному упрощению. Позиции обоих авторов гораздо сложнее.
ных законов, ни на выработку позиций по политически острым вопросам. Однако в том, чем они — «хорошие» социологи4 — занимаются, часто есть, с одной стороны, наиболее перспективное в теоретическом и эмпирическом отношении развитие первого подхода, а с другой стороны, наиболее значимые и продуктивные для прогрессивной динамики общества разработки второго подхода.
По сути дела, именно это (то, в каком виде сегодня предстают лучшие образцы исследований современных социологов) мы и называем «социальной аналитикой»5.
Дальнейшее обсуждение будет организовано вокруг поиска ответов на три вопроса:
1. Каковы отличительные особенности и ключевые составляющие социальной аналитики?
2. Где искать социальную аналитику сегодня?
3. Каковы перспективы развития социальной аналитики в современном мире, где активно развиваются и распространяются технологии искусственного интеллекта?
Однако перед этим рассмотрим еще один вопрос: как проблема кризиса социологии обсуждается среди отечественных социологов и как их позиции соотносятся с позицией авторов настоящей статьи?
«Кризис социологии» в дискуссиях российских ученых
В российской/русскоязычной социологии также можно выделить три этапа обсуждения кризиса социологии6: 1) анализ теоретико-методологических затруднений в современной социологии; 2) обращение к нынешнему кризису как к очередному
4. «Хорошие» здесь — те социологи, которые обосновывают решения исследовательских вопросов на междисциплинарной основе и видят в предлагаемых обществу решениях не ответ, но последующий вопрос.
5. Здесь возникает вопрос: почему вместо «социальная аналитика» мы не можем сказать «современная социология»? Проблема в том, что слово «современный» изменяет свое значение вместе с историческим контекстом. Скажем, во времена СССР под «современной историей» понималась история страны после Великой Октябрьской революции. В социальных науках слово «современный» (modern) обычно связывается с развитием капитализма, при этом критики капитализма уже давно рассуждают о постсовременности, постмодернизме. Таким образом, «современная социология» означает скорее социологию, которую мы оставили в прошлом, социологию до нынешнего этапа ее кризиса.
6. Далее мы рассматриваем аргументы, которые относятся к проблеме кризиса социологии в целом. На русском языке существуют очень интересные дискуссии о том, что представляет собой и чем должна быть российская социология. Однако они остаются за пределами нашего рассмотрения. Следует также отметить, что русскоязычная социология не ограничивается российской: многие ученые из бывших республик СССР пишут по-русски. Мы попытались найти аргументы о кризисе социологии в работах зарубежных коллег из стран СНГ и обнаружили, что собственно «кризис» не попадает (как нам удалось понять) в поле их внимания. Пути развития социологии — да, проблемы социологии в конкретной стране — да, но не кризис социологии как научной дисциплины. Почему внимание научного сообщества устроено именно так — вопрос для отдельного обсуждения.
этапу развития социологии; з) осознание необратимых последствий данного кризиса.
В рамках первого этапа следует прежде всего выделить работу Александра Филиппова, в которой анализируется состояние и перспективы развития теоретической социологии (Филиппов, 2008). Согласно аргументации ученого, теоретическая социология — это способ (один из способов) самоосмысления общества, и ее отсутствие в России — проблема не только социологии, но и общества. При этом рассогласование между социологическими теориями, созданными на основе осмысления опыта западных стран, и нашим собственным дотеоретическим опытом создает напряжение, плодотворное для теоретической работы — включая теоретизирование «по ходу» проведения конкретных эмпирических исследований. В рамках осмысления проблем методологии отметим нашу попытку обосновать значение сравнительной социологии для развития современных социальных наук (Резаев, Стариков, Трегубова, 2014). Данная попытка основывалась на переосмыслении тезиса Эмиля Дюркгейма о том, что сравнительная социология — не есть отрасль социологии, но сама социология, в той мере, в которой она стремится объяснять факты.
Оглядываясь назад и оценивая аргументацию авторов, отметим: на наш взгляд, предложенные сценарии развития социологии могут быть успешными только при выходе за дисциплинарные рамки, в которых социология сегодня существует — отдельно от философии, от политической науки, от истории и т. д. Сложившиеся рамки кажутся тесными как для серьезного теоретизирования о социальной реальности, так и для организации сравнительных исследований. И здесь ключевым является даже не постановка правильного «диагноза», а поиск альтернативы — что может быть дальше?
Один из возможных ответов на вопрос «что дальше?» возникает на втором этапе осмысления кризиса в отечественной социологии. Здесь он рассматривается как поиск новых путей развития, который не требует, однако, радикальных изменений. Данную позицию отстаивает, например, Николай Романовский, который связывает проблемы социологии не с внутренними дисциплинарными проблемами, а с кризисом общества (Романовский, 2016). Автор предлагает искать «точки роста» в социологии, прежде всего в области теории и методологии — в цивилиза-ционном анализе, использовании больших данных и т. д. (Романовский, 2015). Такое решение находится в русле обсуждений, которые были характерны для англоязычной социологии на рубеже XX-XXI веков (Резаев, Трегубова, 2021). Нетрудно видеть, что оно коренным образом расходится с нашей позицией: мы предполагаем, что время частичных изменений прошло, что социология с необходимостью преобразуется в нечто иное, и от нас зависит, во что именно она превратится.
На третьем этапе осмысления современного кризиса интеллектуальные и организационные проблемы начинают восприниматься как то, что ставит под вопрос саму социологию. При этом в дискуссиях российских социологов критикуются оба направления разрешения кризиса, предложенные в международной социо-
логии, — и проект глобальной/публичной социологии Майкла Буравого, и проект универсальной социальной науки Петра Штомпки.
Критика проекта глобальной социологии представлена в работе Никиты Покровского, который фиксирует проблемы дисциплины, связанные с ее отчетливым идеологическим «креном» (Покровский, 2019). Анализируя материалы XIX Международного социологического конгресса, состоявшегося в 2018 году в Торонто, он замечает: из тем и даже из содержания пленарных заседаний вовсе не очевидно, что перед нами — конгресс социологов. В подобного рода мероприятиях становится все меньше исследовательской составляющей, все больше — риторики социальных изменений в русле вполне определенной идеологии; и даже слово «социология» исчезает из названий сессий. Вопрос, насколько серьезны данные изменения и не приведут ли они к перерождению социологии, автор оставляет открытым. Мы солидаризируемся с характеристикой, которую дает современной социологии Никита Покровский, и полагаем, что перерождение уже имеет место. То, что сегодня очевидно при рассмотрении «фасада» Международного социологического конгресса, характерно в большей или в меньшей степени для самых разных частей социологической (и не только) дисциплины.
