CC BY
16
г
венчур
Дмитрий Денисов
и'
, I г
Ш:- •
за»?-
Почему венчурные \ . инвесторы не торопятся
коммерциализировать ■ - - разработки от «госнауки»
Бюджетная наука — огромный ворох интеллектуальной собственности, в котором нет-нет да блеснут жемчужные зерна по-настоящему интересных для коммерциализации разработок. Российский бизнес на эти зерна долго зарился, но легальных возможностей извлечь их имел немного: все-таки это госимущество, пусть и нематериальное, — а значит, с ним сложно вообще работать, не то что приватизировать. Год назад законодатели решили поправить дело и приняли федеральный закон № 2171, который разрешил НИИ и вузам участвовать в создании коммерческих предприятий для внедрения результатов научной деятельности, внося в их капитал интеллектуальную собственность. Хляби разверзлись и разработки хлынули потоком — из науки в коммерцию? Ничуть. Уж слишком осторожно — во избежание разбазаривания государственной интеллектуальной собственности — прописан закон. Однако кое-какой позитив по итогам первого года обнаружить все-таки можно.
КПД российской науки
С точки зрения бизнеса, ищущего во всем практическую пользу, шестеренки и колесики российской науки десятилетиями крутились если и не
Работа интеллекта
Страна На входе На выходе
Расходы на ниокр, в % от ввп Занятые в ниокр, на млн человек Высокотехнологическая продукция, в % от промышленного экспорта Заявки на регистрацию патентов, шт.
Россия 1,1 3 305 6,5 27 712
сша 2,7 4 663 27,1 231 588
Китай 1,5 1 071 28,7 194 579
Япония 3,4 5 573 17,9 330110
германия 2,6 3 453 13,5 49 240
Франция 2,1 3 440 20,2 14 743
Великобритания 1,8 2 881 19,3 16 523
Источник: World Bank, Key development indicators, 2008.
совсем вхолостую, то с минимальным КПД. По данным Всемирного банка, в 2008 году Россия потратила на НИ-ОКР 1,1% своего ВВП, Китай — 1,5%, США — 2,7%. Что имели на выходе? Оценить можно с помощью такого мерила, как доля высокотехнологической продукции в структуре экспорта. В России этот показатель составляет 6,5%, в Китае — 28,7%, в США — 27,1%. «Разрыв просто колоссальный, — говорит Юрий Французов, директор по стратегическому развитию российского офиса корпорации Intel. — Если соотнести потенциал, который есть у российской науки, с тем, что на выходе, станет понятно: давно наметился кризис».
Причину долго искать не нужно. До принятия 217-ФЗ в России не существовало эффективных легальных механизмов трансфера технологий из науки в коммерцию: бизнес особо не допускался до «государственных» разработок, а наука — до бизнеса. Да, исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности, созданные за счет бюджетных средств, по ГК РФ закрепляются за исполнителем, однако бюджетные учреждения в силу строго целевого характера финансирования и собственной ограниченной правоспособности не имели возможности заниматься внедрени-
ем — ни самостоятельно, ни с опорой на частный капитал. А идеи без денег, как водится, — не что иное, как бесплодные фантазии, даже если эти идеи — научно-технические.
Большинство НИИ и вузов если и зарабатывало на созданной интеллектуальной собственности, то только за счет продажи неисключительных лицензий на ее использование. «Но и в этом случае почти все средства от продажи шли в доход государства, — говорит Алексей Власов, генеральный директор венчурной инвестиционно-консалтинговой компании «Центр акционирования инновационных разработок» (ЦАИР). — Вузам и НИИ было совершенно не интересно этим заниматься». Стоит ли удивляться, что динамика патентной активности бюджетных учреждений вплоть до 2009 года была исключительно затухающей — и по части па-
6,5%
составляет доля высоких технологий в структуре
российского экспорта. В Китае - 28,7%, в США - 27,1%
1 Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам создания бюджетными научными и образовательными учреждениями хозяйственных обществ в целях практического применения (внедрения) результатов интеллектуальной деятельности» (217-ФЗ). Подписан президентом 2 августа 2009 года.
