CC BY
45
НАУЧНОЕ ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ «IN SITU» №3/2015 ISSN 2411-7161
ценностного образования, эффективности методов, приемов, инструментов управления ценностным образованием в складывающейся ситуации.
Проектировочная функция философии ценностного образования нацелена на превращение этой философии в методическую базу для синтеза облика будущего ценностного образования, создание методов и инструментов управления ценностным образованием в инновациях и национальной экономике. В более узком аспекте проектировочная функция философии ценностного образования реализуется в создании образцов познавательной и практической деятельности в ценностном образовании, национальной инновационной системе, национальной экономике.
В статье описаны методические особенности ценностного образования, развиваются методические положения философии ценностного образования, отражающие особенности методологии такого образования.
Список использованной литературы
1. Ярошенко Н.Н.Ценностное содержание образования в сфере культуры и искусств: контекст международного взаимодействия -М.: Вестник МГУИК, 2011, № 5 (43), с.27-34
2. Запесоцкий А.П. Философия образования и проблемы современных реформ// Вопросы философии, №1, 2013, с. 24-35
3. Глущенко В.В., Глущенко И.И. Совершенствование философии и методологии науки, управления и прогностики: парадигма интеллектуального управления - М.: ИП Глущенко Валерий Владимирович, 2009. - 120 с.
© Глущенко В.В., Глущенко И.И., 2015
Дуглас Суарес Ромеро
Аспирант тех. наук, РУДН г. Москва, РФ E-mail: [email protected]
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ЭЗРА ХЕЙМАНА КАНТОВСКОГО ПОНЯТИЯ
НОУМЕНА
Аннотация
Предмет изучения этой статьи - это реконструкция структуры аргументов, которыми Кант обсуждает проблематику между феноменами и "вещи в себе" или ноумен, в контексте его философии познания. Философское напряжение, являющееся центром анализа, будет задачей Канта выяснить и завершить различие между эмпирическим и трансцендентальным употреблением понятий. Это напряжение в свою очередь определяется между кантовскими проектами в целом, каждый раз для Канта, применение чистых понятий априори понимания не может происходить без адекватного разграничения эмпирического опыта.
Исследование возникает как анализ текста Канта "Основа различия всех предметов в целом на явления и вещи в себе", глава III трансцендентальной доктрины мудрости (или аналитика принципов) в трансцендентальной аналитике, второго издания критики чистого разума и как критический горизонт работы Эзра Хеймана о понятии и вещи в себе, в его статье "Концепт Канта о вещи в себе и ее проекции на практике", включенной в Декантации Канта.
Центральный проект критики чистого разума это показать объективную ценность наших чистых понятий априори. Следовательно, самому Канту, его собственная философия означает коперниковскую революцию, другими словами, большое разнообразие относительно предыдущих философий. Для них субъект должен появляться для требований объективной реальности; для Канта, это объект, который подчиняется условиям субъекта: субъект предвиден в структурах знаний, которые обуславливают то, что
_НАУЧНОЕ ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ «IN SITU» №3/2015 ISSN 2411-7161_
может быть известно. Точность и понимание представляют две опоры, на которых покоится наше знание. Они составляют подлинные рамки, где возможно эмпирическое познание.
То, что субъект узнает относительно точности это объекты как явления. Назовем явлениями объекты как показатели точности. Что касается их, то они становятся возможными воспринимаемыми формами перед расположением чистых априори условий - времени и пространства. К чувствам пространства и времени как чистым понятиям понимания априори эмпирического познания добавляются категории. Для Канта, знание зависит от точности и понимания. Соединение двух способностей делает возможным познание объектов.
Трансцендентальный кантовский идеализм не относится к существованию вещей в целом, ни к реальному отношению с субъектом, а стремится установить исключительную характеристику самого знания. Знать значит, для Канта, обуславливать или включать нечто многогранное под синтетическим единством понимания. За этими рамками мы не знали бы, что значит знать что-то, основной результат критического исследования это различие явления и веще в себе.
Ключевые слова Знание, явление, вещь в себе, пространство и время, точность, понимание, эмпирический и трансцендентальный опыт.
В продолжении будет представлен текст с заголовком «Кантовское понятие вещь в себе и ее проекции на практике Эрза Хеймана». Сначала Хейман говорит в очень категоричной форме, что кантовское понятие вещи в себе было введено Кантом множеством способов и было использовано во всем своем расширении в каждой из двойственности, которые понятие вещи в себе производит на протяжении критики чистого разума.