В отношении критики проекта социологии как универсальной социальной науки особый интерес представляет статья Михаила Соколова (Соколов, 2015а) и последовавшая за ней дискуссия. Основной аргумент Соколова состоит в следующем: единство социологии, несмотря на все исторические повороты, обеспечивается тем, что социологи воспринимают ее как «науку об обществе» — в буквальном смысле, подобно тому, как физика — это наука о природе. Однако социология не очень похожа на физику, отсюда возникает необходимость убедить себя (и только потом — других) в том, что деятельность социолога похожа на деятельность «настоящего ученого». Один из способов сделать это — пережить радость и новизну научного открытия, особенно открытия теоретического. Но здесь социологов подстерегает опасность: число теорий все увеличивается, поиск истинного знания (а не просто нового языка описания) представляется все менее реалистичной перспективой, и, как следствие, ощущение новизны исчезает. В результате социологи теряют интерес к интеллектуальным дискуссиям (и вовлекаются в социальные движения).
Комментарии к статье Соколова содержат справедливые указания на то, что работа социологов не сводится к тем жанрам, которые были в ней перечислены (Хархордин, 2015), и что сама способность определять свою деятельность как «социологию» должна быть предметом отдельного обсуждения (Вахштайн, 2015). Для нас, однако, наибольший интерес представляет ответ автора на комментарии (Соколов, 2015б), где он ставит вопрос: почему социология не стала частью журналистики, почему она не решает конкретные проблемы для конкретной аудитории? Понимание социологии как разновидности социальной журналистики существовало, например, в рамках Чикагской школы, почему же оно не было реализовано? Автор затем замечает, что на этот вопрос и должна была ответить его статья.
Данная позиция, как нам представляется, довольно близка нашей. Михаил Соколов анализирует кризис социологии, связывая его с постепенным «выгоранием» проекта универсальной социальной науки, построенной по образцу наук естественных7. Он обращает внимание на альтернативный проект — «социология как журналистика, только надежнее» (Там же: 82). Мы также фиксируем кризис социологии и предлагаем альтернативный проект. Однако для нас альтернативой является не социальная журналистика, а социальная аналитика, которая, как мы увидим, может включать в себя первую. Что же такое социальная аналитика?
Чем является и чем не является социальная аналитика
Прежде всего нужно сделать неизбежную оговорку. У значительной части русскоязычных читателей словосочетание «социальная аналитика» ассоциируется с различными экспертами (и «экспертами») политических ток-шоу эпохи 2000-х. Для нас социальная аналитика — вовсе не это.
Итак, что такое социальная аналитика?
Начнем с примера — с ситуации, знакомой многим исследователям. Вам на рецензию пришла научная статья. Вы, вероятно, отличите: а) хорошую статью, б) статью хорошую по задумке, но слабую по исполнению, от в) «безнадежной» статьи: как ее ни переделывай, будет плохо. Первую вы похвалите и ограничитесь списком пожеланий, ко второй составите солидный список замечаний. Но что делать с третьей? Скорее всего, дело также окончится списком замечаний. Несмотря на то что вы видите, что статья «безнадежная», очень трудно сформулировать формальные основания, чтобы ее отвергнуть.
Сходный пример из жизни преподавателя: на кафедре проходит утверждение тем студенческих работ. Допустим, каждого студента просят сформулировать исследовательский вопрос, на который он/она планирует ответить в своей работе. Некоторые вопросы кажутся вам перспективными, некоторые — откровенно скучными, некоторые — недодуманными. Но есть такие вопросы, о которых вы думаете: никакого нового знания с таким вопросом студенты не получат. Это интуитивно ясно вам (и, быть может, некоторым вашим коллегам), но разъяснить и доказать, почему это так, практически невозможно.
Социальная аналитика — именно то, чего недостает «плохой» статье или «плохому» исследовательскому вопросу. Иными словами, в самом первом приближении социальная аналитика — это умение правильно обозначить исследовательскую проблему о жизни людей в постоянно изменяющемся и долгое время находящемся в состоянии неопределенности обществе и затем предложить способы ее решения адекватными для данного этапа развития методами. Принципиальной характеристикой социальной аналитики является понимание того, что возника-
7. В другом месте он также указывает на искусственность исторически сложившихся границ между социальными науками и внутри них: Соколов, 2021.
ющие варианты решения проблемы есть не что иное, как определение системы координат новых исследовательских вопросов.
Таким образом, три элемента социальной аналитики — это:
1. Формулировка исследовательской проблемы, адекватной современному состоянию неопределенности общественного развития.
2. Определение соответствующих (как правило, меж-/а-дисциплинарных) подходов и методов ее разрешения.
3. Осознание того, что получаемые результаты являются не чем иным, как основой формулировки последующих исследовательских вопросов.
В исследовательской деятельности правильно поставить вопрос — это половина дела. Еще раз повторим: формализовать, что значит «правильно» — очень сложно. Однако можно попытаться выделить некоторые характеристики. Во-первых, это вопрос, на который можно дать внятный и определенный ответ. Часто, хотя и не всегда, хороший исследовательский вопрос также обладает новизной, связывает вещи или понятия нетривиальным образом. Во-вторых, правильная постановка вопроса уже подсказывает возможные варианты ответа на него. В-третьих, формулировка вопроса очерчивает круг средств, которыми исследовательская проблема может быть решена: какие теории и методы использовать, где найти данные. Наконец, правильная постановка вопроса предполагает, что после получения ответа возникнут новые вопросы.
Когда мы ставим в центр внимания исследовательскую проблему, все остальное становится вспомогательным, второстепенным по отношению к ней. Все остальное — это развитие социологической теории, методология, источники и базы данных, наконец, это наши собственные ценности и/или политическая повестка, позволяющие выбрать из всего многообразия социального мира то, что мы хотим исследовать. Все это — «коробка для инструментов» (toolbox) социального аналитика. Разумеется, это не умаляет значимости тех, кто занимается созданием «инструментов» — теоретиков, методологов, даже идеологов.
Наверное, все (или почти все) «хорошие» социологи знают это. При задумке и реализации исследования теоретические, методологические и идеологические амбиции исследователя отступают на второй план. Важнее оказывается решить задачу — и здесь мы ищем подручные средства в самых разных местах. Другой вопрос, что при представлении результатов исследований наши амбиции обычно снова вступают в игру.
