CC BY
49
8. Наумкин В.В. Ислам как коллективный игрок? // Международные процессы. 2006. Т. 4. № 1. С. 41-54.
9. Льюис Б. Последнее наступление ислама? // Россия в глобальной политике. 2007. № 5. С. 162-172.
10. Гуревич П.С. Фундаментализм и модернизм как культурные ориентации // Общественные науки и современность. 1995. № 4. С. 154-162.
11. Коэн А. Холодная война возвращается // Россия в глобальной политике. 2003. № 4. С. 97-107.
12. Иноземцев В.Л. Очень своевременный противник // Россия в глобальной политике. 2005. № 3. С. 38-53.
Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта "Конфликт цивилизаций в глобальном и региональном измерении: теоретический конструкт и эмпирическая реальность", грант РФФИ № 08-03-00208а
25 февраля 2009 г.
ББК 73:872
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И КОММУНИКАЦИЯ: ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ
В.Е. К
Развитие исследований коммуникации в последние десятилетия представляет одну из примечательных страниц современной науки. Многообразные аспекты коммуникации становятся предметом рассмотрения в различных научных дисциплинах, преимущественно социально-гуманитарного профиля. В отечественных публикациях обсуждается междисциплинарный характер исследований коммуникации, ставится задача создания общей теории коммуникации, "коммуникологии" как особой науки [1]. Дискутируются вопросы о статусе такой науки, о природе междисциплинарного синтеза исследований коммуникации. Обсуждение выходит на метатеоретический уровень, на уровень философской рефлексии. Философская рефлексия по поводу коммуникации выявляет две взаимосвязанные стороны проблемы: значение философии для развития теории коммуникации и влияние понятия и идеи коммуникации на философию. Ввиду многоаспектности данной проблемы предметом данной статьи является влияние исследований коммуникации, самой идеи "коммуникации" на эпистемологию.
В последние годы проблеме связи коммуникации и познания уделялось заметное внимание исследователей. В зарубежной философии следует указать прежде всего
Коротков Вадим Евгеньевич - кандидат философских наук, доцент кафедры философии Ставропольского государственного университета, 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1, e-mail: [email protected], т. 8(865)2358390.
на стремление Ю. Хабермаса обосновать социальное познание на основе "коммуникативной" рациональности [2]. В отечественной философии наряду с работами, отражающими опыт изучения и трансплантации на российскую почву концепции Ю. Хабермаса [3, 4], можно отметить также исследования конца 1980-1990-х годов, посвященные диалогич-ности человеческого мышления, изучению связей коммуникации, познания, понимания, и некоторые другие [5-7]. Исследователи подчеркивают, что рассмотрение проблем познания через призму анализа коммуникации существенно изменяет традиционные представления о познании, знании, о его обосновании, приводит к существенной трансформации классической теории познания.
При этом в отечественной философии переплетаются два подхода к критике классической теории познания: один связан с развитием философии диалога, диалогической традиции в философии, другой непосредственно связан с коммуникациологическими исследованиями на Западе, в частности, в немецкой социологии. Если в 1980-1990-е годы преобладала первая тенденция, то в начале XXI в. наиболее заметным становится влияние второго направления. Хотя эти две линии исследований явно связаны, между ними существуют различия, на которые нужно обратить внимание.
Korotkov Vadim - candidate of philosophy, associate professor of the philosophy department of the Stavropol States University, 1 Pushkin Street, Stavropol, 355009, e-mail: [email protected], ph. +7(865)2358390.
Диалогический подход представлен прежде всего диалогикой В. Библера [5], основывающейся на значительной традиции как в отечественной, так и в зарубежной философии. В. Библер исследовал диалогическую природу творческого мышления, в дальнейшем распространив диалогику на логику культур. Основной пафос диалогики связан с преодолением монологизма мышления, особенно его интерпретации в философии Гегеля. Диалогика связана с переходом от субъект-объектных отношений, предполагающих "отражение" пассивного объекта познания в сознании субъекта, к модели субъект-субъектных отношений, исходящей из взаимной активности участников познавательного процесса, признания их равноправия.
С признанием диалогичности сознания отечественные исследователи этого периода связывают изменение теории познания. А. Огурцов, отмечая утрату связи сознания и коммуникации в советской философии, подчеркивал: "В наши дни происходит радикальная трансформация гносеологических схем и моделей не только в нашей, но и в зарубежной философии. И эта перестройка тесным образом связана с интересом к проблемам диалога, диалогичности сознания" [6, с. 17]. С понятием диалога связывается важное для теории познания понятие "понимание". Так, Б. Крымский выделяет в качестве "модельной репрезентативной формы понимания" "диалоговую структуру, ядром которой является субъект-субъектное отношение" [7].
