CC BY
46
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2014 • T. XXXIX • № 1
Q
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКОМ САМОБЫТНОСТИ КОЛЛЕКТИВНЫХ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ
Александр Андреевич Крушанов - доктор философских наук, ведущий научный сотрудник ИФ РАН. E-mail: krushanov@narod.ru
Эпистемологию коллективных познавательных процессов пока не принято выделять в качестве особой области гносеологии. Во всяком случае это еще не делается вполне определенным образом. Однако для такого самоопределения имеется вполне отчетливое основание - существование особенностей («коллективных когнитивных феноменов»), проявляющихся лишь в неиндивидуальных познавательных процессах.
Ключевые слова: коллективный субъект, эпистемология коллективных познавательных процессов, коллективный когнитивный феномен, ситуации предстандарта, массивы научного знания, кристаллоиды научного знания, научный труд, модная наука.
^^ THE EPISTEMOLOGICAL ORIGINALITY OF THE COLLECTIVE COGNITIVE PROCESSES
There is no definite tradition to separate an epistemology of the collective cognitive processes as the specific field of the gnoceology. But there is a real foundation for self-determination of the field - existence of the "collective cognitive phenomena". They manifest themselves only in non-individual cognitive processes. Till nowadays in professional publications such phenomena were fixed, represented and discussed in the framework of such new themes as communicative rationality, problem of the conventions, problem of the testimonial knowledge Author of this article makes attemptto showthat family of the collective cognitive phenomena is widerthen it is traditionally discussed and perceived. And it is not clear at all how many other new phenomena can be discovered. That is why it is useful and important (as author think) to fix clear and specially that epistemology of the collective cognitive processes is specific and independent new dimension of the epistemological work. In this connection content of the article includes representation and analysis of the phenomena, which are not in the focus of the philosophical community yet.
Key words: collective subject, epistemology of the collective cognitive processes, collective cognitive phenomenon, pre-standard situations, knowledge in the fragment and in the connected state (as "cristalloids" of the scientific knowledge), scientific works, fashionable science.
Коллективные познавательные процессы как проблема современной эпистемологии
Эпистемологию коллективных познавательных процессов философы пока не склонны выделять в качестве особой области теории познания. И это при том, что «есть серьезные основания считать, что развитие куль-
Epistemology and Cognition 79
Alexander Krushanov -
PhD, leading scholar of the Institute of Philosophy (Russian Academy of Sciences)
туры и познания (в частности, научного) может быть понято лишь при учете коллективных процессов» [Лекторский, 2010: 660].
Казалось бы, напоминать об этом сегодня - это буквально ломиться в открытую дверь, поскольку есть впечатление, что представления о деятельности коллективного познающего субъекта уже активно, хоть и не вполне явно введены и развиваются, например, в рамках неотъемлемых от современной философии науки представлений о «научных сообществах» (Р. Мертон, Т. Кун и др.). Однако размышление над этим нововведением показывает, что оно «не совсем о том». Ведь эти новации охарактеризовали социальную сторону научной деятельности, но не дали ничего нового собственно эпистемологии неиндивидуальных познавательных процессов, поскольку оперируют по сути с образом парадигмали-зированного индивидуального познающего субъекта, хоть и растянутым на группу исследователей. То есть даже идея научного сообщества в эпистемологическом плане по сути лишь фиксирует факт экстериоризации, проецирования парадигмы на некоторое множество познающих субъектов, но никак не прибавляет нового знания к уже сложившейся парадигмальной модели.
Справедливости ради следует уточнить, что фактически Кун представляет более сложную модель познавательного процесса, в которой подразумевается в том числе и определенная неоднородность научного сообщества. Но эта линия намечена крайне скупо, так что обычно просто не учитывается в качестве важного элемента его концепции научных революций.
Если столь же внимательно взглянуть на другие широко известные и привычные классические модели научного познания, можно убедиться, что в обсуждаемом отношении и они совсем не О специфичны, так как рассматриваемые ими свойства познаватель-« ных процессов вполне могут относиться просто к деятельности §1 индивидуальных когнитивных субъектов. Правда, эта констата-^ ция не должна затмевать того важного факта, что эпистемологиче-_ ская проблематика именно коллективно осуществляемых позна-
(В >|
вательных процессов отнюдь не оказалась пропущенной, например, аналитическими философами. Более того, эта важная новая
О) тематика не прошла незамеченной и для российских исследовате-
™ лей, в результате чего в последние годы можно встретить даже систематическое, панорамное обсуждение проблем данного типа,
ф попавших в поле зрения эпистемологов [см., например: Касавин,
5 2013].