Если посмотреть под этим углом, например, на работы классиков социологии, многое становится на свои места. Наиболее пытливые студенты удивляются: почему эти люди, часто писавшие банальные или, наоборот, «заумные» на первый взгляд вещи, продолжают считаться классиками? Особенно учитывая, что многие выводы этих работ были опровергнуты в позднейших исследованиях, а их методологическая строгость не дотягивает до современного уровня профессионального мастерства. Понятно, что классики жили в позапрошлом веке, но все же...
Суть дела в том, что классики ставили «правильные» вопросы и, пытаясь ответить на них, создали социологическую теорию и методологию. Так, Эмиль Дюрк-гейм спрашивал: «Как так получается, что одни категории людей более склонны совершать самоубийство, чем другие? Виновата ли в этом природа, погода, особенности характера или особенности социальных связей этих людей? И если последнее, то какие именно особенности?» Макса Вебера интересовал другой вопрос: «Как так получилось, что современное капиталистическое предприятие возникло именно в Западной Европе? Как людям пришло в голову вкладывать все деньги в предприятие, вместо того чтобы тратить их на себя? И по каким причинам такое предприятие оказалось жизнеспособным?» Вопросы Дюркгейма привели его не только к написанию «Самоубийства», но и к разработке собственной версии методологии социологии в «Правилах социологического метода». Плодами трудов Макса Вебера стала не только «Протестантская этика и дух капитализма», но и многочисленные исследования экономической и религиозной жизни Китая, Индии, Древнего Израиля (где современный капитализм не возник), а также очерки по теории и методологии социальной науки. Ответы классиков привели к новым вопросам, новые вопросы — к новым исследованиям, которыми занимались уже другие ученые. Именно так классики стали классиками8.
Составляющие социальной аналитики
Из чего состоит деятельность социального аналитика? И какими умениями он должен обладать?
Мы полагаем, что принципы социальной аналитики могут быть суммированы в трех «А»:
• артикулировать (articulate) проблему/исследовательский вопрос;
• анализировать (analyze), как и что с этим делать;
• аргументировать (argument) одно из возможных решений, которое, по сути, есть не что иное, как новый вопрос.
«И это все? Где же здесь наука?» — спросит читатель. В самом деле, где теоретические обоснования, где методологическая строгость, где проверка внутренней и внешней валидности результатов исследования?
Вопрос о том, в какой мере и в каком смысле социальные науки — это науки, является предметом серьезных дебатов со времен появления самой идеи социальной науки9. Мы полагаем, что соблюдение критериев научности в социологии также следует рассматривать с точки зрения постановки и решения исследовательской проблемы. С этой точки зрения они — способ обезопасить себя от критики оппонентов, сделать анализ убедительным для тех, кто не спешит соглашаться с его результатами. Иными словами, в социальных науках есть некоторые стандар-
8. Сходный аргумент разрабатывается в: Соколов, 2007.
9. Любознательного читателя адресуем к некоторым работам, суммирующим дискуссии и излагающим ключевые аргументы: Collins, 1989; MacIntyre, 2007; Розов, 2008.
ты «хорошей работы», причем они различаются по школам и исследовательским направлениям и определяются не столько дисциплинарными границами, сколько характером данных и методов. Социолог-количественник скорее найдет общий язык с экономистом, а социолог-качественник — с антропологом.
Научные стандарты оказываются важны для социального аналитика на втором этапе (втором «А» в нашей терминологии) — собственно анализа. Здесь от социального аналитика требуется то же, что от хорошего социального ученого. Во-первых, правильно сформулировать теорию (модель) социального явления или процесса; во-вторых, понять, на каких данных это можно исследовать; в-третьих — как именно исследовать. При этом важно следующее: социальный аналитик не ограничивает себя дисциплинарными границами. Если исследовательская проблема касается государства или рынков, социальный аналитик не будет игнорировать эти явления, а смело пойдет учиться к политологам или экономистам — их теориям, их методам, их способам работы с данными. Для этого социальный аналитик должен обладать как минимум тремя качествами:
• То, что в английском языке называют quantitative literacy — умение работать с количественной информацией. Сюда входит и базовое знание математики, и владение основами анализа количественных данных, и умение оценить результаты такого анализа. В последнее время сюда также все чаще входят базовые навыки программирования и работы с онлайн-дан-ными: умение их найти и привести в пригодный для анализа вид. Разумеется, это не значит, что любой социальный аналитик назубок знает теорию вероятностей и владеет пятью языками программирования. При знании основ необходимые умения и навыки могут быть приобретены по мере решения исследовательской проблемы. Или задачи могут быть делегированы, а «количественная грамотность» социального аналитика позволит оценить качество выполненной работы.
• По аналогии с этим можно говорить о qualitative literacy (Small, 2018) — об умении работать с информацией качественного характера: с записями интервью, историческими документами, материалами СМИ, описаниями наблюдений, фото- и видеоматериалами. Сюда относятся как собственно работа с качественными данными, так и способность отличить хорошее исследование от плохого, добросовестную презентацию от попытки произвести впечатление внешними эффектами.
• Наконец, следует не забывать о «теоретической грамотности» — об умении формулировать теоретическую модель объекта, аргументировать выбор этой модели, а также видеть, какие именно данные могут ее подтвердить, какие — нет. Такое умение является необходимым при работе с литературой в малознакомой области знаний, если ваша цель — понять, что из нее будет полезно для решения исследовательской проблемы.
На третьем этапе (третье «А») — обоснования решения проблемы и постановки новых проблем — социальному аналитику нужны базовые навыки аргу-
ментации и презентации, а также интеллектуальная честность. Но помимо этого, оказывается важным еще одно качество:
• Умение выстроить нарратив (историю) для себя и для тех, кому нужно представить результаты анализа. В ходе самого анализа обычно возникает много сюжетов, большинство из которых потом оказываются побочными. Но по завершении анализа то, что было сделано, необходимо выстроить в связную историю: проблема — основные линии ее решения — выводы и новые вопросы. Что-то при этом с необходимостью останется за пределами нарратива (иногда оно становится материалом для новых исследований). Важно также умение сделать историю понятной и интересной для конкретной аудитории: других исследователей или студентов, бизнес-заказчика или широкой общественности. Суммируя, можно сказать, что от привычного образа социолога социального аналитика отличают две вещи. Во-первых, он/она сосредотачивается на проблеме исследования, игнорируя дисциплинарные границы. Во-вторых, и как следствие первого, социальный аналитик умеет одновременно и больше, и меньше социолога, так как освоил базовые навыки работы с социальной информацией из самых разных областей. При этом социальный аналитик готов учиться новому и делегировать выполнение конкретных задач там, где это требуется.
