CC BY
98
© 2011
А. В. Петров
«ЭРОТИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ» В ТОРЖЕСТВЕННЫХ ОДАХ 1741-1742 ГГ. (МАТЕРИАЛЫ К СЛОВАРЮ ОДИЧЕСКИХ
ТОПОСОВ)
В статье ставится вопрос о возможности создания словарей, аналитически описывающих «общие места» какого-либо поэтического жанра в их историческом развитии. В качестве примера рассматриваются «эротико-политические формулы», выработанные в первый год царствования императрицы Елизаветы Петровны в жанре торжественной оды тремя авторами — Штелином, Юнкером и Ломоносовым.
Ключевые слова: поэтический жанр, торжественная ода, «эротико-политические формулы».
Востребованным ныне научным продуктом совместных усилий лексикографов и литературоведов можно считать такие типы словарей, как словарь поэтического языка писателя, словарь художественных концептов и словарь лексики и фразеологии той или иной поэтической эпохи (напр., пушкинской) либо некоего литературного дискурса (эпистолярного, мемуарного, пропагандистского и пр.) (ср.: [ПИФК: 780-894]). В развитие принципов лексикографирования, заложенных в эти типы словарей, полагаю возможным говорить о создании словаря, описывающего совокупность «общих мест», «формул» и «клише» определённого поэтического жанра и хронологию их появления. Ценность подобного рода словарей очевидна: в сущности, в них предстанет историческая жизнь жанра. Думаю, исследователи русской поэзии XVIII — начала XIX в. согласятся со мной в том, что первостепенного лексикографического внимания к себе требуют сейчас жанры оды (во всех её подвидах), переложения псалмов, элегии (также всех её подвидов), дружеского послания и баллады.
Как материал к «Словарю одических топосов» предложу анализ некоторых «общих мест» и «формул», возникших либо закрепившихся в торжественных одах первого года царствования императрицы Елизаветы Петровны. Сосредоточусь только на тех топосах, в которых восторженные поэты, а именно Я. Я. Ште-лин, Г.В. Ф. Юнкер и М. В. Ломоносов, единодушно выразили свои «эротико-по-литические» переживания. Суть последних, имеющих весьма древние культурные и психологические корни, сводится к утверждению, во-первых, особых — «любовных» — отношений между подданными и властителями; во-вторых, некой необыкновенной эротичности монарха, непосредственно влияющей на социум и его благосостояние.
Топос единства внешней и внутренней красот Елизаветы и составляющие его формулы предлагает Штелин в оде «Всеподданнейшее поздравление для восшествия на Всероссийский престол Ея Величества ... Елисаветы Петровны ...»
Петров Алексей Владимирович — доктор филологических наук, профессор кафедры русской классической литературы Магнитогорского государственного университета. E-mail: alexpetrov72@ mail.ru
(25 ноября — 7 декабря 1741 г.) [Ломоносов 1959: 53-58]1, переведённой с немецкого Ломоносовым: «Надежда, Свет России всей, / В Тебе щедрота Божья зрится, / Хоть внешней красоте Твоей / Довольно всяк, кто зрит, дивится. / Душевных лик Твоих доброт / Краснее внешних всех красот, / Где всяки совершенства явны, / Любезны всем, во всем преславны. // Величество являлось всем / В особе и во всяком деле, / На полном благ лице Твоем / И велелепном купно теле <...>». Вместе со «всеми» автор почти беззастенчиво рассматривает «велелепное тело» и восторгается красотами монархини, которые невозможно «прикрыть». Впрочем, она к этому и не стремится, щедро даря свою красоту влюблённым подданным: «Изволь хоть где Себя прикрыть, / Приятство будет там с Тобою / И милость в след Тебя ходить. / Откроют нам Тебя собою. / Тебя смотрить теснится всяк, / Ты всем твой щедро кажешь зрак; / Хоть имяб Ты Твое таила, / Но нашаб то любовь открыла». По-видимому, впервые в отечественной поэзии красота и «доброты» монарха так ярко бросаются всем в глаза; впервые властитель, а точнее властительница, раскрывает свою природу через собственные прекрасные внешние и внутренние качества. Любовь подданных оказывается безошибочным инстинктом, с помощью которого опознаётся настоящий монарх и угадывается его «имя».