^ В то же время если проявить определенную настойчивость, то
—' можно убедиться, что пока речь может идти лишь о начале само-
определения нового домена эпистемологического профиля, но не о достижении им какого-то зрелого и достаточно определенного состояния. Это проявляется, например, в том, что само родившееся в ходе этой работы словосочетание «коллективная эпистемология» расценивается как вполне синонимичное словосочетанию «социальная эпистемология». Свидетельством тому выступает, скажем, содержание интервью авторитетного эпистемолога Дженнифер Лэкки, систематически изучающей как раз коллективные познавательные процессы [Электронный ресурс].
Понятно, что на данном, раннем этапе созревания новой проблематики подобная путаница и неразличимость вполне естественны, ведь, по экспертному заключению [Касавин, 2006: 9], с упоминанием «социальности» даже при использовании ставшего привычным словосочетания «социальная эпистемология» наблюдается большая неразбериха, позволяющая трактовать охватываемую таким образом область весьма широко, разнообразно и довольно свободно. В том числе, например, не различая два важных, но очень разных толкования «социального» в контексте социальной эпистемологии, которые я выделил бы следующим образом.
Генеративное понимание - иначе говоря, рассмотрение социальности как условия или даже источника, определяющего образование, формирование, генерацию знания. Именно это прочтение «социальности» прежде всего попало в поле зрения специалистов [Касавин, 2006] и уже получило методичную проработку и детализацию. На этой основе развернулась большая, разнообразная и продуктивная работа, в результате чего в тени оказалось иное понимание социальности.
Популяционное понимание социальности, т.е. акцентирование внимания на специфике познавательных процессов, которые осу- О ществляются неиндивидуальным когнитивным субъектом. Это « истолкование пока находится, можно сказать, в тени первого (ге- §) неративного) и потому выглядит почти латентным, нечетко фик- ^ сируемым и ускользающим от систематического внимания иссле- ^ дователей. Правда, фактическая работа, как отмечалось, в данном направлении все же ведется, но пока в недостаточно отрефлекси-рованном, весьма стихийном и «зауженном» варианте. 01
Именно в силу этой нынешней еще недостаточной проявлен- ™
О
ности тематики эпистемологии коллективных познавательных g процессов и получилось так, что эта важная часть эпистемологи- ф ческой работы не оказалась представлена явным образом ни в на- Ц шем основательном обобщающем труде по социальной эпистемологии [см.: Социальная эпистемология, 2010], ни в добротном све- '—
(В >|
жем труде россииских исследователей о перспективах эпистемологии [см.: Эпистемология, 2012].
На мой взгляд, основанием для подчеркивания самобытности и важности, а значит, для самоопределения и последовательного развития эпистемологии коллективных познавательных процессов является то обстоятельство, что в коллективно выполняемом научном поиске возникают и наблюдаются свои специфические «популяционные эффекты» («коллективные когнитивные эффекты»), не свойственные деятельности индивидуальных познающих субъектов.
Поскольку речь идет о значимых феноменах, современная эпистемология, как уже отмечалось, просто не могла не выйти на анализ подобного рода особенностей коллективной познавательной деятельности, среди которых в фокус внимания исследователей прежде всего попали: проблема коммуникативной рациональности [Коммуникативная рациональность, 2009]; проблема конвенций [см., например: Микешина, 2013]; проблема выработки групповых суждений (свидетельств, сообщений), называемая в англоязычном варианте проблемой "testimonial knowledge" [см.: Лэкки, 2013; Касавин, 2013].
В то же время целый ряд обстоятельств приводит к выводу, что работу в обсуждаемом направлении можно было бы сделать заметно более полномасштабной и разнообразной, если бы эпистемология коллективных познавательных процессов была зафиксирована и артикулирована более явно и определенно, чем до сих пор. К таким обстоятельствам я бы отнес следующие.
1. Уже сейчас просматривается ряд пока скрытых когнитивных «популяционных явлений», еще не попавших в фокус внима-О ния сообщества философов науки, т.е. спектр тем, важных для « эпистемологии коллективных познавательных процессов, как §1 представляется, вполне реально дополнить и расширить. При этом ^ можно надеяться, что целенаправленная работа в этом направле-Ф нии приведет к выявлению и других новых тем и значимых про-С блем.
^ 2. Явления, характеризующие деятельность коллективного
О) когнитивного субъекта, порой рассматриваются в чрезвычайно ™ обобщенном виде, что, конечно же, естественно и важно на первичном этапе новой работы. Однако не стоит упускать из виду, что Ф остается неразработанной целая ниша более детальных методоло-Ц гических представлений о том, как же фактически происходит, например, та же выработка конвенций в практике научного позна-—' ния.