Хейман утверждает, что это понятие формирует фигуру оппозиции с явлением, что является тем же самым, противоположному термину тому который проявляется, не назначает скрытое предъявленному, поэтому мы его принимаем за скрытое, однако, он может раскрыться к нашему счастью или испугу [1, с. 99]. Хейман отмечает, что предыдущая интерпретация может пониматься как понятие вещи в себе. Это позволяет нам видеть в терминах знание, которое скрывается под явлением. Это знание через нашу способность думать, мы причисляем к тайному, но оно может раскрыться к счастью или к несчастью. Также он утверждает, что это усилие способности думать в преодолении границ явления, в оправдании тайного или достижении тайного существует для выражения заявленного. В свою очередь это естественно критиковать эту возможную основу понятия вещи в себе через это определение.
Хейман обосновывает предыдущий текст посредством следующей цитаты: « Нас поддерживают для этого в очень прозрачном объяснении Канта, содержащегося в [2, с. A 257-258/B 313-314], но более основательно в теории самого Канта, которая утверждает, что все, что говорит наука относится строго к области явлений и отвечает на физико-причинный-категориальный порядок опыта, по поводу чего Кант скажет что, объекты, которые должны быть представлены как объекты опыта в полной связи с явлениями [2, с. B 314].
Хейман заявляет, что до этого момента нет проблем относительно теории, сказанной по сути дела. Но не отрицает возможности, что понятию вещи в себе будет придано первостепенное значение, которое раньше отрицалось. Признать, что вещь в себе существует и что это знание вещи в себе происходит не от собственного объекта, как до этого утверждалось в трансцендентальной аналитике.
Хейман считает, что если пассивный компонент принимается во внимание, сокращения, которые навязывает реальность, и которые выражаются в слове (опыт), то кажется очевидным, что должно постулироваться хотя бы как источник знания, независимый от него объект. [1, с. 100].
Становится ясным, что независимый объект будет вещью в себе и что пассивный компонент, на который ссылается Хейман, это чувствительность. С предыдущей цитатой можно принять возможность обосновать вещь в себе, как независимый от явления объект, рассматривая условия чувствительности в компонентах (реальность) и (опыт).
По этому поводу Хейман скажет, что кажется полностью оправданным выводом. Вещь в себе понимается Кантом как независимый объект, причина расположения, которую мы получаем и которая составляет одну из точек отправления в когнитивной процессе [1, с. 100].
_НАУЧНОЕ ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ «IN SITU» №3/2015 ISSN 2411-7161_
Из этого утверждения происходит важный пункт для основной базы знания, что является непознаваемостью вещи в себе. Когда Хейман говорит, что вещь в себе это независимый объект и что это причина получаемых положений, он признает, что в то же время мы не располагаем познавательными инструментами для ее познания. Непознаваемость как понимаемая, не что иное, как тавтология, того, что нельзя познать, если не познавать способы, которыми можно познать [1, c. 100].
Мы познаем то, что познаем согласно нашим формам знания, которые являются единственными, которые нам нужно познать. Этот тавтологический характер, на который указывает Хейман, остается скрытым дополнительной теорией интерпретации, согласно которой, наш способ познания исказит изначальный объект. Он принимает это прочтение и защищает именно для того, чтобы подтвердить невозможность такой теории познания. Хейман справедливо отмечает, что Кант никогда не задумывался над этим проектом, и подтверждает теорию согласно Канту говоря, что разум признает только то, что производит он сам по наброску, что разум должен предупредить принципы своих суждений согласно постоянным законам и должен принудить природу ответить на его вопросы [2, c. B XIII].
Некоторые толкователи опровергли теорию Кана, что при взаимодействии с объектом, мы искажаем его и, следовательно, произвели необоснованные тексты согласно не воспроизводству постулата познания согласно теории, поэтому Кант ответит на это цитатами (B-XII), и Хейман сформулирует основную проблему. Если мы сможем понять, как можно утверждать, что каждая форма построена субъектом и в то же время подтвердить, что именно этим способом мы способны принять, чтобы природа нас обучала, то мы можем прийти к соответствующему пониманию кантовского понятия вещи в себе [1, c. 101].
Согласно цитате Канта, которая говорит; «у меня нет ничего, что было бы абсолютным, только сравнительно внутреннее и что состоит, в свою очередь, из внешних отношений» [2, c. A 277/B 333], Хейман нам напоминает, что мы не располагаем никаким понятием, которое могло бы предварительно определить у нас внутри без присутствия объекта опыта. Так что думать, что мы являемся на встречу, которая составляет опыт с собственной структурой, и что этот опыт производит реальность, которую мы знаем, будет категорически заявлено, что это ложь. Условия познания, на которые ссылается Кант в критике, подразумевают именно противное, на что Хейман скажет, что знать, это с одной стороны подвергать действию вещи, быть частью общества существующего внутри деятелей. С другой стороны придать взаимодействиям значительную организацию с точки зрения особенных человеческих исследований, которые касаются временной структуризации своей собственной жизни в отношении окружающего мира [1, c. 101].
