CC BY
62
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2018 История Выпуск 2 (41)
ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС В РОССИИ 1870-Х ГОДОВ
УДК 94(470)" 18"
doi 10.17072/2219-3111-2018-2-56-64
«ЕРЕТИКИ» И «ПОЛИТИКИ»: РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ В РОССИИ НА РУБЕЖЕ 70-Х И 80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
Е. В. Спицина
Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, 191186, Санкт-Петербург,
наб. реки Мойки, д.48
evgenia.spitsina@yandex.ru
Изучается проблема существования такого направления российской общественно-политической жизни на рубеже 1870-х и 1880-х гг., как революционный конституционализм. Исследуется отношение к проблеме конституционализма представителей революционного авангарда общественно-политического движения России в период политического кризиса конца 1870-х - начала 1880-х гг. и предпринимается попытка раскрыть истоки и сущность конституционного переворота в революционной мысли. Особое внимание уделено рассмотрению вопроса о взаимосвязи распространения либерально-конституционных политических принципов и их радикализации в контексте обострения политической ситуации. Анализ материалов, составивших источниковую базу исследования, позволил установить, что «конституционный» путь русского революционного движения имел комплекс причин, среди которых - разочарование в «хождении в народ» и несоответствие либеральных ожиданий общества реальному политическому курсу власти. Революционеры были вынуждены искать более эффективные средства общественно-политической деятельности, а также более точные формулировки своих идеологических принципов. Результатом этого процесса и стало сближение части революционного сообщества, критически настроенного по отношению к старым народническим принципам, с сообществом либеральным. Следствием такой политической трансформации внутри революционного лагеря было появление партии «Народная воля», состоявшей из сторонников «практической политики». Раскрывается сущность этой новой революционной тактики, заключающейся в признании народовольцами необходимости деятельной защиты прав человека и требовании официальных гарантий этих прав со стороны правительства. Популярность практической политической платформы народовольчества позволяет говорить о «конституционном» перерождении революционного авангарда рубежа 1870-х и 1880-х гг.
Ключевые слова: конституционализм, революционное движение, «Народная воля», революционный террор, политический кризис конца 1870-х- начала 1880-х гг.
Характеризуя общественно-политическую жизнь России в конце 1870-х - начале 1880-х гг., историки говорят о политическом кризисе и его проявлениях: указывают на противоречивость внутренней политики правительства по отношению к преобразованиям 1860-х гг., на незавершенность преобразований и преувеличенные надежды общества на их завершение. В этот короткий отрезок времени уложились и подъем общественных настроений, связанный с успешным завершением войны с Турцией и политической «щедростью» российского императора в Болгарии, и скорое разочарование в правительстве, не желавшем «увенчать здание» [Будницкий, 2000, с. 45], и радикализация прежде умеренных слоев - всплеск «боевых настроений», как писал Ф.И. Дан [Дан, 2010, с. 177]. Набирающая обороты после войны дискуссия о конституции коснулась прежде всего земской либеральной оппозиции, которая теперь заметно «полевела», однако принципиальные последствия этот процесс имел и в другом сегменте общественного движения - на фланге революционном.
В.К. Дебогорий-Мокриевич писал, что уже в конце 1877 г. на юге России «стало наблюдаться какое-то новое, не народническое настроение» (Дебогорий-Мокриевич, 1930, с. 365). В среде революционеров впервые после «хождения в народ» заговорили о том, что при общем признании социализма целью движения вопрос путей и средств достижения этой цели решен так и не был.
© СпицинаЕ. В., 2018
Иначе говоря, у движения не было ни стратегии, ни тактики - ничего, кроме веры в социалистическое будущее и опыта работы «в народе», который вряд ли кто-то мог назвать успешным. М.Р. Попов вспоминал, что до конца 1870-х гг. средством революции он и его товарищи считали «насильственный переворот». Это была априорная формула, которая на деле просто позволяла снять вопрос о тактике, хотя народники и считали ее достаточной (Попов, 1907, с. 241). Когда же встал вопрос о ближайших действиях по осуществлению «переворота», старая народническая идеология начала рушиться, обнажив свою оторванность от конкретных политических реалий и практическую несостоятельность.
Поиск практических оснований революционной работы шел в двух направлениях, что предопределило идейную раздвоенность «Земли и воли», а позже привело к ее расколу. Группа южных революционеров, близкая к кружку В.Л. Дебогория-Мокриевича, пошла по пути сохранения основ прежней тактики, но с признанием необходимости создания искусственного революционного возбуждения в аграрной среде, для чего предполагалось использовать самые разнообразные средства, от агитации до самозванщины (Попов, 1907, с. 259). Другая часть южан, концентрировавшаяся около кружка В.А. Осинского и Г.А. Попко, признала революционное движение явлением политическим и впервые заговорила о необходимости выработки строго политической программы движения, в которой будут освещены вопросы прав и свобод личности, т.е. пошла по пути сближения своей программы с общелиберальной конституционной. Дошло до того, что кружок В.А. Осинского, провозгласивший себя южной «дезорганизаторской группой» и «исполнительным комитетом» «Земли и воли», признал «полезность конституционного режима» и необходимость борьбы за политические права (Дебогорий-Мокриевич, 1930, с. 54). Летом 1878 г. в конспиративном письме прокурору Петербургской судебной палаты А.А. Лопухину по поводу убийства генерала Н.В. Мезенцева и нарушения личных прав содержащихся под стражей подозреваемых «дезорганизаторы» писали: «Наши требования скромны и разумны - вы не можете не согласиться с этим. В любом из европейских, хотя и далеко не благоустроенных, государств каждый гражданин пользуется такими правами. И не наша вина, если нам приходится добиваться их, приставив вам нож к горлу» [Твардовская, 1969, с. 22-23].