3. Необходимость специального подчеркивания самобытности эпистемологии коллективных познавательных процессов видится и в том, что без такого акцента подобная тематика так и остается эпизодической, стихийно разрабатываемой, а то и теряемой. О последней возможности свидетельствует, например, содержание упомянутых выше трудов, фактически задающих па-радигмальную перспективу для дальнейшей работы в области эпистемологии.
Рассмотрим ряд явлений, которые, на мой взгляд, вполне могут претендовать на статус коллективных когнитивных феноменов, демонстрирующих специфику именно коллективно осуществляемых познавательных процессов.
Ситуации предстандарта в процессе выработки общего языка научного сообщества
Стоит начать с констатации того, что классические методологические модели развития научного познания при всем их заслуженном авторитете обладают важной общей неполнотой, - в общепринятом виде они описывают динамику научного знания в полном отрыве от динамики опорного языка науки, который между тем сам обладает закономерной и довольно специфической исторической изменяемостью. Если же принять во внимание лингвистическое измерение исследуемых познавательных процессов (т.е. учесть опыт революционной деятельности К. Линнея в ботанике или А. Лавуазье в химии), то тогда выясняется, например, следующее:
в развивающемся научном познании наблюдается повторяе-
нозначность важных терминов и/или их фактическая множественная синонимия;
В)
мость необычных и весьма характерных ситуаций: неожиданно ^ для себя исследователи вдруг сталкиваются с проблемой хаоса ^ в профессиональной терминологии. Этот хаос проявляется в виде стихийного формирования очень неудобного, «размыто-
го» профессионального языка, для которого характерны неод- В)
О О
Е
по существу этот хаос отражает рассогласование между содержательным планом научного знания и его планом выражения, между концептуальным содержанием области научного знания ^ и используемым языком; '—
в качестве ответа на возникшее неудобство от исследователя требуется переключиться с привычного оперирования компонентами знания на упорядочение используемого языка;
на практике из-за отсутствия соответствующего опыта обычно наблюдается растерянность и необходимый переход затягивается, что во многом усложняет всю работу.
Приведу два типичных случая возникновения ситуаций пред-стандарта в разных науках и в разное время.
1. Неопределенность языка свойственна «подавляющему большинству разделов геологической науки, где, как указывают многие ученые, язык является чрезвычайно "мягким", а поэтому в тектонике (науке о земле) есть термины, обозначающие десятки различных понятий, существуют такие понятийно-терминологические системы, которые используются весьма узким кругом ученых, принадлежащих одной школе, или даже одним исследователем. Вследствие неточного, порой неправильного толкования используемой терминологии в геологии часто бывают бесплодные дискуссии. Такой терминологический "бум" сказывается на состоянии геологической науки, порождает трудности "вавилонской башни", когда ученые говорят об одном и том же как бы на разных языках, не понимая друг друга» [Яскевич, 1989: 83-84].
2. «Химики флогистического периода получили от своих предшественников - алхимиков и иатрохимиков - не только богатый запас фактических сведений о различных веществах, но и великое множество названий для их обозначения. Эти названия были длинны, трудны для запоминания и неудобны для произно-
О шения; одно и то же вещество имело по нескольку названий.
Ё Флогистики также немало способствовали этому номенклатур-
^ ному хаосу. Например, во времена Лавуазье для сульфата меди
О существовало четыре названия, для карбоната магния - десять и
ц
^ для углекислого газа - двенадцать. Никакой системы в химиче-
С ской номенклатуре не было. Разобраться во всей этой путанице
становилось все более и более трудным. Единичные попытки В1 улучшить положение не давали ощутимых результатов» [Ста-
£ новление химии, 1983: 111]. В конечном счете группе химиков
все же удалось успешно разрешить эту проблему, при этом бы-ф ло подчеркнуто: «Нас упрекали, когда мы опубликовали наш
1А "Опыт химической номенклатуры", в том, что мы изменяем
Л язык, на котором говорили наши учителя, создавшие ему его
—' славу и оставившие его нам в наследие; но упрекавшие нас за-
были, что не кто иной, как Бергман и Макер, сами требовали этой реформы. Ученый упсальский профессор Бергман писал Морво в последний период своей жизни: "Не щадите ни одного неправильного названия: знающие всегда поймут, не знающие же прислушаются тем скорее"» [Лавуазье, 1931: 77].
Ситуации описанного типа были выделены мной в качестве ситуаций предстандарта (СП). Под таковыми подразумеваются состояния интенсивно развивающейся познавательной деятельности, которые характеризуются актуализацией задачи упорядочения языка науки, т.е. обострением проблемы выработки понятийно-терминологических приоритетов - «стандартов», призванных внести согласованность в коллективно выполняемые исследования.