Социальная аналитика за пределами социологии
Следующий закономерный вопрос: только ли социологи занимаются социальной аналитикой? Очевидно, нет. Экономисты и антропологи, историки и географы, лингвисты и политологи, философы и математики — все они (кто-то чаще, кто-то реже) становятся социальными аналитиками. Но почему мы имеем столько социальных наук, если все они занимаются социальной аналитикой? Чтобы ответить на этот вопрос, приведем цитату Иммануила Валлерстайна, которая суммирует выводы доклада комиссии Гулбенкьяна:
«В течение первой половины XX века целые разделы обществоведения выделились в самостоятельные научные дисциплины, которые были признаны научным сообществом. Каждая из них определяла себя посредством противопоставления смежным дисциплинам. <...> Все произошедшие после 1945 года миро-системные изменения — возвышение Соединенных Штатов и обретение ими роли мирового гегемона, политическое возрождение незападного мира и экспансия миро-хозяйства, как и сопровождавшая ее экспансия мировой университетской системы — способствовали разрушению [этой] логики. В наши дни три великих разделения XIX века — «прошлое — настоящее», «цивилизованное — иное» и «государство — рынок — гражданское общество» — абсолютно несостоятельны в качестве интеллектуальных маркеров. Невозможно выступить с серьезными заявлениями в так называемых областях социологии, экономики или политологии, которые не относились бы к истории, равно как невозможно провести серьезный исторический
анализ, не прибегнув к так называемым обобщениям, почерпнутым из других общественных наук» (Валлерстайн, 2004: 294-295).
Таким образом, границы между социальными науками, изначально полезные для разграничения сил и областей деятельности, сегодня становятся препятствием для осмысленной аналитической работы. И социальная аналитика призвана соединить, что было разделено.
Рассмотрим четыре исследования разных авторов (двух философов и двух социологов), которые, на наш взгляд, представляют собой примеры состоявшейся социальной аналитики. На этих примерах мы увидим, как социальная аналитика при постановке «хороших» вопросов выходит за пределы дисциплинарных границ.
Первый пример — монография «После добродетели: Исследования теории морали» Аласдера Макинтайра (MacIntyre, 2007). Автор начинает с вопроса: почему сегодня почти любые дебаты по вопросам этики приводят к радикальному несогласию, к неспособности убедить оппонента? Всегда ли было так, а если нет — что изменилось и почему это так сейчас? Для того чтобы ответить на поставленные вопросы, Макинтайр переходит от концептуального анализа моральных систем к истории моральных учений, от них — к истории нравов и обратно, попутно затрагивая проблемы границ философского и социального познания. Такая форма исследования оказалась настолько непривычна для его коллег, что добрая половина упреков к книге была в том, что Макинтайр смешивает философию и историю. На что автор возражал: только так и может выглядеть исследование при искомой постановке проблемы. По результатам анализа у автора накопилось столько новых вопросов, что их хватило еще на три монографии (Ibid.: ix).
Второй пример — книга Марты Нуссбаум «Прячась от человечности: Отвращение, стыд и закон» (Nussbaum, 2001). Макинтайр в своем исследовании соединяет философию и историю, Нуссбаум — философию, психологию и право. Она ставит вопрос: следует ли учитывать такие эмоции, как отвращение (disgust) и стыд (shame) при вынесении судебных приговоров? Ответ на поставленный вопрос может быть простым: нет, не следует, так как эмоции в принципе не должны учитываться в сфере права. Однако Нуссбаум полагает, что этот ответ неправильный. Она опирается на собственную теорию эмоций, где они понимаются как ценностные суждения, чтобы провести разграничения между конкретными эмоциями — их содержанием и их ролью в правоприменении. От практического вопроса о судебных приговорах она переходит к более общему: на какую «политическую психологию» мог бы опираться либерализм, чтобы его принципы могли быть успешно воплощены в праве? (Интерес к либерализму связан с тем, что автор относит себя именно к этой традиции.) В своей монографии Нуссбаум переходит от моральной философии к конкретным юридическим кейсам, от них — к исследованиям когнитивных психологов и психоаналитиков, чтобы затем проанализировать их с точки зрения философии эмоций и вернуться к универсальным моральным принципам. Все исследование, таким образом, балансирует между философским трактатом и теоретически нагруженным анализом эмпирических кейсов.
Третий пример — книга «Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени» Ричарда Лахмана (ЬасЬшапп, 2000). В данной монографии автор стремится ответить на тот вопрос, который ставил Макс Вебер и многие после него: как так получилось, что капитализм возник там и тогда, где и когда он возник? Лахман начинает с констатации: «что-то случилось» в Западной Европе в XV-XVIII веках, и затем переходит к детальному и скрупулезному анализу того, что же именно случилось. Рассматривая аномалии и контрпримеры к «большим теориям» (веберовской, Марксовой и др.), он движется от одного исторического вопроса к другому: от вопроса о подъеме и упадке городов к проблеме конфликта сельских аристократий, от сравнения элит в Англии и Франции — к вопросу о действительном распространении «протестантской этики» в Европе (подробнее см.: Жихаревич, Резаев, 2013). Детальный исторический анализ, направляемый критикой существующих теорий, позволяет автору сформулировать собственные обобщения. Которые, разумеется, ставят новые вопросы как для социологов (например, применима ли теория элит в версии Лахмана для анализа процессов в постсоциалистических государствах?), так и для историков (например, были ли средневековые люди так рациональны, как это предполагает автор?).
Рассмотренные примеры — это монографические исследования, в которых подробно и обстоятельно рассматриваются «большие» вопросы. Последний пример социальной аналитики, который мы здесь приведем, — иного рода. В начале статьи мы рассматривали, как различные социологи оценивают кризис социологии. Но те, кто рассуждает о кризисе социологии, иногда, в процессе своих рассуждений, сами занимаются социальной аналитикой. Почему? Потому что ответить на вопрос о причинах и последствиях кризиса трудно, если не выходить за рамки социологии — к осмыслению собственного опыта, в область философии, психологии, истории науки. Примером такого рода социальной аналитики, на наш взгляд, является статья Михаила Соколова, в которой автор стремится ответить на вопрос: почему социологи очень часто не цитируют исследования, которые имеют прямое отношение к тому, чем они занимаются? (Соколов, 2021) Пытаясь разгадать эту загадку, автор выстраивает теорию, в которой идеи и суждения из социальной психологии и социологии сплетаются с наблюдениями из повседневной жизни так, что их становится трудно различить. Что только идет на пользу самой аргументации, ведь границы между дисциплинами, согласно мысли автора, являются условными, можно даже сказать — случайными.