Такая позиция существенно меняла сам облик революционной идеи, поскольку всего за несколько лет до этого мысль о борьбе за политические свободы считалась в революционном кругу еретической, а ее сторонников презрительно именовали «конституционалистами» и «политиками» [Иванов-Разумник, 1911, с. 108], что, по М.А. Бакунину, тогдашнему властителю дум молодежи, было синонимом слов «эксплуататор» и «буржуа» (Дейч, 1914, с. 48). И, хотя зимой 1877-1878 гг. предложение В.А. Осинского о внесении политических требований в текст второй программы «Земли и воли» было отвергнуто большинством [Серебряков, 1902, с. 35], раскол в революционной группе уже явно обозначился. Одно крыло организации осталось на прежних теоретических позициях, отрицая «политику», другое - видело конституционализм возможным этапом борьбы за переустройство общества на социалистических началах (Фроленко, 1907, с. 79). Открытыми «конституционалистами» среди революционеров оказались В.А. Осинский, А.И. Желябов, Д.А. Клеменц, И.Ф. Волошенко, С.С. Златопольский и др., а в последующие несколько лет этот ряд пополнился многими из неопределившихся.
Раскол по вопросу политической борьбы нашел отражение и в печатном органе «Земли и воли». В первом же номере газеты была помещена обширная статья Д.А. Клеменца и его фельетон. Как вспоминал Л.Г. Дейч, землевольцы, читавшие рассуждения редактора своего издания, приходили в ужас: Д.А. Клеменц не написал ни строчки в народническом духе, зато посвятил основной идеологический материал газеты «реверансам» в сторону либерализма и размышлениям о конституции. Так, в своей статье он рекомендовал либералам из соображений взаимной политической выгоды изменить выжидательную тактику и выступить более энергично, не оглядываясь на запретительные меры. По мнению Д.А. Клеменца, у революционеров и либералов есть общая ближайшая задача - завоевание права вести оппозиционную деятельность легально (ДП РНБ. Ф. 1097. Оп. 1. Д. 24. Л. 68-69). «Если мы прибегли к кинжалу, - писал он, - то значит, действительно, не оставалось других средств заставить уважать наши священные, человеческие права. С той же минуты, как наша свобода и наша личность будут гарантированы от произвола, мы, безусловно, прекращаем ту систему самосуда и самозащиты, к которой вынуждены прибегать теперь. Признайте за нами наши человеческие права - и мы будем свято чтить ваши» (Передовая
статья..., 1997, с. 407-408). Еще большей ересью, с точки зрения тогдашних народников, был фельетон Д.А. Клеменца, в котором объяснялись выгоды конституционного строя для большей части населения и давались практические рекомендации либералам, как лучше склонить на свою сторону пассивного обывателя. Революционер Д.А. Клеменц писал: «Поставьте... на вашем знамени: экономическая, поземельная и податная реформа, уничтожение паспортной системы, свобода переселений и передвижений. Бросьте только эти три лозунга в массу сысоек, - и вы удивитесь сами их чарующему действию: ваша свобода убеждений, право контроля над властями, личная неприкосновенность станут вне сомнений и вне вопросов» (ДП РНБ. Ф. 1097. Оп. 1. Д. 24. Л. 69). Подобные слова, тем более не страницах революционного издания, казались сторонникам старой народнической тактики едва ли не буржуазной проповедью.