Необычность обсуждаемых ситуаций состоит в том, что в рутинной исследовательской практике предполагается и в основном выдерживается взаимно однозначное соответствие (изоморфизм) между единицами содержательного плана науки (ее понятиями) и ее знаковыми единицами (терминами). Действует правило «одно понятие - один термин». Именно такое состояние языка науки неявно признается нормальным и неявным же образом запечатлевается в опыте исследователя в виде скрыто подразумеваемой очевидности. Однако, как оказывается, в энергично развивающихся областях научного познания этот опыт не работает и даже мешает. В целом анализ обсуждаемого феномена ведет к следующей методологической модели происходящего.
Начнем с источников идей и терминов в научно-исследовательских областях, которые вдруг начинают пользоваться повышенным интересом в соответствующем научном сообществе. Аккумулируемое в этом случае знание, как правило, создается усилиями многих исследователей, в свою очередь активно опирающихся на достижения предшественников и коллег. Поэто- д> му представление об отдельных исследователях - источниках научного знания - не вполне универсально, так как, например, в условиях современной существенно усложнившейся науки серьезных результатов добиваются скорее группы ученых, но не
е и
(В >1
отдельные исследователи. 01
Соответственно при обсуждении и анализе источников нового ™
„ в
знания, а заодно и источников новой терминологии, думается, g
лучше говорить не об отдельном исследователе, но обобщенно о ^ «когнитивном центре». Под когнитивным центром в этом случае
понимается группа тесно связанных ученых или отдельные иссле- ^
дователи, которые работают автономно от остальной части науч- '—
ного сообщества и предлагают свои ответы на важные для данной сферы науки вопросы, одновременно выдвигая собственные версии развития языка науки. В результате и возникает своеобразный «популяционный» эффект в виде СП.
Существование нескольких когнитивных центров выступает лишь необходимой, но недостаточной предпосылкой возникновения СП. Реальным сдвигом в их вызревании становится сближение и даже сталкивание информационных потоков от различных когнитивных центров. Иначе говоря, исследователи «прозревают» и начинают воспринимать стыковку аккумулированных идей и терминов как конкретную проблему только тогда, когда имеется определенное коммуникативное давление, навязанность диалога.
В конце концов запускается механизм выработки классифицирующих идей, общих для всего получившегося массива данных. В науке все это ведет к тому, что в итоге строится система теоретических представлений, отражающих наиболее важные особенности суммарной для всего накопленного знания предметной области. Новая теоретическая основа и задает тот набор узловых точек, который собственно надлежит (а теперь еще и возможно) оформить изоморфной терминологией, о чем научное сообщество чаще всего договаривается на каких-то своих дисциплинарных форумах.
Коллективная познавательная деятельность и два латентных состояния научного знания
О Очевидно, что современное зрелое научное познание не спо-
Я собно развиваться без обмена научной информацией посредст-^ вом подготовки научных трудов, выступающих формой отчуж-О дения и сохранения для других научного вклада творцов науки. ^ И именно поэтому подобным феноменам научной жизни и твор-С чества уделяется большое внимание в такой важной дисциплине, ^ как науковедение. В то же время эпистемологический смысл В1 этой сферы обращения научного знания совершенно не прояснен £ и остается в тени. Собственно поэтому до сих пор при упоминании термина «научный труд» или «книга» в голове возникает ас-ф социация с чем-то весьма вещественным, а не с собственно кон-1А цептуальным, что и представляло бы интерес для эпистемологического исследования. Это прямое отражение сложившейся практики анализа источников информации, при которой в центре
ш
внимания соответствующих дисциплин (науковедения, источниковедения, информатики, документоведения) оказались прежде всего именно легко учитываемые и просчитываемые материальные носители информации - «документы», «источники», а не собственно сохраняемое на них и транслируемое с их помощью научное знание. Поэтому эпистемологическая сторона процесса функционирования подобных источников оказалась заслоненной чисто вещественной (или технической - в случае информатики), хотя это и не бросается в глаза в силу привычности сложившейся ситуации.
Для удобства разворачивания чисто эпистемологического анализа функционирования научных работ стоит начать с четкого выделения специального исходного понятия: контент - научное знание об изучаемом объекте, получаемое в результате познавательной деятельности некоторого отдельного ученого или творческого коллектива и предъявляемое исследовательскому сообществу в качестве результирующего научного вклада; характеризуется определенным единством содержания, определенным ограниченным объемом. По сути контент - это содержание всякого научного произведения (научного труда).
Введение понятия призвано четко зафиксировать тот существенный факт, что любой научный труд - это триединство некоторой материальной основы (набор бумажных страниц, электронный файл), текста и контента.
Опыт свидетельствует, что для анализа контентов полезно ввести еще одно понятие: новация - часть контента, дополняющая прежние знания об изучаемой предметной области (уже выработанные другими исследователями или самим автором контента в прошлом).