С эротико-политическим оттенком описываются чувства россиян к Елизавете ещё до её восшествия на престол: «Надежда долго в тишине / С желаньем на Тебя взирала, / Любезное Твое лице, / Как ясно солнце, почитала <.> / Отеческой земли любовь / Коль долго по Тебе вздыхала <...>». В свою очередь Елизавета, «Петрова кровь», захватывая власть, была одушевлена «любовью к подданным». Наконец, по воцарении столь давнее взаимное чувство любви требует выхода, а красота — применения: «Отдай красу Российску трону / По крови, правам и закону». Вступление Елизаветы на престол было встречено «согласным тоном», виватами и восклицаниями «верных сердец», благодарящих за щедроты и за «дивные доброты».
Слово «доброты», входящее в несколько эротико-политических формул, является одним из ключевых образов, посредством которого немцы-академики и вслед за ними Ломоносов репрезентируют в одах единство внешних и внутренних достоинств Елизаветы. В языке XVIII в. оно обозначало, в частности, 'высокое достоинство души, нравственное совершенство; добродетель' и 'красоту, статность, взрачность', которые в определённом контексте могли трансформироваться в 'любовь' [САР: 701; СРЯ XVIII: 157-158].
Ода Юнкера «Венчанная надежда Российския империи в высокий праздник коронования ... государыни Елисаветы Петровны.» (март — апрель 1742 г.) [Ломоносов 1959: 69-80] менее сосредоточена на «красотах» императрицы, однако примечательные образчики эротического комплиментирования имеются и здесь. Напр.: «Ты будешь так, как Он, любовь во всей вселенной, / Князей пример, покров земли, Тебе врученной». При переводе этих стихов Ломоносов вместо «утешение твоих подданных» написал «покров земли». Этот образ читатели-современники должны были соотнести с Богородицей и посвящённым ей праздником Покрова Пресвятой Богородицы (1/14 октября). Если так, то «вольный» перевод Ломоносова преследовал гендерные и историософские цели: Пётр-Отец
1 Далее все цитаты даются по этому изданию без указания страниц. Курсив в цитатах мой. — А.П.
вытеснялся здесь Елизаветой-Матерью, и, следовательно, образ «любовь во всей вселенной» можно истолковать как образ Вселенской Женственности. В 3-й строфе Юнкер прямо вводит новую одическую историософему — топос Императрицы — Матери — Богородицы: «Велико дело в сем равно душе Твоей: / Как Он отец наш был, Ты Мать России всей». Смена гендерных приоритетов заставляет поэта искать и новые основания власти: «Ты скиптр рукой берешь, коварно злость дрожит, / Хоть тяжко злато в нем, любовь Тебя крепит. / Щастлива будешь тем, земель Императрица, / Печаль прогонишь всю, сердец людских Царица». Куль -минацией «сюжета любви» является 5-я строфа, в которой находим следующие формулы: приятной взор; в Тебе с величеством сияет к нам приятство; доброт изрядство; прекрасной зрак лица (который вызывает у подданных «почтенье»); таланты, чрез кои мы давно желали в век плениться.
Заключительные строфы оды (с 31-й по 35-ю) содержат прямые манифестации взаимной — монарха и его подданных — любви. Топика мифополитиче-ских иносказаний и любовных признаний реализована в ряде формул: высокая страсть (т. е. любовь Елизаветы к народу); пресладок плод — любовь подданных к власти; Колика радость нам Тебе врученным быть! /Велика сладость коль себя любиму зрить; ты всех жен краса; монархиня — наш Ангел мира красный.