Однако первым идеологом революционного «конституционализма» был не Д.А. Клеменц, а популярный в среде радикальной молодежи публицист Н.К. Михайловский, который, если верить воспоминаниям Н.С. Русанова, к 1878 г. уже явно был «политиком» (Русанов, 1907, с. 129-130). Подтверждает это и тот факт, что в апреле 1878 г. в «Летучем листке» в честь оправдания В.И. Засулич, поступок которой натолкнул Н.К. Михайловского на мысль о повороте революционного движения в политическое русло, публицист формулировал насущные требования революционной группы как требования именно конституции и самоуправления. Все общественно-политические дела, по мнению Н.К. Михайловского, должны быть переданы в руки народа, на нижнем уровне -посредством земства, а на уровне государственном - через Земский собор. Если же эти умеренные требования не будут выполнены, необходимо создать «тайный комитет общественной безопасности», который должен будет силой вырвать у власти гарантии прав и свобод личности и гражданина (Летучий листок..., 1878, с. 1). Н.К. Михайловский не только верно понял саму логику развития революционного движения, но и предвидел возникновение исполнительного комитета «Народной воли», а также обозначил направление его идейной эволюции в сторону признания необходимости введения в политическую систему конституционных начал. Беда, по мнению Н.К. Михайловского, состояла лишь в том, что сами революционеры боялись признаться себе в политическом сближении с либералами. Этой проблеме посвящены «Политические письма социалиста», опубликованные Н.К. Михайловским под псевдонимом «Гроньяр» в 1879 г. в печатном органе «Народной воли». Он писал: «Вы не боитесь тюрьмы, каторги, виселицы. Но вы боитесь собственной мысли... Вы боитесь конституционного режима в будущем, потому что он принесет с собой ненавистное иго буржуазии. Оглянитесь: это иго уже лежит над Россией. Вы живете теорией и будущим, когда практика и настоящее ужасны!» (Гроньяр, 1905, с. 88-89).
На страх отказа от народнических предубеждений указывал и Г.А. Лопатин в письме Ф. Энгельсу в конце ноября 1878 г., когда отмечал, что «наиболее энергичные элементы из числа революционеров перешли инстинктивно на путь чисто политической борьбы, хотя и не имеют еще нравственного мужества открыто признаться в этом» [Твардовская, 1969, с. 15-16]. Понимали это, видимо, и первые революционеры, осмелившиеся высказаться в пользу борьбы за конституцию. В.К. Дебогорий-Мокриевич вспоминал, что одним из первых «еретиков-конституционалистов» в революционной среде был его брат Иван, который поначалу пытался разъяснить свою позицию, но, видя, что он отказывается примиряться с очевидной тенденцией, начал даже подшучивать над догматической слепотой народников: «Вот пока вы рассуждали о народе... так и революционности было мало: разводили бобы на киселе. А как дошло до ваших собственных интересов - посмотри, какие дела!.. Но зачем закрывать глаза: ведь это факты политической борьбы... Ну, подумай, мало ли у нас секут мужиков исправники да губернаторы? Однако за это их никто не стреляет. А попробовал Трепов высечь интеллигентного революционера - ему и нагорело... Ни социализм, ни народ здесь ни при чем» (Дебогорий-Мокриевич, 1930, с. 14-15).
Кроме отказа от прежних народнических убеждений открытый переход к «политике» затрудняли еще и устойчивые предубеждения революционеров против либерализма и либералов вообще. В программе «Земли и воли», последняя редакция которой была составлена в апреле 1878 г., косвенно признавалось, что политические обстоятельства делают необходимой связь социалистов с представителями либерального лагеря. Однако с прежним упорством утверждалось, что этот союз должен ограничиться использованием революционерами ресурсов и возможностей либералов (Программа организации «Земля и воля). Понимая причины такого упорства, Н.К. Михайловский писал: «Союз с либералами... не страшен, если вы вступите в него "честно и
без лицемерия объявите им свой святой девиз": "Земля и воля". Они к вам пристанут, а не вы к ним. В практической борьбе безумно не пользоваться выгодами союзов, хотя бы случайных и временных. И признаюсь вам: я думаю, что многие либералы гораздо к вам ближе, чем вам кажется» (Гроньяр, 1905, с. 173-174).
Конфликт в революционной среде между сторонниками новых, политических, веяний и народнической догматики был также расколом между революционным севером и югом России. И пока север чурался конституционализма, юг конца 1870-х гг. пропитывался конституционными идеями. Закрепление конституционной тенденции именно здесь в значительной степени объяснялось начавшимся еще в 1860-х гг. движением украинофилов, носившим изначально культурно-просветительский характер, но ставшим политическим в связи с репрессивными мерами правительства, усмотревшего в «культурничестве» признаки сепаратизма (РО ИРЛИ. Р. I. Оп. 2. Д. 343. Л. 67об.-68). И.П. Белоконский отмечал, что борьба украинофилов служила «постоянным бродилом» на юге (Белоконский, 1918, с. 77). А с учетом того, что конституционную политическую платформу движения разработал профессор М.П. Драгоманов (Драгоманов, 1876, с. 25-29; 1878, с. 12-14; 1880, с. 3-4), популярный у радикально настроенной студенческой молодежи и явно находящийся не в фаворе у официальных властей (Загорский, 1931, с. 157; Котов, 1925, с. 49-50), неудивительно взаимное тяготение и частичное слияние революционных и украинофильских кружков юга (РГИА. Ф. 919. Оп. 2. Д. 222. Л. 74об.). На их тесную взаимосвязь указывал и А.И. Желябов. В 1880 г. он писал М.П. Драгоманову об идеологической близости украинофильства и народовольчества и их слиянии на юге в один революционный поток (Желябов, 1935, с. 742). Результатом такого симбиоза и стал революционный конституционализм.