После введения новых понятий намечаются по крайней мере две интересные линии дальнейшего анализа жизни научного знания в контексте коллективной познавательной деятельности. О
Так, опыт подсказывает, что научные труды заметно различа- ^ ются по своему содержанию (контенту), что можно даже опреде- Я ленным образом артикулировать1.
Новаторская работа (новаторский контент) - научный О труд, содержащий существенно новое, рубежное знание об изу- О чаемой предметной области. Таковых даже на самых креативных Е ученых приходится немного, что отчетливо зафиксировано в раз-
а
О
1 В данном случае систематизируется корпус именно профессиональных работ, со- ПрТ держание которых отвечает критериям научной рациональности. -
ного рода авторских справках вроде статей в энциклопедиях или юбилейных поздравлениях.
Однако хорошо известно, что авторитетные исследователи публикуют довольно много работ. Поэтому для более полного описания их творчества необходимо выделить и ряд других распространенных типов научных трудов.
Эксплицирующая научная работа (эксплицирующий контент) - научный труд, целью которого выступает уточнение, детализация или простое приложение идей, уже высказанных в некоторой новаторской работе. Эта работа не претендует на ранг новаторской, но по-своему ценная и необходимая, развивающая и в определенной степени дополняющая прежние знания.
Мультиплицирующая научная работа (мультиплицирующий контент) - научная работа, содержащая определенную новизну, но в основном воспроизводящая уже представленные ранее новации автора. Подготовка подобной работы преследует цель расширить круг лиц, осведомленных о существе представляемой информации.
Суммирующая научная работа (суммирующий контент) - научная работа, сводящая воедино уже известное, выработанное знание, рассеянное по многочисленным отдельным контентам. Эта важная задача, как известно, решается в ходе подготовки словарей, энциклопедий, обзоров.
Контрастом этим продуктивным видам работы выступает еще один хорошо известный вид научного творчества.
Ритуальная научная работа (ритуальный контент) - научный труд, подготовленный формально, в силу некоторой внешней необходимости и по существу не претендующий на какую-либо серьезную научную значимость. Например, как мы все хорошо знаем, это могут быть публикации, вызванные лишь требования-О ми ВАК к соискателям ученых степеней. Хотя это, увы, свойст-
О
и
венно и определенной доле остепененных исследователей, например, стремящихся утяжелить список своих публикаций.
Мне кажется, даже эта качественная сетка дает полезные ори-
01 ентиры, позволяя проследить творчество тех или иных творцов научного знания. Однако введение понятия контента высвечивает еще одну любопытную сторону научной жизни. Именно при та-
Е
ф ком подходе становится отчетливо видно, что наука имеет дело с
М научным знанием, которое может находиться в двух существенно
Л различных состояниях, которые можно выделить как состояние
—' «кристаллоида знания» и состояние «массива знания».
Кристаллоид знания - знание, между понятийными компонентами которого установлены явные логические взаимосвязи и взаимоотношения. т.е. логически субординированная и связная система понятий. Самым наглядным, рельефным и развитым примером кристаллоида знания выступает «теория».
Однако распространенной формой существования научного знания выступает также и нечто совсем иное.
Массив научного знания - научное знание, существующее в виде множества контентов. Очевидно, что в подобном виде научное знание представлено прежде всего в библиотеках и книжных магазинах - мощных трансляторах наработанного контента.
Как ученые работают с массивами контентов, пока фактически остается неразработанной темой. Однако она важна уже хотя бы потому, что на практике ученый подпитывает свою творческую активность не только жестко очерченными фактами, идеями, системами знания. Креативность и продуктивность обеспечивается в том числе и тем, что в поле зрения ученого находятся куда как более содержательные данные контентов. Ведь в них порой представлены вроде бы малосущественные детали и подробности, способные решающим образом определить возможность продвижения познания вперед. В этом смысле, например, «древняя естественная история обычно упускает в своих неимоверно обстоятельных описаниях как раз те детали, в которых позднее учеными будет найден ключ к объяснению» [Кун, 1977: 35-36].
В то время как введение понятия «контент» позволяет сделать зримым существование научного знания в нетрадиционном для эпистемологии состоянии массива, представление о массивах знания помогает осознать тот факт, что подобное состояние вообще вполне характерно для результатов научного познания и встреча- в ется не только в варианте массива контентов. Например, исследо- « ватели зачастую с грустью отмечают, что наработки в волнующей §) их области научного познания напоминают отнюдь не единое це- ^ лое, но множество плохо связанных фрагментов. Весьма характер- ^ но воспоминание нобелевского лауреата Шелдона Глэшоу: «В 1956 г., когда я начал заниматься теоретической физикой, изуче-
П
ние элементарных частиц очень напоминало лоскутное одеяло... 01
Времена поменялись.. .Теория, которой мы сейчас располагаем, - ™
О
это истинное произведение искусства: лоскутное одеяло превра- 2
тилось в гобелен. Гобелены создаются множеством ремесленни- ф
ков, которые трудятся вместе. В законченной работе невозможно И
выделить вклад отдельных тружеников, так как слабые и непра- ^
вильные нити перекрываются нужными» [Глэшоу, 2002:227]. При '—
этом если научное знание существует в форме массива, то, будучи итогом суммирования вкладов отдельных исследователей в коллективный познавательный процесс, оно в чем-то может быть избыточным, дублированным, доказательным, а в чем-то и недостаточным, неполным, слабо обоснованным. Судить об этом возможно лишь в ходе выстраивания соответствующего кристаллоида знания.