Этим пониманием знания мы направляемся к высоко критической позиции, когда мы спрашиваем об объекте что это? Также мы спрашиваем о возможности его постижения нами, то есть о возможности, которая согласно моим способностям к мышлению должен для познания этого объекта и его осознания. Хейман представляет эту путаницу, которую он старается решить в предположении того, что главная характеристика вещи это нечто, что она в себе содержит, без отношения к какой-либо другой вещи. Эта вещь поддерживается в теории Канта, что означает следующее; все, что мы знаем о материи, это то, что она состоит из простых отношений (то, что мы называем их внутренними определениями, которые только сравнительно внутренние). Но они есть между этими определениями, которые являются независимыми и стабильными, которыми нам дан определенный объект [2, c. A 285/B 341].
Хейман показывает нам, что для того, чтобы понять объекты, которые должны предполагать со стороны познаваемого субъекта пространственно- временную конструкцию и концептуальную, первая понимает порядок определений и вторая стабильность, обе позволяют говорить об объекте как об узнаваемом определении. Поэтому мы можем сказать, что мы изучаем объект посредством физического взаимодействия через точность субъекта, который ее познает, также посредством математических и физических конструкций, что является тем же самым, что и посредством чистой и эмпирической интуиции и последнее, возможностью суждения субъекта, которая состоит в применении второй предпосылки, частный случай первого. На это Хейман скажет, что теория о субъективной конструкции (и одновременно объективной) определений объекта не подразумевает, поэтому теория о хаотическом веществе, которая предоставит нам действительность для познания[1, c. 102].
_НАУЧНОЕ ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ «IN SITU» №3/2015 ISSN 2411-7161_
Сам факт того, что мы имеем возможность понять объект согласно сказанным определениям в предыдущем тексте, не означает, что это все, что можно сказать об этом объекте. Важно, что мир нам представляется в порядке или без него и главная проблема в том, что это происходит только относительно субъективности, о которой идет речь. Из этой проблемы Хейман делает два важных вывода; а) нельзя ничего сказать об объекте вне его определений, которые охватывают прямо или косвенно нашу точность и нашу способность взаимодействия с объектом и b) мы можем сказать, что мы соотносимся с объектами, как и наши знания, соотносятся и стабилизируются посредством субъективной деятельности. Под вещью в себе Хейман подразумевает впоследствии объекты, которые определяются без всякого типа внешних отношений, не принадлежат к сфере нашего опыта. Так как у нас нет никакого представления о предъявленном другим способом объекте, который в рамках чувствительного опыта, мы должны сказать, что ничего не знаем о вещах в себе, ни то чем они будут являться, ни чем они являются из всех возможных таких объектов [1, с. 102].
Кант не сомневается ни на сколько, считая, что объект определяется только для субъекта, который феноменально определяется при взаимодействии с объектом. Объект наделен чувствительностью, и определится ноуменом, если существовал бы интеллект, который был способным познать, не воздействуя на объекты, которые в этом случае не были бы не чувствительной интуицией, а интеллектуальной. Но Кант говорит, что до настоящего времени, мы не смогли проверить, что чувственная интуиция единственно возможная интуиция, но единственно возможная для нас, также не смогли доказать, что было бы возможным другой вид интуиции, хотя наше мышление может сделать абстрактным любую чувствительность. Остается вопрос, является ли это мышление простой формой понятия, и если есть объект после выполнения этой абстракции. [2, с. A 253].
Хейман нам напоминает, что факт того, что если бы вещи, которые можно охарактеризовать как вещи в себе, не существовали, это не умаляет реальности явления, так как познание субъекта познания не зависит от существования вещей в себе. Поэтому Хейман скажет, что в соответствии с Кантом в [2, с. B 72), именно феноменальное знание зависит от существования объекта таким образом, что само познаваемое существо зависит от объекта, соотносятся ли они или соответствуют. Оставляя позади объясненной возможность основать вещь в себе и форму того, как познаваемый субъект познается в соответствии с тем как познается, Хейман посредством «Опровержения идеализма Канта», вводит нас на путь, по которому мы начали делать эту работу. Так, он утверждает, что когда совесть сама выражает слово «я есть», можно подумать что эта эмпирическая несомненная действительность, которая означает, что я существую, может рассматриваться другими эмпирическими действительностями, которые гарантируют ее обусловленность.
Но как трансцендентальная структура, которая обеспечивает знания априори, и как автономная нравственная личность мы имеем внятную высшую действительность и независимую эмпирическую [1, с. 104].
Мы столкнулись с важной связью, признания автономного морального субъекта (свободного), оснащенный внятной действительностью, который нельзя видеть как феномен ни менее того предугадать категории и что он независим от опыта. Хейман добавляет, что предыдущий постулат, рассматривая возникшие отношения, несомненно, между трансцендентным и эмпирическим, отношения, которые отвечают как одному, так и другому.