В центре движения находился революционный кружок Киевского университета, состоявший из недавних народников и членов кружка бунтарей, которые теперь выступали с требованием конституционной реформы. В.А. Осинский, приехав в Киев из Петербурга в конце 1870-х гг., вначале пытался объяснить товарищам враждебность конституционализма социалистической программе, но вскоре сам втянулся в движение и изменил прежнюю позицию (Дебогорий-Мокриевич, 1930, с. 375-376). Похожий перелом произошел и в воззрениях А.И. Желябова, о чем в своих воспоминаниях сообщал его давний товарищ П.П. Семенюта (Семенюта, 1906, с. 219). Впоследствии многие революционеры также указывали, что А.И. Желябов в конце 1870-х гг. был конституционалистом и считал возможным «подать руку либералам» и отказаться на время от дискуссии о будущем социализме (Дейч, 1914, с. 55; Плеханов, 1922, с. 44-45; 1927, с. 105-106; Аксельрод, 1923, с. 362; Попов, 1906, с. 18; К биографиям А.И. Желябова..., 1906, с. 114). Народоволец А.В. Тырков писал, что исходным посылом присоединявшихся к новой, конституционной, волне революционного движения было понимание того, что борьба идет не за абстрактные принципы и туманное будущее, а за «право своей личности, своего я», действительную «свободу совести и разума» (Тырков, 1906, с. 141). Пришло понимание того, что в существующих реалиях водворение социализма на месте самодержавной монархии не может быть первоочередной задачей, осознание несостоятельности социалистических мечтаний, пока не удовлетворена насущная потребность добиться признания ценности прав и свобод человека. Борьба за политические свободы, таким образом, и оказывалась подлинной борьбой за социализм (Задачи партии..., 1905, с. 80). Этой мысли посвящены многие страницы печатного органа «Народной воли». В первом же номере газеты народовольцы указывают на широкую распространенность конституционной идеи во всех слоях общества (Социалисты и правительство..., 1905, с. 4-5), видя в этом объективный процесс развития российского общества, необходимость историческую, противостоять которой - значит, заведомо обрекать себя на неудачу: «Политическая борьба, к которой нас неудержимо приводят все условия русской жизни... была бы еще более популярна, если бы у нас не существовало ходячего предрассудка, что будто бы, участвуя в ней, мы загребаем своими руками жар для других, что результатами победы воспользуется не народ и не социалисты. Мы думаем совершенно наоборот»; «Самый розовый идеал не только бесполезен, но вреден, если... отвлекает силы от менее грандиозных, но возможных улучшений в жизни» (Социалисты и правительство..., 1905, с. 6, 10-11).
В этих и подобных им умопостроениях народовольцев видится попытка практической интерпретации идей О. Конта и Г. Спенсера, популярных в то время среди революционной молодежи [Козьмин, 1933, с. 189]. Признав принципом общественной жизни ее естественную эволюцию в
направлении установления верховенства народа, народовольцы подчеркивали особую остроту этого движения в условиях подавления общества государственным механизмом, в результате чего сам процесс развития превращался в борьбу нарождающегося нового порядка с отжившими формами. Естественная эволюция в России протекала с радикальностью революции. «Общественная реформа в России - это революция», - заявляла «Народная воля» в своем очередном выпуске (По поводу казней..., 1905, с. 155). Эта формула примиряла новую революционную волну с общелиберальным движением, частично даже смыкая ее с леволиберальным лагерем.
О переходе народовольческой организации на более умеренную, конституционную, платформу свидетельствуют и многочисленные судебные процессы над террористами, которые часто использовались последними для донесения своей политической позиции до власти и общества. Судебной кафедрой как трибуной воспользовались многие видные народовольцы: А.И. Желябов, А.Д. Михайлов, С.С. Златопольский, Г.П. Исаев, П.А. Телланов, Ю.Н. Богданович, А.П. Корба и др. Анализ заявлений, сделанных революционерами во время судебных процессов, показывает перерождение социалистического радикализма в революционный конституционализм [Циллиакус, 1906, с. 69-70]. Например, А.И. Желябов во время процесса заявлял о необходимости свободных учреждений и гарантий личных прав (Плеханов, 1927, с. 105-107), повторял требования радикальной реформы (Желябов, 1906, с. 61) и подчеркивал непринципиальность террора как средства борьбы, готовность к мирному диалогу с властью, если последняя наберется мужества выслушать общество [Глинский, 1911, с. 1029]. «Аполлон» революции А.Д. Михайлов в своих показаниях утверждал, что социалисты разделяют общедемократический принцип [Волк, 1966, с. 191], в основе которого требования свободы слова и создания органа народного представительства - земского учредительного собрания при общем избирательном праве [Милюков, 1955, с. 257]. С.С. Златопольский также говорил суду, что своей актуальной целью народовольцы считают «необходимость ввести народное представительство в русскую государственную жизнь» (Из народовольческих автобиографических документов..., 1927, с. 205-206, 230). А такие видные члены исполнительного комитета, как Г.П. Исаев, П.А. Телланов и Ю.Н. Богданович, и вовсе утверждали, что программа «Народной воли» враждебна не к существующей форме правления или к монархии как таковой, а лишь к конкретным злоупотреблениям и антиобщественному произволу, царящим во властных учреждениях [Волк, 1966, с. 201]. Повторяла эту мысль на суде и А.П. Корба, заявлявшая, что «цели партии совершенно миролюбивые» и что «партия желает реформ сверху, но реформ искренних, полных» (Плеханов, 1927, с. 110-111).