Исследования диалогического характера мышления получили развитие в логике. В последние годы изучены логические модели диалога, проанализированы логические структуры, лежащие в основе диалогического общения. Логические модели диалога изучаются на основе теории игр, а отдельные высказывания участников диалога рассматриваются как "ходы" в диалоговой игре. Логические исследования диалога выявляют "парадигмальный" характер логики диалога, "изоморфность" логических структур диалога (как спора, диспута) структурам научного исследования, философского рассуждения. К. Скрипник продемонстрировал связь философских и логических моделей диалога. Общей характеристикой диалогичности рассуждения является "взаимозависимость исходной точки и следствия: исходная точка утверждает следствия,
а следствия, в свою очередь, оправдывают исходный пункт рассуждения" [8].
С точки зрения логики диалог есть вид коммуникации, организованная аргумен-тативная коммуникация. Ведение диалога предполагает соблюдение как общих правил коммуникации, таких, как принцип кооперации Г. Грайса, так и специфических, присущих этой форме коммуникации требований и норм (например, правил ведения дискуссии). Вместе с тем нужно иметь в виду, что отечественные философы неоднократно подчеркивали отличие философской диалогики (как "логики" мышления и культуры) от логико-лингвистических и иных исследований коммуникации. Философы рассматривают "диалог как такого рода коммуникативный процесс, в котором происходит взаимодействие различных интеллектуально-ценностных позиций", отмечая как недостаток наличие в нем рудиментов "рационализируемого разговора и когерентно построенной беседы" [6, с. 18]. Таким образом, при всей важности философских и логических теорий диалога для исследования проблем познания следует иметь в виду, что исходная связь с коммуникацией в этих теориях выражена опосредованно.
В последние годы получили развитие исследования познания, основанные на теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и связанной с ней концепции "коммуникативной рациональности". Так, Р. Нугаев предпринимает попытку рассмотреть проблемы развития науки на основе теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и вводит в этой связи понятие коммуникативной рациональности в теорию науки [3]. М. Соболева изучает особенности новой рациональности, среди которых выделяются внимание к языковому аспекту выражения знания, перенос интереса с традиционной семантики на прагматику, перенос акцента с субъективности на интерсубъективную природу мышления и знания. "Хабермас считает, что именно формальная прагматика играет ведущую роль в решении вопроса о возможности объективного познания, поскольку она исследует структуру речи и вскрывает те ее свойства, которые объясняют возможность установления интерсубъективного соглашения об истинности высказываний" [4, с. 144]. Утверждение идеи коммуникативной рациональности ставит вопрос об основных понятиях новой концептуальной системы, в которой могут быть
интерпретированы положения традиционной эпистемологии. В этой связи отечественные исследователи обращают внимание на недостаточность классического трансцендентализма и гносеологии, основанной на понятии интенциональности Э. Гуссерля как основы эпистемологии.
Необходимо также отметить связь коммуникативной рациональности с новой интерпретацией идеи социальной обусловленности познания. На групповой характер интеллектуальной деятельности, "организованной в одно целое структурами коммуникации", обращал внимание еще Т. Щедровицкий [9]. Как отмечает А. Огурцов, одной из важных сторон новой эпистемологии является ее социо-логизация: "... Ядром новой социологической гносеологии должны стать не структуры безличного общения, не гомогенное общественное сознание, а сознание, представленное в разноречье языков, во всей разнородности субъектов общения - от личности до этнических групп" [6, с. 17]. Идеи коммуникативной рациональности оказываются созвучными идеям социальной эпистемологии и социологии познания.
Трансформация теории познания на основе исследований коммуникации получила заметное развитие в зарубежной философии. Коммуникация рассматривается рядом современных философов в качестве необходимого условия решения познавательных проблем, средства преодоления ограниченности традиционной эпистемологии и обоснования знания. Р. Рорти показал несостоятельность традиционной эпистемологии за пределами "нормального" дискурса и указал на роль разговора в обосновании знания в межпара-дигмальный период [10]. Немецкие исследователи (К.-О. Апель, Ю. Хабермас) идут дальше, придавая коммуникации характер трансцендентального основания познания, в чем проявляется их связь с традициями модерна.