Подытоживает свои и своих коллег по Академии поэтические искания в области сопряжения любви и политики Ломоносов в «Оде на прибытие Ея Величества Великия Государыни Елисаветы Петровны из Москвы в Санктпетербург 1742 года по коронации» (26 сентября — 20 декабря 1742 г.) [Ломоносов 1959: 82-102]. В оде развиваются две темы: сначала военная, затем праздничная. Они задают ракурсы изображения императрицы, таких её ликов, как: 1) воинственный, андрогинный и 2) лик миротворицы, красавицы и возлюбленной (строфы с 26-й по 44-ю).
Ломоносов заимствует у Штелина и Юнкера самоё идею — воплощение в монархине внешних и внутренних «доброт», развивая её до уровня концепции о благотворном — жизнетворящем и жизненесущем — воздействии Женщины на троне (её красоты, милосердия, миролюбия) на социум, природу и даже на Бога. Вот как выстраивается соответствующий мифополитический «сюжет».
Императрица возвращается туда (в Петербург), где всё и все её желают и встречают как невесту. Чувства и умы петербуржцев покорены приятностью и красотой монархини: «Какой приятной Зефир веет / И нову силу в чувства льет? / Какая красота яснеет? / Что всех умы к себе влечет?» Муза поэта счастлива уже тем, «Что тщится имя воспевать / Всея земли красы и дива / И тем красу себе снискать». Сам «Ветхий деньми» привлечён «добротами» Елизаветы и меняет свой гнев на милость: «Твои любезныя доброты / Влекут к себе Мои щедроты. / <.> Души Твоей кротчайшей сила / Мой гнев на кротость преложила». После многочисленных картин ужасов войны и мощи россиян автор рисует Елизавету, несущую природе «отраду с тишиной»: «Любя вселенныя покой, / Уже простертой вам рукой / Дарует мирные оливы, / Щадить велит луга и нивы». «Любя вселенныя покой» — образ, найденный Ломоносовым при переводе оды Юнкера, где он обозначал (вместе с образом «покров земли») Божественную Женственность. Толь -ко Женщина на троне, проявляющая в не располагающих к тому условиях войны свою женскую сущность, способна любить, дарить мир и щадить.
Любовь и преданность подданных к такой монархине доходят до самоотвержения: «Всяк кровь свою пролить готов, / За многия твои доброты / И к подданным твоим щедроты». Все стороны света (кроме запада) охвачены горячими чувствами к Елизавете: «север» «верой тепл к Тебе»; степи на юге «К Тебе лю-бовию возженны, / Еще усерднее горят»; волны «спешат» «от всточных стран», «веселья полны». Но больше всех радуются победам и прибытию императрицы водные стихии окрест и в самой северной столице: «В шумящих берегах Балтийских / Веселья больше, нежель вод <. > / Коль радостен жених в убранстве, / Толь Финский понт в Твоем подданстве. / В проливах, в устьях рек, в губах / Играя, Нимфы вьют в руках, / Монархиня, венцы лавровы / И воспевают песни новы». Мотив свадьбы находит завершение в финале оды (43-я строфа), где Петербург и его жители встречают свою возлюбленную «невесту»-императрицу: «Целуй, Петрополь, ту десницу, / Которой долго ты желал: / Ты паки зришь Императрицу, / Что в сердце завсегда держал. / Не так поля росы желают / И в зной цветы от жажды тают, / Не так способных ветров ждет / Корабль, что в тихий порт плывет, / Как сердце наше к Ней пылало, / Чтоб к нам лице Ея сияло». Здесь мы находим древнейший мифологический мотив «священного брака» («иерога-мии»), причём в контексте самом необычном. Божеством является, естественно, Императрица-невеста, а вот в роли жениха выступает столица Российской империи (благо имя её — мужского рода) и покорённые некогда Петром I природные (водные) стихии.