В подтверждение своих заявлений народовольцы как правило ссылались на программу исполнительного комитета партии и на его письмо Александру III от 10 марта 1881 г. В этих документах «Народной воли» на первый план, действительно, выступал вопрос не о форме правления, а о необходимости реформирования государственного аппарата в соответствии с принципами гражданских и политических свобод, самоуправления и создания органа народного представительства. Вопрос о форме правления согласно этим документам должен был быть решен Учредительным собранием, избранным свободно всеобщей подачей голосов (Программа Исполнительного комитета, 1989, с. 330-333).
Письмо партии к Александру III, отредактированное Н.К. Михайловским, и вовсе было едва ли не образцом политической умеренности. Посвятив значительную часть письма критике предыдущего царствования, революционеры указывали, что вопрос состоит только в том, станет ли верховная власть проводником истории или же выступит противником естественного хода вещей. В первом случае она, по убеждению народовольцев, будет вынуждена обратиться к обществу, ибо лучше него самого никто не может знать его нужд; во втором - окажется сметена революцией (Письмо Исполнительного комитета..., 1989, с. 330-333). Это письмо, хотя и было построено по образу ультиматума, прямо отсылало к опыту легальной умеренной публицистики в духе либерализма «Вестника Европы», обозреватель которого Л.А. Полонский в конце 1877 г. также писал о естественном росте политического сознания общества и антиисторичности реакционной политики, насаждающей враждебный закономерному развитию порядок (Внутреннее обозрение, 1877, с. 785). То есть письмо народовольцев фактически вторило общелиберальным установкам.
В этот период террористы выпустили несколько прокламаций, составленных также в духе письма исполнительного комитета и призванных донести их позицию до общества. В этих документах «символ веры» народовольчества формулировался так: «Теперь ступает на престол новый
царь. Александр III... Пусть он призовет народных выборных от всех деревень, заводов, фабрик, пусть узнает мужицкое горе и нужду и впредь царствует по правде. Пусть у него советниками в сенате будут народные выборные. Тогда царь даст мужикам и землю, и подати уменьшит, и волю даст народу. Подавайте все прошения об этом. Если царь не послушает народного горя и начнет, как его батюшка, вешать да ссылать в Сибирь всякого, кто стоит за народ, тогда нужно и его сменить»; «Собирайтесь всем миром и пишите такие прошения: I/ Пусть государь прикажет новую нарезку земли без всякого выкупа. II/ Пусть уменьшит подати. III/ Пусть в мирские дела не вступаются ни чиновники, ни полиция. ПП/ Пусть государь призовет в Сенат для совета и указания выборных мирских людей. от всего народа; и пусть без совета этих выборных царь ничего не делает.» (РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 242. Л. 43а, 60-61).
Таким образом, программные документы «Народной воли» вместе с публичными выступлениями ее членов позволяют утверждать, что в конце 1870-х - начале 1880-х гг. партия стояла на позициях политического непредрешенчества, ограничивая программу требованиями гражданских и политических свобод и создания органа народного представительства. Не случайно многие советские исследователи-марксисты видели в народовольчестве вырождение революционной мысли в сторону буржуазного либерализма [Покровский, 2002, с. 228-229; Невский, 1924, с. 22, 54; 1930, с. 193; Теодорович, 1930, с. 53-54, 67; Троицкий, 1979, с. 11; Гинев, 1999, с. 27-28].
С конца 1870-х до начала 1880-х гг. идеи конституционализма настолько широко распространились в революционной среде, что даже прежние их противники стали выступать с требованиями гарантий прав и свобод. После 1 марта и вовсе начался массовый переход молодежи на позиции народовольчества (РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 335. Л. 196). Вопреки собственной народнической идеологии закономерность конституционного крена революционного движения был вынужден признать даже «Черный передел» [Седов, 1966, с. 171]. Сторонники Г.В. Плеханова, с одной стороны, не скрывали негативного отношения к конституционализму (Передовая из «Черного передела»..., 1923, с. 124-125), с другой - должны были адаптировать конституционную идею, популярность которой в революционных кругах сомнений уже не вызывала, к старой программе аграрного переворота. Я.В. Стефанович, например, писал, что какова бы конституция ни была, народ все равно свяжет ее с мыслью о переделе земли, стало быть, народникам следует воспользоваться моментом и попытаться «взять в свои руки судьбу молодой конституции» (Стефанович, 1880, с. 13-14). Отражение попыток подобной идеологической селекции можно обнаружить и в программных документах общества, которые теперь допускали использование в будущем парламентской трибуны для народнической агитации (Программа Северно-русского общества...).