К.-О. Апель рассматривает язык в качестве трансцендентального условия познания мира, предлагая "переосмысление с позиций философии языка природы понятийного мышления, предметного познания и осмысленного действия" [11]. При этом в центре его внимания оказываются вопросы употребления языка (прагматика), особое внимание уделяется интерсубъективному взаимопониманию смысла языковых выражений. Существованию взаимопонимания между участниками
коммуникативного сообщества придается фундаментальное значение, подчеркивается первичность взаимопонимания к отношению "познание - действительность". Отсюда следует некорректность традиционной для эмпиризма проблемы согласия отдельных познающих субъектов, ибо способность достигать согласия изначально присуща языку, усваивается вместе с ним. При этом способность к использованию языка и, соответственно, к коммуникации предполагает усвоение норм языковой игры идеального коммуникативного сообщества. Философ считает, что «общность всех "языковых игр" состоит в том, что в ходе изучения языка, - а значит, и в ходе успешной социализации в смысле некой "переплетенной" с употреблением языка "жизненной формы" - вместе с тем изучается что-то наподобие языковой игры, человеческой жизненной формы: а именно, вместе с другими языковыми играми приобретается компетентность к рефлексии собственного языка, жизненной формы и к коммуникации» [12]. Эта идеальная игра есть условие возможности и значимости человеческого образа действий как осмысленного образа действий. Нормы этой идеальной языковой игры, или идеальной коммуникации, складываются в процессе идеализации коммуникативных процессов в реальном сообществе. Понятие "трансцендентальной языковой игры" является центральным в концепции К.-О. Апеля, рассматривается им как возможная основа современной трансформации классической трансцендентальной философии под знаком языка. В результате сами субъективность и объективность могут быть рассмотрены как производные от языковой игры, предполагающей согласие, а место "сознания вообще" занимает регулятивный принцип критического достижения согласия в идеальном коммуникативном сообществе, который ранее уже был произведен в реальном коммуникативном сообществе. "Трансцендентальный синтез апперцепции" Канта заменяется на трансцендентальный синтез опосредованной языком интерпретации как единства взаимопонимания по какому-либо поводу в коммуникативном сообществе. Идеальная трансцендентальная языковая игра играет важную роль в "опосредовании" игр, тем самым разрешается проблема плюрализма игр, восходящая еще к Витгенштейну.
В отличие от концепции трансцендентальной прагматики К.-О. Апеля, концепция
универсальной прагматики Ю. Хабермаса явяется частью общего социального учения, а вопросы исследования языка рассматриваются в контексте построения современной социальной теории. Ю. Хабермас разрабатывает детальную теорию коммуникативного действия и строит на ее основе концепцию социального мира, который и рассматривается в качестве основания познания. Такой подход позволяет представить более наглядно значение прагматического подхода к языку и связанному с ним знанию для темы обоснования познания. Эта тема важна для Ю. Хабермаса, отмечающего значимость для теории модерна отказа от субстанциальной рациональности традиционных религиозных и метафизических истолкований мира и одновременно "доверие к процедурной рациональности". Отказ от требований к обоснованию, выдвигаемых "фундаменталистской теорией познания", не предполагает отказ от рациональности вообще [2].
Ю. Хабермас выявляет рациональный аспект коммуникации, подчеркивая, что коммуникативно выдвинутое согласие имеет рациональную основу. Как отмечает В. Фурс, "принципиально важным для коммуникативного согласия является момент невынужденного признания, а именно с процедурой интерсубъективного признания содержания коммуникативных актов Хабермас связывает рациональный характер практики взаимопонимания" [13]. Взаимопонимание между участниками идеального коммуникативного сообщества является ориентиром на путях поиска истины и справедливости.
В этом плане идеальная коммуникация выполняет у Ю. Хабермаса функции, сходные с трансцендентальной языковой игрой К.-О. Апеля. Рациональный характер коммуникации позволяет видеть в ней основание для изучения социального познания и действия. Идеальное коммуникативное сообщество как совокупность коммуникативных действий, основанных на взаимопонимании, противоположно сложившейся общественной системе как результату социальных действий людей. Коммуникативные действия образуют совокупность - социальный мир, который складывается в процессе учета взаимных притязаний участниками коммуникации. "Социальный мир, который (как совокупность регулируемых межличностных отношений) доступен лишь в перспективе участника
событий, в историческом, а потому (если угодно) также и в онтологическом плане обладает иным внутренним устройством, нежели описываемый в перспективе наблюдателя объективный мир. Социальный мир наполнен интенциями и воззрениями, практическими и речевыми действиями его членов. В равной мере это относится и к описаниям объективного мира, но не к нему самому" [14]. Познание погружено в структуры этого мира, которые и выполняют некоторые функции по его обоснованию. Составляющие мир коммуникативные действия в процессе его изучения подвергаются систематической реконструкции. Реконструкция связана с прояснением иллокутивной составляющей речевого акта, присущей формальной структуре любого акта коммуникации, с эксплицированием дотеоре-тического знания. При этом Ю. Хабермас рассматривает систематическую реконструкцию речевых актов как вид логического анализа, сопоставимый с логическим анализом языка. Иначе говоря, результаты такой реконструкции достоверны и могут применяться для обоснования знания.