В идеологическом плане особенно важна 32-я строфа, где со всей определённостью выражена мысль о жизненесущем Женском Начале, обновляющем природу и социум: «Так ныне милость и любовь, / И светлый Дщери взор Петровой / Нас жизнью оживляет новой».
В итоговых характеристиках Елизаветы два раза повторяются слова красоты и щедроты и единожды упоминаются доброты и геройство. Последнее Елизавета (она же: «Петрово семя») унаследовала «по крови».
Из всех последующих ломоносовских од подобное — мужское — и в таких же масштабах восхищение императрицей можно найти, пожалуй, только в «благодарственной» оде 1750-1751 гг., но там «веселье» и «восторг» не были столь бескорыстными, поскольку своим источником имели оставшиеся нам неизвестными монаршие милости.
Примечательно, что во всех «ролях», которые приписываются монархине одическими поэтами — будь то возлюбленная, невеста, мать, богиня, — всегда сохраняется её женское — эротическое — обаяние. Без его присутствия, проявленности, так сказать, и власть предстаёт ущербной, и поэт не ощущает себя полноценным подданным. Позднейшие оды Ломоносова, а также произведения многочисленных одописцев екатерининского царствования свидетельствуют о том, что идеал женской — царственной — красоты менялся во времени и не в последнюю очередь зависел от возраста императрицы и от настроенности поэта на любовь. Что касается «эротико-политических формул» одической поэзии, то их запас к концу XVIII в. существенно пополнился.
Надо сказать, что и монархи-мужчины вызывали у россиян и у самой управляемой ими страны чувство любви и эротические переживания. Связаны они были по большей части с восторгом и изумлением перед мощью той жизнетворя-
щей силы, которой обладают правители России, способные «оплодотворить» её, даровав народу нескончаемые блага.
Логическим итогом размышлений Ломоносова об эротическом обаянии русских монархов и о тех «пользах», которые могут воспоследствовать для империи от их любви, стала эпиталамическая ода 1745 г., посвящённая браку Петра Фео-доровича и Екатерины Алексеевны (см. [Петров 2010а: 86-92]). Её идейно-художественный авторитет и степень насыщенности «эротико-политическими формулами» оказались столь значительны, что определили развитие соответствующей одической топики не менее чем на пятьдесят лет вперёд (см. [Петров 2010б]).
ЛИТЕРАТУРА
ЛомоносовМ. В. Полное собрание сочинений. — М.; Л.: АН СССР, 1959. — Т. 8. — 1280 с.
Петров А. В. Поэты и История: очерки русской художественной историософии: XVIII век: моногр. — Магнитогорск: МаГУ, 2010. — 268 с.
Петров А. В. Эпиталамические оды в русской культуре XVIII века: Eros & Politics inc. // XVIII век: литература как философия, философия как литература. — М.: Экон-Ин-форм, 2010. — С. 178-187.
ПИФК: Проблемы истории, филологии, культуры: науч. журн. РАН / под ред. М. Г. Абрамзона. — М.; Магнитогорск; Новосибирск: Аналитик: тип. МГПК, 2009. — Вып. 2 (24). — 914 с.
САР: Словарь Академш Россшской. — СПб.: Тип. при Императ. Акад. наук, 1790. — Ч. II. — 1199 с.
СРЯXVIII: Словарь русского языка XVIII века / АН СССР. Ин-т рус. яз. — Л.: Наука, 1991. — Вып. 6. — 256 с.
'EROTICALLY POLITICAL FORMULAE' IN SOLEMN ODES OF 1741-1742 (FOR THE DICTIONARY OF ODE'S "LOCI TOPICI")
A. V. Petrov
Thee article raises an issue concerning the feasibility of compiling dictionaries that can analytically present historical development of "Loci Topici" of any poetic genre. The issue is illustrated by 'erotically political formulae' worked out in the genre of a solemn ode by three authors — Staehlin, Junker and Lomonosov during the first years of Elizabeth Petrovna's reign.
Key words: poetic genre, solemn ode, 'erotically political formulae'.