Движение революционной мысли в сторону конституционализма, затронувшее на рубеже 1870-х и 1880-х гг. даже правоверных и искренних народников, свидетельствовало о стремительной эволюции политического сознания революционных сил. Умеренность требований уже не отталкивала их как социалистов, а виделась теми конкретными позитивными принципами, которые открывают возможность эффективной практической деятельности. К тому же принципами вполне революционными, поскольку борьба за них грозила виселицей. Верхом наивности после 1 марта 1881 г. считалась уже не борьба за конституцию, а вера в социалистический республиканский строй, который должен как снег на голову свалиться на народ благодаря революционной работе. Мысль о необходимости практической политической работы за «роковое пятилетие» конца 1870-х - начала 1880-х гг. перекроила все революционное, а вместе с ним и общественно-политическое движение в целом, заставила его отказаться от утопий о светлом социалистическом будущем и обратиться к поиску решения актуальных социально-экономических вопросов. Эта логика по необходимости вела к мысли о конституции как средстве прекращения произвола и гарантии неприкосновенности прав человека.
Список источников
Дом Плеханова РНБ (ДП РНБ). Ф. 1097. Оп. 1. Д. 24.
Рукописный отдел Института русской литературы РАН (РО ИРЛИ). Р. I. Оп. 2. Д. 343. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 919. Оп. 2. Д. 222; Ф. 1093. Оп. 1. Д. 242, 335.
Аксельрод П.Б. Пережитое и передуманное. Берлин: З.И. Гржебин, 1923. Кн. 1. 444 с. Белоконский И.П. Дань времени. Воспоминания. М.: Задруга, 1918. 368 с.
Внутреннее обозрение // Вестник Европы. 1877. Т. 6, кн. 12. С. 782-804.
Гроньяр [Михайловский Н.К.]. Политические письма социалиста. Письмо первое (Народная воля. 1879. № 2) // Литература соц.-рев. партии «Народной Воли». Paris: Типография партии социалистов-революционеров, 1905. С.87-92.
Гроньяр [Михайловский Н.К.]. Политические письма социалиста. Письмо второе (Народная воля. 1880. № 3) // Литература соц.-рев. партии «Народной Воли». Paris: Типография партии социалистов-революционеров, 1905. С.170-175.
Дебогорий-Мокриевич В.К. От бунтарства к терроризму. М.; Л.: Молодая гвардия, 1930. 421 с. Дейч Л.Г. От народничества к марксизму (из воспоминаний) // Современный мир. 1914. № 2. С.48-66.
Дейч Л.Г. Г.В. Плеханов. Материалы для биографии. М.: Новая Москва, 1922. 109 с. ДрагомановМ.П. Выигрыши последней войны. СПб.:Б.и., 1878. 14 с.
Драгоманов М.П. Соловья баснями не кормят. Письмо к ген. Лорис-Меликову. Женева: Типография «Работника» и «Громады», 1880. 8 с.
Драгоманов М.П. Турки внутренние и внешние. Письмо к издателю «Нового времени». Женева: H. Georg, 1876. 30 с.
Желябов А.И. Заявление, посланное из Петропавловской крепости А.И. Желябовым на имя прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты 2 марта 1881 г. // Былое. СПб.: Книгопечатня Шмидта, 1906. № 3. С. 61.
Желябов А.И. Письмо к М.П. Драгоманову. Сообщил Л. Перетц // Звенья: Сб. матер. и док. по истории литературы, искусства и общественной мысли XIX в. М.; Л.: Academia, 1935. С. 741-744.
Загорский К.Я. В 1881-1882 гг. (Воспоминания) // Каторга и ссылка. 1931. № 3. С. 156-179. Задачи партии (Народная воля. 1879. № 2) // Литература соц.-рев. партии «Народной воли». Paris: Тип. партии социалистов-революционеров, 1905. С. 75-83.
Из народовольческих автобиографических документов / предисл. С.Н. Валка // Красный архив. 1927. № 1. С. 205-231.
К биографиям А.И. Желябова и С.Л. Перовской // Былое. 1906. № 8. С. 108-135. Котов К.Е. Записки землевольца. Харьков: Гос. изд-во Украины, 1925. 146 с. [Михайловский Н.К.]. Летучий листок. [Прибавление к газете «Начало», № 1.]. 1878. 1 с. «Народная воля» и «Черный передел»: Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1879-1882 гг. Л.: Лениздат, 1989. 415 с.
Передовая из «Черного Передела». [1880]. № 2 // Плеханов Г.В. Собр. соч. М.; Л.: Гос. изд-во, 1923. Т. I. С. 122-132.
Передовая статья из газеты «Земля и воля!». 1878. № 1. 25 окт. // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый / сост. Е.Л. Рудницкая, О.В. Будницкий. М.: Археограф. центр, 1997. С. 405-408.
Письмо Исполнительного комитета Александру III от 10 марта 1881 г. // «Народная воля» и «Черный передел»: Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 18791882 гг. Л.: Лениздат, 1989. С. 330-333.
Плеханов Г.В. Предисловие к русскому изданию книги А. Туна «История революционных движений в России» (Женева, Март 1903 г.) // Плеханов Г.В. Собр. соч. М.; Л.: Государственное изд-во, 1927. Т. 24. С. 81-124.