Рассмотренные примеры показывают, как по-разному может выглядеть социальная аналитика. И здесь нужно подчеркнуть два момента. Во-первых, постановка проблемы и выводы, к которым приходят аналитики, с необходимостью зависят от их позиции (от их ориентации на ценности, как сказал бы Макс Вебер). Это не мешает дискуссии и приращению знания, но является их необходимым условием. Во-вторых, собственно анализ в рамках социальной аналитики существует в различных формах: как философское рассуждение с привлечением эмпириче-
ских примеров и контрпримеров, как исследование и сопоставление конкретных кейсов, как поиск и обоснование обобщений с обсуждением границ их применимости. Важна не форма, не жанр, но аргументированность и добросовестность исследователя. Именно это позволяет людям с разными исходными позициями в конечном итоге соглашаться друг с другом.
Каждый сам себе аналитик?
Социальная аналитика, однако, не ограничивается стенами университетов, академий и исследовательских организаций. В повседневной жизни мы часто сталкиваемся с проблемами, которые требуют правильной постановки вопроса (запроса), выбора нужной информации среди информационного «шума», анализа этой информации и в итоге — принятия решений. Например: как найти хорошего врача? Какую благотворительную организацию поддержать? Можно ли доверять этому деловому партнеру? Как лучше устроить на работу нового сотрудника? Почему в одном заведении сети большая выручка, а другое приносит одни убытки? Ответ на все эти вопросы также требует социальной аналитики, и здесь мы редко можем себе позволить отложить выводы и подождать, как мы это делаем в науке. Более того, в повседневной жизни мы наталкиваемся на те же пределы в социальном познании: собеседник может соврать, в данные может закрасться ошибка, или они могут отсутствовать, техника дает сбой, а наш собственный разум — тем более.
Вероятно, принцип «сам себе социальный аналитик» работал всегда. Однако сегодня мы находимся в ситуации, когда вопрос о социальной аналитике стоит наиболее остро. В наши дни у большинства людей есть доступ к значительным объемам данных в онлайн-среде, к инструментам их сбора, обработки и анализа. При этом старые и новые медиа дают нам доступ к разнообразным суждениям и точкам зрения практически по любым вопросам, интересующим широкую (и не очень) общественность. Таким образом, онлайн-среда, с одной стороны, предоставляет доступ к данным и стимулирует возможности научиться с ними работать, с другой стороны — блокирует нашу активность лавиной доступных объяснений и интерпретаций.
Именно здесь ключевой становится социальная аналитика — не как профессия и даже не как призвание, а как ключевое умение сознательного гражданина/потребителя. Вероятно, именно здесь могут пригодиться социологи (а также философы, экономисты, антропологи и др.) — уже как преподаватели. Принципы и составляющие социальной аналитики, о которых мы писали выше, могли бы стать подарком тем, кто получает высшее образование. И, возможно, это помогло бы ответить на вопрос: зачем нужен университет в XXI веке10?
10. Ситуация с кризисом университета еще сложнее, чем с кризисом социологии. «Конец», «катастрофа», «руины» — как только не называли исследователи положение, в котором находятся современные университеты! Впрочем, уважаемый читатель, скорее всего и сам это знает — если работает в университете.
Перспективы социальной аналитики
Итак, социология (как наука и как учебная дисциплина) только выиграет от превращения в социальную аналитику. Более того, нам представляется, что в противном случае социология однозначно проиграет. Где же обитают эти чудесные, удивительные существа — социальные аналитики? На какие деньги, в чьих интересах, в рамках каких организационных форм они проводят социальную аналитику?
Чтобы найти ответ на этот вопрос (а мы и сами хотели бы его знать!), начнем издалека. Социология возникает как попытка осмыслить новый тип общественных отношений. Из анализа отдельных эмпирических сюжетов у классиков рождаются определения современного общества: органическая солидарность (в противовес механической), рационально-легальный тип господства (в противовес традиции и харизме), капиталистическое общество (в противовес феодальному и его предшественникам). Одно из объяснений, почему социология находится в кризисе, таково: классические теории и обобщения уже не годятся, потому что характер социальных связей, экономического производства, форм управления слишком сильно изменился (Esping-Andersen, 2000). Если понимать современное общество как общество капиталистическое, это означает: либо меняется характер капитализма, либо капитализм скоро сменится чем-то иным.
Соответственно, кризис социологии определяется тем, что ее интеллектуальные ресурсы и организационные формы связаны с современным (капиталистическим) обществом. Кризис капитализма в настоящее время определяется постоянной, «хронической» неопределенностью, которая складывается под влиянием как минимум трех факторов. Первый фактор — это социально-экономические кризисы, динамика которых становится все менее предсказуемой. Второй — это природные катаклизмы, от изменений климата до текущей пандемии COVID-l9. Плохо предсказуемые, они оказывают существенное, иногда решающее влияние на жизнь общества. Третий фактор — одновременное развитие онлайн-среды и технологий искусственного интеллекта (ИИ), которые вместе приводят к рождению новой социальной реальности — «искусственной социальности» (Резаев, Стариков, Трегубова, 2020).
Социология росла и развивалась вместе с распространением капиталистических отношений. Теперь, когда характер этих отношений меняется, она сама должна искать новые формы. С этих позиций, развитие социологии в начале XXI века в направлении социальной критики и участия в социальной политике представляется поиском таких форм. Однако, на наш (и не только) взгляд, попытка эта оказывается скорее неудачной (Резаев, Трегубова, 2021). Слишком часто она приводит к отказу от научных стандартов и аргументации в поисках подтверждения собственной точки зрения — что вполне ожидаемо в идеологически однородной среде.
Итак, поиск новых организационных форм (что легче сказать, чем сделать) становится необходимым условием развития социальной аналитики. Где же ис-
кать эти формы? Прежде всего мы полагаем, что они возникнут из форм старых. Кризис университета приводит к тому, что здесь и там появляются новые формы взаимодействия: здесь — междисциплинарный исследовательский коллектив, там — совместная магистерская программа. В бизнес-организациях оказывается чрезвычайно востребованной аналитика данных, над которой вместе работают математики и социологи, психологи и программисты. В рамках социальной журналистики возникает все больше добросовестных исследований, которые не только востребованы читателями, но и влияют (иногда) на принятие решений. Разумеется, возможно и возникновение совершенно новых организационных форм, и в наши дни такие формы будут почти наверняка связаны с развитием онлайн-среды.