г
тентования разработок, и по части использования имевшихся патентов? По данным Роспатента, в 2005 году доля НИИ, КБ и вузов как передающей стороны составляла в общем объеме регистрировавшихся лицензионных договоров скромные 8,3%, а в 2008-м — уже 7,6%. А это верный показатель, позволяющий оценить неуспехи в коммерциализации. Особенно вяло прояв-
ЩЩ Согласно принятому
«217-му » федеральному закону, бюджетники и частники могут теперь вместе заниматься внедрением и «скидываться» для создания малых инновационных предприятий
ляла себя вузовская наука. «Несколько лет назад я с удивлением узнал, что все российские вузы вместе взятые продают за год одну-две лицензии внутри страны и одну — за рубеж, — говорит Владимир Зинов, декан факультета инновационно-технологического бизнеса АНХ при Правительстве РФ. — То есть для вузов это была абсолютная экзотика!»
При всем своем интеллектуальном «богатстве» бюджетная наука была вынуждена обретаться где-то в самом начале цепочки инновационного пере-
дела — системы, в которой знания трансформируются в деньги.
«Сколько удается заработать на продаже лицензии? — рассуждает Александр Каширин, глава Национального содружества бизнес-ангелов (СБАР). — В лучшем случае сотни тысяч долларов. Создав предприятие, которое производит инновационные продукты и технологии, можно заработать миллионы. А продав успешное инновационное предприятие — уже, возможно, сотни миллионов. Именно здесь, на третьем этапе передела инновационной экономики, — наибольшая маржа». Правда, для того чтобы вузы и НИИ могли поучаствовать в этом третьем переделе знаний, очень многое нужно поменять во всей системе: создать механизм отчуждения государственной интеллектуальной собственности и взаимодействия науки и частного капитала.
И ладно бы спроса со стороны бизнеса не было! Так ведь представители народившейся в России венчурной индустрии рыщут в поисках подходящих объектов для инвестиций.
— Меня как инвестора очень интересуют разработки вузов и НИИ, — не скрывает Алексей Власов (ЦАИР). — И я туда обязательно влезу, когда наступит момент. Потому что сейчас я ищу разработки на свободном рынке — и нахожу крохи. А там их масса: это то, что делалось на протяжении десятков лет умными людьми за большие государевы деньги. Правда, пока ин-
весторов туда никто особо не зовет.
Было бы наивным полагать, что если вытащить из «закромов Родины» интересную разработку для бизнеса затруднительно, то подпольные процессы «приватизации» государственной интеллектуальной собственности вовсе не идут.
— Если кто-то инициативный из ученых, генерирующих результаты интеллектуальной деятельности в бюджетном учреждении, решал ими распорядиться для собственной выгоды, он всегда мог это сделать — правда, без каких-либо правовых на то оснований, — говорит Виктор Наумов, партнер юридической фирмы Salans. — Назовем это тактично «скрытым движением».
Созданные при вузах и НИИ на государственные средства интеллектуальные активы «прыгают» в коммерческий сектор. Бизнес «покупает» ученых вместе с их предыдущими наработками и опытом. Главный же вопрос состоит в том, принимает ли бизнес связанные с этим юридические риски или предпочитает стоять в сторонке.
Такие «прыжки» тем легче, что бюджетные учреждения патентуют далеко не всё создаваемое в их стенах. Так что у ученого полно возможностей трансформировать разработку в патент, уже поменяв свой статус и превратившись в сотрудника или даже учредителя коммерческой фирмы. Или внедрить ее на стороне, в коммерческом секторе — без официального разрешения своего научного руководства.
«Внедренческие хозяйственные общества на просвет
Во сколько оценивались результаты интеллектуальной деятельности, вносимые вузами и нии в уставный капитал
Стоимость, в рублях
Доля бюджетный учреждений в уставном капитале созданный хозяйственный обществ
Доля, в % от УК
57% до и> тыс. 14% 10-20 ТЫС. 20-50 ТЬК. 6.6% 50-100 ТЬК. 7% 100-500 ТЬК. СВЫШЕ 500 ТЬК.
Источники: ЦАИР, ГУ «Центр исследований и статистики науки», данные на 02.08.2010.
47% до»
16% 35-50
50-60 5% 60-99
5% "О
Денежный взнос в уставный капитал со стороны прочих учредителей
Сумма, в рублях
52% ДО 10 тыс 21% 10-20 тыс 20-М тыс 8% 40-100 ТЬК. 100-999 ТЬК. СВЫШЕ МИЛЛИОНА
г
Все на внедрение!
На лежащих мертвым грузом патентах и «подпольном» трансфере технологий, понятно, инновационную экономику не выстроишь.