По поводу казней (Народная воля. 1880. № 3) // Литература соц.-рев. партии «Народной воли».
Paris: Тип. партии социалистов-революционеров, 1905. С. 151-159.
ПоповМ.Р. «Земля и воля» накануне Воронежского съезда // Былое. 1906. № 8. С. 13-38.
Попов М.Р. Из моего революционного прошлого // Былое. 1907. № 7. С. 241-277.
Программа Исполнительного комитета партии «Народная воля» // Народная воля: Социально-
революционное обозрение. Женева, 1880. № 3. С. 45-47.
Программа организации «Земля и воля» // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый / сост. Е.Л. Рудницкая, О.В. Будницкий. М.: Археограф. центр, 1997. С. 395-397. Программа Северно-русского общества «Земля и воля» // Черный передел. 1880. № 2. С. 5-6. Русанов Н.С. Политика Н.К. Михайловского // Былое. 1907. № 7. С. 124-139. Семенюта П.П. Из воспоминаний об А.И. Желябове // Былое. 1906. № 4. С. 216-227.
Социалисты и правительство («Народная воля». 1879. № 1) // Литература соц.-рев. партии «Народной воли». Paris: Тип. партии социалистов-революционеров, 1905. С. 75-83. Стефанович Я.В. Действующим и готовым действовать сотоварищам моим: Мое дружее послание. Женева: Б. и., 1880. 22 с.
ТырковА.В. К событию 1 марта 1881 г. // Былое. 1906. № 5. С. 141-162. ФроленкоМ.Ф. Липецкий и Воронежский съезды // Былое. 1907. № 1. С. 67-86.
Библиографический список
Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.). М.: РОССПЭН, 2000. 396 с. Волк С.С. «Народная воля». М.; Л.: Наука, 1966. 491 с.
Гинев В.Н. Народовольческий террор в историографических оценках и мнениях // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-XX вв.: Сб. статей памяти В.С. Дякина и Ю.Б. Соловьева / под ред. А.Н. Цамутали. СПб.: Алетейя, 1999. С. 26-43. Глинский Б.Б. Эпоха мира и успокоения (Исторические очерки) // Исторический вестник. 1911. № 6. С.1002-1046.
Дан Ф.И. Происхождение большевизма: К истории демократических и социалистических идей в России после освобождения крестьян // Ф.И. Дан, И.Г. Церетели: два пути. Избр. М.: РОССПЭН, 2010. Ч. 1. 494 с.
Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли. СПб.: Типография М.М. Стасю-левича, 1911. Т. 2. 520 с.
Козьмин Б.П. От «девятнадцатого февраля» к «первому марта». М.: Изд-во Всесоюз. общ-ва политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1933. 289 с.
МилюковП.Н. Воспоминания (1859-1917). Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. Т. 1. 438 с. Невский В.И. Группа «Освобождение труда» в 1883-1894 гг. // Историко-революционный сборник. Л.: Гос. изд-во, 1924. Т. 2. С. 7-63.
Невский В.И. От «Земли и воли» к группе «Освобождение труда». М.: Изд-во Всесоюз. общ-ва
политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1930. 553 с.
ПокровскийМ.Н. Русская история. СПб.: Полигон, 2002. Т. 3. 366 с.
СедовМ.Г. Героический период революционного народничества. М.: Мысль, 1966. 364 с.
Серебряков Е.А. Общество «Земля и воля». Лондон: Б.и., 1902. 63 с.
Твардовская В.А. Социалистическая мысль России на рубеже 1870-1880 гг. М.: Наука, 1969. 241 с.
Теодорович И.А. 1 марта 1881 года // Каторга и ссылка. М., 1930. № 3. С. 16-72.
Троицкий Н.А. Царизм под судом прогрессивной общественности. 1866-1895. М.: Мысль, 1979.
350 с.
Циллиакус К. Революционная Россия. Возникновение и развитие революционного движения в России. СПб.: В.И. Яковенко, 1906. 295 с.
Дата поступления рукописи в редакцию 27.01.2017
"HERETICS" AND "POLITICS": REVOLUTIONARY CONSTITUTIONALISM IN RUSSIA AT THE TURN OF THE 1870s AND 1880s
E. V. Spitsina
Herzen Russian State Pedagogical University, 48, Moika emb., 191186, St. Petersburg, Russia evgenia.spitsina@yandex.ru
The article is devoted to revolutionary constitutionalism as a trend in Russian social and political life at the turn of the 1870s and 1880s. The new way of Russian revolutionary movement was the result of a complex set of reasons, including disappointment in the "going to the people" movement and an apparent discrepancy between the liberal expectations of the society and the real government course. The first one was a feature of populism theory crisis and revealed many disadvantages of peaceful propaganda as a means of political struggle. Revolutionaries were forced to seek more effective ways for their activity in the political field and more precise wording and explicit definitions of
E.B. Cn^una
their ideological principles. The latest one contributed to the convergence of revolutionaries with the liberal community. As a result, a new revolutionary organization - Narodnaya Volya - was formed. It consisted of the supporters of propaganda by deeds, i.e. direct attacks on the authorities to protect their human rights and to force the government to establish a constitutional regime. The Narodnaya Volya members did not abandon their socialist hopes but comprehended that social progress was gradual and, to build socialism in future, they needed a real basis which constitution would create. The concept was provided by the revolutionary print editions and a famous scientist and publicist Ni-cholay Mikhailovsky. It was also proclaimed in the Narodnaya Volya programme documents and the revolutionaries repeatedly insisted on this in court.