В связи с этим мы бы хотели еще раз проговорить сюжет, к которому обращались несколько раз. Сюжет этот связан с развитием технологий искусственного интеллекта и онлайн-культуры. Почему при обсуждении социальной аналитики важно говорить об ИИ?
Во-первых, сегодня все больше данных, инструментов их сбора и анализа — а также препятствий к их сбору и анализу — находится онлайн. Для того чтобы понимать, где какие данные найти и что с ними можно сделать, нужно хорошо знать онлайн-среду и алгоритмы, поддерживающие ее функционирование, многие из которых — это алгоритмы ИИ. Таким образом, ИИ — это одновременно часть исследовательского «поля» и исследовательского инструментария. Поэтому современный социальный аналитик должен иметь некоторое знание об ИИ.
Во-вторых, развитие ИИ непосредственно связано с динамикой капитализма. Использование новых технологий меняет характер капиталистических отношений (ЕиЬоА:, 2019). Выживет ли капитализм, или нечто новое придет ему на смену — в любом случае, это произойдет не без участия ИИ. И социальная аналитика не может этого не учитывать.
Наконец, возникновение и распространение технологий ИИ меняет социальные связи и общественные отношения. ИИ становится активным посредником и участником взаимодействий между людьми, что приводит к возникновению взаимозависимости между человеком и машиной. Проблемы, возникающие в цепочках взаимодействий между людьми и алгоритмами ИИ — на производстве, дома, в городском пространстве, в онлайн-среде, — требуют особого внимания со стороны социальных аналитиков.
Социальная аналитика в эпоху ИИ, как мы уже отмечали (Резаев, Стариков, Трегубова, 2020; Резаев, Трегубова, 2021), характеризуется а-типичностью и а-дис-циплинарностью.
Социальная аналитика характеризуется а-дисциплинарностью, поскольку она игнорирует дисциплинарные различия там, где они мешают поставить и решить проблему. Выше мы рассмотрели примеры исследований, в которых авторы выходят за пределы дисциплинарных границ, когда того требуют ответы на поставлен-
ные ими исследовательские вопросы. В случае проблем, связанных с ИИ, а-дисци-плинарность нужна вдвойне. ИИ изначально создавался как проект, выходящий за рамки существующих научных областей. Сегодня над созданием ИИ трудятся множество узких специалистов, однако координация их деятельности требует а-дисциплинарной перспективы. Тем более ее требует анализ взаимодействий и взаимозависимостей между людьми и алгоритмами ИИ.
А-типичность связана с тем, что социальная аналитика предполагает ре-конфигурацию существующих составляющих социологии и других социальных наук для исследований не-социальных феноменов. Не-социальные феномены — это феномены, которые не описываются в терминах общественных отношений. Распространение взаимодействий и взаимозависимостей между человеком и ИИ относятся, на наш взгляд, именно к таким феноменам. Кроме того, следует упомянуть изменения климата и глобальные и региональные пандемии. Они, бесспорно, имеют социальные последствия и происходят в определенном социальном, политическом и экономическом контексте — однако отнюдь не сводятся к этому, но, напротив, оказывают обратное воздействие на социальные отношения.
Выводы
Представленные в настоящей статье рассуждения могут, как нам представляется, вызвать три типа реакций. Оптимисты с энтузиазмом согласятся с тем, что социальная аналитика должна развиваться в социологии и за ее пределами. Пессимисты будут ратовать за сохранение существующих дисциплинарных границ — или просто отвергнут идею социальной аналитики как очередную утопию. А реалисты спросят: что в этом, собственно, нового? Разве сотрудничество между учеными из разных дисциплин, широкая эрудиция, грамотная работа с данными и осмысленные исследовательские вопросы не существовали в социальной науке прошлого и позапрошлого веков?
Авторы настоящей статьи относят себя к реалистам. И на поставленный вопрос мы отвечаем: конечно, существовали и продолжают существовать сегодня. Однако сегодня этого уже недостаточно: социальная аналитика, «растворенная» в практиках социальных ученых, требует кристаллизации в новых интеллектуальных и организационных формах.
Переходя к формулировке выводов настоящих рассуждений, мы хотели бы еще раз обратить внимание на три вопроса, которые были поставлены в начале статьи, с тем чтобы дать на них предварительные ответы и суммировать тем самым наши аргументы:
1. Каковы отличительные особенности и ключевые составляющие социальной аналитики? Социальная аналитика характеризуется умением правильно поставить исследовательскую проблему о жизни людей в постоянно изменяющемся и долгое время находящемся в состоянии неопределенности
обществе и предложить способы решения этой проблемы адекватными методами. Ключевые составляющие социальной аналитики могут быть сформулированы в принципе «трех А»: артикулировать проблему/исследовательский вопрос; анализировать, как и что с этим делать; аргументировать одно из возможных решений, которое, по сути, есть не что иное, как новый вопрос.
2. Где искать социальную аналитику сегодня? Социальная аналитика существует в университетах, в бизнес-организациях и некоммерческих организациях, в социальной журналистике, а также в жизни рядовых граждан, которые пытаются решить возникающие проблемы на основании принципа «трех А». Социальная аналитика существует поверх дисциплинарных, организационных и институциональных границ.
3. Каковы перспективы развития социальной аналитики в современном мире, где активно развиваются и распространяются технологии искусственного интеллекта? Необходимость социальной аналитики диктуется кризисом современного (капиталистического) общества и сопутствующим ему кризисом дисциплинарной структуры социально-научного знания. Перспективы развития социальной аналитики связаны с возникновением новых форм исследовательской деятельности — междисциплинарных, а в перспективе — а-дисциплинарных. Исследование проблем ИИ имеет особое значение для развития социальной аналитики, так как именно здесь, по нашему мнению, наиболее очевидно проявляется необходимость и неизбежность социальной аналитики.
Вместо заключения
В завершение статьи сформулируем три суждения о социальной аналитике, вокруг которых могут выстраиваться дальнейшие дискуссии о будущем социологии:
1. Социальная аналитика представляет собой трансформацию социологического знания на современном этапе развития общества, который характеризуется постоянной неопределенностью в социально-экономическом развитии, природными катаклизмами, имеющими важные социальные последствия, а также появлением новых элементов в структурах социальных взаимодействий — технологий искусственного интеллекта.