В США кризис коммерциализации государственной интеллектуальной собственности случился в конце 1970-х. К 1980 году американское федеральное правительство оказалось собственником почти 30 тысяч действующих патентов — это были результаты НИОКР, профинансированных за счет налогоплательщиков по различным государственным программам. Лишь примерно 5% этих патентов работало: все-таки государство не лучший менеджер даже для собственных материальных активов, не то что нематериальных. Решение, которое в итоге приняли американские законодатели, оказалось весьма радикальным. Согласно принятому в 1980-м закону Байя-Доула (Bayh-Dole Act), научные и некоммерческие организации при соблюдении ряда формальностей могут получать исключительные права на изобретения, создаваемые на бюджетные средства, и свободу ими распоряжаться. Государство оставило себе лишь самую малость — неисключительную лицензию плюс возможность в строго оговоренных случаях ограничивать исключительные права разработчика, если тот вдруг окажется нерадив в деле коммерциализации патента.
Российский же федеральный закон № 217, принятый год назад, задал совсем другую модель. Бюджетники и частники могут теперь вместе заниматься внедрением и «скидываться» для создания малых инновационных предприятий. Наука и вузы — имеющейся интеллектуальной собственностью, частники — деньгами (не менее половины своего взноса в уставный капитал) и прочим имуществом.
Можно констатировать, что большого энтузиазма закон у «бюджетников» поначалу не вызвал. «В научной среде нет настоящего понимания, что такое инновационная компания, — говорит Владимир Губанов из компании «АПС». — Там рассматривают это как структуру, которая будет заниматься научными исследованиями. И зачем такую структуру создавать, если они и без того занимаются научными иссле-
дованиями?» Но Минобрнауки шибко давило на своих подведомственных, и НИИ и вузы пусть со скрипом, но все-таки учреждали хозяйственные общества — преимущественно для того, чтобы отчитаться (к марту 2010 года было создано около 150 компаний). Хотя при любом удобном случае трафили закон покритиковать. Однако в апреле критика дружно стихла: выяснилось, что государство направляет серьезные бюджетные ассигнования на поддержку «внедренческих» хозяйственных обществ, и те могут получать по конкурсу субсидии до 100 млн руб. Два постановления правительства РФ2, «выстрелившие» дуплетом 9 апреля, предусматривали выделение на эти цели в общей сложности 27 млрд рублей. Тут уже создание хозяйственных обществ пошло споро безо всякого понуждения, и к началу августа 2010 года их число достигло пяти сотен. Остается только выяснить, знаменует ли красивая цифра 500 начало новой эры тотального внедрения.
Анализ реестра создаваемых вузами и НИИ хозяйственных обществ3 заставляет сильно в этом усомниться. Что требуется инновационной компании для внедрения? Для начала — интеллектуальная собственность с перспективой коммерциализации и деньги. С точки зрения этих критериев большинство стартапов, созданных по 217-ФЗ, хромают на обе ноги.
Профессиональные венчурные инвесторы, просматривая названия разработок, слегка кривятся: очень много интеллектуальной «шелу-
ЩЩ До сих пор бюджетная наука
пребывала в самом начале цепочки инновационного передела — системы, в которой знания трансформируются в деньги
хи». Доходит до курьезов. «Бизнес-журнал» насчитал в реестре семь компаний, в которые вузы и НИИ внесли «статьи, методические пособия и рекомендации». Часто в качестве взноса фигурирует поданная заявка на регистрацию патента (по которой — не исключено — заявитель через какое-то время получит отказ Роспатента). Какой бизнес можно построить на такой зыбкой основе?
С собственными средствами у «научных» стартапов тоже в большинстве случаев швах. Более чем у половины уставный капитал — 10 тыс. рублей. Почти в 84% случаев
2 «О мерах государственной поддержки развития кооперации российских высших учебных заведений и организаций, реализующих комплексные проекты по созданию высокотехнологического производства» (№ 218); «О государственной поддержке развития инновационной инфраструктуры в федеральных образовательных учреждениях высшего профессионального образования» (№ 219).
3 Реестр учета уведомлений о создании научными и образовательными учреждениями хозяйственных обществ. Сформирован в соответствии с приказом Министерства образования и науки РФ № 718 от 8 декабря 2009 года, ведется ГУ «Центр исследований и статистики науки» (www.csrs.ru/reestr).
г
денежный взнос соучредителем в уставный капитал составлял менее 40 тыс. рублей — так что язык не повернется назвать их инвесторами. Попробуйте что-нибудь внедрить в производство на такие деньги!