Словом, и в этом отношении коллективная научная познавательная деятельность преподносит сюрпризы и демонстрирует особенности, которые прежде не выявлялись при осмыслении индивидуального научного творчества.
Научная мода и факторы ее порождения в коллективных познавательных процессах
С большим удовольствием познакомился недавно с воспоминаниями профессора физики А. Китайгородского (в свое время весьма известного исследователя) о временах буквально всенародного интереса к науке, жизни и деятельности ученых. В связи с этим не могу не привести его весьма показательную зарисовку ситуации той поры: «Я превосходно помню почти презрительное отсутствие интереса к естествознанию в среде гуманитариев в мои студенческие годы. И полную уверенность в том, что познание общечеловеческих истин не имеет ничего общего с проблемами естествознания. За истекшие годы картина переменилась. Сейчас молодые физики уверенно вещают, а их сверстники от литературы и истории с уважением слушают. Поэты и художники считают Д своим долгом хоть немного разобраться в физике и биологии. Уп-^ реки в непонимании основ теории относительности или квантовой О механики в адрес деятелей искусства стали покорно восприни-^ маться как вполне заслуженные» [Китайгородский, 1965: 170]. В Увы, этот звездный период науки прошел. Как же грустно он
^ контрастирует с тем, что мы наблюдаем и переживаем сегодня! BI Почему же то славное время вспоминается в этом, сугубо акаде-£ мичном материале? Обращение к прошлому обусловлено профессиональным интересом к подобной изменчивости общественного ф статуса научной жизни и деятельности. Думаю, в данном случае IA важно принять во внимание, что непродолжительное господство определенного вкуса или непрочную, быстро преходящую популярность принято толковать как моду. Тогда описанная профессо-
ш
ром Китайгородским ситуация повышенного и даже завышенного внимания к науке выступает примером проявления общественной моды на науку, а современная ситуация - явным отсутствием таковой. Соответственно в связи с отмеченными особенностями научной жизни важно, интересно и ново разобраться с феноменом моды на науку вообще или на ту или иную область исследовательской деятельности.
Анализ накопленного историко-научного опыта убеждает, что одним из важных условий возникновения «модной науки»2 выступает появление активных деятелей, выбирающих в качестве личной жизненной миссии участие в утверждении в общественном сознании некоторого познавательного приоритета. Иначе говоря, добивающихся того, чтобы в фокусе общественного внимания оказалось научное достижение, которое данным деятелям представляется особо значимым, но недооцененным обществом. Такого рода активных деятелей, стремящихся переключить общественное внимание на увлекшую их область научного поиска, можно обозначить специальным термином «культуртрегеры» (от нем. Kulturträger - носитель культуры, распространитель культуры). Этот термин когда-то был в ходу для обозначения активных «цивилизаторов» - проводников ценностей метрополий в сознание иных, «менее развитых» народов. Но он уже подзабылся и перестал активно функционировать. А потому, как представляется, может быть опять введен в оборот, но уже в более специальном смысле, представленном мной выше.
Думаю, многие коллеги еще живо вспоминают культуртрегерскую деятельность во имя синергетики, которую осуществлял такой увлеченный человек, как С.П. Курдюмов: «Сергея Павловича больше всего заботило то, чтобы синергетические идеи распространялись по миру и приживались в нем, произрастали, принося новые плоды, чтобы синергетическое движение в России ширилось и становилось более влиятельным, чтобы к ученым стали Ö серьезно прислушиваться политики» [Князева, 2010: 87]. «Он все- ^ гда развивал, а в своих устных докладах пропагандировал, если угодно, даже проповедовал синергетику как идею, как мировоз-
а
зрение, как видение мира» [Князева, 2010: 83]. В)
К слову сказать, роль подобного «переключателя общественного внимания» могут брать на себя не только специалисты в про-
двигаемой области научного поиска (каковым был уже упомяну- ф
2 Под «модной наукой» в данном тексте подразумевается временный повышенный общественный интерес к некоторой научной исследовательской области или научному ПрТ
познанию в целом.