2. Социальная аналитика использует концептуальные и методологические инструменты различных наук и сочетает разные способы исследования и формы презентации, не замыкаясь внутри узких дисциплинарных жанров. Социальная аналитика стремится к познанию общества в эпоху неопределенности, основываясь не только на достижениях точных наук, но и на понимании человеческой природы, которое содержится в философии, в гуманитарных дисциплинах, в искусстве.
3. Социальная аналитика призвана ответить на некоторые важные — для человека, для группы людей, для человечества в целом — вопросы об изменяющейся, неопределенной социальной реальности. При этом социальная аналитика предлагает не окончательные решения, но новые вопросы об этой реальности.
Литература
Вагнер Г. (1996). Социология: к вопросу о единстве дисциплины // Социологический журнал. № 3-4. С. 60-83.
Валлерстайн И. (2004). Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос.
Вахштайн В. С. (2015). Салоны и клубы. Ответ Михаилу Соколову // Социология власти. Т. 27. № 3. С. 69-80.
Жихаревич Д. М., Резаев А. В. (2013). Тупики и повороты исторического анализа раннего капитализма: «Капиталисты поневоле» Р. Лахмана // Экономическая социология. Т. 14. № 4. С. 125-136.
Покровский Н. Е. (2019). Левый марш международной социологии на фоне Ниагарского водопада // Социологические исследования. № 2. С. 9-15.
Резаев А. В., Стариков В. С., Трегубова Н. Д. (2014). Сравнительная социология: общая характеристика и перспективы развития // Социологический журнал. № 2. С. 89-113.
Резаев А. В., Стариков В. С., Трегубова Н. Д. (2020). Социология в эпоху «искусственной социальности»: поиск новых оснований // Социологические исследования. № 2. С. 3-12.
Резаев А. В., Трегубова Н. Д. (2021). От социологии к новой социальной аналитике: кризис социологии и проблема искусственного интеллекта // Социологическое обозрение. Т. 20. № 3. С. 280-301.
Розов Н. С. (2008). «Спор о методе», школа «Анналов» и перспективы социально-исторического познания // Общественные науки и современность. № 1. C. 145-155.
Романовский Н. В. (2015). О «точках роста» современной теоретической социологии // Социология: методология, методы, математическое моделирование (Социология: 4М). № 40. С. 88-113.
Романовский Н. В. (2016). Дискурс кризиса (в) современной социологии // Социологические исследования. № 4. С. 3-12.
Соколов М. М. (2007). Величие классиков: Скромная попытка преодолеть пропасть между институциональными и интеллектуальными объяснениями // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. Т. 84. № 4. С. 144-164.
Соколов М. М. (2015а). Социология как чудо. Процесс sense-building в одной академической дисциплине // Социология власти. Т. 27. № 3. С. 13-57.
Соколов М. М. (2015б). Мир Смысла, он же Мир Судьбы и Сожаления: ответ Олегу Хархордину и Виктору Вахштайну // Социология власти. Т. 27. № 3. С. 81-92.
Соколов М. М. (2021). Наука как церемониальный обмен: теория пространств внимания, академического статуса и символической борьбы // Социологическое обозрение. Т. 20. № 3. С. 9-42.
Филиппов А. Ф. (2008). О понятии теоретической социологии // Социологическое обозрение. Т. 7. № 3. С. 75-114.
Хархордин О. В. (2015). Социология как доставка, поставка или проставка смысла жизни // Социология власти. Т. 27. № 3. С. 58-68.
Burawoy M. (2011). The Last Positivist // Contemporary Sociology. Vol. 40. № 4. P. 396404.
Collins R. (1989). Sociology: Proscience or antiscience? // American Sociological Review. Vol. 54. № 1. P. 124-139.
Gouldner A. W. (1970). The Coming Crisis of Western Sociology. London: Heinemann.
Esping-Andersen G. (2000). Two societies, one sociology and no theory // ritish Journal of Sociology. Vol. 51. № 1. P. 59-77.
Lachmann R. (2000). Capitalists in Spite of Themselves: Elite Conflict and Economic Transitions in Early Modern Europe. New York: Oxford University Press.
MacIntyre A. (2007). After Virtue: A Study in Moral Theory. 3rd ed. Notre Dame: University of Notre Dame Press.
Nussbaum M. (2004). Hiding from Humanity: Disgust, Shame, and the Law. Princeton: Princeton University Press.
Small M. L. (2018). Rhetoric and Evidence in a Polarized Society. Harvard University. Public lecture Coming to Terms with a Polarized Society Lecture Series. URL: https:// scholar.harvard.edu/files/mariosmall/files/small_2018_rhetoricandevidence.pdf.
Sztompka P. (2011). Another Sociological Utopia // Contemporary Sociology. Vol. 40. № 4. P. 388-396.
Wallerstein I. (ed.) (1996). Open the Social Science. The Report of the Gulbenkian Commission on the Restructuring of the Social Sciences. Stanford: Stanford University Press.
Zuboff Sh. (2019). Surveillance Capitalism: The Fight for a Human Future at the New Frontier of Power. New York: Public Affairs.
Once again about Sociology and Social Analytics in the Age of Artificial Intelligence Advancement
Andrey Rezaev
Doctor of Science (Philosophy), Director of International Research Laboratory TANDEM, St. Petersburg State University. Address: Ul. Smolnogo, 1/3, Saint-Petersburg, Russian Federation 191124. E-mail: [email protected]
Natalia Tregubova
PhD in Sociology, Assistant Professor of Comparative Sociology Chair. Address: Ul. Smolnogo, 1/3, Saint-Petersburg, Russian Federation 191124. E-mail: [email protected]
The article argues that the logic and prospects for resolving a continued crisis in sociology will lead social scientists to reconsider the idea of 'social analytics'.
The paper advances a general view of prominent scholars about sociology being in crisis since the 1970s. It articulates the theoretical and methodological necessity of transforming sociology into social analytics in the age of artificial intelligence and artificial sociality. The paper proposes the basic characteristics and discusses essential elements of 'social analytics' as a transdisciplinary and potential anti-disciplinary academic subject. The authors assert the key components of social analytics in the principle of "three A's":
• Articulate the problem.
• Analyze how and what to do with it.
• Argue one solution, which is nothing more than a new question.