— Более 90% созданных хозяйственных обществ — нежизнеспособные уродцы, — полагает Алексей Власов из ЦАИР. — Когда государство приступило к раздаче денег, бюджетные учреждения оживились: что там нужно учреждать? — ООО. — Каков минимальный размер УК? — 10 тысяч рублей. Дальше нормальный вуз извлекал какие-то свои результаты интеллектуальной деятельности, оценивал их в 3 400 рублей, чтобы получить 34% УК (более трети, как установлено 217-м ФЗ), а остальные деньги — 6 600 рублей — добирались по сотрудникам. Это сумма, которую три-четыре человека могут вытащить из своего кармана легко. И большин-
ЩЩ Правительственные
кураторы высоких технологий успели сделать немало. Но «217-й» закон оказался неудобным в применении: слишком уж плохо встраивает он госнауку в венчурную систему
ство хозяйственных обществ учреждалось именно по такому принципу: вуз плюс три-пять физлиц — и в очередь за субсидиями. Настоящих инвесторов там нет и в помине.
Есть, правда, и приятные исключения. В одно из хозяйственных обществ, созданных Томским государственным университетом, в качестве соучредителя вошла госкорпорация «Роснанотех». Внесенная вузом в УК интеллектуальная собственность была оценена в 35 млн рублей.
Неравный брак
Модель, предложенная 217-м ФЗ, такова, что в ней практически не остается места для частного капитала. Профессиональный венчурный инвестор и бизнес-ангел, несмотря на всю свою природную рисковость, не ринутся в здравом уме и трезвой памяти учреждать на паях с вузами и НИИ инновационные компании. У модели есть несколько конструктивных особенностей, которые серьезно урезают шансы таких компаний что-то действительно успешно внедрить и желание инвесторов в этом поучаствовать:
> бюджетные учреждения, по закону, вносят в уставные капиталы хозяйственных обществ лишь право использования результатов интеллектуальной деятельности, сохраняя за собой исключительные права на них;
> создаваемые хозяйственные общества лишены возможности передавать третьим лицам право использования результатов интеллектуальной деятельности, которые они сами получили в качестве взноса в свой уставной капитал;
> бюджетное учреждение должно иметь более 25% акций в АО и более трети долей в ООО.
Что все это может означать для венчурного инвестора? Он навечно получает в компании в лице вуза или НИИ партнера как минимум с блокирующим пакетом, сам факт присутствия которого весьма осложняет жизнь и деятельность стартапа. Неудобно, но жить можно, если отношения с руководителем бюджетного учреждения (а именно он управляет долями) складываются деловые. Но и руководители, и отношения могут со временем поменяться. «Мало кто из инвесторов захочет иметь в лице директора института партнера, который может блокировать какие-то системные решения, касающиеся этого
инновационного предприятия», — говорит Виктор Наумов из Salans.
Право использования интеллектуальной собственности, которое получает инновационная компания, — тоже субстанция скользкая. Случись между учредителями какие «контры», руководитель вуза или НИИ способен оказывать на инвестора дополнительный прессинг: бюджетное учреждение может воспользоваться своими исключительными правами на разработку и начать выдавать аналогичные неисключительные лицензии на нее направо и налево.
По логике закона, «научный» стар-тап должен сам довести разработку до производства, поскольку уступать права на нее третьим лицам не может. Пусть так. Однако классический венчурный сценарий предполагает, что на разных стадиях развития инновационного предприятия к проекту присоединяются новые инвесторы, которые в обмен на свои вложения получают долю в компании. При этом с каждым новым венчурным циклом пакеты учредителей и более ранних инвесторов размываются, поскольку увеличивается уставный капитал. Как реализовать этот привычный сценарий, когда у компании есть такой привилегированный соучредитель, как вуз или НИИ — держатель «неснижаемого» блокирующего пакета? Причем это соучредитель небогатый: он априори будет не в состоянии выложить деньги, когда понадобится уберечь свой пакет от размывания при увеличении уставного капитала. Но без него нельзя. А значит, инновационной компании с таким «обременением» будет сложно привлекать новых инвесторов, особенно на поздних стадиях, когда потребуются действительно «тяжелые» инвестиции для запуска производства.
Словом, неудобный в применении закон плохо встраивает госнауку в сложившуюся венчурную систему. Он «танцует» от интересов вуза и НИИ, а не разработчика и инвестора — главных действующих лиц, способных осуществить коммерциализацию технологии.