тый С.П. Курдюмов). Этим же способны озадачиться, к примеру, специалисты в области философии и методологии соответствующего вида научной деятельности. Жизнь показывает, что в наше время массовых коммуникаций подобную миссию порой избирают для себя те или иные журналисты.
В силу избранной миссии обсуждаемые творцы научной моды сознательно или бессознательно представляют обществу переоцененный облик продвигаемого научного достижения. Подобная переоценка представляемого научного направления определяется в том числе и тем, что культуртрегерами выступают не просто популяризаторы науки, а увлеченные, пассионарные люди, рассматривающие эту деятельность в качестве своей миссии. Как правило, энергия стремящейся войти в моду науки ориентирована прежде всего на «внешнего потребителя» (неспециалистов в данной области), но серьезно смущает и молодые профессиональные умы, а также часть специалистов, не желающих показаться консервативными и невосприимчивыми к передовому и перспективному. Да и как устоишь, если известно, что человек, приобщенный к моде, воспринимается более значительным, чем в ином случае.
Не стоит думать, что речь идет лишь о некотором «околонаучном» феномене. Так, Р. Пенроуз в своем недавнем фундаментальном труде [Пенроуз, 2007] посчитал важным специально развернуто высказаться о моде на теорию суперструн в среде специалистов (!) по квантовой гравитации. Весьма характерно название соответствующего раздела - «Роль моды в физической теории». Любопытно и уточнение: «Мода не оказывает большого влияния там, где теоретические идеи постоянно проходят проверку экспериментом. Но в отношении тех идей, которые, подобно квантовой О гравитации, далеки от возможности экспериментального подтвер-« ждения или опровержения, мы должны быть особенно бдительны, §1 чтобы не принять популярность за подтверждение правильности» в [Пенроуз, 2007: 843].
_ Благодаря деятельности творцов модной науки традиционно
(В >|
учитываемая структура дисциплинарного научного сообщества разрастается за счет широкого вовлечения в дисциплинарную
О) жизнь разнообразных энтузиастов и поклонников. Так, в связи с
™ рождением кибернетики в свое время было отмечено: «Возникновение такого направления научной мысли привлекло к себе вни-
ф мание не только специалистов, но и широкой общественности.
И У кибернетики появилось много подлинных и мнимых друзей»
^ [Шалютин, 1961: 7]. Такие попутчики не участвуют в профессио-
—' нальном развитии избранной научной области, но играют вполне
значимую и заметную роль в формировании ее общественного статуса. Например, активно приобретают соответствующую профильную литературу, тем самым стимулируя и популяризируя ее издание, посещают семинары, конференции, иные тематические мероприятия, разносят информацию о новостях из жизни профессионального сообщества. В результате (профессиональное) научное сообщество начинает выглядеть в общественном сознании более значительным и более массовым. Чтобы учесть и эту реалию научной жизни, на мой взгляд, наряду с традиционным понятием научного сообщества целесообразно (особенно для модных наук и областей) использовать и такое специальное понятие, как гало научного сообщества. Именно так, на мой взгляд, удобно обозначить обрамляющую научное сообщество кадровую оболочку, состоящую из энтузиастов соответствующей дисциплины, не являющихся для нее профильными специалистами и потому не участвующих в ее содержательном развитии. Кстати, в результате получается, что для описания социальной структуры науки недостаточно даже двух уже использованных понятий, так как по существу в полном виде она должна учитывать как собственно научное сообщество, так и гало научного сообщества. Такую сводную структуру (из научного/профессионального сообщества и сопутствующего ему гало) можно в свою очередь зафиксировать как дисциплинарный клуб.
Как правило, наличие гало в фазе укрепления общественного статуса соответствующей дисциплины или области обычно не замечается и не вызывает у профессионалов особых возражений. Но после перехода дисциплины через пик популярности вдруг выясняется, что, например, «множество людей, далеких от собственно кибернетических воззрений, с полным правом начали име- О новать себя кибернетиками. При этом идея оказалась дискреди- « тирована, ребенок был выплеснут с водой, популяризация науки §) во многом заменила саму науку. Во многом это и предопредели- ^ ло судьбу кибернетики в научном сообществе» [Малинецкий, ^ 2009: 6].