Хейман подтверждает различие и одновременно связь, возникающую между критикой чистого разума и критикой практического разума, относительно как понимают (трансцендентальную совесть и эмпирическую).
Первая скажет, что эмпирическая дана склонностью к внутреннему чувству понимания и вторая, что практический разум основывается на субъективном определении под влиянием в точности, где возникает чувство уважения. Нравственный закон не зависит по своей ценности от способности влиять на чувствительность, но основывается на направлении действия только на то время, как чувствительность попадает под ее влияние [1, с. 105].
С представленной основой и функцией, которую мы знаем, как точность, нравственный закон функционирует независимо от нее. Мы познаем действия людей без постулатов познаний отвечающих на
_НАУЧНОЕ ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ «IN SITU» №3/2015 ISSN 2411-7161_
чистые категории априори и условия точности априори (пространство и время), но эти действия людей влияют на точность. Нравственный закон играет важную роль для критики чистого разума, потому что познается посредством чувствительности, но не основывается на ней. Мы не можем ее предсказать или познать априори, посредством нашего разделения познаний. Хейман утверждает согласно Канту, то, что он должен, предполагается тем, что он может и нужно сказать, если нравственный закон происходит не от чувствительности, его появление как нравственного закона предполагает точность, которая соответствует этому нравственному закону.
Хейман понимает под ноуменом объект, который можно определить без всякого типа внешних отношений, не принадлежащих к сфере нашего опыта. Так как мы не имеем никакого понятия объекта, который проявлялся бы другим образом, в рамках чувствительного опыта, то мы должны заметить, что не знаем ничего о ноумене, чем же это будет из всех возможных объектов. Согласно этим рассуждениям Кант делает выводы и представляет, что ноумен нельзя понимать как то, что может быть задумано более не познаваемым согласно физическим определениям, что является ограниченным понятием, которым сокращаются стремления чистого понимания выйти за границы определения чувствительности. И это не является противоречием, потому что его мышление не подразумевает онтологических компромиссов с нашей интуицией (единственной, которой мы располагаем). Это, наоборот проблематично, потому что нельзя ни подтвердить, ни отрицать существование, поэтому ее использование может быть только в негативной форме, так как мы не располагаем трансцендентальной интуицией способной предположить не найденный объект между пространственно-временными указаниями.
Все эти кантовские понятия не убавляют действительности относительно эмпирического явления, так как мы говорим об объекте, который обуславливает только через нашу субъективность. Тогда, почему Хейман считает, что Кант ввел понятие вещи в себе? Хейман утверждает, что с одной стороны, чтобы критически определить, объект, который мы обычно воспринимаем в нашей действительности и говорим с уверенностью, что знаем его, мы должны утверждать, что такой объект познания не то, что находится в действительной природе и собственные внутренние определения к ней, без чего-то, что могло бы внешне обусловить. Так как если этот объект имеет все свои внешние условия, если его познание не может закончиться никогда и синтез феноменального мира никогда не является полным, тогда до настоящего момента можно сказать, что знание зависит от достижений и уровней экспериментального воздействия. Это подразумевает, что знание не зависит от него, а от адекватности внешнего условия.
Из философско-эпистемологического учения отделяется то, что для Канта, как и для Хеймана, понятие ноумена представляется как понятие, которое может быть задумано чистым пониманием, чье мышление не подразумевает универсальности и необходимости познания объекта, это требует, чтобы объект был расположен внутри определяемых сообщений чувственностью. Чисто интеллектуальная связность мыслимого объекта как ноймена в негативном смысле, не подразумевает когнитивной связности, которая происходит только при условиях чувствительности. Понятие ноумена состоит только в ограничении понятия, необходимом для философского объяснения эмпирического опыта понятий и мышление, которое их соединяет: демонстрация неподдельного познания наших интеллектуальных способностей, как Кант сказал, могут стремиться выходить за пространственно-временные рамки интуиции. Представление ноумена в негативном смысле не противоречиво, проблематично и полностью не определенно, поэтому его философское подтверждение будет уменьшено исключительно к нравственному плану. План, где отношение размышлений этого понятия не подразумевают эмпирической необходимости, ни существования законных научных ссылок через которые углубляется познание объектов в рамках опыта.
Список использованной литературы
1. Хейман, Эзра. Переливание кантовское (тринадцать критических исследований и Совместный обзор), ЦУВ, 1-й. Издание 1999 года.
2. Кант, Иммануил. Критика чистого разума, редакция Alfaguara, двенадцатое издание, Мадрид Испания, октябрь 1996 года.
© Дуглас С.Р., 2015