— Как устроена современная инновационная экономика? — говорит Александр Каширин (СБАР). — Есть разработчик, менеджер и инвестор, которые «сливаются» в инновационную компанию. Мне как инвестору сами по себе результаты интеллектуальной деятельности — без разработчика — не
г
нужны. Где в этой модели вуз и почему ему обязательно нужно отдавать минимум 25% создаваемой компании? Он кто, этот вуз, — прекрасный менеджер или бизнес-ангел? В США, например, участие университета в бизнесе — не главное в смысле заработка. Там вузы рассматривают это как возможность создать некую атмосферу творчества и предпринимательства, которая стимулирует выработку новых знаний и позволяет студентам зарабатывать деньги, небольшую часть которых они отдают альма-матер. Мы же поставили все с ног на голову, и в этом — главное противоречие 217-го ФЗ.
На выдумки хитры
Несмотря на весь свой скепсис, бизнес-эксперты все-таки говорят о том, что 217-ФЗ — это какой-никакой, но шажок вперед в деле коммерциализации государственной интеллектуальной собственности. При некоторой сноровке к закону можно примениться и даже пустить в ход относительно легальные схемы «приватизации» госзнаний.
— В законе много чего не хватает, но изобретательный ум соотечественников это быстро восполнит, — уверен Владимир Зинов (АНХ). — Собственно, это уже происходит. Симптоматично, например, что бюджетные учреждения науки и образования все чаще вносят в уставный капитал создаваемых хозяйственных обществ не патенты, а лицензии ноу-хау Почему? Потому что там можно ноу-хау доработать и сделать из него патент, права на который будут оформлены уже не на вуз или НИИ, а на учрежденную компанию. А такой патент она уже сможет вложить, например, в создание дочерней компании. И все: основные идеи в полной мере выведены, причем на законных основаниях.
Действительно, доля ноу-хау как формы взноса в уставный капитал в последнее время достигла 27,5%, по данным ЦАИ Р. Есть и дополнительное удобство. Ноу-хау оформляется внутренними документами бюджетного учреждения, а для его оценки и постановки на баланс в качестве нематериального актива понадобится недели две. И готово: ноу-хау можно вносить (сравните с патентом, оформление которого в Роспатенте затянется на год).
Алексей Власов из ЦАИР говорит, что и «неснижаемость» пакета вуза
или НИИ в хозяйственном обществе не является такой уж большой помехой для венчурных инвесторов. Чтобы он не «размывался» на очередном инвестиционном цикле, бюджетное учреждение может довносить в уставной капитал не деньги, а новые порции интеллектуальной собственности — пусть даже самой бесполезной, лишь бы соблюсти формальные требования закона. Решение, конечно, кривое, но вполне рабочее.
— Мне как юристу хотелось бы, чтобы российские нормативные акты были более логичны и легко применимы, — резонно замечает Елена Горемыкина из адвокатского бюро «Горемыкина, Цокол и партнеры». — Чтобы от субъектов правоотношений не требовалось серьезной умственной деятельности по выдумыванию способов, позволяющих на практике применить декларацию, которую изначально установил закон.
Но другого закона пока нет, нужно как-то приноравливаться жить с этим. Однако с принятием 217-ФЗ Россия, похоже, все-таки плавно вступила в эпоху приватизации не-
материальных активов, созданных за государственный счет. Физлица, ставшие соучредителями малых инновационных предприятий с вузовской интеллектуальной «начинкой», уже что-то получили в свое распоряжение. Не беда, что частный инвестор пока к ним не идет: на первых порах функцию по капитализации знаний в этих малых предприятиях будет выполнять государство со своими субсидиями. Дальнейший ход событий Алексею Власову видится так:
— Тот, кто не дурак, на государственные деньги приведет полученные своим малым предприятием результаты интеллектуальной деятельности в порядок. А затем так или иначе выведет их в другую компанию, куда уже можно будет приглашать частного инвестора.
Вот тогда-то и начнется настоящая коммерциализация разработок от госнауки — по всем правилам венчурных инвестиций. ■
500
«внедренческих» хозяйственных обществ при НИИ и вузах было создано в России к августу 2010 года
НИОКРатимые
Расходы на НИОКР в процентах от ВВП
огнгмт^а-ьлчог^оо а\0\0\0\0\0\0\0\0\ 0\0\0\0\0\0\0\0\0s
слочгчолчгилчо^оо onooooooooo слооооооооо
^-нгчгчгчгчгмсмгмгмгм
США
Россия
Финляндия
Израиль
Китай
Источник: OECD Factbook 2009: Expenditure on R&D.