Концепция Хабермаса покидает горизонт философии сознания с ее познавательной моделью. Немецкий философ идет через анализ языка (речевых актов) к философии действия. Научное познание при этом встраивается в коммуникативный процесс, в жизненный мир, концепцию которого Ю. Хабермас разрабатывает на основе феноменологической концепции жизненного мира Э. Гуссерля. "Место одиноко стоящего субъекта, который направляется к предметам и в рефлексии делает предметом самого себя, заступает не только идея познания, опосредованного языковым выражением и соотнесенного с действием, но совокупная взаимосвязь повседневной практики и повседневных коммуникаций, в которую встроены интерсубъективные в своих истоках и в то же время достигаемые в сотрудничестве познавательные результаты" [2, с. 19]. При этом Ю. Хабермас отмечает, что деятельностная и речевая функции играют иную роль, чем та, что выпала на долю саморефлексии в философии сознания. "Функции обоснования они выполняют лишь постольку, поскольку с их помощью отвергается как неоправданная потребность в фундаментальном знании" [2, с. 19]. Другими словами, можно сказать, что выход за пределы философии сознания и традиционной эпистемологии порождает лишь
квази-обоснование. Но в отличие от Р. Рор-ти, у Ю. Хабермаса рациональный характер обоснования сохраняется и за пределами "нормального" дискурса, хотя и в нетрадиционной форме обоснования не только научного, но также морального и правового дискурсов, для которых исследование коммуникативных оснований играет более значительную роль.
Немецкий социолог не стремится дать адекватную замену традиционной теории познания. Его задача скромнее: выявить и сохранить рациональные составляющие, присущие социальному миру, и показать, что рациональность, с которой была связана традиционная эпистемология, не обладает преимуществами перед рациональностью коммуникативного действия. При этом он выявляет связь коммуникативной рациональности и социологического подхода к познанию, переводит традиционные философские проблемы в социологическую перспективу.
Таким образом, в современной философии понятие "коммуникация" и связанные с ним подходы прямо или опосредованно оказывают заметное влияние на исследование познания. При этом происходит переосмысление традиционных понятий "познания" и "эпистемологии", содержание которых сложилось в Новое время и связано с базисными философскими представлениями о субъекте и объекте познания, о характере познавательной деятельности, о достоверности, истинности, доказательности и обоснованности знания. Существуют различные эпистемологические теории, рассматривающие познание как проявление свойств трансцендентального субъекта, как составную часть практической деятельности, либо, как в современной эволюционной эпистемологии - в контексте адаптационного поведения в системе "человек - природа". Эти теории отражают различные аспекты познавательной деятельности людей, их формирование свидетельствует о развитии представлений о познании. Различные варианты теории познания по-разному учитывают его социальную и культурную обусловленность, оценивают значение языка для познавательной деятельности, исходят из различных представлений о природе познания, но общим для них является субъект-объектное отношение и связанный с ним комплекс теоретико-методологических требований.
Вместе с тем рассмотрение познания в аспекте его связи с коммуникацией заметно
отличается от вышеназванных теорий. Возросший интерес к коммуникации стимулировал рассмотрение познавательной деятельности в контексте коммуникативных связей. Поэтому, как представляется, необходимо рассмотреть специфику исследования познания как части коммуникативной системы.
Коммуникация представляет собой сложный феномен, понятие "коммуникации" многозначно. Особую значимость оно имеет для социально-гуманитарных наук, рассматривающих наиболее сложные модели коммуникации, связанные с использованием языка. Коммуникацию можно определить как процесс передачи социально значимой информации в контексте определенной коммуникативной ситуации. Являясь одним из существенных аспектов человеческого бытия, коммуникация связана с общением, с пониманием, и изучение познания в этом аспекте является необходимым.