Кстати, для появления модной науки одних лишь усилий даже
(В >|
самых активных культуртрегеров недостаточно. Требуется 01
наличие еще одного принципиального условия. Так, один из отцов ™
системных исследований и системный культуртрегер Людвиг фон g
Берталанфи отмечал, что он выступил с пропагандой системных ф
идей еще в 1925-1926 гг. Однако ответом был «заговор молчания» Ц
[Берталанфи, 1969: 23]. Но прошло время, и картина радикально ^
изменилась: «Ныне (в 1967 г. - А.К.) даже политические деятели '—
О
В)
о о
Е
<
на
требуют применения системного подхода, считая его революционно новой концепцией» [Берталанфи, Системные исследования, 1969: 31]. Попутно констатируется, что это удивительное и чудесное превращение состоялось благодаря изменению «интеллектуального климата» [Берталанфи. Системные исследования, 1969: 28]. Данное замечание фиксирует то существенное обстоятельство, что модным способно стать то, что затрагивает или способно затронуть важные общественные интересы, что находится в резонансе с ними. Убедить в этом общество - это и есть главное в культуртрегерской деятельности. Причем для запуска моды не так принципиально, оправдаются ли декларации. Существенно, чтобы какие-то ожидаемые понятные перспективы кандидата в модные науки затрагивали интересы граждан, соответствовали их надеждам и запросам времени. Поэтому, скажем, кибернетика стала модной не благодаря своему совершенно новому трансдисциплинарному видению мира, что в полной мере оценили лишь философы, но в силу заинтригованности общества тем, что кибернетики способны создать роботов, которые то ли освободят нас от тягот труда и жизни, то ли установят свое господство над человеком. Пафос вовсе не винеровский, но сработал именно он!
Итак, все сказанное выше было призвано показать, что целенаправленное и заинтересованное внимание к тому, как осуществляются коллективные познавательные процессы, позволяет увидеть стороны и особенности когнитивных процессов, которые пока не попадали в фокус внимания сообщества философов, изучающих природу познавательных процессов. Это делает подобного рода работу продуктивной, интересной и, на мой взгляд, заслуживающей внятного самоопределения для систематической поддержки и развития.
а
и Библиографический список
(В Берталанфи, 1969 - Берталанфи Л. фон. Общая теория систем - критиче-
ский обзор // Исследования по общей теории систем. М., 1969.
Берталанфи, Системные исследования, 1969 - Берталанфи Л. фон. Общая теория систем - обзор проблем и результатов // Системные исследования. Ежегодник 1969. М., 1969.
Глэшоу, 2002 - Глэшоу Ш.Л. Очарование физики. М., 2002. Китайгородский, 1965 - Китайгородский А.И. Физика - моя профессия. М., 1965.
Касавин, 2006 - Касавин И.Т. Социальная эпистемология: понятие и проблемы // Эпистемология и философия науки. 2006. Т. VII. № 1.
Касавин, 2013 - Касавин И.Т. Знание и коммуникация: к современным дискуссиям в аналитической философии // Вопр. философии. 2013. № 6.
Князева, 2010 - Князева E.H. Провозвестник нового видения мира // Знание - сила. 2010. № 8.
Коммуникативная рациональность - Коммуникативная рациональность. Эпистемологический подход ; под ред. И.Т. Касавина. М., 2009.
Кун, 1977 - Кун Т.Структура научных революций. 2-е изд. М., 1977.
Лавуазье, 1931 - Лавуазье А.Л. Мемуары. О природе вещества, соединяющегося с металлами при прокаливании их и увеличивающего их вес. Опыты над дыханием животных. О природе воды, экспериментальный метод. Введение к элементарному курсу химии. Л., 1931.
Лекторский, 2010 - Лекторский В.А. Субъект // Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. III. М., 2010.
Лэкки, 2013 - ЛэккиДж. Дефляционистский подход к групповому сообщению// Эпистемология и философия науки. 2013. Т. XXXVI, №2. С. 16-41.
Малинецкий, 2009 - Малинецкий Г.Г. Синергетика. Кризис или развитие? // К. Майнцер. Сложносистемное мышление: материя, разум, человечество. Новый синтез. М., 2009. С. 6.
Микешина, 2013 - Микешина Л.А. Конвенция как универсальная операция познания и коммуникаций // Эпистемология и философия науки. 2013. Т. XXXV, № 1.
Пенроуз, 2007 - Пенроуз Р. Путь к реальности или законы, управляющие Вселенной. М., 2007.
Социальная эпистемология, 2010 - Социальная эпистемология: идеи, методы, программы ; под ред. И.Т. Касавина. М., 2010.
Становление химии - Становление химии как науки. М., 1983.
Шалютин, 1961 - Шалютин С.М. О кибернетике и сфере ее применения // Философские вопросы кибернетики. М., 1961.
Яскевич, 1989 - Яскевич Я.С. В поисках идеала строгого мышления. Минск, 1989.
Электронный ресурс - http://www.3quarksdaily.com/3quarksdaily/2013/ 06/on-testimony.html
Эпистемология, 2012 - Эпистемология: перспективы развития ; под ред. В.А. Лекторского. М., 2012.
а е и
(В >1 а о
в
Е
<
№