Key words: constitutionalism, revolutionary movement, Narodnaya Volya, revolutionary terror, the political crisis of the late 1870s - early 1880s.
References
Budnitskiy, O.V. (2000), Terrorizm v rossiyskom osvoboditel'nom dvizhenii: ideologiya, etika, psihologiya (vto-raya polovina XIX- nachalo XX v.) [Terrorism in the Russian liberation movement: ideology, ethics, psychology (second half of XIX - early XX century], ROSSPEN, Moscow, Russia, 396 p.
Dan, F.I. (2010), "The origin of Bolshevism. To the history of democratic and socialist ideas in Russia after the liberation of the peasants", in F.I. Dan, I. G. Tsereteli: dva puti. Izbrannoe. Ch. 1 [I. G. Tsereteli: Two ways. Selected works. Part 1], ROSSPEN, Moscow, Russia. 494 p.
Ginev, V.N. (1999), "Narodnaya volya terror in historiographical assessments and opinions", in Tsamatuli, A.N. (ed.), Problemy sotsial'no-ekonomicheskoy i politicheskoy istorii Rossii XIX-XX vekov [Problems of socioeconomic and political history of Russia of XIX-XX centuries: a collection of articles in memory of V.S. Dya-kin and Yu.B. Solovyov], Aleteiya, St. Petersburg, Russia, pp. 26-43.
Glinskiy, B.B. (1911), "The Age of peace and calm (Historical essays)", Istoricheskiy vestnik, № 6, pp. 10021046.
Ivanov-Razumnik, R.V. (1911), Istoriya russkoy obshchestvennoy mysli [History of Russian social thought], Tipografiya M.M. Stasyulevicha, St. Petersburg, Russia, vol. 2, 520 p.
Koz'min, B.P. (1933), Ot "devyatnadtsatogo fevralya" k "pervomu marta" [From "the nineteenth of February" to "the first of March"], Izdatel'stvo vsesoyuznogo obshchestva politkatorzhan i ssyl'noposelencev, Moscow, USSR, 289 p.
Milyukov, P.N. (1955), Vospominaniya (1859-1917) [Memoires (1859-1917)], Izdatel'stvo imeni Chekhova, New-York, USA, vol. 1, 438 p.
Nevskiy, V.I. (1924), ""The emancipation of labour" group in the period of 1883-1894", in Istoriko-revolyutsionnyy sbornik [Historical and revolutionary collection], Gosudarstvennoe izdatel'stvo, Leningrad, USSR, vol. 2, pp. 7-63.
Nevskiy, V.I. (1930), Ot "Zemli i voli" kgruppe "Osvobozhdenie truda" [From "Zemlya i volya" to the group of "The emancipation of labour"], Izdatel'stvo vsesoyuznogo obshchestva politkatorzhan i ssyl'noposelencev, Moscow, USSR, 553 p.
Pokrovskiy, M.N. (2002), Russkaya istoriya [Russian history], Poligon, St. Petersburg, Russia, vol. 3, 366 p. Sedov, M.G. (1966), Geroicheskiy period revolyutsionnogo narodnichestva [The heroic period of revolutionary populism], Mysl', Moscow, USSR, 364 p.
Serebryakov, E.A. (1902), Obshchestvo «Zemlya i volya» ["Zemlya i volya" society], Social-demokraticheskaya organizatsiya "Zhizn'", London, UK, 63 p.
Teodorovich, I.A. (1930), "March 1, 1881", Katorga i ssylka, № 3, pp. 16-72.
Troitskiy, N.A. (1979), Tsarizm pod sudom progressivnoy obshchestvennosti. 1866-1895 [Tsarism under the court of progressive society. 1866-1895], Mysl', Moscow, USSR, 350 p.
Tsilliakus, K. (1906), Revolyutsionnaya Rossiya. Vozniknovenie i razvitie revolyutsionnogo dvizheniya v Rossii [Revolutionary Russia. Emergence and development of the revolutionary movement in Russia], V.I. Yakovenko, St. Petersburg, Russia, 295 p.
Tvardovskaya, V.A. (1969), Sotsialisticheskaya mysl' Rossii na rubezhe 1870-1880 gg. [Socialist thought of Russia at the turn of 1870-1880], Nauka, Moscow, USSR, 241 p.
Volk, S.S. (1966), "Narodnya volya" ["Narodnaya volya"], Nauka, Moscow, Leningrad, USSR, 491 p.