The paper argues that an explicit and systematic engagement with social analytics provides a more accurate portrayal of an unstable social world. It opens the potential for empirical and theoretical inquiry into new realities in capitalism/s development and offers a compelling alternative for challenging dominant frames for discussing the future of sociology and sociologists. Keywords: crisis of sociology, social analytics, social sciences, crisis of capitalism, artificial sociality
References
Burawoy M. (2011) The Last Positivist. Contemporary Sociology, vol. 40, no 4, pp. 396-404. Collins R. (1989) Sociology: Proscience or antiscience? American Sociological Review, vol. 54, no 1,
pp. 124-139.
Esping-Andersen G. (2000) Two societies, one sociology and no theory. British Journal of Sociology, vol. 51, no 1, pp. 59-77.
Filippov A. F. (2008) O ponjatii teoreticheskoj sociologii [On the concept of theoretical sociology].
Russian Sociological Review, vol. 7, no 3, pp. 75-114. Gouldner A. W. (1970) The Coming Crisis of Western Sociology, London: Heinemann. Kharkhordin O. V. (2015) Sociologija kak dostavka, postavka ili prostavka smysla zhizni [Sociology as
a delivery or supply of the meaning of life]. Sociologija vlasti, vol. 27, no 3, pp. 58-68. Lachmann R. (2000) Capitalists in Spite of Themselves: Elite Conflict and Economic Transitions in Early
Modern Europe, New York: Oxford University Press. Maclntyre A. (2007) After Virtue: A Study in Moral Theory. 3rd ed, Notre Dame: University of Notre Dame Press.
Nussbaum M. (2004) Hiding from Humanity: Disgust, Shame, and the Law, Princeton: Princeton University Press.
Pokrovsky N. E. (2019) Levyj marsh mezhdunarodnoj sociologii na fone Niagarskogo vodopada [Against the backdrop of Niagara falls, international sociology marches left]. Sociologicheskie issledovanija, no 2, pp. 9-15. Rezaev A. V., Starikov V. S., Tregubova N. D. (2014) Sravnitel'naja sociologija: obshhaja harakteristika i perspektivy razvitija [Comparative sociology: An overall outline and prospects for the future]. Sociologicheskij zhurnal, no 2, pp. 89-113. Rezaev A. V., Starikov V. S., Tregubova N. D. (2020) Sociologija v jepohu «iskusstvennoj social'nosti»: poisk novyh osnovanij [Sociology in the age of 'artificial sociality': search of a new basis]. Sotsiologicheskie Issledovaniya, no 2, pp. 3-12. Rezaev A. V., Tregubova N. D. (2021) Ot sociologii k novoj social'noj analitike: krizis sociologii i problema iskusstvennogo intellekta [Sociology on the Way to New Social Analytics: The Crisis in Sociology and the Problem of Artificial Intelligence]. Russian Sociological Review, vol. 20, no 3, pp. 280301.
Romanovsky N. V. (2015) O «tochkah rosta» sovremennoj teoreticheskoj sociologii [About "growing points" in modern theoretical sociology]. Sociologija: metodologija, metody, matematicheskoe modelirovanie (Sociologija:4M), no 40, pp. 88-113. Romanovsky N. V. (2016) Diskurs krizisa (v) sovremennoj sociologii [Discourse of crisis of (in) contemporary sociology]. Sociologicheskie issledovanija, no 4, pp. 3-12.
Rozov N. S. (2008) «Spor o metode», shkola «Annalov» i perspektivy social'no-istoricheskogo poznanija ["Dispute on method", "Annals" school and perspectives of socio-historical knowledge]. Obshchestvennyye nauki i sovremennost, no 1, pp. 145-155.
Small M. L. (2018) Rhetoric and Evidence in a Polarized Society. Harvard University. Public lecture Coming to Terms with a Polarized Society Lecture Series. Available at: https://scholar.harvard. edu/files/mariosmall/files/small_2018_rhetoricandevidence.pdf.
Sokolov M. M. (2007) Velichie klassikov: Skromnaja popytka preodolet' propast' mezhdu institucional'nymi i intellektual'nymi objasnenijami [Greatness of the Classics: A Modest Attempt to Bridge the Gap between Institutional and Intellectual Explanations]. Monitoring of Public Opinion, vol. 84. no 4, pp. 144-164.
Sokolov M. M. (2015a) Sociologija kak chudo. Process sense-building v odnoj akademicheskoj discipline [Sociology as a miracle. The process of sense-building in one academic discipline]. Sociologija vlasti, vol. 27, no 3, pp. 13-57.
Sokolov M. M. (2015b) Mir Smysla, on zhe Mir Sud'by i Sozhalenija: otvet Olegu Harhordinu i Viktoru Vahshtajnu [The World of Meaning, also known as the World of Fate and Regret: Reply to Oleg Kharkhordin and Viktor Vakhshtein]. Sociologija vlasti, vol. 27, no 3, pp. 81-92.
Sokolov M. M. (2021) Nauka kak ceremonial'nyj obmen: teorija prostranstv vnimanija, akademicheskogo statusa i simvolicheskoj bor'by [Science as a ceremonial exchange: A theory of attention spaces, academic status, and symbolic struggle]. Russian Sociological Review, vol. 20, no 3, pp. 9-42.
Sztompka P. (2011) Another Sociological Utopia. Contemporary Sociology, vol. 40, no 4, pp. 388-396.
Vakhstein V. S. (2015) Salony i kluby. Otvet Mihailu Sokolovu [Salons and clubs. Reply to Mikhail Sokolov]. Sociologija vlasti, vol. 27, no 3, pp. 69-80.
Wagner G. (1996) Sociologija: k voprosu o edinstve discipliny [Sociology: bout the question of unity of discipline]. Sociologicheskijzhurnal, no 3-4, pp. 60-83.
Wallerstein I. (2004) Konecznakomogo mira:SociologijaXXI veka [The End of the World As We Know It: Social Science for the Twenty-first Century], Moscow: Logos.
Wallerstein I. (ed.) (1996) Open the Social Science. The Report of the Gulbenkian Commission on the Restructuring of the Social Sciences, Stanford: Stanford University Press.
Zhikharevich D. M., Rezaev A. V. (2013) Tupiki i povoroty istoricheskogo analiza rannego kapitalizma: «Kapitalisty ponevole» R. Lahmana [Deadlocks and turns of historical analysis of early capitalism: Capitalists in spite of themselves by R. Lachmann]. Ekonomicheskaja sociologija, vol. 14, no 4, pp. 125-136.
Zuboff Sh. (2019) Surveillance Capitalism: The Fight for a Human Future at the New Frontier of Power, New York: Public Affairs.