Коммуникацию можно рассматривать как вид практического действия, предполагающего некоторый когнитивный аспект. В этом отношении коммуникативное действие можно сопоставить с другими видами практического действия, с интенциональным действием. Когнитивные структуры коммуникации отличаются от когнитивных структур трудовой деятельности, других видов практики. В частности, заметное внимание таким структурам уделяет когнитивная теория употребления языка Т. Дейка, изучающая, как происходит планирование, производство и понимание речевых актов. Т. Дейк вводит понятие "прагматического понимания", основанного на психологических, социальных, культурных аспектах усвоения информации [15]. Важную роль в этом играют фреймы и мета-фреймы, фундаментальные знания, образующие картину мира участников. С социологической же точки зрения коммуникативное действие - это особый вид социального действия, отличающийся от интенционального действия тем, что оно предполагает взаимное совмещение перспектив участников. Соответственно, вырастающие на основе таких когнитивных структур формы организации знания также будут отличаться от традиционно понимаемого нами познания.
Специфика коммуникации как деятельности, по нашему мнению, состоит в том, что это, во-первых, символическая, прежде всего языковая деятельность; во-вторых, она
предполагает субъект-субъектное отношение; в-третьих, познавательный компонент здесь вплетен в ряд практических, эмоциональных и иных отношений участников коммуникации к ее предмету; наконец, отношение к предмету здесь опосредовано взаимными отношениями участников, регулируемых различными правилами. Поэтому рассмотрение познавательной деятельности в коммуникативном плане предполагает заметное усложнение концепции познания.
Так, учет позиции другого участника, его отношения к передаваемому сообщению и к описываемому в нем референту предполагает познание другого, интерпретацию его действий и высказываний. Это отношение к другому лежит в основе интерсубъективности, которая заменяет классическую субъективность. Символическое выражение передаваемой информации выдвигает на первый план проблемы интерпретации, выявляется особая роль герменевтического подхода. Кроме того, познание рассматривается как часть духовно-практического освоения мира, что определяет прагматический характер языковых описаний, особую роль ценностных, нормативных компонентов.
Исследование этих и иных сторон познания, связанных с рассмотрением его в коммуникативном плане, представляется важной задачей современной философии. С ее решением связана и дальнейшая судьба эпистемологии, ее трансформация в современную теорию знания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Основы теории коммуникации. СПб.: Гардарики, 2004. 615 с.; Василик М.А. Наука о коммуникации
или теория коммуникации? К проблеме теоретической идентификации // Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. науч. тр. СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2004. С. 4-11.
2. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. 380 с.
3. Нугаев Р.М. Смена базисных парадигм: концепция коммуникативной рациональности. // Вопросы философии. 2001. № 1. С. 114-122.
4. Соболева М.Е. Интенциональность - коммуникация - язык. Проблема последовательности // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 132-146.
5. Библер В.С. От наукоучения - к логике культуры: Два философских введения в XXI век. М.: Политиздат, 1990. 415 с.
6. Диалог и коммуникация - философские проблемы (Материалы круглого стола) // Вопросы философии. 1989. № 7. С. 3-27.
7. Доказательство и понимание. Киев: Наукова думка, 1986. 312 с. С. 33.
8. Скрипник К.Д. Философия. Логика. Диалог. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1996. 146 с. С. 127.
9. Щедровицкий Т.П. Интеллект и коммуникация // Вопросы философии. 2004. № 3. С. 183.
10. Рорти Р. Философия и Зеркало Природы. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 1997. 320 с. С. 237.
11. Назарчук А.В. Язык в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля // Вопросы философии. 1997. № 1. С. 70.
12. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. 1997. № 1. С. 86.
13. Фурс В.Н. Философия незавершенного модерна Юргена Хабермаса. Минск: Экономпресс, 2000. 224 с. С. 50.
14. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. 417 с. С. 106.
15. Дейк Т., ван. Язык. Познание. Коммуникация: Сб. работ. М.: Прогресс, 1989. 310 с. С. 14.
21 января 2009 г.
ББК 87.3
ОТНОШЕНИЕ "Я-ТЫ" В ФИЛОСОФИИ Л. ФЕЙЕРБАХА И ПРОБЛЕМА ОБЩЕНИЯ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМЕ XX ВЕКА
И.В. Дёмина
Проблема общения и коммуникации привлекает в настоящее время большое внимание. Причину этого следует искать, как показывают
работы многих философов и социологов, в отчуждении человека, его одиночестве и изоляции. К. Ясперс высказал глубокую мысль: "Сегодня, когда мы не можем даже молиться
Дёмина Ирина Владимировна - преподаватель кафедры философии Кубанского государственного университета, 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, e-mail: [email protected], т. 8(861)2199612.
Dyomina Irina - teacher of the philosophy department of the Kuban State University, 149 Stavropolskaya Street, Krasnodar, 350040, e-mail: [email protected], ph. +7(861)2199612.
